Текст книги "Героинщики (ЛП)"

Автор книги: Ирвин Уэлш

сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 46 страниц)

– Нет, не пойдем. Там сейчас такая толпа, все просто сошли с ума. полно всяких недоумков, – огорченно говорит Томми. – Ты тоже лучше держись сегодня как можно дальше, малой.

– Именно это ему и отец сказал, – говорит Элисон, смотря на Калума.

– Я не вернусь домой, – отвечает ей тот.

– Делай, что хочешь, я тебе не тюремщик, – отвечает Элисон, надеясь, что эта ее податливость убедит его прислушаться к ее словам.

Затем она смотрит на Томми и Лиззи и кивает в сторону кафе через дорогу:

– Не хотите кофе?

– Было бы неплохо, – соглашается Томми.

Элисон не уверена, пойдет ли с ними Калум, но он все же заходит в кафе.

Они оказываются в «Джанкшн», здесь всегда полно клиентов, но есть один свободный столик, за который они и садятся.

Элисон расспрашивает Лиззи об обучении, а Лиззи интересно послушать о ее работе. Все время она старается прислушиваться к разговору Томми и Калума, чтобы узнать о планах брата на сегодняшний вечер. Неужели он действительно связался с хулиганами?

– В Абердине действительно хорошая команда, – говорит Томми. – Лейтон, Маккимли,

Миллер, Маклиш, Симпсон, Купер, Страхан, Арчибальд, Макги, поверь – они достигли невероятных успехов во главе с Алексом Фергюсоном.

– Да, – соглашается Калум, глупо пялясь на Лиззи, и Элисон сразу догадывается, что он безнадежно в нее влюблен, – но это дерьмо, что они лучше «Хиббс».

– И все же нельзя ненавидеть их так же, как «Рейнджеров» или «Селтик», – начинает спорить Томми. – Они сами достигли всего, без сутенеров или слабоумных сектантов.

– Да, – соглашается Калум, и тут его голос позорно срывается на высокой ноте, и он начинает откашливаться, – они разобрались со старыми героями и захватили всю Европу, и только «Хиббс» и «Хартс» могут сейчас составить им конкуренцию.

– И это все, о чем можно поговорить? – качает головой Элисон. – О футболе.

– У меня есть и другие причины хотеть сходить на игру, не только футбол, – отвечает Калум.

Элисон заинтересованно прикусывает язык.

– Можно собрать на стадионе всевозможных сувениров, – улыбается он и снова становится похожим на маленького мальчика, каким он и должен быть.

Томми кивает:

– Из таких приключений и состоит особое настроение массовых мероприятий. «Манчестер Юнайтед» ,«Челси» ,« Вест-Хемпшир»– все эти команды слишком известны, им надо как-то защищать себя от разъяренных местных фанов. Вот и «Хартсы» уже научились этому – Кизбо нам рассказывал о своих безумных путешествиях на матчи. В Дамфриз вокруг Палмерстон-парка даже вертолеты летают, когда происходят футбольные события такого значения.

– О, кровавая бойня тоже способствует командному духу «Хиббс»? – саркастически спрашивает Элисон.

Она видит, что тот пытается снисходительно относиться к ее брату. Вообще, он слишком хороший парень, чтобы тусить с хулиганами или даже своими старыми друзьями по команде. Элисон видела в нем новое будущее для Лиззи, какая как раз общалась с девушкой за барной стойкой – Элисон тоже ее знала, она училась в Лейтовской академии. Томми поднялся и пошел в туалет. Элисон не могла не воспользоваться своим шансом. Она умоляюще посмотрела на Калума:

– Пойдем домой. Посмотрим кино. Ты, я и Мхаири. Повеселимся, поболтаем.

– Нам не о чем говорить, и смеяться тоже не из чего, – резко отвечает Калум, откидываясь на спинку стула.

По тому, как он напрягает свое худое, но мускулистое тело, Элисон видит, что физически он уже перерос ее. «Мой младший брат может меня сейчас и побить», – мысленно признает она. Когда он успел так вырасти?

– Папа не хотел, чтобы ты ...

– Ничего он мне не сделает, и ты тоже, – кричит Калум и, тряхнув головой и ехидно улыбнувшись, выходит из бара.

Томми возвращается из туалета и прощается с парнем. Элисон видит, как тот быстро бежит по улице, будто Томми Лоренс ему под зад стукнул.

Лиззи снова присоединяется к ним.

– С ним все в порядке?

– У него немного крыша поехала, не обращай внимания, это из-за мамы, – объясняет Элисон.

– Все с ним в порядке, – уверенно говорит Томми. – Калум – свой парень.

– Да, – соглашается Элисон. – А вы куда собираетесь?

– Хотим посмотреть «Индиану Джонса и храм судьбы», – отвечает Лиззи.

– Это она выбирала, – быстро встревает Томми.

Элисон уверена, что он сказал так только потому, что уже не один и даже не двое их знакомых говорили ему, что он похож на Харрисона Форда. Она завидовала этой паре, представляя, как они сидят в теплом кинотеатре, и любовь растет, как в инкубаторе, в молчаливой темноте зала. Еле заметные улыбки и поцелуи, сжатие рук – все это будет происходить под звуки ударов хлыстом в исполнении экранного Харрисона. Она даже подумала позвонить Александру, но сразу вспомнила о Саймоне. Как бы она хотела, чтобы он был сейчас здесь! Хотела даже спросить Томми, не слышал ли от него новостей, но что-то остановило ее. Об ее отношениях с Саймоном почти никто не знал, было в них что-то таинственное и манящее. Однако сейчас, на фоне того, что происходило между Томми и Лиззи, их встречи показались ей настоящей бредом. Он держал ее за руку. Они так смотрели друг на друга ...

Не желая больше оставаться третьим-лишним, Элисон покинула их и ушла к реке, где нашла для себя свободную скамью. Солнце уже скрывалось за брошенными составами перед ней, неподалеку лаял какой-то пес, которого вел на поводке незнакомый старик. В ее сумочке лежала книга стихов, и она вытащила ее, чтобы просмотреть еще раз.

Но сейчас книга показалась ей совершенно бессмысленной. Настоящую жизнь нельзя было передать буквами или даже словами, нельзя было описать отношения между людьми так, чтобы это не казалось дешевой драмой. Она опустила книгу на колени и окинула взглядом спокойную, черную реку. Это была настоящая жизнь, в которой мы одни в собственных мыслях, теряемся в воспоминаниях.

Она сначала не заметила, как он подошел к ней. Когда она, наконец, посмотрела на него, он помялся на месте еще некоторое время, пока осмелился присесть рядом с ней.

– Хорошая книга?

Элисон растерялась, другой раз она бы просто встала и ушла. Но вместо этого она начала рассматривать своего собеседника. Он был молодым; даже моложе ее, еще совсем мальчишка. Наглая рожа, суматошные глаза, которые пялятся на нее из-под этой популярной среди молодежи челки.

– Так себе, – осторожно отвечает она.

– Ты, типа, старшая сестра Калума?

– Да, а ты что, знаешь моего брата?

– Да. Очень жаль вашу маму, типа.

– Спасибо.

– Сам знаю, каково это дерьмо. Моя мама умерла два года назад. Сейчас живу у тети.

– Мне тоже очень жаль ... – расстроилась она. – Ты прав. Это самое худшее в жизни.

Она хотела добавить что-то типа «попробуй не обращать внимания», но Келли как-то в шутку намекнула ей, что она слишком часто повторяет эту фразу и различные ее вариации. Она заметила, что он жует жвачку; он перехватил ее взгляд и предложил жвачку и ей. Она согласилась и угостила его сигаретой, чтобы как-то отблагодарить.

– Собирался на Истер-роуд, но еще рано, поэтому решил немного погулять, – объясняет он, поднося зажигалку к ее сигарете. – Как тебя зовут?

– Элисон.

Он протянул ей руку, и она пожала ее.

– А я – Бобби, – кивает он, встает и выдыхает немного дыма. – Хорошая ты девушка, Элисон, хотел бы я иметь сестру такую, как ты.

Он машет ей рукой и идет по улице прочь. Парень как-то странно держит сигарету, будто редко курит или не курит вообще. Она смотрит ему вслед, думая, как этому милому мальчику удалось разбить ей сердце на берегу реки и оставить ее саму. От воды повеяло холодом, но она просидела там еще целую вечность, пока всякие недоумки не начали предлагать ей наличные и секс. Один старый, немощный человек, который проходил, хромая, мимо, мрачно спросил:

– Чью пилотку надо вылизать, чтобы получить здесь место?

Время уходить отсюда.

Элисон перешла Конститьюшн-стрит и оказалась в начале Уок. Она увидела его прямо перед собой, он сидел на скамейке под статуей королевы Виктории – молчаливый и тихий. Будто ждет здесь на первого встречного парня, которому он сможет дать в морду.

– Фрэнк, как дела?

Он, прищурившись, смотрит на нее, когда она садится рядом с ним на скамью.

Она чувствует запах алкоголя от него, но его движения и реплики кажутся довольно взвешенными, он реагирует нормально, пожалуй, это – его разновидность трезвости, которой достичь можно только путем серьезных испытаний собственной силы воли.

Не сразу, но он все же отвечает:

– Хорошо. Жаль твою маму, всё такое.

– Спасибо, – говорит Элисон и вытягивает ноги вперед, разглядывая меховую оторочку на своих сапожках.

Она смотрит на Уок. Сияние месяца сполна окутывает их пеленой, она смотрит на облака в черном, туманном небе, которые отбрасывают странные тени. Королева Виктория нависает над ними, частично скрывая их от света уличных фонарей.

– Где ты был?

– В «Докерз клаб». Несколько ребят остались там еще. – С этими словами Бэгби бросает быстрый взгляд в сторону Конститьюшн-стрит. – Я вышел, потому что пара мудаков мне там нервы портили. Просто пришли посмотреть футбол, а потом забухали, как всегда. Я хотел еще по городу погулять, а они там осели и никуда не хотят идти. Играют в вооруженных гангстеров, такие все старомодные, опускают каких-то мудаков. Особенно меня Нелли достал своими Дэйви Сила то, Дэйви Сила – это ...

Элисон присматривается и действительно видит в стилизованном баре всю их компанию, одетую в соответствии указанного времени. Неудивительно, что Томми не захотел к ним присоединяться. Неудивительно, что Саймон с Марком поехали в Лондон. В свете янтарных фонарей она снова вспомнила о Калуме, потому что увидела, в кого может превратиться ее неуклюжий младший братик. Она хотела спросить Франко об игре, как прошел матч, не случилось ли чего среди фанатов.

– Почти вмазал том мудаку прямо в морду, – рычит Бэгби, – поэтому и вышел подышать свежим воздухом, может, в голове что-то прояснится. Ага, теперь у нас все по-другому. Не видел уже сто лет Рентса с Кайфоломом. Не знаю, куда делся Кочерыжка. Все подсели на наркоту. Томми вообще к нам перестал заходить.

Пока Франко жалуется на свою потерянную судьбу, вокруг них собираются дождевые облака; будет гроза. Элисон хочется спрятаться в каком-нибудь помещении.

– Это все Лондон, это он испортил Рентса и Кайфолома, – объявляет Бэгби. – Они были всегда нормальные, пока туда не поехали. Теперь ни ума у них, ни фантазии. Хотя тот малый говнюк, которого они на Новый год привозили, вообще нормальный парень, ничего не хочу о нем плохого сказать, но это именно Лондон уничтожил их. Это была явная ложь, но Элисон не хотелось с ним спорить. он – псих. Как психи держатся в этой жизни? Где они берут столько энергии, чтобы насыщать весь этот гнев и возмущение на весь мир? И как они не устают от этого?

– С Рентоном и Кайфоломом было весело. Нелли, и Сейбо, и другие мудаки наши совершенно не понимают моих шуток, – грустно рассказывает Бэгби и вдруг огорченно смотрит на нее. – Джун потеряла ребенка.

– О ... Мне действительно жаль, Франко. Бедная Джун ... Я даже не знала, что она была ... Как долго? .. Как она держится?

– Да, держится, – Франко смотрит на Элисон, как на сумасшедшую, а потом объясняет: – Это ребенок умер, с ней-то точно все в порядке.

Он зажигает сигарету и только потом, как бы случайно вспомнив о ее существовании, предлагает закурить и ей. Она несколько колеблется, но все же берет одну и тянется к нему, чтобы поджечь. Франко глубоко затягивается, его легкие наполняются дымом, и он довольно откидывается на спинку скамьи.

– Все, что она должна была делать, – это вести себя соответственно и просто выносить его, но она совсем безответственная. Как по мне, это – убийство; она убивала своего ребенка выпивкой, сигаретами! Я так ей и сказал, и она вдруг разревелась, из ее ебаных трусов полилась кровь. Я ей эти трусы прямо во влагалище и запихнул. Сказал: это ее вина, сказал: она – ебаная убийца!

Элисон молча уставилась на него, она отказывалась верить его словам.

– Да, я поймал ее на прошлой неделе с сигаретой. Сколько я должен говорить ей, чтобы даже не думала сигарету в рот брать, пока не родит?

Элисон ошеломленно выдыхает:

– Так нельзя, Фрэнк! Это – ужасная ситуация для любой девушки. Никто не знает, почему случаются выкидыши.

– Я знаю! Я хорошо это знаю, это из-за курения случается! А еще – через бухло, – кричит он и указывает на Уок сигаретой, которую держит в своих желто-коричневых пальцах. – Возможно, ей просто повезло, потому что если она такой плохой человек, какой бы матерью она стала ребенку, если бы ее родила? А?

– Это не его вина, Фрэнк. Ей сейчас очень больно. Иди домой и успокой ее.

– Я не умею всей этой хуеты, это не для меня, – качает он головой.

– Просто иди к ней, Фрэнк, ей это нужно.

На мгновение в ложному свете фонарей Элисон кажется, что она видит слезу на глазах Франко, но это, пожалуй, она сама плакала, потому что он говорит с холодной уверенностью:

– Нет. Для этого дерьма у нее есть подружки и сестры.

Элисон поднимается. Она еще больше убеждается, что беда не приходит одна. Поддержка – вот то единственное, что мы можем предложить друг другу. Она гладит Фрэнка по крепкому плечу, но понимает, что не может больше с ним оставаться. Она видит, что они переживают в одиночестве собственную боль, и прощается с ним:

– Ладно, Фрэнк, держись, увидимся.

– Увидимся.

И вот она уже шагает по Уок, вокруг так тихо, что она чувствует, как мороз обжигает ей кожу. Она видит огоньки автобусной остановки и слышит, как непрочный весенний лед трещит у нее под ногами. Она ищет ночной автобус, который отвезет ее на Толкросс, в гнездо Джонни Свона. Но на Пилрог, где она спрятала морфий мертвой матери, значительно ближе. Она инстинктивно быстро схватила его в руки, сообщив отцу, что вернет его в больницу своей подруге Рейчел, которая работает там медсестрой, а и передаст его куда надо.

Она сделала это мимоходом, вместе со всеми необходимыми мерами вроде получения свидетельства о смерти, заказе крематория, устройства поминок в «Докерз клаб», размещения объявления о смерти и похоронах в «Вечерних новостях», отправления одежды своей мертвой матери в благотворительный магазин.

Уок был весь забит поющими, воющими пьяницами, которых выгнали из пабов. Затем она услышала где-то позади звук разбитого стекла, чей-то крик, а затем – нечеловеческий вой. Элисон уверенно пошла дальше, точно зная, что случилось сейчас что на Уок. На каждом шагу на пути домой ее сопровождал болезненный, злорадный дух Бэгби. В ее собственном психозе, порожденном смертью матери, его голос звучал как голос самого дьявола, который заглушает все остальные звуков в мире: грохот машин по улицам, шум голых деревьев на ветру, пение подвыпивших девушек, крики мужчин, которые заходят и выходят из борделей. В е мозга кипела раскаяния, присыпанное грязной амфетаминовой пудрой страданий. Она думала о боли Джун, о смерти своей матери, затем – о той женщине из поэтического кружка, о тех девушках, которые, казалось, учились в школе на какой-то другой, отдаленной планете. О сексе с Саймоном и Александром, потом – о том парне, которого она встретила недавно в клубе, как там его, Энди? Нет, Адам. На мгновение ей показалось, что стоит только закрыть глаза, и она найдет некое подобие спокойствия и порядка, но Элисон слишком боялась этого.

Из темноты появилась полицейская машина с мигалкой, за которой на большой скорости неслась «скорая».

Океан

Морские волки

1. Таможня и акцизы

Шагая по улице с рюкзаком за спиной, действительно считал своего друга настоящим ебаным костлявым наркоманом; на его фоне даже Кочерыжка и Мэтти выглядели красавчиками. Пока они шли по таможенной зоне, ярко освещенной уличными фонарями, Кайфолом всеми фибрами души хотел закричать: «Он не со мной». Воздух казался таким тяжелым, он вонял застаревшим потом, запах которого не в состоянии были перебить дешевые ядовитые дезодоранты. Крепкий рабочий, руку которого украшала татуировка в виде паутины, держит сигарету и излучает само равнодушие, но Кайфолом готов бить об заклад, что тот их заметил. Ему придется проходить через эти ворота каждый день, и, если Мерриот не соврал, иногда ему придется проносить в трусах существенного веса пакет с первоклассной наркотой.

Никси, с большой дорожной сумкой из кожзаменителя, замечает тревогу Кайфолома. Он болтает с Мерриотом, но тоже замечает следы слюны, текущей по подбородку этого старика. Никси потрясен собственной дилеммой: если ему придется потерпеть еще хотя бы секунду, он сдохнет прямо здесь и сейчас, но если он сорвется, то потеряет работу раз и навсегда. Снова.

В конце концов, единственным, кого останавливают и обыскивают, становится Рентон, который волочит за собой два больших пластиковых пакета. Он глупо и нервно улыбается, пока мрачный таможенник достает из пакетов несколько выцветших футболок и трусов и выкладывает их на стол для осмотра. Между тем его тайный запас, скрытый в кроссовках, обжигает ему пальцы ног. К счастью, в последний момент он принял решение оставить футляр для очков со шприцами дома и теперь был безгранично рад, потому что его, в конце концов, пропустили на территорию. Никси уже пошел вперед, ни разу не оглянувшись.

Они проходят таможенную зону, затем – ряд стеклянных дверей, которые приводят их к доку, где их безжалостно обдувает сильный ветер. Раздутые облака цвета грязи будто высасывали с неба весь свет, пока они направлялись к трапу, чтобы подняться на борт большого белого корабля, который после приватизации сменил имя с «Морского оружия» на «Свободу выбора».

Хотя внешне он и выглядел солидно, интерьер этого корабля был полностью лишен привлекательности со своими зелено-белыми стальными палубами, каютами и лестницей. Пробравшись через лабиринт дверей со скрипучими голосами, они спускались теперь по очередной кошмарной лестнице все ниже и ниже к своим будущим каютам.

Рентон окинул презрительным взглядом узенькую каюту, больше похожую на гроб, в которой он будет жить вместе с Никси (об этом они договорились только после того, как его дружок-кокни согласился спать на нижней полке, потому что сам Рентон выбрал себе более сухое и уютное место). Он хотел уже было прилечь, вдруг команда – свистать всех наверх для подробного инструктажа, куда потные ребята понеслись с радостью, потому что их легкие умоляли о свежем воздухе. Там им выдали довольно красивые голубые вещевые мешки с логотипом «Силинк». В каждой сумке эти они нашли красный жилет, шелковый галстук или шарф, по две рубашки или блузки (в зависимости от пола «рабочего»). В эпоху постприватизации и ликвидации профсоюзов всех их называли просто «рабочими», а не «стюардами», чтобы можно было платить меньше. Их надзиратель, худой, низкий человек в очках, возрастом где-то около тридцати, постриженный а-ля «Битлз» и заметный в своей кремовой рубашке, рассказал дюжине новых рекрутов, что следить за тем, чтобы их форма была чисто выстирана – их новая важнейшая обязанность, потому что они должны все время работать в чистой форме.

– Это – вопрос чрезвычайной важности, – рассказывает Кремовая Рубашка (как они его уже успели окрестить), пялясь на Кайфолома, который стоит чуть позади всех остальных вместе с Рентон и Никси. – Я понятно говорю?

– Так точно! – рявкает Кайфолом, и все рабочие обращаются к нему, когда он добавляет: – Да кораблю с места не тронется, если придем неопрятные!

Кремовая Рубашка смотрит на него так, будто он какой хуйню мелет, но потом решает, что он прав, и поэтому спускает Кайфолому эту вольность. Они отправляются в тур по судну. Рентон и Кайфолом мгновенно узнают ту девушку с невероятной прической, которую видели тогда на собеседовании.

– Единственная девушка здесь, на которую взглянуть и не страшно, – презрительно говорит Кайфолом Рентону. Затем он кивает головой в сторону двух женщин, стоявших совсем близко к ним: – Вот те красотки, мохнатые бочко-девки, уже мне улыбаются. Но простите, девушки, вы обречены потеть на кухне до конца своей жизни, а не в постели удовольствия всевозможные познавать!

Рентон с интересом рассматривает их, решая, что одна из них – не такая уж и страшная, но в конце концов его взгляд останавливается на их первоочередной целью.

– Так что, охотишься на обезьянок?

– Ты такой неопытный, да еще и сексист ... Тот факт, что у красотки есть ребенок, еще не значит, что ее надо обязательно сбрасывать со счетов, – шепчет Кайфолом.

Рентон перестает обращать на него внимание.

– Сладенькая сучка, – облизывает он губы, снова и снова оценивая взглядом девушку с копной волос; это вероломное движение замечает и Кайфолом, но Рентон все равно говорит тихонько, пока они спускаются по ступеням: – Роскошная девушка.

– Приемлемая, Рентон, не роскошная. – Кайфолом вдыхает побольше воздуха, надеясь, что хотя бы незначительная его доля достигнет его ног.

– Иди на хуй, только посмотри на ее волосы, как у Роберта Планта, – отвечает Рентон, когда инструктор выводит их на следующую палубу, теперь они оказываются на корме.

Он видит Никси, который ковыряется в заметно покрасневшем ухе, но нигде не замечает Мерриота.

– Вы – слишком озабоченный молодой человек, мистер Рентон. Вы говорите «Роберт Плант». А мне приятнее думать о Фарре Фосетт-Мейджорз, – отвечает ему Кайфолом, пока Кремовая Рубашка, крепко сжав поднос в руках, недовольно смотрит в их сторону.

Он уже сделал для себя какие-то выводы, и для того, чтобы перекричать незаинтересованных слушателей, он говорит громче, но его голос срывается на ужасных децибелах. – Значит, когда слышите сигнал опасности, каждый должен выполнять свою определенную функцию в плане эвакуации.

– Да, но волосы просто замечательное, – убеждает Рентон – как на него не смотри. Кстати, Фарра Фосетт – это хуйня, а вот Кейт Джексон – самая сексуальная из «Ангелов Чарли». Этот ее низкий голос ...

Кайфолом смотрит на Кремовую Рубашку, который выдыхает горячий воздух через сжатые пидорские губы, благодаря которым он точно имеет чрезвычайную популярность в Пидорляндии, и рассказывает, что и как надо делать, если судно начнет тонуть. Ага, блядь, на хуй все эти правила – если такое случится, каждый побежит до ближайшей спасательной шлюпки, отталкивая каждого на своем ебаном пути. Он придвигается ближе к Рентону.

– Сейчас мы говорим о женщине, Рентс. О сексуальной женщине. Мы можем спорить, кто лучше – Фосетт или Джексон, Плант или Пейдж, но аналогия, которую ты выбрал в данном контексте, тревожит меня своей откровенной гомосексуальностью. Ты, часом, на этом судне ориентацию не изменил, Рентс? – спрашивает он, в результате чего Кремовая Рубашка хмурится еще больше и говорит еще громче.

– ... знать, где находится каждый эвакуационный пункт ...

– Отъебись, твой хуй – последнее, что я хотел бы взять в рот, – отвечает Рентон так громко, что его слова слышит Девушка-с-высокой-прической, которая сразу прикрывает рот ладонью, чтобы скрыть смех.

– Мой – возможно, но насчет других хуев я не уверен. Понимаешь, о чем я?

– Это была простая фигура речи, бля, – шепчет Рентон. – Я – в одной из тобой команде, инфа – сто процентов.

Девушка-с-высокой-прической снова оглядывается на них, на этот раз останавливая на них свой взгляд, и Кремовая Рубашка снова повышает тон:

– Согласно акту об охране труда от 1974 ...

– Рад это слышать, – говорит Кайфолом Рентону.

– Вот и не говори тогда ерунды.

– Господи, – саркастически вздыхает Кайфолом, – сам посмотри. Я всегда мечтал о том, чтобы увидеть твои плохо окрашенные волосы с рыжими корнями и твои гнилые зубы у своих яиц. Это же – моя лучшая сексуальная фантазия с тех пор, как я был маленьким, как кузнечик. И теперь ты берешь и разрушаешь все мои ожидания. Горе мне!

Возмущение в его голосе конце этой эмоциональной тирады привлекает внимание и вызывает смех других рабочих, и терпение Кремовый Рубашки иссякает.

– Возможно, – говорит он, окидывает Кайфолома встревоженным взглядом и смотрит в свой список, – Саймон ... поделится своей замечательной шуткой со всеми нами? Кажется, это гораздо важнее, чем охрана труда на этом корабле!

– Никаких шуток, э-э-э ... Мартин, – вдруг этот стильный шотландско-итальянский парень вспоминает, как зовут их наставника. – Я просто говорил своему другу, что как сын морских волков, которые поколениями путешествовали океаном между китами, траулерами и торговыми флотилиями, должен признать, что «Силинк» предоставил нам уникальную возможность.

Подозрительный взгляд кремовый Рубашки свидетельствует о том, что он все же догадывается, что его обманывают. Однако Кайфолом сохраняет каменное выражение лица, и его манипуляция проходит на «ура».

– Спасибо, Саймон ... Наверное, это не лучшая работа в мире, – эмоционально говорит он, – но и не худшая. Впрочем, эта часть инструктажа – важнейшая, поэтому попрошу всех и каждого уделить все возможное внимание.

– Да, Мартин, я просто не смог сдержать своего восхищения, – мило улыбается Кайфолом, – пожалуйста, простите меня.

Кремовая рубашка ограничивается вежливой улыбкой, от которой Кайфолома мутит, и его спасает только восхищенный шепот Рентона:

– Классика, Кайфолом, особенно эти твои «флотилии» вместо «судов». Я чуть не захохотал!

Никси пристает к Рентону с очередным вопросом о смысле жизни.

– О чем это он, Марк? А?

Хороший вопрос, думает Рентон, краем уха прислушиваясь к Кремовой Рубашки.

– ... законодательство было в значительной степени ограничено до уровня закона о чрезвычайных полномочиях. Его цель – возложить ответственность за здоровье и безопасность на рабочем месте на плечи каждого отдельного рабочего. Таким образом, все мы, в некотором смысле, инспекторы по охране труда, отвечающие по ...

Мы все берем на себя ответственность, вспомнил он слова отца о малом Дэйви. Тяжелый удар бескомпромиссной смерти снова поразил Рентона: он вдруг понял, что никогда больше не увидит и не услышит своего брата. Он глотает несуществующий клубок в горле но смерти не избежать, вспоминает он одну старую пословицу.

Мысли о малого Дэйви заставляют его вспомнить и о собаке Чека. В последнее время он начал гавкать ночью, эти резкие, ритмичные звуки напоминали ему кашель малого Дэйви. И поэтому Рентон был единственным, кто считал должное сделать хоть что-то для бедного пса, чтобы прекратить свои бесконечные страдания. Он один вставал ночью, чтобы накормить бедного щенка. Однажды ночью он нашел Чека у пакетов со спидом, которые лежали на журнальном столике.

– Плоховато тебе с нами жить, друг, – грустно сказал он тогда, с удивлением для самого себя заметив, что слишком привязался к этому животному.

Рентон с восторгом относился к тому, что Чеку не нужны все эти лишние ритуалы вроде умывания, чистки зубов, одевание ... Ему только все время хотелось погулять в парке. А еще ему нравилась внимание девушек, в котором постоянно купался пес во время прогулок по Лондонским полям. О-о-о, какая красивая собачка!

Ха-ха, эта собака сделает меня всю работу и найдет мне хорошенькую телочку.

Но Никси никак не хочет затыкать рот:

– Что, черт побери, мы здесь делаем, Марк? То есть ... зачем мы здесь … на самом деле?

Что это мудак знает о жизни? – думает Рентс, когда в его поле зрения конце– концов появляется Мерриот – он стоит, неподвижный, сложив руки на груди.– ... поэтому первое, что нам нужно, – продолжает Кремовая Рубашка, уже совсем отчаявшись привлечь к себе внимание всей дюжины рабочих, – это два волонтера, которые будут исполнять роль инспекторов по охране труда ... Нам нужны крепкие ребята ... или, конечно, девушки, поэтому, пожалуйста, поднимите руку, если вам это интересно.

Никто не поднимает руки, большинство голов опущены, взгляды блуждают по зеленому полу палубы.

– Давайте, – призывает Кремовая Рубашка – это же охрана труда! Это касается всех нас!

И снова никаких волонтеров. Все украдкой смотрят друг на друга. Горько качая головой, Кремовая Рубашка просматривает свой список и снова задает свой вопрос.

Рентон понимает, что у него начинается ломка. Ему надо остаться одному.

К счастью, Кремовая Рубашка волевым решением выбирает на роль инспекторов молодого человека с мордой, покрытой различными шрамами, который постоянно моргает, и одну из Кайфоломовых бочкообразных любимиц. Второй инструктор становится рядом с Кремовой Рубашкой и обреченно объявляет:

– Теперь, если вы готовы отправиться к своим каютам, чтобы переодеться в форму, мы встретимся через двадцать минут в столовой, где вас ознакомят с новыми рабочими местами.

Они покидают палубу, Рентон немного задерживается, надеясь познакомиться с Девушкой-с-высокой-прической, но ее внимание приковано ко второму инструктору, которого он окрестил Бежевая Блуза и поэтому он тоже спускается в помещения для персонала. Когда он добирается до каюты, то видит, что Никси уже там, переодевается в новую форму, а сумка «Силинк» лежит у его ног.

– Как ты?

– Хуево, друг, – отвечает тот, надевает кремовую рубашку на свое худое тело и застегивает ее на все пуговицы, затем завязывает на шее галстук и надевает жилет, который великоват для него, а потому висит мешком. – Давай, увидимся в столовой.

– Ага ... – отвечает Рентон, выпуская его из каюты.

Он оставляет героин в кроссовках и достает немного спида из пакетика, спрятанного в кармане джинсов. Это – единственный способ пережить эту первую смену. Как только дурь начинает действовать, он направляется в столовую, где встречается со всеми остальными. Чувствует себя он ужасно, будто его избила бешеная толпа, от спида всех героинщиков плющит только сильнее, и теперь его переполняет бешеная энергия.

Развязность амфетамина придает ему сил, и он чуть не влетает в столовую, не замечая бесконечной череды дверей. Удача любит смелых, поэтому очень скоро становится понятно, что Кремовая Рубашка считает, что он присоединился к команде Бежевой

Блузы, в то время как последний считает с точностью до наоборот. И чтобы не разочаровывать не одного из них, Рентон выбирает нейтралитет, свободу от расписания дежурств, или как там оно правильно называется; он просто станет бродить по кораблю как призрак.

За едой уже выстроилась очередь. Рентон не проголодался, но суп с чечевицей на раздаче выглядит довольно съедобным, и он понимает, что должен съесть хоть что-нибудь. Он издевается над поваром, такого надменного с его военной и высоким шляпой.

– Как дела, поваренок? – спрашивает он, играя на публику; токсичная энергия спида только подпитывается от бодрых возгласов дам, одобрительного хохота джентльменов и замечательной улыбки Девушки-с-высокой-прической. Повар никак на него не реагирует: со своими очками в черной толстой оправе и красным веснушками на шее, он кажется тлеющим вулканом с белой лавой. Несмотря на воздействие наркотика, Рентон вдруг понимает, что эта наглость может стать его последней ошибкой здесь. И это мнение только подтверждает опытный английский пидорас-стюард: