Текст книги "Героинщики (ЛП)"

Автор книги: Ирвин Уэлш

сообщить о нарушении

Текущая страница: 45 (всего у книги 46 страниц)

Когда они вернулись к своей квартирке на Монтгомери-стрит, Хейзел там уже не было. Рентон молчал. И как только они присели, как в дверь робко постучали. Они открыли дверь и с удивлением увидели на своем пороге Кочерыжку и Кизбо, понурых Лорела и Харди, сильно страдавших из-за отсутствия героина. Вернувшись в гостиную, Рентон и Кайфолом начали рассказывать о своем гениальном плане, как вдруг в дверь кто-то постучал, на этот раз – нагло и настойчиво. Это был крайне разбитый Мэтти. Рентон заметил, что тот даже не смог скрыть шрамы под своей шевелюрой. От него доносился запах, как от трупа, а одна сторона его лицо вздрагивала, словно от нервного тика. На вид ему было значительно хуже любого из них. Они переглянулись и решили, что обязательства требуют ему помочь.

– Это безумный план, он точно не сработает, нас посадят, и надолго, точно говорю тебе, нас бросят за решетку! Точно, друзья, не надо ... – вздыхает Кочерыжка.

– Кажется, у нас нет выбора, – ведет плечами Рентон. – Я связывался со знакомыми из Лондона, Глазго, Манчестера. Полиция и таможенники усилили меры безопасности, даже коричневого теперь нигде не достать. Полная засуха. Поэтому мы или сделаем, как я говорю, или просто подохнем. Все очень просто.

– Я слишком много, – мотает головой Кайфолом. – Не думаю, что Амелия и Том в приюте Святого Монана будут рады снова приветствовать нас на новом курсе реабилитации. Кто знает, что скорее случится – новую партию наркоты привезут или нас менты заметут? Не могу уже ждать!

– А вы что думаете, ребята? – смотрит Рентон каждому в стеклянные, измученные глаза.

– Звучит неплохо, я в деле, – говорит Мэтти с сомнением в голосе.

– Я тоже, мистер Марк, мистер Саймон, – поддакивает Кизбо.

Все смотрят на Кочерыжку.

– Ну ладно, – чуть слышно соглашается он с отчаянным вздохом.

Рентон разворачивает перед ними две карты. Первая – карта местности, которую он всю разрисовал ручкой какими-то таинственными линиями. На другой, самопальной, нарисованный план их действий.

– Первое условие – не рассказывать никому о наших планах, вообще никому – даже друзьям, – пристально смотрит он на каждого из присутствующих. – Блядь, хорошо хоть Франко в тюряге. Он назвал бы нас всех мудилами под солнцем и настаивал на захвате завода. Или предложил нам выбить дух из охранников, вместо того чтобы их обойти стороной!

Все улыбнулись, кроме Мэтти, – все только начинается, а он уже ведет себя, как полный мудак, как подметил Рентон, указывая на линии на карте.

– Едем к старому вокзалу «Горги», выходим на Горги-роуд. Паркуем машину, вытаскиваем доски и идем с ними к Мюррэйфилд ...

– Доски? Которые, на хуй, доски? – не понимает Мэтти.

– Простите, забыл сказать – нам надо будет еще заглянуть на склад лесоматериалов, приобрести там две доски по пятнадцать футов в длину.

– Блядь, я думал, это ты ебаная доска, Рентон.

Рентон вспомнил, что когда-то они были лучшими друзьями. Летом 1979 года, они еще тогда ездили в Лондон, панковали вместе. И теперь все это осталось в прошлом. Но он усилием воли поборол свою злость.

– Потерпи с шутками, друг. Линия расходится перед Мюррейфилдом. Правая ветвь отделяет фабрику от водочного завода. А мы пойдем по левой, потому что она ведет прямо к фармацевтическому заводу; там есть место, где забор находится близко к железнодорожному полотну, – рассказывает он, указывая на схему. – За оградой, несколько шагов в сторону, находится эта пристройка. Мы возьмем доски и положим их на железнодорожный путь ...

– Нихуя себе, – говорит Мэтти.

– Потом переберемся через забор – один из нас залезет самостоятельно, чтобы после держать для остальных доски. Тогда мы перекинем доски с ограждения на кровлю пристройки и окажемся таким образом на ее крыше.

– Блядь, круче человека-паука, – шмыгает носом Мэтти.

– Но там не очень высоко, типа, да? – спрашивает Кочерыжка с широко распахнутыми от страха глазами.

– Нет, это ерунда. Кстати, именно ты – самый ловкий среди нас в этом плане, – напоминает Рентон.

Кочерыжка робко поднимает руку и возражает:

– Но по заборам я еще не лазил, друг ...

– Хорошо, лучше я сразу вас предупрежу, чего молчать ... Да, дело рискованное, мало кто на такое решился бы. Но все, о чем я говорю, в пределах обычных человеческих способностей, – настаивает Рентон, снова склоняясь над картой. – На той пристройке есть водосточная труба, мы можем залезть по ней на завод. Затем мы найдем там героин, который, видимо, хранят в одном из тех контейнеров, – он указывает на отмеченный участок на карте, – или в этом здании, мне кажется, скорее всего в нем они хранят героин.

Мэтти смотрит внимательно на Рентона, потом окидывает взглядом остальных и качает головой.

– Блядь, хуевый какой-то план выходит!

– Буду рад услышать твой, Мэтти, – отвечает Рентон.

– Наверное, думаешь, ты очень умный, потому что пару лет в ебаном университете отучился, Марк, – пренебрежительно проводит рукой по карте Мэтти. – Но это тебе – не Великое ограбление поезда, а ты – не Брюс Рейнольдз. Сука, ты здесь сейчас болтаешь, как Брюс Форсайт, подрочить на эти тупые карты и схемы не забыл?

Кочерыжка с Кайфоломом тихонько хихикают, и только Кизбо сохраняет серьезный вид. Рентон задыхается от злости, но говорит:

– Слушайте, я вам тут не Мистер Большое Время, мне нужен героин. – С этими словами он указывает на схему. – А он – здесь.

– Блядь, ты к этому относишься, как к школьному проекту! Это же – как иглу в стоге сена искать! Ты даже точно не знаешь, где они хранят это дерьмо! Там охрана и, наверно, собаки ... – призывает к восстанию остальных друзей Мэтти.

– Первый признак опасности – и мы съебываем, – говорит Кайфолом. – Никакие псы или ебаные охранники не полезут за нами по доскам.

– А я все равно думаю, что ваш план – дерьмо собачье! Блядь, друзья, как мы выйдем из такой передряги?

Рентон медленно выдыхает. Мэтти просто сводит его с ума, сука, из себя прямо выводит. Ломка скрутила ему кисти, скрутила мозг, ему просто не до пустой болтовни сейчас.

– Ладно. Давайте остынем немного, – огрызается он.

И Кайфолом таращится на Мэтти.

– Слышал об элементе неожиданности? Прорыв легкой пехоты? Триста спартанцев? Баннокберн? В истории описаны полно случаев, когда люди впадали в такое отчаяние, шли в бой, несмотря на обстоятельства, которые складывались не в их пользу. У нас что в Лейте девиз сменился, мы теперь не «стойкие», а «трусливые»? А почему мне забыли сказать?

Мэтти сдавленно молчит, но тишина длится всего несколько секунд, ее прерывает телефонный звонок, от которого все чуть не подпрыгивают на месте. Рентон с Кайфоломом одновременно летят к аппарату, но Марк хватает трубку первым и заметно расстраивается, слыша на другом конце провода голос отца:

– Марк?

Синапсы его мозгу уже играют в чехарду от ломки.

– Папа? Что случилось?

– Нам нужен героин, – слышит Рентон голос Кайфолома, который все еще пытается уговорить Мэтти. – У них есть наркота, а больше нигде нет. Конец истории.

– Куда ты делся? Ты что, опять употребляешь это дерьмо? – спрашивает отец.

– Хотелось бы, но его нигде нет, – холодно отвечает Рентон отцу, слыша гневный спор позади него.

– Что ж, мне это только в радость!

– Чего тебе надо, а? Это мама тебя попросила позвонить?

– Нет, не мама! У меня здесь сидит Хейзел! Ты разбил ей сердце, она рассказала нам, что ты снова подсел на иглу!

Малая стукачка, ебаная фригидная шлюха ...

– Слушай, давай не будем. Скажи, что тебе надо от меня, иначе я просто положу трубку.

– Ты так просто от меня не отделаешься, сынок!

На Рентона накатывается волна знакомого адреналина, который на мгновение даже перекрывает собой боль.

– У тебя десять секунд на то, чтобы убедить меня не делать этого.

– Ты же разрушаешь и наши жизни, Марк ... Мамину, мою жизнь ... После того, что случилось с малым Дэйви ...

– Девять ...

– О чем мы тебя просили прежде?

– Восемь ...

– Тебе действительно безразлично? Мне всегда казалось, что для тебя все это только игра...

– Семь ...

– Неважно! Я знаю, тебе..

– Шесть…

– ТЕБЕ ДЕЙСТВИТЕЛЬНО БЕЗРАЗЛИЧНО!

– Пять, чего ты хочешь?

– Хочу, чтобы ты остановился! Прекратил употреблять это дерьмо! Хейзел, она ...

– Четыре ...

– ПОЖАЛУЙСТА, ВОЗВРАЩАЙСЯ ДОМОЙ, СЫНОК! ПОЖАЛУЙСТА, ВОЗВРАЩАЙСЯ!

– Три ...

– МЫ ЛЮБИМ ТЕБЯ, Марк, пожалуйста ...

– Два ...

– Не клади трубку, Марк!

– Один ... Так если ты ничего особенного не хотел ...

– МААААРК!

Рентон осторожно, медленно кладет трубку. Затем поворачивается к ребятам, которые пялятся на него, открыв рты, как толстые золотые рыбки в пруду, в ботаническом саду, когда их собираются кормить.

– Старик решил вступить в «комитет бдительности» и заняться моим воспитанием, поэтому будет очень хорошо, если мы быстренько примем решение и смотаемся отсюда, вдруг он решится посетить наше гнездо. Надо решать прямо сейчас.

Солнце уже село, и облака заливались розовым светом. Рентон подумал про себя, что нет разницы, прождал ты всю ночь или намеренно проснулся раньше, ты все равно никогда не увидишь этого волшебного момента, когда первый луч солнца из ночной темноты появляется на хрупком небе, никогда не увидишь этой страшной, непостижимой мудрости, с которой идет смена дня и ночи. Они едут к цели в фургоне Мэтти, останавливаются возле кафе «Канаста» на Боннингтон-роуд, якобы перекусить, но на самом деле – принять валиум, который Рентон похитил из аптечки своей матери. Они запивают таблетки кофе с молоком.

Рентон смотрит, как Кизбо жрет два пончика и слизывает сахар еще с двух. Наркота действует: этот толстяк действительно заметно похудел. Он сам чуть глотает яичницу вприкуску с черствым тостом. Еда обдирает ему внутренности. Кайфолом заказывает то же самое. Кочерыжка с Мэтти берут только кофе и выкуривают по шесть сигарет. К ним подходит менеджер, обеспокоенный тем, как у Мэтти дрожат руки и он постоянно проливает кофе на стол. Кайфолом успокаивает его: – È stanco: influenza.

– Ты же годами со Свонни зависал, – шепчет Рентон Мэтти. – Можно было бы и узнать, где он героин берет.

Мэтти морщится и яростно отвечает:

– Он вообще ничего не рассказывал, понятно?

– Но у тебя есть глаза и уши. Ты же не дурак, Мэтти.

Кизбо встает и направляется в туалет. Мэтти провожает его взглядом, ведет плечами и подается к Рентону. – Блядь, только между нами, договорились?

– Ага ... Насчет нас не переживай, типа, – поддакивает Кочерыжка.

– У Лебедя есть один друг, Майкл Тейлор, он работает на том заводе. Он работал на складе. Ты его видел, кстати, – рассказывает он Рентону, который кивает, но никак не может вспомнить лицо парня, о котором идет речь. – У Майка друг работал в магазине, из которого возили продукты в их столовую. Видели те огромные алюминиевые контейнеры?

– Типа тех, что в школьных столовых используют? – спрашивает Кочерыжка.

– Точно, – соглашается Мэтти, явно раздраженный тем, что его перебили. – В таких штуках он героин и вывозил. Майкл договорился с Лебедем и еще несколькими чуваками. Но его схватили и уволили, слава Богу, хотя бы не осудили за это преступление. Прикрыли тихонько, для них это плохая реклама. Поэтому охрану сейчас установили просто невероятную: камеры, неожиданные обыски, все такое. Блядь, я просто в штаны накладываю, когда о этом думаю.

– А как насчет Сикера? – спрашивает Кайфолом.

– О нем я и знать не хочу, – вздрагивает Мэтти и крепко сжимает свои желто-коричневые зубы, чтобы они не стучали. – Он – коварная тварь, от него всем жутко становится.

Из туалета возвращается Кизбо, и Мэтти сразу закрывает рот. Они все завершают свой скудный завтрак и выходят на улицу. На глаза им попадается первая полоса какой-то местной газеты:

«ГОРОДСКИЕ УЛИЦЫ НАВОДНЕНЫ ГЕРОИНОМ».

Они смотрят друг на друга и взрываются бешеным смехом.

– Если бы, – улыбается Кайфолом.

Затем они направляются к лесопилке, где берут пару деревянных досок, каждая по пятнадцать футов в длину. Винс, крепкий местный рабочий с темными, лохматыми волосами, не очень-то рад таким гостям, но он знает Рентона, Мэтти и Кизбо еще с древних времен, когда все они жили в Форте, а потому стучать не станет. Визг и неугомонное движение пилы огорчают Кочерыжку. Он представляет, что дерево, из которого выпиливает этот ужасный инструмент доски для их мероприятия, – это его конечности, которые постоянно кромсает острое лезвие. Мэтти совсем хуево – он выходит на улицу и пытается прикурить сигарету, но из-за дрожания рук только зря тратит спички. Он наконец сдается и просит Кайфолома ему прикурить.

Загрузив доски в фургон так, что они торчат над передним пассажирским сиденьем, Мэтти почувствовал, что у него не остается сил даже на то, чтобы сесть за руль. Валиум не помогает. – Я не могу это сделать.

Все смотрят друг на друга, и Кизбо протягивает свою одутловатую руку. Мэтти колеблется, но после многочисленных просьб остальных друзей отдает ему ключи. Сам садится спереди, рядом с Кизбо, а другие устраиваются позади, чтобы придерживать нависающие по диагонали доски. Они никак не могут закрыть дверцу, Кизбо приходится выйти из машины и закрыть их самому.

– Блядь, нам пизда всем, нас точно поймают, – жалуется Мэтти.

Кайфолом вскидывает пальцами V, когда Кизбо оглядывается назад, чтобы тронуться с места. Рентон чувствует, как у него по бритому затылку и шее стекает холодный пот, будто он запотевшая холодная бутылка пива. Когда они добираются до Ферри Роуд, видят Второго Призера, который бежит куда-то по своим делам, и стыдливо смотрят в другую сторону. Когда он поравнялся с их машиной, Рентон сразу заметил, как хорошо выглядит его друг.

Они поворачивают на Горги-роуд, а затем на пустырь, где оставляют фургон у стены. Им слышен оттуда шум автомобилей, который доносится с улицы, но самих машин с их места остановки не видно. Рентон со Кайфоломом выходят первыми с двумя сумками с эмблемой «Силинк». Хотя Рентон и потерял свою, оказалось, что Кайфолом прихватил с предыдущего места работы не одну такую. В одной из этих сумок лежит маленький ломик. Но Кайфолом, оценив размеры тяжелых досок, все равно выбирает нести сумки. Подхватив сумку Рентса, он шагает вперед, оставив самого Рентона и Мэтти наедине с первой доской, которую те несут вдвоем, держа ее за два конца, в то время как Кочерыжка с Кизбо берутся за вторую, таким же образом. Все они потеют и дрожат, медленно шагая в сторону ограждения.

– Сука, плохая это идея, – снова заводит Мэтти.

– Так придумай что-то лучше, – резко обламывает его Рентон, когда они водружают доску на железнодорожный путь.

Кайфолом, пробежавшись вдоль металлической ограды, нашел в ней дыру, даже не прикрытую колючей проволокой. Он просовывает туда сумки «Силинк» и сам карабкается вслед за ними. Все ребята протискиваются через эту щель, хотя им пришлось нелегко, когда дело дошло до Кизбо, который никак не мог пролезть сквозь узкий проход со своим огромным пузом. Мэтти скулит, когда рукой хватается случайно за крапиву, которая безжалостно оставляет на его ладони белые ядовитые точки. – Ай, сука ...

– Тебя ужалила зубчатая крапива, – Кочерыжка заботливо сообщает ему, когда мизантропия обжигает Мэтти, как яд в его руке. Но ощущение эйфории вдруг накатывает их из-за этого мимолетного успеха, и Мэтти тоже не сдерживается и присоединяется к довольному смеху. Всех охватывает чувство ожидания, когда они смотрят сверху вниз на разрушенный, старенький железнодорожный путь, который сверкает в затухающем свете.

Они спрыгивают на твердую землю и шагают вдоль железнодорожной насыпи. Они едва держатся на ногах, и поэтому решают изменить тактику и выбрать путь полегче: они лезут на деревянные шпалы, по которым идут вперед, пока дорога не приводит их к желаемой цели.

Горизонт совсем темный, потому что солнце уже скрылось за разрушенными зданиями и старинным замком, холодный воздух наполнен озоном, и свежий ветер приносит от близлежащего фармацевтического завода ароматы спирта, которые щекочут их утомленные ноздри. Перед ними устремлялась ввысь фабрика. «Почему именно здесь, – спрашивает Рентон сам себя, – почему ее поставили именно в этом месте?» Шотландское Просвещение. В одно мгновение Эдинбург превратился из города, известного своим величием на весь мир, в европейскую столицу СПИДа из-за всех этих фабрик, заводов и складов, скрытых за ограждениями. Это была особая идея Эдинбурга в медицине, технологии и экономике благодаря аналитическому уму Блэка и Каллена, пропущенному через фильтр идей Юма и Смита. От изобретений и блестящих идей лучших сынов восемнадцатого века они скатились сейчас к худшим представителей нации, которые травят себя героином. У Рентона слезы выступили на глазах.

Мы – шотландцы ...

Они шагают дальше вдоль пути; густую темноту нарушали изредка только странные огоньки, которые зажигались в задних окошках зданий. – Надо дождаться товарных поездов, они вывозят по этой колее ядерные отходы, – шепчет Рентон.

Приподнятое настроение куда-то исчезает, когда они спускаются с железнодорожного пути. Доски особенно тяжело давят им на плечи. Они решают немного отдохнуть и садятся прямо на шпалы. Кайфолом, который все это время тащил на себе сумки, делая вид, что они значительно тяжелее, чем это было на самом деле, просит сменить его.

– У меня уже ебаные мозоли на пальцах, – жалуется он, обсасывая палец.

– Сука, чем ты себе мозоль мог натереть? Ты же ничего тяжелого не нес, – шипит Рентон.

– Я их еще раньше заработал, – стонет Кайфолом, обвиняя Рентса одним лишь взглядом. – Что? Блядь, сейчас сдохну, прямо здесь!

Мэтти тянется рукой к земле, находит там пару листочков щавеля и растирает их пальцами. Плечо горит из-за этой проклятой доски. Он тупо упадет, если ему придется еще раз поднять эту огромную штуку. Кочерыжка нервно таращится на Рентона.

– Как же мне хуево, Марк, хуже еще никогда не было, – говорит он, распахивая глаза еще больше. – Мы умрем, правда?

– Конечно, нет, успокойся, друг, все с нами будет хорошо. Да, нам плохо от ломки, но от этого еще точно никто не умирал, это не передоз какой-нибудь.

Своими огромными, как теннисные мячи, глазами Кочерыжка смотрит на него, пока вдруг не взрывается фонтаном соплей, которые сразу вытирает рукавом своего страшного желтого свитера, а затем поворачивается к Кайфолому:

– А что бы ты делал, если бы нам, типа, осталось максимум пару недель прожить? То есть мы же могли подхватить эту заразу, СПИД. Сейчас он почти у всех, типа.

– Да это чушь.

– Но что бы ты тогда делал? Просто скажи.

Кайфолом отвечает сразу, даже не задумываясь:

– Купил бы сезонную карточку на посещение всех игр «Тайнкасл».

– Шутишь!

– Нет, просто тогда я умер бы удовлетворенный осознанием того, что среди их болельщиков было бы на одного мудака меньше.

Кочерыжка выжимает из себя кривую улыбку. Кизбо смотрит на Кайфолома, будто желая добавить что-то, но потом просто молча отворачивается к рельсам: коричневые от ржавчины, они когда-то сверкали серебром. Его совсем подкосила эта ломка, он теперь постоянно вялый и усталый от бессонницы.

– По праву этот героин принадлежит нам. Его производят в нашем городе ... – в конце концов говорит он.

– Правильно ты говоришь, Кизбо, – поддакивает Кайфолом, мгновенно воспламеняясь от гнева. – Ебаные акционеры из Глазго ширяются, пока мы страдаем! Нам плохо, нам он нужен!

– Тогда по праву этот героин принадлежит жителям Горги, – отмечает Кочерыжка, – ведь это городок джамбо. Как и шотландская нефть. Эх, если бы мы смогли построить настоящий социализм, типа ...

– С вами «Вечерние новости», – Кайфолом изображает мелодию передачи. – Динь! Оставайтесь с нами, не переключайте канал!

Рентон замечает расстроенное лицо Кочерыжки и пытается хоть немного подбодрить его.

– Кизбо – тоже джамбо, а мы просто помогаем ему получить должное. Попробуй воспринимать это в таком ракурсе.

– Даже не знаю, как кто-либо из Лейта может болеть за «Хартс», – говорит Мэтти.

– М-м-м, легко, я их поддерживаю, и его брат, кстати, тоже, – Кизбо встает и смотрит на Рентона.

– Мудак, они построили эту ебаную героиновой фабрику рядом с Тайнкаслом, хорошо зная, что у них здесь будет целая толпа подонков, которым нужно средство, чтобы унять боль от всей этой ебаной жизни, – мрачно усмехается Мэтти Кизбо. Хотя он все еще задыхается, но стоит высокомерно, уперев руки в стороны.

– А мне когда-то Дрю Эббот сказал, что Лейт – это извечная территория джамбо, – объясняет Кочерыжка, – и только последние несколько поколений переключились на «Хиббс», типа, они были им ближе.

– Что? – недоверчиво спрашивает Кайфолом.

– Да, рабочие доков всегда относились к джамбо, потому что туда, в доки и верфи, только каменщиков и каменотесов брали.

– А мы не можем отложить эту ебаную дискуссию на другое время?! – раздраженно кричит Рентон. – Если бы я хотел послушать ебаную лекцию по истории, остался бы в универе! Пошли уже!

– Я просто говорю ... – начинает Кочерыжка.

– Я все понимаю, Дэнни, – перебивает его Рентон, обнимая его за плечи.

Почти полная луна, которая проглядывает сквозь облака, освещает их серебристым сиянием. Где-то снизу до них доносятся звуки автомобилей, которые проезжают по дороге.

– У нас сейчас очень серьезное дело. Мы должны сосредоточиться на нем, или нас заметут. Ты – мой лучший друг, ты сам это знаешь, извини, что я накричал на тебя, – оправдывается он и хлопает Кочерыжку по спине. Он такой худой и слабый, что его даже к человеческим созданиям можно отнести очень и очень условно.

– Извини, Марк, я просто никогда не умел вовремя остановиться, все болтаю и болтаю, понимаешь? Просто хотел немного отвлечься, потому что мне все хуже с каждой секундой, друг.

– С нами все будет в порядке, – повторяет Рентон, подхватывая один конец доски, и смотрит на Кайфолома, который сразу понимает намек и недовольно хватается за другой.

Кочерыжка с Кизбо кладут на плечи вторую доску. И они все медленно бредут вдоль путей. На этот раз Мэтти приходится нести сумки. Он идет на пару шагов позади Рентона, вдруг резко кричит ему:

– Блядь, я сейчас вспомнил, ты когда-то носил форму «Рейнджеров», Рентс. Еще в младших классах.

– Слушай, я уже сто раз всем объяснял: старик купил мне и Билли одинаковые «рейнджерские» футболки и заставил носить их везде, мы тогда были совсем еще малые, – огрызается Рентон, даже не поворачиваясь к остальным, а потом продолжает: – Билли хотел болеть за Эдинбургскую команду, поэтому отец повез нас в Тайнкасл и купил нам всю эту «хартсовскую» хуйню.

Затем он оглядывается на Мэтти и Кочерыжку, который поравнялся с ними, неся свою доску вместе с Кизбо.

– Как мне тогда не понравилось здесь, все эти ямайские негры, этот запах спирта, который разносится по всему городу ... Я попросил тогда дядю Кенни отвести нас на Истер-роуд. Потом, когда я подрос, то начал тусить с этими чуваками, – с этими словами он кивает в сторону Кочерыжки и Кайфолома. – Я тогда вообще тусил со всеми, кроме тебя, Мэтти, ты, блядь, вообще никуда не хотел идти!

Последнюю реплику Марк почти прокричал Мэтти прямо в лицо, агрессивно и язвительно.

– Я тогда сам выбрал сторону, за которую хочу болеть, сделал все по собственному выбору, поэтому я – истинный болельщик «Хиббс», получше тебя! Поэтому закрой рот, мудила ебаный! Посмотри, блядь, на себя, ты же совсем опустился ...

– ПРЕКРАТИТЕ ЭТО! – кричит Кочерыжка, и они с Кизбо опускают свою доску, останавливаясь на месте. – Ну прекратите эту хуйню! Ненавижу, когда друзья ссорятся!

– Да, действительно, хватит уже, мудила, бля, – качает головой Кайфолом и показывает в сторону высоченного здания, в котором кто-то включил свет. – Тише, иначе кто-нибудь сейчас полицию вызовет. Поторопимся!

– Все пошло не так, – ворчит Кочерыжка, но Мэтти, хоть и бормоча что-то про себя, поднимает Кочерыжкой деревянную доску, и они продолжают свой путь.

– Все у нас получится, мистер Денни, – шепчет Кизбо Кочерыжке, который в жалкой благодарности хватает сумки. – Когда мы достанем героин, то часть придержим, а с другой частью станем отучать себя от героина.

– Ага! Именно так, – одобрительно отзывается Рентон. – Определим, сколько нам нужно будет на каждый день, просто осуществим математические подсчеты, будем работать на сокращение употребления. Научным путем.

– Научным ... – тупо повторяет Кочерыжка.

Мэтти шагает молча, не принимая участия в общей беседе. По его шеи катится вонючий пот, доска все время натирает ему кожу и обдирает его больную руку. Синее темное небо впереди теперь освещено зловещим светом завода. Он думает о Ширли, Лизе и их квартирке в Уэстер-Хейлсе. Она всегда напоминала ему тюрьму, птичью клетку; но сейчас он с радостью отдал бы все, что угодно, только бы вернуться к ним. Он вдруг вздрагивает и роняет на пол доску, и Кизбо инстинктивно роняет свой конец.

Рентон и Здихля сразу спрашивают:

– Что случилось?

– Блядь, я не могу ... Не могу так больше, – Мэтти приседает, потирая свой живот. – Я пиздец как сильно устал!

– Мы должны это сделать, это – единственное, что нам остается, – просит Кочерыжка и подхватывает конец доски вместо Мэтти.

Только сейчас он понимает, что Мэтти досталось больше, чем им, – он дольше всех нес эту тяжелую хуйню. Кайфолом поправляет доску, которая давит ему на плечо, и умоляюще смотрит на Мэтти:

– Не бросай сейчас!

Мэтти разворачивается и шагает позади них, держась за живот. Затем вспоминает, что оставил сумки, и возвращается за ними. У него чешется вся кожа, он раздирает ее ногтями, и она чешется еще сильнее, потому что теперь в нее попадает грязь и всякая другая зараза. Его глаза покраснели от ломки.

Они семенят, как страдающие запором пингвины, к тому месту, где пристройка стоит совсем близко к ограде. И вот они видят ее. Сооружение кажется Кайфолому теперь значительно больше, чем тогда, когда он увидел его впервые. У Рентона болят глаза, ему трудно сосредоточиться из-за яркого света прожекторов по всей территории фабрики. Никаких признаков жизни. Это напоминает концлагерь, думает Рентон, а они – как те, кто выжил в Белсене, и им надо прорваться.

Огромное серебристое здание, похожее на картонную коробку, появляется в поле их зрения. Его обвивают трубы, совсем как спагетти, а сверху его украшает огромный дымоход. Затем они слышат резкий звук, и несколько колец дыма вырываются из труб и летят прямо к темному небу. Несмотря на несколько отдельных темных облаков, сияющее небо пустое и чистое. В нем сияют чужие галактики, которые смотрят благосклонно на грязные, разваливающиеся сооружения.

– О-о-о, бля ... Как думаете, они что, ночью тоже работают? – вздыхает Кочерыжка.

– Да нет, – отвечает Мэтти, затаив дыхание, – это же все машины, типа, роботы все там обрабатывают. Они же не могут выключать каждый день всю аппаратуру и включать ее утром. Поэтому она работает всю ночь. Кайфолом сейчас экспромтом выдает реплику, которая сразу напоминает всем о Бэгби:

– Любой ебаный автоматизированный сумасшедший, блядь, будет разгромлен, робот он или ебаный андроид.

Они взрываются счастливым смехом, превозмогая боль, и снова вспоминают о том, как много их связывает, пока Кочерыжка не заходится сухим, надрывным кашлем и почти теряет сознание. Все они стали особенно беспокоиться о нем после той болезни, но он просто оседает на землю, из его глаз льются слезы, когда он пытается вдохнуть хоть немного воздуха в свои слабые легкие.

– Бля ... – говорит он, постоянно качая головой.

– Парень, что случилось? – спрашивает Рентон.

– Да ладно ... Просто ... Задыхаюсь ... ох, бля ...

Рентон смотрит на Кайфолома, тот кивает в ответ, и они кладут доску одним концом на насыпь, а другой устанавливают на толстых проводах ограждения. Доска со скрежетом проезжает по проволоке, сдирая с нее старую ржавчину, но потом прочно устраивается на заборе. Опасаясь, чтобы их не заметили, они залезают снова на покатую насыпь, падают ниц и смотрят на эту искусственную дорожку, которая открывает им путь к фабрике.

Кажется, можно идти.

Через несколько минут Рентон уже поднимается и осторожно ступает на доску, держа равновесие. Он неуверенно шагает по доске, которая лежит под углом сорок пять градусов, в сторону проводного ограждения, сверкающего в лучах луны, пока колючие иглы проводов впиваются все глубже в плоть их деревянной помощницы, только крепче закрепляя ее в нужном положении. Надув щеки, Рентон оказывается на вершине ограждения, его вдруг освещает луна, которая выглянула из-за пухлых, мрачных туч, сбегает обратно на насыпь.

– Все чисто, – кричит он оттуда ребятам, которые поражаются атлетическим способностям своего друга. – Весь секрет в том, чтобы не смотреть вниз. Передавайте мне конец второй доски.

Он берет один конец доски, Мэтти – другой. Из-за веса еще одного тела и доски, которую ребята держат в руках, первая доска сильно прогибается. Но Рентон уверенно шагает наверх и затем тянется к Мэтти, который идет за ним, пытаясь передать свою драгоценную ношу.

– Просто положи ее ... – шепчет Рентон, глядя на лица своих друзей, похожих на зомби, старается побороть свою мысль: мы больше не люди. Мы сбросили кожи, как ящерицы, лишились не только прошлого, но и будущего. Мы теперь – просто тени. Его руки дрожат, когда он смотрит поверх второй доски на Мэтти, и тот хватается за нее, балансируя неуверенно на первой. На какой-то момент они едва не пускают ее, но Мэтти держит крепко. Рентон демонстрирует такую ловкость и силу, о которых раньше даже не догадывался, и хватается за другой конец, просовывая доску дальше. Он кладет конец второй доски на верхушку ограждения, его сердце пропускает пару ударов, потому что он опасается того, что доска не дотянется до крыши пристройки и просто упадет на чужую землю, полностью подорвав успех их миссии, но она приземляется прямо на просмоленную крышу с глухим грохотом. Эйфория преодолевает страх, он стоит, будто прикованный к своей доске, на верхушке забора, ожидая вой сирены и появления охраны с собаками. Но вокруг тишина, и ребята собираются на краю склона. Он переставляет доску на крыше так, что она спускается к ней под еще большим углом, чем первая.

Теперь обе их доски напоминают стрелки часов, показывающий без двадцати минут пятого. – Давайте, – шепчет он сквозь темноту.

Мэтти, несмотря на боль, движется ловко, по-кошачьи, и через мгновение присоединяется к нему. Они начинают передавать сумки с эмблемой «Силинк». Только теперь, когда план, кажется, имеет шансы на успех, Рентон позволяет себе подумать: как же сильно они ступили, когда взяли такие легко заметные сумки; лучше подошли бы «Адидас» или «Хед». Надеясь на то, что это не сыграет роковой роли, он почувствовал хрустящий, шершавый треск крыши под тонкими подошвами поношенных кроссовок.