Текст книги "Заповедь"

Автор книги: Георгий Черчесов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 47 страниц)

– Алан... – попробовал на слух Умар и удовлетворенно чмокнул: – Подходит!.. – И еще раз повторил: – Алан Гагаев!.. – Он схватил жену за плечи и резко повернул ее лицом к себе: – Ты рожай, рожай... Сколько можешь – рожай!.. Мне много, очень много сыновей надо!.. Дашь дюжину – тебя озолочу...

У Умара с Муратом после памятного изъятия излишков зерна из тайника Дахцыко что-то разладилось. Он все так же испытывал чувство благодарности за передачу ему хадзара Кайтазовых, но никак не мог забыть, с каким азартом Мурат опорожнил тайник Дахцыко. Через два дня между ними состоялось объяснение.

– Как ты пошел на это? – спросил брат. – Ведь мне известно, что ты опекал Зарему, а она как-никак дочь Дахцыко.

– Конечно, больно было, – насупил брови Мурат. – Где-то там внутри копошилась мысль, что нехорошо поступаю, – и раздраженно промолвил: – Но он-то каков? Знал про голод в стране, а прятал хлеб?! Подозреваю, что у него еще где-то тайник.

– Напрасно подозреваешь, – укорил Умар Мурата.

– Так у него же по-прежнему на столе появляется чурек.

– Появляется не потому, что еще тайник есть, – усмехнулся Умар, – а потому, что наши предки завещали нам помогать друг другу...

– Ты хочешь сказать, что с ним поделились зерном аульчане?! – озадаченно посмотрел на брата Мурат.

– Да.

– Зря! – рассердился Мурат. – Надо было проучить жадюгу!.. Он вот и в товарищество по совместной обработке земли не желает вступать.

– А кто-нибудь желает?

– Пока нет, – сокрушенно поник головой Мурат. – Весь аул обошел: никто не согласен, своего счастья не видят. Может, ты, красный боец, подашь пример?.. – с надеждой заглянул он в глаза Умару.

– Нет, не подам, – сказал брат. – Я пока в силах сам обрабатывать свой участок.

– Видишь, и ты туда же. А надо бы не уговаривать, а насильно всех.

– Эх, Мурат, Мурат, что-то в тебе надломилось, – почмокал языком Умар.

– Наоборот, я стал более волевым, отбросил излишнюю мягкость. И всем так надо поступать. Иначе мы не добьемся мировой революции.

– Почему ты не задумаешься о том, как эта жестокость, которой ты восхищаешься, отражается на человеке? – спросил Умар.

– Хорошо должна отражаться, – сказал как отрезал Мурат. – Люди не понимают своей выгоды, вот и приходится принуждать. Потом, когда поймут, благодарить будут...

– А ты всмотрись в односельчан. Или хотя бы пройдись по аулу. На дверях каждого хадзара висит... замок. Замок!.. Вспомни, никогда в Хохкау не было замков. Первый привез Батырбек, который установил его на мельнице. Какое тогда это вызвало негодование и сколько насмешек?! А сейчас никто не возмущается. От кого закрывают двери? Ты когда-нибудь слышал, чтобы в ауле у кого-то что-то пропало?.. Не догадываешься, почему появились замки?

– Не догадываюсь, – Мурат и сам с удивлением замечал, что в ауле все больше замков становилось, но не придавал этому значения. А вот спросил Умар, и он в самом деле был весьма озадачен странным поветрием.

– Замки-то появились после того, как ты конфисковал зерно у Дахцыко, – многозначительно произнес Умар.

– Ты намекаешь, что они закрывают двери от меня!? – с негодованием воскликнул Мурат.

– Ну что ты... – поморщился Умар. – Люди почувствовали... как бы это сказать... свою незащищенность. Да, да, ведь ты с таким же успехом мог ворваться в любой дом, и никто не мог бы тебе возразить: власть и права на твоей стороне. Вот люди и почувствовали себя неуютно. И чтобы хоть как-то успокоиться, невольно, даже не сознавая этого, прибегли к замкам...

– Нет, нет, – возразил Мурат. – Не то ты говоришь... Не то...

Сталкиваясь с Умаром, Мурат каждый раз вспоминал его слова и невольно ежился. Нет, они не избегали друг друга, но и встреч не искали...

***

... В трудах и заботах, в зыбкой надежде на приход лучших времен пролетели лето, осень... Зима выдалась теплой, малоснежной. Казалось, весна будет ранней. Но не тут-то было. Март точно ошалел: что ни день – каприз. Утро ошпарит близким, неистово ослепительным солнцем, лучи которого проникают сквозь плотное домотканое полотно черкески, а к полудню невесть откуда опускается в ущелье вязкая вата тумана и пронизывает до костей влажным холодом. С неба начинает сыпать не то дождь, не то крупа жесткого снега, и склоны горы, покрывшись тонкой корочкой льда, серебрятся в густой дымке...

Мурат кутался в башлык, но холодные капли больно били по лицу и рукам. Копыта коня то и дело скользили, заставляя быть начеку. Наконец показался Хохкау. Пришпоривать коня не пришлось: животное, почуяв близость тепла жилища, само ускорило ход, затрусило на дрожащих от напряжения ногах.

Настроение было под стать погоде. В Алагире, куда Мурат отправился заручиться поддержкой с тайной надеждой выпросить под задуманное дело стальной плуг или, на крайний случай, тяпки и косы, его не только не подбодрили, но и подняли на смех.

– Вы послушайте, с чем приехал этот горец! – закричал Дауд, призывая в свидетели заполонивших кабинет людей, и в негодовании замахал руками: – Он задумал создать в Хохкау... товарищество по обработке земли!..

– Проснулся, – хихикнул кто-то в углу.

– Вот именно! – презрительно процедил сквозь зубы Дауд. С того времени, как сменил Кокова на посту председателя райисполкома, он изменился: тело его округлилось, лицо стало одутловатым, жесты – энергичными, резкими. Лишь на голове торчала та же несуразная шляпа. – Где ты был три года назад? Тогда я тебя поддержал бы. Даже в пример другим поставил бы. Но сейчас!.. Тоже могу в пример, только не для подражания, а совсем наоборот – для осуждения!..

– Но ведь товарищества есть, – возразил Мурат.

– Есть, – кивнул головой Дауд и поднял вверх указательный палец. – Но дни их сочтены. Сейчас речь не о них. О кол-хо-зах!.. Слышал такое слово?

– Как не слышал? – возмутился Мурат.

– А слышал, так почему стоишь в стороне? Где твоя большевистская напористость? Почему не рапортуешь о создании колхоза в ауле?.. Ждешь команды сверху? Так вот, получай ее. Возвращайся в Хохкау и принимайся за дело. Чтоб через неделю доложил о создании колхоза. Такова воля партии!..

– Но надо, чтоб кто-то подробно рассказал людям, что такое колхоз и как его создавать, – растерялся Мурат.

– Это – пожалуйста! – охотно кивнул Дауд. – Сперва тебе все разъясним, ты в свою очередь – хохкауцам, подготовишь их, убедишь, а тут и мы нагрянем: проведем собрание, изберем председателем колхоза... тебя!

– Меня?

– Да-да, тебя, – Дауд опять обратился за поддержкой к присутствующим: – А что, товарищи, вглядитесь в него – чем не председатель колхоза? Кого мы должны выдвигать? Конечно, красных бойцов, тех, кто свою кровь проливал за советскую власть. – Он деловито нагнулся к Гагаеву, посоветовал: – Ты начни свою агитацию с того, что новую жизнь надо сообща строить. Это до революции каждый пытался счастье добыть сам по себе, в одиночку. И не получалось. А теперь другое время: люди сперва общего счастья достигнут, а уж после каждый получит свою долю.

Потом была долгая беседа в райкоме. И там добивались одного: чтобы четко усвоил линию, которой необходимо придерживаться каждому коммунисту – линию на коллективизацию. «Все, кто считает иначе, – или кулаки или их подпевалы, – твердили ему. – И им надо дать настоящий бой. Изолировать их, а если потребуется, то и ликвидировать как класс».

– Это что ж? – не понял Мурат. – Расстрелять, что ли?..

На него смотрели как на ненормального.

– Тебе же говорят: ликвидировать как класс, – выходили из себя наставники. – Жизнь поставила вопрос ребром: или мы их, или они нас...

И сейчас, приближаясь к аулу, Мурат желал одного: скорее бы взяться за дело. Конь вновь споткнулся. Гагаев чертыхнулся и гневно дернул повод... Животное недовольно фыркнуло, точно говоря: в чем я виновато?.. И тут глаза Мурата вырвали из туманной вязи одинокую фигуру горца, копошившегося на склоне горы. Успел лишь мысленно задать себе вопрос «кто это?», и сам же над собой усмехнулся: «Умар. Кто же еще будет в такую погоду рыться на своем участке? С него и начну», – решил он и резко дернул направо поводья. Конь охотно повернулся – ноздри его давно уже почуяли хозяина.

– Здравствуй, Умар! И кто тебя в такую погоду выгнал из хадзара? Неужели Сима?.. – засмеялся Мурат.

– А кто же еще? – подхватил шутку Умар. – Известно, что у всех Кетоевых жесткость в крови.

– Чего же ты женился на Симе?

– А разве человек всегда знает, почему он поступает так, а не иначе? – глаза Умара заботливо осматривали коня.

– Не волнуйся, – усмехнулся Мурат. – Буян в целости и сохранности. Спасибо, что одолжил его.

– Ну что ты! Как было не выручить брата?

В канун дня, когда Мурат наметил отправиться в Алагир, его лошадь внезапно захромала. Едва заметно, но это не ускользнуло от отца, истинного лошадника, который строго-настрого запретил брать коня. «Дорога его доконает», – твердил он. Пришлось обратиться к Умару. Тот дал своего, но, видимо, на сердце у него было неспокойно... Ишь, и сейчас ревниво оглядывает коня и, по всему видать, негодует, что Мурат продолжает сидеть в седле, вместо того чтобы спешиться. В другой раз Мурат проучил бы брата за такие собственнические чувства, продолжая маячить в седле, но сейчас, памятуя, какой предстоит разговор с Умаром, сошел на землю и хлопнул по крупу лошадь.

– Беги домой, дружище, там ждет тебя ячмень и отдых...

Конь не стал дожидаться новой команды – охотно засеменил на скользящих подковах к аулу...

– Как съездил? – спросил Умар.

– Есть серьезная новость, – посуровел Мурат. – Ничего алагирцы не дали: ни плугов, ни кос, ни даже тяпок, – печально произнес Мурат. – Весь инвентарь направляют тем, кто вступает в колхоз.– Подождал, но Умар никак не отреагировал на его слова, и тогда продолжил: – Сказали, что выделят и нам, тотчас, как создадим в Хохкау колхоз...

И опять Умар ничего не ответил – был занят тем, что подравнивал камни.

– Да брось ты заниматься этим! – рассердился Мурат. – Тут серьезный разговор, можно сказать, вопрос идет о жизни, а ты возишься с камнями!..

Умар приподнялся, потер ладони одну о другую, равнодушно ответил:

– Колхоз-молхоз – кому это надо? Меня такие дела не волнуют...

– Ты же красный боец! – набросился на него Мурат. – Сам же кровь проливал за коммунизм. Вот произойдет всемирная революция – и всех, всех до одного на земле накормим, напоим, оденем, и наступит всеобщее счастье. Тогда увидишь!.. – пригрозил Мурат.

– Не увижу, – отрицательно покачал головой брат. – Если бы должна была произойти всемирная революция – уже бы произошла. Уши мои столько лет слышат об этом, а ее все нет и нет...

– Не верю, что ты всерьез так думаешь. Не верю! Красный боец не может произносить такие слова. Ты первым подашь заявление в колхоз.

– Не рассчитывай, – произнес Умар. – Не подам я заявления. Ни первым, ни последним... Так я решил еще тогда, когда услышал о первых колхозах. Помнишь, лектор Борис упивался словами о них. Горцы слушали его с открытыми ртами, а я задумался. Прикинул, поразмыслил и сделал для самого себя вывод: колхоз не для меня.

Мурат схватил за рукав брата, дернул к себе, впился взглядом в его глаза:

– Но почему? Почему?!

– Ты, Мурат, в состоянии спокойно порассуждать, или будешь по-прежнему рычать на меня?

– Люди едва концы с концами сводят от урожая до урожая, – перешел Мурат на спокойный тон. – Изо дня в день одна и та же похлебка: чурек в молоке. Пироги на праздники видят. Лишь в твой дом пришел достаток, а как жить другим?

– Работать, как я. Вот погляди вокруг – никого нет на участках. Греются возле печей, а то и, сморенные самогоном, дрыхнут. А я вкалываю. Ты сказал, что в мой дом пришел достаток. Да нет у него ног и не ходит он к кому пожелает. Его добывать надо. Добывать! Горбом и руками. А люди ждут, когда он в дверь постучится. Оттого и колхозы придумали.

– Да коллективом же легче трудиться! – воскликнул Мурат, удивляясь, как брат не понимает этого. – Вспомни, как во время зиу всем работается. За день дом ставим.

– Зиу раз в год бывает, а на полях работать надо ежедневно, от зари до зари. Многих ли на это хватит?

– Будь в Хохкау колхоз, я сейчас обошел бы все хадзары и люди вышли бы на участки, – сказал Мурат.

Умар засмеялся, утвердительно кивнул головой:

– Это точно. Придется тебе заняться сборами людей. И не только в слякоть, как сегодня, когда – честно признаюсь – и мне ох как не хотелось покидать хадзар, а ежедневно, каждое утро будешь начинать со стука в окна аульчан. Иначе никто на работу выходить не станет. И верь мне: у каждого найдутся причины.

– Ты не веришь в людей.

– Я знаю их нутро. И как они рассуждают. Коли кто-то сделает за тебя твою работу – зачем самому на себя надевать ярмо? – Умар посмотрел в глаза Мурату, предупредил: – Ты берешь на себя заботу, которая все жилы из тебя вытянет. Не спеши с колхозом, посмотрим, что у соседей получится.

– Совсем другую песню ты, брат, запоешь, когда мы колхоз построим. Ты будешь обрабатывать землю на лошади и на себе, а мы – трактором!..

– Трактор – это довод, – серьезно произнес Умар. – Я видел трактор у ардонцев – мощная машина.

– Ага!..

– Но это там, в долине, где глаз не в состоянии охватить поля, трактор нужен. А здесь, в горах, где ему развернуться? Хвост его будет на середине твоего участка, а голова уже дотянется до центра моего. Да и не скатится ли он с этого склона? – задумался Умар.

– Будь у нас трактор, – замечтался Мурат, – и лес бы возили, и сено доставляли, и...

– И?.. – выжидательно поглядел на него Умар. – И что еще?

– И много что еще!

Умар отрицательно покачал головой:

– Как ни мечтай, трактор стоит дорого, а в горах пользы от него, как от мыши...

– Вот когда заимеем его... – пригрозил Мурат.

– Тогда и завершим наш спор, – кивнул согласно головой брат. – Да дело даже не в тракторе. Меня другое волнует. Скажи, с кем ты хочешь, чтоб я работал? Свои возможности я знаю. Но прекрасно вижу и то, на что способны мои аульчане. В Хохкау есть и разгильдяи, и ротозеи, и ленивцы, и просто люди, не способные быть хозяевами земли, – так, кажется, вы в газетах называете земледельца. Предвижу, как многие из них будут искать работу полегче, а то и просто увиливать от дела. А я буду вкалывать. Но я ничего не выиграю, а они ничего не проиграют, потому что трудодень и у них, и у меня будет один и тот же. К этому ты меня, Мурат, призываешь? Ну уж дудки!

– Мы будем перевоспитывать нерадивцев, – пообещал Мурат. – Всем миром встанем – и им не устоять...

Умар слегка отстранился от Мурата, укоризненно произнес:

– Хорошая душа у тебя, брат, но наивная. Ты точно не по земле ходишь, мечту с реальностью путаешь... Если бы так легко люди становились лучше, разве было бы на земле столько воровства, грабежей, убийств, насилия?.. Все мечтают о счастье, а как посмотришь на их суету... Вот и ты, Мурат, полезное от вредного не отличишь. Что тебе говорят, то и подхватываешь. Тебе бы в подмогу ученого человека, что вовремя подсказывал бы, куда шаг держать... Знаешь, кого я все чаще вспоминаю? С кем хотел бы посоветоваться?

– С кем?

– С Асланбеком, – признался Умар. – Вот кого не хватает нам. Мудрый, он бы подсказал, как нам строить жизнь.

Мурат, сомневаясь, покачал головой:

– Он был хорош для ТОЙ, прошлой жизни... Чем он поможет в ЭТОЙ, которая совсем не похожа на ту?..

– Не говори, – резко отозвался Умар. – Асланбек и сегодня нужен. Всем нам нужен. Он хранил традиции предков и нас в их духе воспитывал. Ты прав: он мудр был тем укладом жизни. Но кто сказал, что мы должны отказаться от всего того, что было? Разве то, что считалось плохим во времена предков, теперь стало хорошим? И наоборот? Наша беда, что старые традиции мы рушим, а новые не создали.

– Разве ты сам не замечаешь, как все мы стали терять уважение к человеку? Видим в нем начальника, рабочего, крестьянина, врача, учителя... А что он – человек, перестали замечать.

– Это я забыл о человеке? – рассердился Мурат. – Да я только о нем и думаю. О школе, о больнице... Это раньше о нем не заботились. А мы думаем даже о том, как свадьбу играть, как похороны провести. Раньше на поминки, бывало, всю скотину резали. А мы – запрещаем, чтоб сирот без куска хлеба не оставить. Раньше, чтоб жениться, приходилось на калым все отдавать. А мы запретили сам калым...

– Ты, Мурат, все переводишь на экономию, на наживу, – упрекнул Умар.– Свадьбу, мол, скромнее надо, и чтоб много людей не собирать, на два-три дня от работы не отрывать. Но не все рублем меряется. Что-то и для души надо. Асланбек это понимал, ты – нет...

– Подожди, вот разбогатеем, тогда и свадьбы будут изобильные, и поминки многолюдные, – пообещал Мурат.

– Ну, не скоро ждать того дня, – сказал Умар и подвел итог беседы: – В общем, на меня не рассчитывай, Мурат. В колхоз я не пойду...

***

Никто из аульчан не был так откровенен с Муратом, как позволил себе Умар. Сказывалась не только боязнь. Горцы и в самом деле не знали, на что решиться: продолжать ли жить по-прежнему или рискнуть вступить в колхоз. С одной стороны, мало кто был доволен своей судьбой, когда приходилось экономить на всем, чтоб дотянуть до очередного урожая. Но с другой стороны, при вступлении в колхоз требовалось отдать и то малое, что принадлежало семье и досталось таким напряженным трудом. Как жить без коровы, без лошади, без овец?.. Уповать на трудодень? Но не окажется ли он мал?.. Люди гадали, советовались, сомневались и, естественно, медлили с окончательным решением... А Дауд настаивал на немедленном ответе.

Дома Мурату не только от Умара, но и от других не удалось сразу добиться согласия. Ни отец, ни Касполат, ни Урузмаг поначалу и слышать не хотели об этом. Мать, совсем поседевшая, вспомнила про козу:

– Когда ты тащил ее к этой несчастной похищенной, никто из нас не возразил – понимали, что жизнь Заремы спасаешь... Но попытаешься отдать корову колхозу – я первая у тебя на пути встану.

– Неужели тебе не надоело чуть свет вскакивать с постели, доить, возиться с кормами?! – шумел Мурат.

– Зато чуть ты глаза открываешь, я тебе кружку парного молока несу, – мать пригрозила ему пальцем. – И ты не возражаешь. Если хочешь знать, когда вы с Умаром и Касполатом с гражданской войны возвратились, вас моя буренушка на ноги поставила. Этим самым парным молоком.

– Да будешь ты иметь молоко, из колхозного стада!

– А меня и то, что дает буренка, устраивает. Вполне! – и мать с подогретой водой – иную она не признавала для своих коров – спешила в коровник...

Отец вдруг засобирался в Нижний аул и потребовал, чтобы Мурат сопровождал его. Сын долго отнекивался, твердя, что сейчас не время ездить по гостям, не сегодня завтра земля даст знак, и, не теряя ни часа, надо будет приступить к ее обработке. Но отец был настойчив и по-особому нетерпелив, что было совсем уж не к лицу ему.

– Отчего так спешишь? – спросил Мурат.

– Надо! – коротко бросил в ответ отец.

Умар тоже было попытался выяснить, что гонит отца в соседний аул. Но и ему он ответил тем же словом:

– Надо!..

В Нижнем ауле отец в сопровождении сына заглянул в один хадзар, другой, третий... Всюду ему предлагали остаться на ночь, но Дзамболат, твердя, что ему необходимо посетить всех знакомых, чтобы никого не обидеть, спешил к порогу...

Эту же фразу произнес он и в доме Максима и уже устремился ретироваться оттуда, как вдруг из соседней комнаты выглянула девушка лет семнадцати. При виде гостей тонкие брови ее метнулись ввысь, лицо пунцово заалело, глаза стыдливо потупились, она торопливо прикрыла концом головного платка лицо...

– А впрочем, – затоптался в нерешительности у порога Дзамболат, – почему бы, Максим, и не принять твое приглашение? Уважу, наверное, я твою просьбу... – и, постукивая палкой, двинулся в глубь помещения.

Озадаченный его внезапным решением, Мурат последовал за ним. Женщины заметались из комнаты в комнату, готовя гостям постель, пока они коротали вечер за фынгом, уставленным закуской и бутылью араки... Перед сном отец шепнул Мурату:

– Рассмотрел ее?

– Кого? – поразился Мурат.

– Да младшую дочь Максима, – пояснил Дзамболат.

– Это та, что пироги занесла? – уточнил Мурат.

– Тьфу ты! – рассердился отец. – И куда глаза твои смотрят?! Замужнюю женщину от девушки не можешь отличить...

– Да я совсем на них не смотрел, – простодушно произнес Мурат.

Снимавший брюки отец при этих словах замер, стоя в неестественной позе на одной ноге, зло зашептал:

– Я, в мои-то годы, сюда тащился ради чего? Бокал араки хлебнуть? Или длинный тост Максима выслушать? Я привез тебя, чтоб ты присмотрел себе хозяйку, или, как сейчас предпочитают говорить, спутницу жизни... А ты своими глазищами в упор на красавицу смотришь – и не видишь... И-эх!

– Да не нужна мне никакая хозяйка, – огрызнулся Мурат.

– Тебе не нужна – хадзару нужна, – заявил отец и упрекнул: – Твоя мать совсем задыхается. Ну-ка попробуй такую ораву накормить, напоить, обстирать. Помощница ей нужна, помощница!.. А ты!.. – и он в сердцах замахнулся на Мурата своей сучковатой палкой...

Когда они возвратились в Хохкау, отец в присутствии всей семьи заявил Мурату:

– В твои годы жениться пора! Детей иметь! А ты... – и, обратившись к домочадцам, пожаловался: – Я три дня проторчал в Нижнем ауле, все ловил моменты, когда покажется красавица... Максим, конечно, понял мои уловки, посылал с поручениями в комнату то одну дочь, то другую... А этот чурбан сидит, нахохлившись, и глаза от пола никак не оторвет. А еще хицау, начальник...

Мурат поднялся и молча вышел из хадзара... Из открытого окна до него донесся голос матери:

– Напрасно ты так с ним. Сердце его покорено другой... Той, что далеко отсюда, в Петрограде...

– В Петрограде? – ахнул отец.

– Да, – подтвердила мать. – Там находится та, что похитила его душу...

Тут вдруг подал голос и Касполат:

– Отец, хлопоты твои не должны пропасть впустую... Видел я эту дочь Максима... Хозяйственная!.. Она будет хорошим подспорьем матери...

– Но твой брат не хочет сватать ее! – вновь стал заводиться Дзамболат.

– Да разве на нем клин сошелся? – пробормотал Касполат.

– У нас же еще женихи есть, – первой уловив намек, подала голос Хадизат.

Дзамболат было вскипел, но тут и до него дошло, и он изумленно уставился на Касполата, заикаясь, уточнил:

– Ты об Урузмаге?

– Согласно адату сперва должны обзавестись женами старшие братья... – глядя в сторону, напомнил Касполат.

– Так ты о себе? – ошеломленный присел на стул Дзамболат и радостно сверкнул глазами: – Раз заговорил о женитьбе, значит, здоровье улучшилось! Эй, Умар, давай предлагай, кого сватать пошлем...

Через месяц бурно сыграли свадьбу Касполата и Темины. Но ждать первенца молодой семье пришлось два года. Лишь в тысяча девятьсот двадцать шестом году родился у Касполата и Темины сын, которого нарекли Сосланом... А спустя годы появился на свет и Габо...

Глава 28

Ночью в ворота бывшего дома Тотикоевых осторожно постучали. Никто не вышел, и стук стал более настойчивым, всполошил собак. Тузар проснулся, подивился, кому это приспичило ночью рваться в школу, вышел из хадзара, приблизился к воротам.

– Открой, – тихо произнес голос.

– Ты, Мамсыр? – изумился Тузар.

– Мы, – ответил Махарбек.

Да, это были они, братья Тузара, возвратившиеся домой. Он распахнул калитку, обнял каждого, выкрикивая их имена:

– Махарбек! Васо! Дабе! Мамсыр! Салам!

Васо сердито прервал его:

– Тише! Не буди людей.

Тузар повел их в дом. Махарбек внезапно остановился, сердито спросил:

– Куда ты ведешь нас? Прятать вздумал? Нет, шутишь, мы не тайно прибыли...

– Отпустили нас, отпустили, – радостно воскликнул Мамсыр.

– Чего же заставляешь молчать? – упрекнул Тузар братьев.

– А чего шуметь? – назидательно произнес Махарбек. – Прибыли не с кувда. И не верхом, как полагается джигиту...

– Чтоб людям не показаться в таком виде, полдня таились в лесу, – показал на нависшую над аулом гору Дабе.

– А теперь веди в лучшую комнату, зажигай свет и накрывай столы, – объявил Махарбек. – Пусть все знают, что Тотикоевы возвратились домой! Эй, кто есть в доме? Вставайте! – он направился к веранде.

– Погоди, Махарбек, – встал у него на пути Тузар. – Нам не сюда.

Братья окружили его, молча ждали объяснения.

– Этот дом уже не принадлежит нам, – сказал Тузар. – Теперь здесь школа.

– Школа?! – зарычал Салам. – Кто так решил?!

– Мурат, – пояснил Тузар...

– Почему не сказал нам, когда приезжал на свидание? – спросил Дабе.

– Не хотел огорчать, – оправдывался Тузар.

– Что еще у нас отняли? – глухо произнес Махарбек.

– Оставили клочок земли, одну лошадь и плуг...

– И все?! – опять закричал Салам.

– Как же нам жить дальше? – растерянно произнес Дабе.

– Надо идти на мировую с новой властью, – сказал Тузар и неосторожно добавил: – Мурат не станет мстить.

– Это мы должны мстить ему, мы! – запричитал Мамсыр. – Он нам кровник!.. Кровник!.. Там, в тюрьме, мы каждый день с нетерпением ждали, когда нам сообщат, что ты, Тузар, отомстил за кровь погибшего брата.

– Но не дождались! – взревел Васо.

Тузар под укоризненными взглядами братьев растерянно развел руками:

– Но мы все видели: Агуз первым открыл огонь по Мурату.

– Какое имеет значение, кто первым начал стрелять? – недоуменно покачал головой Дабе. – Наш брат в могиле.

– И известно, с кого надо брать кровь! – жестоко заявил Мамсыр.

– Тебе, Тузар, не стыдно? – спросил Салам. – Как ты людям в глаза смотришь?

Тузар опустил голову, едва слышно произнес:

– Сделай я это – и меня бы к вам в тюрьму отправили. На ком семья бы осталась? Да и Кябахан не раз предупреждала меня: «Смотри, сын, не натвори глупость... Высшая месть не от человеческой руки, а от Божьей кары».

– Что ж, будем дожидаться, когда Бог призовет Мурата пред свои очи?! – вновь вышел из себя Мамсыр. – Нет, предки нам другое завещали. Даже если кровник сам умирал, кровь все равно брали – с его ближнего! И я предпочитаю сам рассчитаться с кровником!

Тузар огорченно покачал головой:

– С такими мыслями вам не надо было возвращаться в Хохкау. Беду накличете...

– Понравилось быть старшим в семье, – усмехнулся недобро Мамсыр и с угрозой спросил: – А ты знаешь, что такое сидеть в неволе? Кто-то же за это должен ответить?!

– Не горячись, брат, – сурово прервал его Махарбек и спросил у Тузара: – Все наши живы-здоровы?

– Как будто так.

Они еще постояли, помолчали:

– Вот как выглядит наше возвращение, – скорбно произнес Васо.

– Жить среди аульчан будет еще горше, – вздохнул Махарбек и строго приказал: – Без моего согласия – чтоб никаких выходок и угроз никому! Понятно? Смотрите у меня. Мне немного осталось жить, хочу в мире со всеми... Ну, а кто, кому, когда и за что станет мстить, это тоже посмотрим... Всему свое время... А сейчас пошли... Куда нам, Тузар?

Утром Дабе, увидев в окно, как Тузар запрягает лошадь в арбу, крикнул:

– Куда ты?

– За учительницей поеду, – пояснил Тузар. – В Нижний аул.

Махарбек рассердился:

– Никуда ты не поедешь. Пусть сама добирается.

– Нельзя не ехать, – исподлобья посмотрел на старшего брата Тузар.

Махарбек кивнул Саламу:

– Поди распряги лошадь.

Салам выскочил из дому. Со двора послышались голоса, потом цокот копыт, стон колес арбы... У Махарбека гневно поднялись брови. Салам вошел, развел руками:

– Он не послушался...

– До чего ты довел дом, брат! – глядя вслед Тузару, недовольно покачал головой Махарбек.

– Я никому из семьи не дал умереть с голоду, – оглянувшись, напомнил Тузар. – И это еще неизвестно, кому пришлось труднее: вам или мне...

***

... Братья Тотикоевы дожидались Мурата на перекрестке дороги и тропинки, ведущей к дальнему участку, откуда аульчане доставляли сено в аул. Мамсыр первым выскочил из зарослей, взял под уздцы лошадь, остановил ее, остальные братья молча окружили арбу. Мурат окинул их взглядом, ничем не выдал своего беспокойства, хотя понимал, что неспроста Тотикоевы караулили в таком месте, которое не просматривается из аула.

– Наконец-то вижу вас, – вместо приветствия подчеркнуто спокойно произнес он. – Думал, никогда своего двора не покинете.

– И мы обрадовались тебе, кровник, – с издевкой ответил Мамсыр. – Давно хотели поговорить по душам.

– Ах по душам, – приподнял брови Мурат. – Тогда я сойду, чтобы быть нам ближе друг к другу. – Он спрыгнул на землю, отряхнулся, поправил пояс, после чего внимательно оглядел каждого.

– Постарели мы? – ехидно спросил Махарбек. – Верно. И помудрели тоже.

– Время покажет, – сказал Мурат.

– У нас один к тебе вопрос, – оставляя без внимания его реплику, продолжил Махарбек: – Как нам жить дальше?

– И ты не знаешь? – посмотрел Мурат на Тузара.

– Не о нем речь, – уточнил Мамсыр. – О нас. У кого по твоей милости столько лет из жизни вычеркнули.

– Ага! Прежние разговоры. А говорите, что помудрели, – покачал головой Мурат.

– Всего нас лишили, – взорвался Дабе. – Земли, отары, лошадей, даже дома! А где нам жить?

– Что ж, серьезный вопрос, и он стоит того, чтобы поразмыслить над ним, – ответил Мурат. – Думаю, что прежде всего каждый из вас должен для себя уяснить, как он будет относиться к советской власти, желает ли он строить новую жизнь, или будет препятствовать этому. Потом следует решить, где думаете трудиться... Если вам все ясно, то можно перейти к вопросу о жилье. Но сразу предупреждаю: о том, чтобы возвратить вам дом, не может быть и речи. Нам нужна школа, а ее разместить больше негде.

– Посмотри, как он легко оставляет нас без крыши над головой, – сжал кулаки Мамсыр. – И ты не передумаешь? – спросил он с угрозой.

– Никогда!

– Как бы ты не пожалел об этих словах, – придвинулся к Мурату Салам.– Мы ведь не шутить с тобой пришли... Не забывай, ты наш кровник. И дух Агуза взывает к мщению!..

Казалось, еще мгновенье – и случится непоправимое. И тут Тузар шагнул вперед, закрыв собой Мурата:

– Махарбек, успокой братьев, плохо кончится...

Но Мурат отстранил его:

– Задумали взять кровь с меня, Тотикоевы? Что ж, сейчас вам никто не помешает. Но это вам даром не пройдет. Советская власть знает, среди кого искать убийц. Если же думаете, что со мной можно сторговаться, – ошибаетесь, я не из купцов...

Братья молча ждали, что скажет Махарбек.

– Ты нас не так понял, Мурат, – хмуро глядя, заговорил Махарбек. – Это колючка за свою кровь мстит сразу же. Сегодня не тот момент, когда надо нам расквитаться с кровником. Это не уйдет от нас. Сейчас же мы хотели спросить тебя, как жить нам, с кого пример брать. Идти ли по стопам тех, кто вступает в колхоз, или подобно Умару Гагаеву искать счастья в своем хозяйстве? Следовать за Умаром нам сподручнее, потому что и раньше мы так жили. Но при чем тогда новая жизнь? Или ты оправдываешь Умара?

– Нет, не оправдываю, – поняв, к чему клонит Махарбек, жестко ответил Мурат.