Текст книги "Отсюда и в вечность"

Автор книги: Джеймс Джонс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 47 страниц)

Глава двадцать четвертая

Вчетвером они вышли па улицу, перешли на другую сторону и прошли мимо ряда магазинов для туристов. В витринах виднелись разные спортивные и рыболовные принадлежности, резиновые ласты и очки для подводного плавания. В одном магазине продавали специально только пляжную одежду, купальные костюмы, трусики. Ткани были разрисованы на местные, гавайские, мотивы. Еще один магазин был предназначен исключительно для женщин; в нем продавали легкую верхнюю одежду, тоже с отпечатком гавайских мод, красок и вкусов. Был здесь и ювелирный магазин, в витринах которого было выставлено множество небольших фигурок, вырезанных из китайского гагата. Позади непрерывной цепи магазинов находился известный на весь мир театр «Уайкики», внутри которого росли пальмы, но сейчас он был накрыт. Время приближалось к полуночи, поэтому почти все закрывалось, и даже улицы понемногу начали принимать свой ночной полупустынный вид. Воздух стал прохладнее, дул легкий ветерок с моря, по небосводу, где-то высоко-высоко в восточном направлении, медленно плыли облачка, закрывавшие собой ткань из ярких звезд. Мягко шуршали покачиваемые ветерком огромные листья тянувшихся вдоль тротуаров пальм.

Пройдя огромный белый корпус театра «Уайкики», Хэл повернул в сторону от пляжа – в одну из узких боковых улиц, заросшую невидимой в темноте, шуршащей тропической растительностью.

– Очаровательное место, но правда ли? – сказал Хэл. – Очень уютное.

– О, да, – согласился с ним Томми, – просто прелестное.

Хэл и Маггио шли впереди. Рослому Хэлу приходилось нагибаться чуть ли не до пояса, когда он говорил что-нибудь коротышке Анджелло.

– Я рад, что ты идешь с нами, – прошептал Томми Прюитту.

– Анджелло много рассказывал мне о домике Хэла, я хочу посмотреть его.

– А-а, – разочарованно произнес Томми.

Прю прислушался к негромкому говору впереди идущих.

– Где ты так долго пропадал, маленький звереныш? – спросил Хэл у Анджелло. – Ты не представляешь, как мне хотелось видеть тебя. Я никогда не знаю, в какое время ты появишься, мне остается только надеяться и ждать. А вызвать тебя опасно, да я и не знаю, в какой части ты служишь. Иногда мне кажется, что ты приходишь ко мне только тогда, когда тебе нужны деньги.

– Я весь месяц был во внеочередных нарядах, – солгал Маггио. – Никак не мог вырваться в город, можешь спросить у Прюитта.

– Правду он говорит, Прю? – спросил Хэл громко.

– Правда, правда, – ответил Прю. – Он в черном списке.

– Вы вруны оба, – шаловливо заметил Хэл. – Один врет, а другой вежливо поддерживает его.

– Э, брось, – сказал Маггио. – Хорошо еще, что в эту получку у меня нет денег, а то я напился бы и опять получил бы наряд вне очереди.

– Получается, что в дни, близкие к получке, ты всегда находишься в наряде?

– Да, – решительно сказал Маггио, – получается, что я всегда напиваюсь в получку, а потом получаю внеочередные наряды па две-три недели. Я всегда даю себе слово не пить, но каждую получку напиваюсь. Только вот сегодня у меня не оказалось денег. Я не приезжаю в дни получки не потому, что у меня есть деньги, а потому, что, получив их, всегда напиваюсь. А за этим обычно следует наряд вне очереди. Понимаешь?

Хэл рассмеялся.

– Это звучит довольно убедительно, – весело произнес он.

«Интересно, – подумал Прю, – всегда Анджелло так запутывает его?»

– Боже мой! – неожиданно сказал Томми. – Я бы не вынес этого, быть солдатом. Я бы покончил с собой. Честное слово, покончил бы.

– И я тоже, – согласился с ним Хэл. – Это потому, что мы более интеллигентны, более восприимчивы.

– Да, наверное, дело в этом, – согласился Томми.

– Вот мы и пришли, – объявил Хэл.

Он провел их вокруг молоденькой индийской смоковницы. В темноте Прю споткнулся, зацепившись за торчащие над поверхностью земли толстые корни этого дерева.

– Осторожнее, не упадите, – произнес Хэл.

Они оказались с боковой стороны двухэтажного каркасного домика, выкрашенного в белый цвет. На первый этаж дома вела небольшая, в несколько ступенек, открытая лестница, опиравшаяся на белые столбики.

– Будьте как дома, друзья, – сказал Хэл, открыв входную дверь и проведя их в небольшую прихожую. – Я пойду разденусь. Вы, если хотите, можете тоже раздеться.

– Правда неплохой домик? – спросил Маггио, обращаясь к Прю. – Ты бы не против иметь такой домик здесь, а? Как, Прю? Ты вообрази себе, что живешь в таком домике, а? Неплохо, черт возьми!

Оба они стояли у входа в прихожую и с интересом осматривали все вокруг себя. В доме, по-видимому, поддерживалась идеальная чистота и порядок.

– Нет, не могу, – задумчиво сказал Прю. – Не могу вообразить себе этого.

– Знаешь, почему я хожу сюда, Прю, – сказал Маггио. – Отчасти потому, что в этих проклятых бетонных казармах можно совсем забыть, что в мире существуют такие хорошие и уютные уголки.

Томми провел их в гостиную и уселся в одно из больших светло-желтых, обитых кожей кресел.

– Я сейчас вернусь, только сбегаю в туалет, и мы выпьем, – бросил Маггио.

Прю видел, как Анджелло юркнул в ту же дверь, за которой исчез Хэл. За дверью была небольшая комната, налево от нее ванная, а в конце – вход в спальню. Прю осматривал гостиную.

Недалеко от входа, с левой стороны, располагалась несколько возвышенная площадка, огороженная металлическими хромированными поручнями. На площадке стоял небольшой обеденный столик. Дверь с другой стороны площадки вела в кухню. В противоположной стороне комнаты была большая, застекленная от пола до потолка полукруглая ниша. Шторы на окнах были наполовину приподняты. В середине ниши, у стены, стояла радиола с двумя шкафчиками по бокам для храпения пластинок. У стены справа – большой книжный шкаф с тесными рядами книг на полках. Рядом с ним – хороший письменный стол. Прю обошел вокруг всей комнаты, всматриваясь в каждый предмет и усиленно пытаясь придумать, о чем бы заговорить с Томми.

– У вас есть что-нибудь опубликованное? – спросил он наконец.

– Конечно, – чопорно ответил Томми. – Несколько недель назад опубликован мой рассказ в «Коллиерсе».

– А что это за рассказ? – поинтересовался Прю, рассматривая пластинки. Он заметил, что здесь были главным образом записи классической музыки.

– Любовная история, – ответил Томми.

Прю посмотрел на пего. Томми хихикнул.

– Это история о талантливой юной актрисе и богатом молодом режиссере с Бродвея. Он женился на ней и сделал ее звездой.

– Я не люблю такие рассказы, – сказал Прю, продолжая рассматривать пластинки.

– Я тоже не люблю, – снова хихикнул Томми.

– Тогда зачем же писать их? – спросил Прю.

– Потому что народ любит читать их и платит за них деньги.

– Но ведь эти рассказы не имеют ничего общего с действительностью, – сказал Прю. – В жизни такого не бывает.

– Конечно, не бывает, – согласился Томми. – Но именно поэтому народ и любит их. Народу надо давать то, что он хочет.

– А я не очень верю, что народ хочет читать такие истории.

– А кто ты такой, чтобы судить об этом? – рассмеялся Томми. – Ты что, социолог?

– Нет. Я такой же, как большинство людей. Я, конечно, плохо знаю литературу, но читать такие истории не люблю.

– Их любят но мужчины, а женщины, – сказал Томми.

– Не знаю, – сказал Прю. – Я не уверен в этом.

– Ох уж эти высоконравственные женщины с их взглядами па мораль, – сказал Томми. – Если они не изменят своих привычек, то в один прекрасный день окажутся вовсе без мужчин.

– А-а, понимаю, – нараспев произнес Прю. – Ты хочешь сказать, что своим поведением они добьются того, что все мужчины станут гомосексуалистами.

Прю подошел к письменному столу.

– О чем разговор? – спросил появившийся в комнате Маггио.

Он подошел к Прю, все еще стоявшему у письменного стола. Вслед за Маггио в комнату вошел Хэл.

– Мы говорим о том, почему мужчины становятся гомосексуалистами, – сказал Прю.

– Да? – произнес Хэл со слащавой улыбкой. – А вы знаете, некоторые люди рождаются такими.

Прю покачал головой.

– Слишком много уродливого и ненормального в жизни мне пришлось видеть, начиная от Таймс-сквер в Нью-Йорке и кончая Сан-Франциско, чтобы поверить в то, что это врожденное.

– Уж больно ты стараешься показать, что прошел через огонь и воду, – сказал Хэл раздраженно. – Ты не понимаешь, что быть человеком третьего пола, вот как мы, – это, может быть, трагедия. И эта трагедия достойна уважения.

– Какая же это трагедия и какое может быть уважение, когда у вас отношения основаны па обмане и надувательстве?!

Хэл приподнял брови и уставился на Прю.

– Знаешь, – обратился он к Анджелло, – твой друг просто раздражает меня.

На лице Прю появилась напряженная улыбка. Оп всегда так улыбался, когда слышал от кого-нибудь резкие слова.

– Как я понимаю, – сказал он, – ты стремишься видеть все таким, как тебе хочется, а не таким, как оно есть в действительности. Совсем как в рассказе у Томми о молодом режиссере с Бродвея.

– Знаешь, у тебя, я вижу, пет никакого воображения, – заметил Хэл. – Ты, оказывается, скучнейший тупица.

– Полагаю, что так оно и есть, – согласился Прю, улыбаясь. – В период между бродяжничеством и службой в армии из меня выбили всякую способность воображать.

– А где же шампанское, Хэл? – спросил Анджелло. – Где же оно? Давай-ка, давай открывай. До смерти хочется выпить.

– Минутку, мой мальчик, сейчас будет, – ласково обратился Хэл к Анджелло. – Когда-нибудь, – продолжал он, обращаясь к Прю, – ты убедишься, что воображение – вещь необходимая. Без воображения не проживешь.

– Не обращай на него внимания, Хэл, – попытался успокоить его Маггио. – Прю просто не в настроении. Дай ему выпить, и все будет в порядке.

– Правильно он говорит? – спросил Хэл у Прю.

– Что ж, можно и выпить, – ответил Прю безразличным тоном.

– Идем со мной, Томми! – Хэл направился на кухню. – Помогите мне.

Томми пошел вслед за ним.

– Поди сюда, Прю, – прошептал Маггио, как только они скрылись. Он отозвал его к радиоле в застекленной нише. – Ради бога, не принимай ты все это близко к сердцу, ладно? Ты что, хочешь испортить мне все дело? Прекрати эти споры.

– Ну хорошо, хорошо, Анджелло. Извини меня. Я не знаю, с чего это я так разошелся. Я не хочу расстраивать твои планы, Анджелло. Очень уж эти типы мне не нравятся и раздражают меня.

– Пусть они болтают что хотят, а ты слушай, так же как и я. Ты думаешь, я спорю с ними? Черта с два, буду я спорить с ними. Я просто слушаю их и иногда поддакиваю. Пусть себе болтают. Они болтают, а я прошу принести мне еще выпить, вот и все.

– Я так не могу, – признался Прю. – Ну ладно, ладно, я постараюсь но испортить тебе дело.

– Ух и напьюсь же я сейчас, – сказал Маггио. Он посмотрел на часы. – В шесть утра побудка, – пробормотал он. – Черт с ней, с побудкой, напьюсь в стельку.

Из кухни вышел Хэл, неся в руке два хрустальных бокала с шампанским. Позади него шел Томми, держа в руках еще два бокала.

– Извините, что нет подносов, – улыбнулся Хэл, – зато с бокалами все в порядке. Нельзя же нить шампанское из обыкновенных стаканов.

Они расселись в кружок, подставив свое тело прохладному ветерку, дувшему через закрытую сеткой входную дверь.

– А когда ты был во Франции? – спросил Прю Хэла.

– Я прожил во Франции пятнадцать лет, – ответил Хэл, улыбаясь. – Когда я преподавал в Нью-Йорке, то все время копил деньги на длительное путешествие. Потом я поехал во Францию и оставался там, пока были деньги. Это было до войны, конечно. Сюда я приехал после того, как началась война. Я решил, что на Гавайских островах война наименее вероятна. А как ты думаешь?

– Может быть, – неуверенно согласился Прю. – Но если мы вступим в войну, то в любой части Америки, по-моему, будет одинаково.

– Я слишком стар, чтобы меня могли призвать, – сказал Хэл.

– Да, но я имею в виду ограничения военного времени и всякое такое.

Хэл пожал плечами.

Под действием выпитого вина Прю снова охватили грустные размышления.

Солнце уже клонилось к закату, жара спадала, тени становились длиннее. Прю взглянул на Анджелло: тот размяк и бормотал что-то себе под нос.

– Ты что, уже набрался, Анджелло? – спросил его Прю.

«Если бы дело кончилось только тем, что мы посидим и выпьем, – подумал Прю, – а потом они оставили бы нас в покое и не прикасались бы к нам!»

– Франция – страна свободы, и это действительно так, – произнес Хэл.

– Я не думаю, что слово «свобода» теперь имеет какое-нибудь значение, – возразил Прю.

– А мне кажется, что лично я свободен, – возразил Хэл.

Прю засмеялся.

– А как насчет того, чтобы выпить еще? – спросил он.

– Пожалуйста, – ответил Хэл и, взяв у Прю бокал, отправился с ним на кухню. – Ты не согласен с тем, что я свободен? – спросил он на ходу.

– Принеси и мне бокальчик, – попросил Анджелло. Он неуверенно поднялся на ноги и понес свой бокал на кухню.

– Ты боишься чего-нибудь? – громко спросил Прю, обращаясь к Хэлу.

– Нет, – ответил Хэл, выходя из кухни с двумя бокалами шампанского. – Я ничего не боюсь.

– Тогда ты, конечно, свободен, – сказал Прю. Оп посмотрел, как Анджелло сел на свое место и в один присест осушил свой бокал.

– Я-а свободен! – громко закричал Анджелло. Оп откинулся на спинку кресла и начал болтать ногами, как разбаловавшийся ребенок. – Я совсем как вольная птичка! А ты не свободен! – продолжал он выкрикивать, указывая пальцем на Прю. – Ты завербовался на тридцать лет в армию! Ты раб на тридцать лет! А я – нет. Я свободен. До шести часов утра!

– Тише! – резко оборвал его Хэл. – Разбудишь хозяйку внизу.

– Пошел к черту! Пусть проснется!

– По-моему, тебе пора в постель, Тонн, – сказал Хэл с досадой. – Ты совсем пьян. Пойдем! Я помогу тебе подняться.

Он подошел к сидящему Маггио и, обняв рукой его узкие костлявые плечи, хотел помочь ему подняться на ноги. Но Маг-гио отстранил его.

– Нет уж. Не настолько я пьян. Я, черт возьми, могу подняться и сам. Прюитт, если бы ты не был проклятым, завербовавшимся на тридцать лет солдатом, я бы действительно полюбил тебя.

– Но ты же сам говорил, Анджелло, что служба в армии мало чем отличается от службы в подвале у Гимбела, – заметил Прю с улыбкой.

– Правильно, – заплетающимся языком проговорил Анджелло. – Это мои слова. Я это говорил. Слушай-ка, Прю. Прежде чем кончится срок моей службы, все мы попадем в эту проклятую войну. Это тебе известно? Я ненавижу службу в армии. И ты ненавидишь ее, Прюитт. Ты просто не говоришь об этом. Я ненавижу эту чертову армию. О боже, как я ненавижу ее!

Маггио снова откинулся на спинку кресла. Руки его повисли как плети, голова склонилась на грудь. Он продолжал бормотать себе под нос отборные ругательства в адрес армии.

– Ты публикуешься под своим именем? – спросил Прю у Томми.

Хэл стоял у кресла, в котором полулежал Маггио, и с беспокойством теребил его за руки.

– Конечно, не под своим, – ответил Томми, усмехнувшись. – Неужели ты думаешь, я буду ставить свое имя под этой дурацкой стряпней?

– Ты, наверное, поступаешь правильно, – заметил Прю. – Значит, ты стыдишься своего же рассказа?

– Конечно, – ответил Томми со вздохом. – Неужели я могу гордиться им?

– Я ненавижу все, – бормотал Маггио. – Все ненавижу… Все, все…

– А я вот не играл бы на трубе, если бы не гордился тем, как играю, – сказал Прю. – Я любил играть на трубе, понимаешь? Если я снова начну играть, то так, как раньше, у меня не получится. Мне никогда не придется больше играть.

– О, – сказал Томми с улыбкой. – Трубач! Среди нас, оказывается, есть музыкант, Хэл.

– Нет, – сказал Прю. – Всего-навсего горнист. Но и горнистом мне быть не придется. А ты никогда не напишешь ничего настоящего. Ты только болтаешь об этом.

Прю поднялся на ноги, чувствуя, как вино ударило ему в голову и ноги. Ему хотелось сделать так, чтобы время приостановилось и чтобы завтра в шесть часов не было никакой побудки, хотелось что-нибудь схватить и разбить вдребезги.

– Послушай-ка, – обратился он к Томми. – Вот ты – гомосексуалист. Как ты стал им? Что тебя заставило?

– Я всегда был таким, – ответил Томми, пристально глядя на Прю. – У меня это врожденное.

– Чепуха! – сказал Прю. – Никто таким не рождается.

– Ну и что, ты ненавидишь меня?

– Нет, – ответил Прю презрительно. – Почему же я должен ненавидеть тебя?

– Ты презираешь меня, да? Считаешь меня жалким ничтожеством?

– Нет. Ты сам считаешь, что ты презренное ничтожество. По-моему, ты сам думаешь так, а но я. По-моему, тебе нравится делать все то, что ты считаешь дурным, и, чем дурнее, тем для тебя лучше, тем больше тебе хочется это делать.

– Я знаю, что я дурной… дурной, – пробормотал Томми.

– Замолчи, – резко одернул его Хэл.

Прю повернулся к Хэлу:

– Если нам нравится это грязное дело, друзья, то почему вы не обделываете его друг с другом? Если вы считаете, что такое занятие равноценно настоящей любви, то почему же вы допускаете, чтобы ваши чувства оскорбляли? Ведь каждый, с кем вы имеете дело, оскорбляет ваши чувства. Почему вы всегда тащите к себе тех, кто не разделяет ваших взглядов? Потому что если вы будете делать это друг с другом, то не почувствуете, насколько это дурно. Вот почему вы ищете других.

– Стоп! – воскликнул Хэл. – Томми может говорить что ему угодно, считать себя каким угодно дурным. Я к таким себя не отношу. Я восстаю против общества. Я ненавижу фальшь, на которой держится это общество, ненавижу мораль и протестую против нее. Чтобы отстаивать свои взгляды, приходится быть мужественным.

– Я тоже не очень-то люблю это общество, – усмехнулся Прю. Он чувствовал, как вино ударяет в голову все больше и больше и как все сильнее и сильнее хочется ему что-нибудь разбить или кого-нибудь ударить. – Мне это общество не сделало ничего хорошего. Что я от него получил? Ровным счетом ничего! Оно не дало мне даже того, что имеешь ты. У тебя есть хоть что-то. – Прю обвел рукой вокруг комнаты. – А у меня – ничего. Но я ненавижу общество не так, как ты. Я ненавижу его совсем по-другому. Ты ненавидишь общество, а чем ты лучше его? Ты должен ненавидеть и себя самого тоже. Против чего ты восстаешь, ты и сам не знаешь. Хотя, конечно, мужество для любого протеста нужно, и, может быть, оно и есть у вас, друзья.

– Ха, ха! – неожиданно воскликнул Анджелло. – У меня есть мужество! Все мужество этого проклятого мира – у меня. Я – свободный и мужественный человек. Я сделаю все, что захочу. На полтора доллара в любом винном магазине.

Он с большим трудом поднялся с кресла и, качаясь, едва держась на ногах, направился к двери.

– Куда ты идешь, Тони? – с беспокойством спросил его Хэл. – Вернись, пожалуйста. Слышишь? Я прошу тебя, вернись. Тебе нельзя появляться на улице в таком состоянии, Тони.

– Я пошел гулять! – закричал Анджелло. – Мне нужно подышать свежим воздухом.

Он вышел на веранду и захлопнул за собой дверь. Шлепая босыми ногами, спустился по лестнице, а мгновение спустя грохнулся на землю, и все услышали его неистовую брань в адрес индийской смоковницы. Затем наступила тишина.

– О боже мой! – воскликнул Хэл. – Его кто-нибудь должен остановить. Надо что-то предпринять. В таком виде его обязательно заберет патруль.

– Ты и должен это сделать, – заявил ему Прю.

– Нет, пойди ты за ним, Прю, – сказал Хэл. – Ну, пожалуйста, Прю. Ведь ты не хочешь, чтобы его забрал патруль? Он ведь и твой друг, правда?

– Иди за ним сам! – сказал Прю, усмехнувшись. Он тяжело плюхнулся на кушетку и несколько раз подскочил на се пружинах, как это делают маленькие дети.

– Но я не могу! – воскликнул Хэл. – Честное слово, не могу! Если бы я мог, я, конечно, пошел бы. Послушай, Прю, он настолько пьян, что может привести военный патруль или полицию сюда.

– Ну и пусть приведет, – сказал Прю, рассмеявшись. Он был здорово пьян и неожиданно почувствовал, как ему стало очень весело.

– Но так же нельзя, Прю! – взмолился Хэл. – Полиции уже доносили на нас. Она только и ждет случая, чтобы возбудить против нас дело.

– Но ведь вы же мужественные люди, – с явным удовольствием проговорил Прю. – Неужели вы чего-то боитесь?

Томми поднялся со своего кресла и начал одеваться.

– Ты куда собираешься? – спросил его Хэл.

– Домой.

– Послушай, Прю, – сказал Хэл. – Я пошел бы за ним. Честное слово, пошел бы. Но если меня заберут вместе с ним – мне конец. А ведь полиция, как только увидит меня с ним, сейчас же меня заберет, потому что я у нее на подозрении. Тогда меня выгонят и с работы и отсюда, – он обвел рукой вокруг, – из этого дома.

– Но ты же говоришь, что они и так знают о тебе все, – сказал Прю.

– Да. Но одно дело знают, а другое – попасться им на глаза, можно сказать, с поличным. Ну, пожалуйста, Прю, пойди за ним, – умолял его Хэл. – Он ведь твой друг.

Прю начал натягивать на ноги носки и ботинки. Он никак не мог распутать один шнурок, и Хэл попытался помочь ему. Прю оттолкнул его руку и наконец справился со шнурком сам.

– Ты ведь не очень пьян, Прю? – с тревогой спросил Хэл.

– Нет, не очень, – ответил Прю. – Я никогда не бываю пьяным настолько, чтобы не соображать, что к чему.

– Ты найдешь его, Прю? И если вас заберет полиция, ты не приведешь ее сюда? Ну скажи, Прю.

– По-моему, такие вопросы задавать излишне. Я не из таких, – ответил Прю. – В этом ты уж можешь быть уверен. – Он встал и надел рубашку.

– Всего хорошего. Я прекрасно провел время, – послышался голос Томми. – Увидимся, Хэл. Надеюсь, что и тебя, Прю, я когда-нибудь увижу. – Он вышел на улицу и захлопнул за собой дверь.

Прю снова присел на кушетку и рассмеялся.

– Вежливый парень, а? – спросил он Хэла.

– Пожалуйста, иди, Прю, – умолял его Хэл. – Ради бога, не теряй времени, иди. Тони слишком пьян и может выкинуть что угодно. Найди его, свези домой и уложи спать.

– Но его же одежда здесь, – возразил Прю.

– Возьми ее с собой, – попросил Хэл и забегал по комнате, собирая разбросанную одежду Маггио. – Если ты приведешь его сюда, может кончиться очень плохо. Уж очень он пьян.

– О’кей, – сказал Прю. – Но у меня нет ни цента на такси.

Хэл побежал в спальню за своим бумажником.

– Вот, – сказал он, возвращаясь. – Вот тебе пять долларов. Этого хватит, чтобы доехать на такси до казармы?

– Не знаю. Сейчас слишком поздно, и автобусы уже не ходят. Такси идут от центра, а в центр придется ехать тоже на такси.

– Тогда вот десять долларов.

– Видишь ли, – медленно произнес Прю, покачав головой. – Такси в Скофилдские казармы идут, кажется, только от двух ночи. А сейчас почти уже два.

– В день получки? – удивленно спросил Хэл.

– Конечно, – ответил Прю. – Они всегда ездят только до двух.

– Хорошо, – сказал Хэл. – Ну вот тебе тогда двадцать долларов. Но пожалуйста, поторопись, Прю.

Прю покачал головой.

– Возни с этим Анджелло! – сказал он. – Всякий раз, когда он напивается пьяным, ему обязательно подавай девчонку. Если он не побывает у девчонок, то становится как сумасшедший. В таких случаях он всегда попадает в полицию.

– Ну хорошо, – сказал Хэл, – вот тридцать.

– Послушай, – усмехнулся Прю. – Мне вовсе не хочется брать твои деньги. Убери их. Я довезу его домой как-нибудь.

– Проклятье! – воскликнул Хэл. – Вот сорок. Четыре десятки. Это все, что у меня есть в наличии. Но только поторопись, Прю! Пожалуйста!

– Ну что ж, этого, пожалуй, хватит доехать до дома, – сказал Прю. Он взял деньги и медленно направился к двери.

– Ты не очень пьян, Прю? – спросил с беспокойством Хэл.

– Я же сказал, что никогда не бываю пьяным настолько, чтобы не разбираться, что к чему, – раздраженно ответил Прю. – Думаешь, я хочу, чтобы его схватили? Только я не хочу этого по другой причине, чем ты.

У двери Хэл пожал Прю руку.

– Заходи ко мне, – сказал он. – Заходи когда-нибудь. Можешь прийти и один, без Тони.

– Спасибо, Хэл, – ответил Прю. – Возможно, я приду. Мне всегда нравились мужественные люди, понимаешь?

Дойдя до угла дома, Прю оглянулся. Дверь была уже закрыта и свет выключен. На лице Прюитта появилась довольная ухмылка: в кармане он нащупал четыре хрустящие десятки.