Текст книги "Отсюда и в вечность"

Автор книги: Джеймс Джонс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 42 (всего у книги 47 страниц)

– Весь наличный состав!.. – все еще кричал сержант Фред. – И предупреди все береговые позиции! Этот малый никакой не солдат! – Двигатель «виллиса» взревел. – Да нет же, не так, балда! – орал сержант Фред. – Сначала свет! Прожектор! Прожектор включи!

Слева от себя, совсем неподалеку, Прюитт увидел песчаный ров.

И в то же мгновение темноту ночи прорезал луч прожектора. Прюитт остановился и повернулся лицом туда, откуда бил свет. Почти одновременно с водительского сиденья «виллиса» замигал автомат – замигал поддельной веселостью одноглазого с налитым кровью глазом забулдыги, каких нередко можно встретить в кабаках.

Прюитт, который был почти на кромке песчаного рва, стоял лицом к своим преследователям.

Может быть, его остановило то, что сержант Фред крикнул о необходимости предупредить береговые позиции. Как и всякий пехотинец, он содрогался от мысли, что может попасть под огонь своего же подразделения. Или, может быть, то, что Фред приказал поднять по тревоге весь наличный состав. Впереди еще оставалась гать через топь, и Прюитт сразу представил, как на гать съезжаются, поджидая его, «виллисы» с затемненными фарами – их так много, что все это становится похожим на новогоднюю иллюминацию перед фасадом дома богача, а он бежит уже так долго и еле-еле переводит дыхание. А возможно, это произошло оттого, что он вдруг почувствовал к этим париям дружеское расположение – ведь они так хорошо проявляли себя в деле, было сразу видно, что это знающие люди. А может, причина в тех последних словах, которые он услышал: «Этот малый никакой не солдат!»

Скорее всего, его поступок можно было объяснить обычным рефлексом на прорезавший вдруг темноту луч прожектора.

Как бы там ни было, Прю знал, когда оборачивался, что автомат Гарри замигал, разыскивая именно его.

Стоя там, в эту пару секунд, он мог бы дважды выстрелить из своего револьвера и уложить их обоих – Фреда и капрала: оставаясь в луче прожектора, они представляли собой отличные мишени. Но он не выстрелил. Он и не хотел стрелять. Ведь они олицетворяли его армию. А как можно убивать солдата за то, что он со знанием дела выполняет свои обязанности?

Вдруг что-то острое тремя разрывающими нутро импульсами пронзило его грудь, и он повалился на спину через край песчаного рва. И тут же оборвалась короткая автоматная очередь, которая, казалось, длилась так долго.

«Ну что ж, Фред, ты молодец…» Ров был глубокий, с крутым скатом. Прюитт летел, беспорядочно кувыркаясь, вниз по наклонной, пока не уткнулся лицом в песок на дне рва. Грудь его тупо пыла, но особых страданий от боли он не испытывал. Он слышал, как они приближались, а ему не хотелось, чтобы они увидели, как он лежит вниз лицом. Ноги не подчинялись ему, но, подтягиваясь полегоньку на локтях, он сумел, сползая со ската, перевернуться на спину и подтянуться на песок, где было ровно. И тут же силы покинули его. «Ну что ж, Фред, ты молодец, ей-богу…»

Так будет лучше, на спине. Так он может увидеть их.

Они были совсем рядом. Было слышно, как Гарри, пораженный случившимся, говорил:

– Он взял и остановился. Я особенно и не целился. Стрелял и стрелял. Потом зажегся свет. Он взял и остановился.

Прюитт был рад, что смог перевернуться на спину и лечь ровно на песке. «Так вот оно какое, то самое. Тебе всегда хотелось знать, как оно придет. Тебе всегда представлялось почему-то, что произойдет это как-то по-особенному. А это так просто. Как будто ты оправляешься. Или снимаешь носки. Или делаешь закрутку. Что-то обычное, повседневное…» Прюитт обрадовался, когда увидел, что над кромкой рва появились головы его преследователей.

– Матерь божия, – сказал капрал, покачав головой. – Это не автомат, а мясорубка.

– Поймите, я не собирался убивать его, – говорил Гарри. – Он взял и остановился. Как-то неважно получилось.

– Готов, что ли? – спросил капрал.

– Нет еще, – ответил Фред.

– Посмотрите-ка, – удивился капрал, – у него было оружие. Вон валяется, в песке. А он не стрелял.

– Он взял и остановился, – твердил свое Гарри.

– Осмотреть? – спросил капрал.

– Подожди, – ответил Фред.

«Ты, Фред, хороший малый. Ты все понимаешь…» Прюитт хотел сделать что-то, сказать что-то – что-то хорошее, может, даже пошутить. Но оказалось, что он не может произнести ни слова, не может даже пошевельнуться, а может только лежать и смотреть на окружавших его людей. «Ну что ж, ждать осталось недолго. Всего чуть-чуть…»

Труднее всего было представить себе, что без него все пойдет своим чередом. Альма и Уорден. И где-то Маггио. Все пойдет своим чередом. Это ужасно. Ему не хотелось, чтобы все шло своим чередом.

«Как хотелось бы дочитать те книги, которые наметил. Я почему-то всегда верил, что из книг можно извлечь пользу.

Странно, что это так долго тянется. Ведь все тело изорвано в клочья, а это все тянется…»

Он чувствовал, что его прошибает пот. Чувствовал, что потеет все сильнее.

«Страшно…

Если бы можно было хоть что-нибудь сказать. Хотя бы од-но-единственное слово. Если бы можно было хоть чуточку пошевелиться, а не просто лежать и смотреть. И ждать. Боже, какое одинокое место, этот мир!

А вдруг это вообще никогда но кончится? Что, если конца вообще не будет? Это еще страшнее…»

– Мама дорогая! Это же не автомат, а настоящая мясорубка! – услышал вдруг Прюитт голос капрала Оливера. – И он все еще жив?

– Не могу понять, зачем он остановился? – как бы оправдываясь, говорил Гарри. – И почему он не стрелял? Из-за этого каким-то мерзавцем себя чувствуешь. И какого черта ему в голову взбрело? Я просто стрелял, и все. Честно говорю, я даже и не думал. Слышишь, Фред? – Гарри начал нервно рыдать.

– Заткнись, – оборвал его сержант Фред.

– Честно, Фред! Ты слышишь?

– Заткнешься ты, наконец, или нет? – повысил голос сержант и ударил Гарри по лицу.

– Я, пожалуй, осмотрю его, – сказал капрал.

– Пойди туда, Гарри, и посиди немножко, – сказал Фред. – Оливер, что ты там нашел?

– Пока ничего, – ответил капрал. – Эй! Погоди-погоди. А ну-ка посмотрим. Это же гарнизонный пропуск старого образца. Я же тебе говорил, что форма у него не того… Он дезертир, понял?

– Да, – проговорил Фред. – Что там сказано, какая часть?

– Рядовой Роберт Прюитт, седьмая рота, – ответил капрал. – Н-да, а он все-таки солдат.

– Пытался добраться до своей части, – сказал Фред. – Ну что ж, надо с ними связаться и сказать, чтоб кто-нибудь оттуда приехал и опознал его труп. Поехали, Гарри. Оливер, ты останешься здесь. Мы только до полевой телефонной станции и сразу обратно.

Уорден был в палатке, отведенной под ротную канцелярию, когда но полевому телефону поступило сообщение о Прюитте. Он послал Розенберри за Вири Расселом и вышел следом сам. Лейтенант Росс не возвращался еще из Скофилда, куда он вместе с Питом Карелсеном уехал на целый день, чтобы повидаться с полковником и попытаться убедить его отменить приказ об увольнении Пита. Уорден был даже рад, что командир роты еще не вернулся.

– До нашего возвращения ты остаешься старшим, – сказал он Розенберри. – Записывай все донесения, которые будут поступать по телефону. Срочные сразу же передавай дальше в батальон.

– Слушаюсь, сэр, – спокойным тоном сказал Розенберри.

– Поехали, Вири. Машина готова?

– Значит, старина Прюитт приказал долго жить?.. – сказал Вири, когда они уже ехали по дороге. – А может быть, это вовсе и но Прюитт?

– Не знаю. Скоро узнаем, ждать недолго. Это где-то здесь, на этом конце пустыря.

Больше он не проронил ни слова, пока они не приехали на место.

– Вон туда, – сказал он.

Вдоль дороги было видно большое скопление затемненных фар и карманных фонарей. Проехать мимо было невозможно. Место происшествия находилось на пустыре, метрах в сорока от обочины дороги.

– Подъезжай прямо туда, к тем машинам, – сказал Уорден.

– Ясно, – ответил Вири.

Там уже были патрульный «виллис» и еще две машины. Когда Уорден подошел к стоявшим у песчаного рва, он увидел двух капитанов, майора и подполковника.

– Вы командир седьмой роты? – спросил его подполковник.

– Никак нет, сэр. Я старшина роты.

– Старшина?! – удивленно воскликнул подполковник, метнув взгляд на его знаки различия. – А где ваш командир?

– Уехал по служебным делам, сэр.

– Та-ак… А где другие офицеры?

– Все на выполнении заданий, сэр.

– Невероятно! – воскликнул подполковник. – Не может быть, чтобы все были на выполнении заданий.

– Позвольте доложить, сэр, за ротой закреплены береговые позиции протяженностью до двадцати километров, и все их нужно обойти и проверить.

– Я понимаю, – сказал подполковник. – Но дело очень серьезное, и нам нужен именно офицер.

– Позвольте доложить, сэр, в отсутствие офицеров роты я уполномочен представлять роту во всех непредвиденных обстоятельствах.

– У вас есть на этот счет какой-нибудь документ?

– Так точно, сэр, но не при себе.

– Ну хорошо, – сказал подполковник. – Вы знали этого человека лично, сержант?

– Так точно, сэр.

Вири Рассел спустился уже в песчаный ров и, присев на корточки, разговаривал с двумя военными полицейскими из патруля.

– Хорошо, – сказал подполковник. – Тогда идите и опознайте его.

Уорден спрыгнул в песчаный ров и посмотрел на лежавшее перед ним тело. Один из патрульных включил карманный фонарь, засветившийся голубым светом.

– Это Прюитт, сэр. Он находился в самовольной отлучке с двадцатого октября.

– Так вы опознаете его? – спросил подполковник. – Официально?

– Так точно, сэр, – ответил Уорден и выкарабкался из рва.

– Лучше, если бы от вас был офицер, – опять начал подполковник. – Уж очень серьезное дело. Ну ладно, – сказал он и, держа в руке какую-то бумагу, двинулся к свету, исходившему из фар одного из «виллисов». Теперь Уорден рассмотрел его лучше: подполковник был высокого роста и худощав.

– Распишитесь здесь, сержант. Благодарю вас. Теперь так. Вот здесь вещи убитого. Я распорядился, чтобы их переписали. Придется вам расписаться и за них.

– Это все, сэр? – спросил Уорден.

– Вы, конечно, понимаете, – говорил подполковник, – что мои люди ни в коей мере не виновны в том, что случилось. Они лишь исполняли свои служебные обязанности. Обо всем этом будет сказано на следствии.

– Понятно, сэр. – ответил Уорден.

– Ваш солдат, безусловно, дезертир, – сказал подполковник. – Когда мои люди хотели доставить его в участок, он сделал попытку убежать. Патруль открыл огонь, а он остановился, обернулся и оказался прямо на линии их огня. Все-таки лучше, если бы сюда приехал офицер. Скажите своему командиру, чтобы он завтра заехал ко мне в управление начальника военной полиции. К подполковнику Хоббсу. Ну, все. Распишитесь здесь, сержант. За личные вещи вашего солдата. Я не знаю еще, конечно, какое решение вынесет следственная комиссия. Вам об этом сообщат.

– Ради родственников убитого, сэр, – сказал Уорден, – нельзя ли, чтобы в решении было просто сказано: убит при исполнении служебных обязанностей? Имена ваших людей можно вообще не упоминать, и тогда все это будет меньше похоже на чрезвычайное происшествие.

Подполковник посмотрел на него не без любопытства.

– Отличная мысль. Между прочим, я сам собирался предложить то же самое.

– Ясно, сэр, – сказал Уорден.

– Но вы, конечно, понимаете, – проявляя осторожность, сказал подполковник, – что я высказываю лишь свое личное мнение и не предвосхищаю решения следственной комиссии.

– Так точно, сэр.

– Ну, пожалуй, и все, сержант. Тело мы, конечно, отправим в морг.

– В какой морг, сэр?

– Да в наш, обычный. Я забыл, как он называется. Это тот, что до войны обслуживал воинские части.

– Ясно, сэр.

– Погребен он будет, конечно, здесь. Очевидно, на кладбище Рэд Хил. Все это будет сделано.

– Сэр, – подчеркнуто официально сказал Уорден, – позвольте высказать официальную просьбу, чтобы тело нашего солдата было погребено на постоянном кладбище в Скофилде.

Подполковник снова посмотрел на Уордена.

– Вам кто-то поручил сказать об этом, сержант?

– Никто мне этого не поручал, сэр, – ответил Уорден. – Но я уверен, что таково же мнение и моего командира. Там похоронены и другие военнослужащие нашей роты.

– Постоянное кладбище в Скофилде, говорите? – сказал подполковник. – А мне показалось, вы сказали, что у убитого есть родственники. Со времени нападения на Пирл-Харбор для всех временных погребений отведено новое кладбище Рэд Хил.

– Так точно, сэр, но прах похороненных начнут вывозить на родину еще не скоро. Может быть, только по окончании войны. А убитый был солдатом регулярной армии. И прослужил он не меньше восьми лет, – солгал Уорден.

– Ах вот что! Ну хорошо, – тоном окончательно принятого решения сказал подполковник. – Думаю, что могу вам в этом помочь.

– Благодарю вас, сэр.

Подполковник сделал в своей записной книжке пометку.

– Так. А теперь распишитесь в получении этих вещей. Здесь только вот этот бумажник, небольшой перочинный нож, устаревший гарнизонный пропуск и ключ на цепочке.

– Это все, сэр?

– Если не считать пистолета, который я должен, разумеется, конфисковать. И патроны тоже. – Он протянул Уордену свою ручку. – Распишитесь вот здесь.

– Это точно, что здесь все?

– Ну конечно, – подполковник нахмурился, поглядел вокруг. – Прошу вас…

– Прошу прощения, сэр. – К ним подошел и отдал честь сержант Фред Диксон, старший наряда военной полиции.

– Да, сержант, – с нотками нетерпения в голосе сказал подполковник. – В чем дело?

– Сэр, мне кажется, была еще одна вещь, которая не попала в опись.

– В самом деле? А почему мне об этом ничего не доложили раньше? – строго спросил подполковник.

– Полагаю, что в суматохе забыли, сэр.

– Что это была за вещь, сержант?

– Маленькая черная записная книжка, сэр. В последний раз я ее видел на сиденье нашего «виллиса».

– В таком случае я вынужден перед вамп извиниться, сержант, – сказал подполковник, обращаясь к Уордену.

– Сущий пустяк, сэр, – поспешил ответить Уорден.

– Сейчас я вам ее принесу, сержант, – сказал Диксон.

– Я пойду с вами.

Подойдя к «виллису», они зажгли карманный фонарь и начали искать книжку. Она упала с сиденья и завалилась в углубление в полу под сиденьем водителя.

– Вот она, сержант, – сказал Диксон. Когда он подбирал книжку, из нее выпал свернутый лист бумаги.

– Одну секунду, сержант, – сказал Уорден, взял у Диксона фонарь и поднял листок с пола «виллиса».

– А я и не заметил, – извиняющимся тоном сказал Диксон.

– Ничего, ничего. – Уорден развернул листок и направил на него луч карманного фонаря.

На листке были написаны столбиком короткие строчки – похоже, что это было стихотворение. Наверху печатными буквами было написано заглавие: «Блюз сверхсрочника».

Уорден не стал читать стихотворение. Он свернул листок, положил его в карман рубашки и застегнул пуговицу. Теперь он решил рассмотреть записную книжку. В ней был только длинный список книг, над которым печатными буквами было написано: прочитать. Уорден был несколько удивлен тем, что в вещах Прюитта он обнаружил список книг, и именно этих книг. Сам он читал почти все из них. Но он никак не ожидал, что их захочет прочитать Прюитт.

– Я хочу вам сказать, – обратился к Уордену Диксон, когда тот убирал записную книжку в другой карман рубашки, – что как-то все паршиво получилось. – Он посмотрел вокруг себя и, понизив голос, продолжал: – Гарри Тэмпл, рядовой, который стрелял, из-за этого почти совсем свихнулся. Это ведь не японца какого-нибудь убить.

– Так что же этот Прюитт все-таки сделал? – спросил Уорден.

– Да ничего. Он побежал. Капрал Оливер, мои помощник, выстрелил пару раз. Он не остановился. Тогда начал стрелять из автомата Гарри Тэмпл. Так просто, особенно и не целясь. А потом мы включили прожектор. И ваш парень взял и остановился, а потом обернулся и сразу попал под огонь. В руке у него был полицейский револьвер, но мне кажется, он и но пытался стрелять. Мы потом уж нашли его в песке. Вы знаете эти автоматы – они молотят все вокруг со страшной силой. Он был на самой кромке песчаного рва. И свободно мог спрыгнуть в ров. Вы не думайте, я не вру.

– Я и не думаю.

– А он ваш друг?

– Нет, – сказал Уорден, – другом не был.

– У нас у всех жуткое настроение. Я просто хочу, чтобы вы знали. Жалко, что так получилось.

– Мы всегда сожалеем о том, что случается, – сказал Уорден. – но только потом.

– Точно, – подтвердил сержант. – Он пытался добраться до роты. Я мог его отпустить. И не отпустил. Я не был уверен…

– Ладно, – сказал Уорден. Он положил руку на плечо Диксона. – Спасибо, сержант.

Уорден вернулся к стоявшему у рва «виллису», где Вири все еще горячо обсуждал случившееся с двумя полицейскими из дежурного наряда. Здесь Уорден расписался в получении вещей в описи, по-прежнему лежавшей на капоте автомашины, затем отыскал глазами подполковника и спросил:

– Какие будут еще распоряжения, сэр?

– Расписались за вещи?

– Так точно, сэр.

– Тогда, пожалуй, все. Вы нашли записную книжку?

– Так точно, сэр.

– Я должен снова извиниться за недоразумение, сержант, – официальным тоном сказал подполковник.

– Сущий пустяк, сэр, – не менее официальным тоном ответил Уорден.

– Не люблю таких вещей… – сказал подполковник. – Ну что ж, можете быть свободны, сержант.

– Благодарю вас, сэр. – Он отдал честь и подошел ко рву. – Вири, поехали.

Когда они выбрались на шоссе и Вири перешел на третью скорость, Уорден обернулся на сиденье и посмотрел на удаляющиеся вдали огни автомобильных фар.

– Даже подумать страшно, – нарушил молчание Вири. – И почему только он не прыгнул в ров?

Уорден сидел теперь, откинувшись на сиденье, и смотрел на набегавшее шоссе. По крайней мере, он сумел сделать для Прюитта хоть эти две маленькие вещи – насчет формулировки в личном деле и погребения на постоянном кладбище в Скофилде. Кстати, о погребении: ведь у Прюитта никаких родственников нет, и похоронить его, конечно, нужно в Скофилде.

– Помнишь, тогда в Хиккеме?.. – сказал Вири. – Вы с ним надрызгались до чертиков и, мертвецки пьяные, разлеглись посреди дороги, а я чуть было вас не переехал?..

Уорден не ответил. Была еще одна вещь, о которой он теперь, не переставая, думал. Он знал, что должен повидать Лорен. И передать ей этот ключ на цепочке. Конечно, можно его снять с цепочки и послать ей в конверте.

– Эх, и нахлестались вы тогда, – продолжал вспоминать Вири.

– Да-а, – согласился Уорден.

Ехать к Лорен для него было просто пыткой. Но он знал, что поедет.

– Как ты думаешь, что ему вдруг взбрело в голову?..

Уорден ничего не ответил. В этот момент он думал, почему получается так, что беда никогда не приходит одна.

Глава пятьдесят вторая

В то утро Милт Уорден получил подтверждение о производстве его в офицеры и присвоении ему временного звания второго лейтенанта.

В той же пачке документов было и еще одно письмо – из штаба полка, – в котором командира седьмой роты ставили в известность о предстоящем увольнении сержанта Питера Карелсена.

Но о Пите Карелсене они узнали потом – сначала лейтенант Росс вскрыл пакет с документом о производстве Уордена.

Это было официальное письмо из военного министерства на имя командира седьмой роты – с таким количеством виз, что сразу и не пересчитаешь. Можно было смело предположить, что эта бумага пошла по инстанциям еще до событий в Пирл-Харборе. Когда лейтенант Росс – с напускным безразличием – бросил письмо на стол Уордена, последний почувствовал себя не в своей тарелке. Его первой, инстинктивной реакцией было тут же, пока никто еще не видел этой бумажки, разорвать ее и выбросить в корзину. Но он подумал о Карен Холмс и удержался. А кроме того, лейтенант Росс все равно уже вскрыл пакет и прочитал письмо.

В первые пять дней после начала войны командный пункт роты был развернут у залива Ханаума в фургоне торговца жареными кукурузными зернами, под сенью развесистых деревьев. Вскоре из Скофилда привезли палатки, но командный пункт по-прежнему размещался в фургоне – якобы для лучшей маскировки, а на самом деле потому, что там был хороший деревянный пол, к тому же еще несколько приподнятый над землей.

Помещение было и так не очень велико, а в то утро, когда из пункта сбора и отправки донесений в роту прибыла почта, там оказались сразу четыре человека: Уорден, Розенберри, Росс и Калпеппер. После Пирл-Харбора Калпеппер был назначен помощником командира роты и получил звание первого лейтенанта.

Подняв голову, Уорден увидел, что вся троица, глядя на него, понимающе ухмыляется. Что за дурацкая ухмылка!

– Надо еще оформить кое-какие бумаги, – весело скаля зубы, сказал лейтенант Росс, когда Уорден отдал ему письмо. – Припять присягу, и все такое. Но и общем можно считать, что вы офицер армии Соединенных Штатов, сержант. Примите мои поздравления.

– Интересно, что вы сейчас чувствуете, сержант? – тоже скалясь, спросил Калпеппер.

– А что я, черт возьми, должен чувствовать?

– Перемену в себе, – продолжал скалиться Калпеппер. – Вы же прошли через таинство посвящения. Как монахиня.

– А золотые крылышки у меня не отрастут? Вместе с прямоугольниками на погонах?

Они все, будто сговорившись, начали пожимать руку Уордену. Даже Розенберри. И недавно прибывший в полк второй лейтенант Криббидж, который только что вошел в фургончик, вернувшись с позиций у Макануу, тоже пожелал пожать Уордену руку.

– Когда же вы будете угощать нас сигарами? – полюбопытствовал Криббидж.

– Сержант Уорден и не подумает никого угощать сигарами, – ухмыльнулся Калпеппер, – по такому пустяковому поводу, как присвоение офицерского звания. Вы не знаете своих людей, Криббидж.

– А что, если, – настаивал Криббидж, – я хочу заработать на этом деле сигару?

– Вы, сержант, понимаете, конечно, – сказал с ухмылкой лейтенант Росс, – что речь идет о временном звании офицера. Так что не вздумайте возомнить о себе. Вы по-прежнему остаетесь у меня старшиной, пока вас не пошлют в Штаты для прохождения действительной службы… Боже мой! – вдруг воскликнул лейтенант. Он только что вскрыл другое письмо.

– В чем дело, Росс? – спросил Калпеппер.

– Полюбуйся ка, Калпеппер. – Росс протянул ему письмо.

Наблюдая за ними, Уорден подумал, как все это похоже на некий клуб, клуб золотой молодежи, где действуют свои, удобные для каждого законы, создающие обстановку теплоты и какой-то семейственности. Письмо пошло по кругу в порядке старшинства: от Росса к Калпепперу, затем к Криббиджу. На иерархической лестнице Уорден оказался четвертым. Последним был Розенберрн.

Когда письмо дошло до Уордена и он понял, о чем в нем речь, у него даже под ложечкой заныло. В конверте было циркулярное письмо военного министерства о том, что все срочнослужащие сержантского и рядового состава, достигшие определенного возраста, имеющие звание ниже старшины и состоящие на должностях, связанных с обеспечением боевых действий войск, подлежат немедленному увольнению. Поименный список таких военнослужащих должен быть представлен в вышестоящий штаб для включения в команды эвакуируемых с островов. Одновременно должна быть подана заявка на пополнение для замещения образующихся вакансий. А это означает, что с Питом все покончено.

Как бы для того, чтобы подчеркнуть, что решение это окончательное, к циркулярному письму была подколота отпечатанная стеклографическим способом выписка из распоряжения по полку, в котором перечислялись имена человек сорока, подлежащих увольнению, а два имени:

старший сержант Питер Карелсен, 7-я рота;

рядовой Айк Гэлович, 7-я рота,—

были подчеркнуты красным карандашом.

– Прямо хоть караул кричи, – сказал Криббидж. – Если я потеряю сержанта Карелсена, у меня, можно сказать, от взвода вообще ничего не останется.

– Да, дело твое дрянь, – согласился Калпеппер.

О Гэловиче ни тот, ни другой не сказали ни слова.

– Я думаю махнуть на передовую и посмотреть, как дела в районе шестнадцатой позиции, – неожиданно сказал Калпеппер. – И кстати, вечером туда можно будет уж не заглядывать.

– Я тоже, наверное, могу возвращаться в Макапуу, – сказал лейтенант Криббидж. – Все равно, мне почты нет.

– А что, если я подам рапорт? – сказал Росс, когда те ушли.

Теперь приказ читал Розенберрн.

– Думаю, что здесь рапорт не поможет, – ответил Уорден.

– Боюсь, вы правы, – уныло согласился Росс. – Черт бы их подрал, сержант! – взорвался он вдруг. – И что только они со мной делают! Я не могу позволить себе остаться без сержанта Карелсена! Не могу, и все тут!

И лейтенант Росс ни словом не обмолвился о Гэловиче. Росс не раз пытался найти способ перевести Гэловича куда-нибудь в другое подразделение. Уорден тоже пытался сделать что-то в этом роде. Но их усилия оказались тщетными, поскольку во всем гарнизоне не нашлось ни одного командира, который согласился бы взять к себе Гэловича. За любое вознаграждение.

– Будь они прокляты! – распалился лейтенант Росс. – Сидят там, в Вашингтоне, штаны протирают и приказы свои строчат, исходя из общей арифметики. А что они знают о фактическом положении вещей? Что им за дело до того, в каком положении окажется моя рота? Не они же, стервецы, отвечают за нее!.. А ну, сержант, придумайте что-нибудь.

Уорден и сам пытался придумать что-нибудь. Он думал об улице Пенсионеров, приютившейся на мысе Бриллиантовый в конце авеню Кахала. Именно там оказался Снаффи Картрайт, когда его уволили из седьмой роты, чтобы освободить место для Уордена. Уорден вдруг ощутил, что находится во власти смешанного чувства страха за Питера и нежелания мириться с тем, что ожидает его самого, и это было похоже на приступ невероятно острой и резкой боли.

– Пит в этой роте целых шесть лет, – произнес Уорден. – Может быть, на этом можно сыграть?

– Пожалуй, – утвердительно кивнув головой, сказал Росс. – А в общем-то это для него будет страшный удар.

Молча, даже и не пытаясь высказать своего суждения, Розенберри положил приказ обратно на стол.

– Розенберри! – раздраженно крикнул Росс. – Вы неважно выглядите. Изможденный какой-то вид у вас. Пожалуй, вам нужен свежий воздух. Идите где-нибудь погуляйте.

– Слушаюсь, сэр, – спокойно сказал Розенберри.

– Этот парень действует мне на нервы, – вздохнул лейтенант Росс, когда Розенберри вышел. – Он не в меру спокоен. Ну так что, что делать-то будем?

Говорят, старые солдаты никогда не умирают. Это верно. Они поселяются на улице Пенсионеров в конце авеню Кахала, на мысе Бриллиантовый. Покупают себе удочки и ловят рыбу. Или изредка охотятся, вооружившись старой армейской винтовкой. По крайней мере, так делают те, у кого есть деньги. Вот, к примеру, Снаффи Картрайт. Пит не сумел заработать на картежной игре столько, сколько удалось Снаффи Картрайту, во всяком случае, не сумел сберечь. А Снаффи сумел, вернее, его деньги сберегла ему жена. У Пита не было жены. У него не было денег, чтобы содержать даже не первой молодости экономку, которая грела бы ему постель, а о молодой жене уж и говорить нечего. И снова Уорден ощутил поразительно острый приступ страха за Питера. Одинокий, не способный к брачной жизни из-за перенесенного сифилиса, без всяких сбережений и средств к существованию. Ни жены ни детей. И надеяться не на что. Никому не нужный, старый, отставной солдат. И Уорден понял – сам еще точно не зная, откуда пришло это решение, – что он не должен допустить, чтобы такое случилось с Питом.

– Вам придется поехать вместе с Питом в Скофилд и лично переговорить с полковником Делбертом, – сказал он Россу.

Лейтенант Росс все это время сидел, подавшись вперед, к Уордену, как бы ожидая от него спасительного совета. Теперь он откинулся назад.

– Нет уж, помилуйте. Этого мне бы делать не хотелось.

– Вы же хотите его сохранить, так ведь? Его могут отправить в Штаты и назначить где-нибудь обучать новобранцев тому, как обращаться с пулеметом, – на годик, может быть, на два, а то и до конца войны. Для пожилого человека это будет отличная работа – тихая и легкая. Солдаты будут бесплатно поить пивом такого видавшего виды старослужащего. Он сможет напиваться хоть каждый вечер. И будет знать, что и он по-своему кует победу.

– Положим, что так, по почему бы не поехать вам, сержант? – сказал наконец лейтенант Росс. – Вы служите в полку намного дольше, чем я.

– Как эго так? Я не могу ехать, лейтенант. Вы же командир роты.

– Я, – безрадостно подтвердил Росс. – Мне бы не хотелось делать бестолковых вещей. Вы уверены, что в том, что вы предлагаете, есть толк?

– Это единственный выход.

– Вы в самом деле считаете, что из этой затеи может что-нибудь выйти?

– Должно выйти.

– А если все-таки не выйдет, то в полку на карандаш возьмут меня, – не сдавался Росс. – Меня, а не вас.

– Так что же вы, в конце концов, хотите – командовать ротой или выслуживать себе капитанское звание?

– Ишь ты! – сердясь, воскликнул Росс. – Вам легко говорить. А! Начхать я хотел на все! – вдруг с горячностью выпалил он. Потом подошел к двери и рявкнул: – Розенберри! Какого черта вы там болтаетесь? Идите найдите сержанта Карелсена и скажите ему, что он мне нужен. Да пошевеливайтесь!

– Он сейчас в Макапуу, сэр, – спокойно сказал Розенберри, стоявший все это время за дверью, дожидаясь распоряжений.

– Тогда берите машину и поезжайте, черт вас побери, за ним! – кричал лейтенант Росс.

– Слушаюсь, сэр, – спокойным голосом ответил Розенберри.

– Дьявол бы побрал этого малого! – Росс вошел обратно, продолжая костить Розенберри. Он сел за свой стол и почесал в затылке. – Наверное, я сам сяду за баранку, а Рассела оставлю здесь. Мы будем в машине вдвоем с Карелсеном, и я по дороге осторожно сообщу ему об этой неприятности. Как вы считаете, так будет правильно?

– Да.

Лейтенант Росс вынул записную книжку и начал делать заметки, что он скажет полковнику. Написав несколько строчек, он пробормотал какое-то ругательство и начал перечеркивать написанное.

– А ведь это все вы со своими блестящими идеями! – зло проговорил Росс. – Не понимаю, какого черта я вас слушаю! Иногда я начинаю задумываться, кто же все-таки командует ротой – вы или я.

Росс с выражением огромной сосредоточенности на лице все еще делал какие-то заметки в записной книжке, когда Розенберри доставил из Макапуу Пита.

– Заходите, сержант, – не предвещающим ничего хорошего тоном сказал Росс, убирая записную книжку. – Нам с вами нужно по делам поехать в Скофилд.

– Слушаюсь, сэр, – отчеканил Пит и отдал честь. Он слишком много повидал на своем веку, чтобы не суметь заранее подготовиться к любой опасности. Даже вставные зубы у пего сегодня были на месте – впервые со времени нападения на Пирл-Харбор, если не считать, конечно, моментов, когда он ходил в столовую.

Нацепив на себя противогазы, патронные ленты и шлемы и захватив карабины, оба они, не проронив ни слова, вышли – Росс мрачный, как туча, Пит подчеркнуто сдержанный – само воплощение официальности в отношениях начальника и подчиненного. После их ухода Уорден занялся своими делами, решив терпеливо ждать, пока они вернутся. Он так и не дождался их возвращения, потому что поступило сообщение о Прюитте.