Текст книги "Героинщики (ЛП)"
Автор книги: Ирвин Уэлш
Жанр:
Контркультура
сообщить о нарушении
Текущая страница: 42 (всего у книги 46 страниц)
Я не поднимаю головы, потому что до сих пор чувствую себя, как Shakin’ Stevens, после больницы и реабилитации. Я потел всю минувшую ночь – мой организм, пожалуй, запаниковал. Боюсь, я до сих пор страдаю от последствий детоксикации.
В какой-то момент я совсем не мог дышать; это было похоже, будто я вообще забыл, как это делается. Понимаете, я, типа, сдал анализы, и врачи сказали, что все нормально, но что-то было не так. Говорят, эта болезнь встречается только у гомосексуалистов. Поймите правильно, я не хочу сказать, что педики этого заслуживают, но все равно волнуюсь, потому что понимаю, что мог этим заразиться от того, что мы с Джереми Бидлзом ширялись одним шприцем. Я провертелся всю ночь, пытаясь перевести дыхание и слушая, как на улице кричат коты и какие-то мудаки, которые то ли дрались, то ли трахались – вот у них ночка веселая. Лучше мне стало только утром, и только тогда я смог заснуть.
Сейчас все колются. Сначала было только несколько крутых престарелых мужиков типа Дэнни Росса, Самбуки Агнес, потом у них появились наследники – Рентс, Кайфолом и, собственно, я. Возможно, я просто по уши погряз в «да-пошел-ты» рок-н-ролльной культуре, тем самым стараясь как можно больше шокировать публику вокруг, понимаете? Если те мудаки когда-то и беспокоились о наших местных, то мне на них точно похуй. Сейчас такая наша ебаная правда, последние бастионы Эдины (как их называл Кайфолом) и все остальные ребята, которые сидели в баре с бутылками со светлым пивом «Теннет» и смеялись над нами еще шесть месяцев назад, упали под давлением героина. Джонни Лебедь деньги лопатой загребает, и этот риск вполне оправдан, хотя он и знает, что в один прекрасный день к нему обязательно придет полиция и непременно найдет в его квартире наркоманский притон.
Поэтому я сейчас стараюсь держаться подальше. В конце концов, нашел общий язык с мамой, уже перемены к лучшему. Она настаивает, чтобы я вернулся домой, но мне гораздо больше нравится на нашей Монти-стрит. Круто иметь свое собственное жилье, хоть ненадолго, и неважно, что оно очень и очень простенькое, понимаете? Рентс еще не вернулся из реабилитации, но скоро его должны выпустить. Кайфолом все еще гостит на материнской родине. Точнее, на родине матери своей матери. Наша квартира очень удобная для двоих, но, видимо, несколько маловата для трех человек; поэтому когда они оба вернутся, я, пожалуй, поеду домой. Но сейчас так хорошо сидеть здесь, смотреть фильм со Сталлоне, хотя я что-то никак не могу на нем сосредоточиться. слишком много жестокости, друг, pour moi. Кошаки, которые попали в тюрьму, типа Бэгби, например, делали ужасные вещи в реальной жизни, а такие актеры, как Сталлоне, только шутят над ними и получают неплохую зарплату. По сути, они только делают вид, что так же крутые, как Франко или Нелли! И таким образом они только уничтожают в таких юношах, как Франко, любое желание стать лучше, а могло бы все сложиться по-другому, если бы каждый богатый голливудский кошак не просто хотел поиграть в плохого парня, а занял их место, например.
Правильно я говорю?
Поэтому я нахожу кассету с «Волшебником страны Оз» и пересматриваю ее. Я понимаю, этот фильм немного староват, но я же не веду себя, как гомик, хотя и с удовольствием смотрю это кино почти каждый день. Потом я вдруг вспоминаю, что видел один раз гомика, который принимал кокаин, просматривая «Волшебника страны Оз». Это просто глупо, нельзя быть слишком суеверным чуваком. И все же прекрасно сидеть и смотреть кино в своем родном уголке, тихо и мирно, вообще без наркотиков. Понимаете?
Я приношу себе чашку чая, точнее, суповую миску чая (у нее даже ручка есть, я не неуч!) с символикой «Хиббс» и полпачки шоколадных Mc’Vities Digestive. Это настоящий рай! Однако я чуть не бешусь, когда роняю одно печенье прямо в чашку. Но хуй с ним, я просто кайфую, когда делаю глоток из этого океана горячего, сладкого удовольствия. Смотрю я на Манчкинов, которых показывают по телеку и которых голливудская студия отождествляет со средним классом и понимаю, что они больше похожи на нас, страдающих от безработицы, обрушенной на нас Тэтчер, типа. И вдруг я слышу, как кто-то открывает дверь ключом!
Вот блин!
Это должно быть Рентс, это точно не Бакстер, хозяин квартиры, о котором Гэв Тамперли рассказал нам, что бедного старика нашли с пробитой головой в своей квартире на Лондон-роуд. Помню, Кайфолом говорил, чтобы мы держались подальше от его сына, коварного мудилы, но я сейчас мог сделать? Да, друг, такова жизнь – старик со всеми своими домами и клиентами, домовладелец, умер в одиночестве, хотя никаких наркотиков не употреблял. Надо как-нибудь позвонить Элеонор Бакстер ... Мне всегда было жалко таких одиноких людей.
Я встаю с дивана и шагаю к двери: на пороге появляется Кайфолом, у которого в руках сумки и выпуск «Ивнинг Ньюс».
– Кочерыжка!
– Кай.. Саймон, как дела?
– Дэнни-бой ... Сильно ты похудел, – разглядывает он меня, а потом продолжает: – Все путем?
– Конечно! – радостно отвечаю я, потому что сейчас меня все только и спрашивают, что о СПИДе, я, бля, сейчас известен, как Дэвид Боуи, понимаешь? – Что ты здесь делаешь?
Ты же сейчас в Италии должен быть?
У Эль-Кайфоломос появляется знакомый мне овечий взгляд, и он начинает рассказывать.
– Э-э-э ... Обычные сельские дела. Ты не можешь вести себя там так, как привык вести себя здесь, Дэнни, – объясняет он, почесывая яйца, – это надо просто видеть; Папа Римский там держит руль, отчаявшимся там ни шагу тронуться. Трудно мне там пришлось, поэтому я решил заблаговременно уйти с той сцены, – с этими словами он бросает «Ньюс» на стол. – Ты посмотри, Клаудиа Розенберг сегодня выступает. Хочу обзавестись билетами, для нас обоих.
Он идет в гостиную и кричит оттуда:
– А где наш телефон?
И вдруг видит, что я смотрю по телевизору.
– У-ла-ла-а, Джуди Гарланд выглядит очень сексуально в том полосатом платье . Прости, приятель, ты подрочить собирался?
– Нет ... Просто хочу посмотреть кино, – говорю я. Кайфолом кивает, берет трубку и начинает набирать номер.
– Здравствуйте! Могу ли я поговорить с Конором? Передайте ему, что это Саймон Дэвид Уильямсон, он поймет. – Кайфолом зажимает трубку ладонью и говорит мне: – Ебаные секретутки, «могу я узнать, кто звонит..» Он закатывает глаза. Вдруг ему отвечают, и он сразу переключается на обычную приветливую, льстивую речь: – Здравствуйте! Кон! Неплохо, приятель, совсем неплохо. А ты? Прекрасно! Слушай, друг, у меня сейчас совсем нет ни одной свободной минутки, поэтому я прошу непростительно быстро перейти к главному. Какие шансы есть бесплатно получить билеты на ту певицу из Дании на сегодняшний вечер? Ага, меня это вполне устраивает! Дружбан, ты, блядь, гений!
Не хочется мне иметь с ним дело. Я вообще не употреблял ничего, пока он не приехал, а в трезвом состоянии просто ненавижу толпы людей, у меня настоящая клаустрофобия. Но Эль-Кайфоломос выглядел таким счастливым, и я не мог бросить этого кошака, когда он в таком прекрасном настроении. К тому же, это – Клаудиа, певица из Дании, она настоящая легенда!
Кайфолом подходит к своим сумкам, расстегивает одну из них и достает бутылку вина.
– Неси два чистых стакана, Дэнни, время пить кьянти! Объявляю охоту на лейтовских телочек, у нас два билета на вечеринку после концерта! Давай, друг, поторопись!
Я пошел на кухню, но там остался только один чистый стакан. Этот будет ему. Я выливаю из миски чай, который уже совсем холодный. Мы усаживаемся на диван и выпиваем по паре стаканов. Смотрим «Волшебника страны Оз». Затем отправляемся на концерт, а по дороге останавливаемся выпить пивка у Джо Пирса. Я чувствую себя прекрасно, просто клево, даже не переживаю из-за толпы людей, когда мы добираемся, наконец, до клуба. Есть у Кайфолома одна замечательная черта – он пробивной, у него что-то типа ... э-э-э ... авторитета, пожалуй, будет правильно так назвать его привлекательность. Он был итальянским ребенком, который вырос и мамой и сестрами, и те испортили его постоянными ласками, присущими женской компании. Так о нем говорит Рентс, и он прав. Но все же он хороший парень, наш Кайфолом. Может быть высокомерным в общении с телочками, но ему это только на руку. Мне остается только удивляться, потому что на меня не распространяется правило: «чем меньше женщину мы любим, тем больше нравимся мы ей».
Здесь собралась безумная толпу, главное сейчас – это протиснуться мимо этих ебаных курильщиков травки. Кайфолом проталкивается сквозь толпу с видом владельца этого клуба, я шагаю вслед за ним. Вижу нескольких куколок, которые вытаращиваются на меня, как будто мы знакомы, но мой друг улыбается всем настолько роскошно, что вскоре мы оказываемся у сцены. И вот группа из четырех человек – гитарист, басист, барабанщик и клавишник – выходят на сцену и берутся за свои инструменты. Эта красивая куколка, которую я полюбил сразу, начинает вопить: – КЛАУДИА! КЛАУДИА! МЫ ЛЮБИМ ТЕБЯ!
И, понятное дело, – эта Настоящая Женщина появляется на сцене под бурные аплодисменты в готическом черном наряде.
Я знаю, что не имею права говорить так, но я был несколько разочарован, так как считал, что Клаудиа Розенберг выглядит всегда как кудрявая, грациозная супермодель с обложки «Уличных Сирен», но это, пожалуй, было даже до восьмидесятых годов.
Эта винтажная леди-доброта напоминает мне разве что соседскую мамку. Считаю, так оно и есть, ведь она, по сути, обычная лейтовская женщина средних лет, как раз в самом расцвете. Девушка позади меня снова выкрикивает:
– МЫ ЛЮБИМ ТЕБЯ, Клаудиа!
Клаудиа слышит это, дарит публике прохладный, кисловатый взгляд и заводит «They Never Stay». Ее голос такой клевый и мощный, раньше она пела даже хуже, и группа играет просто волшебно, поэтому я внимательно прислушиваюсь к этой прекрасной музыке. Но Кайфолом остается Кайфоломом и кричит мне:
– Посмотри-ка, как наша невероятная нацистка постарела. Вспомнить только, какой куколкой она была прежде!
– Она стареет, но, друг, она не нацистка, посмотри только на нее, – кричу я в ответ.
– Она из Нидерландов, а все голландцы – просто морские немцы, – улыбаясь, сообщает он. – Нахуй Северную Европу, Юг рулит, – кричит он и улыбается красавице, которая стоит передо мной.
– Но она уже не молода, ты не думал, что она будет выглядеть так же, как во времена расцвета своей славы, – настаиваю я.
– Это все гера, – указывает он на сцену, – так стареть – это не природный процесс. Мы вовремя сошли с дистанции, Дэнни-бой.
Ага, здесь он прав, согласен. Не хочу снова подсесть, типа, очень сложно было слезать с иглы. Я слышал, что героин употребляли, чтобы, наоборот, выглядеть красивее, сохранять свою молодость, но я не знаю наверняка, поэтому не могу продолжать нашу с Кайфоломом тупую дискуссию, и вообще – мне так здесь нравится!
Замечательная песня – «Му Soul Has Died Again». Она о том, как хуево все может быть, а это я знаю, как никто другой. Она переходит к лучшей песни из всего последнего альбома – «А Child to Bury», а затем выполняет абсолютно безупречную «The Nightwatchman's Cold Touch».После концерта Каййфофлолом говорит: – Пойдем за кулисы. Как же Рентон будет завидовать!
Согласен – Рентон сдохнет, когда узнает, что пропустил, типа.
За кулисами весело, но охранники посылают всех прочь. Кайфолом подмигивает их главному, и вот мы гуляем по просторной комнате, которая вся заставлена разнообразными блюдами и выпивкой. Сразу замечаю парочку сладеньких куколок – но нет, Кайфолом уже рядом с ними. Я действительно хотел бы иметь его уверенность в общении с чиксами; но мне никак не удавалось творить такие чудеса, друг, совсем не удавалось. Чуть позже к нам присоединяется группа, они сразу садятся на диван и начинают обсуждать концерт, и вот вдруг заходит Клаудиа и садится прямо рядом со мной! В руке она держит бокал с каким-то алкогольным напитком.
Я хочу сказать ей, что концерт был просто офигенный, но чувствую себя неловко, и я тупо улыбаюсь и нервничаю. А она вдруг заговорила ко мне своим глубоким певучим голосом:
– Как тебя зовут?
Ее дыхание воняет сигаретами. Хотя на самом деле сейчас от всех так смердит, кроме Рентса, который не курит, или Томми, который занимается спортом. Я сейчас, типа, о нормальных людях говорю. Но от нее воняет совсем как от какого-либо мистера Робинсона.
– Э-э-э ... Дэнни ...
– Ты мне нрааавииишься ... – говорит она, искренне улыбаясь, и я вижу, в каком ужасном состоянии находятся зубы; друг, они тупо желтые, а некоторые из них вообще гнилые, впрочем, бля, у меня такие же, наверное. – Где ты работаешь, Дэнни?
– Вообще, я не работаю, я безработный.
Она с силой толкает меня в бок, прямо как Бэгби!
– Я знаю, что такое остаться без работы. Ты тоже одна из многомиллионных жертв Мэгги, понимаю.
Чистейшая правда, друг. Я, типа, тоже жертва тэтчеризма. Она оглядывается по сторонам и шепчет мне на ухо:
– Думаю, мы могли бы пойти сейчас в мой номер в отеле, выпить бренди, – приглашает она, поднимает свой бокал к свету и улыбается. – Настоящего бренди. Хочешь, Дэнни?
– Круто! – загораюсь я. – Только скажу своему приятелю, что убираюсь отсюда.
Она грустно смотрит на Кайфолома, который сейчас в своей стихии – сидит между двумя куколками рядом с музыкантом из группы. Замечаю кривую, презрительную улыбку на ее лице, кажется она действительно полюбила не Кайфолома, а меня. Я подхожу к нему и отвожу его в сторону.
– Эй, кошак, у меня есть результат. Клаудиа хочет взять меня с собой. Но я не очень уверен ...
Мой друг смотрит на нее, она разговаривает с какой-то обезьянкой, и затем говорит мне:
– Она старая курица, но ты просто должен это сделать! Только подумай о перспективе! Как Рентон будет завидовать! К черту все, Игги делал это с ней! Леннон тоже. И Джаггер. И Джим Моррисон. Твой член должен побывать в том влагалище, которое трахал Игги!
Об этом я даже не подумал, но это же будет ужасно – трахать такую старую тетю, типа.
– Да, ты прав, кошак. Ты все так описал, что я просто не могу отписаться от этого дерьма, ага.
– Бога ради, – отвечает Кайфолом и добавляет шепотом: – Кстати, о дерьме – трахни ее лучше в жопу!
–Что?
– В задницу трахни. Затолкайте ее дерьмо назад, в желудок, трахни по самые уши.
Так и не научился уважать женщин. Я строго отвечаю ему:
– Э-э-э ... Я не очень хотел бы обсуждать такие вопросы ... Э-э-э ...
Кайфоломовы глаза горят. Он точно уже что-то принял, пожалуй, нюхнул кокаин, типа. Я видел, как тот гитарист тоже загнал дорожку.
– Слушай сюда, – дергает он меня за рукав. – Ее потный древний пирожок похож на Большой каньон. Игги Поп написал песню «Rich Bitch», «Богатая сучка», о ней. Помнишь строку: «В ее влагалище можно на грузовике заехать»? Это точно о ней. А это, не забывай, сказал сам Игги, у которого хуй был большой, как у осла, и это было еще в семидесятых, после чего она еще двести штук детей нарожала. А потом ей еще и гистерэктомию сделали, всю матку удалили. Если у тебя в штанах не Эйфелева башня, твой хуй в ней просто потеряется. Поэтому лучше оставь эту тупую идею и трахни ее в карий глаз, – командует он, запихивая мне какой-то пакетик в карман куртки.
– Что? .. Что это? У меня есть гандон, – удивляюсь я.
После всех этих историй о СПИДе и прочем, друг, я, типа, постоянно с собой их ношу. Никогда не знаешь, чем закончится этот день, да.
– Это – лубрикант. Смажьте член, раздвинешь ей ноги, типа, в миссионерской позе, а потом спустись чуть ниже. Ей понравится. Европейские девушки только так и трахаются. А в Италии так делают для того, чтобы девушка не забеременела и чтобы Папа Римский ни о чем не узнал. Ты – ирландец, ты должен знать все эти приколы! Воткни ей в очко и услышишь, который у нее родной язык, говорит она по-голландски, или закричит на всех языках сразу, блядь!
– Ладно...
Я возвращаюсь к Клаудии, она встает со стула, высоко поднимает голову и выходит из комнаты. Шагаю за ней, оглядываюсь на мгновение и вижу, что Кайфолом провожает меня взглядом и показывает большие пальцы, мол, все будет супер, а гитарист жестом показывает, будто перерезает себе горло. Я отворачиваюсь от них и начинаю беспокоиться. Замечаю, как к машине идет еще один парень; она что, хочет секса втроем? Я волнуюсь, потому что слышал, как либеральны во всех сферах голландцы, они позволяют себе все и вся, но потом догадываюсь, что это просто водитель. Мы с ней устраиваемся позади, он садится за руль. И красотка, которая стояла рядом со мной на концерте, ждет певицу на улице и кричит:
– МЫ ЛЮБИМ ТЕБЯ!
Я бы не хотел, чтобы нас видели вместе, но Клаудиа просто отвечает ей:
– Иди на хуй, идиотка.
И мы трогаемся с места. Едем в гостиницу «Кейли». Господи, я нервничаю, как никогда раньше, а потому начинаю болтать, как неистовый, болтать что-то о концерте, как мне понравилась новая версия «The Nightwatchman» с гитарными рифам Даррена Фостера. Она закрывает мне рот и просит:– Ш-ш-ш ... Мне не нравится, когда ты так много говоришь.
Я закрываю рот, и скоро мы оказываемся в «Кейли», швейцар открывает двери нашей машины, и мы заходим в гостиницу. Мы с водителем похожи на обычных пьяниц с улицы, но весь персонал ультравежливый с нами из-за этой женщины. Точно говорю, приди я сюда сам, меня бы даже на порог этого роскошного лобби не пустили. Огромные хрустальные люстры, мраморные колонны, под ногами – бархатный ковер ... Мы проходим под высоким альковом и попадаем к лифту ... О Господи ...
Затем заходим в ее номер. Он просто огромен – в этот номер, типа, можно вместить целых две обычных киркгейтских квартиры. В нем есть гигантская ванная комната. Клаудиа бухается на огромный траходром и поглаживает место рядом с собой, приглашая меня. Я очкую – у меня всегда так с девушками бывает, и хотя никому из ребят я об этом никогда не рассказывал, но у меня уже был секс. Трижды. Будь спокоен, как слон, друг, приказываю себе я, но мои нервы скрутились в тугой клубок. Если мне так сложно с девушками, которые мне искренне нравятся, то это точно завершится катастрофой, ага. А если честно, то Клаудиа мне вообще не нравится, потому что она выбралась из своих узких джинсов и обнажила отвисшие бедра, а я смотрю на ее двойной подбородок и вспоминаю ту обложку альбома снова и снова. Вот что мне интересно: там действительно была изображена Клаудиа Розенберг?
Она достает из кармана какой-то пакетик; Господи – это героин; она высыпает его в фольгу, свернутую в трубку. Ее легкие наполняются дымом, она вся обмякает и расползается по кровати. Предлагает трубку мне, и я не могу удержаться в этой ситуации. Но я так сильно нервничаю, что взрываюсь кашлем, и она надрывно смеется надо мной, но мне похуй, потому что мои конечности становятся тяжелыми и неподвижными, мой страх постепенно исчезает.
Клево.
Никаких нервов.
Я быстренько избавляюсь от одежды и оказываюсь рядом с ней на огромной постели. Она поворачивается ко мне своим пухлым пожилым лицом и говорит, пробегая пальцами по моим соскам так, будто у меня были какие-то особенные манящие сиськи:
– Ты такой милый ...
– Я всегда ... всегда любил ... твою ...
– Ш-ш-ш ... – Опять я чувствую ее палец на своих губах, пока другой рукой она лезет мне в трусы, которые я забыл снять; блядь, как давно у меня не было секса – даже под героином у меня прочно стоит. – У тебя такой длинный, замечательный пенис ... Очень длинный. Не толстый, но очень, очень длинный!
Не толстый ...
Я сразу вспоминаю, что говорил мне Кайфолом, лезу в карман, достаю лубрикант и натираю им свой член. Она снимает трусы, я чувствую какой-то сильный лиственный аромат, но ничего не говорю. Уже понятно, что она долго сидит на героине, так чего бы мне ожидать, что она будет заботиться о личной гигиене? До реабилитации я был точно таким. Но в связи с этим мне приходит мысль: неужели Дженис Джоплин или Билли Холидей жили в том же смраде?
Клаудия начинает стонать:
– Давай ... Давай ... Трахни меня!
– Ладно ... – соглашаюсь я и нависает над ней в миссионерской позе, развожу ей ноги и двигаюсь прямо в жопу.
Она вся вдруг напрягается, чуть глаза не вылезли:
– ЧТО ТЫ, ЧЕРТ ВОЗЬМИ, ДЕЛАЕШЬ?!
– Я ... типа ... трахаю тебя, – отвечаю я.
Друг, после этого она просто отталкивает меня прочь и хватает за волосы.
– УБИРАЙСЯ ОТСЮДА СЕЙЧАС ЖЕ!
Я вырываюсь из ее рук, оставив у нее в ладони половину шевелюры, и, как в замедленной съемке, поднимаюсь с кровати, потому что обдолбанный, как и она. Пытаюсь найти свои штаны, но никак не могу их натянуть, поэтому все время повторяю:
– Извини, извини меня ... Успокойся!
Она встает, обнаженная ниже пояса, в одной черной футболке, и кричит:
– Ты что, думал, как я уже старая, то можно воспользоваться мной, как туалетом?
– Нет ... Я только думал ...
Она подбегает и хуярит мне кулаком в глаз.
– УБИРАЙСЯ НЕМЕДЛЕННО! – ревет она, и я снова прошу ее дать мне минутку, чтобы я мог одеться, но она все время бьет меня, отвешивает мне пендель; хуже всего то, что я даже не могу ударить ее в ответ, потому что она – женщина, поэтому я закрываюсь от нее в ванной комнате, надеясь на то, что она успокоится.
– Покури еще! – советую я ей через дверь.
Но она все равно кричит, чтобы я шел отсюда, поэтому я выбираюсь из своего укрытия и выбегаю в другую дверь, попадая прямо в коридор, а эта сука сразу закрывается внутри на замок!
О-о-о-о-о-о, бля-я-я-я ...
Я оглядываюсь в пустом коридоре, потом начинаю стучать в тяжелые двери и умолять впустить меня назад, чтобы хотя забрать одежду, а она визжит:
– Одежду свою ебаную заберешь под окном!
– НЕТ! ПОЖАЛУЙСТА! – прошу я, стирая кулаки в кровь, но тут в коридор выглядывает парень из соседнего номера, и прошу его: – Пожалуйста, помоги мне ...
Парень возвращается в комнату и тоже закрывается на замок. Я снова окидываю взглядом коридор и вижу неподалеку тележку, на которой нахожу пару подносов, одним из которых прикрываю себе яйца, а другим – зад. Таким образом я шагаю по коридору, вызываю лифт, и когда тот приезжает, оттуда на меня смотрит какая-то парочка, которая сразу взрывается громким хохотом. Я захожу в лифт, жму на кнопку первого этажа, но эта зараза останавливается уже на следующей этаже, и передо мной появляется женщина с маленьким сыном, которые удивленно уставились на меня и решили подождать другой лифт.
– У этого человека нет одежды! – говорит мальчишка, и мать ведет его прочь, куда-то дальше по коридору.
Я еще раз жму на кнопку, и лифт едет вниз, останавливаясь на этот раз прямо в битком набитом холле.
Господи, что же мне делать, что я скажу полиции? Что старая голландская певичка выбросила мою одежду через окно, потому что я пытался трахнуть ее в жопу? Меня точно отправят в тюрьму! Поэтому я просто бегу к двери мимо ресепшн, несмотря ни на кого и крепче держу свои спасительные подносы, и слышу громкий хохот посетителей.
Швейцар бежит за мной и кричит:
– Эта посуда – собственность отеля!
Но я уже на улице, я вижу, что моя куртка лежит в луже, прямо на тротуаре возле стоянки для такси, а чуть дальше замечаю своего «Фреда Перри» в сточной канаве ... И где мои джинсы? Блядь ... я смотрю вверх и вижу, что они зацепились за флагшток, но их вот-вот сбросит ко мне ветерком ... Я слышу, как ехидно мной смеются девушки в пабе через дорогу. Это – Ратленд, друг ... Лучшее место в этом мире ... И вот ко мне летят мои джинсы. Нахожу один кроссовок. Затем отбрасываю в сторону подносы, быстро надеваю белье и стараюсь натянуть на себя грязную одежду. Швейцар, который все это время кричал что-то о полиции, подбегает ко мне и подбирает подносы, а я бегу с голой задницей по улице, держа в руках одежду, лишь бы оказаться подальше от этого ужасного места. Один таксист, который смотрит на меня из машины и хохочет, как лошадь, выкрикивает какие-то отвратительные вещи, но мне похуй – я спускаюсь в какой-то старый, заброшенный подвал, там влезаю в джинсы и бегу дальше босиком по грязной, мокрой улице, и тут начинается дождь, поэтому я одеваю еще и рубашку с курткой, лишь бы хоть немного согреться. Когда я добираюсь до центральных улиц, то понимаю, что мне придется снова пройти мимо «Кейли», или «Блядоленда», как я теперь всегда буду его называть, чтобы попасть на автобусную остановку. Мои босые ноги замерзли, но я уверенно шагаю мимо нарядных адвокатских контор и роскошных офисов на Джорджиан-сквер, украшенных колоннадами, и рад, что сейчас уже поздно и улицы почти пусты. Мои лапы грязные, холодные и избитые, так я точно подхвачу какую-нибудь пневмонию и снова попаду в больницу, это я точно тебе говорю, друг. Поэтому я просто рассматриваю каждую трещину на асфальте и напеваю тихонько старую детскую песенку:
Наступишь на линию – сломаешь хребет
Наступишь на трещину – и спину сломаешь.
Никогда не обращал внимания, но эта детская песенка о трещинах на асфальте напоминает мне Шотландию, типа. Чистая правда о нашей жизни, да. Я добираюсь до Шендвик-плейс, перехожу дорогу у бара «Квейч» и становлюсь на автобусной остановке возле большой церкви Святого Дода. Окружающие пялятся на мои босые ноги, считая, видимо, что я – больной всю голову. Подъезжает двенадцатый автобус, и слава Богу – у меня хватает мелочи на то, чтобы оплатить проезд. Как только эти мелкие монетки не выпали из моих карманов, когда это бешеная стерва выбрасывала их из окна? Автобус останавливается, я кладу деньги в специальное окошко. Водитель смотрит на мои ноги:
– Плохая ночь?
– Да.
И я нахожу себе удобное место у окна и думаю, что, пожалуй, это – карма.
Видимо, Господь действительно не для того создал девушкам жопы, чтобы мы пользовались ими с такой ужасной целью. Видимо, на это намекали «Zeppelin» в своей песни «In Through the Out Door». Я выхожу на Монти-стрит, поднимаюсь по лестнице и захожу в квартиру. Кайфолом вместе с теми красавицами с вечеринки и гитаристом курят коричневый. Увы, и Рентс уже приехал – выглядит подавленным, когда лениво машет мне рукой. Он с Хейзел, которая даже не касается наркоты и выглядит очень и очень несчастной.
Кайфолом насыпает еще немного героина на фольгу:
– Что-то ты рано, супертрахарь. Но я понимаю, почему ты не остался на всю ночь! Все кровавые детали потом, мудила, – предупреждает он.
– Слышал, ты сегодня показал результат, – со смехом отзывается Марк.
– Привет, друг ... Как твоя реабилитация?
– Сам видишь, – пожимает плечами он, виновато глядя на Хейзел, которая, больше не в силах смотреть на это, отворачивается от него.
– Мужик сказал – мужик сделал. Обожаю в тебе эту черту. Покажи класс, – просит Кайфолом, подходя ко мне с трубкой. – Попробуй, парень. А где твоя ебаная обувь?
– Долгая история, – отвечаю я, принимая из рук этот дар богов, сейчас у меня просто нет сил отказаться от чего-либо, понимаете?