Текст книги "Последние хозяева кремля. «За кремлевскими кулисами»"

Автор книги: Гарри Табачник

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 55 страниц)

ОТМЫЧКА – ОРУЖИЕ КГБ

Где-то в Москве, а где – точно сказать нельзя, потому что адрес скрыт почтовым ящиком номер такой-то, существует завод, выпускающий детали для вычислительных машин. В этом бы не было ничего необычного, если бы не тот факт, что завод этот целиком украден в США.

Летом 1977 года американское консульство в Дюссельдорфе получило анонимное письмо, сообщавшее, что некая калифорнийская техническая корпорация переправляет в Советский Союз запрещенное оборудование. Но это было время расцвета детанта, и в Министерстве торговли, куда, в конечном счете, попало письмо, были заняты больше тем, как расширить торговлю с СССР, а не налагать запреты.

Тем временем ящики с секретнейшим электронным оборудованием продолжали поступать из Калифорнии. Сопровождавшая их накладная указывала, что содержат они всего-навсего ...электрические плитки. Достигнув берегов Западной Германии ’’электрические плитки” немедленно исчезали и подпольными, хорошо налаженными путями следовали вначале в Австрию, затем в Швейцарию и Голландию, откуда переправлялись в Советский Союз, где их получателем было управление ”Т” КГБ.

Это управление, входящее в состав Первого главного управления, начало бурно расти с приходом в Ведомство Андропова, превратившись в центр научного и технического шпионажа. У того, кто попадает в его лаборатории, скажем, те, что находятся в переулке за Белорусским вокзалом в Москве, создается впечатление, что это лаборатории обычного научного учреждения. Та же тишина, такие же сотрудники, ничем не отличающиеся от научных сотрудников других научных институтов. Разве только что выглядят более сытыми и одеты поприличнее. Что действительно отличает их – это уровень их знаний. Он неизмеримо выше уровня других советских научно-технических учреждений. Да это и понятно. Им ведь доступна информация, находящаяся за семью печатями

для всех остальных. Поэтому сотрудники отдела ”Т”, как и их коллеги, работающие за рубежом, в разговоре производят впечатление весьма осведомленных людей. Те западные специалисты, которые, не подозревая, с кем имеют дело, принимают их за рядовых ученых, оказываются введенными в заблуждение. У них создается не соответствующее действительности впечатление об уровне знаний советских ученых. Они приписывают им большие достижения, чем это есть на самом деле. Но это тоже одна из функций сотрудников отдела – вводить в заблуждение об истинном положении дел в советской науке. От того, что они производят впечатление ученых, они отнюдь не перестают быть шпионами. То, чем они занимаются

– шпионаж особого вида. Свое развитие он получил во второй половине нашего века.

Где-то могут стрелять, работать отмычкой, нестись с головокружительной скоростью, уходя от погони, но все это остается за пределами этих тихих стерильно чистых конструкторских бюро и лабораторий. Здесь то, что добыто в отчаянной перестрелке, выкрадено с помощью отмычки и обмана, обретает новую жизнь.

Сигналы электричек напоминают о том, что рядом шумный огромный город, а в институте у Белорусского вокзала, таком же, как и сотни других, разбросанных по всей стране, заняты тем, как иногда крохотные, добытые в разных странах детали собрать в единое целое. Так, из того, что прибывает в ящиках с невинной надписью ’’электрические плитки’,’ в конечном счет е и была собрана необходимая для военных целей вычислительная машина.

В течение трех лет шли в Москву ящики из Калифорнии. Наконец, в Министерство торговли пришло еще одно тревожное письмо. На сей раз из фирмы Фэйрчайльд в Сан-Хозе, занимающейся разработой авиационных испытательных систем. Фирма сообщала, что некая калифорнийская техническая корпорация заказала секретнейшее оборудование. Тогда в министерстве вспомнили, что это та же самая корпорация, о подозрительной деятельности которой они уже получали сигналы.

Специальный следователь министерства Боб Райс выехал на место. Ему не составило труда узнать, что Калифорнийская техническая корпорация существует только на бумаге, что возглавляет ее некий Тони Метц, а единственным сотрудником является некая Дорн Тител. В свою очередь ФБР выяснило, что Тони Метц^никакой ни Тони и ни Метц, а Анатолий Малюта, родившийся 25 января 1920 года в Харькове. Получив такую информацию о ком-либо, Ведомство Андропова, недолго думая, тут же упрятало бы такого субъекта за решетку на долгие годы. В США для того, чтобы привлечь Малюту даже к суду, этого было недостаточно.

Между тем Райс получил сведения из Пало-Альто о том, что Метц-

Малюта объявился и там. Он заказал микроволновое оборудование для перехвата телефонных разговоров. А из городка Сан Вэли Райсу сообщили, что все та же вездесущая корпорация сделала заказ на две системы „Хоке”, необходимые для производства микротранзисторов.

В институте у Белорусского вокзала работы были близки к завершению. Не хватало нескольких деталей. Никто не сомневался в том, что они поступят со дня на день. Все предвкушали хорошую премию, награды и повышения в чинах. Андропов довольно проглядывал каждое утро поступавшие к нему из управления ”Т” докладные. Для него это являлось еще одним достижением в деле осуществления разработанной им программы.

Став во главе КГБ, он получил полную возможность убедиться в том, что все разговоры о техническом превосходстве СССР – сплошной блеф. Он мог обманывать кого угодно, но себя ему обманывать было незачем. Вот тогда-то и родился в его голове план, в котором нашли свое воплощение его макиавеллиевская страсть к интригам и любовь к разыгрыванию многоходовых комбинаций. Технический шпионаж, охватывающий все области промышленности и техники, все индустриальные страны мира – вот что выведет страну из отсталости, а не эти трескучие призывы к „выполнению и перевыполнению”. То, что не может быть произведено в СССР, должно быть украдено и доставлено в СССР. Кража становится основной формой деятельности КГБ. Отбрасываются прочь всякие условности – уголовщина занимает подобающее ей место в кабинетах Лубянки.

В этом получает еще одно подтверждение та уголовная основа, на которой с первых дней своего возникновения строится советское государство. И уголовник Джугашвили, который, грабя на Кавказе, делился добычей с находившимся за границей Лениным, и сам вождь большевизма, провозгласивший лозунг „Грабь награбленное”, создали тот тип государства, который иначе как уголовно-социалистическим не назовешь. В таком государстве вор объявляется „социально близким”, такое государство превращает в жуликов всех своих граждан, потому что если не украсть, не пойти на сделку со своей совестью, то и не выживешь. Поэтому и в краже техники за границей советское государство не видит ничего предосудительного.

Это было тем более необходимо, что Советский Союз затеял обширную программу перевооружений. Простого увеличения выплавки стали и чугуна для этого было явно недостаточно. Речь шла об электронике, компьютерах, вычислительной технике – всем том, что принесла с собой новая техническая революция, которая уже несколько лет полным ходом шла в странах Запада и к которой в Советском Союзе еще даже и не приступали.

Думая об этом, Андропов уносился мыслями к тем памятным осенним дням 1962 года, когда в Москве проиграли схватку с Америкой и вынуждены были убрать ракеты с Кубы. Та ночь, когда Хрущев спал в своем кабинете, когда мир вплотную подошел к ядерной войне, была тревожной и для Андропова. Ему, принимавшему активное участие в разработке плана по установке ракет, теперь пришлось глотать горькую пилюлю. То, что придется отступать, становилось яснее с каждой минутой. Затевая войну нервов с Америкой, в Кремле были уверены в том, что в Вашингтоне не знают, каково ракетное вооружение, которым располагает Советский Союз.

Меряя тогда шагами свой кабинет на Старой ппощади,Андропов время от времени подходил к окну и вглядывался в скрытую ночной тьмой, перерезанную точками уличных огней ту часть Москвы, которая носит древнее имя Китай-города. Он не ведает, что на другом конце столицы, быть может, как раз в эти минуты полковник Олег Пеньковский посылает в эфир информацию о том, что не располагают советские руководители тем вооружением, которым грозят Америке. Нет у них этого вооружения.

Андропов еще ничего не знает о Пеньковском. Он смотрит на оставшиеся с дореволюционных времен утлые домики Солянки, и от него не может укрыться очевидное: то отступление, которое начнется с минуты на минуту-результат отсталости. Самим с ней не справиться.

Конечно, Запад со своими секретами не расстанется даже за деньги... Значит, надо использовать свои средства. Надо заставить его работать на нас.

Через пять лет, придя в КГБ, он начинает претворять свой план в жизнь. Помимо прочего, он отвечал и личным планам Андропова. То, что военная промышленность становилась зависимой от его ведомства, давало ему возможность влиять на нее, а через нее и на всю экономику страны. Рука Андропова становилась действительно длинной.

Более того, когда столько людей занято кражей техники для военной промышленности, они становятся кровно заинтересованы в росте этой промышленности. Без этого они становятся лишними. Весь отдел ”Т” делается лишним. Известные на Западе цифры показывают, что стоимость украденного оборудования превышает весь бюджет КГБ. Кража окупает все. Что бы произошло, если бы вдруг гонка вооружений в Советском Союзе прекратилась и красть военные секреты стало бы ни к чему? Выходит, КГБ прямо заинтересовано в гонке вооружений. И еще один любопытный парадокс... Ведомство, столь ревностно работающее над тем, чтобы оснастить Советский Союз новейшей техникой, в то же время заинтересовано в его... отсталости. Ведь не будь этого, кто бы ^нУждался в услугах управления ”Т”, разве было бы таким сильным влияние КГБ в промышленности и армии?

Андропов готовился праздновать очередной успех, а в Калифорнии для Малюты-Метца уже были расставлены сети.

Он ни о чем не подозревал, когда в его офисе раздался телефонный звонок и представитель Министерства торговли поинтересовался тем, что экспортирует его фирма в Западную Германию.

– Мы – маленькая компания, – все еще ничего не подозревая, ответил Малюта. – Мы экспортом сами не занимаемся, а лишь выступаем в роли посредников.

– Есть ли у вас документация на то, что вы недавно отправили в Дюссельдорф?

– А зачем? – разыгрывая удивление, спросил Малюта. – Мы приняли заказ по телефону. Впрочем, если правительство усматривает в этом какое-то нарушение, мы немедленно отменим заказ.

Заместителя федерального прокурора в Лос-Анджелосе Теодора Ву такое объяснение не удовлетворило. На кого в действительности работает фирма Метца-Малюты, у него сомнений не было. Ему только надо было поймать его с поличными. Для увезенного ребенком из коммунистического Китая Ву это явилось бы своего рода оплатой долга стране, которая дала ему все, о чем он мечтал.

По указанию прокурора компания в Пало-Альто ответила согласием на заказ Малюты. В тот же вечер Центр принял радиограмму. Ее срочно расшифровали и тут же передали Андропову. Две ценнейшие системы, за которыми так долго охотились, на днях будут отправлены в Москву. Это сообщение явилось важным козырем в начатой им уже к тому времени борьбе за наследие Брежнева. Оно доказывало его умение добиваться успеха всегда и во всем. Он мог быть доволен. В далекой Калифорнии маленький” винтик”делал все, чтобы привести его к власти.

25 марта Тони Метц позвонил в компанию, изготовлявшую системы ”Хокс”:

– Мой завод в долине Сан-Фернандо пострадал от пожара, – сказал он. – Пожалуйста, доставьте системы на склад в Инглвуде.

Много лет прожив в Америке, Малюта убедился в наивной доверчивости американцев. Он был уверен, что никто не станет проверять, был ли пожар на его заводе, да и существует ли вообще завод. Так было до сих пор. В том, что и на сей раз его операция увенчается успехом, у Малюты не было никаких сомнений. Ведь раскрывая газеты, он каждый день встречал в них нападки на ФБР и ЦРУ. Опытному разведчику было ясно, что занятые и ослабленные самообороной обе организации не смогут столько, сколько нужно ₉уделить сил и средств на борьбу со своим главным врагом

– советской агентурой.

Системы ”Хокс” были отправлены туда, куда просил Метц, а затем через месяц их доставляют на лос-анжелосский аэродром для пересылки в Европу. Внешне безразличные таможенники проверили накладные. В них значились электроплитки общей стоимостью в 3445 долларов. Товар погрузили и самолет взял курс на Мюнхен. Довольный Малюта покинул аэродром.

В Мюнхене ’’плитки” ждали грузовики, доставившие их в Вену. Далее путь их лежал в Амстердам, а оттуда в Москву. В ’’почтовом ящике” у Белорусского вокзала с нетерпением потирали руки.

Вечером накануне отправки груза в Амстердам представитель принявшей его компании обнаружил, что, оказывается, в ящики забыли положить инструкции. Открыв один, он обомлел. Перед ним поблескивал желтый калифорнийский песок.

Малюта был арестован и получил пять лет. И хотя на последнем этапе операции с плитками КГБ потерпел поражение, тем не менее, то, что было украдено Малютой и другими, нанесло США огромный ущерб. Журнал ’’Синтез” писал, что ’’Советы купили все, что было им нужно. Последовательность, с которой они приобретали оборудование,позволяет заключить, что они намерены пустить среднего размера завод, изготовляющий высокого качества замкнутые электронные системы, являющиеся основой военной электроники”.

Все это было куплено, разумеется, в обход существующих в Америке законов, запрещающих поставку в Советский Союз и союзные с ним страны то, что может быть использовано в военных целях. А многое вообще было секретным.

Америка – не исключение. Офицеров управления ”Т” можно найти в советском посольстве любой промышленно развитой страны Запада.

Бывший майор КГБ Станислав Левченко в своей книге рассказал такую историю.

Некому полковнику Алтынову, служившему в Японии, поручили выкрасть бактерию, над которой в поисках новых средств против различных болезней экспериментировали японские ученые. Советскому Союзу же бактерия понадобилась для использования в будущей бактериологической войне.

После многих попыток бактерия наконец-то была украдена. Но это было только полдела. Теперь предстояло ее вывезти в СССР. Использовать для этого обычный самолет даже КГБ не решилось. Вдруг авария – тогда погибнут сотни тысяч, а быть может, и миллионы людей. Доложили Андропову,

– Эта бактерия нам нужна, – бесстрастно произнес он. – Пошлите грузовой самолет.

И вот Алтынов со смертоносной бактерией в автомобиле то и дело попадающем в пробки на узких токийских улицах. Каждый скрежет тормозов, каждый неожиданно выскакивающий из-за угла автомобиль приводит его в ужас. Столкновение, авария, и тогда... Он предпочитал об этом не думать, то холодея, то обливаясь потом от сознания того, что может произойти. Так продолжалось в течение двух часов, пока машина ползла к аэродрому.

– Я постарел на двадцать лет, – рассказывал он перешедшему на Запад Левченко. – Мы могли убить сотни тысяч... Сотни тысяч единым махом...

Доставка в Москву бактерии, убивающей сотнями тысяч без разбора, едва покинув пробирку, для Андропова была очередным успехом. Какие чувства он при этом испытывал, неизвестно. Но вот полковник Алтынов стал запойным пьяницей.

По последним данным управление ”Т” по количеству сотрудников занимает второе место в КГБ. Так что выкачивание западных секретов продолжается полным ходом. При ученике Андропова Горбачеве эта деятельность расширяется еще более.

Но даже то, что СССР в течение стольких лет питается украденными секретами _у не вывело его из состояния отсталости. Многое пропадает по обычной советской безалаберности, многое не может быть использовано из-за отсутствия нужных кадров. Даже по готовым моделям воспроизвести удается далеко не все. И все-таки задуманный и осуществленный Андроповым план, ставящий страны Запада на службу советской экономики, в первую очередь – военной экономики, провалом не закончился. Уже одно это позволяет Андропову занять важное место в советской истории шестидесятых-семидесятых годов. Можно забыть и не вспоминать о бесцветных месяцах его правления, но вклад его в развитие советской военной мощи будет давать знать о себе еще долгие годы.

ПОБЕГ ЛЕТЧИКА

Сообщение, поступившее на Лубянку вечером 6 сентября 1976 года, было ошеломляющим. Его тут же передали председателю комитета госбезопасности, а на следующее утро оно было доведено до сведения всех членов Политбюро. А еще через несколько дней то, что было известно только небольшому кругу людей в Москве, вышло на первые страницы крупнейших газет свободного мира.

Все началось в то осеннее утро, когда старший лейтенант Виктор Беленко вывел свой истребитель МИГ-25 на взлетную полосу. В этот день ему предстояло совершить очередной учебный полет на новейшей из советских боевых машин, представлявшей одну из важнейших загадок для западных разведок, которую они безуспешно пытались разгадать в течение многих месяцев.

В 12.50 машина №0-68 поднялась в воздух с военного аэродрома возле Чугуевки, находящейся примерно в двухстах километрах к северо-востоку от Владивостока. На наблюдательном пункте на острове Хоккайдо было известно, что в этот день советские летчики проводят учебные полеты, и поначалу не придали большого значения тому, что один из самолетов взял курс к японской границе. Мог ведь и заблудиться...

В Москве было около 9 часов вечера. В штаб-квартире КГБ уже было известно, что сверхсекретный советский самолет только что пересек границу и находится в японском воздушном пространстве. Произошло это случайно или намеренно?

Переговоры между Москвой и Хабаровском не прерываются ни на минуту. Сколько у него горючего, хватит ли для того, чтобы вернуться? – запрашивает Центр.

Горючего почти не оставалось, и он не сумел снизить скорость. Коснувшись земли, машина взревела и задрожала, словно грозя рассыпаться на куски.

Стремительно приближалась бетонная антенна, стоящая у края поля. Лишь когда до нее оставалось каких-нибудь двести метров, ему удалось остановить самолет. Он выпрыгнул на крыло и огляделся. Никаких повреждений. Только одно колесо лопнуло. Цель достигнута и он, вопреки всему, сумел доставить секретную машину на Запад и тем нанести проклятому режиму ощутимый удар. Он еще не знал, что так и не нашел Читозе и приземлился на обычном пассажирском аэродроме в Хаккодате. Горючего в баках оставалось всего на 30 секунд полета.

Первый вопрос, который ему задали прибывшие к самолету японцы был: Не сбился ли он с курса?

– Нет, – твердо ответил он. – Я сделал это специально. Поставьте охрану и сообщите немедленно американским властям, что я прошу политического убежища в США.

Машина, которую советский режим считал одним из самых ценных своих секретов, на охрану которого Ведомство не жалело сил – ускользнула на Запад. И благодаря кому? Тому, кто принадлежал к кругу самых доверенных, в ком режим видел свою опору. Сын рабочего, воевавшего во Второй мировой войне, воспитанник военного училища – он был тем, кого советская власть превозносила как образец нового, выращенного ею человека. Если ему нельзя доверять – кому можно?

По Москве пошел новый анекдот: Говорят, что отныне к полетам будут допускать только членов Политбюро.

* ... Черненко оглядел зал заседаний. На красной суконной скатерти, покрывавшей длинный стол, белели блокноты, а рядом лежали остро-отточенные карандаши, на темно-бордовой поверхности которых золотом был вытеснен государственный герб. Поблескивал хрусталь бокалов с выгравированной на них оленьей головой. Стояли наготове бутылки с боржоми и нарзаном. Кажется, все на месте.

В зале еще было пусто и, достав коробку с пилюлями, он заглотил одну. Эта проклятая болезнь легких, названия которой с похмелья и не выговоришь, давала знать себя все сильнее. Надо было все время быть начеку, не подавать виду, сдерживать душащий кашель и уж,если совсем становилось невмоготу, торопливо, будто вдруг возникло какое-то срочное дело, выскакивать из комнаты и скрываться где-нибудь в укромном уголке. Он запомнил, как все обратили внимание на дрожащие руки Андропова, достававшего бумаги из своей папки. В Политбюро получше всяких врачей наблюдали за здоровьем друг друга.

Зал стал заполняться, и Черненко отошел в сторону. Обычно Политбюро заседало на Старой Площади, но в этот раз заседание было внеочередным и потому решено было собраться в Кремле.

Войдя, Андропов, который всегда точно рассчитывал время своего появления, чтобы быть не раньше других, но и в то же время не опоздать к выходу главных фигур, с удовлетворением отметил, что и на сей раз он не ошибся. В сборе были почти все. Вот-вот должен был появиться Косыгин, а за ним Брежнев. Пользуясь оставшимся временем, председатель КГБ обошел всех, пожимая руки и здороваясь. Миновать Черненко, хотя тот и не являлся членом Политбюро, было невозможно. Да к тому же это могло бы разрушить его игру. Он чутьем улавливая, куда клонит Брежнев, с тех пор как тот сделал Черненко секретарем ЦК, был убежден в правильности своих предположений. Однако пока еще главным противником его не считал. Он даже готов был сделать вид, что ничего не замечает, и если того потребуют обстоятельства, пойти на союз с этим скрывающим свой кашель и свою болезнь, о которых он уже все знал, приятелем Брежнева. Воспоминание о болезни Черненко напоминало о своем собственном здоровье, и прежде чем протянуть руку Устинычу, он попытался, насколько это ему удалось, унять дрожь. Черненко тут же подобострастно подхватил снисходительно протянутую ему руку председателя КГБ. Сухие узкие пальцы Андропова утонули в его потной пухлой ладони. Быстро отдернув руку, он поспешил от что-то говорившего Черненко.

„Черт знает что”, – мог брезгливо подумать Юрий Владимирович, пряча руку в карман и пытаясь лежащим там платком оттереть оставленный Черненко пот. От взора Устиныча это не укрылось.

Точно соблюдая протокол, в зал вошел Косыгин, а через мгновение после него – Брежнев, по обеим сторонам от которого заняли места две средних лет стенографистки. И хотя уже давно была установлена звукозаписывающая аппаратура, от стенографисток не отказывались. Это была традиция, уходящая к ленинским временам, сохраняя которую нынешнее руководство лишний раз подчеркивало то, что провозглашало повсюду и что придавало ему законность в его собственных глазах: что оно является прямым наследником Ленина. Запись стенографисток считалась официальной, даже если в ней были явные ошибки. Как перед Поскребышевым при Сталине, так и перед Черненко при Брежневе, это открывало широкие возможности.

Леонид Ильич явно был не в духе. Он даже и не пытался скрыть своего недовольства Андроповым и Гречко, которому никак не мог простить то, что во время войны находился под его командой. Теперь маршал, оправдываясь перед своим бывшим подчиненным, сваливал всю вину за побег на проморгавшую агентуру КГБ.

– Если мы их пустили в армию, то пусть и отвечают. Иначе зачем °ни нам? Можем и сами справиться, – язвительно заметил Гречко, чьи слова отражали давнюю неприязнь армии к тайной полиции.

Андропов оправдываться не пытался. Это было бесполезно. Однако

то, что сказал Гречко, запомнил. Пройдет немного времени,и маршала не станет, а жена его во время похорон во всеуслышание заявит, что его отравили. Даже если это и неправда, одно то, что такая мысль могла прийти в голову жене высокопоставленного советского чиновника, лучше всего говорит о характере взаимоотношений на кремлевских вершинах. Но если неожиданная смерть министра обороны пока остается загадкой, совсем не загадка то, что было решено на том сентябрьском заседании Политбюро после побега Беленко .*

По заданию Андропова придумывается такая версия: летчик-де сбился с курса, и вот теперь японцы держат его вопреки его воле, пичкают его наркотиками, и он сам не знает, что говорит. В этой версии следует обратить внимание на одно чрезвычайно важное обстоятельство. Андропов предполагает в действиях противника то, что сделал бы сам. Он-то уж наверняка напичкал бы попавшего в его руки какими угодно наркотиками. Так главный хранитель кремлевских тайн выдает один из своих самых ревностно охраняемых секретов.

В тот момент ему, видимо, изменила его вечная расчетливость и осторожность. Он готов был на все, лишь бы заполучить беглеца обратно. По его заданию агент КГБ под видом сотрудника посольства отправляется на встречу с Беленко.

Беотенко этой встречи не хотел, но японцам надо было показать могучему северному соседу, что они делают все для того, чтобы убедить летчика вернуться.

Едва войдя в зал, представитель советского посольства обрушил на летчика поток слов. Он говорил о том, что в Советском Союзе понимают, что Беленко оказался здесь против своей воли, что ему надо скорее возвращаться и что ему ничего не грозит.

– Никто не заставлял меня произносить никаких речей и никто не давал мне никаких наркотиков, – прервал гебиста летчик. – Я принял решение самостоятельно. – Он сделал короткую паузу и решительно закончил: – Я попросил политического убежища в США и возвращаться не собираюсь.

Он встал и направился к выходу, а вслед ему несся визг потерявшего над собой контроль кагебиста: ’’Предатель! Ты от нас не уйдешь!”

В то же самое время Станислав Левченко, чье официальное положение токийского корреспондента „Нового времени” служило лишь прикрытием его разведывательной деятельности, получил срочное задание из центра. Надо было немедленно выяснить, что успел рассказать Беленко и что японцы намерены сделать с самолетом. Особенно Москва была обеспокоена судьбой сверхсекретной электронной системы, позволявшей отличить свой самолет от чужого.

Позднее Левченко напишет, что ”в КГБ ни одна важнейшая операция не проводится без ведома Андропова”. Задание, которое он получил, в этот раз не являлось исключением. От него требовали идти на все, не считаться ни с чем, но выполнить порученное. В этом тоже проявлялся характер Андропова. Вынужденный действовать быстро, он отбрасывает всякую щепетильность, он не выбирает средств, он идет напролом. Времени на разыгрывание многоходовых операций нет. В ход пускается примитивная ложь, угрозы, запугивания, шантаж – весь привычный арсенал КГБ.

Через день в распоряжение Левченко было предоставлено письмо жены сбежавшего пилота. У него не было никаких сомнений в том, что к написанию его она не имела ни малейшего отношения и что состряпано оно на Лубянке. Левченко поручалось как можно скорее распространить его в печати и тем самым повлиять на Беленко.

На летчика это не повлияло. Андропов доложил о неудаче на очередном заседании Политбюро. Малоутешительны были и другие вести. МИГ-25 собираются передать американцам. Председатель КГБ получает приказ от Политбюро помешать этому любыми средствами.

В движение приводится вся сеть так называемых ’’агентов влияния” в Японии, то есть тех, кто по своему положению способен склонить японское правительство к принятию нужных и выгодных Советскому Союзу решений. Среди них особым весом пользовался X. Ишида, бывший министр труда, несколько лет назад завербованный советской разведкой. Он развивает бурную деятельность.

Андропов не останавливается и перед тем, чтобы написать личное письмо одному из советских агентов с просьбой о помощи. Изумленный Левченко доставил письмо на бланке председателя КГБ с его личной подписью не менее изумленному японцу.

– Это самый компрометирующий документ, какой только можно придумать, – кричал пришедший в паническое состояние агент. – Уберите его немедленно. Не надо мне такой чести. Это прямой путь к пожизненному заключению. Это надо уничтожить.

Ни письмо Андропова, ни агенты влияния, ни угрозы не помогают. МИГ-25, таинственный, тщательно охраняемый от посторонних глаз МИГ, передают американцам.

Беленко мог праздновать победу, но в безопасности он себя не чувствовал. Тогда он, правда, еще не знал о восьмом отделе Главного управления „С”, которому поручают исполнение „мокрых дел”. Сотрудники этого отдела в тридцатые годы похитили в Париже белых генералов Кутепова и Миллера, убили Игнатия Рейсса, Вальтера Кривицкого и многих других перебежчиков. По заданию этого отдела был убит в Мехико Троцкий.

Рассказывают, что однажды, сидя за столом, Андропов протянул своему гостю рюмку с коньяком. Тот стал отнекиваться.

– Это вы напрасно. У КГБ ведь длинная рука, – пошутил хозяин. Он, конечно, мог себе позволить пошутить за рюмкой коньяка. Когда речь шла о серьезных делах, он не шутил.

Первая же телеграмма, отправленная Госдепартаментом своему посольству в Токио, требовала принять все необходимые меры для обеспечения безопасности летчика. Американцы были уверены в том, что рука Андропова попробует дотянуться до него. И хоть дрожь все усиливалась и скрывать это уже было невозможно, силы в ней на короткую подпись было более чем достаточно. Возможно, что сам он и никого в своей жизни не убил, но росчерк его пера обрек на смерть многих.

Похитившие Эйхмана израильтяне с удивлением рассматривали жалкого, испуганного, послушно выполняющего их приказы человечка, чья внешность так не вязалась с масштабами совершенных им преступлений. Перед ними был не злодей из фильма ужасов, а обыкновенный чиновник, для которого отправка в газовые камеры и лагеря смерти была таким же обычным, отражающимся в бесчисленных исходящих и нисходящих циркулярах делом, как,скажем, производство пуговиц или подтяжек. Обыкновенный убийца двадцатого века.

Как бы значителен ни был сам по себе побег Беленко, он лишь звено в цепи многих провалов КГБ. Изгнание ста с лишним советских агентов из Англии в начале 70-х годов, такое же изгнание из Франции в 1982 году

– это наиболее известные, получившие большую огласку события.

Дом № 5, приютившийся на склоне каменистого холма на улице Андовер Роуд в небольшом городке Хартсдейл под Нью-Йорком, с верхней частью, выкрашенной в белый цвет, а нижней кирпичной, мало чем отличался от других домов на улице у оврага, на дне которого проходит электричка. Деревья на ней стоят так густо, что дома, особенно летом, не видны с дороги. И сейчас эта улица не очень оживлена, а тогда, в 1968 году, когда здесь жил Рудольф Герман, была еще пустынней.

Соседям, которые встречали Руди, он казался одним из тех преуспевающих представителей так называемого среднего класса, которые в последние годы стали покидать Нью-Йорк и перемещаться в окрестности. Графство Вестчестер с его лесами и оврагами был наиболее привлекательным для них местом.