Текст книги "Героинщики (ЛП)"

Автор книги: Ирвин Уэлш

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 46 страниц)

Контроль за рождаемостью

Белл Френчард услышала звуки рвоты из туалета, когда поднималась по лестнице, держа в руках чашку чая с молоком для своей дочери. Она тотчас начала молиться, чтобы это был не Саманта. Господи, пусть это будут Ронни, Алек или Джордж, они всю ночь пили. Только не Саманта.

Когда ее дочь, слабая и едва стоящая на ногах, появилась у нее на пути, они обменялись мрачными взглядами, и Белл сразу поняла. Слова слетели с ее пересохших губ:

– Как всегда в этой семье ...

Саманта даже не стала спорить. Она чувствовала себя абсолютно опустошенной, когда на пороге появилась крупная, крепкая фигура ее матери. Она думала о жизни, которое появилось у нее под сердцем, и ее застыла абсурдная правда о том, что сама она вышла когда-то из одутловатого, вспотевший тела Белл.

Ну и подонок ты, Шон ... Первую же версию Белл мгновенно отмела.

– Но Шон уже шесть месяцев в гребаный армии ... – подумала она вслух, а потом настойчиво спросила: – От кого она?

Саманта пристально посмотрела в обезумевшие глаза матери и хотела было искренне ответить, что ребенок принадлежит только ей, но почему-то все, что она сумела выдавить из себя, было:

– О чем ты?

– Блядь, о чем я могу спросить? – Белл стояла над дочерью, уперев руки в стороны, вены вздулись на ее шее. – КТО, БЛЯДЬ, ТЕБЕ РЕБЕНКА СДЕЛАЛ?

От этой новости Ронни, который именно тихонько поднимался по лестнице, страдая от страшного похмелья, мгновенно оживился. Огромная накачанная крыса, он знал дорогу только в спортзал, обычно редко пил, потому что ему больше нравилось ощущение адреналина в крови, чем ступор, нападавший на его организм после выпивки. Его холодные глаза пытаются собраться вместе, и тогда он спрашивает тихо, но с угрозой в голосе:

– Что происходит?

– Скажи ему, – настаивает Белл, скрещивая на груди мясистые руки. – Скажи нам, блядь, кто отец?

– Не твое дело!

– Да ты что? Твой ребенок будет жить под этой ебаный крышей, это исключительно мое дело! – Проревела Белл. – Вы же, блядь, ни копейки в дом не принесли!

Джордж безработный, он безработный, – здесь она указывает на Ронни, который тотчас выходит из себя, потому что ненавидит, когда мать напоминает о его настоящем статус. – Алек тоже дома сидит!

И сейчас Джордж, худой Джордж с пронзительным взглядом старшего брата, и Алек, более крепкий, несообразительный и мягкий, смотрят на эту сцену с лестницы, стоя за спиной матери, выступает в роли судьи, и брата, который сегодня за шерифа; они – как массовка полицейских, собравшихся на линчевание. Саманта начинает задыхаться:

– Я не знаю, как его зовут. Он из Лейта.

– Если мы не знаем его, то скоро, блядь, познакомимся, об этом не беспокойся, – обещает Ронни угрожающе, играя мускулами на руке и спине и наслаждаясь силой своего тела.

– Он заплатит за это, кем бы ни был, – скрежещет Белл, качая головой, до боли сжимая перила лестницы, а потом ей внезапно приходит скептическая запоздалая мысль: – Как ты вообще, на хуй, умудрилась залететь именно сегодня, именно в это время?

Саманта закусила нижнюю губу, с трудом глотая слюну:

– Выпивала с Вилмой и Кэти ... Забыла о «контроле за рождаемостью» ... Шон уехал ... – Она съежилась от воспоминаний. – Потом встретила того парня. Мы переспали, и потом ...

– Это точно не Шон, – коварно улыбаясь, заявляет Джордж, смакуя это мнение, как знаток – каплю хорошего вина, а потом добавляет: – Но ты и сама это знаешь, да?

Саманта отвернулась к стене. Так, Шон точно не подходил на роль отца.

– Как его зовут? – Спрашивает Ронни.

Саманта вызывающе сбрасывает подбородок:

– У него есть девушка, он не хочет, чтобы мы были вместе, ему похуй этого ребенка, – кричит она, взорвавшись праведным гневом, будто ее слова имеют какую-то силу, какое-то значение. – Говорит, если обращусь в суд, у него есть куча друзей, которые встанут во время слушания и подтвердят, что я с ними всеми спала.

Она из последних сил пытается доказать что-то матери и глотает слезы.

– Но ты не ... – Белл никак не может успокоиться.

– КОНЕЧНО, НЕТ! – Повышает Саманта голос. – Зачем все эти разговоры?

– Он не может тебя бросить в таком состоянии, – ворчит Белл, чувствуя свою вину.

– Еще как может! Так мне и сказал!

– Об этом мы уже позаботимся, – шипит Ронни, совсем потеряв рассудок от ярости.

Белл уже немного остыла, она обнимает девушку, хотя и понимает, что все это время дочь умело манипулировала ими.

– Хватит, хватит уже, милая ... Мы переживем.

Однако у Ронни до сих пор желваки под кожей перекатывались, он стоял перед ней, играя мышцами, как супергерой на задании. То, как подонок Франко поступил с ней, пренебрегало его так же, как и ее. Он все дерьмо из нее выбил в том пабе, теперь время расплатиться за эту обиду.

– Я с тобой возиться не буду, – говорит Ронни с тяжелым сопением. – Как его зовут?

– Фрэнк, – вяло отвечает она. – Фрэнк Бэгби.

Братья смотрят друг на друга.

– Не знаю такого, – с этими словами Ронни растерянно поворачивается к Джорджу, думая, может его младший брат знает парня, который так унизил их сестру.

– Он – ловкий, – осторожно начинает Джордж, поняв, что старший брат заставит его принять участие в семейной мести.

Он заглядывает в жестокие глаза Ронни, потом вспоминает плохую репутацию этого Фрэнка Бэгби. Он рискует попасть под удар двух мощных сил одновременно.

Тихий младший брат Джорджа, Алек, которого из-за слишком рано лысеющее волос часто принимают за старшего из них двоих, внезапно берет слово.

– Он не ловкий, он – мертвый, если не поступит правильно с нашей Сэм.

– Ты, блядь, прав, как никогда, – кивает Ронни. – Вы двое идите и нанесите визит вежливости нашему другу Фрэнку Бэгби. Дайте в морду. Разберитесь с ним. Передайте, что для него будет лучше, если я до нему не доберусь.

Все еще отдыхая в материнских объятиях, обессиленная Саманта снова начинает всхлипывать, однако на лице ее на мгновение появляется небольшая улыбка, которую она скрывает в пышном бюсте Белл.

Путь Дракона

Ох мы же и вляпались в дерьмо в тот день, я и Рентс. Теперь сидим в своей квартире, я развалился на кресле-мешке, а Рентс растянулся на диване; обсуждаем вчерашние приключения под героином. Напоминаем Дениса Лоу и смотрим кульминационную сцену боя Брюса Ли и Чака Норриса в «Пути дракона». Тот пакетик с героином, который мы вчера приобрели у Лебедя, прожигает дыру в моем кармане, но Рентс хочет немного придержать его, а мы заключили соглашение, что сделаем это вместе. Я уже собираюсь снова поднять эту тему, когда раздается громкий стук в дверь, будто кто-то кувалдой хуярит. А потом слышен голос, кто-то кричит у почтового ящика в холле:

– Ублюдки! Открывайте!

Мы смотрим друг на друга, только потом внезапно понимаем, что происходит страшное: это Бэгби! И мы его бросили!

Никто из нас не рискует даже пошевелиться. Рентон задумывается и потом надувает щеки, с шумом выдыхая. Мы подумали об одном и том же.

– Нас нет дома, – шепчу я.

Рентс удивленно таращится на меня:

– Он, наверное, слышал телевизор.

– Блядь! Правда, надо открывать. Ты скажешь ... нет, я скажу ... нет, ты!

– Кто, скажи уже, на хуй!

– Ты!

Мы встаем и идем к двери, перебирая в памяти все возможные и невозможные отмазки, я открываю, и разъяренный Бэгби вбегает в квартиру. У него в руках шесть бутылок светлого пива.

– Простите, что бросил вас вчера, ребята, это некий маленький подарок вам, чтобы загладить вину, – говорит он, когда мы все вместе заходим в комнату, и у нас на лицах появляется невыразимое облегчение.

Франко падает на диван.

– Брюс Ли ... это же просто охуенно! Ага, я встречался с той потрясающий киской. Помните, Джун Крисхолм из Лейта? Не хотел оставлять ее, пока не удастся увидеть ее сиськи, нихуя вы не понимаете. Малая извращенка, теперь я могу говорить так от всего ответственностью ...

– Да, – соглашается Рентс, на всякий случай держась подальше от него с банкой.

Он бросает одно пиво и мне, я открываю банку, несмотря на то, что это -

«Теннентз», который я не могу пить, потому что он подходит мне чем-то металлическим. Я снова бухаюсь на мешки.

– Я уже давно о ней мечтал, блядь, – Франко потирает штанины джинсов и дает нам по пенделю. – Видел ее в ебаной «Спираль» в пятницу вечером, с тех пор не могу найти себе покоя! В любом случае, выходные у меня были охуенные. Терял время, был настоящий аншлаг! Даже на блядки сначала не собирался. Сказал себе тогда, что трах – это наименьшая из моих проблем! Но потом передумал, когда срывал с нее одежду, – он ударяет кулаком по дивану, его банка подскакивает и звенит, время снова пить.

Я тоже делаю глоток. Помню ту кроху Крисхолм – обезьянка «в активном поиске». Наш Фрэнк – это точно ее коварная судьба.

– Ты сейчас по лезвию ножа ходишь, рискуешь, Франко, – отвечает Рентс.

– Есть такое дело. Вы – другое дело, дрочите по ночам, мечтая о некой «Пэм», в то время как я жарю Джун весь выходной, – машет он рукой в нашу сторону и вмазывает кулаком себе по ладони. – Держитесь меня, я найду вам потрахаться, вы, засранцы бестолковые!

Я делаю еще глоток этой химии, которая отдает протухшим жидким алюминием.

– Меня вдохновляет твой успех, Фрэнк, – улыбаюсь я, поднимая банку и незаметно выливая ее жалкое содержимое в окно, спрятавшись за шторами. – У меня еще есть планы на сегодня, поэтому я пойду, ребята. Не жди меня, Марк.

Бедный Рентс. Я не просто покинул его с Бэгби, я не дал ему досмотреть фильм на самом интересном месте. Смотреть ебаные фильмы о кунг-фу вместе с Франко – это самая опасная вещь в мире, потому что он всегда хочет повторять удары по героям, отрабатывая их на тебе. Поскольку Рентон теперь тоже живет в этой квартире, то пусть учится не только развлекаться, но и показывать чудеса гостеприимства.

Я бегу увидеться с mama mia и, разумеется, навестить наших добрых соседей, Кока и Дженни. Хотя мне нравится жить отдельно в Банана-Флэтс, я приехал не по маменькиными домашними блюдами. Жизнь в этом месте значительно лучше без этой ебаной глупой пищи. К тому же, мать недавно узнала, что в конце концов получит квартиру в жилищно-строительном кооперативе в южной части города, которую ждала столько лет. Так я совсем ее лишусь! Радостно шагая по Уок-стрит к своему старому «политическому убежищу», я решаю обойти стороной мамино семейное гнездо и сразу пойти в соседний дом. Дженни, одетая в красивую голубую майку и тесные черные леггинсы, приглашает меня войти и указывает на кресло. Звуки «Улицы коронации», мыльной саги о Могадоне, британском добровольном наркотике для идиотов, просачиваются сквозь тонкие стены дома Андерсонов.

Но Саймону достаточно сложно оставаться спокойным, когда вместе с ним на диване сидит Мария. Моя нога настойчиво выбивает какую ритмичную мелодию, пока я тайком разглядываю ее: белокурые волосы девушки заколоты, но челка падает ей на большие синие глаза. Обрамленные длинными ресницами, они буквально кричат: «Кровать» Можно хорошо рассмотреть ее великолепную кожу медового цвета, потому что она одета в коричневое платье с открытой спиной, поэтому я смотрю на ее хрупкую шею и сильные руки, покрытые тонким светлыми волосами. Платье доходит до колен, ногти на ее длинных стройных ногах накрашены золотым лаком. Вдруг я слышу словесную перепалку с маленьким Грантом; она берет журнал и поднимает его так, что я вижу мельком ее белые трусики. Меня будто током пронизывает от этих загорелых на Майорке бедер, я чуть не кончаю прямо там.

– Невыносимо! – Кричит Дейдра с телевизора.

Эти пухлые губы ...

Слава Богу, отвратительный Кок поворачивает ко мне свою морщинистую морду.

– Неплохо было бы выпить. Ты со мной, Дженни?

Я довольно улыбаюсь, когда Дженни, свернувшись в кресле, как огромная кошка, отвечает ему:

– Нет, я останусь дома, посмотрю сериалы. Если пойдешь сам, принеси нам рыбы на ужин.

– А мне – пирог, – радостно пищит малый Грант.

Я смотрю на Марию, которая воткнулась в свой журнал, не обращая ни на кого внимания.

– Неужели чипсов не хочешь? – Спрашивает ее Дженни.

Она отрывает взгляд от журнала. О, эти сладкие надутые губки: я в одном миллиметре от любви, ближе, чем когда-либо.

– Нет.

Кок удивленно поднимает брови, но зовет меня с собой. Мы идем.

– Подростки – бурчит он себе под нос, когда мы выходим из квартиры.

– Да, трудно вам, вообще трудно детей воспитывать, типа. Я и сам таким был, – говорю я ему.

Но моя мать так не считает; ей всегда хотелось, чтобы мы с Карлоттой и Луизой носились домом и крушили все на своем пути.

– Лучше оставайся молодым и одиноким сколько сможешь, – советует Кок. – Не то, чтобы я жалел о чем-то ...

Он говорит это так, будто я никогда не слышал, как он изливает душу в каждом пабе, когда напивается.

– Мария – послушная девочка, ни разу нас не побеспокоила. А малый вообще ничего еще не понимает, – объясняет он.

А ты знаешь, насколько феноменально мне хочется трахнуть твою дочь?

Мы исходим из серого подъезда под ослепительное солнце и шагаем к «Гнедой Лошади» на Хендерсон-стрит. Кок неизбежно начинает болтать о своей жизни, как только выпивает первую рюмку. У него вообще есть только два настроения – трезвый мрачный и пьяный громкий.

– Слышал, что твой дружок, который в футбол играл, имеет дурную славу.

Это ему Диксон донес, бьюсь об заклад. Видимо, у него даже было для этого основание.

– Реб Маклафлин. Мы его называем Вторым Призером, по количеству голов. Да, выпить он любит, даже обожает, – сообщаю я Коку и сразу понимаю, что их с Ребом встреча – это лишь вопрос времени, они точно скоро сойдутся. Я уже вижу, как они сидят вместе в гостинице вниз по улице, травят анекдоты и жалуются на жизнь.

Я чувствую себя несколько неспокойно. Я должен позвонить матери, но могу думать только о наркоте, которую приобрел У Джонни Свона. Рентс заставил меня согласиться подождать пару дней и потом принять героин вдвоем, но он сейчас надолго завис с Бэгби и, наверное, уже психованный следует с ним в паб по улице королевы Шарлотты или где-то по Хай-стрит. Сейчас я хочу избавиться Кока, но так, чтобы он не обиделся, потому что мне хочется поддержать существующую политику открытых для меня двери в доме. Малая Мария – ледяная королева, будет достаточно сложно запустить руку в ее трусики. Но я не теряю надежды, будто гадкий утенок, который одной прекрасной ночью превращается в лебедя и расправляет крылья. Я видел, как вели себя Кэтлин Ричардсон и Лиззи Макинтош, когда встречались с моими ребятами; она должна пройти через все «семь грязных слов», прежде чем наберется от них этих ебаных привычек.

Я вдруг понимаю, что могу пропустить последний паром, поэтому решаю как-то ускорить расставание с Коком.

Мы ходим по пабам по пути к реке, добираемся транспортного кольца. Я не собирался задерживаться так надолго, но мне нужна доза, важнейшая необходимость – прежде всего. В настоящее время Кок уже еле держится на ногах, стоит, едва опираясь на стойку, жалуется, как всегда, на какую-то несправедливость.

Я иду в туалет, уже точно решив для себя, что сейчас воспользуюсь дерьмом, что приобрел у Лебедя. На пути туда я столкнулся с громилой Диксоном, который остановил меня со словами:

– Убери отсюда своего друга, хорошо?

– Но он никому не мешает.

– Он мешает мне. Забери его, на хуй!

– Хорошо, хорошо, подожди минутку, – говорю я и иду к параше.

Этот хуеголовый в конец обнаглел, поэтому я решаю осуществить свой магический ритуал именно в его баре. Мне нужно набраться немного опыта в приготовлении и варении, я могу поспорить, что Рентон уже прочитал все возможные статьи о героине, поэтому будет мне мозг трахать по первому попавшемуся поводу. Он прочитал все, что нашел, а потому будет вести себя так, будто он сам изобрел эту ебаную наркоту. Поэтому я устраиваюсь на унитазе, закрываю дверь и начинаю ритуал: зажигалка, ложка, вата, вода в маленьком контейнере, шприц, игла и – самое главное – героин. Я высыпал не все, и вдруг вспомнил еще кое о чем: снял ремень и закрепил его у себя на руке, как это делал Лебедь. Я застегиваю его на бицепсе, совсем как ремни безопасности в самолете или вертолете. Легко нахожу вену, у таких, как я, они напоминают нефтепровод; я ведь не Рентон с его невидимыми проводами.

Иди к папочке ... Ву-у-у-ху! Тело дрожит, но это, пожалуй, всего лишь адреналин ...

Блядь ...

Ебаный адреналин ... я будто горю внутри ... на пути к славе, славе ...

Господи Иисусе, этот крепкая гера, я просто таю! Я чувствую, как у меня по лбу течет пот, а пульс зашкаливает. Надо еще немного посидеть. Какой-то мудила стучит в дверь. Снова. На хуй всех; мне так хорошо. Пусть срут себе прямо в штаны, гребаный уебки, срать дома надо, прежде чем идти тусить.

Ракета в полете ... ох, как клево!

Хотя я был бы рад просидеть здесь весь день, я заставляю себя подняться.

Когда я выхожу из параши, Кока уже нет, поэтому я сажусь в углу с этим замечательным миром заодно, хотя часть меня и понимает, что я привлекаю к себе внимание, что люди понимают, что я обдолбанный, а это – бар бывших копов, и в карманах у меня полно героина. Пожалуй, это плохая идея, к тому же, я не заказывал выпивки.

Я встаю и, шатаясь, направляюсь к выходу, где стоят еще два урода. Один из них как-то странно улыбается. Такая сладкая улыбка, никогда не поймешь, кто перед тобой – образцовый семьянин или психопат.

– Диксон забрал твоего дружка, хочет поговорить о жизни.

До сих пор чувствуя сладкий запах, который исходит как будто от самого Папы Римского, я решаю, что самое время ушиваться отсюда. Вряд ли мне удастся освободить Кока, спасти его от репутации Второго Призер, особенно – в моем ебаном состоянии, с наркотой в венах и пакетиком героина в кармане.

Вдруг появляется Диксон, он выглядит тронутым до глубины души. Привычная маска человека-камня исчезла, и я совсем теряю смысл: что же он сделал с Коком? Этот бывший коп приближается ко мне, весь напуган, начинает извиняться:

– Твой друг ... мы с ним были в подсобке. Я его и пальцем не касался, мы просто спорили, но тут он упал на бочонок и ударился головой, – Диксон весь покраснел, его губы дрожали. – Кажется, ему очень больно.

Он качает головой, закусывает губу передними зубами. На его гротескном лице быстро меняются выражения, я будто в зоопарке, смотрю на поведение представителей своего собственного вида в различных нестандартных ситуациях. Затем он почти умоляет, его голос слышен на весь бар:

– Я на него руку не поднимал!

Мы со старым Крисом Монкуром идем в подсобку, где находим Кока – он лежит на животе, избит и без сознания. Я падаю на колени у него, трясу его, но он весь обмяк, как мертвый, и не подает никаких признаков жизни.

– Кок ... Кок!

Кок ... о нет ...

Его лицо вздутое, а рот открыт.

– Думаю, он упал на бочку, – говорит Монкур, приседая рядом с нами и окидывая осуждающим взглядом Диксона. – Что случилось?

– Крис ... не надо ... он просто упал, так сильно нажрался, – говорит Диксон, сам уже очень-таки пересрав.

– Сдается мне, что с ним случилось нечто большее, чем просто огромное количество бухла, – поддерживает один из мудаков, которые собрались вокруг нас.

Диксон был настолько слабоумный, что думал, будто все эти ребята – его корефаны, но на самом деле бывших копов никто не любит, и сейчас просто очевидно, что все они терпеливо ждали в тот момент, когда он оступится, чтобы встать против него.

Но Кок ...

Он мертв. Я стою над этим проклятым мудилой, смотрю на его резиновый рот, из которого течет слюна, потом вижу напуганное лицо Диксона, которое с моего места видно в профиль.

– Он мертв, – говорю я, вставая на ноги.

Над телом склоняется другой парень, одетый в красную нейлоновую куртку.

– Нет, у него есть пульс, он дышит ...

Господи, блядь, спасибо тебе за все ...

Я возвращаюсь в бар, чувствую себя значительно лучше. Пара ребят следуют за мной, кто-то набирает 999 из таксофона, вызывая полицию, а затем – и «Скорую». Диксон тоже выходит из подсобки, вид у него такой, будто он в брюки навалил.

– Парень был полностью бухой, совсем ничего не понимал. Я просто попросил его уйти!

Но я не обращаю на него внимания и упорно иду к выходу; это замечает Монкур и кричит:

– Эй! Саймон! Ты оставайся здесь!

– Крыса коварная ты, – кричу я в ответ, но я ничего с этим не могу поделать, потому покорно жду полицию и «скорую», весь опустошенный и под кайфом, с пакетиком героина в кармане.

Парамедики пытаются реанимировать Кока, одновременно полиция собирает показания. Один молодой коп, на вид – сельский простак, подходит ко мне и спрашивает, не курил я «травку».

– Нет, я просто немного выпил, весь день на ногах, – рассказываю я ему.

Он кивает и переходит к другим, а старший полицейский в это время допрашивает Диксона. Парамедики грузят Кока в машину, он лежит на носилках в кислородной маске. Я чувствую, как героин начинает крутить меня, мой организм и мой карман одновременно, поэтому я тихонько смываюсь, прячусь от этой отталкивающей драмы и направляюсь к Джанкшн-стрит, где сажусь в такси и еду в больницу. Я сижу в холле, чувствую себя клево, пока жду Кока, но я погружаюсь в сон, и когда просыпаюсь, то вижу, что дремал целых сорок минут, а во рту у меня будто кошки насрали.

Целая вечность проходит, пока я, наконец, нахожу палату, в которой лежит Кок. Там я нахожу Дженни, Марию и Гранта, они сидят под дверью в зале ожидания, мучаясь от безысходности.

– Что случилось? – Кричит Дженни, вставая с места.

В первый момент я думаю только о чипсах, которые Кок уже никогда не принесет домой.

– Не знаю точно, я был в туалете, а когда вышел, его не было на месте. Потом мне сказали, что он в подсобке с Диксоном. Он был без сознания, когда мы нашли его. Затем вызвали полицию и «скорую». Что говорят врачи?

– Повреждения головы, они все еще берут анализы. Но он не приходит в себя, Саймон. Он так и не пришел!

Я смотрю на рыхлую, зрелую Дженни, вижу обезумевшего от отчаяния Гранта и слезы на глазах Марии, слезы, которые я хотел бы слизать собственным языком. И тогда я говорю им всем:

– Все будет хорошо ... они знают, что делают ... он будет в порядке.

Знаю, это совсем не тот случай, но все равно обнимаю Дженни и думаю о том, как сильно может измениться жизнь, вися на волоске.