Текст книги "Героинщики (ЛП)"
Автор книги: Ирвин Уэлш
Жанр:
Контркультура
сообщить о нарушении
Текущая страница: 24 (всего у книги 46 страниц)
Я листаю пожелтевшие страницы своего старого дешевого романа в бумажной обложке, а затем отодвигаю шторки на окне и смотрю, как мерцает месяц, обманчиво выглядывая из-за облаков и отбрасывая длинные тени на широкие дороги. Уже конец декабря, за окном так холодно, что моча замерзает на пути к земле, но в самом автобусе, в конце концов, включили отопление, поэтому сейчас здесь настолько тепло, что я сижу весь потный и смотрю, как конденсированная вода каплями ползет по окну, а затем скапливается внизу, на краю окна, на которое я опираюсь подбородком.
Мы с Никси игнорируем друг друга из-за постоянно включенного верхнего освещения, из-за пердежа, урчания, храпа и кашля, который постоянно витает в пространстве между его сиденьем и моим в полумраке. Мы как бы живем в лесу, как дикие звери. Это так круто – наше молчание; мы достаточно долго уже знаем друг друга, чтобы пытаться заполнить эту пустоту. Нам обоим нравится иметь свой свою нишу, особенно тогда, когда мы посрались.
Очень мило было со стороны Кайфолома пригласить Никси к нам, он сказал тогда, что это – самое малое, чем мы можем отплатить за его гостеприимство. А здесь он сразу сообщает мне, что решил остаться в Лондоне на Новый год, чтобы потусить с Андреасом и Люсиндой, потому что эта глупая «театральщина» Эдинбурга ему надоела. Он говорит мне, что до сих пор не может простить Бэгби, как тот его задирал, и поэтому не хочет встречаться с ним, пока он не попросит прощения. Я сказал ему, что он скорее смерти дождется, чем извинений от Бэгби. Но не могу сказать, что я расстроен из-за того, что он не едет с нами: ну его на хуй, тусить в Лондоне накануне Нового года.
Когда автобус подъезжает к Эндрю-сквер, мы направляемся к Монтгомери-стрит, прикупив по дороге немного пищи, чтобы перекусить дома. Мы довольно продолжительное время провели на подъезде к Эдинбургу из-за огромного количества машин, все мудаки едут домой на Новый год, поэтому где-то около одиннадцати мы в конце концов выходим на Монти-стрит и идем в квартиру, которую унаследовали от меня Кочерыжка и Кизбо. Вечеринка здесь в самом разгаре, и мы с удовольствием присоединяемся. Атмосфера замечательная, портит ее только Мэтти, потому что даже ни словом не перекинулся с старым другом Никси, который ходит за ним хвостиком, а тот ведет себя так, будто они вообще не знакомы. Не знаю, куда только подевался тот разговорчивый парень, который взял нас когда-то, в эпоху расцвета панка, под свое крыло и познакомил с Лондоном.
Я уже устал от этого говнюка. По крайней мере, Франко не растерялся:
– Ты из Лондона, друг? – спрашивает он Никси. – Я когда-то трахал одну девку из Лондона, кажется, в Бенидорме. Помнишь, Нелли? Бенидорм? Тех двух лондонских телок? Нелли сначала задумывается, а потом кивает, соглашаясь с Бэгби.
Кто-то достает инструменты, и мы начинаем валять дурака. Это все перерастает в импровизацию, Никси играет на акустической гитаре Мэтти с ловкостью, которую никогда не имел ее настоящий хозяин, а Франко подпевает ему сильным, чистым голосом:
Мы с Кизбо тоже что-то подвывает, пытаясь звучать в согласии друг с другом и выступить бэк-вокалом для Франко и Никси. Голос Франко – это что-то, надо его слышать, потому что такое случается только на Новый год, когда он выпивает достаточно алкоголя и находится в хорошем настроении; и здесь они берут эту прекрасную ноту, и он как бы превращается в другого человека – такого душевного, такого светлого ...
Я оглядываюсь по сторонам и вижу лица друзей в свете свечей: Никси, Кизбо, Томми, Кочерыжка, Элисон, Келли, Франко, Джун, Мэтти, Ширли, Нелли и какой-то пьяной девушки с длинными черными волосами, которую Нелли не побеспокоился познакомить со мной. У этого мудилы социальные навыки, как у штурмовика. Мы разожгли в камине огромный костер на углях, так что кто-то из местных может заткнуться, потому что мы здесь не курим, это строго запрещено в домах. Бэгби устал от своего сольного концерта, его глаза уже закрываются.
Бедный Кочерыжка, сентиментальный говнюк, уже вытирает слезы, когда Франко допевает своим низким, прекрасным голосом песню.Только Мэтти все еще не в настроении, хотя Ширли широко улыбается и пожимает плечами. Я вижу, как Келли и Элисон смотрят на Джун, которая наблюдает за Франко так, будто он – настоящая рок-звезда. И действительно, сегодня он – наша звезда.
Так, Франко сегодня выполнил первую партию, а Никси очень вдохновенно сыграл для нас на гитаре. Кизбо тихонько отбивает ритм, а я стараюсь ему помогать по мере своих возможностей на гитаре, мечтая о настоящей электрогитаре, ибо трудно разглядеть струны и аккорды в неясном свете свечей. Бэгби громко кашляет, чтобы прочистить горло перед новым, сильным пассажем. Мы встаем, чтобы поднять последний тост сегодня, я замечаю, что Франко делает только один, едва заметный глоток. Я тихонько подмигиваю ему, и для моего друга это становится наивысшей оценкой за прекрасный вечер. Мой маленький друг все еще молчит, потому что играет с гитарой, пытаясь взять эти аккорды.
У Кочерыжки глаза красные и мокрые.
– Франко, друг ... Это было ... невероятно, – признается он, но даже после его слов все взгляды прикованы к исполнителю.
– Да, – соглашается Бэгби; но я вижу, что его вывела сентиментальная реакция Кочерыжки. – Но Рода Стюарта никому не превзойти, даже в Новый год.
Он наливает Кочерыжке виски, чтобы как-то разрядить обстановку и вернуть всех в старое русло.
Бедный Кочерыжка не понимает, что он хочет просто избавиться от всеобщего внимания, и продолжает гнуть свое:
– Я никогда ничего красивее не слышал, хотел бы я петь так, как ты, Франко ...
– Заткнись, – говорит Бэгби, в его голосе заметна пока мягкая угроза; Никси испуганно смотрит на меня, подняв бровь.
– Но я просто говорю ... – Настаивает Кочерыжка.
– Сказал тебе, закрой рот, блядь! Сейчас же!
Кочерыжка покоряется, замолкают и все остальные. Мы все сейчас понимаем, что Бэгби стыдится того прекрасного в его душе, что мы только увидели, и несмотря на его огромное эго, все теперь видят в нем эту слабость и непременно напомнят ему о ней в один прекрасный день.
– Это просто песня, бля, понятно?
Никси осторожно прячет гитару Мэтти в чехол. Я смотрю на часы над камином:
– Ладно, пожалуй, время расходиться, можем просто пойти в бар Салли.
Мы все рады сменить обстановку. Вся наша компания выходит на улицу, наслаждаясь холодным, тихим ветерком. Весь город закован в лед; все улицы, стены домов и снег будто сделаны из пресс-папье. И люди, которые по Уок к центру, тоже. Мы идем вниз по улице, чуть не падая на скользком асфальте. Келли и Элисон держатся за меня, просто чтобы не стать жертвами коварной дороги, но это в любом случае очень приятно. Келли вертит головой, окидывает меня пристальным взглядом и тянется через меня к Эли, чтобы что-то ей сказать. Я нутром чувствую сияющий след, который оставляет в моей душе ее улыбка.
– Мне действительно, действительно очень жаль твою маму, – шепчу я Эли на ушко. -
И жаль, что не смог приехать на похороны. Я вообще тогда еще ничего не знал.
– Ничего. Честно говоря, эта смерть принесла всем только облегчение, потому что она очень страдала в конце своей жизни. Знаю, это звучит ужасно, но я умоляла ее: лучше уходи.
– Жаль, что ты так рано потеряла ее и тебе пришлось пережить этот страшное время.
– Какой Марк милый, – говорит Келли, глядя на меня и вызывая новый полет бабочек в моем желудке.
– С ним такое случается, – резко отвечает Эли, но только сильнее сжимает мой локоть.
Келли широко улыбается, на мгновение мне даже кажется, что ей нравятся такие рыжие и безбашенные, как я, но это маловероятно. Она встречается с Десом Финни, а он приходится каким-то дальним родственником нашего Кайфолома.
Только в твоих мечтах, Рент бой.
Девушки выглядят созданиями неземной красоты, когда щебечут, простираясь через меня друг к другу, когда яркие фонари освещают коварные глаза Келли и расстроенное лицо Эли. Я ступаю надменно через свой новый статус консорта, благодать согревает меня изнутри, как глоток виски. Ночь свежая, но ветра нет совсем. Когда я оборачиваюсь назад, то вижу, что Никси идет вместе с Кочерыжкой и Томми, и они вместе взрываются бешеным смехом, в то время как Франко, Джун и Кизбо пошли немного вперед.
– Он уже изрядно напился, поэтому не надо обращать на него внимание, – шепчет Эли, кивая в сторону Бэгби. – Дэнни же хотел сделать ему комплимент!
Я хочу ей ответить, но не успеваю, потому Бэгби вдруг резко останавливается и силком тянет Джун в ближайший подъезд. Мы проходим мимо и слышим, как она умоляет:
– Нет, Фрэнк, только не здесь ...
Кажется, он хочет оттрахать ее прямо здесь, на грязном полу.
– Смотрю, он – настоящий романтик, – говорю я, когда мы осторожно от ходим от этой пары немного дальше.
Элисон закатывает глаза в пренебрежении, а Келли склоняет голову на плечо, улыбаясь так мило, так сексуально, как умеет только она. Она такая красивая, даже со своим веснушками, со своим светло-русыми волосами. Она так уверена в себе, у нее непревзойденная кожа. Именно о такой рассказывал мне когда-то старик, но я таких девушек до сих пор еще не видел. Она расспрашивает меня об Абердине, рассказывает, вступившей в Эдинбургский университет. Я вру ей, что взял академический отпуск на год и хочу поехать в Глазго или даже куда-то на юг.
Остальные остановились, чтобы мы смогли их догнать, но мы нигде не видим Франко – видимо, он трахает Джун со всей жестокостью в том подъезде.
Мы сворачиваем на Истер-роуд, где находится бар Салли, это на перекрестке ее с Айона-стрит. Игру в дерби будут показывать только утром, поэтому мы практически одни в этом пабе.
– Эти мудаки ни разу не побили нас в канун Нового года с самого 1966-ого, – говорит Мэтти, прикладываясь к бутылке виски и с вызовом во взгляде, провоцируя Кизбо.
– Завтра покажут игру, – отвечает тот.
– Мудак, просто признай, что я прав, – сплевывает Мэтти и шепчет себе под нос: – Ебаный тупой пиздюк.
Действительно, непонятно, почему Мэтти затеял эту игру, но Кизбо не обращает на него внимания. Ширли надувается и смотрит в пол. Мэтти просто не может взять и не оскорблять Кизбо. Но однажды наш толстяк тоже разозлится и навешает ему. А я точно ни слезинки не пролью, когда это случится. Мы видим, как из подъезда выходят Бэгби и Джун. Они направляются к нам, Франко озабоченно и довольно улыбается, а скромненькая Джун чувствует себя неловко, когда они шагают по скользкой дороге. Мы молча ждем их. Франко уже не в таком плохом настроении, как после разговора с Дэнни. Хотя он всегда достаточно агрессивный и желающий подраться, все равно может умилиться, когда компания собирается хорошая. Правильно Кайфолом сделал, что не поехал со мной на праздники.
– Что с вами? – спрашивает Бэгби.
Мэтти решается нарушить наше молчание и указывает на Кизбо:
– Блядь, скажи этому толстому говнюку, что его команда – дерьмо!
– Я не хочу спорить с тобой о футболе до полуночи, Мэтти, – отвечает Кизбо.
– Правильно делаешь, – соглашается Бэгби и спрашивает Мэтти: – А что ты имеешь против Кизбо, блядь, уебок?
– Он не ту команду поддерживает.
Франко выбрасывает руку вперед и влепляет Мэтти пощечину. Это очень больно, но еще больше – унизительно, ибо вся эта сцена происходит на глазах Ширли.
– Закрой свой ебаный рот! Сегодня мы все здесь – лучшие друзья, посрать на ваш ебаный футбол! – Здесь он угрожающе смотрит на Кизбо и обещает: – увижу тебя утром – выбью все зубы за «твою» команду.
Затем он поворачивается к Мэтти и напоминает:
– Но сегодня ночью мы все – друзья!
Никто не имеет никаких возражений, и поэтому мы идем к Айона-стрит, карабкаемся полестнице наверх и заходим в бар «Айона». Я не могу дождаться, когда мы окажемся в конце концов в тепле. Салли искренне нас приветствует; хозяйка с резкими чертами лица и простой короткой стрижкой, которая лучше бы пошла каком-нибудь старом мужику. Я захожу на кухню и вижу там Лесли, Анну– Марию Комб, худую брюнетку с короткими волосами, которая работает парикмахером и которая чрезвычайно мне понравилась когда-то после изрядного количества водки. Еще там тусил Стю Хоган, коренастый парень с белокурыми волосами и склонностью к всевозможным розыгрышам, который сразу наливает нам виски. Я больше люблю водку, но кто-то говорит, что это – Новый год и все должны пить одно и то же. Сейчас я не прикасаюсь к героину и даже не думаю о спиде. Должен признать, сейчас мне хорошо и так. Стю расспрашивает меня о Лондоне, говорит мне, что Стиви Хатчисон недавно переехал туда, и дает мне его номер со старой оборванной адресной книги. Это – хорошая новость, Стиви – свой парень, замечательный певец, по крайней мере, был им, когда мы играли вместе в «Выбритой монахини». И как любой, не обделенный талантом, он перерос нас.
– Он живет в Форест-Хилле, – рассказывает мне Стю. – Это далеко от тебя?
– Нет, не очень далеко, – говорю я; и правда – не очень далеко, но точно нельзя сказать, в Лондоне всегда так бывает. – А он еще встречается с той взбалмошной?
– С Сандрой? – спрашивает Стю.
– Да, с ней, мы ее называли Сандра-Чипс. Она постоянно чипсы точила, вся в крошках ходила.
– Нет ... Они не встречаются, разбежались, когда он уехал в Лондон.
– Хорошо, мне она никогда не нравилась, терпеть ее не мог. Я рассказывал тебе о ней прикол? – спрашиваю я, но останавливаюсь, потому что вижу, как лицо Стю становится высокомерно-серьезным.
– Знаешь, сейчас Сандра встречается со мной, – отвечает он. – И она как раз направляется сюда. Прежде чем ты расскажешь что-то плохое о ней, я должен сообщить тебе, что мы обручимся на следующей неделе.
Ой бля ...
– О ... То есть ... Я не очень хорошо ее знаю ...
Стью улыбается во весь рот и хохочет так, что пол ходуном ходит.
– Купился, – кричит он, хлопает меня по плечу и идет в другую комнату.
– Подонок! Я тебе это еще припомню, Хоган! Это было как со стенкой разговаривать, но мне и самому на это похуй – вечеринка в самом разгаре. Томми наливает себе виски в бокал в полпинты.
– А где Второй Призер?
– Хуй его знает, не видел его. Может, уже лежит в какой-то канаве.
Томми соглашается и улыбается, мы чокаемся бокалами, но мне не нравится это пойло. Оно обжигает мне внутренности. Лесли замечает, как я морщусь от отвращения, и когда Тэм отвлекается на Никси, тихонько подходит ко мне.
– Есть героин?
– Нет.
– А хочешь?
– Ага, – отвечаю я.
Я сначала собирался всегда отказываться от шотландского героина, потому что это действительно убийственная наркота, но сейчас понимаю, что не могу сдержаться. Обычно коричневый воспринимается значительно легче – тебя не так сильно забирает.
Но на хуй, я на каникулах ... на каникулах, дома ...
Мы отступаем в спальню, где садимся на огромную кровать, покрытую шотландским пледом, и Лесли начинает варить. Это меня шокирует, я думал, она хочет только покурить, но теперь я вижу, что она принесла с собой целый пакет шприцев. Надо признать, свое дело он знает. Она зажигает свечу, ставит ее в банку из-под бекона и выключает освещение. Мы ширяемся каждый своим аппаратом, я – первый. Моя вена столь радостно встречает дурь, что мне, кажется, даже жгут не нужен.
О-о-о ... ПОЛНЫЙ ПИЗДЕЦ ...
Бля ... Господи ... у-у-у ... прекрасно, клево, просто супер ...
Я уже и забыл, какой мощной силой обладает это дерьмо. Хотя Лесли и сварила для меня немного, я падаю прямо на этот роскошный плед ...
– Нашла это пакетик на днях в кармане джинсов, – объясняет она, заправляя свои белокурые волосы за уши и терпеливо отыскивая вены, пока я лежу на кровати, наслаждаясь кайфом. – Представляешь, забыла о нем на несколько недель. Даже носила его с собой в «Бендикс», чуть ли не смыла в унитаз, еле спасла ... Чего смеешься?
Как же, бля, прекрасно ...
Я хотел рассказать ей свой прикол с «Бендикс», но ни слова произнести не могу; в любом случае, она в конце концов ширяется и падает рядом со мной в таком же состоянии.
Мать Бендиксова, господь унитазный, благодарю вас за этот царский героин; благодарю за эту белую-белую гадость ...
Свеча гаснет, и мы начинаем чутко обниматься на этом гигантской постели, но делаем это так непорочно, так целомудренно. На Лесли голубой топ из какого-то гладкого материала, похожего на шелк, но это точно что-то другое. Однако мы совсем без сил, укладываю свою бедную голову у нее на животе, ее топ немного задирается, я слышу, как у нее урчит в желудке.
– Пузырьки и урчание, пузырьки и урчание, – повторяю я.
– Я под кайфом ...
– Я тем более. Мне холодно ...
Я разуваюсь, снимаю джинсы и забираюсь под этот прекрасный плед. Она делает то же, ложится рядом со мной и целует меня в губы. Затем сует указательный палец мне под свитер и проводит им по моим ребрам.– Ты такой худой, Марк ...
– Да, несколько потерял вес. Думаю, это все благодаря быстрому метаболизму, – говорю я и поднимаюсь на локтях, чтобы лучше ее видеть.
Лесли мрачно улыбается мне в этой полутьме. Из-под двери пробивается смутный свет, к тому же, в комнату проникают лучи уличных фонарей.
– Скорее, героиновый метаболизм. Ты странный парень, – говорит она, не отрывая пальцев от моего тела.
– Почему? – спрашиваю я действительно хочу узнать, что это значит в ее устах – странный в плане «крутой» или странный в смысле «сумасшедший».
Не то чтобы меня это как-то беспокоило, я слишком прекрасно сейчас себя чувствую.
– С остальными ребятами я всегда понимаю, нравлюсь я им или нет. – Глаза Лесли светятся, она похожа на кошку в этом неясном свете. – Но с тобой я ничего не понимаю...
– Да, ты мне нравишься, – отвечаю я, – ты всем нравишься. Такая красивая девушка ...
Я заправляю ей волосы за ухо так, как она сама делала это, когда варила для нас. И она действительно хорошая. По-своему.
– Понятно, – неуверенно отвечает она, кажется, я ее чем-то по смутил.
Вдруг ее ладонь оказывается у меня в паху, она забирается мне в трусы и начинает играть с моим членом.
– Как случилось, что мы в постели почти голые, а у тебя еще не стоит?
– Я под кайфом. Еще не скоро теперь встанет после такой дозы ... Просто не привык после коричневого, не расстраивайся, обычно у меня все в порядке, но не после ширки ...
Вообще-то Лесли – не мой тип, у нее слишком большая грудь, на мой взгляд, но я охотно трахнул бы ее, если бы не был так обдолбан. Мы снимаем с себя остальную одежду, обнимаемся и целуемся, но она тоже истощена, как и я, поэтому мы просто болтаем о каком-то дерьме, а потом крепко засыпаем. Ее рука так и остается на моих мягких гениталиях.
Когда я просыпаюсь, то понимаю, что уже наступило утро; в комнату заходят Элисон с Келли, а за ними – Кочерыжка. Они открывают двери, и нас заливает утренним солнечным светом.
– Упс ... – говорит кто-то из них, и двери стыдливо закрываются, но потом они снова врываются в комнату и кричат:
– С Новым годом!
Я пытаюсь ответить им, но никак не могу взять под контроль свое сознание. Мы с Лесли лежим вместе, раздетые до трусов, одеяло сползло на пол, потому ночью включили центральное отопление. Я тяну плед назад и прикрываю эт тяжелую, белую, как лилии, грудь.
– Бога ради, – просит она, просыпаясь от того, что эти подонки начинают смеяться, как дети, и закрывают за собой дверь.
– М-м-м ... – соглашаюсь я, чувствуя странный привкус во рту.
– Который час? – Лесли садится в постели, прикрывая грудь одеялом. – Она вздыхает и поворачивается ко мне.
– Хуй его знает ... – зеваю я, но потом слышу какой-то шум, кажется, вечеринка еще продолжается.
Я слышу «Сum On, Feel the Noize» Slade и понимаю, что проигрыватель монополизировал Бэгби. По мере того, как мы медленно приходим в себя, нам становится не по себе из-за аппаратов, которые все еще лежат на столике у кровати, и за истории с гене талиями. Мы провели вместе всю новогоднюю ночь и даже не переспали. Кто-то стучит в дверь, но не заходит. Это Кочерыжка:
– Футбол, кошак, футбол показывают. Дерби.
– Подожди минутку. Возьми с собой Никси, пожалуйста, а я подойду.
Мы с Лесли слышим, как компания потихоньку покидает квартиру. Часто случается так, что ты трахаешься с кем-то обколотый и возбужденный, а утром девушка кажется настоящим чудовищем. Но с ней все наоборот, она выглядит роскошно, будто я вижу ее впервые. И я чувствую, как член набухает у меня в штанах от ее привлекательности и сексуальности, но подходящий момент уже потерян, она уже встала и одевается, а не оставляя мне выбора. Поэтому я следую ее примеру.
– Ну что, увидимся, – говорит она.
Какой ты мудак, Рентон, ты просто тупица.
– Не хочешь выпить?
– Нет. Мне надо ехать в Клер к маме, она тоже устраивает новогоднюю вечеринку.
Мы выходим на холодную улицу и направляемся каждый своим путем. Я хотел бы поехать с ней к ее матери, хотя меня и не приглашали. В пабе происходит настоящий хаос, все поют гимн «Хиббс». Какой-то престарелый мужик в огромных очках разделся, влез на стол и начал танцевать, как гоу-гоу девушка. У него на жопе тушью нарисован ПЭДДИ СТЭНТОН, а из его члена на нас смотрит Элвис. Его старенькая жена пытается прикрыть этот стыд своим вязанием, но он все равно не унимается.
– Это – его мать, – объясняет кто-то.
Никси действительно наслаждается, кажется, будто эта смена обстановки пошла ему на пользу. Я отказываюсь от выпивки, меня тошнит от нее; королевский героин – это как ревнивая жена, он не позволяет другим наркотикам попадать в захваченное им тело. Особенно плохо он относится к принцессе-Пиву. Эли с Келли подозрительно поглядывают на всех, словно находятся в сговоре, Никси рассказывает Томми и Кочерыжке какую-то историю о Кайфоломе, и я вынужден сесть на проклятое место рядом с Бэгби, который сразу вознаграждает меня фирменным пинком по ребрам.
– Да ты с Лесли замутил, грязный говнюк! Ни стыда, ни совести, бля! А я только на минутку отвернулся! Первый приз – рыжему пиздюку, блядь!
– Нет, мы только поцеловались и пообнимались – отвечаю я. – Маленькое новогоднее происшествие.
Я смотрю на Томми, который почему-то не веселится, такой серьезный. Он недовольно качает головой, осуждая меня.
– Да, и ты хочешь, чтобы мы тебе поверили, рыжий подонок? Ты провел с ней всю ночь, блядь, – объявляет он и затягивается сигаретой, хотя вообще-то не курит. – Я на нее заглядываюсь уже целую вечность! Поэтому не лги нам, парень.
Все остальные присоединяются к его обвинениям, несмотря на мои честные оправдания. Легче всего было взять и согласиться, мол, да, трахал Лесли во все дыры, а она кричала, как сучка. И они тогда успокоятся. Но я хочу сказать правду, хотя они и верят только в то, что я трахал ее, как хотел. Сложно быть девушкой.
Я подхожу к музыкального автомата и ставлю «Lido Shuffle» Боза Скегза, рассуждая о том, что теперь мысленно буду называть себя исключительно «Героиновые яйца». Когда я возвращаюсь на свое место, Келли слушает разговор Никси и Эли о сложности серьезных отношений. Он все еще убивается по той Марше, живущей этажом выше в нашем далстонском доме, а Эли рассказывает о своем взрослом женатом парн с работы. Вдруг она заинтересованно смотрит на Никси и спрашивает:
– А что Саймон делал на Новый год?
– Не знаю, – пожимает плечами Никси.
– Я обожаю Саймона!
– Да, – осторожно говорит Никси, – он с девушками умеет себя вести.
Франко пододвигается ближе ко мне и тихонько говорит:
– Слушай, друг, ты единственный, кому я могу доверять в этой компании ...
–И? ..
– Толстяка Тирона знаешь?
– Слышал о таком, – отвечаю я.
Я слышал множество историй о толстяке Тироне, которого еще называют Дэйви Сила.
Он славился своими железными кулаками, а еще тем, что был настоящим мешком с дерьмом и трусом. Разное говорят, в зависимости от того, кто именно рассказывает очередную историю. Меня никогда не интересовали все эти гангстерские легенды.
– Я работаю на него иногда.
– И?...
– Но я не уверен ...
– Что ты для него делаешь?
– Помогаю ему устанавливать игровые автоматы. Мне для этого ни одной книги не пришлось прочитать, все просто замечательно. Деньги ни за что и все такое. Мы с Нелли и этим ебаным мудаком Сказзи просто бродим по пабам и раздаем повсюду его каталоги с игровыми автоматами. Обычно хозяева ведутся и заказывают у Силы хотя бы по одному, – рассказывает он, поглядывая на Нелли, который очень хорошо разбирается в этой работе, потому что постоянно зависает в игровых залах, несмотря на свою девушку, но сейчас сидит весь такой сосредоточенный; представить себе не мог, что с ним такое случается.
– Хорошо, но если ты не уверен, бросай эту работу.
– Ага, – поддакивает он, – но Нелли все равно на него работать, а я не хочу, чтобы этот мудак понтовался передо мной, как памятник шотландскому народу. Однако нельзя же отрезать хуй, чтобы досадить яйцам, понимаешь, к чему я веду?
Теперь понимаю, если Нелли работает на такого знаменитого гангстера, Бэгби тоже не надо вычеркивать эту строку из своего резюме. Эти ребята дружат, они очень близки, но всегда соревнуются друг с другом, еще с самой школы.
– Надо хорошо все обдумать, – предлагаю ему я, пытаясь всеми силами делать вид, будто мне не похуй, и чтобы ответить ему хоть что-то.
– Сначала я думал, что Нелли будет только тестировать новую технику, но он стал помогать мне. Теперь я вижу, что дела совсем другие. Он как бы пытается занять мое место, я, блядь, все понимаю, он хочет выжить меня с этой работы, чтобы я опозорил себя, – смотрит на меня Франко. Он кипятится так, что сейчас пар из ушей пойдет.
А я только киваю. Вдруг Томми подскакивает, его лицо красное, как китайский фонарик, и мы все вытаращиваемся на него, когда он прикрывает ладонью рот. Рвота лезет у него между пальцев, и он неистово несется в туалет под наши обнадеживающие крики.
И только Франко молчит.
Я ничего не понимаю в бизнесе, которым занимаются эти ребята, но эта бесконечная война между ними не должна развернуться здесь, в этом баре.
– Нет, мне кажется, Нелли – свой парень, Франко. Да, он соревнуется с тобой, поэтому так рвет жопу в этом деле с Силой, но он – просто парень, который таскает на спине автоматы, не больше.
Франко серьезно задумывается над моими словами. Затем смотрит на Нелли, затем – снова на меня. Кажется, я его убедил.
– Ладно, может, я слишком строг к этому мудаку. Нелли всегда был неплохим парнем, – говорит он, перехватывая взгляд Нелли.
– Нелли, мудила! Закажи виски для меня, а этому рыжему говнюк – пива с водкой! И вообще всем по рюмке, ребятам девочкам! Ах ты Тэм, легок на вес, – рычит он на Томми, который как раз вернулся из туалета, похожий на призрак.
Он болезненно морщится, когда кто-то предлагает ему выпить.
Нелли лихо подмигивает нам и отходит от игрового автомата, присоединяясь к нашей компании. Мы подхватываем припев гимна «Хиббс», который как раз звучит за соседним столиком, выпиваем и смотрим игру.
