Текст книги "Отсюда и в вечность"

Автор книги: Джеймс Джонс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 47 страниц)

На эту философскую тираду Старка никто ничего не ответил.

– Сделай этим солдатам бутерброды, – сказал Старк куда-то в пространство.

– О’кей, Мэйлоун, – с готовностью ответил повар, – будет сделано.

– Ну так шевелись.

– Мы можем сами сделать их, – смиренно сказал Прю. – Он может и не делать, раз не хочет.

– Эта жирная свинья, – пробасил Старк, по-прежнему глядя в пространство, – получает деньги за то, чтобы делать бутерброды.

– Хорошо, я их сделаю, – повторил повар.

– Заткнись, – приказал Старк.

– Может, я сам сделаю? – предложил Прю, чувствуя какую-то неловкость. – Мы выпьем по чашке кофе и возьмем с собой бутерброды. А он пусть спит здесь.

– Он у меня так поспит, что и не встанет, – угрожающе пробасил Старк. – Это столовая палатка, а не спальня. Если вы хотите есть в палатке – ешьте здесь. А если этот сукин сын скажет еще хоть слово, я пошлю его к прабабушке… Мне все равно нужны новые повара.

– Мы на самом деле хотим взять бутерброды с собой, Мэйлоун, – сказал Прю.

– Ладно, – согласился Старк. – Собираетесь играть на гитаре? – спросил он одеревеневшим голосом.

– Ага, – подтвердил Прю, подходя к плите и раскладывая на нее мясо.

– Это хорошо, – вяло пробасил Старк. – А ты ложись спать, никчемный выродок, – рявкнул он на повара.

– Я не хочу спать, Мэйлоун. – Голос у повара дрожал.

– Я сказал: ложись спать! – повторил Старк громовым голосом.

– Ну ладно, – покорно ответил повар.

Он примостился на стуле, стараясь быть незамеченным. Старк не удостоил его даже взглядом. Он вообще ни на кого не смотрел. Он приподнял бутылку, отвинтил пробку, поднес бутылку к губам, отпил несколько больших глотков и, завинтив пробку, опустил руки. Они повисли, как плети. В правой руке по-прежнему болталась бутылка. Больше Старк не произнес ни слова.

Когда мясо поджарилось, Прю вручил бутерброды Кларку и Слейду. В палатке воцарилась гнетущая тишина. Стараясь не сделать ни одного лишнего движения, не издать ни одного звука, Прю налил кофе, и все трое, испытывая огромное облегчение, на цыпочках направились к выходу из палатки. Они чувствовали себя так, как будто покидали дом, который был заминирован и мог в любой момент взорваться. У выхода Прю повернулся, чтобы поблагодарить Старка. Тот по-прежнему сидел не шевелясь, устремив взгляд в пространство.

– Солдаты должны хорошо питаться, – хрипло пробормотал он. Это походило на то, как неверующий, молясь в церкви, пытается убедить себя в существовании бога.

В ночном небе над аэродромом Хиккем стояло ясно видимое с вершины железнодорожной насыпи световое зарево. Летный состав ежедневно тренировался в ночных полетах. Поэтому все ангары светились, как пустые театры. Высоко над головой, в небе, то там, то здесь мелькали красные, синие и зеленые огоньки летающих самолетов. Особенно много их было над командно-диспетчерской вышкой. Время от времени нижнюю кромку облаков над аэродромом освещали яркие лучи поисковых прожекторов.

В ста ярдах от дороги на земле длинными рядами стояли самолеты В-18. Они походили на сидящих в гнездах нахохлившихся птиц, недовольных тем, что их используют как приманку. Еще далее, слева, на дороге едва виднелся часовой, сменивший Слейда.

– Ну как тебе понравился наш сержант – заведующий столовой? – спросил Прю у Слейда, уплетавшего горячий бутерброд. – Я говорил тебе: толковый парень.

– Да, но я думал, что он другой, – осторожно заметил Слейд.

– Он ведет себя на этой кухне как диктатор, – сказал Прю.

– Да, оно и видно, – согласился Слейд.

– Конечно, он сегодня заложил немного, – объяснил Прю.

– Видно, он чем-то недоволен, – сдержанно произнес Слейд.

– Недоволен? – удивился Прю. – Да он самый счастливый человек из всех, кого я знаю.

– Давайте сыграем «Тысячемильный блюз», – предложил Кларк, настраивая свою гитару.

– Вот здорово! – обрадовался Слейд. – Я очень люблю блюзы.

По дороге двигалась машина. У поворота она выключила фары. Было слышно, как водитель, проезжая через проход в заграждении, переключил мотор на первую скорость и машина направилась к кухонной палатке. Когда она остановилась, около нее вспыхнули лучи карманных фонариков.

– А я думал, что у вас затемнение, – сказал Слейд.

– Это лейтенант… – заметил Прю, как бы оправдывая нарушение.

– А-а, – протянул Слейд.

Лучи одного фонарика медленно поползли по тропинке, ведущей к железнодорожной ветке. Это оказался Анди, он принес с собой еще одну гитару, а кроме того, расстегнув рубашку, вытянул из-за пазухи бутылку.

– Ого! – удивился Кларк. – Где ты достал ее?

– С неба свалилась, – пошутил Анди.

– В самом деле, где ты ее достал? – спросил Прю.

– Это не я, а Уорден где-то достал, – улыбнулся Анди. – Я только купил у него. Этот пройдоха способен найти виски даже на необитаемом острове. Оп приехал сюда на машине. Пьяный, как сапожник.

– А лейтенант ничего не сказал ему? – поинтересовался Прю.

– Ха! Ты же знаешь, лейтенант никогда не осмелится сказать что-нибудь Уордену.

– А кто такой Уорден? – заинтересовался Слейд.

– Наш старшина роты, – ответил Прю. Он тут же познакомил Слейда с Анди.

– Это они, – сказал Анди, показывая на огоньки фонариков, двигавшиеся по периметру караульных постов. – Только три фонаря. Значит, Уорден не пошел с ними.

– Ну что ж, ребята, в нашем распоряжении еще почти целый час, – сказал Прю.

– Дай мне тон для настройки, – обратился Анди к Кларку.

– А ты дай мне бутылку, – попросил Прю у Анди. – На, Слейд, выпей, – предложил он гостю.

– Вот здорово! – восхищенно произнес Слейд. – Ну и житуха у вас, ребята.

– Да, – гордо ответил Прю. – Не так уж плохо. Интересно, – добавил он, – зачем сюда приехал Уорден?

Глава тридцатая

Милт Уорден и сам толком не знал, для чего он приехал сюда. Он уехал с командного пункта на первой отходящей машине просто по велению своего пьяного рассудка, ему все не нравилось там, до смерти надоела физиономия капитана Холмса. Таким образом, он оказался вместе с молодым лейтенантом Калпеппером в этой проклятой, кишащей москитами дыре. Глядя на лейтенанта Калпеппера, Уорден долго не мог решить: какое же из этих двух лиц – Холмса или Калпеппера – противнее?

До отъезда сюда с командного пункта Уорден некоторое время не мог избавиться от навязчивого чувства, что капитан Холмс втайне подсмеивается над ним, как будто ему, Холмсу, известна какая-то ужасно забавная интимная история, приключившаяся с Уорденом. Милт Уорден вовсе не хотел влюбляться и жену капитана Холмса. Единственное, чего он добивался, – это оказаться на одном уровне с этим проклятым офицером. Все остальное свалилось ему на голову совершенно неожиданно и вопреки его желанию. А совсем недавно он почувствовал, что вину за все происходящее с ним ему хочется возложить на самого Холмса. Если бы этот сукин сын заботился о своей жене и относился к ней так, как полагается порядочному человеку, то ничего подобного не произошло бы. И тогда Милт Уорден, вместо того чтобы влюбиться по уши, был бы по-прежнему свободен и продолжал бы наслаждаться жизнью, как истинно свободный человек.

После дня получки Милт Уорден встречался с Карен Холмс дважды. Во время первой встречи они снова провели ночь в гостинице «Моана». Обе эти встречи заканчивались крупным разговором о том, что им делать дальше. Оба согласились с тем, что дальше так продолжаться не может, оба не могут перестать любить друг друга. Карен под конец предложила Уордену, чтобы он поступил на курсы, созданные теперь в связи с призывом мирного времени и, окончив их, стал бы офицером.

Если он станет офицером, сказала она, то его автоматически переведут в Штаты и назначат в новую часть и на новую должность, где его никто не знает. А она, Карен, последует за ним туда же. Если Уорден будет офицером, то она сможет развестись с Холмсом и выйти за Уордена замуж, оставив сына с отцом. А до тех пор пока он остается сержантом, к тому же еще в роте, которой командует ее муж, это невозможно. Милт мог бы стать, по мнению Карен, отличным офицером.

Уорден был не только крайне шокирован этим рассуждением Карен, но и чувствовал себя чрезвычайно униженным. Ему казалось, что Карен хочет слишком многого. Поэтому вот уже в седьмой раз он твердо решил не встречаться с ней больше. Эго и послужило одной из причин, которые заставили его напиться.

– Пошли перекусим, – сказал лейтенант Калпеппер, как только рядовой Рассел заглушил мотор машины. Он включил свой карманный фонарик, это послужило сигналом и для других включить своп фонарики.

– Хуже этого проклятого места для проверки постов ничего не придумаешь, – недовольно проворчал лейтенант Калпеппер и поспешил к кухонной палатке.

Калпеппер не имел никакого представления о том, за каким дьяволом приехал сюда старшина роты. Он не любил находиться рядом со старшиной Уорденом, чувствовал себя очень неуверенно в таких случаях. Иногда Калпеппера охватывало страшное подозрение: ему казалось, что Милтон Энтони Уорден – чокнутый, он может сделать все, что ему взбредет в голову.

Как только лейтенант Калпеппер и Андерсон скрылись в палатке, Уорден схватил Рассела за руку, толкнул его назад к машине и, склонившись к его лицу, злобно процедил сквозь зубы:

– Слушай. Если я не вернусь к моменту отъезда с этими выродками, то ты должен приехать сюда за мной в два часа. Понял?

– О, ради бога, сжалься, старшина, – запротестовал Вири Рассел, представив себе, как он всю ночь не будет спать, – придется смотреть то и дело на часы.

– Заткнись! – резко оборвал его Уорден. – Слышал, что я сказал?

– Не знаю, что здесь можно делать до двух часов? Здесь нет ни женщин, ни вообще чего-нибудь интересного, – недоумевал Рассел.

Уорден ничего не ответил, только с насмешкой посмотрел на него.

– Ну ладно, по крайней мере дай мне выпить тогда, – примирительно сказал Рассел.

Уорден подошел к машине и достал из-под сиденья спрятанную им бутылку.

– Возможно, я буду здесь к моменту вашего отъезда, – сказал он, пока Рассел пил из бутылки. – А говорю это только на тот случай, если к отъезду не вернусь сюда, понял? Но если я не вернусь и ты не приедешь за мной, смотри пеняй потом на себя. – Чтобы Рассел лучше понял его, Уорден при каждом слове ударял его по плечу.

– Ладно, старшина. Я заеду, – согласился Рассел. – На тебе твою бутылку.

– Вот и хорошо, – удовлетворенно проворчал Уорден. – Да смотри не забудь!

Рассел пошел к кухонной палатке. Дождавшись, когда он скрылся из виду, Уорден спрятал бутылку в корнях кустарника и тоже направился к палатке.

Старк все еще сидел на складном стуле, когда в палатку вошел Рассел, а за ним и Уорден. Повар хлопотал у плиты, готовя бутерброды для приехавшего начальства. Лейтенант Калпеппер стоял рядом с ним.

– Хэлло! – приветствовал Старка Уорден.

– Хэлло! – вяло ответил Старк. Больше он не произнес ни одного слова за все время, пока приехавшие находились в палатке. Он ни на кого даже не взглянул и не шевельнул ни одним мускулом. Его руки по-прежнему висели, как плети.

Лейтенант Калпеппер, Рассел и дежурный капрал пошли проверять посты. Уорден остался в палатке. Повар снова начал дремать.

– Эй, ты! – позвал его Старк.

– Кто? Я? – встрепенулся повар.

– Да, ты! – рявкнул Старк. – Кого же еще, по-твоему, я зову?

– Ну что? – спросил повар.

Старк резко мотнул головой.

– Пошел вон! – рявкнул он. – Убирайся отсюда! Меня тошнит, когда я вижу тебя.

– А куда мне идти? – спросил повар.

– Иди спать, – приказал Старк. – Ты и так как вареный. Не могу тебя видеть. Лучше я сам пробуду здесь до утра, чем видеть тебя все время.

– Ладно, я пойду, – сказал повар, с трудом скрывая свою радость, – раз ты приказываешь. – Он живо выскочил из палатки.

– Что с тобой? – спросил Уорден.

– Ничего, – ответил Старк зловеще. – Скажи лучше, что с тобой, старшина?

– Ты решил сам себя наказать? – спросил Уорден. – Всю ночь не спать!

– А может, мне нравится не спать, – ответил Старк. – Тебе какое дело?

– Ты пьян, – заметил Уорден.

– Ты тоже, – сказал Старк.

– Угадал, – злобно усмехнулся Уорден. – И собираюсь напиться еще больше.

– Ну что ж, на выпой. – Он протянул Уордену бутылку.

– Спасибо, – поблагодарил Уорден. – Выпью.

– Тебе надо выпить, – сказал Старк. – Я хочу поговорить с тобой.

– Потерпи, – возразил Уорден, отпивая из бутылки. – Я сейчас не на службе, и у меня нет настроения выслушивать жалобы кухонной команды. Я не готов, так сказать, вести официальный разговор, – добавил он, возвращая Старку бутылку.

– А это совсем не официальный разговор, – сказал Старк зловеще. – Это личный разговор. Я слышал, что у тебя появилась новая любовница, правда это?

Уорден шел в это время к чурбану для разделки мяса, чтобы сесть. Он не остановился и даже на замедлил шага. Он дошел до чурбана и спокойно уселся, как будто сказанное его совершенно не касалось. Усевшись, Уорден достал сигарету и не спеша закурил. Затем, устроившись поудобнее и положив ногу на ногу, он заговорил:

– Откуда это тебе известно?

Старк по-прежнему смотрел на него пристально и зловеще.

– Да уж известно, – произнес он мягче.

– Да? – презрительно спросил Уорден. – А известно ли тебе, что иногда лучше не совать нос в чужие дела?

– Это не тот случай.

– Откуда трое известно об этом? – еще раз спросил Уорден.

– Это не имеет значения, – ответил он. – Важно то, что я знаю об этом. Удивительно, что еще не знает весь гарнизон. Я же сказал тебе однажды, что с этим делом надо быть поострожнее, иначе можно здорово обжечься. Дело в том, что… – Оп умолк и покачал головой. – Я не думал, что ты такой дурак…

Уорден встал с чурбана, подошел к Старку и наклонился за бутылкой.

– Я хочу знать: откуда тебе известно об этом? – неожиданно прогремел он гневно у самого уха Старка.

– Я видел тебя у гостиницы «Александр Янг», – спокойно ответил Старк. – Меньше чем неделю назад. Возможно, что многие наши солдаты видели тебя тоже. Ты, должно быть, с ума спятил.

Уорден отошел от Старка, держа бутылку в левой руке.

– Ну и что же ты собираешься теперь делать?

– Значит, ты не отрицаешь этого? – спросил Старк.

– А почему я должен отрицать? Ты же видел меня. Видел или нет?

Не поднимаясь со стула, Старк выпрямился и опустил руки по швам, как подчиненный перед начальником.

– Я-то знаю что делать. Если ты сам но понимаешь своего положения, это должен тебе объяснить кто-то другой. Кажет-* ся, эта миссия падает на меня. Ты не выйдешь из этой палатки, – как бы вынося приговор, торжественно произнес Старк, сложив руки, – пока не дашь мне честное слово солдата, что у тебя не будет больше ничего общего с этой тварью.

– Ого! – фыркнул Уорден. – Слово солдата? Не выйду из палатки, да?

– Неужели ты совсем не уважаешь себя? – спросил Старк. – Не уважаешь часть, в которой служишь? Но уважаешь форму, которую носишь так много лет? Ты позоришь нашивки первого сержанта.

– Плевал я на эти нашивки, – раздраженно проворчал Уорден.

– Я повторяю, – твердо сказал Старк. – Ты не выйдешь из этой палатки, пока не дашь обещание, старшина.

– Ты мне угрожаешь? Ха!

– Ты что, не знаешь, кто она такая? – горячо заговорил Старк. – Ты не понимаешь, что она с тобой делает? Она же самая последняя тварь! Насквозь гнилая. Ты не знаешь ее так, как знаю я, старшина. Ты дашь мне обещание, иначе…

– Иначе что?

– Иначе берегись, старшина, – сказал Старк. – Я знаю, как справиться с тобой. Ну, я жду твоего обещания.

Уорден по-прежнему смотрел на него рассеянно, о чем-то размышляя, что-то взвешивая. Старк пьян, и завтра он обо всем забудет. А может, и не забудет… А уж он-то, Милт Уорден, не раз будет вспоминать его лицо, как тогда, на стене… Он с размаху ударил тогда по стене рукой… Черт!

– Обещание! – неожиданно прогремел Уорден. – Я тебе такое обещание дам, сукин сын. Как ты смеешь говорить так о женщине, которую я люблю?

Уорден подошел к Старку и, используя весь вес своего могучего корпуса, с размаху ударил его, сидящего со сложенными руками, так сильно, как только мог.

Старк опрокинулся на спину вместе со стулом-раскладушкой, на котором сидел, и ударился головой о землю. Едва коснувшись распростертыми руками земли, он одним прыжком, словно резиновый мяч, подскочил вверх и оказался па ногах. Опершись руками о чурбан и посудный шкаф, он торопливо освободил ноги, запутавшиеся в парусиновых лямках стула-раскладушки. Потом вырвал из чурбана огромный нож, которым рубят мясо, и, злобно бранясь, стал медленно приближаться к Уордену.

Уорден отступил назад и бросил в Старка бутылку, которую все еще держал до этого в левой руке. Не моргнув глазом, Старк уклонился от бутылки и продолжал надвигаться на Уордена. Бутылка, стукнувшись о чурбан, разбилась вдребезги.

Молниеносно подскочив к двери, Уорден откинул брезент и выскользнул из палатки. Убегая, он услышал позади себя шуршащий звук, словно кто-то одним рывком расстегнул застежку-молнию: это полотно палатки рассек нож, брошенный Старком. Несмотря на темноту, Уорден бежал по тропинке очень быстро, пока ветвь дерева не хлестнула его по лицу.

По-пластунски, как солдат под обстрелом, Уорден пополз в кусты, около тропинки. «Ну вот, что ты сделал, Милт, – подумал Уорден, – подрался с единственным человеком в части, способным навести порядок в столовой и наладить отличное питание для солдат». И все же он не мог удержаться от смеха, вспомнив глупо-удивленный вид Старка с ножом в руке, изрыгающего проклятия и рычащего, как разъяренный бык.

Притаившись в кустах и с трудом подавляя смех, Уорден слышал, как, не прекращая громких отборных ругательств, в поисках своего обидчика Старк мечется по тропинке то в одном, то в другом направлении и ожесточенно рубит большим ножом встречающиеся ему на пути ветки деревьев.

Наконец голос Старка замер где-то в стороне. Уорден с трудом сдерживал смех. А что бы этот пьяный идиот сделал, если бы Уорден сказал ему правду? Если бы он сказал, что она подцепила болезнь не от кого иного, как от своего мужа, капитана Холмса? Старк, наверное, схватил бы тогда свой нож и помчался бы на командный пункт, чтобы расправиться с командиром роты. Уорден все еще лежал на земле, сотрясаясь от беззвучного смеха и пытаясь отогнать налетевших на него москитов.

Вскоре Старк возвратился в палатку. Уорден догадался об этом потому, что услышал звон осколков разбитой бутылки (видно, Старк выметал их из палатки), потом громкий удар и дребезжанье (наверное, это он ссыпал осколки в мусорное ведро). Потом Старк снова вышел из палатки и начал искать Уордена, на этот раз уже молча.

С вершины железнодорожной насыпи до слуха Уордена доносились звуки гитары. Ребята играли и пели один за другим старинные блюзы. Сэл Кларк аккомпанировал на гитаре и запевал, а Андерсон подпевал ему.

«Вот чудаки, – подумал Уорден, ожесточенно отмахиваясь от москитов, – сидеть там и отдавать себя на съедение этим стервятникам, вместо того чтобы спокойно спать в палатках».

Уорден слышал, как Старк все еще бродил по кустам, надеясь найти его.

«Нет, ничего не выйдет! – решил Уорден. – Никакой сукин сын не прикажет мне, Милтону Энтони Уордену, с какой женщиной иметь дело, а с какой нет. Если я хочу иметь дело с Карен Холмс, я буду иметь дело с ней, несмотря ни па что».

Уорден продолжал лежать на земле, посмеиваясь над всем происшедшим и прислушиваясь к треску сучьев и кустов под ногами мечущегося Старка, к заунывным звукам гитар, доносившимся с железнодорожной насыпи.

Глава тридцать первая

– Слушай! Вот так, – раздался настойчивый голос Анди.

– Ну давай, давай, – ответил ему Кларк, заглушая струны своей гитары ладонью.

Все сразу же замолчали, и в наступившей тишине, которую Анди требовал, как заправский дирижер, прозвучал стройный, медленно растаявший в ночном воздухе минорный аккорд – самый последний аккорд в импровизации Анди.

– Ого! – воскликнул Кларк с нескрываемым восхищением. – Откуда ты выкопал его?

– Да ну, – нехотя ответил Анди, – просто наткнулся на него случайно.

– Ну-ка, дай его еще раз, – попросил Прю.

Анди воспроизвел аккорд еще раз и грустно посмотрел на друзой своими светлыми глазами. Опять все сразу же замолчали и внимательно прислушались к нежным тающим звукам. Казалось, эти звуки повисли в воздухе и вот-вот перейдут в какие-то следующие, новые. Это ощущение незаконченности было настолько сильным, что хотелось спросить: «И это все?» Но все знали, что это действительно все, потому что аккорд был, несомненно, вполне законченным, полным и выражал именно то, нто им хотелось выразить. Анди подбирал аккорды весь вечер, пробуя то один, то другой, ставя их то в одной, то в другой последовательности. Потом, найдя, по его мнению, наиболее подходящий вариант, он просил общего внимания и вдохновенно проигрывал часть песенки.

– У кого есть закурить? – спросил он, откладывая гитару в сторону.

Кларк поспешно достал из кармана пачку сигарет и с радостью протянул ее товарищу.

– Эх, ребята, – послышался восторженный голос Слейда, – до чего же вы хорошо играете! Это настоящие блюзы.

Анди скромно пожал плечами.

– Дай мне выпить, – обратился он к Прю. Прю передал ему бутылку.

– Да, это настоящие блюзы. А лучше блюзов ничего не придумаешь, – сказал Кларк.

– Правильно, – подтвердил Прю. – Нам пришла идея сочинить свой блюз, – сказал он Слейду, – свою солдатскую песенку и назвать ее «Блюз сверхсрочника». Ведь есть же «Блюз шофера», «Блюз издольщика», «Блюз каменщика», а мы хотим сочинить наш солдатский блюз.

– О! Прекрасная идея! – отозвался Слейд. – Назовите его «Блюз пехотинца». Ей-богу, я завидую вам, ребята.

– Да, но мы еще не сочинили его, – сказал Прю.

– Ничего, сочиним, – заверил их Кларк.

– Послушайте-ка, ребята! – воскликнул Слейд с воодушевлением. – А почему бы вам не взять для этого блюза мотив, который Анди только что пробовал, а? Надо его использовать, он очень подходит для блюза.

– Не знаю, – растерянно произнес Прю. – Мы же еще по довели его до конца.

– Да, но ведь мотив подходит под блюз!

– Гм… Я думаю… думаю, что можно, – тихо ответил Анди.

– Ну вот, на-ка выпей, – предложил ему Слейд, передавая бутылку. – Давай докончи его и сделай его совсем под блюз, чтобы получился обычный блюз на двенадцать тактов.

– Ладно, – согласился Анди. Он отпил несколько глотков, вытер губы тыльной стороной ладони, передал Слейду бутылку, взял гитару и снова углубился в поиски подходящих музыкальных вариаций.

Остальные сидели молча и внимательно слушали. Потом Анди проиграл подобранный мотив.

– Ну что? – скромно спросил он, откладывая гитару.

– Очень хорошо! – возбужденно воскликнул Слейд. – Получился замечательный блюз. Вы знаете, у меня дома около пятисот пластинок, и половина из них – блюзы. Но этот, по-моему, лучше их всех.

– Да ну, – застенчиво пробормотал Анди, – что в пом особенного?

– Честное слово, ребята, – уверял Слейд. – Вы знаете, я ведь коллекционирую блюзы.

– Правда? – недоверчиво спросил Анди. – А ты слышал когда-нибудь о Джанго?.. Джанго… или что-то в этом роде?

– Конечно слышал, – радостно произнес Слейд. – Жанго Рейнхарт. Французский гитарист. Это имя надо произносить «Жанго», буква «д» не произносится. Это лучший гитарист.

– Видишь! – гордо обратился Анди к Прю. – А ты говорил, что я вру, что я все выдумываю. А у тебя есть его пластинки? – спросил он Слейда.

– Нет, – ответил Слейд. – Их трудно достать. Они продаются только во Франции и стоят очень дорого. Но я многие из них слышал. А ты что слышал?

– Кое-какие его песенки. Их не сравнишь ни с чем в мире. – Он повернулся к Прю. – Ну вот, а ты думал, я все сочиняю, видишь? – сказал он укоризненно. – Думал, я все это выдумываю…

Отпивая из бутылки, Прю пожал плечами. Анди снова повернулся к Слейду и начал вдохновенно рассказывать приключившуюся с ним однажды историю.

Друзья уже слышали ее раньше и готовы были выслушать еще раз, потому что история была интересной.

Это был рассказ о Сан-Францнско, об окутывавшем его густом тумане, о таком тумане, какой жители средней полосы или южане вряд ли когда-нибудь видели. Рассказ об острове Ангела в заливе Сан-Франциско, об огромной скале с построенными на ней в несколько ярусов бетонными казармами гарнизона, о покрытой гравием дороге, идущей вокруг всего острова. Это был рассказ о китайской части города с многочисленными притончиками и ночными клубами и о слонявшемся по улицам совсем зеленом новобранце из долины Миссисипи, смотревшем на все это с благоговейным страхом и изумлением.

Однажды, когда Анди был в каком-то китайском ночном клубе, он разговорился с одним посетителем, прилично и со вкусом одетым, очень грустным и задумчивым. Узнав, что Анди играет на гитаре, тот пригласил его к себе домой, в настоящий холостяцкий домик. В доме был кабинет, и в этом кабинете – бар, а в баре целые пирамиды бутылок и бокалов. Стены, от пола до потолка, были заставлены полками с книгами и альбомами для пластинок. Раньше Анди ничего подобного не видел.

Как только Анди подходил в своем рассказе к месту, когда нужно было описать нм – никогда не слышавшим ничего подобного – ту самую, быстро плывущую, необычайно нежную, ласкающую слух, утонченную мелодию гитары, он терялся: описать ее было невозможно. Чтобы представить себе эту мелодию, ее надо обязательно слышать. Она слишком быстра, слишком оригинальна и слишком сложна, чтобы можно было запомнить ее. Андн не был профессиональным музыкантом, но он играл на гитаре и в музыке кое-что понимал. Американец Эдди Ланг, конечно, хорош, но француз Жанго – недосягаем для него как бог.

Все пластинки Жанго были французского или швейцарского производства. Анди после этого случая пытался достать их в магазинах, но продавцы никогда не слышали ни о каком Жанго, и вообще у них не было заграничных пластинок, к тому же Анди не мог назвать им фамилию гитариста. Эта ночь навсегда осталась в его памяти. Анди порой даже сомневался, а было ли это в действительности. Теперь он был очень доволен тем, что Слейд в какой-то степени подтвердил его рассказ.

История, рассказанная Анди, нравилась Прю: таинственная, неправдоподобная, почти фантастическая, и все же такая, которая подтверждает его, Прюитта, убеждение в том, что все люди, по существу, одинаковы, все они охотятся за красивыми призраками.

– А ты не знаешь, где можно достать эти пластинки? – спросил Анди Слейда.

– Нет. Я с удовольствием помог бы тебе, но не могу. Единственное, что я знаю об этом гитаристе, – это его имя, – добавил он с сожалением. – Я не знал, что он так много значит для тебя. Честно говоря, я никогда не слышал ни одной его пластинки, – смущаясь, признался Слейд.

Все промолчали.

– Слушай, сыграй-ка этот блюз еще раз, – попросил он Анди.

Анди вытер рот рукой и еще раз проиграл подобранную мелодию.

– Боже, до чего же хорошо, – тихо сказал Слейд. – Послушайте-ка, – начал он, – у вас ость теперь эта мелодия. Почему бы не написать к ной слова прямо здесь, сейчас?

– Анди запомнит мелодию, – ответил Прю, – а слова мы придумаем потом, когда вернемся в казармы. Ты ведь не забудешь мотив, Анди? – спросил он.

– Не знаю, – печально ответил Анди. – Не такой уж он хороший, чтобы обязательно запомнить его.

– Да нет же! – воскликнул Слейд. – Если ты отложишь это дело, то забудешь мотив. Проснешься завтра и ничего не вспомнишь.

– Но ведь у нас нет ни бумаги, ни карандаша, – заметил Прю.

– У меня есть записная книжка и карандаш, – сказал Слейд, проворно доставая их из кармана. – Я всегда ношу их с собой, чтобы записывать то, что в голову иногда приходит, – смущенно добавил он. – Ну, давайте начнем писать?

– Вот порт, – пробормотал Прю. – А с чего же начать?

– Ну, подумай, подумай, – предложил Слейд нетерпеливо. – Можно придумать. Ведь это о сверхсрочнике, так? Для начала можно, например, что-нибудь о парне, которого увольняют и который получает последнюю получку.

Анди взял гитару и начал медленно наигрывать мелодию. Слейд заразил всех своим энтузиазмом; его нетерпение передалось и другим.

– Дай-ка твой фонарик, – обратился Прю к Слейду.

– А ничего, что мы зажжем свет? – спросил Слейд.

– Ничего особенного, – ответил Прю. – Если лейтенант включает свой фонарь, значит, и нам можно. – Прю направил луч фонаря на записную книжку. – Что, если начать вот так? – предложил он. – «В понедельник меня рассчитали». Запиши это. Мы начнем с понедельника, когда солдата рассчитали, а потом скажем о каждом дне недели, до следующего понедельника, когда он останется на сверхсрочную.

– Отлично! – воскликнул Слейд и принялся записывать первую строчку. – Дальше?

– «И я больше теперь не солдат», – тихо предложил Анди, не прекращая игры на гитаре.

– Превосходно! – снова воскликнул Слейд, записывая вторую строку. – Дальше?

– «И все деньги, которые дали, – предложил Кларк, улыбаясь, – у меня по карманам шуршат».

– «Денег больше, чем хочу, и за все я заплачу», – предложил Прю в качестве припева.

– Прекрасно! – воскликнул восхищенный Слейд. – Замечательно! Подождите, я запишу. Я не успеваю записывать.

– Что, если написать дальше: «Во вторник я в город поеду», – предложил Слейд.

– «В отеле побуду денек», – добавил Кларк.

Радостное возбуждение охватило теперь всех. Казалось, электрические искры срывались с парней и перелетали с одного на другого.

– «Работу потом я добуду», – предложил Прю следующую строку.

– «А пока… веселись, паренек», – закончил Анди, не прерывая игры на гитаре.

– А здесь опять припев, – весело сказал Слейд. – «Денег больше, чем хочу, и за все я заплачу». – И тут же записал эти слова.

– «В среду в барах меня принимают, – продолжал Прю. – В самом лучшем отеле я сплю».

– «Китаянка вино наливает. Обнимая, мне шепчет: «Люблю», – предложил с улыбкой Кларк.

– «Денег больше, чем хочу, и за все я заплачу», – весело пропел Анди под собственный аккомпанемент.

– Подождите, подождите, – закричал Слейд. – Дайте же мне записать. Вы уж слишком быстро начали придумывать.

Они подождали, пока Слейд торопливо записывал. Потом так же быстро, удивленно посматривая друг на друга, не веря самим себе, что это так легко, сложили еще два четверостишия, и Слейд снова взмолился, чтобы сделать перерыв, пока он запишет придуманное.

– Дайте же мне записать! – радостно кричал он. – Вот, – сказал он через несколько секунд, – давайте теперь я прочту. Слушайте, что получается…

– Ну ладно, давай читай, – самодовольно разрешил Прю, нервно, до хруста сжимая пальцы обеих рук.

Анди продолжал тихо, как бы для самого себя, наигрывать мелодию. Кларк поднялся на ноги и нетерпеливо начал ходить около него взад и вперед.

– О’кей! – сказал Слейд. – Ну вот, слушайте: «Блюз сверхсрочника»…

– Эй! Подожди минутку, – перебил его Кларк, устремив взгляд куда-то вниз, по направлению к лагерю. – По-моему, сюда кто-то идет… Смотрите…

Все повернулись и посмотрели вниз. В густой темноте, в том месте, где от дороги отходила тропинка, ведущая к железнодорожной насыпи, мелькали яркие лучи нескольких карманных фонарей. Один из них отделился и поплыл по тропинке в их сторону.