Текст книги "Героинщики (ЛП)"

Автор книги: Ирвин Уэлш

сообщить о нарушении

Текущая страница: 34 (всего у книги 46 страниц)

– Это – твое решение, Нейл. – Я пожимаю плечами, поймав на себе взгляд Дженни; она как бы просит прощения у меня за свое появление.

На хуй эту малую сучку, ей рано или поздно наступит конец, а я – не ебаный социальный работник, по крайней мере, так мне кажется.

Нелли сжимает губы:

– И что?

Еще две девочки присоединяются к гарему Кайфолома.

– «Силинк», – указывает один из них на мою пустую сумку, правда, произносит она это название весьма своеобразно – «Силанк», так по-нашему, по-лейтовски. Обычно я стараюсь ухватить кусочек с роскошного стола телок Кайфолома. Игги, Боу, Лу, их нет. Сейчас мне вообще ничего не хочется.

– Посмотри на мир, приятель, не стоит его отрицать, – философски говорю я.

– Ты прав, как всегда! – соглашается Нелли, думая, что мне не насрать на его драмы. Кажется, это тот самый Сёрен сказал когда-то, что всегда можно советовать человеку найти свою тихую гавань, но равнодушие – это даже лучший помощник.

Внимание Кайфолома сконцентрировано на малой Марии, скрытой красотке Банана-Флэтс. Хорошая, но тоже героиновая сучка. Ходят слухи, что это Кайфорлом ее подсадил; всегда находят какого-то стрелочника , который запустил это стихийное бедствие, люди постоянно ищут виноватого, говоря: все это дерьмо типа «где этот ублюдок, который подсадил моего сына или дочь на наркоту». Только наркотики появились, сразу нашлись и те люди, которые захотели их попробовать. Бессмысленно и тупо пытаться обвинять чужого ребенка, заболевшего гриппом и заразившего других детей в классе. Это даже не заражение, это – распространение, естественный процесс. Однако все равно такие родители обманывают себя, потому что просто не хотят верить, что их ребенок стал совсем другим.

Кайфолом, конечно, мудак, вряд ли он стал бы помогать кому-то подсаживаться на иглу.

– Где же мои шестнадцать, эти золотые годы, – улыбается он и нежно проводит своими коварными пальцами по ее опухших губах, – жаль, что я бросил школу. Это бы нас сблизило сильнее, да, я правильно понимаю? Союз, благословлённый государством.

У него на голове почему-то появилась плоская тюбетейка, которую он, видимо, взял у этих девушек, я вижу, что Нелли уже начинает раздражать эта компания. Он замечает, как я таращусь на эту шапку. Улыбается мне, словно говоря: «Вот так хуйня». А потом тихонько говорит мне: – Слышал, наш Гогзги заболел. Его видели в клинике.

– Наверное, за метадоном ходил. Мы все туда ходим по программе.

– Нет, он сам раскололся недавно в баре, что лечится. Рыдал, как ебаная девчонка, – шепчет Нелли.

Я смотрю на Кайфолома, который якобы занимает Марию, но одновременно флиртует с Дженни.

– Сладенькая моя девочка. Была бы моей, если бы я не был настолько предан тебе, Мария, – щиплет он свою подружку, Дженни тихонько посмеивается.

Мэтти напряженно пялится на него.

– Сука, ты меня заебал уже, я лучше пойду, – говорит он с кривой улыбкой.

Я поворачиваюсь к Кайфолому:

– Ты идешь?

– Нет ... У меня встреча здесь с Рикки Монагэном. Подожду, посмотрю, что он может мне предложить.

– Бля, ничего у Монни нет, – презрительно сплевывает Мэтти.

– Дело твое, красное или черное, крути колесо. А я остаюсь здесь, – говорит тот и сильнее сжимает Марию в объятиях, которая все время агрессивно таращится на меня.

Я киваю Мэтти. Хочу поскорее уйти отсюда, и мы оставляем Кайфолома с телочками.

Так мы оказываемся на улице под светом злостных фонарей, где мимо нас проходят какие-то мудаки, для которых мы – не более, чем бактерия или кучка дерьма. Я весь трясусь , будто модель-анорексичка, которая подносит ко рту кусочек хлопьев Кэдбери.

– Слушай, Марк, прости за те ... те слова о Дэйви, типа. Мне очень жаль.

– Забудь, – советую ему я.

– Я просто на грани из-за наркоты, не могу себя контролировать.

– Забудь, – повторяю я, не имея никакого желания спорить с ним сейчас.

Мы заходим в магазин, Мэтти нужно там что-то купить. Миссис Райлэнс встречает нас за прилавком: яркие окрашенные волосы подчеркивают красный цвет ее толстого лица. Она видит, как я пробегаю глазами по копилке в форме кошки.

– Животные никогда не станут жаловаться, сынок. Честно говоря, этим они нравятся мне больше людей. По крайней мере, кроме некоторых людей, – жалобно смотрит она на меня, замечая, как я смотрю на кошку. – Как там мой мальчик, Дэнни? Милашка такой.

– Кажется, ему уже лучше, – грубо отвечаю я; мне хочется сплюнуть, когда я смотрю, как Мэтти рыщет в карманах в поисках денег и ненавидя себя, раба нищеты и бессмысленной зависимости от других. – Он тоже участвует в проекте.

– Проект ... – бездумно повторяет за мной старая мышь, забирая драгоценные копейки у Мэтти за туалетную бумагу.

В магазин заходит компания подростков, и ее ястребиные глаза сразу щурятся за линзами толстенных очков. Я вижу, как у Мэтти глаза на лоб лезут, когда я хватаю с прилавка копилку и запихиваю ее в сумку. Это Шарлин меня научила – держи сумку начеку. Кража не принадлежит к тем делам, которые надо тщательно планавать. В процессе я не отвожу взгляда от затылка миссис Райлэнс, которая полностью переключила свое назойливое внимание на детей. Мэтти тоже настороже.

Мы выходим на улицу, и только за нами закрываются двери, миссис Райлэнс кричит:

– МОЯ КОПИЛКА! МОЯ КОШАЧЬЯ КОПИЛКА! КТО ЗАБРАЛ МОЮ КОПИЛКУ?! Но это она обращается к тем малым говнюкам, а мы тихонько исчезаем на другой стороне дороги. Мы собираемся вернуться к Лебедю, только бы эту копилку открыть. Мы задерживает дух и осторожно несем пластмассовую «кошку» по улице Королевы Шарлотты. А она увесистая – видимо, там полно новых фунтовых монеток. Но вдруг нам приходит в голову, что мы можем сесть на автобус у полицейского участка; и вот мы уже тарахтим по шестнадцатому маршруту, который направляется на Толкросс. Джонни нет дома, но, к счастью, нам открывает Рэйми.

– Заходите, покупайте, мальчики мои, – поет он в стиле эпохи Боуи-Тони– Ньюли, а потом вдруг подмигивает нам и смотрит на Мэтти. – О, а ты еще жив, Мэтти, мой мальчик? Может, хочешь подождать, пока придет Лебедь, и с ним и будешь вести все дела?

– Ага ...

Мы начинаем искать нож, потому что никак не можем открыть копилку! Мэтти колет ее ножом, но тот неожиданно соскальзывает и попадает ему прямо в другую руку, и вот он уже заливает красной кровью копилку и прожженную бесчисленными сигаретами деревянный пол.

– БЛЯДЬ, СУКА! – кричит он, посасывая свою кровь с пальца, как вампир.

Я тоже пытаюсь открыть, но у меня ничего не получается. Мы точно знаем, что в этой ебаный коробке полно десятипенсовиков и фунтовых монет, но не можем воспользоваться одной из них, эти ебаный кошачьи зубы не дают добраться к сокровищам.

Ебаные отбросы, которые придумали эту хуйню!

Рэйми выносит из другой комнаты молоток и хуярит им по копилке, но ей на все похуй.

– Я серенады напеваю, а они украшают .. – поет он, откладывая инструмент в сторону. Эти его обычные ремарки, всегда бессмысленные, но довольно смешные, сейчас звучат ну совсем не в тему. Я сам берусь за молоток и ударяю по этому дьявольскому изделию, но на этом синтетическом, канцерогенному полимере, который даже природному разложению не поддается, не остается ни одной по царапины. Не помогает даже слесарная ножовка, здесь нужна бензопила.

Рэйми теряет покой:

– Джентльмены, оставьте эти безрезультатные попытки, пока Джонни не вернется. Мы – не единственные поставщики, друзья мои, а пока вы эту хуйню откроете, в Шотландии вообще министерство по торговле наркотой открыть успеют.

Рэйми, конечно, странный товарищ, но надо отдать ему должное – дела с ним вести значительно легче. Джонни очень тщеславен, жесток из-за огромного количество спида и прочей химии, которую он употребляет. Если он думает, что может оставаться царем горы вечно, то он сильно ошибается.

Мы с Мэтти смотрим друг на друга и решаем узнать, не удалось ли Кайфолому договориться с своим знакомым, Монни. Мы возвращаемся в порт, но останавливаемся в начале Уок и заглядываем в Киркгейт, где в Форте живет Кизбо. Этаж «Д» в доме Форт – за две квартиры от него я провел большую часть своего детства.

– Хочу к Киту заглянуть, Мэтти, подожди меня здесь.

– Зачем?

Я открываю сумку, достаю копилку и трясу ею, чтобы привлечь его внимание. Половину его лица будто судорогой сводит, такое случается разве что при сердечных приступах.

– Потому что я собираюсь отдать тебе это вместе с сумкой, чтобы ты зашел в какую-нибудь мастерскую и открыл ее. Или сам разбей, главное – собери все-все-все и спрячь в этой сумке. Договорились?

Мэтти моргает так сильно, что ему кто-то перца в глаза насыпал.

– Но ... Я же могу вечность так ходить ...

ЧТО ЭТО БЫЛО, НА ХУЙ?

Мы оба слышим ужасное эхо, которое доносится сверху. Оно болью отдается в моей голове. Панический холодок пробегает по моему позвоночнику. Блядь, я в порядке, это все – проклятый метадон ... Я тяну Мэтти за рукав куртки:

– Мы с Кизбо сейчас спустимся, поможем тебе, я не хочу попусту тратить время на этот глупый спор!

Мэтти вытирает сопли и кивает, он панически оглядывается по сторонам и дрожит от страха. Я поднимаюсь по лестнице и оказываюсь на этаже «Д». И тут я встречаю маму и папу Кизбо; Мойра, с ее заметным кудрявыми темными волосами и очками в роговой оправе, и Джимми, который до сих пор похож на бочку, в белой рубашке и черных трениках, стоят под дверью собственной квартиры.

Когда я подхожу к ним, крики, которые доносятся из квартиры, становятся громче; я понимаю, что там, внутри, Кизбо. Джимми и Мойра смотрят встревоженно друг на друга, но все же осмеливаются зайти в квартиру и даже пытаются закрыть дверь перед моим носом.

– Что случилось? Это Кит кричит?

– Ты здесь не желанный гость, – отвечает Мойра, наваливаясь всем весом на двери, но я успеваю вставить в щель плечо и протискаюсь в квартиру.

В одной руке у меня наша копилка, я не могу оставить ее в коридоре, поэтому вынужден почти ворваться в чужую квартиру. Кто-то выпустил из клетки всех птиц, они сейчас истерически барахтаются коридору.

– Не выпускайте птиц на улицу! – кричит Мойра, позволяя мне войти в гостиную и закрывая за мной дверь.

Перед моими глазами возникает безумная сцена: несколько волнистых попугайчиков и зебровая амадина летают вокруг Мойры; одна птичка садится ей на плечо, другая устраивается на тыльной стороне ее ладони. На женщине ангорская кофта, но под ней нет ничего, кроме лифчика. Большинство верхних пуговиц расстегнуты, я вижу какой-то розовый шрам у нее на груди, а главное – вижу что-то большое и подвижное, пожалуй, ее сиськи. Она закутывается в кофту теснее, застегивает еще пару пуговиц, и мы оба смущенно смотрим в сторону. Джимми тупо стоит на пороге, раскрыв глаза и рот заодно. Вокруг нас летают сумасшедшие птицы, кричащие без умолку.

– Пожалуйста, Мойра ... Джимми, – прошу я, – мне надо увидеться с Китом.

И потом я слышу этот бешеный крик:

– МАРК! ВЫЗЫВАЙ ЕБАНУЮ ПОЛИЦИЮ!

Птичка оставляет руку Мойры и летит на кухню, как вдруг Джимми несется за ней и кричит:

– ЗАКРОЙ ИХ!

– Джимми, что здесь, черт возьми ...

Господи, словами передать не могу всего, что мне хочется сказать обо всем этом беспорядке, когда вижу высокий забор из проволоки, который отделяет лестницу от остальной квартиры. Повсюду настелены газеты, уже полностью засранные ебаными птицами. Выглядит все так, будто хозяева превратили весь дом – гостиную, спальню и даже туалет – в одну большую клетку, себе оставив только коридор и кухню! Мойра с неприязнью смотрит на меня, Кизбо зовет на помощь ... Женщина открывает клетку над лестницей и загоняет туда всех этих неугомонных птиц. Они летят за ней, как крысы за Дудочником, а она коварно заводит их в клетку и, закрыв их там, поворачивается ко мне.

– Иди отсюда, – приказывает она, открывая передо мной дверь.

Кизбо все еще кричит, но теперь мне кажется, что его голос идет с улицы. Может быть, у них есть старый птичник на балконе, в который можно попасть из кухни?

– МАРК! ПОМОГИ МНЕ! МЕНЯ ЗАКРЫЛИ ЗДЕСЬ!

– Что происходит, блядь? Кизбо, ты там, на балконе?

К нам выходит его сестра Полина, она появляется на лестнице, внутри клетки, желто-зелено-бело-голубое гнездо попугайчиков вьется вокруг нее.

– Они закрыли его на балконе, – говорит она и со слезами возвращается в комнату. -Нельзя держать его там, мама! – кричит матери.

Мойра все еще держит двери, она не сдерживается и кричит на меня:

– УБИРАЙСЯ ОТСЮДА!

На этаже появляется старая карга, любопытная Маргарет Каррен, которая сегодня представляет собой образец плачевности. – Мы не станем этого терпеть, Мойра, мы позвоним в полицию, если этот шум не прекратится. Это уже целый день продолжается! А эти птицы ... Мне никогда не нравился этот ваш птичник на балконе, но когда вы и весь дом в него превратили... Это же антисанитария! Сколько еще нам терпеть?

– Сколько надо, столько и терпеть! Это касается только нас!

Они начинают ссориться, но я встревайте и спрашиваю Мойру:

– Что вы, черт возьми, сделали с Китом?

– Его закрыли на балконе, – хнычет Полина, прижавшись зареванные лицом к сетке, отгоняя от себя крикливых птиц.

Я бегу мимо Джимми и Мойру на кухню. Провода и стекло, которые разделяли комнату

на птичник и проход к балкону, теперь полностью убраны. Кизбо на улице, он карабкается в комнату и кричит: – ПОМОГИ МНЕ, МАРК! БЛЯДЬ, ПОМОГИ МНЕ, ПОЖАЛУЙСТА!

– Он не зайдет в комнату, пока это дерьмо не выйдет из его организма, – сурово говорит Мойра.

Я разворачиваюсь и кричу ей прямо в лицо:

– Ты что, блядь, совсем с ума сошла? Он в отчаянии, – кричу я, вспоминая о Никси. – Он точно попытается выбраться оттуда, полезет вверх или вообще спрыгнет вниз! Дайте мне поговорить с ним!

Я хватаюсь за огромные засовы на дверях, толкаю их, пытаясь открыть эту клетку. Джимми не мешает, но побелевшие пальцы Мойры впиваются мне в запястья:

– Нет ... Нет ... Мы хотим помочь ему ...

– Вы убиваете его, ему надо пройти ебаную реабилитацию! ОН НАСТОЛЬКО БОЛЬНОЙ, ЧТО ПРОСТО СПРЫГНЕТ ВНИЗ! – кричу я ей в лицо, и она вдруг успокаивается и ослабляет хватку.

Ебаная Каррен тоже забегает в дом. Я слышу, как она кричит мне вслед:– А ты куда карабкаешься? Стой на месте! Тебя сюда не пускали! Сука, вали в свой дом вниз по реке, который по праву принадлежит нам!

– Мы там больше не живем ... Переехали уже, – огрызаюсь я и насмешливо смотрю на ее тупую рожу, которая вытягивается от невыразимого шока.

Есть, я справился с одним запором. Я слышу стоны Кизбо по другую сторону двери.

– Они нам еще лучше квартиру дали, в самом центре, – вру я Каррен, работая с другим запорами. – Окна выходят на реку ... Отдельный балкон, солнечная сторона … Чудесное место.

Она аж на дыбы становится от ярости:

– Балкон ... Река ... Как, какого черта ... Как вы это делаете? – задыхается она, но вдруг в ее глазах появляется надежда: – А ваш старый дом ... Он сейчас пустует?

Я открываю еще один засов. Краем глаза замечаю, что у Мойры кофта сползла в сторону, обнажив ее маленькую сиську. Господи, бля ...

Ангорская кофта снова расстегивается, между ее сиськами находится несколько малых птенцов, которые широко раскрывают клювики, просят, чтобы их покормили. Что за на хуй ... Я смотрю на нее, а она мне таким же взглядом отвечает: «Ну и что?»

Я проворачиваю последний засов ... Смотреть на это больше не могу ...

– Ваш дом! – настаивает Маргарет Каррен. – Он должен стоять пустым теперь!

– Нет ... На прошлой неделе туда заехала семья пакистанцев.

Я получаю победу над последним запором, Джимми говорит Мойре успокоиться.

– Как они ... Именем Господа, как они могли? .. – плачет Каррен и выбегает из квартиры – пожалуй, несется в жилищную ассоциацию.

Я открываю дверь. Кизбо, одетый в длинный плащ, он напоминает мне сейчас огромную розовую сосиску в черном пудинге.

– Они хотели убить меня! Вы, – указывает он на Джимми и Мойру, – ЭТО ВСЕ ВЫ!

Большой попугай вылетает из кофты Мойры; она испуганно таращится на Кизбо, поправляя одежду и пытаясь прикрыть птичье гнездо у себя на груди.

Она понимает, что пришло время расплаты за то, что они заперли сына на балконе.

– НЕ ВЫПУСКАЙ ТУДА ЭТОГО МАЛОГО! ДИКИЕ ПТИЦЫ УБЬЮТ ЕГО!

– НА ХУЙ ВАШИХ ПОПУГАЕВ! ОНИ МЕНЯ ЧУТЬ НЕ УБИЛИ!

– МЫ ХОТЕЛИ, БЛЯ, ТЕБЕ ПОМОЧЬ, СПАСТИ ТЕБЯ! – ревет Мойра ему в лицо, я замечаю, что у нее не хватает нескольких зубов, но она уже повернулась к Джимми: – СКАЖИ ЕМУ, ДЖИММИ!

– Я там замерз! – опустошенно сообщает ей Кизбо. – Замерз и проголодался!

– Проголодался ... Своими ебаными наркотиками ты проголодался, – визжит Мойра, – СКАЖИ ЕМУ, ДЖИММИ! БУДЬ МУЖИКОМ, ХОТЬ РАЗ В ЖИЗНИ, СКАЖИ ЕМУ, ЧТО ОН ДОЛЖЕН ОСТАТЬСЯ ЗДЕСЬ!

– Мойра ... да ладно тебе ...

– Есть деньги, – говорю я Кизбо, потрясая копилкой. – Надо ее открыть, сможем ширнуться.

– Я знаю, как открываются такие штуки, мистер Марк, – говорит он с сияющими от счастья глазами, пока Мойра продолжает пилить Джимми и хлопает дверью, пряча в своих фальшивых буферах малого попугайчика.– Сейчас нам всем надо успокоиться, Мойра, – призывает Джимми.

– УСПОКОИТЬСЯ, БЛЯДЬ? СЕЙЧАС Я ТЕБЯ, СУКА, УСПОКОЮ ЭТО ЖЕ ТВОЙ ЕБАНЫЙ СЫН ТОЖЕ!

– Нет времени, – намекаю я Кизбо и иду на балкон, чтобы позвать Мэтти, который ошивается внизу, в переднем дворике.

– МЭТТИ! – кричу я, но на улице сильный ветер, мой голос относит в другую сторону. – МЕ-Е-ЭТТИ!

В конце концов, тупой мудак запрокидывает голову и смотрит наверх.

– Что у вас там происходит? – спрашивает Джимми, тоже выходя на балкон, оставляя Мойру наедине с ее ложными мыслями.

Но женщина вдруг прибегает к угрозам:

– Я сейчас вызову ебаный полицию, вас обоих заметут! Посмотрим, как вам это понравится!

– Это ты правильно говоришь, Мойра, – присоединяется Маргарет Каррен.

– Если ты ... Только попробуй, – задыхается от ненависти Кизбо, – я позвоню в Королевское общество защиты животных от жестокости и пожалуюсь, что ты держишь птиц в своих сиськи! На это у тебя нет ни одного права!

– Я не держу их в сиськах! У меня вообще нет сисек! А теперь и сына нет!

Опять разгорается скандал, но я трясу копилкой, и Мэтти салютует мне в ответ. Я бросаю ее вниз, смотрю, как она падает и ударяется об асфальт с громким треском. Проклятая штука разлетается на куски, монеты катятся по всему переднему дворику. Блядь, я и не думал, что их так разбросает! Мэтти там, но сразу набегает толпа малых говнюков, которые соревнуются с Мэтти в сборе наших драгоценных деньжат! – БЛЯДЬ! СУКА, ТВАРИ МАЛЫЕ ... НЕ ДАВАЙ ИМ! БЛЯ!

Мы с Кизбо летим через кухню, несемся мимо мамы, папы, Полины и ебаной Каррен, выбегаем через переднюю дверь и несемся со всех ног по лестнице.

– НЕ ВЫПУСКАЙТЕ МАЛОГО! – кричит Мойра.

Мы оказываемся на улице, где Мэтти вступил в жалкие переговоры с двумя малыми отбросами: – Отдай их мне ...

Мы подбираем как можно больше монет, эти малые говнюки их изрядно потоптали, но потом из-за угла выходит миссис Райлэнс, которая сразу узнает желтые обломки копилки и кричит:

– ЭТО МОИ ДЕНЬГИ! ЭТО ЖЕ ДЕНЕЖКИ ИЗ МОЕГО КОТЕНКА!

На сцене появляется миссис Каррен, она кричит нам с балкона:

– ВОРЫ! ЗЛОДЕИ! РЕНТОН И КОННЕЛЛИ ... ГРЯЗНЫЕ ЦЫГАНСКИЕ ОТБРОСЫ! ВСЕ ПИЗДЯТ, ЧТО ПЛОХО ЛЕЖИТ!

Мы быстренько собираем остатки монет, но – как назло – к нам подъезжает полицейская машина, из которой выходят двое ментов, и нам приходится сматываться. Наши карманы набиты деньгами, мы слышим, как полицейские вызывают помощь, и поэтому бежим вниз по Мадейра-стрит, потом добираемся до Ферри Роуд, а затем – Ларго-плейс, где спускаемся к реке под дружный перезвон монет. Один мусор, пожалуй, вернулся к машине, но другой, весь такой коренастый, несется за нами до самой Уотер оф Лейт. Но, блядь, когда я случайно оглядываюсь, оказывается, что он нас почти догнал; его узенькие белесые глаза на опухшем бледном лице злобно сощурены, он переводит дух, на мгновение надувая щеки, и этот толстяк, похожий на хомяка, вдруг кажется мне таким смешным, что у меня снова начинает колоть в боку. Зачем они послали этого чмошного жирдяя на охоту за тремя шустрыми местными парнями? За парнями, которые воспитывались специально для того, чтобы убегать от полиции? Там что, совсем отупели в их диспетчерской?

Когда я снова оглядываюсь, то вижу, что он остановился, стоит, задыхаясь и опираясь ладонями на колени. Мы же оказываемся в безопасности на мосту на Джанкшн-стрит. А мент все стоит, как некомпетентный футбольный игрок, хорошо накосячил, но сам в это не верит, поэтому и ждет свисток рефери, который остановит игру и отправит его на скамейку запасных красной карточкой. Ни единого шанса, толстяк! Этот зеленый берег любит нас, эти ряды составов, брусчатка и многоквартирные дома обожают своих сыновей и ненавидят этого старого полицейского, который принесет сюда печаль. Даже Кизбо насмехается над этим неудачником, потому что дышит он довольно легко, хотя его лицо немного покраснело, а сам весь вспотел. Мэтти оказался впереди и теперь, оглядываясь, ждет нас.

– Блядь, – говорит он, задыхаясь, – эти отбросы были повсюду ... Кажется, это – малые Максвеллы ... Можно в Форте теперь не показываться.

Я задумываюсь над его словами, мы и действительно в нескольких шагах от дома моих родителей. Нельзя срать на собственный пол, поэтому мы продолжает держаться реки Форт, по которой плавают стаи уток на фоне заброшенных и новых домов. Мы видим, как над последними возвышается Банана-Флэтс, который выделяется на фоне остальных новых зданий. Сейчас надо успокоиться и слиться с окружающими. Но Кизбо дышит тяжело, стоит на месте, уперев руки в бока, Мэтти встревоженно оглядывается на каждый звук. Кажется, мы забыли где-то мою сумку «Силинк», но хуй уже с ней.

Эта дорога должна привести нас к какой-то улице, откуда мы попадем во двор к яппи, а там уже разберемся. Хотя могут возникнуть проблемы, местные вряд ли захотят сэкономить и позвонят в полицию, если увидят, что кто-то бродит по их территории. Поэтому мы переключаемся на быструю ходьбу, надо поторопиться. Добравшись до моста Сэндпорт Плэйс, мы сначала даже не замечаем их, они затаились на дороге в Колгилл, ждут нас, полицейского фургона нет, но машин теперь две.

БЛЯДЬ ...

У нас не осталось больше сил, чтобы снова прибегнуть к бегству. Мы – наркоманы, наши внутренности выжжены наркотой.

На нас с Мэтти надевают одни наручники, Кизбо достаются индивидуальные кандалы, которыми его сковали спереди. И вот нас ведут цепочкой по Хай-стрит. Удивительно, но хотя меня и ждут настоящие страдания, я чувствую своеобразное облегчение, потому что все наконец закончилось. Теперь судьба бросает мне вызов: курс лечения от наркозависимости. Уверен, менты мне в этом помогут, не позволят остаться в таком состоянии, я уже весь дрожу, действие метадона подходит к концу.

Кизбо совсем обосрался. Идет и чуть не плачет, пока его ведут в участок.

– Бля, я выбрался с того балкона, – стонет он, – и теперь меня запрут здесь!

Ты еще не понимаешь своего счастья, толстый мудила.

В камере Мэтти садится на скамью, прислонившись затылком к стене. Два полицейских заходят к нам с чашками чая, он смотрит на них и говорит, снимая слова у меня с языка:

– Нам срочно надо в больницу, друг, – обращается он к одному копу. – Нам очень плохо.

Но полицейский сохраняет равнодушное выражение лица. Он очень спокоен, однако его глаза горят – его только что унизили собственные заключенные. Впрочем, думает он сейчас, пожалуй, только о перспективе пожрать каких-либо помоев.

– А я думал посадить вас в «Северный Британский» отель на пару недель. Пока не станет лучше. Или вам больше нравится «Каледониан»?

Мэтти, как всегда, тупит – он поворачивается к нам с Кизбо спрашивает:

– Даже не знаю, что выбрать, что вы, ребята, думаете?

– Думаю, нам надо сейчас заниматься исключительно дисциплиной, Мэтти, – отвечаю я.

– Да, хорошо ...

Копы хором смеются над его жалкой тупой мордой. Кизбо тоже садится на скамью, и она наклоняется к стене. Мне становится стыдно, я будто предал Мэтти, но не могу сдержаться, и сам смеюсь над собственной шуткой, превозмогая боль.