Текст книги "Героинщики (ЛП)"
Автор книги: Ирвин Уэлш
Жанр:
Контркультура
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 46 страниц)
Рентон поворачивается к экрану. Да нахуй трахаться с девушкой, у которой есть ребенок. Достаточно неприятно представлять себе, как хуй какого-то парня входит во влагалище девушк во время полового акта, но когда-то через то же влагалище потом выходит ребенок ... Даже думать об этом не хочется, думает он, и его всего перетряхивает от отвращения.
– Так что, хорошая она? – Спрашивает Томми.
– Ничего, – признает Кизбо. – Я бы не отказался.
– Ебаный счастливый старый мудак.
– Тебе уже надо девушку найти, Тэм, – начинает Бэгби, затем упирает взгляд в стол. – Видел тебя, кстати, с той Лиззи Макинтош в начале Уок пару дней тому назад.
– Просто остановился ее поздравить, – пожимает плечами Томми.
– Забудь ты ту малую, мистер Тэм, – смеется Кизбо.
Томми отвечает ему рассудительной улыбкой, и вдруг Кочерыжка говорит:
– Я однажды разговаривал с ней. Она рисовала, стояла с мольбертом в районе Шор. Хорошо рисует, кстати. Это я ей и сказал тогда – «хорошо рисуешь». Она учится в художественном колледже в живописи, так, Тэм?
– Да.
– Еще одна надменная пизда, – ввёртывает Бэгби, – помню ее еще со школы. У тебя же никого после нее не было, Тэм. Пойдем со мной в центр, я видел там эту твою раскрасавицу прошлой неделе. И она совсем не такая скромная, как прежде!
Рентон скалит зубы в ехидной улыбке, вспоминая один школьный случай с Бэгби, о котором ему так и хотелось рассказать, но в конце концов он благоразумно передумал. Вместо этого он вспомнил самую Лиззи, которая училась в классе искусств средней школы. Девок там было – три калеки и две чумы, хотя класс был полный, даже слишком. Но тех девушек он до сих пор вспоминает в чудесные мгновения дрочки.
– Лиззи – вовсе не напыщенная. Матом ругается, как заправский сапожник, – незамедлительно оправдывается Томми.
Только эти слова срываются с его губ, он вдруг понимает, что стесняется собственной трусости и всего этого в присутствии друзей. Но у всех случалось такое в жизни, когда ты ждешь свою девушку, как солнце, долго скрывающееся за облаками, а потом оно появляется и спасает тебя от тьмы, раскрывает твою истинную сущность, заботится о тебе, как о беспомощном цветке.
– А медок-то ее тебе покоя не дает, – улыбается Рентон, сдержанно держа колено Томми. – Она просто держит тебя пока на расстоянии, потому что вокруг столько хороших кошечек, это такой защитный механизм, чтобы привязать тебя к себя. И это ей неплохо удается, ты счастлив с ней.
Все остальные, кажется, согласны с этим утверждением; все, кроме Бэгби.
– Ага, только насчет ругательств не соглашусь; все девки – тщеславные сучки, они ругаются матом так естественно, как мы, настоящие мужчины, совсем не умеем.
К удивлению Рентона, его вдруг охватывает настоящая любовь к Франко, и он подмигивает ему в знак того, что согласен с ним.
– И тут ты прав, дружище.
Бэгби хвастливо задается, почти мурлычет от удовольствия. Затем выражение его лицо радикально меняется, и Рентон ударяется в панику, его донимает одна только мысль: Никогда не пойму, что происходит в его ебаной пустой голове.
Затем он понимает, что Бэгби сосредоточился на чем-то позади него, поэтому он тоже оборачивается и видит худенькую девушку со спутанными белокурыми волосами, выбритыми по сторонам, в возрасте где-то около восемнадцати лет.
Несмотря на Лесли за барной стойкой, она направляется к ним, останавливается где-то за пару футов, скрещивает руки на незаметной груди. Они поворачиваются к ней все, как один, в то время как Бэгби напускает на себя свирепый вид.
– Чего тебе, на хуй, надо?
– Поговорить, – говорит она.
Рентон мгновенно заинтересовывается девушкой. Она, скорее, мой тип, чем Франко. Он обычно любит побольше мяса на костях, а здесь – сами гребаные кости.
– Говори, что хочешь, – отвечает Бэгби, раздраженный ее внезапным появлением, – у нас тут свободная, блядь, страна!
– Не здесь, – возражает она, посматривая на компанию с отвращением, хотя все уже давно вернулись к телевизору.
Все кроме Томми, – он вяло улыбается девушке, потом с надеждой кивает Бэгби и указывает на дверь. Франко, кажется, замечает это, потом встает, направляется к соседнему столику, захватив с собой свое пиво, и приглашает девушку на конфиденциальный разговор. Однако, как все сразу замечают, пива не ей предлагает.
– Это дурно пахнет, – задумчиво говорит Томми.
Рентон выбирает новую песню; на этот раз с музыкального автомата звучит «White Lines» Грандмастера Флеша.
Билет на автобус, белая автострада,
Расскажи друзьям, они будут рады ...
– Потому что я знаю, она – твоя!
Они вдруг слышат, как она кричит на Бэгби, в ее голосе слышать слезы, в то время как на экране Платини прилагает массу молчаливых усилий и пытается забить.
– Вы все так говорите, – возражает Бэгби, откидываясь на спинку стула; он спокойный, получает удовольствие от этой неприятной ссоры; остальные тоже Не могут удержаться – сидят, насторожив уши.
– Это мог быть только ты!
А Бэгби в этот момент думает только о шелковистой на ощупь одежды девушки, о той ночи, о нежности, робости, с которой она снимала свои туфли. И как только эти моменты затмили в его памяти воспоминания о ее наготе ... Она нравилась ему одетой. Хотя это было лето, на улице не было жары. Не надо было ей выходить из дома без куртки. В порту было холоднее, чем в городе.
– Слушай, если ты выходишь в морозную ночь без куртки на улицу, когда едва снег на земле не лежит, ты ведь можешь простудиться?
Она возбужденно таращится на него, а потом неистово кричит:
– Что ты, на хуй, говоришь? Куртка? Снег?
По телевизору Доминик Рошто бьет штрафной, но мяч проходит мимо штанги. Рентон снова отвлекается от матча и наблюдает за Бэгби и девушкой.
Выше, крошка моя ...
Бэгби тоже повышает голос:
– Ты же, блядь, таблетки не пьешь, ты и без того горячая, ничего же, на хуй, не случится!
Лесли поднимает одну бровь, глядя на Рентона, и делает вид, будто протирает бокалы. Микки Эткин окидывает взглядом завсегдатаев, которые сразу переключаются на другой телевизор.
Девушка молча смотрит на Бэгби, как зачарованная, закусив нижнюю губу.
Затем спрашивает:
– Ну и что?
– Так ищи выход. Это – твоя ебаная проблема, не моя, – качает головой Франко Бэгби, потом делает большой глоток пива и осторожно ставит бокал с выпивкой на стол.
Пятнышки на скатерти напоминают ему пятна, которые он видел в детстве на птичьих яйцах, что нашел когда-то в гнезде.
– Я тебе сказал: давай трахаться. Я не говорил: давай заведем ребенка.
И что? Я могу трахаться без всяких там детей!
Девушка встает и кричит, указывая на него пальцем:
– МЫ ВСТРЕТИМСЯ, СОПЛЯК!
Затем она направляется к выходу на поле по телевизору раздается свисток, и игроки уходят на перерыв. Испанцы хорошо себя показали, но к победе гораздо ближе Франция.
– ЭЙ! – Бэгби резко подскакивает с места и кричит ей, указывая на друзей. – ТЫ ЗАБЫВАЕШЬ, ЧТО МНЕ ВСЕ ЭТИ РЕБЯТА – СВИДЕТЕЛИ! ТЫ САМА ВИНОВАТА ВО ВСЕМ!
Девушка резко останавливается. Затем оборачивается, испуганно смотрит на них и обращается к Лесли, почти умоляет:– ОН ВСЕ ВРЕТ!
Лесли смотрит на Микки и пожимает плечами, а в то время девушка взывает:
– ТЫ ПОПАЛСЯ, ПОДОНОК!
– Я УЖЕ ПОНЯЛ, – кричит Бэгби в ответ, показывая ей фак. – И МНЕ ЭТО УЖЕ НАДОЕЛО!
Рентон наблюдает за тем, как она униженно оставляет бар, ее худые, бледные плечи вызывают в нем сожаление, сложно было представить, как она идет ночью с обнаженными руками, так и хотелось накинуть на них шаль. Он представляет себе мир, где она не забеременела от Бэгби, где именно он идет за ней, рядом с ней, даже, возможно, набрасывает ей свою куртку на гибкую, хрупкую спину.
Фрэнк Бэгби осушает свой бокал, заказывает еще пива и снова присоединяется к друзьям.
– Если эта сучка пойдет в суд, у меня есть вы, ребята, чтобы прикрыть мою задницу и подтвердить, что слышали этот разговор. Каждая тварь в порту знала, что она трахается с любым первым попавшимся мужиком!
– Они могут сделать тест на отцовство, Франко, – напоминает Томми.
Рентон хочет рассказать, что читал статью в «Сайентифик Американ» об этом новом тесте ДНК, когда заходил недавно в центральную библиотеку, но потом вспоминает, что он – в лейтском пабе, а не в студенческом союзе Абердина, где такие умные сообщения могли бы оценить по достоинству.
Бэгби сжимает зубы.
– Знаю все это, Тэм, ради бога, – огрызается он, потом его лицо смягчается. – Но эта сучка сама путь держится подальше от гребаного суда, она же не думает весь Лейт проверять на отцовство, хотя ее здесь все перетрахали, в то время как мы встретились только один раз!
Несмотря на то, что все засмеялись, всем друзьям было жаль девушку, особенно Кочерыжке. Сколько же подонков может встретить такая девушка, которые думают не головой, а только членом. А ей теперь растить, воспитывать малого Бэгби до конца своих дней.
Не имеет значения, что она несколько не в себе, никто такого не заслуживает.
Второй тайм продолжается, и Платини неизбежно выводит Францию вперед. Паб торжествует, по крайней мере, группа посетителей, сидящих в другом углу. Но Бэгби их волнения только раздражают, он обиженно смотрит на другую компанию, пытаясь усмирить их одним лишь взглядом. Томми думает, сможет ли вообще когда-то стать на защиту Франко; ему сложно представить обстоятельства, которые заставили его так поступить.
Остаток вечера проходит под аккомпанемент еще нескольких бокалов пива. На телеэкране Платини сегодня бьет все свои рекорды и с триумфом получает кубок чемпионата «Евро». Рентон и Кизбо удивлены, увидев счет два-ноль, потому что пропустили последний гол. Амфетамин, адреналин и другие личные драмы дали о себе знать.
– Даже не знаю, как ее, на хуй, зовут, – говорит Бэгби умышленно грубым, презрительным тоном, но что-то происходит, и, к его и других удивлению, слова звучат как обвинения и даже нарекания.
Он почему-то опять думает о тех пятнышках на яйцах, потому что так и не может вспомнить, разбил он их или оставил в гнезде.
Первый укол. Просто скажи «да»Упрямство и своенравие – неотъемлемая часть характера каждого шотландца. С тех пор, как я отказал тем мудакам из Манчестера, я стал одержим героином. Иногда я мечтаю о том, чтобы я тогда сказал им «да», тогда бы мне, пожалуй, удалось успокоиться. Также, говорят, наркота – хороший болеутоляющий, а боль в моей спине никак не угомониться, особенно тяжело ночью. Врач считает, что я все выдумываю, и его парацетамол вообще не дает никакой пользы.
Ни для кого в нашей компании не секрет, что Мэтти, который пожирает львиную долю всего нашего спида, постоянно ширяется герою и счастлив от этого. От него я узнал, что Джонни Свон, старый мой друг по футбольной команде, толкает дурь и зарабатывает неплохие деньги. Я не виделся с Джонни сто лет, с того времени, как мы играли вместе за нашу городскую «Порт-Тисл». Он играл очень и очень неплохо. У меня же руки не из того места росли, поэтому я был счастлив уйти из команды и начал ходить на бокс вместе с Бэгби и Томми.
Время возродить нашу дружбу.
В своей новой квартире на Монтгомери-стрит я предложил Кайфолому сходить в гости к старому знакомому, и он согласился.
– Звучит просто охуенно. Я когда-то уже пробовал это дерьмо, очень давно, – здесь он начинает напевать оригинальную версию «Вельвет Андеграунд»: – Я втыкаю иглу себе в вену ...
Он, чуть не выворачивая себе челюсти, зевает, и, хаотично полистав, откладывает в сторону словарь.
– Я хочу только попробовать, представляю реакцию Франко, когда мы встретим его вечером.
Кайфолом причесывает себе волосы рукой.
– У меня уже вот тут сидят комментарии этого пиздюка, которые он постоянно отпускает в мой адрес. Мне на хуй это не нужно. На хуй мне надо всю ночь слушать, сколько он там зарезал и сколько перерезал ...
– Да, все равно от одного укола с нами ничего не случится, пойдем потом и увидимся с ним в «Метерз».
Он пожимает плечами, встает, убирает подушки с дивана, ища монеты, и вываливает из карманов награбленное добро.
– Государство должно платить мне больше, – жалуется он. – Я уже устал грабить красоток, чтобы хоть как-то свести концы с концами.
Мы выходим из дома, садимся в «шестнадцатый» автобус и отправляемся в дом Джонни на Толкроссе. Солнце ослепительно светит прямо в глаза, очень жарко, поэтому мы садимся на задние сиденья, чтобы лучше видеть каждую девушку, которая входит в автобус. Задняя парта с Бэгби, чтобы пугать одноклассниц, задние места с Дохлым, чтобы рассматривать телочек. Жизнь – такая простая штука.
– Будет так весело, – обещает Кайфолом и потирает руки. – Наркота – это всегда весело. Веришь в высшие силы, судьбу и все это дерьмо?
– Не-а.
– Я тоже, но помни одно: сегодня у меня слово на букву «ж».
– Что? .. – Растерянно спрашиваю я, и тут до меня доходит. – Это – твоя очередная приколяга из словаря?
– Потом поймешь, – кивает он и начинает рассказывать о гере.
У меня никогда не было особенно плохих привычек, я никогда не курил, никогда не употреблял наркотики. Должен признать, я боюсь до усрачки. Меня так воспитывали, что я с детства считал, что одна только попытка – и я уже мертвец. Все это, конечно, хуйня, но раньше я позволял себе разве что спид. Однажды – кислоту. Чем больше лжи распускают о таких вещах, тем больше люди тяготеют с дьявольским упорством уничтожить себя с помощью выпивки и наркоты.
Но героин ...
Для меня это – черта, которую нужно перейти.
Но я только попробую, только один раз. Кайфолом же совсем не волнуется, потому я тоже решаю держать марку.
– Ага, дождаться не могу, когда в конце попробую геру.
– Что? – Кайфолом закатывает глаза в притворном ужасе, автобус подпрыгивает на холме.– О чем ты говоришь, Рентон? Гера? Никогда не говори этого в присутствия дилера, он посмеется над тобой. Называй его исключительно «героином », ради Папы Римского, Иоанна Павла!
Вдруг он забывает, что говорил, и таращится на красавицу в короткой юбочке, которая, обольстительно виляя бедрами, следует вдоль дороги.
– Это персик ... Слишком фигуриста и выразительная, чтобы называть ее просто обезьянкой ...
– Ага, – бессильно отвечаю я.
Мы добираемся дома Джонни Свона, находим на дверях домофон, с которым, однако, нет никаких проблем – двери легкомысленно открыты. На черной двери указаны имена всех жителей, кроме хозяина нужной нам квартиры.
Улыбающийся Джонни приветствует нас, хотя и смотрит как-то неловко в сторону Кайфолома.
– Мистер Рентон! Не слыхать и не видать его.. заходи ...
– Да, пару лет точно не виделись, – признаю я.
И действительно, я был здесь на одной вечеринке. Вместе с Мэтти. После того, как мы вернулись из Лондона. У Свона все еще были светлые волосы, но сейчас они отрасли и стали какими-то редкими; а его синие глаза, этот острый взгляд остались такими же. Он всегда выглядит удивленным, будто вот-вот обидится на тебя, поэтому напоминает чем-то Рона Муди, который играет Фаджина в «Оливер!».
Несвежий запах затхлых сладостей витал в воздухе, было непохоже, чтобы он доносился из какой-то другой квартиры, смрад только усилился, когда мы вошли. Кайфолом, которого я пропустил первым, тоже услышал неприятный запах, но даже виду не подал, скрыв свое отвращение.
Одно окно было завешено, поэтому в первой комнате было темно, как ночью. Во всех остальных на подоконниках стояли настоящие огромные плантации зеленых помидоров, которые все равно перекрывали весь свет. Пол был покрыт старым линолеумом, на котором валялся старый потертый ковер. На стене над камином висел клевый постер с обнаженной по пояс Сьюзи Сью. Мы опустились на кожаный диван. Наблюдаем, как жалкая пародия на волнистого попугайчика с жирным перьями ходит по перекладинам клетки с видом Ричарда III и, перекинувшись парой слов о старых временах, Джонни переходит к делу.
– Мэтти Коннелл говорил, вы часто на севере развлекаетесь. Видимо, нужен спид?
Я смотрю на Кайфолома, потом снова на Джонни, стараясь сохранять покой.
– Если честно, мы слышали, у тебя героин неплохой.
В Свона глаза на лоб лезут, он облизывает губы.
– Сейчас он всем нужен, – улыбается он и спрашивает, закатывая рукава своей рубашки и демонстрируя глубокие отметины на внутренней стороне рук. – Когда пробовали его раньше? Ширялись уже?
– Ага, – вру я, не глядя в сторону Кайфолома. – Еще в Абердине.
Свон, или просто Лебедь, как мы его когда-то называли, догадывается о то, что я солгал, но ему похуй. Он берет деревянный ящик из-под стеклянного журнального столика, на котором стоят роскошная сине-золотая ваза, кружка с логотипом чемпионата мира восемьдесят второго года, свеча на популярной в каждом доме голубовато-белой раскрашенной тарелке, от которой уже мало что осталось, и маленькая пепельница, в которой полно окурков.
– Точно хочешь ширнуться?
– Да.
Он открывает своего ящичка и достает какую-то белую пудру из крохотного пакетика для мелочи, высыпает ее в ложку и набирает шприцем немного воды из кружки.
Он выпускает немного жидкости в ложку, затем подогревает ее над пламенем свечи, по ходу дела помешивая все это иглой. Поймав на себе взгляд Кайфолома, он хитро улыбается нам через плечо, выдавливая немного лимонного сока в воду.
Последний раз помешав это дерьмо, он набирает полный шприц.
Я сижу подальше, очарован процессом подготовки. И не я один – Кайфолом смотрит на Джонни, совсем как студент-ботан своего любимого учителя.
Джонни таращится на меня, видит, что я сижу, открыв рот, как лишний хуй, который снимает групповуху на камеру.
– Помочь?
– Ага, – киваю я.
Сука Лебедь, знает, что мне стыдно.
Он рывком тянет меня к себе, как рождественское печенье, и устраивает мою руку у себя на колене. Его джинсы неприятно липнут к моей коже, будто он на них мед пролил или намазал ногу патокой. Он обвязывает мне бицепс кожаным ремнем и пробегает пальцами мне по венам. Моя спина будто снова страдает от мнимого удара дубинкой, дрожь охватывает мое тело.
Я знаю, что именно в этот момент пересекаю границу.
Сердце стучит. Стучит, как никогда. Мы должны встретиться с Франко, побухать вместе в пабе, посмотреть «Евро-84», его бросать нельзя!
Скажи «нет».
Джонни продолжает простукивать мои вены, я отвлекаюсь, разглядываю сухие куски перхоти, которые заполонили его кожу по всей линии роста волос.
Бэгби. Встретиться с Бэгби в девять!
Я уже почти готов попросить его остановиться, но знаю, что тогда никогда не успокоюсь. Если эта наркота вызывает такую неизбежную зависимость, о которой говорят, то я – уже наркоман, хуже уже не будет.
Скажи «нет».
Думаю об универе: обучении, модуле по философии и свободе воли против детерминизма ...
Скажи «нет».
Вспоминаю Фиону Коньерз из класса истории, как она откидывает длинные черные волосы набок, ее большие голубые глаза и белые зубы, когда она улыбается мне ...
Скажи «нет».
Джонни все тянет, работает пальцами, как старый терпеливый золотоискатель. Он смотрит на меня и как-то криво улыбается.
– Хуевые у тебя вены.
Еще не поздно! Придумай что-нибудь, он выдворит тебя отсюда, скажи «нет, нет, нет» ...
– Да, я даже кровь не могу сдавать.
Скажи что-то другое ... скажи уже, блядь, «нет» ...
НЕТ, НЕТ, НЕТ ...
– Это почти одно и то же, – улыбается он и втыкает иглу мне в руку.
Я испуганно смотрю на него, шокированный внезапным болью, настоящим вторжением. Он улыбается, показывает свои гнилые зубы и втягивает немного моей крови в шприц. Слово «нет» уже готово сорваться с моих губ, и вдруг он резко вливает содержимое шприца в мое тело. Я смотрю на пустой «агрегат». Не могу поверить, что он сделал это со мной.
Страх поднимается по моему позвоночнику, как ртуть по термометру Потом все утихает. Я улыбаюсь Джонни. Потом мне приходит мысль: и это все? Здесь я чувствую сильный внезапный жар, который отапливает мне внутренности, затем все тело и мозг, я будто бы превратился во фруктовую пастилу, которая тает в огромном рту. Вдруг все, что кипит в моей голове, каждый страх, каждый вопрос просто исчезает, и я чувствую их где-то на далеком-далеком расстоянии ...
Да, да, да, да, ДА, ДА.
Перед моим мысленным взором возникает образ моего брата Билли, я вижу, как мы с ним гуляем по аллее в Блэкпуле, потом пересекаем дорогу и поворачиваем к переулку с краснокирпичными отелями. Был жаркий летний день, я ел мороженое-рожок за девяноста девять центов.
Джонни что-то говорит, кажется, спрашивает:.
– Хорошо штырит ... да?
– Ага ...
Да…
Меня охватывает чувство того, что все у меня хорошо, все было и будет просто прекрасно. На нас низвергается чистая ебаная эйфория, она слепит глаза, как солнце за окном, теперь все не просто правильно, все – безупречно.
Да ...
Вдруг у меня во внутренностях назревает тошнота, я чувствую, как рвота поднимается по моему горлу. Лебедь видит мои позывы и передает мне страницу из какой-то газеты.
– Дурь слишком сильная, забыл, что ты – новичок, дыши глубже, – говорит он.
О да, теперь уже не пугайся, Лебедито, я уже лечу..
...Я глотаю мерзкую жидкость, встаю на ноги и опираюсь на спинку дивана.
Не знаю, чего я ожидал, пожалуй, галлюцинаций, как от кислоты, но ничего подобного не случилось, все было, как всегда, но чувствовал я настолько очаровательно, радостно и просто охуенно, как если бы все острые углы мира вдруг стерлись и сгладились. Моя деревянная болезненная спина напоминает сейчас здоровенный кусок резины. Дубинка полицейского отскакивает от нее и размазывает этого подонка-копа по асфальту ...
О да ...
– Хорошо тебе, друг? – Спрашивает Лебедь.
– Интересно ... здесь ... у тебя, Джон, – я чувствую, как слова лениво сползают с моих губ, и мы обессилено смеемся вдвоем.
Кайфолом на очереди, он смотрит на меня с восхищением. Затем импровизированный жгут оказывается на его руке, и игла Джонни прокалывает и его большую темную вену.
– Ты – лучший, – говорю я и смотрю на него, потом чувствую, как он с шумом падает на меня, как огромная, теплая мягкая игрушка.
– О ... и ты красава, блядь, – стонет он, а потом его рвет на газету.
Когда он встает, то пытается сосредоточиться на моем лице, вяло улыбаясь.
– Слово на букву «ж» ... в моем словаре ... было «жгут» ... такая ирония судьбы, ебаные святоши-Папы ... ебаный космос ...
– Космос – как попугай, повторяю за ним я и взрываюсь ленивым смехом.
Мы никуда не идем, Кайфолом покупает у Лебедя еще грамм, а потом мы долго сидим в глубокой, дремлющих тишине послеобеденной жары, которую нарушают лишь крики детей и шум машин, доносящиеся с улицы. Лебедь ставит альбом «Дорз». Никогда мне не нравилось такое дерьмо, но сейчас я начинаю догонять.
Больше всего я наслаждаюсь неспешной приятной беседой, мудрой и безумной одновременно; тем, как мы встаем в позу, бросаем остроумные реплики; кайфую от того, как меня греют чувства от гипнотического воспоминания о «Riders on the Storm»; даже от того, как я наслаждаюсь каждой первой попавшейся песней с первой стороны кассеты, в то время как гостеприимству Джонни приходит конец. Когда ночная темнота обнимает нас, мне классно, как никогда. Идем на хуй в город жуткими переулками, где вступают в словесные перепалки с коварными пьяницами, которым давно пора домой, вышибалы-шкафы, а их криками подбадривают полуголые телки, покрытые гусиной кожей. В тот момент я чувствовал одну лишь эмоцию вместо всех возможных. И мне было неважно, ждет меня сам Платини или Франко Бэгби – пусть весь мир подождет.