Текст книги "Героинщики (ЛП)"

Автор книги: Ирвин Уэлш

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 46 страниц)

– Подожди, – отвечает он, берет меня за руку и ведет в уютный угол, чтобы поговорить!

Я оглядываюсь на Эстер: ну что, съела, сучка? Лейтовские ребята для лейтовских девушек!

Музыка сегодня играет значительно громче, чем обычно бывает в «Гуччи», мы сидим совсем близко к динамиками, поэтому нам с Саймоном приходится кричать друг другу. Я поправляю ремешок, чтобы юбка прикрывала все нужные места, и спрашиваю Саймона о Кочерыжке, действительно ли он не пришел только из-за повязки.

– Я с ним лишь парой слов перекинулся, – пожимает плечами он. – Говорит, эта повязка – непростительный промах с точки зрения стиля. Поскольку он всегда как пьяница выглядит, то для него это неважно.

Затем мы говорим о малой Марию Андерсон, мой брат с друзьями когда частенько зависали с ней и ее компанией из школы. Говорят, Саймон встречается с ней. Я не могу в это поверить, она совсем маленькая, зачем она ему, когда у него и так тьма подружек?

Он пристально и грустно смотрит на меня и говорит, что это – настоящий кошмар его жизни.

– У нее в голове полный беспорядок, – кричит он, пытаясь заглушить пение Принса. – Я – ее сосед, у нее убили отца, а маму посадили в тюрьму, я якобы несу за нее ответственность, потому что она отказалась ехать к своему дяде, в Ноттингем.

Он глубоко вздыхает и смотрит в потолок:

– Проблема в том, что она как бы привязалась ко мне, а хуже всего – она подсела на героин. Я стараюсь удерживать ее как можно дальше от наркоты, но ей больше ничего не нужно.

– Но почему именно ты с ней возишься? Ты ни в чем не виноват!

– Нет, я виноват. Я ступил ... бля, мы с ней оказались в постели, я переспал с ней. Пытался ее успокоить, а она потянулась ко мне так отчаянно, так убого ... Сама понимаешь. Я допустил огромную ошибку.

– Ебаный в рот, Саймон, – говорю я ему, пытаясь сделать вид, будто его ревную, хотя на самом деле я таки ревновала.

Нельзя обвинять девушку в том, что она потеряла контроль над собой после всего, что с ней случилось.

– Она была так мала, так сильно бедствовала, я только сейчас вижу, каким слабаком и глупцом я был тогда, когда воспользовался другим человеком, который оказался в затруднительном положении. Сейчас она думает, что мы встречаемся. На следующий неделе мы собираемся навестить ее маму в тюрьме, надеюсь, ей удастся уговорить девочку вернуться к дяде и разобраться там в себе. Весь этот беспорядок ... он охватил полностью мою жизнь! Я только хотел поступить правильно, но это неожиданно затянулось на очень длительное время. – Он замолкает на мгновение, чтобы перевести дыхание, и рассеянно рассматривает танцпол. – Дело в том, что даже сейчас я безумно беспокоюсь о ней, потому что она осталась одна в той квартире; а девчонка ее возраста в таком состоянии может натворить все что угодно. Она и так уже сошла с ума, хочет отомстить чуваку, который убил ее отца, этому Диксону из «Грейпз». Боюсь, что она кончит плохо, как и ее мать или, еще хуже, чем ее отец: в тюрьме или в шести футах под землей. Она уже связалась с мелкими ворами, и хотя я пытаюсь помешать ей, все равно не могу находиться рядом с ней каждое мгновение своей жизни, меня от этого тошнит ... Это все мне уже надоело, – качает головой он, – и я не могу больше спать с ней, носить ей героин, но только это ее успокаивает. Она должна была сидеть за школьной партой сейчас.

Он жалобно вздыхает и смотрит мне в глаза:

– Господи, я здесь заливаю тебе о своих мелких делах, в то время как у тебя мама ... – Он замолкает, берет мою руку и сжимает ее.

Я чувствую, как у меня на глаза наворачиваются слезы.

– Извини, Саймон ... я ... – Я задыхаюсь, не могу ничего сказать в этом вихре музыки и людей, который вьется вокруг нас.

Вдруг я будто со стороны слышу свой голос, словно я думаю вслух:

– Почему жизнь – такой ебаный беспорядок?

– Хуй его знает, – пожимает плечами он, сжимая мои пальцы сильнее; его глаза кажутся несколько одурманенными.

Затем он с отвращением морщит нос, потому что начинает играть «Ты – лучше» «Стайл Кансилу ».

– Не нравится эта песня?

– Она мне очень сильно нравится, но эта песня слишком хороша для всевозможных позеров и мудаков, которые тусят в этой ужасной толпе, – выпаливает он. – Мне не нравится, что таким людям позволяют слушать такую музыку.

– Понимаю, что ты хочешь сказать, – удивленно киваю я; смотрю на Эстер, и действительно понимаю суть его слов – она как раз пыталась убежать от бурного давления Марка и той малой азиатки, я наконец вспомнила ее имя – ее звали Надя.

– Слушай, у меня есть предложение. Почему бы нам не прогуляться до Лебедя? Перехватим там чего-нибудь, потом пойдем к тебе или ко мне, займемся приятными делами, а потом просто отдохнем и поговорим? У нас обоих сейчас в жизни сплошной беспорядок, а эта толпа мало способствует душевным беседам, меня она уже начинает доставать. А то Марк уже совсем с ума сошел со своим героином и Лу Ридом. Не говорю, что я совсем без греха, но он действительно страдает миопией ...

Мы видим, как Марк старательно забалтывает эту безумную Надю, они оба без сомнения нажрались спидов.

– Это – брак, заключенный на наркоте, – улыбается Саймон и добавляет: – Нам нужно ттихонько улизнуть к Джонни раньше, чем он придет в себя, иначе нам от него никогда не избавиться.

Меня уговаривать не надо. Кофе и поэтический вечер с Гемишем подождут. И Александр оставил мне сообщение, сказал, что хочет встретиться вечером, но я не добавляю этого пункта в сегодняшнюю повестку дня. – Звучит хорошо. Пойдем.

Мы выходим на улицу, ночь выдалась холодной. Я вижу в этой пустоте что-то таинственное, необъяснимое. У Саймона такая теплая рука, а его горячее дыхание кажется мне шепотом ангелов.

Подъезд Джонни не закрыт; кто-то вырвал кодовый замок вместе с домофоном – теперь на месте алюминиевого ящика висели спагетти с проводов. Мы слышим голос Свона с пролета второго этажа, он ссорится с каким-то парнем, который громко кричит на него в ответ. Можно даже разобрать слова:

– Нихуя ты не знаешь, парень!

Саймон молча тянет меня в проем под лестницей.

– Это твоем корешу пиздец, Майкл, – слышим мы тихое шипение Джонни, – не тебе, ты все еще в игре. Найди другой способ!

– Говорю тебе, этот мудак нас сдаст. Вот увидишь, – в тон ему отвечает парень, разворачивается, и мы слышим, как он топает по лестнице в нашу сторону.

Он останавливается, разминает шею и кричит назад, Джонни:

– Конец игры!

Парень почти натыкается на нас, сначала корчит какую отвратительную физиономию, но почти подпрыгивает до потолка, когда видит меня. Джонни следует за ним, спускается почти на пролет ниже. Он несколько удивлен, когда узнает нас в темноте, но для показухи нагло кричит «Чао!» своему корешу, который даже не удостаивает его ответа. И тут я вспоминаю, где именно видела этого парня: в том пабе на Делрей-роуд, вместе с братом Александра.

– Ебаные дела, – пожимает плечами Джонни, но от нас не скрывается, что он все равно напряжений и обеспокоен. – Наш притон все больше напоминает вокзал Вейверли, как нас еще копы не накрыли – сам не знаю.

– Это Эдинбург, – смеется Саймон. – Менты в этом городе не имеют особых полномочий в правоохранительных операциях.

Мы поднимаемся в квартиру Джонни и покупаем героин. Джонни хочет ширнуться вместе с нами, но мы не хотим делить с ним свою радость. Затем грохочет дверь -приходит Мэтти. Джонни грустно впускает его и возвращается к нам. Мэтти выходит из гостиной, неотступно следуя за Джонни, как ручной песик.

– Эли. Сай.

– Маттео, – улыбается Саймон. – Как дела? Что-то ты бледный как смерть, мой старый друг.

– Неплохо, – отвечает тот, и я тоже замечаю, что он выглядит просто ужасно – глаза красные, половина морды в какой-то грязи.

Он почти не обращает на нас внимания, смотрит только на Джонни.

– Мудак, мне надо ширнуться и еще для Майки Форрестера взять.

– Посмотрим сначала на цвет твоих купюр, а потом уж поговорим, – холодно отвечает Джонни.

Взгляд Саймона говорит мне: «Ну их на хуй», и мы уходим. Уже с порога мы слышим, как Джонни и Мэтти начинают спорить; страсти накаляются, когда мы выходим на лестничную клетку, где вдруг сталкиваемся с Марком, который вытаращился на нас своими мутными, как у спрута, глазами. Мы слышим, как стучат двери Джонни. Интересно, по какую сторону двери остался Мэтти?

– Марк ... – говорит Саймон, подняв бровь, и тычет пальцем в грязно-зеленую флисовую куртку Рентона. – Такое стильные ребята в этом городе не носят ... Не повезло с девушками?

– А куда вы идете?

– На вечеринку. Для двоих. Тебя не приглашаем, – отмечает Саймон и добавляет, кивая в сторону притона – Если хочешь что-то приобрести, лучше поторопись. Юный Маттео только что прибыл с тележкой деньжат, угрожая именем Форрестера так, будто тот первоклассной кислотой торгует. Думаю, он хочет затариться наркотой для всего Мьюирхауса.

Большего Марку и не надо, он отталкивает нас и летит вверх по лестнице. мы слышим, как он чуть не выносит двери Джонни, и наконец даем волю смеху, когда выходим на улицу.

Мы с Саймоном немного прогулялись, прошлись по черным тротуарам под бесконечным дождем. Когда устаем, берем такси и едем ко мне, в Пилриг. Я разжигаю камин и иду в ванную комнату, чтобы принести пару полотенец. Пакет с туалетными принадлежностями Александра все еще там, лежит у раковины. Я прячу его за гладильной доской, чтобы Саймон его не увидел. Затем возвращаюсь в гостиную с полотенцем на голове, даю полотенце своему другу и включаю автоответчик, чтобы послушать сообщение.

– Это папа, принцесса. Просто хотел сказать, что у мамы был вчера хороший вечер. И ночь прошла очень спокойно. Хотя она и была несколько возбуждена и напряжена из-за лекарств, которые ей прописали ...

Милый Саймон снова берет меня за руку.

– Но она передает тебе привет, очень хочет с тобой увидеться. Пока, дорогая. Любим тебя.

Саймон сжимает мои пальцы и целует меня в щеку.

– Привет, это я ...

Александр.

– Просто хотел проверить, ты дома ... Пожалуй, нет. Не подумай ничего такого. В любом случае увидимся в понедельник.

Теперь Саймон отпускает мою руку, его бровь ползет вверх, он кривит рот в насмешливой улыбке, но ничего не говорит. Следующее сообщение от Келли, она восторженно пищит:

– Куда ты пропала? Видела Марка в «Гуччи». Мы с Десом поссорились. Достал! Позвони сразу!

Саймон пристально смотрит на меня, но мы оба знаем, что я не стану звонить ей или кому-либо другому прямо сейчас. – Она еще с Десом?

– Кажется, но знаешь что? Она сказала мне, что ей нравится Марк!

– Хм-м-м ... – задумывается Саймон, – сразу вспоминается пословица об огне и пламени.

Я киваю, соглашаясь с ним, и иду к холодильнику, чтобы налить нам немного водки со льдом. Бросаю кубики в бокал с таким звуком, будто кому-то кости ломают. Я смотрю на белую пудру в пакетике, который мы купили у Джонни.

– Не печалься, – просит Саймон.

– Нет, все в порядке, – резко отвечаю я; мне всегда нравился героин, но я совсем не похожа на настоящих наркоманов, типа Джонни, Марка или Мэтти.

– Думаю, лучше сначала нам отдохнуть, – предлагает он. – заняться любовью.

И я искренне согласна. Мы идем в спальню, я снимаю все свою сырую одежду. Стянуть с себя топ никак не удается, он такой мокрый, что просто липнет к коже. Когда я одерживаю победу в этой битве, то вижу, как Саймон медленно раздевается, аккуратно сворачивая каждый предмет одежды, и понимаю, что это с ним у меня был лучший секс. Не считая Александра, конечно, потому что ему уже тридцать четыре или около того. Старшие ребята всегда лучше, потому что они действительно хорошо разбираются в женском теле, хотя мне не сразу удалось затащить его в постель. Я делала ему минет, потому что он, кажется, считал, что это не считается изменой. Затем он сделал мне соответствующее ласку, что оказалось очень приятным, но я тогда все время вспоминала о Норе, которая портила мне все впечатление. Наш первый секс был замечательный (как и все первые разы). После всего он несколько разочаровал меня, начав разговор о своей бывшей жене, и я ему тогда прямо сказала: если мы снова будем трахаться, я не хочу слышать ни слова об этом дерьме. Не знаю, с чем это связано – с тем, что у него было не так много женщин, или с тем, что он достаточно долго был женат, но мне кажется, что после секса он начал ожидать, что я выйду за него! У него даже не было сомнений по этому поводу, но мне плевать. В постели у нас в любом случае все было замечательно. Но Саймон трахается, как взрослый, что он провел в постели целую вечность, и поэтому готов довести тебя до оргазма, даже не доходя до традиционного секса. Он может делать это не раз и даже не два, дело может затянуться на всю ночь, надо всегда быть начеку. Но после того, как проведешь с ним ночь, можно недосчитаться денег в квартире. Однако я не хочу об этом думать, мне именно это и нужно – ни о чем не думать.

Мы начинаем целоваться: грязные, мокрые поцелуи, и я чувствую несокрушимую силу его языка во мне. Он шепчет мне на ухо, – Трахал ли когда-нибудь парень тебя в твою попку? Я действительно хорош в этом.

Я начинаю возбуждаться сразу, на меня это совсем не похоже. На самом деле, это нормально – от одной только мысли о том, что огромный, толстый член Саймона сейчас окажется в мне, мне хочется кричать, но я вдруг вспоминаю о дилдо, который мне на память оставила Нора.

– Трахни меня в зад, пока я не трахнула тебя первой!

– А? .. Что? .. Как ты ...

Я спрыгиваю с кровати, бегу к шкафу и беру старый дилдо с верхней полки, потом цепляю его так, как это делала когда-то Нора – на свой лобок.

Саймон таращится на меня своими темными, сияющими глазами. – Господи, где ты это достала?

– Какая разница? Я хочу трахнуть тебя в зад, понял? – ставлю его перед фактом я.

Я вожу бедрами и вижу, как этот огромный резиновый хуй виляет то в одну, то в другую сторону.

Он с сомнением поднимает бровь:

– Идея неплохая, но ты мне это в жопу не вонзишь!

– Твой собственный хуй ему размером не уступает, – настаиваю я, хотя мне и кажется, что дилдо несколько больше.

Но этот комплимент успокаивает его, он улыбается, и в его глазах появляется предвкушение. И я подхлестываю его:

– Давай же, будет весело. А потом – ты меня.

– Ну ... Не знаю ...

– Давай, Саймон, это же тоже полезный опыт. Тебе будет значительно приятнее, чем мне.

– Ага, – сомневается он, – откуда ты знаешь?

– Потому что у тебя есть простата, которую можно стимулировать, а у меня ее нет. Мужская простата – это очень чувствительная зона. Моя подружка Рейчел – медсестра; это она мне рассказала. Тебе будет значительно приятнее, чем мне за всю мою жизнь. Посмотри на геев: они не просто так любят это дело, сам знаешь.

Он размышляет. – В самом деле?

– Действительно, – подтверждаю я и начинаю смазывать дилдо вазелином. – Я не нанесу тебе вреда.

Он недовольно морщится, будто ему кажется невозможной такая перспектива.

– Ладно, я в игре, давай сделаем это. Я такое попробую ... ну точно не с парнем!

– Тебе понравится.

– Ага, – сомневается он.

И вот он становится на четвереньки, раздвинув ноги, его выдающийся зад не слишком отличается от девичьего, за исключением того, что он более мускулистый и волосатый у самой дыры. Не то чтобы я очень пристально изучала девчачьи зады и дырки, но в моем представлении на них должно быть меньше волос. Я пристраиваю конец дилдо к его жопе и начинаю медленно его засовывать. Его зад легко позволяет мне вставить головку дилдо, но потом становится совсем туго.

– О ... Господи ...

– Как ты? Все в порядке?

– Да, – огрызается он.

Я продвигаюсь немного дальше. Затем вытягиваю дилдо и снова сую его вперед.

– О ... О-о-о ... А это довольно пикантно ...

Я ложусь на него, и он медленно опускается на матрас, оставляя меня сверху. Я вхожу и выхожу, трахаю его медленно. С каждым разом в его жопу входит все большая и большая часть дилдо, его тело напрягается и расслабляется, потом – снова напрягается. Он стонет, обеими руками крепко схватившись за простыню, но хорошо не только ему.

– Как же это хорошо ... Я трахаю тебя в жопу, сучка с Банана-Флэтс, – выдыхаю я с наслаждением, пальцами дергая свой клитор и держась другой рукой за его плечо.

Мои пальцы и дилдо, резиновая поверхность которого трет мои половые губы, доводят меня до белого каления, пока я трахаю его, трахаю парня, и клянусь – мне так хорошо, так нравится держать все под контролем, проникать в него ...

Я в нем, в нем, я в нем ...

– О-О-О! – вдруг вздрагивает Саймон, кончает и спокойно обмякает. Он тихонько стонет, немного задыхаясь собственной слюной.

Я все еще работаю над своим клитором И ВОТ-ВОТ КОНЧУ, БЛЯДЬ!

– А-А-А ... КАК ПРЕКРАСНО ... ВАУ ... О-О-О ... О-О-О ...

Я падаю на спину Саймону. Мы – как пара Александровых поваленных вязов, которые вот-вот сожгут в крематории. Я некоторое время лежу на нем, чувствуя каждый его позвонок и мышцы на спине, прижимаюсь к нему своими обнаженными грудью и животом. Затем я подаюсь немного назад, вынимая дилдо из его зада.

Он отпускает эту игрушку так естественно, будто это дерьмо выходит из его жопы, и снова падает на простыню. Я отстегиваю волшебный прибор и разглядываю его на свету. Он сияет от вазелина, но на нем ни следа дерьма.

– Как ты? Тебе понравилось?

– Это было ... немного похоже на медицинский осмотр, – ворчит он, уткнувшись в подушку. Я бросаю дилдо на пол и переворачиваю Саймона на спину. Он угодливо подчиняется, но его глаза уже закрываются. Потом я вдруг замечаю липкие пятна спермы на простыне, по его животе и груди.

– Ты кончил!

– Правда? .. – Он удивленно открывает глаза и возбужденно садится на кровати. – Я и сам не заметил.

Затем он отводит взгляд от этого беспорядка и смотрит на меня глазами, полными паники:

– Слушай, Эли, ты никому не скажешь?

– Да нет, о таких делах я не рассказываю, это останется между нами!

– Хорошо ... Хорошо ... – растерянно отвечает он.

Мы снимаем грязную простыню и устраиваемся в постели.

– Это оказалось довольно приятным, но только благодаря тебе, – говорит он, притягивая меня ближе к себе.

Мне нравится его аромат: большинство ребят воняют, но от Саймона пахнет приятным хвойным парфюмом. Именно так я себе всегда и представляла настоящий дорогой парфюм.

– А мне было приятно, потому что я разделила это ощущение с тобой, – отвечаю я ему. – Я не могла остановиться ...

С этими словами я хватаю его за член, и тот твердеет в моей руке, раздвигая мои пальцы.

– Трахни меня, – шепчу я ему на ухо, – трахни меня по-жесткому, скажи, что любишь меня...

Лицо Саймона напрягается, он будто разозлился , что собирается напомнить мне о нашей соглашение, но вдруг оказывается на мне и медленно сует член мне в вагину, я всеми фибрами души чувствую, как он трахает меня, трахает замечательно, сначала медленно, потом – жестко, и говорит: «Я люблю тебя».

Знаю, он не это имеет в виду, но все равно повторяет то же самое на итальянском, и я оказываюсь на небесах, я получаю оргазм снова и снова, мне даже хочется уже избавиться счастья и почувствовать облегчение, когда он в конце концов кончает и кричит: – Avanti!

Когда наши потные тела сближаются и мы страстно обнимаемся, кажется, он напрочь забывает о моей жопе, но, подозреваю, только потому, что мечтает только о своей или уже нацелился на героин.

Героинщица

Над «Троссаком» хлопья снега покрывают высокие холмы и крыши добротных домиков. В некоторых окошках уже мерцают огоньки на рождественских елках. Из окна своей камеры в женской колонии Дженни Андерсон видит огромные облака в небе, мечтая о том, чтобы увидеть нечто большее. Снег она никогда не считала своим врагом. Но какое Рождество ее ждет в этом году?

Дженни немного оживляется, когда ее выводят из камеры и она идет по коридору в строю с другими женщинами во главе с сучкой в форме, открывающей на ходу двери. В конце концов, они попадают в комнату посещений, где каждая заключенная садится за один из столиков, построенных тесными рядами. Через несколько минут начинают заходить посетители, и женщина видит, как к ней шагает Мария, удостаивая мать одной только напряженной улыбкой.

Небольшой опыт Дженни Андерсон уже доказал ей, что женская колония может быть не только местом лишения свободы, но и убежищем. Ей показалось, что Мария в опасности, от которой ее нужно защитить. Мешки под усталыми глазами больше напоминали синяки. Ее волосы были какое-то спутанные, местами жидкие и жирные, у нее на подбородке выскочили два огромных прыщи. Это была не ее дочь, а какое-то ее странное подобие, больше похожее на беглянку из параллельного мира из комиксов DC, которые так любил коллекционировать ее брат Мюррей. Мария даже не присела, поэтому Дженни тоже инстинктивно поднялась и подошла к ней:

– Милая моя ...

Крепкая, коротко стриженая сука, которой она, кажется, не нравилась, пожалуй, из-за того, что они были где-то одного возраста, сразу подлетела и запретила матери касаться дочери. Нагнув свою коровью голову, она проревела:

– Довольно! Больше никаких предупреждений!

Сев на свое место, Дженни глазам своим не поверила, когда увидела его – он стоял позади Марии, что заявляя о своем особом праве на нее, что моментально довело ее до бешенства. Сейчас, когда Кока больше нет, а она заперта в этой тюрьме, он еще осмеливается распускать свои узурпаторские руки и держать хрупкие плечи ее дочери, ее Марии, которая должна была жить спокойно, живая и здоровая, у Мюррея и Элейн, в Ноттингеме! Письмо, которое он ей прислал!

– А ты что здесь делаешь? – посмотрела она на бывшего соседа, друга ее умершего мужа, который в одну постыдную ночь стал ее любовником.

– Ты останешься здесь еще на несколько месяцев, Дженни, – отвечает он, притянув стул и жестом позволяя Марии сделать то же: – Кто-то должен ухаживать за Марией.

– Знаю я, как ты ухаживаешь! – скептически улыбается Дженни. – Она еще совсем маленькая!

Саймон, Кайфолом (она слышала это его прозвище прежде), устраивается на жестком стуле, морщится, потому что ему неудобно, и пытается как-то это перетерпеть. Осматривает столики с посетителями, и Дженни понимает, что он чувствует себя неловко, нервничает немного, но это его ощущение очень скоро исчезает, и его присутствие заполняет всю комнату, когда он выпрямляет спину и вытягивает ноги. И здесь голос подает Мария:

– Мне уже почти шестнадцать, мама.

Глаза Дженни заливает стыд. Саймон был совсем мал, когда они с Коком переехали в соседнюю с Уильямсоном квартиру много лет назад. Она была тогда молодой мамой и открыто флиртовала с его отцом. Однажды, на Новый год ...

Боже мой...

И потом она переспала с его сыном. А сейчас он спит с ее дочерью, ее маленькой девочкой.

– Посмотри на себя, что с тобой случилось? Езжай в Ноттингем, поживешь у Мюррея с Элейн!

Глаза Марии вдруг вспыхивают от ненависти, у Дженни сердце стынет, когда она смотрит на выражение лица своей дочери.– Никуда я не поеду, пока не расправлюсь с ним! С тем Диксоном! Это он разрушил наши жизни! И это точно он сдал твои махинации с родительскими выплатами!

– Она права, Дженни, – соглашается Саймон Уильямсон.

– Заткнись, блядь, – кричит Дженни, подскакивая на месте.

И корова в форме на мгновение отрывается от своего романчика Кена Фоллетта, смотрит на нее своими глубоко посаженными голубыми глазами. Дженни говорит тише и садится, бросая на него сердитые взгляды:

– Ты.., С моей девочкой! Что же ты за человек такой?!

– Я стараюсь заботиться о Марии, – огрызается Кайфолом со злобой в глазах. – Хочешь, чтобы она одна осталась, пока ты отдыхаешь в этом уютном клубе? Она четко сказала тебе, что не поедет в Ноттингем, хотя клянусь, я пытался убедить ее, что там ей будет лучше! Ну ладно. Я просто брошу ее на произвол судьбы – он машет руками, так по-итальянски, что эта стерва с Фоллетт снова настораживается.

– Саймон, нет ... – просит Мария.

– Я не оставлю тебя, девочка моя, не бойся, – качает он головой, обнимая Марию и целуя ее в щеку, не отрывая при этом наглого взгляда от Дженни. – Кто-то должен заботиться о тебе!

Опустошенная Дженни тянется к нему через стол:

– Если только она залетит ...

– Ей почти шестнадцать. А мне только двадцать один, – высокомерно заявляет Саймон Уильямсон, хотя, кажется, он смутно помнит, как сам говорил Дженнет, что недавно отпраздновал свой двадцать второй день рождения. – Знаю, как это выглядит со стороны, и я не горжусь тем, что мы вступили в такие отношения, но так уж случилось. Поэтому тебе остается только смириться, – заключает он, крутясь на неудобном стуле.

Дженни чувствует себя совсем беззащитной под его немигающим взглядом. Она наклоняет голову, но потом осмеливается и заглядывает в расстроенные, усталые глаза своей дочери. Ее пронизывает ужасная мысль: это – глаза взрослой, опытной женщины.

– Я не сплю с малолетками, Дженни, – холодно смотрит на нее Кайфолом. – Думаю, тебе хорошо известно, что я обычно выбираю более опытных женщин.

Она чувствует, как тонет в этой ошеломляющей тишине. В этой неспокойной тишине она вдруг понимает: это из-за алкоголизма Кока на их семью рухнули все эти беды. Это алкоголь уничтожил его, заключил ее, выслал ее сына в Англию, к родственникам, которых он едва знает, и толкнул ее дочь в объятия этого подонка-соседа. Каждый бокал, на который смотрели его глупые, хмельные глаза и который его дрожащие руки подносили к большим резиновым губам, приближал их к их ужасной участи. Она вдруг забыла обо всех своих чувствах к умершему мужу, теперь Дженни испытывала к нему одну лишь ненависть.

Кайфолом снова тискает Марию, на этот раз он касается ее бедра, отчего Дженни сразу понимает, какие между ними интимные отношения.

– Как бы невероятно это ни звучало, я люблю эту девушку и собираюсь поддерживать ее, пока ты сидишь здесь, – объявляет он.

Дженни снова бешено смотрит на него, а потом окидывает взглядом свою дочь:

– Посмотри на себя! Во что ты превратилась?

Мария через блузку царапает ногтями себе руку от злости:

– Мы подхватили грипп ...

– Да, мы несколько ночей из-за этого не спали, – перебивает ее Кайфолом. – Но сейчас все в порядке, не так, милая?

– Да. Честно, мам, – подтверждает Мария.

Хотя ее слова и были не слишком убедительными, Дженни не хочет оттолкнуть от себя дочь или уничтожать того, кто сейчас представляет собой единственный приют для

Марии. В конце концов, за ними наблюдает та стерва. Сейчас эта Немезида опустила книгу на колени и медленно расхаживала между рядами столиков, держа том, как высокотехнологичное оружие. В конце концов, она остановилась, составив мясистые руки на выдающейся груди, больше похожей на чемодан.

Финальный этап этой невыносимой встречи состоял исключительно из неудобных банальностей. Во время этой игры в приличия Дженни всем сердцем желала добраться до телефона, чтобы пообщаться со своим Ноттингемским братом; хотела так же сильно, как Кайфолом с Марией хотели героина. Обе стороны с облегчением вздохнули, когда время посещений подошло к концу.

– Нам надо ширнуться, делай ножками топ-топ, – торопит Кайфолом Марию, когда они выходят из ворот тюрьмы и направляются в сторону центра Стирлинга, где находится железнодорожный вокзал; там они должны были сесть на поезд до Вейверли. Автобус везет их к самой Истер-роуд, где они срезают путь по улице Линкз. Они дрожат от порывистого ветра, который бьет по ним упругой струями дождя. Несмотря на подобные неудобства, Мария удивленно, даже шокированно оглядывается по сторонам, будто эта промозглая, мерзкая прогулка вызвала в ней воспоминания о конце учебного года, о ее невинных детских годах: о том, как она лежала в траве, подставляя лицо солнцу, о пустой улице в полдень без всякого дуновения ветра, о шепоте радиопередач, которые доносятся из проезжающих машин, о насыщенном аромате дизельного топлива, о меланхолическом опьянении ее отца, о сухом голосе ее матери, который был слышен с балкона в нежных сумерках, которые опускались так медленно, что чувствуешь себя обманутым этой игрой угасающего света. Все это исчезло, вместо этих привлекательных картин пришли грудь и бедра, которые сопровождаются новыми, более опасными играми, напыщенными взглядами и осуждающим отношением. Эти бессильные попытки спастись от бесконечного внимания всевозможных грубиянов. Он сожалеет, что сыграл такую роль в недавней череде трагедий в ее жизни, но прогоняет это позорное мнение, аргументируя это тем, что если бы он не сделал этого, то сделал бы кто-то другой, например совсем небрежный сутенер, которому интересны только деньги.

È la via del mondo.

Напуганный этой смесью эмоций от эйфории до паники, Кайфолом прячет руку в карман джинсов. Ему это не снится! Те десятидолларовые банкноты, которые он взял на днях у Марианны, все еще были на месте, шероховатые на ощупь. Она открыла двери с широко открытыми от удивления глазами, и он набросился на нее, покрывая ее губы поцелуями. Она ответила, и его взгляд скользнул к спальне, где на кровати стояла ее сумочка. Он отнес девушку в комнату, его рука сразу оказалась под ее юбкой, пальцами он нежно гладил ее по бедрам, осторожно подбираясь к трусикам. Он чуть не закричал от восторга, почувствовав влагу между ее ног, но сдержался и только застонал, когда пальцем нажал на ее набухши от возбуждения клитор. Когда он раздвинул ей губы, его вторая рука, которой он сначала поддерживал ее голову, потянулась к сумочке. Ему быстро удалось забраться в нее, его пальцы сразу нащупали медные губы ее кошелька и начали бороться с его замочком. Медленно расстегнув его, он запустил к кошельку пальцы: там было полно свежих, новеньких банкнот. Он вытащил парочку, крепко зажав их в кулак и не забывая при этом продолжать нежно массировать другие ее губы своей правой рукой, целовать ее в губы, приковывая к постели. Обе руки одновременно работают над двумя парами губ. Он немного ослабляет натиск, чтобы оттянуть ее кульминацию до тех пор, пока он не закроет кошелек и не вынет руку из сумки. Затем он снова обнимает ее за шею, усиливает давление на ее нижние губы, смотрит ей в глаза и резко заявляет:

– А теперь мы будем трахаться по-настоящему, – и ждет, пока она не закричит.

– О, Саймон, Господи ...

Он знает, что ему всегда удается соблюдать подобных обещаний, но думать может только о банкнотах, которые он незаметно спрятал в задний карман джинсов, и о том, на что он их потратит.

Теперь, касаясь этих банкнот, он больше не ломает голову над тем, что он на них купит. Мария видит две десятки, которые сексуально торчат из его кулака, перехватывает его взгляд, и он собирается уже объяснить, где их взял, и вдруг слышит чей-то голос:

– Мне эти денежки не помешают.

Он оборачивается и видит дородную фигуру малого Бакстера, который как раз выходит из-под крыши автобусной остановки и направляется к нему.