Текст книги "Такая долгая жизнь"
Автор книги: Игорь Бондаренко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 47 (всего у книги 49 страниц)
Эдуард Готье на заводе «Мариене» появился весной сорок четвертого года. Он быстро подружился с Эммануэлем – оба они были из Парижа.
Готье был вольнонаемным и носил на синей куртке, на лацкане, железный жетон с буквой «A» (ауслендер).
Эдуард плохо говорил по-немецки и с Путивцевым объяснялся на смеси немецкого и французского, которому к этому времени подучился Володя у Эммануэля.
Готье регулярно сообщал им последние новости с фронта. Из разговоров Володя понял, что на радиостанции вместе с немцами работают вольнонаемные французы. Они как-то там ухитряются слушать английское радио.
Новости эти Володя потом передавал русским военнопленным и «восточным рабочим», которых знал и которым доверял.
Однажды Эдуард Готье спросил его: не знает ли он кого-нибудь из русских девушек в технологическом отделе?
Володя знал одну девушку – Женю. Она тоже была из Таганрога, жила на Ленинской.
Сначала Женя работала на заводской кухне. В конце сорок третьего года, после очередной «тотальной» мобилизации, ее взяли в технологический отдел.
Женя до войны кончила авиационный техникум и работала технологом. Свою профессию по молодости, по неопытности она не скрыла от немцев, вот ее и заставили работать в техотделе.
Володя никак не мог понять, что нужно французу от его землячки. Пришлось позвать Эммануэля. С помощью немецкого, французского и русского наконец разобрались.
Эдуард хотел знать, проходят ли через техотдел чертежи на детали, синьки[52]52
Копия чертежа, снятая на множительном аппарате.
[Закрыть] которых он имел? Синьки Эдуард хранил в гараже, где стоял передвижной электрокран.
– Пусть Женя придет в гараж и посмотрит синьки, – попросил Эдуард.
Женя беспрекословно взялась выполнять просьбу Эдуарда. Володя стоял у гаража «на стреме», а Женя с французом прошли в аккумуляторную. Там из потайного места Эдуард достал синьки. Женя внимательно их посмотрела.
– Если надо, могу я посмотреть еще? – спросила она француза.
– Конечно, конечно…
Женя еще приходила два раза в гараж. Деталей, которые интересовали Эдуарда, пока не было. Но в начале июля Женя пришла и сказала:
– Есть! Вот эта деталь и вот эта… Их будут делать и на «Мариене», и на Бляйхештрассе.
Через несколько дней Эммануэль предупредил Володю:
– Эдуард просил передать: убегайте с завода, как только будет тревога. («Транспортники» во время тревог старались выскочить на машинах с завода за город.) И Жене передай – пусть обязательно уходит в убежище. Их, технологов, кажется пускают в эти башни… Скоро томми будут бомбить «Мариене».
* * *
Английской секретной службе стало известно еще из «Документа Осло», что немцы делают ракеты. С помощью участников движения Сопротивления они старались обнаружить не только стартовые площадки ракетных установок, которые располагались во Франции, Бельгии и Нидерландах, но и заводы, производящие эти ракеты. Было установлено, что под горой Куфштайн близ Веймара производят «ФАУ-1» и «ФАУ-2», что работают на подземном заводе заключенные концлагеря Бухенвальд, вернее, его филиала Дора-Мительбаум.
Самым тяжелым, десятитонным, бомбам не удалось пробить толщу горы Куфштайн. Подземный завод оказался недосягаемым для авиации союзников. Так же недостижимы были подземные заводы в Тюрингии.
Англичане установили, что многие детали для ракет «ФАУ-1» и «ФАУ-2» производили обычные авиационные предприятия.
Эдуард Готье был участником французского движения Сопротивления.
Он получил задание выяснить: делаются ли на «Мариене» какие-либо детали для «ФАУ»?
Готье был инженером по образованию. Он завербовался на работу в Германию на «Мариене». Перед отъездом из Франции его снабдили синьками чертежей различных деталей «ФАУ». Эти чертежи и синьки с них сделали в Лондоне, после того как польским участникам движения Сопротивления удалось выкрасть «ФАУ», которая при испытании сбилась с курса и упала в пустынной лесисто-болотистой местности. Поляки разобрали ракету и по частям сумели переправить в Англию.
Эдуарда Готье назначили мастером в сборочный цех. Здесь, конечно, деталей к ФАУ не производили. На двух конвейерах шла сборка серийных бомбардировщиков: среднего «Хейнкеля-111» и тяжелого «Хейнкеля-177».
Эдуард Готье стал искать знакомства в технологическом отделе. Через этот отдел должны были проходить все чертежи на детали, которые изготовляет «Мариене» и его филиалы Бляйхештрассе и Верфтштрассе.
После того как Женя сказала ему, что в Ростоке производят детали для «ФАУ», «новость» надо было как можно быстрее сообщить в Лондон.
* * *
IV отдел (радиоперехвата) Интеллидженс сервис передал во II отдел подполковнику Чарльзу Стронгу сообщение, полученное с «Мариене». Стронг эти данные направил в главный штаб королевских военно-воздушных сил, хотя заранее знал, что бумага с сообщением о том, что «Мариене» производит детали для «ФАУ», ляжет в объемистую папку с надписью: «На очереди». С мая вся стратегическая авиация союзников работала только на операцию «Оверлорд». Под этим кодовым названием союзники готовили вторжение во Францию. До вторжения авиация должна была поразить тысячи целей во Франции, Бельгии и Голландии. Налеты на другие цели, не имеющие прямого отношения к операции «Оверлорд», временно были прекращены.
Командование союзников поручило английской разведке провести операцию «Фортитьюд» по дезинформации противника о месте высадки основного десанта.
* * *
Полковник Пейдж приказал Стронгу послать в Нидерланды группу голландских разведчиков. На них возлагалась «особая миссия». О месте их высадки Пейдж сообщил Гансу Остеру. Он должен был сделать так, чтобы эти сведения попали в «ведомство Шелленберга».
Голландские разведчики открыто приносились в жертву. У Стронга были свои понятия о ведении «тайной войны». Он напрямик высказал их Пейджу. Впервые за много лет совместной службы их взгляды диаметрально расходились.
– Вы не боевой офицер, Стронг, и вам место не в разведке, а в монастыре… На войне все морально, что служит победе. Успех нашего вторжения – это успех завершения войны… Когда отряд оставляют для прикрытия отходящих войск, он тоже обречен на гибель, однако никто не считает это аморальным…
– Вы не убедили меня, Пейдж!..
– Уж не стали ли вы красным, Стронг? – нанес полковник своему подчиненному неожиданный удар. – Мне известно о ваших встречах с этим русским дипломатом Топол… Черт! Всегда ломаю язык на этих русских фамилиях…
– Русские наши союзники, Пейдж! Не забывайте этого…
– А вы не забывайте, что они красные!..
Разговор вышел крайне неприятным.
Голландцы были схвачены людьми Шелленберга. Им предложили вести радиоигру. Они согласились. У каждого радиста был свой код, который руководство секретной службы разрешало выдать, если радист попадется в руки врагов: иначе его все равно вырвут под пытками в гестапо. Но каждому радисту было приказано любой ценой хранить тайну своего пароля. Немцы тоже знали о пароле. Но голландским радистам дали настоящий и ложные пароли, которые призваны были скрыть настоящие. Голландцы «согласились» работать на немцев, надеясь, что Лондон, получив их сообщение с настоящим паролем, поймет, что они работают под наблюдением. Но, к их ужасу, в Лондоне принимали их донесения за чистую монету. В Голландию выбрасывались новые группы разведчиков, участников движения Сопротивления. При них были документы, работающие на операцию «Фортитьюд».
Агенты сообщили Стронгу, а тот сообщил Пейджу, что и Гитлер склоняется к тому, что высадка основных войск будет произведена в районе Па-де-Кале.
Операция «Фортитьюд» подходила к концу.
* * *
5 июня 1944 года 1213 боевых, 4126 транспортных, 864 торговых и 736 вспомогательных судов союзников вышли в море. Они должны были достигнуть французского побережья 6 июня. Вместе с десантными военными судами шли мощные буксиры. На стальных тросах невероятной толщины они тащили «малбери» – искусственные порты. Если нельзя захватить на французском побережье сильно укрепленные немцами порты, то почему бы не привезти «порты» с собой, решило союзное командование.
Огромные бетонные причалы были похожи на силосные башни. Буксиры вскоре несколько отстали от армии вторжения. Но это было не страшно. «Порты» могли понадобиться союзникам не раньше чем через сутки после высадки.
Морскую армаду, которая неумолимо приближалась к берегам Франции, прикрывала воздушная армада. 6 июня в воздух с английских аэродромов поднялось 10 230 боевых и 1360 транспортных самолетов. Они тащили за собой 3500 больших планеров, набитых десантниками.
* * *
К концу июня Пейдж и Стронг могли уже с уверенностью сказать, что операция «Фортитьюд» по дезинформации немецкого командования удалась.
До середины июля 15-я немецкая армия, которая была в резерве у Рундштедта, не двинулась в Нормандию, где высадились основные силы союзников. Рундштедт все еще ждал, что основная высадка произойдет в районе Па-де-Кале. Когда немцы поняли, что их ввели в заблуждение, было уже поздно.
Не успел Стронг еще отдышаться после напряженнейших дней июня и начала июля, как в Германии произошло событие, которое стало в центре внимания английской секретной службы. 20 июля в ставке фюрера «Вольфшанце», в Восточной Пруссии, было совершено покушение на Гитлера. Стронг, ведавший делами Сопротивления в Европе, знал о заговоре. Но заговорщики были настолько осторожны, что о дате покушения не сообщили даже своим английским друзьям. Результаты покушения были неутешительными. Бомба, оставленная в портфеле в ставке начальником штаба резервной армии полковником фон Штауфенбергом, не убила Гитлера.
В последующие дни о подробностях событий в Германии после 20 июля Стронг получил много информации. К нему даже попали копии писем, которыми обменивались Гитлер и его любовница Ева Браун:
«Дорогая, у меня все в порядке, не волнуйся. Я просто немного устал. Надеюсь скоро вернуться домой и отдохнуть в твоих объятиях. Мне необходим отдых, но мой долг перед немецким народом превыше всего… Я послал тебе тужурку, которая была на мне в тот роковой день. Она доказательство того, что меня хранит Провидение и что нам нечего больше бояться наших врагов…»
«Любимый, я вне себя. Я умираю от страха, какая опасность тебе угрожала. Возвращайся скорее, я чувствую, что близка к помешательству. Здесь у нас чудесная погода, все выглядит таким мирным, что мне даже как-то неловко перед тобой… Ты знаешь, я это тебе всегда говорила, что, если с тобой что-нибудь случится, я этого не переживу. С первой нашей встречи я дала себе клятву никогда не разлучаться с тобой, даже в смерти. Ты знаешь, что я жива только твоей любовью. Твоя Ева».
Стронг в свое время не раз встречался с Гитлером. Видел он и Еву Браун. Тогда еще он задумывался: что может быть общего у этой молодой белокурой женщины с неврастеничным пожилым человеком с самой заурядной, больше того, какой-то комической, карикатурной внешностью?
Любовь? О мужских способностях Гитлера, о том, что он «женат на Германии», много злословили в журналистской среде. Тогда что же? Как и миллионы других немцев, она видит в Гитлере вождя? Но Стронгу казалось, что близкое общение с Гитлером должно было вскоре развеять эту «легенду». «Вождь» поставил Германию на край катастрофы. Гитлер залил кровью Европу, и Ева не может этого не знать. Вся Германия превращена в огромный концентрационный лагерь. Если об этом знает он, Стронг, находясь в Англии, то этого не может не знать фрейлейн Браун.
Сколько фальши, дешевого актерства даже в этих последних письмах! Это сентиментальное упоминание о тужурке, роковом дне… Высокопарность, неискренность… Все лживо от начала до конца…
«А может, их души родственны. Она тоже – актер. Только талантливый актер! И потому играет свою роль естественнее? Или она просто слепа?..»
Стронг подошел к сейфу. Порылся там и достал письмо Эрики фон Брокдорф. Этой женщины уже не было в живых. Она боролась против Гитлера и год назад проходила по делу «Красной капеллы». К Стронгу тоже попала копия ее предсмертного письма к мужу.
Это письмо потрясло Стронга еще тогда, когда он впервые, год назад, прочитал его.
Дело «Красной капеллы» интересовало английскую секретную службу. По просьбе Стронга, Ганс Остер передал ему многие документы по этому делу. Из них Стронг узнал, что сведения, содержащиеся в «Документе Осло», передал им Ганс Куммеров из «Красной капеллы». Инженер по специальности, человек энциклопедических знаний, коммунист по убеждению, он тем не менее эти сведения передал буржуазной Англии, которой угрожал германский фашизм…
«А как поступаем мы? Сведения о Восточном фронте, что получаем регулярно от швейцарской секретной службы, а те в свою очередь от одного из лучших агентов-антифашистов Рудольфа Росслера, мы не передаем русским, а кладем под сукно…
А ведь мы союзники… У нас общий враг… Не «краснею» ли я? Вот и Пейдж обвинил меня сейчас в симпатиях к красным.
Странные вещи происходят в мире: графиня фон Брокдорф помогает большевикам и сама, по сути, становится большевичкой, а Ева Браун, дочь бедного школьного учителя, избирает своим кумиром Гитлера…
Нет, Стронг, ты определенно «краснеешь»… Когда это началось? Еще в Берлине, когда ты познакомился с Топольковым?.. Действительно, до встречи с ним ты думал о русских по-другому… И вот до чего теперь дошло дело!.. Даже на Черчилля теперь ты смотришь иначе».
Речь Черчилля, которую он произнес по радио 22 июня 1941 года, потрясла Стронга. Это была речь мудрого, всеми уважаемого государственного мужа. Что же было потом? Оттяжка второго фронта, план высадиться не во Франции, а на Балканах, с тем чтобы скорее прийти в Восточную Европу и не пустить туда русских… Это уже план не государственного мужа, а азартного политического игрока…
«Грязное дело все-таки политика. После окончания войны я уйду из разведки, вернусь в журналистику, напишу книгу. Ведь в изложении фактов я всегда был силен», – решил Стронг.
Тем временем из Германии поступали печальные известия.
Гестапо производило повальные аресты среди сторонников оппозиции как в среде военных, так и штатских. Почти все люди Стронга были арестованы. Был арестован Ганс Остер. Вскоре в тюрьму за ним последовал и адмирал Канарис. Всех их ждала гильотина, петля, в лучшем случае – пуля.
Поток ценной информации из Германии после ареста Остера и Канариса превратился в жалкий ручеек. Стронгу надо было налаживать новые связи.
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯВ августе 1944 года значительная часть сил стратегической авиации союзников высвободилась и стала совершать удары по целям в самой Германии.
Прогноз погоды на четырнадцатое число был хорошим.
Второе авиасоединение в составе трехсот «летающих крепостей» американской стратегической авиации получило приказ о бомбардировке авиационных заводов Хейнкеля в Ростоке.
Сопровождать бомбардировщики должны были двести истребителей «Спит-9». После легкого завтрака экипажи направились к самолетам.
Основные силы второго авиасоединения располагались на гигантской авиабазе Пайк-Лайлинг в полутора часах езды на машине от Лондона. Значительная часть соединения базировалась на других соседних аэродромах.
На этот раз синоптики не ошиблись: погода действительно стояла отменная – легкие перистые облака над Лондоном, на востоке же небо было чистым, как вода в лесном озере.
В десять часов утра авиационная база огласилась ревом сотен моторов. Казалось, это ревет сама земля, но она только безмолвно дрожала под упругими колесами металлических великанов.
Командир первой эскадрильи вырулил на старт. За ним потянулись машины его подразделения.
Последняя проба моторов. Отпущены тормоза. Двигатели снова набирают обороты, двадцатисемитонный бомбардировщик трогается с места и начинает разбег. Как только машина отрывается от земли, сигнал «Взлет разрешаю» получает второй бомбардировщик, следующий за флагманом. Вторая машина устремляется в воздух. Через каждые пятьдесят секунд машина следует за машиной, делает круг над аэродромом и идет к месту сбора, который назначен в районе Норвича, на восточном побережье Англии. Самолеты, которые поднимаются с других аэродромов, должны собраться севернее Дувра. После сбора двумя потоками они пойдут в направлении на Фленсбург – небольшой городок на границе с Данией.
* * *
В девять часов утра Володя Путивцев лежал на стружках в кузове «боргварда». Здесь было тихо, затишно, дремотно. Деревянные борта кузова скрывали его от глаз полицейских, которые сидели в своей будке, от немцев, проходивших мимо грузовика.
Нежно припекало северное солнышко.
Утром Володя и Степан ходили «на промысел»: на путях стоял вагон с морковкой. Теперь морковкой набит живот, и сосущее чувство голода какое-то время не беспокоит. Иллюзия сытости почти полная.
Володя выглянул из кузова: мотовоз разгонял вагоны по путям. Это займет с полчаса. Полчаса еще можно полежать.
Но вот уже Гросс-Вильям прокричал свое обычное:
– Комм, комм, вагонен абладен…
Из будки никто не выходил. Притаились и те, которые, как Володя лежали в кузовах других грузовиков и прицепов.
Вильям распахивает дверь будки. Володя слышит ее скрип и грозный голос:
– Сколько раз можно говорить! Или позвать полицая?..
На этот раз из будки доносится некоторое шевеление.
– Раус! Лёс, шнелль, вагонен абладен! – Вильям начинает сердиться, надо вылезать из кузова.
В кабине просыпается Генрих. Вильям видит Володю, подходит к машине и говорит:
– Оставайся пока здесь. Поедем на товарную станцию, на Бляйхештрассе.
Еще повезло, еще подарено минут пятнадцать ничегонеделания, пока Вильям распределит всех на работу. Потом поездка на Бляйхештрассе, это в другой конец города, минут двадцать – двадцать пять тоже можно будет полежать. На товарной станции возле завода Бляйхештрассе Вильям пойдет еще в бюро. Там пока отыщут бумаги. Потом вагон подгонят к разгрузочной рампе… Нет, сегодня Володе решительно везет: утром – морковка, а теперь вот поездка на Бляйхештрассе… В это время загудел форалярм – три долгих гудка сирены, предупредительная тревога.
По сигналу форалярм все оставались на своих рабочих местах. Но в воздух потянулись аэростаты воздушного заграждения. Пожарные машины покинули гаражи и разъезжались в укрытия, оборудованные для них в разных концах завода, возле резервуаров с водой.
Наряды полиции тоже покинули свои будки около проходных и заняли посты в бетонных будках, похожих на афишные тумбы. Сверху «тумба» прикрыта бетонным колпаком. Внутри она полая. В «тумбе» есть щели на уровне глаз на все четыре стороны для обзора. Щели узкие, осколок через такую щель не проникнет вовнутрь, разве что очень маленький. В этих «тумбах» полицаи прячутся во время налетов. По всему заводу расставлены такие «тумбы». Глаза полицаев следят за всем, что происходит на заводе и во время налетов.
Пришел Гросс-Вильям.
– Можно ехать, – сказал он Генриху и полез в кабину.
Машина выехала за ворота «Мариене». Дорога эта Володе хорошо знакома. Сто раз по ней езжено и переезжено. Володя стоял в кузове, придерживаясь руками за кабину, и смотрел на яблоки, которыми увешаны деревья маленьких пригородных дач.
* * *
Второе авиасоединение американской стратегической авиации над Фленсбургом обстреляли зенитные орудия. Самолеты шли на высоте около десяти тысяч метров. Летчики еще полчаса назад перед подъемом надели кислородные приборы.
Среди «этажерки», в которую были выстроены эскадрильи, разорвалось несколько снарядов тяжелых зенитных орудий. У одной «летающей крепости» задымил правый двигатель. Самолет вывалился из строя, стал разворачиваться…
Двадцать семь немецких истребителей, которые поднялись из Киля, были встречены таким огнем «этажерки», что тотчас же отскочили. Тут на немцев навалились «спитфайеры». Весь в петлях инверсионных газов, гудящий, стреляющий клубок прокатился над Кильским каналом, над перешейком и удалился в сторону моря.
Над Балтийским морем уцелевшие немецкие истребители отстали, повернули назад.
Первые эскадрильи авиасоединения уже достигли острова Лолланд. До Ростока оставалось лету около тридцати минут…
* * *
«Боргвард» проехал Нептунверфт, бензозаправочную станцию и большой гараж фирмы «Мерседес». На Доберанерплац они свернули налево, у Штайнтор тоже налево и вниз. Здесь неподалеку и располагалась городская товарная станция. С одной стороны станции были подъезды к разгрузочным рампам. С другой – через дорогу – находился завод Хейнкеля Бляйхештрассе.
Машина остановилась у двухэтажного здания управления станции. Вильям неторопливо вылез из кабины.
– Оставайся здесь, я скоро приду, – сказал он Володе.
– Хорошо.
Напротив товарной станции под холмом располагалось бомбоубежище. Холм возвышался над дорогой метров на десять.
У дверей убежища стояли дежурные с повязками со свастикой. В это убежище русских не пускали. Под зданием станции тоже было убежище, но оно не надежное. Володя уже не раз попадал под бомбежки и разбирался в этом.
В марте сорок четвертого года Росток бомбили скоростные бомбардировщики «москито». Стоял тогда пасмурный день. Налет был неожиданным. Без тревоги. Был, правда, форалярм, который длился, как и в этот раз, почти два часа. Многие о нем забыли. И вдруг из-за низких облаков послышался гул моторов над головой. Взрывы бомб, лихорадочная стрельба зенитных установок…
Бомбили тогда Нептунверфт, но зацепили и «Мариене», железнодорожную станцию, деревообделочный цех и тридцать шестой, нефтехранилище. Был воскресный день. Только «транспортники» работали. Двое русских погибло во время той бомбежки.
Неделю назад был налет на завод «Арадо» в Варнемюнде. Когда загудела тревога, Володя побежал не в щель, а к берегу залива. Здесь под песчаным откосом, «на воздухе», было спокойнее. По крайней мере, видишь, где смерть.
Многие русские и поляки прибежали тогда на берег. На их глазах и произошла вся бомбежка. Сначала самолеты пролетели над «Мариене». Как бы вынюхивая, высматривали свою жертву. Был ли это маневр – зайти на бомбежку с суши – или действительно флагман «прицеливался», искал то, что ему нужно, а заход с суши давал точную ориентировку, Володя не знал. Самолеты снова прошли над «Мариене». Все ждали, что вот-вот на их головы посыплются бомбы. От гула моторов дрожала земля, дрожали стены зданий, воздух. Самолеты, как обычно, шли высоко, порядка девяти-десяти тысяч метров. Истребители же американцев неожиданно пронеслись над самыми головами, начисто оглушив, повергнув всех наземь, как порывом ураганного ветра. Пули крупнокалиберных пулеметов беззвучно впивались в песчаный берег. Несколько человек не поднялось с земли. Легли и не встали.
Гул был таким мощным, что почти не слышались выстрелы зенитных орудий. Стреляли только тяжелые калибры, а их было немного.
Один самолет подбили. Он задымил, круто пошел вниз, истошно, как бы в страхе, завывая. Никто из экипажа не успел выпрыгнуть. Все погибли. Когда же подбили второй самолет, оттуда тотчас же посыпались черные точки, которые росли на глазах. Над ними вспыхивали на солнце белые «зонтики».
Потом самолеты сделали разворот и пошли прямо на Варнемюнде. Когда они достигли завода «Арадо», казалось, началось извержение вулкана. Только вулкан этот бил не из-под земли, а извергался сверху.
Железная лава, начиненная взрывчаткой, сыпалась на землю, а с земли поднималось облако дыма, пыли, гари. Облако это росло, растекалось, заслоняя солнце и само небо…
Бомбили Висмар, Штральзунд. Огненное кольцо вокруг Ростока все сжималось и сжималось…
Тревогу дали, когда Гросс-Вильям вышел из здания станции. А может, он вышел потому, что по радио объявили: тревога.
– Нужно уехать, Вильям. Нужно уехать за город… Ведь в это хорошее убежище нас не пустят, – старался убедить Володя немца.
– Ах, квач (ерунда). Налета не будет.
– Почему ты думаешь так?
– По радио передали, что самолеты идут над Балтийским морем.
– Мы тоже на берегу Балтийского моря…
Но эти слова Вильям как бы пропустил мимо ушей.
– Пойду еще послушаю радио, – сказал он.
Минуты через две он вышел:
– Передали: «Сильные вражеские соединения идут на Росток…» Надо идти в убежище.
– Они уже здесь…
Действительно, уже отчетливо слышался гул многих моторов.
Володя и Генрих вслед за Вильямом спустились по лестнице в подвальное помещение. Миновали первую железную дверь, вторую.
Убежище было разбито на отсеки. Каждый отсек закрывался железными дверьми. Вдоль стен стояли лавки. У самого потолка в каждом отсеке висела электрическая лампочка на коротком шнуре. В одном отсеке помещался медпункт. Почти в самом центре был отсек, где стоял телефонный аппарат. Узнав, что с Вильямом русский, немцы не пустили их в этот отсек. Вильям, Генрих и Володя расположились в соседнем. Дверь осталась приоткрытой, и было слышно, что говорилось за стеной. Переговорный пункт был связан со штабом противовоздушной обороны.
– Они пролетели Кюлюнгсборн, приближаются к Ростоку…
Глухо загудела земля под ногами… Подземный гул усиливался…
– Алло! Алло! Я вас не слышу!
В это время качнулись стены и погас свет. Пыль, мельчайшая пыль, невесть откуда взявшаяся, заполнила все.
В темноте вспыхнул карманный фонарик. У всех были мертвенно-бледные лица. Фонарик тотчас же погас, как бы испугавшись этих лиц. Пожилая немка, которая сидела в углу, стала шептать молитву.
Снова раздалась серия взрывов. На этот раз стены не задрожали мелко, а затряслись. Сильный порыв ветра пронесся по убежищу, тоже неведомо и непонятно как туда ворвавшийся через запертые двери.
В следующие мгновения раздался ужасающий треск. Истошные крики послышались из-за стены слева. Крики, полные ужаса. И тотчас же такой же треск, невообразимый грохот обвала с другой стороны. Невыносимая, раздирающая горло гарь мгновенно заполнила все пространство. Стало нечем дышать. Все вскочили с мест. Кинулись к одной двери – она не поддавалась. Двери завалило. В темноте, натыкаясь друг на друга, через переговорную, через опрокинутые телефоны, тумбочку, сломанные стулья кинулись к другой – она была тоже завалена.
– Все! – сказал кто-то по-немецки. – Мы в склепе.
«Мы завалены, – мелькнуло в голове у Володи. – Мы в могиле…»
Володя плохо помнил, сколько они просидели в этой кромешной темноте, задыхаясь, теряя силы. Сознание мутилось, и уже хотелось одного: «Скорее бы конец…»
Голова гудела, бессвязные отрывки мыслей, воспоминаний переплелись в причудливый клубок. Что-то вдруг виделось четко… Теплое море… водоросли… Но почему они скользкие и холодные? Голос матери…
Володя очнулся от слабого потока воздуха, который сочился откуда-то сверху. Оттуда же пробивался жидкий свет… Инстинкт жизни сработал мгновенно. Через кучи каких-то обломков Володя стал карабкаться наверх, к свету, к солнцу. Его тошнило, силы покидали его, но он гребся и гребся, помогая себе ногами, руками, всем телом.
Он достиг отверстия, откуда шли свет и воздух. Оно было недостаточно широким, чтобы протиснуть себя через него. Пришлось руками подрывать землю.
Огромной силы взрыв потряс станцию – это взорвалась цистерна. Горящие бревна, пепел, комья пронеслись над головой. Володя вжался в рыхлую землю. Когда огненный смерч пронесся, он вскочил и бросился бежать. Откуда только у него взялись силы.
Город горел. Гигантским факелом пылал собор Петрихкирхе. На Доберанерплац, который они проезжали всего каких-нибудь полтора часа назад, горели все дома, образуя огненное кольцо. Хотя Володя старался держаться подальше от зданий, жар был такой сильный, что все время приходилось закрывать лицо руками.
Почти весь «старый город» был в огне.
За мостом по дороге в «Спорт-Паласт» разрушений почти не было.
Основной удар пришелся по старой части города, по товарной станции и Бляйхештрассе.
На «Мариене» погибло несколько сот человек. Погиб черненький учитель из Киева. Его нашли мертвым за заводом. Когда обрушились стены щелей, те, кто был жив, выкарабкались оттуда и побежали. Изгородь из колючей проволоки во многих местах разрушили бомбы.
Неподалеку от завода было небольшое поле, на котором росла рожь. Во ржи и нашли мертвым Степана Степанова. На это поле упало несколько случайных бомб. Убило его, видно, воздушной волной. Никаких ран и даже ссадин на теле не было. Он лежал мертвый, а в руке зажат пучок спелой ржи. Видно, когда падал, схватил, ища опору…
В эту бомбежку погиб и Эдуард Готье.
Когда загудела тревога, он побежал к шоферу-немцу.
– Надо уезжать с завода. (Вэк! Вэк!)
Шофер включил вентилятор газогенераторной установки. Из выхлопной трубы заструился газ. Надо было подождать, пока разгорятся чурки в газогенераторной установке и мотор можно будет завести. Шофер чиркнул спичкой, газ из выхлопной трубы загорелся.
Но уже был отчетливо слышен гул самолетов.
– Отцепи прицеп! – крикнул немец Эдуарду.
Эдуард потянул за рычаг замка, но он не поддавался.
– Назад! – крикнул он шоферу. Но тот, видно, не расслышал. А может, с перепугу дернул, рванул. Прицеп бортом ударил по голове Эдуарда, тот упал под колесо прицепа. Груженый прицеп переехал его…
Все это Володя узнал из рассказов оставшихся в живых на другой день.
