Текст книги "Заповедь"

Автор книги: Георгий Черчесов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 47 страниц)

– Слышишь? – восхищенно цокнув языком, прошептал другу Таймураз. – Он верно говорит: сильного и река против течения пускает.

Асланбек прервал поток слов чужестранца, протестующе заявил:

– Наши предки не были учеными, как ты, прибывший к нам издалека, но они нам завещали держать двери открытыми для людей. Каждого незнакомца мы встречаем как самого достойного человека. Так велели предки. И если мы порой жалеем об этом – не в нас вина. Коня крадут его собственные ноги, честь человека – его проступки...

– Безумие! – прервал его чужестранец. – Видя в каждом доброту, вы впускаете к себе в дом зло!

– Он прервал старшего, – возмутился Асланбек. – Штраф!

– Зря его штрафует Асланбек! – огорчился Таймураз. – Он прав: надо быть сильным, не оглядываться на других, ни от кого не ждать помощи. Тогда и счастье будет, и богатство, – он говорил о чужестранце, а думал о себе, о своем деле. Ведь и он сейчас должен рассчитывать только на себя, только на свои силы. Мурат тоже поможет, но главное сделает он сам. Хорошо, если б девчонка спала у окна: можно влезть со стороны скалы, чужой глаз бы не заметил. Впрочем, все внимание людей обращено на чужестранца. Очень вовремя затеял он спор. Под шумок бы посадить девчонку на коня – и все получится, как задумал. Должно получиться! Старики совсем развеселились, вон как шумят...

– Ты прибыл из-за океана, – слышен был голос Асланбека. – Не подумай, что мы гостям только штрафы преподносим. Это не так. Ты интересуешься нами, а я хочу услышать твои мысли. Можешь провозгласить тост.

Чужестранец что-то сказал на своем чудном языке, проводник перевел:

– Он спрашивает: тамада верит, что я после всех этих встречных и штрафных еще в состоянии ворочать языком?

Веселый шум покрыл его. Возле Таймураза возник Мурат с буркой в руках, шепнул:

– Все тихо. Я был осторожен.

Из дома вынырнул мальчишка. Посмотрев в сторону дерева и увидев шагнувшего из темноты Таймураза, Сармат солидно и многозначительно показал на крайнее окно и пошел прочь как человек, который выполнил пустяковое дело, о котором даже не стоит упоминать... Со стороны сада плавно неслась речь проводника:

– Он говорит, что его обидело ваше неверие. Он говорит правду и, чтоб доказать свою правоту, согласен захватить несколько парней из вашего аула в свою страну, чтобы приобщить их к цивилизации. Но, чтоб не погибнуть, они должны быть сильными и волевыми. Они возвратятся и расскажут вам, что добрые чувства и справедливость уже не в почете...

Таймураз показал Мурату в сторону сада:

– Что говорит, а? Может, махнем туда? Вместе с ней? Мы с тобой сильные и никому не дадим спуска.

– Лучше без нее, – с намеком не совершать похищения вымолвил друг. – Судьба – что вода в тарелке: неизвестно, куда накренится, – сказал Мурат. – Подумай, еще не поздно. Длинное – укоротишь, короткое – не удлинишь...

Таймураз протянул руку за буркой.

– Можешь остаться. Сам сделаю, – в его голосе был и упрек, и раздражение, и намек на трусость.

Мурат не хотел выглядеть трусом и резко сказал:

– Выстрелил – теперь уже поздно пулю ловить, – и, подумав, признался: – Но знай! Иду как друг, не по желанию сердца...

Стояла удивительная ночь. Горы слились с тьмой. Только река да говор стариков были слышны в ущелье. Таймураз и Мурат прошмыгнули к окнам. Сердце тревожно билось. Странное дело: уши впитывали каждое слово, доносившееся из сада.

– Подсади, – услышал Мурат шепот Таймураза. Друг стоял возле открытого окна и жестом показал, что самому ему не дотянуться до подоконника.

Мурат скрестил руки... Все произошло мгновенно. Только что Таймураз был рядом с ним, и нет его, скрылся в темном провале окна... Все! Теперь уже ничего не поправишь. Мурату стало не по себе от тишины и покоя, который сейчас будет нарушен. Он уже слышал шум и крик, которыми наполнится через минуту-другую аул, слышал посвист пуль над своей головой... Он молился, чтобы все прошло тихо и до утра не хватились Мадины... Но почему Таймураз там так долго? Что он тянет? И как могут старики быть такими спокойными и рассудительными, когда тут такое творится?!

Мурат с замиранием сердца прислушивался к тому, что делалось в комнате. Там царила тишина. Не ощущай он в ладонях тяжесть друга, которому помог оттолкнуться и перемахнуть через подоконник, усомнился бы – в доме ли похититель...

Что он так долго? Может быть, нужна помощь и Мурату следует тоже забраться в дом? Но Таймураз не просил его об этом. Значит, надеется на свои силы. Надо ждать.

Таймураз замер у постели, приноравливаясь, как накрыть буркой девушку. Он никак не мог определить, где изголовье кровати. Глаза его не привыкли к темноте, а бурку следовало накинуть на голову, чтобы крик испуганной девушки утонул в плотном войлоке. Из кухни отчетливо доносились голоса женщин, прикидывающих, сколько пирогов они могут изготовить к утру. Таймураз пытался узнать по голосам, кто говорит, но не мог вспомнить. Наконец он разглядел силуэт девушки. Она спала, отвернувшись к стене. Коса свисала с кровати, доставая до пола. Рядом с нарами стоял стул. Надо отодвинуть его в сторону, а то помешает. На спинке – платье. Наплевать. Возиться с одеждой нет времени, сошьет другое. Какая-то чепуха лезет в голову. Пора действовать. Спи, спи, гордячка! Посмотрим, что ты будешь делать, когда окажешься в моей власти!.. Пошевелилась?! Вдруг проснется? Таймураз распахнул бурку, отчего она стала похожа на два огромных крыла, и бросился на спящую. Ему удалось поймать ее в бурку прежде, чем она проснулась. Когда она попыталась освободиться от обрушившейся на нее тяжести, было уже поздно: он нес ее к окну, перехватив руками поперек тела... Он не заметил, что в комнате на полу разобрана постель и, споткнувшись о нее, чуть не упал, сделал в сторону неверный шаг и наткнулся на табуретку. Опрокинувшись, она стукнулась о таз, загремевший, казалось, на весь аул.

Девушка в бурке отчаянно забилась. Скорее, скорее к окну!

– Кто там? – раздался девичий голос из соседней комнаты.

Проще всего, конечно, было оставить свою жертву и скрыться. Но отказаться от этой зазнавшейся девчонки? Нет, шутишь! Я должен под носом у всех похитить ее! Увезти от отца, этого Дахцыко, из-за которого Тотикоевы стояли на виду у всего аула на коленях. Мне было шесть, когда это случилось, но я до сих пор помню, как полз на коленях. Этого я никогда не прощу. Я должен отплатить и ему, и его гордячке дочери, я не брошу ношу! Вот только бы до Орла добраться!

– Таймураз! Таймураз! – услышал он взволнованный шепот друга. – Где И сразу Таймуразу полегчало, потому что девушка вдруг перестала трепыхаться в бурке. Что с ней? Потеряла сознание? Но ему было не до выяснения причин, потому что дверь в соседнюю комнату приоткрылась и оттуда показалась голова девушки. Таира?!

– Ты кто? – спросила она, спросонья с трудом соображая, что к чему.

Таймураз торопливо подал в окно бурку с девушкой. Мурат принял ее на плечи, так что она повисла двумя хурджинами. Таймураз ловко перемахнул через подоконник и мягко спрыгнул на землю.

И тут Таира охнула. Таймураз с Муратом побежали к обрыву, таща ношу. В окне мелькнуло лицо, и раздался отчаянный крик:

– Украли! Украли! Похитили! Люди, беда!!!

Перебросив через седло бурку с девушкой и мельком отметив, что похищенная не вырывается, Таймураз вскочил в седло. Орел рванул с места, – и крики, шум встревоженных людей стали удаляться. Таймураз знал, где он спрячет свою девушку. Он приметил эту пещеру лет пять назад и никому ее не показывал. Только сегодня рассказал Мурату, чтобы он мог отыскать их там через два-три дня... Скорее, скорее надо вырваться из аула. Сворачивать на тропинку следует тогда, когда преследователи будут на расстоянии и не увидят, куда он увозит свою добычу. А Мурат должен отвлечь погоню – увести в сторону по ложному следу.

– Таймураз, ты свернешь в горы у белой скалы, что нависла над речкой, – зашептал Мурат. – А я поскачу по дороге, чтобы преследователи видели и слышали меня! Притаись в расщелине скалы и лишь после того, как погоня промчится мимо, направься к тайнику...

– Хорошо, – одобрил его план друг.

Но если преследователи разгадают их маневр, Таймуразу скрыться не удастся: из расщелины нет второго выхода. Это если... Как в лихорадке погони людям придет в голову мысль, что похититель может пойти на такой риск? И кто из аульчан догадается, что девушку спрятали всего в нескольких километрах от аула? Искать их горцы будут в далеких аулах Осетии, а то и в Кабарде или в Теберде...

Орел отчаянно работал ногами... За спиной раздавался лихорадочный цокот копыт тяжелого с виду жеребца, на котором скакал Мурат...

... Вопль Таиры поднял с мест стариков. Они бросились к дому, откуда уже выскочила Таира, крича:

– Дахцыко! Дахцыко! Беда! Твою дочь похитили! Украли бедняжку!

Дахцыко побледнел, побежал к воротам:

– Кровью мне заплатят оскорбители!

– В погоню, джигиты! – взмахнул палкой Асланбек. – В погоню! Не дайте уйти похитителям!

Эти несколько минут задержки помогли похитителям. Они добрались до белой скалы, когда погоня только выезжала из аула. Горцы слышали цокот копыт по дороге и мчались за беглецами. Раздались выстрелы! Горцы стреляли наугад: в темноте ущелья не было видно всадников.

– Жду послезавтра! – предупредил Таймураз друга, когда свернул к расщелине.

Он соскочил с Орла и за повод потянул коня в расщелину. Погоня приближалась. Орел осторожно переступил ногами, из-под его копыт вырвался камушек и побежал вниз по склону.

– Тихо! Тихо, Орел! – прошептал Таймураз.

Цокот копыт и храп коней раздались совсем рядом. Таймураз слышал, как переговаривались между собой Иналык и Батырбек.

– Кто бы это мог быть? – возбужденно спрашивал Иналык.

– Не из числа ли нежданных пришельцев Гагаевых? – высказал догадку Батырбек.

Еще миг – и погоня будет возле расщелины... Тихо, тихо, Орлик. И вдруг Таймураз увидел голову девушки, которая выглядывала из-под бурки! Она ведь может закричать! И тогда... Что делать?! Броситься к ней? Поздно...

Основная масса коней достигла белой скалы. Тени всадников мелькнули в прорези расщелины... Сейчас раздастся крик девушки – погоня остановится, горцы обнаружат похитителя... Почему она медлит?! Это ее единственное спасение!.. Он заметил, что ее руки ухватились за седло... «Боится упасть», – отметил он машинально. Крикнет?! Отдаваясь в ушах топотом копыт, в ногах дрожью земли, погоня промчалась мимо. Выстрелы удалялись... Таймураз с изумлением посмотрел на девушку. Она не закричала. Почему?.. Или от страха потеряла голос?! Он пожал плечами, вздохнул с облегчением. Взявшись за уздечку, осторожно повел коня к выходу из расщелины и тут услышал цоканье копыт. Два человека взволнованно объяснялись на непонятном языке. Опять этот странный и смешной чужестранец! Вновь мелькнула шальная мысль скрыться в его далекой стране. То-то бы все искали дочь Дахцыко и восхищались, как ловко похититель сумел упрятать добычу! Понимать бы его язык, склонить чужака на свою сторону...

Знал бы Таймураз, о чем говорили иностранец и его проводник.

– Здесь тоже есть гангстеры! – возмущался чужеземец. – Они потребуют выкуп?

– У нас это не принято, – неохотно ответил расстроенный переводчик. – Похититель украл себе жену.

– Жену?! Он украл себе жену? Какая дикость!..

Глава 6

Таймураз лежал ошеломленный. Всего несколько часов назад из-за этой девушки он едва не вонзил в свою грудь кинжал. Кое-кто мог бы не поверить, но он-то знал, что эти слова не пустая угроза, что еще мгновение – и он бы вырвал из ножен кинжал. Ему показалось, что девушка смотрела на него с таким презрением, с каким смотрят на человека, опозорившего себя в бою. Он должен был заставить ее смириться и страдать, как страдал он; должен был увидеть ее покорной и сломленной... И вот все свершилось! Таймураз был поражен ее нежностью и податливостью. Кто бы мог подумать? Сама гордыня – и вдруг такая страстность. Или Таймураз был слеп? Глазам просторнее при свете дня: солнце высвечивает каждую трещину, каждую щербинку – не хочешь, а увидишь. Но когда двое остаются наедине, открывается то, что скрыто от случайного взгляда.

Сняв свою жертву с коня, он понес ее к пещере и, споткнувшись о камень, чуть не выронил, девушка вскрикнула, тонкие руки обхватили его шею... И через мгновенье, когда он опустил ношу на землю, руки не разжались, и ему пришлось разнять их, освободиться, чтобы расправить бурку. Девушка и тогда не отодвинулась, когда он привлек ее к себе. В горячем невнятном шепоте он различил слова: «Мой Таймураз! Мой хороший Таймураз!» Нежность и восторженность этих слов оглушили его, и он лихорадочно прижал ее к себе, трепещущую, забывшую обо всем на свете – о матери, рыдавшей по ней, об отце, скакавшем вслед за похитителем с винтовкой в руке, о сестренке, охваченной ужасом, о позоре, который – и за что только?! – покроет из-за нее и семью, и всю фамилию, о плаче родных, которые в один голос причитают: «И зачем ты родилась?! Лучше бы тебя не стало в тот день, когда ты появилась на свет!» Будто бы девушка была виновата в том, что ее похитили? Она не скрывала от него своей любви, и это ошеломляло.

... В эту ночь она и радовалась, и страдала, страстно обнимала его и, внезапно уходя в себя, резко отстранялась. Уснула лишь под утро, после того, как Таймураз затих, припав к ее шее лицом. Рука его лежала у нее на бедре, голова покоилась на груди... Она нежно поглаживала его шею и волосы и думала о том, как нежданно счастье, как легко и внезапно оно приходит, как много сулит в будущем... Засыпая, она думала о том, что нечего опасаться осложнений с родными, она сможет убедить отца простить Таймураза. Мать, та сразу станет на ее сторону. А с отцом надо поговорить... Он не должен мстить ее мужу. Разве можно уничтожить ее мечту! Нет, отец добрый, он простит Таймураза, и они сыграют свадьбу. Она будет в светлой фате. Соберется весь аул. Приедут родственники со всей Осетии. Будут скачки. И победителем окажется лучший джигит ущелья – Таймураз. Она засыпала и то ли уже во сне видела картины свадьбы и скачки, то ли они были рождены воображением... Но в последний миг, перед тем как сон окончательно покорил ее, пришла реальная мысль: Таймураз не мог быть победителем, потому что скачки совершатся в честь его свадьбы, а осетину не положено показываться на своей свадьбе, а тем более принимать участие в скачках. И это огорчило, и она, поискав спасительный выход, тут же нашла его в совершенно неожиданном доводе: Таймуразу разрешат участвовать в скачках, потому что она хочет – слышите? – хочет видеть его победителем. И тогда, успокоенная, уснула...

А похититель вовсе не спал. Лежа у нее на груди, вслушивался в себя. Он остался доволен собой, хотя ясно представлял, что эта ночь может стоить ему жизни. И не только ему... Он поступил так, как хотел, и назад дороги не было. Теперь надо твердо держаться своей линии, и если Дахцыко не пойдет на примирение, если он пожелает смыть позор кровью, то тем хуже для его родственников, потому что среди них нет подобных ему, Таймуразу, джигитов, и Тотикоевых во много раз больше.

Беспокоил старый Асланбек. Никогда не знаешь, как он воспримет ту или иную весть, никогда не предугадаешь, как поступит, какое примет решение. Но сейчас Батырбек не позволит ему очернить меня, это будет против всех законов горцев. Да, я похитил девушку, но потому, что полюбил ее (теперь он сам верил в это). Она оказалась такой милой и нежной. Я-то думал, что ее придется брать силой, откуда я мог знать, что и она любит меня? Как она шептала мне на ухо: «Мой милый Таймураз... » Меня еще никто так не называл. Мне с ней будет хорошо, и она мне принесет парней, таких же смелых и сильных, как я сам. И все-таки любить – и поступать так, как она на танцах, – это непонятно. Конечно, она меня любит, будь иначе, разве она вела бы себя со мной так с той самой минуты, как я залез в окно дома. Она только спросонья попыталась вырваться, а потом и не трепыхалась. Попробуй удержи девушку в бурке! Она доставила бы столько хлопот. А когда ей представился случай громко окликнуть скакавших мимо спасителей, она ведь этого не сделала. Спасибо, дочь Дахцыко... Ты будешь гордиться мной, если даже отец не пойдет на перемирие. Ты не пожалеешь, что из-за меня лишилась своей родни. Дорогой ценой, но ты приобрела настоящего джигита. И пусть в ауле шумят и проклинают похитителя, ни за что не покорюсь и не пойду на поклон к Дахцыко, не стану упрашивать, чтобы простил меня. Любит свою дочь – не станет мстить, а вздумает – тем хуже для него. Я ему вспомню и то коленопреклонение!..

В ауле шум, конечно, большой. Интересно, узнали, что похититель – я?! Если Мурат не обхитрил их, то наверняка догадались. В темноте ночи не настолько уж сложно присоединиться к всадникам, представив дело так, будто и он в числе преследователей. Круг там большой – пока выскочат на равнину, десять раз можно ускользнуть, спрятаться в чаще деревьев и затем примкнуть к хвосту погони. А то и просто ускакать, потом тверди, что ты преспокойно спал и не слышал выстрелов. Выпили, мол, все-таки в доме невесты немало, родственники были настырные – вот сон и свалил. А пьяный просыпается не от шума, а от жажды – это всем известно...

Она проснулась, когда Таймураз еще спал, уткнувшись в бурку. Какая у него волосатая спина! Заметив, что ноги у нее открыты, поспешно натянула на себя бурку. Но юноша не просыпался, и, осмелев, она поискала глазами свою одежду. Пещера была низкой и смотрела на скалу, отчего свет внутрь проникал тусклый, оставляя утлы во тьме. Стало стыдно своей наготы. Исподнее платье было скомкано и валялось метрах в трех от них, не дотянуться, значит, придется перешагнуть через Таймураза. Еще раз убедившись, что он спит, перевалилась через него и, схватив платье, тут же натянула на себя.

До пещеры донесся храп коня, который стряхивал с себя сон. Девушка выбралась из пещеры. На Орле было седло, которое Таймураз забыл снять ночью. Конь бродил по поляне, лениво наклоняя голову, нехотя и брезгливо срывая губами высокую пахучую траву. Она возвратилась в пещеру. Ее джигит перевернулся во сне на спину. Увидев оголенное тело, она испуганно, точно кто-то уличил в грязных помыслах, отвернулась. И тут же во всех подробностях вспомнилось все, что произошло с ней в эту ночь. Лицо ее зарделось, нахлынуло теплое чувство любви и радости. Он, ее Таймураз, не испугался опасности и похитил ее, он любит... Она увидела, что кожа его покрылась пупырышками – в пещере-то и летом прохладно! – и осторожно стала прикрывать любимого полой бурки. И в этот момент он открыл глаза. Она не сразу заметила это и аккуратно подбивала под его ноги края бурки, а губы ее шептали:

– Не замерзни, мой похититель. Спи, самый лучший, самый смелый, самый красивый джигит ущелья...

И хорошо, что она не видела лица джигита в тот миг, когда сон покинул его. Хорошо, что она не заметила изумления, не прочитала немого вопроса: «Что здесь делает эта девушка?» Нет, он не забыл, что совершил похищение. Он спал и все заново переживал: и свое решение, и крик Таиры, и скачку, и неожиданные горячие объятия... Удивился Таймураз тому, что над ним склонилась не Мадина, чья гордыня так задела его, перед ним была не та, ради которой шел он на смертельный риск. Он напряг волю, чтобы освободиться от страшного сна. Сон ушел, но отогнать видение ему не удалось: девушка не превращалась в Мадину. Она была только похожа на нее. Таймураз припоминал, что видел эти косы, эти крылатые брови: они мелькали рядом с Мадиной... Почему она здесь?! В эту секунду та повернулась к нему. Увидев устремленный на себя пристальный взгляд, вздрогнула. И тут же улыбнулась и несмело протянула к нему руку, положила на его ладонь. Он проследил за этим жестом, ощутил, как погладила она его руку – и нежно, и стеснительно, – и понял, что похитил не ту! Похитил другую и провел с ней ночь! Он целовал эту девчушку! Он обнимал ее! Худенькие руки обхватывали его шею! Неужто не сон?! Неужто правда? Таймураз зажмурился, все еще не желая верить, что перед ним не виденье, все еще на что-то надеясь. Она по-своему поняла, отчего он закрыл глаза.

– Я не обижаюсь, нет, – промолвила она, в своей наивности желая успокоить его. – И все хорошо. Не нашли нас и не найдут. И конь твой там, – она счастливо засмеялась. – Ты забыл его распрячь, – и встала перед ним на колени, заглянула в лицо. – Хочешь, я его распрягу? Я умею.

Он опять глянул на нее. Да, этот голосок ночью ему шептал: «Мой милый Таймураз... » Этот самый. Случилось то, чего никак теперь не исправить...

– Распрячь? – вновь спросила она, глядя на него с умилением.

Он кивнул, чтобы только не видеть эти заглядывающие ему в душу невинные глаза. Ее рука, притрагивающаяся к его волосатой груди, жгла, точно он наткнулся на пику казака, которая неотвратимо входила в него. Он проследил взглядом, как ее босые ноги зашлепали по холодному, сырому камню. Девушка побежала к выходу, бросив заботливо:

– А ты поспи, Таймураз, поспи. Я потом тебя разбужу, – и выпорхнула из пещеры.

Юноша ошалело провел рукой по лицу, приподнялся и выглянул наружу, точно надеясь, что в отдалении девчушка, имени которой он даже не знал, превратится в Мадину. А эта босоногая девочка, что кралась к его красавцу Орлу, тревожно кружившему по поляне, пыталась ухватить коня за уздцы, но он отскакивал в сторону и грозно и одновременно шаловливо поводил глазами. Наконец конь смилостивился и позволил снять с себя седло. Она сразу отпустила подпруги вместо того, чтобы вначале только расслабить их. Тяжелое седло чуть не свалило ее с ног. Заметив взгляд Таймураза, девушка весело и задорно засмеялась над собой и поволокла седло к пещере.

– Оставь там, – сказал он нехотя.

Как же он вчера не почувствовал, что с ним другая? Даже по росту эта ниже Мадины. И моложе. Неужто трудно было отличить взрослую девушку от пичужки? Еще там, в комнате... Эх, Таймураз, Таймураз... Опозорился ты! Как опозорился!

Она приближалась к нему, несмело улыбаясь, радуясь солнцу, горам, светлому дню, ему, а он сумрачно думал о том, как повести себя и что делать. Отправить домой? Не могло быть и речи! Случившееся ночью прочно закрыло путь назад. Узнай свою ошибку вчера, когда внес ее в пещеру, было бы еще не поздно, хотя и тогда трудно заставить народ умолкнуть. Но что теперь об этом думать?

Теперь хочешь-не хочешь, а выбор сделан: она отныне принадлежит ему... Конечно, сестра Мадины, кто же иначе. Поздно! Поздно... Как же твое имя, девочка? Как? Она посмотрела на него с веселой усмешкой, громко засмеялась неизвестно чему и смело прижалась к его груди... И ему передалось ее настроение. Недавно пережитое чувство близости охватило его, и все путаные мысли о свершившейся ошибке растаяли, словно касались не его самого, а какого-то другого незнакомого человека, чтобы переживать о нем долго и сильно. И Таймураз с невольной жадностью прижал это хрупкое, доверчивое тело к себе...

***

... Свадьба тлела еще два дня. Столы ломились от пирогов, мяса, черного пива, зелени, все время звучала гармонь, но в воздухе витала настороженность. Дахцыко – понурый и свирепый – явился пред гостями и, превозмогая душевную боль, попросил их не увеличивать его страданий, вести себя так, как полагается на свадьбе, и радоваться соединению двух цветков, которые не виноваты в том, что какой-то наглец решил в такой день совершить преступление, нельзя, чтобы это событие тяжким бременем легло на Кайтазовых и на новую семью. Несмотря на его уговоры и просьбы, покой был утерян. Разговоры возникали горячие, подозрения падали то на одного парня, то на другого, – тотчас же начиналась перестрелка жгучих взглядов, намеков, и рядом сидящим приходилось вмешиваться, чтобы не накалять обстановку, чтобы не разгорались вспыхивающие споры. Люди сидели настороженные, в воздухе носилась угроза – следом за похищением не могли не последовать вражда и кровопролитие. И если Иналык чересчур веселился, стараясь своими остротами растормошить народ, вызвать смех и улыбку, то всем было понятно, что возбужденность его не от хорошего настроения, а от желания как-то дотянуть пиршество до конца без скандалов. И танцы были уже не те. И здесь перешептывались и настороженно переглядывались...

Вскоре стали упорно произносить одно имя – Таймураз. Неизвестно, кто первый назвал его. Вспоминали его отчаянность, доходившую до безрассудства. Он исчез, и не это ли стало поводом для подозрений?! Когда же и к вечеру Таймураз не появился в Хохкау, слухи стали обрастать подробностями. Искали тайный смысл в каждой фразе, слышанной от него накануне, и хотя все говорили шепотом, чтобы не обидеть подозрениями тамаду, но слух Асланбека уловил тревожные нотки. Он и сам все пытался узнать, куда подевался Таймураз.

Не выдержал старый Асланбек. Смутное, все возрастающее беспокойство заставило его пойти на крайний шаг: он поручил вести стол Дзабо, а сам поспешил домой и потребовал к себе Мурата. Сверля его сердитым взглядом, он долго и подробно выяснял, когда и при каких обстоятельствах тот видел его внука в последний раз. Сын Дзамболата ничем не выдал своего волнения, отвечал охотно, слово в слово, как они договорились с Таймуразом. Да, он видел его вчера вечером около танцующих. Друг сказал, что отправляется домой – отоспаться. И больше он его не встречал. Но детальные подробности, которых в рассказе было предостаточно, вызывали подозрение у старого горца. Иначе почему Асланбек вдруг стал расспрашивать, когда и как Мурат оказался в числе преследователей? И на этот вопрос у них с Таймуразом был заготовлен ответ: Мурат проснулся от выстрелов и выскочил из дома, когда погоня уже началась. Он догнал всадников у леса, что находится в семи километрах от аула. Он привел в свидетели Тотырбека, который, потратив минут десять на то, чтобы выпросить у кого-нибудь коня, догнал преследователей в тот момент, когда из темноты неожиданно перед ним возник Мурат и дважды пальнул из ружья в воздух. Тотырбек оглянулся на него и крикнул насмешливо: «Побереги патроны! Отсюда не попасть!» Мурат был убежден, что увлеченный погоней Тотырбек не заметил, что он вынырнул из чащи леса, где скрывался, пока погоня не проскочила мимо.

По взгляду, которым его проводил Асланбек, Мурат понял, что его объяснения не рассеяли у старца подозрений. Но никто не видел его ни возле дома, откуда было совершено похищение, ни в момент, когда они с Таймуразом волокли бурку. Не могли его обвинить и в том, что он не был среди преследователей, – в темноте ночи на скаку все всадники на одно лицо. Он мог быть спокойным...

Но вдруг Мурату показалось, что он бредит, что он сходит с ума. Во дворе дома Дахцыко стояла... Мадина! Она. Без всякого сомнения она! Неужто Таймураз отпустил ее? Тогда почему детвора не спешит к старикам сообщить новость?! Вот и старухи окружили Дунетхан и выражают ей сочувствие. Если Таймураз укутал в бурку не Мадину, то кого же? Кого? Ведь говорят о дочери Дахцыко. Вот и Асланбек все допытывался, кто же мог украсть «дочь Дахцыко».

Голова Мурата сразу пошла кругом. Он едва не закричал. Если в бурке была дочь Дахцыко, но не Мадина, то остается один вариант: Зарема?! Он поймал себя на том, что лихорадочно выискивает во дворе среди толпившихся женщин Зарему. Ее нет! Вот и Таира здесь... А Зарема?.. Где же ты, Зарема?! Ее не было во дворе... Не было Заремы?! Нет, нет, это невозможно! Неужели он, Мурат, своими руками вытащил из дома и посадил на коня Таймураза свою любовь? Как Бог допустил такое! Но это случилось! Случилось! Боже, как же?! За что такое наказание?! Неужели Таймураз не присмотрелся к ней, когда закутывал в бурку? Куда глядели его глаза? В комнате было темно? Ну и что?! Он должен был видеть, кого крадет! Зарема, Зарема, что я натворил?! Ты же совсем еще девчонка, а я помог этому волку утащить тебя! Мурат представил себе, как она, закутанная в бурку, задыхалась от страха и негодования. А потом... Потом... Неужели он совершил и это?! Он должен был отпустить ее, когда увидел. Почему же ее нет до сих пор в ауле?

Замешательство Мурата не осталось незамеченным женщинами. А он спешил к своему дому, ничего не видя, он должен сейчас же, сию минуту поскакать к пещере, чтобы самому убедиться в страшной ошибке. Он должен опередить события, чтобы не случилось еще более ужасного. Он, он сам погубил свою судьбу! Таймураз не имеет права тронуть Зарему! Она должна принадлежать ему, Мурату, и больше никому. Вот уже третий месяц он не сводил с нее глаз. Все ждал, пока она подрастет, все его мечты были связаны с нею. Ты слышишь, Таймураз? Если ты украл ее, то украл не у Дахцыко, не у Дунетхан, а у своего друга, Мурата, твоего названого брата! Эй, Таймураз, не соверши того, что может погубить побратима! Я не смогу этого вынести! Она не должна так пострадать. Не надо, Таймураз, она совсем тебе не подходит. Она совсем не такая, какая нужна тебе. И ты не можешь быть ей по душе. Вы совсем разные. Слышишь, Таймураз? Не трогай ее! Я помогу тебе выкрасть Мадину. Похищу любую, на кого ты укажешь. Оставь мне Зарему! Оставь!

Он почти бежал, он видел, что толпа девушек и парней, окружившая гармонистку у дома Кайтазовых, как по команде обернулась в его сторону. Тайный голос предостерегал его, требовал, чтобы он остановился, принял участие в танце, чтобы он развеял подозрения. Но ему было все равно. Сейчас он не думал ни о себе, ни о Таймуразе. Он спешил, чтобы спасти свою любовь!

Когда он вывел из сарая коня и стал торопливо надевать на него седло, кто-то тронул его за локоть. Перед ним стоял Тотырбек Кетоев.

– Далеко собрался? – спросил он хмуро.

– Никого в попутчики не зову, – резко ответил ему Мурат, а руки его уже затягивали подпруги.

– Не все становятся попутчиками по зову, – многозначительно сказал Тотырбек и стал расслаблять подпруги.

– Я спешу в путь! – рассердился Мурат, отрывая его руки от седла.

Но Тотырбек не позволял ему оседлать коня. Бешенство стало захлестывать Мурата... Чего он лезет куда его не просят?

– Ты прибудешь к Таймуразу не один, – услышал он шепот Тотырбека. – Ты приведешь к нему смерть.

– Почему ты решил, что я еду к нему? – зло спросил Мурат.

– Не только я, все так решили, – сказал Тотырбек. – И следят за тобой. Кайтазовы не простят ни Таймуразу, ни тебе, – посметь в день свадьбы Ирбека совершить такое?! С тебя глаз не сводят.

– Какое мне дело до похищения? – пытался возмутиться Мурат.

Тотырбек взглядом окинул его с головы до ног, губы его насмешливо скривились:

– Осетины на похищение не идут без лучшего друга, – и тихо добавил: – Я, конечно, не видел, кто там вынырнул из леса, да еще два выстрела над самым моим ухом сделал, но не хочу, чтобы меня считали за слепого... – и решительно заявил: – Надо выждать время.