Текст книги "Приключения Гаррета. том.2"

Автор книги: Глен Чарльз Кук

сообщить о нарушении

Текущая страница: 112 (всего у книги 181 страниц)

26

Мне не пришлось скитаться в одиночку: шпик из тайной полиции увязался за мной в полуквартале от дома. Он не прилагал усилий, чтобы оставаться незамеченным.

Паук Уэбб был усмирен. Но он не сдался. Он просто немного отстал. Он исчез позже, когда я не смотрел на него. Так же поступили и несколько других, чья манера одеваться предполагала связь с миром не облагаемых налогом развлечений для взрослых. Однако мой фаворит шаркал себе вслед за мной, настолько вплотную, что мне поневоле приходилось слушать, как он напевает себе под нос. Он не прерывался ни на минуту, причем у него было еще больше проблем со слухом, чем у моего любимого антиисполнителя: меня самого. Я понятия не имел, что именно он пытался напеть.

Квартал Грез получил свое название оттого, что именно здесь духовное воображение человечества пускается во все тяжкие. А также из-за того, что война в Кантарде породила несколько поколений ветеранов, настолько циничных, что для них вера во что-нибудь традиционно религиозное могла показаться разве что дурацкой шуткой, над которой никто не смеется. В Кантарде никто никогда не молился о помощи, обещая встать на путь добродетели, там слышалось разве что «Господь драгоценный, не мог бы ты спасти мою грязную задницу?»

Божественные ответы были редкими и беспорядочными. Наиболее жалкими из несчастных кантардских простофиль были те, кто действительно получил то, о чем просил. Жить с целой задницей, но без рук или ног вовсе не так весело, как об этом говорят.

Квартал Грез – это одна длинная улица, ведущая от берега реки в гущу одного из самых зажиточных районов Танфера. Местоположение на этой улице определяет статус поселившихся здесь божеств. Словно в некоем сложном танце, остающемся для меня загадкой даже после того, как я несколько раз сталкивался с ними, боги и богини Квартала Грез степенно перемещаются из конца в конец улицы, от храма к храму, в соответствии с тем, на сколько верующих они могут претендовать. И, что еще более существенно – в соответствии с тем, насколько богата их паства. Один богатый прихожанин-вероотступник может стоить целой шайки нищих попрошаек, какими бы преданными они ни были. Любой бог может сделать игольное ушко достаточно широким, чтобы через него пролезло целое стадо вонючих верблюдов. И попробуйте-ка найти богиню, у которой не было бы шести или восьми рук, протянутых навстречу пожертвованиям!

И еще, странное дело: вид храмов меняется в соответствии с предполагаемой внешностью населяющих их богов, богинь или пантеонов.

Я слышал, что это боги являются нашим отражением, а не наоборот. Что ж, пожалуй, сообразительный бог мог бы придумать что-нибудь и получше, чем создавать себе верующих по своему образу и подобию. Если у него есть выбор.

Инстинкт подсказал мне начать с нижнего конца улицы, где последняя пара шатких храмов нависала над бурлящим коричневым потоком. Первый же человек, к которому я обратился, показал мне развалину, которую лишь два шага отделяло от того, чтобы быть худшей на всей улице. Я уже как-то раз посещал это здание некоторое время назад, по другому делу. Новое руководство не внесло существенных улучшений.

У Эас и Айгори дела обстояли лучше, чем у их соседей. Это означало, что реке пришлось бы подняться над приливом не на фут, а на целый ярд, чтобы смыть их храм с лица земли.

Мой ум, подобный стальному капкану, мгновенно отметил, что этот йимберский культ несколько более преуспевает по сравнению с теми двумя, что принесли в мой дом невзгоды: у А-Лафа и А-Лат вообще не было собственных храмов.

Даже после того как я тридцать лет вынужденно прожил с самим собой, я все же чувствовал некоторое колебание, приближаясь к этому хлеву. Он мог похвастаться лишь одним пустым помещением, способным вместить тридцать человек – если они были достаточно невелики ростом и не возражали против того, чтобы обнаружить свой нос под мышкой у соседа.

Жрец оказался совсем не таким, как я ожидал, – что, в общем-то, неудивительно, учитывая, что я и религия имеем между собой мало общего. Он мог бы сойти за толстого монаха-подручного какого-нибудь из монастырей с преуспевающего конца улицы; на нем даже было соответствующее черное одеяние. Однако его одежда избегала воды и мыла на протяжении столь долгого времени, что к настоящему моменту такой контакт мог бы оказаться фатальным для ткани.

Стоял еще какой-то кошмарный предполуденный час, когда я ступил внутрь. Брат Биттегурн Бриттигарн попытался ответить мне на приветствие, но его язык заплетался – он уже пропустил парочку-девяточку глотков взбадривающего для начала дня. К тому времени, как он смог сконцентрироваться, он уже снова забыл, как меня зовут.

– Кто ты такой, черт возьми? И какого черта тебе нужно?

– Я наслышан о вас как о лучшем специалисте по религиям Йимбера. У меня проблемы с людьми из Йимбера. Мой дом наводнен котятами и осажден здоровенными громилами, у которых не хватает мозгов понять, что лучше жрать сухие макароны, чем ходить в дурацких панталонах.

– Э? – Бриттигарн отхлебнул вина. Это был парень моего типа. Он уже знал, что ему нужно в жизни, и не собирался что-то из себя строить только для того, чтобы кому-то угодить.

Покойник всегда внушал мне, что при столкновении с неожиданностями следует полагаться на внешнее впечатление и здравый смысл – имея в виду, что не стоит бежать кросс с завязанными глазами через кладбище, полное оживших мертвецов. Внешнее впечатление говорило, что этот Биттегурн Бриттигарн тупее, чем мешок с камнями.

У Биттегурна было круглое лицо с крепкими, румяными щеками-яблоками; его характерной чертой были пышные, свисающие белые усы. Судя по всему, волосы мигрировали туда с верхушки его головы.

– Что, это секрет? – прорычал он, делая еще один здоровый глоток вина. Запах уксуса шибал в нос за десять футов. – Эх, славно!

Он ухмыльнулся, вытирая рот рукавом. Я объяснил еще раз:

– Я Гаррет. Я провожу расследования. Ищу людей. Задаю вопросы. Я пришел к вам, чтобы задать несколько вопросов о религиях в Йимбере.

– В Йимбере нет религий.

– Как вы сказали?

– Они теперь все здесь, в Танфере. Тебе какая нужна?

– Я задаю вопросы как раз для того, чтобы выяснить, что к чему.

Он ждал – возможно, надеялся, что я предложу ему взятку. Я тоже ждал.

– Ты собираешься начинать? – спросил он наконец.

– Ну хорошо. Подытожим факты. Вы из Йимбера. Предположительно – эксперт по их религиям. У меня проблемы с религиозными фанатиками из Йимбера. Мой дом наводнен котятами, которых свалила на мою голову какая-то уличная беспризорница, предположительно являющаяся религиозной принцессой. Сразу после этого она исчезла. Сейчас вокруг моего дома околачиваются громилы, одетые в отвратительные зеленые панталоны. Предположительно работающие на бога по имени Алеф. Когда они не заняты разрушением частной собственности, они на добровольных началах восстанавливают и отделывают стены Бледсо. Куда замуровывают металлические статуэтки каких-то животных.

– А-Лаф.

– Что?

– Бога зовут А-Лаф, а не Алеф.

– Поправка принята. Это важно?

– Вряд ли… Черт побери! Этот мертвый солдат был последним из своего подразделения.

Очень образно.

– Посмотрим, может быть, мне удастся набрать пару рекрутов, когда мы закончим, – продолжил он.

Хм-м, когда ведешь расследование среди безумцев, часто бывает важно найти ниточку, за которую следует потянуть. Сейчас я, похоже, ухватился за целую веревку.

– Это что еще такое? – спросил жрец.

– Что?

– Вот это, что ты крутишь в руках.

– Это камень, которым кто-то пытался меня убить. Расскажите мне теперь об А-Лат.

На этот раз он не стал поправлять мое произношение.

– А-Лат – Королева Ночи. Мать Тьмы. Любовь и смерть, связанные в один мерзкий узел. Ее культ раньше славился храмовой проституцией. Теперь он больше не существует… Можно, я посмотрю камень? Он какой-то неестественный.

– Как давно вы оставили Йимбер? Если этот культ уже угас, как тогда получилось, что я оказался по уши в его противниках?

– Я здесь два года. Мои прихожане разбежались, когда люди А-Лафа принялись убивать тех, кто ему не поклонялся. Особенно женщин А-Лат. Последних верховных жриц они замучили до смерти, а священную кошку, воплощение богини на земле, принесли в жертву своему идиотскому идолу в храме А-Лафа.

Ага. Наконец-то я получил настоящую информацию. Покойник был прав – терпение всегда вознаграждается.

Все начинало вставать на свои места, в деле появились рисунок и ритм. Танфер, очевидно, был уже вторичной зоной конфликта. А Йимбер небось полнился пророчествами и слухами о тайных мстителях, носителях неведомых клятв. Там, должно быть, встречались храбрые бойцы, продолжавшие борьбу даже несмотря на то, что вся надежда казалась потерянной. Одноглазые и левши, потерявшие палец с правой руки. Материал для возвышенных героических сказаний – в масштабах фермерских сообществ, разумеется. Где большинство королевских подданных не даст и крысиного зада за подобную чепуху. Им хватает своих громовых ящеров, с которых надо сдирать шкуры, и семян, которые надо сажать.

– Дай мне посмотреть на эту штуку.

Преодолев минутное иррациональное нежелание, я протянул камень старине ББ.

Он хмыкнул и уставился на него. Придвигаясь поближе к свету, отбрасываемому кучкой обетных свечей, он становился все бледнее. В конце концов он вскрикнул, выронил камень, потом снова обрел самообладание и пихнул камень обратно мне.

– Держи его подальше от огня. От любого огня. А так делай с ним что хочешь.

– А?

– Позволишь пламени коснуться его – будешь потом жалеть нею жизнь. Которая скорее всего продлится после этого не дольше минуты – если боги тебя очень любят.

Мне не понравилось, как это прозвучало.

– Какого черта?

– Ты ведь небось и знать не знаешь, что за чертовщина у тебя в руках, а?

– У меня в руках зеленый камень, которым кто-то пытался вышибить мне мозги. Я начал носить его с собой, потому что, когда я кручу его в руках, я становлюсь спокойнее, расслабляюсь и начинаю мыслить яснее.

– Твои руки теплые, ему это нравится. Поэтому он делает так, что тебе хорошо.

У меня теплые руки? Расскажите это Тинни!

– Как насчет небольшого намека?

– Он похож на яйцо, так? Это потому, что это и есть яйцо.

– Что? – мысль старины Гаррета порой бывает быстрее ледника.

– Дружище, к тебе попало яйцо птицы Рух. Уж не знаю, зачем кому-то понадобилось вышибать им тебе мозги, но…

– Отлично придумано, черт побери! Ну конечно, если камень в форме яйца, значит, это и есть яйцо! А потом из него вылупляются малютки-булыжники.

– Рух. Огненная птица. Спалит твой дом вместе с тобой за полминуты, если яйцо коснется огня и она вылупится.

– Огненная птица? Я всегда думал, что огненная птица – это феникс.

– Без разницы. На твоем месте я бы сейчас бегом побежал на улицу и проверил, далеко ли я смогу зашвырнуть его в речку. Там в грязи ему будет хорошо и прохладно.

– Но птицы Рух большие! Они могут унести мамонта.

– Преувеличение. В окрестностях Йимбера есть четыре вида, и самые большие унесут разве что ягненка или небольшую собаку. Людям кажется, что птицы большие, потому что люди так спешат побыстрее оказаться в укрытии, что у них нет времени рассмотреть повнимательнее. Самые маленькие птицы Рух размером ненамного больше воробья – порскают взад-вперед, как колибри. Это твое яйцо – от птицы, которую называют «райским фениксом». Она похоже на фазана в клоунском наряде.

– Как попугай?

– Ярче. Они пестрые, как шлюхи. Из-за этого на них так много охотятся – ради перьев.

– Как же это возможно – охотиться на птицу Рух, да еще вытаскивать из нее перья?

– А как в том анекдоте: осторожно.

Я окинул его недоверчивым взглядом. Он увел меня в сторону от расследования в области сравнительного религиоведения.

– Моя мать иногда говорила о чем-нибудь: «редкое, как яйцо птицы Рух». Или еще «как жабий мех» или «куриные зубы».

– Яйца птицы Рух попадаются чаще, чем куртки из жабьего меха, но они все же не валяются под ногами. Особенно большие. Чтобы разорить гнездо феникса, нужно редкое сочетание: отчаянная храбрость и откровенный идиотизм.

– Кажется, я знаю пару подходящих парней…

– Вот-вот. Среди А-Лафовых пономарей полно храбрых идиотов, но дьяконы – это те парни, которые говорят им, что делать, – не стали бы терять людей из-за такой ерунды. У тебя здесь настоящее чудо, друг мой. Представить не могу, как кто-нибудь из них мог раздобыть такое яйцо. Разве, может быть, когда они грабили храм А-Лат – у нее их было навалом.

Старый ББ прервался, чтобы оросить свои трубопроводы доброй полупинтой вина.

– А я думал, что тот мертвый солдат был последним из своего племени.

– Ты же не побежал захотеть… не захотел побежать… черт. В общем, у нас в строю новое подразделение. Выдержано в бочонках с прошлого Седонина дня.

– Чего?

– Седонина дня – священного дня, посвященного Имнамику. Это было позавчера… Парень, говорю тебе, если бы это было мое яйцо, я бы выскочил наружу и закинул бы его как можно дальше. Пусть себе лежит где-нибудь там, в холодной-холодной глине…

Я не обращал внимания на его болтовню, которая на сто процентов состояла из абсолютной чуши. Но это навело меня на некоторые мысли…

– А что, если бы я захотел убить кого-нибудь, напустив на него огонь?

Лицо ББ еще больше побагровело.

– Слушай, проныра, у меня не так уж много денег, но я не из тех, кто…

– Я вовсе не собираюсь никого убивать! Просто я хочу выяснить, отчего они умирают. Это еще одно дело, которым я интересуюсь – загорающиеся люди.

Я вкратце объяснил ему, что к чему, не называя имен.

– Да, я вижу, почему ты мог бы подумать на яйца птицы Рух, если бы слышал о них прежде… Но только твоей жертве пришлось бы тебе помочь. И главное – зачем вообще это нужно? Есть и более легкие способы убивать людей. Хотя это действительно похоже на какое-то колдовство… Поищи какого-нибудь огненного чародея, у которого не хватает летучих мышей на колокольне. Или непризнанного гения-пиромана, которого еще не заметили эти кошмары с Холма. Может, какой-нибудь беженец…

Последняя бутылка, появившаяся из ниоткуда, обладала, очевидно, особенно мощным воздействием. У ББ начались трудности с выговарнваиием слов. Еще немного, и он перейдет к языку, непонятному ни для кого, кроме самого Биттегурна Бриттигарна.

– Может быть, это кто-нибудь, кто обнаружил свои способности лишь недавно и думает, что сможет держать их в тайне? Кто-нибудь с особенно темным даром?

– Вот-вот, капитан. Держи курс куда надо и будешь там!

Похоже, мы уже приближались к стране хлопка одной ладони.

– Помогите мне еще немного, пока вы еще в состоянии, пастор. Мне нужно узнать побольше о культе А-Лат. Вы сказали, что его уже не существует. Но я знаю одну девочку, которая говорит, что она верховная жрица А-Лат.

Все внимание Биттегурна Бриттигарна было сконцентрировано на том, чтобы донести бутыль с вином до рта без существенных потерь по пути. Я спросил:

– Каким образом яйцо птицы Рух превратилось в снаряд, предназначенный, чтобы вышибить мне мозги?

И если это действительно было яйцо, почему оно твердое, как камень?

– Не знаю, парень. Спроси того пария, который его кинул.

Это входило в мой список. Если Блок с Релвеем не будут против. ББ быстро ускользал от меня.

– А эта банда А-Лафа – зачем им реставрировать Бледсо?

Он не был местным уроженцем; ему пришлось объяснять, что такое благотворительная больница.

– За последние пятьдесят лет никто, кроме претендентов на имперский престол, не вложил в Бледсо и медного гроша. – (Большое преувеличение. Бледсо – единственное благотворительное учреждение, питаемое от благосостояния Танфера. Но сейчас это не имело значения). – Я действительно очень хочу знать, зачем они замуровывают в стены этих металлических животных.

Биттегурн Бриттигарн сделал очень, очень долгий глоток.

– Это все страдания.

– В каком смысле?

Глаза жреца закрылись. Когда они открылись вновь, их выражение ясно говорило: «Как, ты еще здесь?». Он ничего не сказал – возможно, просто не мог. Но теперь я уже имел несколько интересных направлений для дальнейшего расследования.

– Я очень ценю, что вы уделили мне время, оторвавшись от своих занятий. Мне пора идти – мама, наверное, уже волнуется.

Он не ответил, если не считать ответом вытекшую изо рта струйку слюны. За какие-то полчаса трезвый, дружелюбный, хотя и уклончивый человек превратился в слюнявую развалину.

– Страдание, – повторял он. – Они питаются страданием.

Жрец сполз на пол, привалившись спиной к стенке, предварительно позаботившись, чтобы новая бутылка была под рукой и несколько других в зоне досягаемости. Он принялся бубнить песню, то ли на каком-то литургическом диалекте, то ли на том кошмарном наречии, которое знакомо лишь тем, кто находится в необходимой степени опьянения.

Бабах!

Удар отбросил меня к стене. Я развернулся в прыжке и метнулся навстречу толстой низенькой женщине, которая уже снова направляла в мою сторону рабочий конец метлы… откуда-то с другого края города.

Бабах!

– Эй! Какого…

– Так значит, ты и есть тот ублюдок, который заманил моего Битте в обитель греха!

Бабах!

Она вложила в удар весь свой вес.

– Послушайте, леди, я впервые увидел этого парня полчаса назад!

– Ах ты червь! Гнойный прыщ на заднице греха! Ах ты… – последовали другие незаслуженные оскорбления. В большом количестве. Благодаря более длинным конечностям, а также отточенным боевым навыкам мне в конце концов все же удалось обойти эту толстую каргу и спастись бегством.

Она не преследовала меня.

Оказавшись за дверью, где меня уже не было видно, я остановился и стал слушать, как она обращает свой гнев на бездвижное тело никчемного, упившегося вином старого ублюдка Биттегурна Бриттигарна.

К тому моменту, когда я двинулся домой, я был уверен, что знаю, почему Бриттигарн завел роман с прокисшим виноградом.

27

Вооруженный новым чудесным знанием, я не спеша направлялся в свою часть города. Я не обращал внимания на то, что происходило вокруг. Лишь через некоторое время я осознал, что мой полицейский ангел-хранитель куда-то делся, а Паук Уэбб снова идет за мной.

Паучок всего-навсего хотел знать, куда я иду и с кем собираюсь встретиться. Ха-ха. Я довел его до Аль-Хара и пошел себе дальше, получив очередной отказ в доступе к Блоку и Релвею. Отрицалось даже само существование Релвея, несмотря на то что его публично провозгласили главой Конфиденциальной Комиссии по Королевской Безопасности. Я еще раз прошелся мимо жилища Жнеца Темиска. Его не было дома. Я обошел «Пальмы», не потревожив Морли Дотса или кого-либо из его тронутых приспешников. К тому времени мои глаза уже съезжались к переносице – мне не стоило вставать так рано.

Я налетел на Плоскомордого Тарпа в четырех кварталах от дома. Он был не один. Я не успел вовремя нырнуть в сторонку.

– Эгей, жопоголовый! – заревела Торнада. – Я тебя видела! Не вздумай пытаться улизнуть!

Эта женщина имеет склонность высказываться на полной громкости. Тарп, кажется, был смущен тем, что его застали в такой компании.

Торнада выглядит очень недурно. Она блондинка и все, что надо, расположено у нее там, где надо, – причем боги не поскупились, создавая эти лучшие части. Однако в ней есть несколько особенностей, отвлекающих от ее естественной привлекательности: размеры и манера поведения. Ростом Торнада чуть ли не выше меня, а что до манер, то она ужасная склочница… и это еще мягко сказано. К счастью, мне в последнее время, как правило, удается ее избегать.

Плоскомордый попытался соорудить на лице извиняющееся выражение, не говоря при этом ничего такого, за что ему могли бы надрать задницу.

– Я тут поискал то, что ты просил меня найти. Я знаю, где оно.

– Вот как? То есть ты знаешь, где это находится в настоящий момент?

Собственно, я видел Пенни Мрак в квартале от нас: ее незаметное поведение бросалось в глаза. Она держалась в тени и выжидала. Она шла следом за Тарпом и его конвоиршей – без сомнения, пытаясь выяснить, что за человек ее выслеживает и с какой целью.

Возле самого моего уха раздался писклявый голосок:

– О, вы действительно Гаррет? Тот самый Гаррет? Человек, который…

– Да, это определенно он, – подтвердила Торнада. – Человек, который.

Поставленный рядом с Торнадой, этот парень был практически невидим. Он был на десять дюймов ниже нее, худющий как скелет, бледный как труп и дерганый, как шлюха на воскресной проповеди.

– Меня зовут Ион Сальватор, мистер Гаррет, и для меня огромная честь познакомиться с вами. Я так много о вас слышал!

– Его зовут Пилсудс Вильчик, – рявкнула Торнада. – А я зову его Прилипала!

Ион Сальватор вымученно улыбнулся.

– Это тот парень, о котором я тебе рассказывал, – сказал Плоскомордый. – Который ходит за Торнадой по пятам и записывает все, что она делает.

Ион Сальватор снова улыбнулся и закивал. Я спросил его:

– Зачем это тебе?

– Потому что я обалденно героическая фигура, но на героизм уходит столько времени, что мне некогда записывать сагу о самой себе, – ответила за него Торнада.

– Не говоря уже о том, что ты и писать-то не умеешь, а?

Плоскомордый засмеялся.

– По правде говоря, все дело в том, что она как-то раз дала этому малому, когда нагрузилась так, что лыка не вязала. И ему так понравилось, что с тех пор ей никак не стряхнуть его с хвоста.

– Все было не так, – сердито проворчала Торнада. – Во всяком случае, не совсем.

Я взглянул на Иона Сальватора: похоже, он не возражал против того, чтобы о нем говорили так, словно его здесь не было. Наверное, так было на протяжении всей его жизни. Бывают такие люди – невидимки от природы. И бывают времена, когда я им завидую.

Сальватор вытащил маленькую дощечку, к лицевой поверхности которой кнопками были прикреплены несколько листков дешевой бумаги, и принялся яростно строчить. Его стило было из тех, что делают на нашей фабрике – той самой, где я владею небольшим пакетом акций.

Жалейте его, если хотите, но ведь Ионы Сальваторы не с неба берутся. Они сами стали такими, какие есть.

– Рад познакомиться, – сказал я. – Только не пиши ничего такого, что Стража могла бы использовать в качестве свидетельства.

Интересно, что он делал на войне? В любом случае он, очевидно, выжил.

Торнада насмешливо фыркнула.

– Ты ведь всегда ходишь по краю, дорогуша, – пояснил я ей.

Такова ее натура. Она сама не хочет ничего другого. Ну я-то не против – пока она не втягивает меня в свои заварушки.

– Плоскомордый, скажи-ка еще раз: где, по-твоему, находится сейчас предмет нашего интереса?

– Где-то отсиживается, наверное. Не хочет лишний раз высовываться.

– Вообще-то она как раз за твоей спиной, околачивается перед угольным амбаром Скаттлмена. И следит за тобой.

Никто не повернул голову, даже Прилипала.

– Черт! Больно она сметлива для своего возраста, – пробормотал Тарп.

– Не знаю, не знаю… – У множества ребят как раз такого возраста вполне хватает смекалки, чтобы выжить. Плоскомордый и сам когда-то был таким. – Возможно, у нее действительно больше талантов и возможностей, чем у других.

Плоскомордый выжидательно уставился на меня.

– Я иду домой, – сказал я. – Если кто-нибудь завернет ко мне с особым призом, возможно, я выйду к нему, держа в руках жирный кусок.

– Понял.

Торнада сделала попытку вмешаться, надеясь оторвать кусочек и для себя, но я проигнорировал ее. Это, впрочем, не всегда является мудрым решением: она способна сбить тебя с ног просто для того, чтобы привлечь к себе внимание.

– Неплохая работа, Плоскомордый. Следующее, что ты можешь для меня сделать, – это найти Жнеца Темиска.

– Этого темного адвокатишку?

– Его самого. Не очень выставляйся, особенно если действительно найдешь его. Учитель Уайт тоже его ищет, и совсем не для того, чтобы вручить ему подарок на день рождения.

– Понял.

– Ну, тогда увидимся. Да, и еще одно… Торнада! Хочешь изумить богов неба и земли до потери пульса?

– А что?

– Держись подальше от неприятностей.

– Ты просто лошадиная задница, Гаррет, и ничего больше!

– Зато очень уютная, теплая и милая.

– Такая же милая, как эти гигантские дикобразы – громовые ящеры.

Настоящая женщина! Что бы там ни было, а она всегда оставит последнее слово за собой. Поскольку женщины живут дольше, для меня не было смысла пытаться выиграть спор упрямством, так что пришлось убираться подобру-поздорову.

Ион Сальватор записал все до последнего слова.