Текст книги "Летчики-испытатели. Сергей Анохин со товарищи"

Автор книги: Г. Амирьянц

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 42 страниц)

Сорвало! Сильная струя ветра ворвалась в кабину. Проносится мысль о выводе планера из пике, ручка слегка дана на себя, раздается сильный треск, заглушивший вой планера, за ним рывок, и я комком падаю вниз один, без машины. Быстро ищу пряжку поясного ремня, но ее нет на своем месте – поясной ремень, зацепившись за кабур пистолета, развевается по ветру. Он мне не мешает, так пусть болтается.

Сейчас же беру кольцо парашюта и мысленно отсчитываю время, чтобы уйти подальше от падающего планера. Теперь пора. Дергаю кольцо, а сам весь в ожидании. За спиной чувствую приятное шуршание, затем знакомый рывок, и я повис на лямках парашюта.

Высоко, справа от купола, падают обломки планера: два крыла в отдельности описывают причудливые спирали, много ниже их штопорит кабина, а вокруг серебряная пыль из мелких щепок. Кабина, обогнав меня, ударилась о пашню северной долины. Я приземлился несколько позже, почти одновременно со мной упали изуродованные крылья РФ-1.

Оказалось, что на большой скорости у планера скрутились крылья и вследствие возникшего от разрушения большого торможения меня силой инерции выкинуло из кабины, порвав поясные ремни в четырех местах. Так было закончено испытание планера "Рот-фронт"-1 на вибрацию в воздухе».

Принимая ответственное решение о проведении рискованного эксперимента на планере "Рот-фронт", начальник слета Л. Г. Минов исходил, возможно, из того, что конструкция планера была такова, что даже при его разрушении летчик мог остаться невредимым. Крылья планера-верхнеплана находились позади кабины летчика и выше его головы. Кроме того, возможно, Минов – известный парашютист, больше знал о мастерстве парашютиста Анохина, нежели о коварстве взаимодействия воздушного потока с хрупкой конструкцией планера.

Сохранились неопубликованные воспоминания об этом испытании, написанные одним из авторитетных инженеров ЛИИ П. С. Лимаром, по всей вероятности, со слов самого Анохина. В них приведены личные ощущения Сергея Николаевича, которые вряд ли мог придумать "самостоятельно" такой серьезный человек как Лимар, хотя "обычных" неточностей в рассказе об испытаниях на флаттер и роли в них В. П. Ветчинкина он не избежал. Об "испытании

Анохина на флаттер" Лимар писал: «... Он, как и требовало полетное задание, периодически давал резкие отклонения элеронов и наблюдал за поведением планера и показаниями приборов... Скорость пикирования превышала посадочную в пять с половиной раз и дошла до заданного значения "критической скорости" по расчетам В. П. Ветчинкина.

В этот момент воздушным потоком сорвало приборную доску вместе с верхними боковыми стенками кабины, которые крепились на штырях к фюзеляжу, и они пролетели над головой летчика...

"Нужно скорее выводить планер из пикирования", – решил летчик, и вдруг... последовал резкий толчок, как будто бы машина взорвалась...

Это испытание Анохина – что называется, смертельный номер -стало известно за границей, в частности, в США. Оттуда в адрес слета пришла телеграмма: "За любую цену покупаем кинопленку,

фиксирующую этот неслыханный эксперимент". Однако, ничего, кроме широко известной ныне фотографии Анохина у обломков планера "Рот-фронт" после "испытания на флаттер" и разноречивых свидетельств очевидцев этого испытания, не сохранилось...».

Среди выполненных Анохиным летных испытаний, пожалуй, наиболее широко известно именно испытание планера "Рот-фронт". Причем тогда, когда Анохин его выполнил, очевидный, казалось бы, героизм летчика, сознательно поднявшегося в небо на планере, чтобы разрушить его, по достоинству не был оценен ни техкомом слета, по заданию которого проводилось испытание, ни руководителями планеризма в стране, ни печатью.

В последующем об этом испытании много писалось и говорилось, но почти всегда – ошибочно. Даже очень осведомленные люди писали и говорили, что планер "Рот-фронт" достиг критической скорости флаттера и будто бы именно из-за этого развалился: перегрузка была столь велика, что летчика выбросило из кабины с такой силой, что привязные ремни были разорваны...

Свидетель тех событий в воздухе, будущая жена летчика Маргарита Карловна Раценская рассказывала мне об этом испытании, абсолютно соглашаясь с тем, что никакого флаттера на этом планере не было: "Я была на старте во время этого полета. Никто ничего не знал и не говорил о флаттере. Планер развалился из-за большой перегрузки при пикировании. Мы отчетливо видели, что крылья хорошо освещенного солнцем планера красного цвета с желтовато-кремовой отделкой совершенно не тряслись. Крылья разрушились при выводе из пикирования, причем довольно плавного вывода. Сломались без вибрации, при достижении разрушающей перегрузки..." (Между

прочим, на планере "Рот-Фронт" Анохин установил перед войной свой последний спортивный рекорд – дальности полета).

Весьма взвешенная оценка знаменитому испытанию дана в книге "Самолетостроение в СССР". В ней в одном месте оно названо началом летных исследований флаттера в нашей стране, а в другой определено более точно, как летное испытание на прочность. Отмечено, что смелый и рискованный полет Анохина был доведен "...до предельных нагрузок или флаттера и разрушения планера".

Говоря о практически самом первом испытании летательного аппарата Анохиным, хочу подчеркнуть два важных обстоятельства. Во-первых, это испытание стало хрестоматийным для истории нашей авиации. О нем говорят и пишут, пожалуй, больше, чем о каком-либо другом. Именно с ним связывают имя Анохина в первую очередь. Во-вторых, убежден, что флаттера на "Рот-Фронте" не было, а произошло статическое разрушение крыла из-за приближения дивергенции. Это нисколько не принижает его значения как поистине исторического события. Есть, правда, мнение, например, летчика-испытателя А. А. Щербакова, что само по себе испытание было рядовым, а головотяпство тех, кто на него послал летчика, – действительно, выдающимся. С этой понятной точкой зрения не согласен, в первую очередь, сам Анохин...

Обилие версий лишь подчеркивает сложность проблем, которые летчику необходимо решать не в тиши кабинетов и лабораторий, а в небе. Кроме того, оно подсказывает, что к любому суждению, даже из самых первых уст, к любому свидетельству, даже самому "надежному" или "авторитетному", следует относиться осторожно, критически...

ОДНА НА ВСЮ ЖИЗНЬ

Может быть, главной встречей в жизни Сергея Николаевича Анохина, случившейся вначале в бытность его в московской планерной школе и продолжившейся в Коктебеле, стала встреча с Маргаритой Карловной Раценской. Сама выдающаяся впоследствии планеристка, она не менее знаменита среди летчиков-испытателей своей поистине самоотверженной борьбой за летное долголетие, да и просто жизнь своего мужа.

Рано осиротев, она вошла в семью Анохиных родным человеком -любящим и любимым. Отец ее, Карл Юлианович Раценский, пропал без вести еще в первую мировую войну – на русско-германском фронте, когда мать, Александра Яковлевна Фатьянова, была ею на сносях. Вскоре, в 1919 г., умерла и мать. Так что детство было тяжелым. Но именно оно научило и труду, и пониманию жизни. Теплое воспоминание Маргарита Карловна сохранила навсегда о семье своей тети, младшей сестры матери, Марии Яковлевны, в которой воспитывалась. "Тете" Маше было всего 18 лет, когда осиротела ее племянница. Так же уважительно Маргарита Карловна вспоминает ее мужа, Владимира Павловича Хабарина, высокопоставленного, "с тремя ромбами" военного человека, строгого и внимательного одновременно. Именно он был первым человеком, разрешившим Маргарите заниматься всем тем, чем она пожелала – и, в частности, полетами на

планерах.

К планеризму Маргарита пришла случайно. Работала штамповщицей, занималась параллельно на вечернем отделении рабфака при МГУ и собиралась весной 1931 г. поступать в медицинский институт, но увидела объявление о приеме в Осоавиахим – это и предопределило ее дальнейшую жизнь. Раценская окончила областную планерную школу при станции Планерная и осталась там работать инструктором, кстати сказать, вместе с Валентином Федоровичем Хаповым, будущим товарищем Анохина по испытательной работе в ЛИИ. С Хаповым же, кончавшим ту же областную школу несколько раньше Раценской, в свое время они были на приеме в Осоавиахиме, у начальника планерного отдела Л. Г. Минова, где вместе с другими руководителями планеризма обсуждали пути его развития в Москве и стране. Сергей Анохин закончил ту же планерную школу, но на год раньше нее. Совсем еще девчонка, она при поступлении в школу добавила себе годков, и Анохин, уже работавший в школе инструктором, командиром звена, до поры особого внимания на юное создание не обращал. Тем более, что его вскоре направили в Крым, в Коктебель, инструктором. Впрочем, еще будучи в Москве, он интересовался, как бы между прочим, откуда у симпатичной юной планеристки Раценской голубенький значок авиакомпании "Дерулюфт"...

Вскоре, на другой уже год, и Раценскую направили в Крым для совершенствования в парящих полетах. Несколько раньше нее в переполненной группе инструктора Анохина оказалась ее подруга Е. И. Зеленкова, потому он отказался принять к себе еще одну девушку -Раценскую, и ее определили к самому командиру отряда Никодиму Яковлевичу Симонову. Это был 1932 г.

Анохин вместе с Н. Я. Симоновым, став опытными инструкторами, написали "Курс учебно-летной подготовки ВЛПШ", который был издан в Феодосии в 1934 г. В этом курсе был обобщен большой опыт, накопленный в школе.

К этому времени Анохин стал уже одним из лучших пилотов, которому были по плечу самые сложные, необычные задания. К примеру, вместе с Никодимом Симоновым, пилотировавшим пятиместный планер Г. Ф. Грошева Г № 4, и Игорем Шелестом – на планере В. К. Грибовского Г-9 Анохин, также пилотировавший Г-9, составил трехпланерный воздушный поезд. Вслед за буксировщиком Р-5, пилотируемым летчиком Федосеевым, в мае 1934 г., невиданный поезд прибыл из Москвы в Коктебель, на слет, пробыв в воздухе 15 ч 20 мин.

В заявлении для газеты "Дейли Телеграф" офицер воздушного флота Чемьер сообщил, что в английских авиационных кругах весьма заинтересованы этим экспериментом. Он подчеркнул, что для его успешного осуществления потребовалась необыкновенная квалификация пилотов на планере и самолете. По утверждению И. И. Шелеста, инициатором и организатором эксперимента с "воздушным поездом" был Никодим Симонов...

Подобный же перелет, с одной посадкой в Полтаве, в составе двухпланерного поезда на следующий год совершила на Г-9 и Раценская. Характерная деталь: именно Владислав Константинович Грибовский оказался тем первым человеком, кто, еще будучи начальником школы пилотов, помог поступить в планерную группу школы юной Раценской.

Ощущение от полетов на планерах было непередаваемым, но Маргарита уже мечтала полетать на самолетах. Накопив денег, она купила билет на пассажирский самолет авиакомпании "Дерулюфт" до Великих Лук. А потом с гордостью носила тот самый значок, который выдавался пассажирам. Маргарита твердо решила поступить в летную школу, чтобы освоить пилотирование самолета, но этому помешал ее перевод в Коктебель. Здесь она стала первой и единственной женщиной среди тамошних инструкторов. Весной 1932 г. 19-летний инструктор Раценская начала занятия со своей первой группой курсантов, в которой вырос как пилот один из лучших ее воспитанников Николай Остряков, будущий Герой Советского Союза, герой неба Испании, генерал, командовавший в Великую Отечественную войну авиацией Черноморского флота.

Однажды Анохин встретил Маргариту, казалось, не очень приветливо, показывая на значок "Дерулюфта": "Зачем Вам это украшение – пассажирское?" Не дав возмутиться гордой девушке, он пояснил: "Вы можете завоевать и не такой значок своим умением и своим мастерством. Вот, немецкая планеристка Ханна Рейч установила рекорд продолжительности полета – около 12 ч. Вы можете отобрать его – попробуйте!" Анохина поддержал летчик-испытатель НИИ ВВС, энтузиаст планеризма В. А. Степанченок, и Маргарита загорелась: параллельно с инструкторской работой она стала готовиться к рекордному полету.

Успехи Раценской были столь очевидными, особенно на фоне довольно частых и серьезных аварий подруг, что и начальник школы В. Шабышев решил забрать ее после окончания учебы к себе в Коктебель – для побития рекордов Ханны Рейч. Жизненные пути Раценской и Рейч пересекутся много лет спустя, и о достойной немецкой сопернице стоило бы сказать особо. Тем более, что она малоизвестна в нашей стране, а И. И. Шелест без особых на то оснований, письменно определил ее как... "фанатичку", личного пилота Гитлера...

Кстати, иногда Раценскую, Маргариту, да еще Карловну, как она говорила, принимали за немку. Но ничего немецкого в ее крови не было. Она была русской. Многие годы спустя, уже после войны, будучи активным деятелем Международной авиационной федерации ФАИ, членом Международного планерного комитета, Маргарита Раценская встретилась с Ханной Рейч (как, впрочем, и с другими знаменитыми летчиками, в частности, с Жаклин Кокран...). Встреча была случайной. Ханна Рейч, узнав что в Париже на заседании комиссии ФАИ находится русская летчица, побившая ее мировой рекорд, пожелала с ней увидеться. Известно, что к испытаниям снаряда V-1 Рейч привлекли, учитывая, не в последнюю очередь, ее изящную комплекцию: рост около 150 см и вес – 40 кг. Но к моменту встречи в Париже это была уже дородная, крупная, хотя и невысокая женщина. Беседа была вполне радушной, но особого впечатления на Раценскую она не произвела.

Встреча с Жаклин Кокран состоялась в Москве, на очередном конгрессе международной авиационной федерации. По своей популярности в США, да и в мире, Жаклин Кокран могла поспорить и с легендарной Эмилией Эрхард. Кокран была первой в мире женщиной, преодолевшей скорость звука в 1953 г. на самолете Норт Америкен F-86 "Сейбр", а в 1959 г. она впервые достигла двойной скорости звука на самолете "Локхид F-104". В 30-е гг. Жаклин Кокран выполняла исследования проблем авиационной медицины в высотных полетах. Кроме того, она проводила испытания новых авиационных двигателей. Множество ее мировых рекордов не побито до сих пор...

Обе знаменитости, в числе немногих летчиков, стали в начале 1970-х гг. почетными членами Общества летчиков-испытателей. Кокран, как и Рейч, также принимала участие во второй мировой войне в качестве пилота, но наиболее яркие события ее жизни летчика были связаны со сверхзвуковыми полетами. В общей сложности она установила 69 впечатляющих рекордов, больше, чем кто-либо. Обе мировые знаменитости ушли из жизни почти в одно время.

Встреча Раценской с Кокран была интересна еще и тем, помимо прочего, что вместе с Кокран на конгресс прилетел выдающийся американский летчик-испытатель Чарлз Егер, впервые в истории преодолевший звуковой барьер. Но об этом – несколько позже...

Узнав о приглашении Маргариты на работу в Крым, дядя Володя -муж тети, стал мягко возражать: "Зачем тебе уезжать из Москвы, ведь ты уже сейчас, здесь, на своих крыльях?.." Для девушки дядя -сподвижник маршала Б. М. Шапошникова и других крупных военачальников страны – был непререкаемым авторитетом, но в Коктебель звал не только начальник школы Шабышев...

После окончания областной планерной школы по предложению Шелеста Раценскую перевели работать инструктором в городскую планерную школу, которая располагалась недалеко от Тушина, на подмосковной станции Трикотажная, где был создан новый планеродром. Там проходили полеты, и там же в перерывах между полетами молодежь веселилась.

"Заводилой дружной компании был Игорь Шелест, – рассказывала Маргарита Карловна. – Он любил петь романсы, ухаживал за Дусей Зеленковой, но в итоге остановил свой выбор на своей будущей жене Лидочке". Когда Игорь Шелест уехал работать в Коктебель, он оставил вместо себя командиром звена Маргариту Раценскую. Зимой, по возвращении из Коктебеля, Шелест предложил Раценской перебраться на работу в Коктебель. Потребовалось разрешение высокого начальства, в частности, Л. Г. Минова. Вот так с марта 1934 г. она оказалась рядом с Сергеем Анохиным. Он был командиром отряда, а она – инструктором в звене Шелеста. У нее была своя группа планеристов, которых она обучала парящим полетам. Она много летала сама, и Анохин нередко подходил к ней, помогая советом. Молодежь веселилась, часто ездила в Феодосию: там у "мальчишек" были подружки. Анохин же, обремененный немалым "подсобным" хозяйством, обычно оставался. С ним и еще одним инструктором, любителем природы, Маргарита иногда ездила на лошадях в горы, в Старый Крым. Ребята-планеристы более чем охотно ухаживали за симпатичной девушкой и уговаривали ее предпочесть поездкам в горы с начальством танцы в бывшей синагоге в Феодосии. Шумные и яркие веселья были связаны также с расположенной рядом дачей поэта и художника Максимилиана Волошина.

Впрочем, у школы в Коктебеле было две собственных дачи рядом с дачей Волошина. Одна из них была в свое время дачей папиросного фабриканта из Феодосии, а вторая – дачей другой местной знаменитости – Юнга. В этих дачах располагались курсанты планерной школы, которых привозили сюда на море, на отдых. Бывали и на даче Волошина, где собирались писатели, музыканты, художники. Это был культурный центр округи. Однако Шабышев, денно и нощно пекшийся о нравственности своих "девок", запрещал им посещать компанию Волошина. Волошин ходил в белой тоге с длинным посохом, и когда ветер распахивал полы тоги, открывалась картина, которую моралист Шабышев никак не мог принять. Но на концерты в этом доме ходили без ограничений: и инструкторы, и курсанты... Волошин, которому наравне с Арцеуловым отдают пальму первооткрывателей уникальной, по меркам планеристов, горы Узун-Сырт, планеризмом особенно не интересовался и на Гору не ходил...

И все же постепенно влияние Анохина на Раценскую, в чем-то и независимо от него, лишь усиливалось. Он не только летал на планерах, но, окончив в 1935 г. высшую парашютную школу, часто прыгал с парашютом. Анохин успешно освоил тогда почти трюковой номер -парашютный прыжок "методом срыва" с планера харьковского конструктора П. Г. Бенинга "П. П. Постышев". Планер был построен по бесхвостой схеме, с килями на концах крыльев. Анохин располагался в задней кабине, спиной к полету и прыгал на сверхмалой высоте.

Годы спустя Раценская несколько по-иному вспоминала свое первое яркое впечатление, возможно, от того же (или иного) увиденного ею лично прыжка: Анохин вставал во весь рост на крыле двухместного планера-бесхвостки, буксируемого самолетом, и выдергивал вытяжное кольцо парашюта. Наполнявшийся потоком купол парашюта срывал смельчака с крыла, и он благополучно приземлялся на парашюте. Между прочим, подобный принцип стал основой изобретенного более шести десятилетий спустя в ОКБ Г. И. Северина устройства для аварийного покидания пилотов спортивных самолетов.

Ведущий инженер ЛИИ по летным испытаниям П. С. Лимар, оставивший после себя уже упоминавшуюся рукопись интересных воспоминаний, рассказывал о том же несколько по-иному: "...В один из дней, чтоб овладеть техникой парашютного прыжка методом срыва, Анохин сделал такой прыжок с двухместного планера ХАИ. Этот прыжок заключался в том, что летчик открывал парашют, не отделяясь от планера. Парашют, раскрывшись и наполнившись воздухом, срывал летчика с сиденья..." Это описание не очень вяжется с известными сведениями из других источников. В частности, сам Сергей Николаевич писал: "В 1934 г. в Коктебеле появилась конструкция бесхвоста под названием "ЦАГИ-2". Ее создатели, перечисляя достоинства своего детища, особенно напирали на великолепную приспособленность машины для парашютных прыжков. В самом деле, при прыжке с бесхвостого аппарата нет опасности удара об оперение. Больше того, в аварийной обстановке возможен прыжок методом "срыва". Утверждение требовало эксперимента, и ранним утром – все самое интересное в авиации происходит ранним утром – мне предложили слетать на "ЦАГИ-2" и прыгнуть именно методом "срыва". Я с удовольствием согласился, одел парашюты и устроился на заднем сидении планера.

Набрали высоту. Вышли в намеченную точку. Я выдернул кольцо. За спиной зашуршал шелк парашюта. Купол быстро наполнился, и резким рывком меня сорвало с планера. Он уходил вперед, к морю, а я спускался на землю. Эксперимент окончился отлично, и все очень этому радовались...».

По всей видимости, именно в связи с этими прыжками на Х слете планеристов появился дружеский шарж на Анохина с шутливыми стихами:

Спокойный, уверенный, четкий

и скорый,

Не унывающий

и только по имени знающий страх,

Товарищ Анохин -

тот самый, который

С планера слетел

с парашютом в руках.

Планер – "красный треугольник" Б. И. Черановского – БИЧ, с которого, по словам Маргариты Карловны, также прыгал Анохин, запомнился ей особенно. Это был планер-красавец, которым все любовались. Он стоял в свое время, когда Раценская только начинала свой романтический путь в планеризме и авиации, на планерной станции Первомайской, в ангаре. Однажды зимой инструкторы решили полетать на нем с Лысой Горы – в полнолуние летали и ночью. Это была сказка: красное чудо техники, яркая луна, снег, блестевший как бриллианты, пар изо рта молодых здоровых людей, увлеченных авиацией на всю жизнь. Инструкторы Миша Романов и Артем Молчанов (у него Раценская начинала летать) взлетали с горы с помощью амортизатора. А те, кто только учился летать, нашли, к ужасу Черановского, не менее интересное для них применение планеру. Они с хохотом и визгом скатывались на нем с горы, как на санях.

Именно в те дни тетя Маруся и дядя Володя нередко бывали озабочены тем, что порою Маргоша не приезжала домой ночевать. Не успокаивали их рассказы о планерной станции, об увлеченных ребятах, которым порою из-за недостатка "спальных" мест приходилось ночевать на одежных шкафах. Они задавались вопросом: "Что это у нас в семье выросло такое?" Когда на планерной станции они увидели, как Маргошу "выстреливают из рогатки", тетя Маруся закрыла глаза от страха и что-то заверещала, а дядя Володя, тоже потрясенный взлетом планера с амортизатора, его полетом и всей атмосферой Горы, стал страшно гордиться своей воспитанницей. Хотя вряд ли сознавал тогда, что здесь рождалась большая авиация страны.

Судьба обошлась с приемными родителями Маргариты жестоко. "Дядя Володя, – рассказывала она, – долгое время, пока шли процессы над Тухачевским, Гамарником, сидел в подвалах Лубянки. Тухачевский хорошо его знал, ценил, бывал у него дома. И от дяди под угрозой (с имитацией расстрела) требовали признания Тухачевского и других обвиняемых врагами народа". В это время Анохины были в Турции...

Тетя Маруся прожила с мужем почти 50 лет. У них было в свое время семь комнат в двухэтажном особняке. Потом их отобрали под общежитие завода. Сергей Николаевич ходил в райисполком и просил помочь тетушке со сносным жильем. Дядя Володя тогда был уже похоронен на Быковском кладбище, а тетушка отказалась ехать с молодыми в Коктебель, где они работали в ту пору. Году в пятидесятом тетя Маруся, будучи уже немолодой, сама пришла в райисполком с единственной просьбой: "Дайте пусть маленькую, метров в двенадцать, но отдельную квартиру!" Ей ответили: «Ты что, бабка! Тебе уже "три на два" пора. А у нас и молодежь не имеет отдельной квартиры!» Она пришла домой, написала письмо, в котором вспомнила всех, включая Тухачевского. Это письмо оставили у следователя – настолько оно было резким, безбоязненным по отношению к власть предержащие. Сначала она попыталась повеситься на отдушине голландской печки. Но крышка открылась, стукнула тетю Марусю по голове, она оказалась в больнице. Через полтора дня соседи забрали ее домой (Анохины в это время были в Коктебеле, куда она вновь отказалась ехать). Тетушка Маруся, вернувшись домой, поставила варить картошку и повесилась на крючке картины. "Когда картошка сварилась, – рассказывала Маргарита Карловна, – Марии Яковлевне в открытую дверь ее комнаты прокричала об этом соседка. Тетушка Маруся не ответила. Испуганная соседка вошла в ее комнату и увидела самое страшное. Картину эту, чтоб она не напоминала о беде, я отдала потом в летную комнату ЛИИ...".

Так вот, в один прекрасный день Маргарита обратилась к Анохину: "Товарищ командир, я тоже хочу прыгать!" Он спросил: "А зачем тебе прыгать?" "А затем, что летаем мы с парашютом, – ответила она, – и должны уметь прыгать ". Он посмотрел на нее так внимательно, с таким характерным, изучающим прищуром, как мог смотреть только он. Эта его особенность сохранялась, даже когда он разговаривал со своими любимыми собаками...

Теперь долгими летними вечерами, когда все другие – кто верхом на лошади, а кто в кузове полуторки – уезжали веселиться в Коктебель, Раценская, чертыхаясь, занималась укладкой парашютов. Ей самой парашют для первого прыжка уложил Анохин, руководивший ее подготовкой к прыжку самолично и очень дотошно. Основательную парашютную подготовку сам Анохин прошел в центральном аэроклубе во время своего очередного отпуска, приехав специально для этого из

Коктебеля на курсы усовершенствования. И он был уже инструктором-парашютистом. Наконец, убедившись в готовности Маргариты, он дал добро на ее прыжок. Взлетали втроем – на летающей "лодке" В. Б. Шаврова Ш-2. Пилотировал самолет Семен Гавриш, а рядом с довольно спокойной парашютисткой находился Анохин. «Гавриш, набирая высоту, без конца балагурил по поводу "бабы на борту", – вспоминала Маргарита Карловна. – А на Сергея жалко было смотреть. В его взгляде была нескрываемая боязнь, и он спросил меня: "Может, не будешь прыгать?" "Что Вы, товарищ командир? Как это – не буду? Буду!" -ответила я.

Сбавив газ, на высоте около 600 м Семен Гавриш спросил, готова ли я, и предложил: "Ну, давай, выбирайся...". Сам хороший парашютист, он, смеясь, добавил: "Ну, брат, дергай кольцо, когда волосами земли коснешься!" Я, как обезьяна, пробралась на нижнее крылышко, а Сергей с испугом и состраданием повторил мне, мало что соображавшей: "Посчитаешь: раз, два, три! – и дергай кольцо!" Я "отвалилась". Вроде бы сосчитала до трех, как учили. Но, как потом оказалось, сильно затянула раскрытие парашюта, ужасно перепугав наблюдавших за прыжком. Парашют только-только наполнился, когда я приземлилась. Вывихнула ногу, но подъехавшему ко мне на "эмке" Шабышеву, вскочив, стала докладывать о выполнении первого прыжка. Он круто обматерил меня и удалился. Не успела подъехать телега с санитаром, как невесть откуда появился Сергей Николаевич и испуганно спросил: "Ну, как, Маргош?"». Досталось Маргоше "за повышенную тормозимость", перепугавшую Шабышева и Анохина, также от инструктора Виктора Расторгуева и от других свидетелей ее прыжка.

Рассказывают, что самому Сергею Анохину, опытному и необыкновенно смелому парашютисту, стоило немалых усилий заставить своего товарища Мишу Романова, пилотировавшего самолет, с которого он совершал прыжки с парашютом со все меньших и меньших высот, дойти до высоты всего 60 м! Любопытное совпадение: Семен Гавриш до того, как стать планеристом, как и Сергей Анохин, был шофером... Годы спустя, Анохин и Гавриш выполнили в паре два полета на буксире в перевернутом положении, вошедших в историю планеризма...

Постепенно Анохин стал все более внимателен к Раценской. Когда она возвращалась с полетов, ее уже ждал красиво накрытый стол. Более настойчиво, чем прежде, Анохин отговаривал ее ездить на веселье в Феодосию. Он считал несолидными и нравившиеся ей модные танцы, увлечение которыми в дружеской компании Игоря Шелеста началось еще в Москве – тогда они танцевали фокстроты даже в самом "Национале"...

Однажды Шабышев вызвал Раценскую и сказал ей: "Вот что – я тебя сватать буду! Хватит гулять! Ты – сирота. Семья Сергея Анохина будет тебе родной семьей!.." Маргарита, смутившись на мгновение, ответила: "Я – не сирота. У меня есть приемные родители!.." Шабышев знал это и, приехав в Москву, продолжил "усилия". Впрочем, особого сопротивления и не было. Тетушка Маруся сказала, что это дело Маргариты, а дядя Володя заявил, что девушка у них – стоящая, и "надо бы посмотреть на этого жениха – что он из себя представляет". Когда Сергей Анохин встретился с дядей Володей, они довольно долго разговаривали с глазу на глаз, а тетушка и племянница затеяли стирку на кухне своей коммунальной квартиры, чтоб не мешать мужчинам. Через неделю молодые люди расписались. Это случилось 7 марта 1934 г., и с тех пор этот день стал праздничным для Анохиных. В тот день вместе с Шабышевым молодые пообедали в "Гранд-отеле". Сергей купил необыкновенной красоты ветку мимозы, и они поехали к маме Сергея – Алевтине Павловне в Быково. Она была уже вдовой: ее муж, отец Сергея и других ее детей, умер от инфаркта в возрасте чуть более 50 лет. Своей комплекцией щуплый, поджарый Сергей Анохин, ставший основным кормильцем семьи, пошел в отцовскую линию. А вот мягким, спокойным, уважительным характером он был в мать, в Ивановых. Маргарита виделась уже со свекровью. Но, приехав 7 марта, попросила разрешения звать ее мамой. "И вот она мне мать и по сей день!.." -говорила Маргарита Карловна спустя годы, когда свекрови не было уже в живых.

Любовь и уважение Маргариты Карловны и Алевтины Павловны были взаимными. Не случайно во время войны, когда ожидавшая дочь Марину Раценская вместе с сыном Сережей жили во Владимировке, на Ахтубе, с нею там жила и Алевтина Павловна со своей дочерью Ольгой Николаевной. Во Владимировку перебазировался Центральный аэроклуб, в котором в то время работал Анохин. Вот так семья и оказалась там...

РЕКОРДЫ

Молодожены пробыли вместе недолго. В апреле 1935 г. Сергея Анохина командировали в Турцию. Примерно в то же время, чуть ранее, в ВЛПШ осваивали полеты на планерах и парашютные прыжки турецкие планеристы, в числе которых была приемная дочь президента Турции Мустафы Кемаля Ататюрка. Вскоре Ататюрк обратился к советскому руководству с просьбой направить в Турцию квалифицированных инструкторов с целью подготовить турецких планеристов для общества «Турецкая птица» – «Тюркхавакруму».

Началось все с советского посла в этой стране Льва Михайловича Карахана. Об этом человеке, которого Маргарита Карловна узнала позже, уже в Турции, присоединившись к мужу, сдержанная на оценки Раценская говорила, что называется, взахлеб: "Это был обаятельнейший человек, интеллигент, любимец всего посольства и его турецкого окружения". У Карахана, мудрого человека и опытного дипломата, сложились прекрасные личные отношения с президентом Кемалем Ататюрком. Это во многом способствовало установлению дружеских отношений двух стран в то время. Бурный рост интереса к планеризму, к авиации в нашей стране привлек внимание Ататюрка, и Карахан, получив "добро" властей, обратился с просьбой командировать в Турцию лучших инструкторов. Выбор пал на Сергея Анохина и Михаила Романова, которого сменил потом Семен Гавриш.