Текст книги "Отсюда и в вечность"

Автор книги: Джеймс Джонс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 38 (всего у книги 47 страниц)

– Ты же сам накинешь на себя петлю, – зло сказала Альма. – И хорошо это знаешь. Я не хочу, чтобы ты уходил отсюда раньше, чем найдешь подходящее место. За кого ты меня принимаешь? Ты же знаешь меня… И ты можешь вовсе не уходить отсюда, если не хочешь. Я бы хотела, чтобы ты остался.

– Это видно по тому, как ты сейчас со мной разговариваешь.

– Мне просто больно видеть, как ты заигрываешь с Жоржеттой, знать, что ты вынашиваешь планы перебраться к ней, как только я уеду. Или ты думаешь, что мне это безразлично?

– А какого черта ты от меня хочешь? Хочешь, чтобы я оставался тебе верным, пока ты считаешь возможным терпеть меня, а потом проводил тебя в Штаты и благословил на выгодное замужество? Интересно, как, по-твоему, я должен себя чувствовать при этом? Плакать? Ты хочешь от меня слишком многого.

– Мне кажется, совсем немного просить тебя оставаться верным, – взволнованно сказала Альма, – пока я здесь. Разве эта моя просьба такая уж невыполнимая?

– Очень трудно оставаться верным женщине, если она наотрез отказывается от ласк.

– Еще труднее ласкать мужчину, который не верен тебе и не ценит тебя как женщину, – парировала Альма. – Если он все время смотрит на тебя каким-то туманным взглядом, как будто откуда-то издалека.

– Ну так как? Ты хочешь, чтобы я ушел, или не хочешь?

Преимущество снова стало переходить на ее сторону, и он спешил восстановить положение, будучи твердо уверен в своих силах. Но и Альма знала, что Прюитт просто упрямится, чувствовала, что может добиться своего, если проявит твердость.

– Еще раз говорю тебе: будь благоразумен, – решительно произнесла Альма. – Я не хочу, чтобы ты уходил, я сказала тебе об этом. Но Жоржетта – моя подруга, и если ей придется выбирать между мной и тобой, то мне кажется, она останется верна нашей дружбе. Имей это в виду.

Прюитт снова сел за стол.

– Но она никогда с тобой больше не встретится, после того как ты уедешь, – сказал он, только чтобы показать Альме, что не желает уступать своих позиций.

– Когда я уеду, можешь делать что хочешь.

– Черт знает что! Лучше я вернусь в часть и буду служить, как служил. В армии все-таки легче, чем с тобой.

Альма встала из-за стола, сняла кофейник с конфорки и потушила плиту. Затем она вернулась к столу и молча смотрела, как бурлит в кофейнике кофе.

– О, Прю, – сказала она, резко повернувшись к Прюитту, – зачем тебе нужно было это? Зачем ты убил его? Нам было так хорошо до этого. Зачем ты все испортил?

Прюитт сидел, опершись локтями о стол, и спокойно смотрел на Альму.

– У меня всегда так, – просто, без всяких эмоций произнес он. – Я всегда портил все, к чему прикасался. Не знаю, почему так происходит, по факт остается фактом.

– Мне иногда кажется, что я совсем не знаю тебя. Бывает, что ты для меня становишься совсем чужим. Когда Уорден приходил ко мне, то он сказал, что ты и в тюрьму попал просто из-за упрямства. Он уверял, что если бы ты захотел, то все обошлось бы.

Прюитт вздрогнул от неожиданности и резко спросил:

– Он что, приходил к тебе снова?

– Нет, он был здесь всего один раз, когда тебя посадили в тюрьму. А почему ты так… испугался?

– Сам не знаю, – ответил Прюитт.

– А разве он мог бы тебя выдать? – спросила Альма. – Неужели он способен на это?

– Не знаю, – тихо произнес Прюитт, разглядывая ногти на руках. – Честно говоря, не знаю. Не могу понять, что за человек этот Уорден… Знаешь, – продолжал Прюитт, – иногда я жалею, что уже не в тюрьме. Там было все очень просто. Там я знал, кого ненавидеть. Знал, на кого опереться. Я мог ненавидеть своих врагов и не мучить себя мыслями о том, как отомстить им. Ведь отомстить все равно не было никакой возможности.

– После того как тебя выпустили, ты даже не позвонил мне. Девять дней сидел в казарме и не пришел ко мне, – сказала Альма, возвращаясь к прежней теме разговора.

– Да я же просто оберегал тебя.

Альма встала из-за стола, подошла к нему и прижала рукой его голову к себе. Впервые за все время пребывания Прюитта в ее доме она почувствовала такой прилив нежности к нему.

– О, Прю, Прю, – ласково прошептала она, – милый.

И на этот раз все было так, как всегда, когда между ними возникала ссора и когда они, вдоволь изругав друг друга, мирились. Нужно было сильно разозлиться, чтобы под конец понять. что они нужны друг другу. Это был довольно неприятный путь к взаимной близости…

Они услышали, как Жоржетта встала с постели. Они сидели за столом и пили кофе и чувствовали себя почему-то двумя стариками, и это давало нм ощущение такой близости, какой они не испытывали даже в самые интимные моменты.

Жоржетта, легко неся свое грузное тело, буквально ввалилась в кухню. Прюитту она сразу опять напомнила героинь книг из ее библиотеки.

Альма ревниво взглянула на Прюитта, а он старался не смотреть на Жоржетту. Даже разговаривая с ней, он смотрел либо на Альму, либо куда-то в сторону.

Спустя полчаса Жоржетта встала из-за стола и, надув губы, ушла к себе в комнату одеваться. В этот день она раньше обычного отправилась на работу, сказав, что ей нужно еще зайти в магазин.

Альма тоже ушла рано. Оставшись один, Прюитт попытался было взяться за чтение, но утренний разговор с Альмой, видимо, прикончил увлечение книгами, которое и так уже начинало исчезать. Прюитт только перелистал книжку – и все. Даже несколько рюмок виски не вывели его из того подавленного состояния, в котором он находился с утра.

«Что же делать?» – подумал он.

У Альмы был подаренный полицейским пистолет, который вместе с пачкой патронов она хранила в столе. Прюитт решил, что оружие ему не помешает.

Как бы там ни было, он никогда не вернется в тюрьму. Вернуться в старую тюрьму, быть там вместе с Анджелло, Мэллоем, Бэрри и остальными – это было бы еще туда-сюда, но попасть в новую тюрьму, где не будет прежних друзей и где наверняка окажется новый Фэтсо – этого он ни за что не хотел.

Прюитт извлек из пистолета патроны, видимо находившиеся там уже несколько лет, и перезарядил его новыми, положив себе в карман еще несколько штук. Затем он взял деньги, которые Альма хранила здесь же, в столе, вышел из дому и направился в город, решив нанести визит Розе, в «Голубой якорь».

Он испытывал огромное удовольствие от пребывания на улице, на свежем воздухе, и хотя рана еще чуть-чуть побаливала, это не мешало ему идти. Прюитту пришлось надеть куртку, чтобы скрыть висевший у пояса пистолет, но это была легкая куртка, и Прюитт даже на солнце не чувствовал жары.

Проехав на автобусе несколько остановок, он вышел неподалеку от бара «Лонг Кэбин». Здесь все выглядело точно так же, как несколько недель назад.

Когда Прюитт вошел в «Голубой якорь», там было пусто. Только несколько моряков сидели за стойкой, пили пиво и болтали с Розой. Никого знакомых Прюитт не видел.

Он уселся за столик и заказал виски с содовой, стараясь не привлекать к себе внимания. Рядом с ним уселся и бармен. От него Прюитт узнал, что вся рота находится у мыса Макапуу и занята строительством дотов. Поэтому здесь никого из роты не было, с того дня как начались учения.

Спустя некоторое время к пому подошла Рола и, улыбаясь, спросила, как он чувствует себя в штатской одежде. Сначала это его испугало и удивило, но он сразу взял себя в руки и принял ее вопрос в шутку, громко рассмеявшись. Никто не спрашивал его о Фэтсо, и это окончательно успокоило Прю. Еще около получаса он разговаривал с Розой, и все время разговор вертелся вокруг того, как хорошо быть свободным, штатским человеком.

Прюитт и сам не мог точно сказать, зачем он пришел в «Голубой якорь». Может быть, он рассчитывал встретить здесь кого-нибудь из своей роты, но он не знал, что рота выехала на учения к мысу Макапуу. Он знал, что это большой риск – явиться сюда, но считал, что никто из солдат-сослуживцев не выдал бы его, разно только Айк Гэлонич, но тот никогда не приходил и «Голубой шанкр».

От Розы Прюитт узнал, что Айка сняли с должности примерно па следующий день, после того как Прюитт ушел из части. Роза рассказала ему и о том, что Уорден представлен к присвоению офицерского звания, но пока его не получил. Новый командир роты, как сказала Роза, оказался не таким уж плохим парнем, как этого ожидали.

Чем больше они разговаривали, тем сильнее становилось у Прюитта желание снова увидеться с товарищами по службе. Он был убежден, что им сейчас приходится нелегко на строительных работах, но, вместо того чтобы радоваться своему отсутствию там, у мыса Макапуу, он всей душой жалел об этом.

Прюитт пробыл в «Голубом якоре» примерно до десяти часов, съел хорошую порцию котлет, примерно па одну треть приготовленных из каши, но остался едой очень доволен, сказав, что за последние три недели ничего вкуснее не ел.

За столиками становилось все больше и больше народу, но в основном это были матросы – солдаты в последнее время здесь почти не появлялись.

Незадолго до того, как Прюитт собрался уходить, Роза снова подошла к нему и сказала, что еще до начала учений сюда приходил Уорден и интересовался, не появлялся ли он, Прюитт. Роза спросила, что ей сказать Уордену, если он снова сюда придет.

– Скажи ему, что я был здесь, что соскучился по нему, – ответил Прюитт. – Скажи, что я хочу увидеться с ним.

Ответ Прюитта не удивил Розу. Она хорошо знала солдат и понимала пх чувства.

Прюитт вернулся домой около двенадцати. Он снопа ехал и автобусе, а не и такси. Может быть, он отказался от такси потому, что чувствовал себя в автобусе свободнее, находясь среди людей, спокойно следовавших по своим делам, не вздрагивая каждый раз, когда автобус на перекрестке проезжал мимо полицейского.

Дома Прюитт положил пистолет обратно в ящик. Он уже спал, когда Альма и Жоржетта вернулись домой около половины третьего.

Глава сорок восьмая

Именно после того как Роза рассказала ему об Уордене, Прюитт решил еще раз побывать в «Голубом шанкре». Он знал, что это рискованно, что искушает судьбу, и все-таки принял такое решение.

Четыре раза он приходил в кафе, но только на пятый ему удалось встретить Уордена. Каждый раз он брал с собой пистолет и каждый раз, возвращаясь к Альме, клал его обратно, в ящик стола. Жоржетта и Альма даже не догадывались, что он выходил из дому. Они заметили, что у него поднялось настроение, но не могли понять причины.

Три раза Прюитт никого из знакомых в кафе не встретил. Рота все еще находилась на строительстве дотов у мыса Макапуу.

Четвертый раз Прюитт отправился в кафе двадцать восьмого ноября, в тот день, когда рота вернулась с учений. Он сразу встретил массу знакомых. Все они были загорелые, чисто выбритые, имели бравый, довольный вид. Среди них были Чоут, Анди и Кларк, сержант Линдсей, капрал Миллер, Пит Карелсен, сержант Мэлло и несколько новичков. Прюитту показалось удивительным, что новички, прибывшие в роту за время его отсутствия, так быстро вошли в ритм солдатской жизни и сразу же облюбовали «Голубой шанкр», сделав его пристанищем на свободное время.

Старые знакомые очень обрадовались Прюитту. Они дружески похлопывали его по спине, разговаривали с ним так, будто он только что выиграл крупнейшие соревнования, стал чемпионом, известным всему полку. Среди сослуживцев Прюитт не увидел только Старка, а его Прюитту почему-то хотелось видеть обязательно. Не появлялся здесь и Уорден, но Прюитт не стал ничего о нем спрашивать.

На следующий вечер Прюитт решил рискнуть и снова отправился в кафе. Он считал, что никто из видевших его старых знакомых не станет болтать лишнего. Вместе с тем Прюитт надеялся, что Уорден узнает о его появлении в кафе и придет туда.

Сидя за столиком и потягивая пиво, Прюитт все время следил за дверью. Солдаты входили и выходили из кафе, но Уорден не появлялся, а Прюитт не решался спросить о нем.

Наконец Прюитт увидел Уордена через стеклянную дверь, но тот не вошел в кафе, а скрылся где-то за углом здания, даже не заглянув внутрь кафе. Очевидно, никто из присутствующих, кроме Прюитта, не видел его. Прюитт выждал несколько минут, допил пиво и вышел из кафе.

Уорден стоял на углу переулка и курил.

– Смотрите-ка, кто появился, – сказал он. – Я думал, что ты уже в Штатах.

– А ты Розу видел?

– Сегодня днем. И подумал, что ты должен прийти.

– Послушай, как мои дела?

– Пойдем в бар напротив, – предложил Уорден. – Здесь не место для разговоров, особенно для тебя.

– У меня есть увольнительная.

– Все увольнительные были отменены в день начала учений. А сейчас даже бланки сменили. Кроме того, мне не хотелось бы, чтобы новички видели меня с тобой. Ведь они знают, что ты в самовольной отлучке.

Уорден повел Прюитта в бар на противоположной стороне переулка. Здесь было много солдат, но никто из седьмой роты сюда не ходил. Они заказали виски, и Уорден заплатил за выпивку.

– Почему ты не вернулся после того, как начались учения? – строго спросил Уорден. – Я бы тогда все устроил.

– Не мог. Мне нужно было залечить рану. А что известно по делу Фэтсо? Меня по этому делу не разыскивают?

– Кто такой Фэтсо?

– Фэтсо Джадсон, – сказал Прюитт. – Ты знаешь, о ком я говорю. Фэтсо Джадсон. Не притворяйся.

– Никогда о ием не слыхал.

– Слыхал! – настаивал Прюитт. – Не хочешь ли ты сказать, что и начальство ничего о нем не знает? Что ты притворяешься? Не разыгрывай из себя тайного агента. Я тебя спрашиваю серьезно.

Они разговаривали почти шепотом, сидя за столиком в окружении каких-то подвыпивших артиллеристов. Уорден оглянулся вокруг и тихо сказал:

– Я все расскажу тебе, как есть. Ты можешь поступать как знаешь. Но прежде всего спрячь подальше пистолет. Рукоятку видно из-под куртки.

Прюитт вздрогнул от неожиданности, осмотрелся и тихонько протолкнул пистолет дальше к спине.

– Ну ладно, вернемся к делу, – серьезно сказал Прюитт.

– Хочешь еще пива? – спросил Уорден.

– Хватит тебе дурака валять, давай рассказывай.

– Ты решил вернуться? – задал ему вопрос Уорден.

– В тюрьму я не пойду. Это я точно знаю.

Уорден подозвал официантку и заказал еще две порции виски.

– Никто о Фэтсо ничего у нас не знает. По крайней мере твое отсутствие с этим не связывают, – сказал Уорден.

– Откуда тебе это известно?

– Конечно, точно я этого не знаю, – признался Уорден. – Но никто из военной полиции о тебе не спрашивал. Если бы твое отсутствие в части связывалось с убийством Фэтсо, то полицейские наверняка побывали бы у нас.

– Значит, я могу вернуться, – сказал Прюитт. – Если бы ты знал, друг, как мне надоело скрываться.

– Я должен тебя предупредить, – заметил Уорден. – Если бы ты вернулся через два-три дня после начала учений, то я бы все уладил, и ты мог бы отделаться несколькими нарядами вне очереди. Но ты же отсутствовал полтора месяца. Даже такому болвану, как Росс, я никак не смогу объяснить это. Тебе придется предстать перед дисциплинарным судом.

– В тюрьму я больше не пойду, – заявил Прюитт. – Даже если мне придется скрываться всю жизнь.

– Скажу тебе все напрямик. Я бы мог обещать тебе, что ты отделаешься арестом на гауптвахте, но не стану этого делать. Тебе посчастливится, если тебя отдадут под дисциплинарный суд. Но и в дисциплинарном суде ты наверняка получишь максимум.

– Месяц тюремного заключения?

– Да. И штраф в две трети жалования. Ну а если попадешь под суд военного трибунала, то получишь два месяца тюремного заключения и такой же штраф.

– Но ведь мне могут дать и шесть месяцев тюрьмы?

– Нет, – ответил Уорден. – Я могу тебе обещать, что больше двух месяцев ты не получишь. И потом, я надеюсь, что все обойдется дисциплинарным судом.

– В таком случае, мне незачем возвращаться.

– Не знаю, чего ты хочешь. Пойми, ведь ты был в самовольной отлучке полтора месяца.

– Я и сам не знаю, на что рассчитываю. Знаю только одно: в тюрьму я но пойду, даже на месяц.

Уорден выпрямился на стуле.

– Ну что ж. Поступай как знаешь. Ничего другого я сделать не могу. Росс зол на тебя – он думает, что ты сбежал из-за учений.

Эти слова Уордена ошеломили Прю.

– Но ведь я ушел еще до того, как начались учения. На неделю раньше.

– Об этом Росс не знает.

– Почему?

– Болди Доум, – ответил Уорден, – отмечал, что ты присутствовал это время. Я был в отпуску, а он оставался вместо меня. Когда я вернулся, Болди все еще не отметил тебя в числе отсутствующих. И мне пришлось сделать вид, что я ничего но заметил.

– Но ты же вернулся из отпуска через три дня после того, как я ушел из части?

– Не обольщайся, – раздраженно ответил Уорден. – Я сделал это не для тебя. Будь я на месте, я сразу же сообщил бы о твоем отсутствии. Я всегда считал тебя болваном и сейчас считаю. Не знаю, зачем я только трачу время на тебя?..

– А может, тебе просто совестно, что ты становишься офицером? – улыбаясь заметил Прюитт.

– Я никогда ничего не делаю такого, чтобы потом могло быть совестно, – проворчал Уорден.

Прюитт промолчал. Он больше не пытался узнать, почему Уорден в течение четырех суток скрывал его отсутствие в части.

– Ты считаешь меня неблагодарным? – тихо спросил он.

– Все люди неблагодарны, – зло бросил Уорден. – Я тоже неблагодарен сам себе за все, что делаю для себя.

– Но ведь человек имеет право сам решать, как ему поступить, – спокойно продолжал Прюитт.

– Конечно, каждый сам за себя все решает. И в большинстве случаев решает неправильно, – убежденно сказал Уорден.

– Ты не был в той тюрьме, а я видел, как там убили человека. Его били, пока он не умер.

– Он, наверно, сам виноват.

– Дело не в этом. Никто не имеет права так обращаться с людьми.

– Возможно, ты прав, но это ничего не меняет, – сказал Уорден. – Ничего.

– Тот парень, конечно, сам виноват, но они все равно но имели права убивать его. Парень был моим другом, а убил его Фэтсо Джадсон.

– Ты мне, пожалуйста, о своих горестях не рассказывай, – оборвал Прюитта Уорден. – У меня своих забот хватает. Я тебе сказал все. Больше я ничего сделать для тебя не могу.

– Но ты можешь понять, почему я не хочу снова попасть в тюрьму?

– Нет, не могу! Ну а ты можешь сказать, почему я должен стать офицером?

– Конечно, – сразу ответил Прюитт. – Конечно могу. Я и сам был бы не против стать офицером. Из меня бы вышел неплохой офицер.

– Значит, ты все понимаешь лучше меня, – зло ответил Уорден. – Пошли-ка отсюда, здесь делать больше нечего.

Они встали из-за стола, с трудом протолкались к двери и остановились у выхода, чтобы закурить. На противоположной стороне переулка ярко горели неоновые огни кафе «Голубой якорь». На тротуаре толпились солдаты из Скофилда.

– Красиво, – сказал Прюитт. – Мне всегда нравились неоновые рекламы. Я люблю стоять на углу улицы и смотреть вдоль нее на огни реклам.

Уорден промолчал.

– Хотелось бы мне вернуться в роту, – проговорил Прюитт. – Очень хотелось бы, только не такой ценой, как ты говоришь.

– Тебе не придется сидеть в тюрьме положенный срок только в том случае, если японцы – или кто-нибудь еще – начнут войну. Тогда всех заключенных выпустят.

– Спасибо на добром слове, – ответил Прюитт.

– Ты бы лучше не ходил в «Голубой якорь» и вообще в эту часть города, – сказал Уорден. – После окончания учений в городе все время проверяют увольнительные.

– О’кей. Спасибо. До свидания.

– До свидания.

Уорден перешел улицу и направился к «Голубому якорю», а Прюитт свернул за угол и пошел к центру города. Никто из них даже не оглянулся.

Прюитт хорошо запомнил все, что сказал Уорден о шансах на благополучный исход дела. «Ничего себе… – подумал он. – Если только начнется война…»

На одном из перекрестков Прюитт столкнулся с Родесом и Нэйром. Обнявшись и пьяно покачиваясь, они подошли к нему и предложили выпить по рюмке виски.

– Мы только что из «Ритца», – счастливо улыбаясь, сказал Нэйр, когда они подошли к бару. – Там не так роскошно, как у мадам Кайпфер, но это мне и нравится.

– Я ходил в «Ритц» раньше, до того как перевелся в седьмую роту, – ответил Прюитт. – Там действительно хорошо.

– А когда ты собираешься вернуться? – спросил Нэйр, выходя из бара.

– Не знаю, – ответил Прюитт. – Мне еще пока не надоела вольная жизнь.

– Жаль, что у меня не хватает смелости сбежать в самоволку, – мечтательно произнес Родес. – Да и денег нет.

– А здорово сегодня было в «Рптце»? – пьяно улыбаясь, сказал Нэйр.

Родес рассмеялся.

– Пошли-ка лучше еще выпьем, – предложил он и, когда Прюитт наотрез отказался, взял Нэйра под руку и потянул за собой.

– До свидания, Прю. – Нэйр дружески хлопнул Прюитта по плечу. – Увидимся, когда вернешься. Жаль, что ты не хочешь идти с нами.

Прюитт посмотрел вслед удалявшимся друзьям. Неожиданно острый приступ злости охватил его. Ему захотелось избить первого же попавшегося под руку человека.

Когда Нэйр и Родес исчезли из виду, Прюитт свернул в переулок и, вместо того чтобы пойти к остановке автобуса, направился к «Ритцу».

Публичный дом был переполнен, и Прюитту пришлось довольно долго ждать, пока он увидел Жоржетту. Руки у него стали влажными от пота, лицо покраснело, в горле будто застрял комок. «Наплевать на все, наплевать», – думал он.

Жоржетта стояла в центре огромного зала и с кем-то разговаривала. когда Прюитт подошел к ней и взял за руку. Узнав его, она сразу увела его в свободную комнату, чтобы расспросить, что случилось и почему он пришел сюда. Сначала она смутилась, потом смущение прошло…

Когда он протянул ей деньги, Жоржетта засмеялась и отказалась взять их. Он не уступал, и тогда она, изменившись в лице, взяла деньги.

Вернувшись домой на такси, Прюитт улегся в кухне, поставил перед собой бутылку виски и тянул одну рюмку за другой, дожидаясь возвращения Альмы и Жоржетты. Он решил, что лучше за все дать ответ сейчас, разделаться со всем сразу. Но, так и не дождавшись подруг, заснул.

Когда он утром встал и вышел в кухню, чтобы умыться с похмелья, Альма уже сидела за столом и пила кофе. По ее холодному взгляду он понял, что Жоржетта уже обо всем ей рассказала вчера или сегодня утром. А ему так хотелось сделать это самому, но уж слишком много вчера он выпил.

Альма ничего ему не сказала, ни сразу, ни потом. Она не устроила ему скандала, наоборот, была вежлива и даже нежна с ним. Она улыбалась, спокойно разговаривала, и у Прюитта не хватило духу самому начать разговор.

Альма так и не заводила разговоров о его посещении «Ритца». Она была нежна с ним, как никогда раньше.

Жоржетта относилась к нему по-прежнему. Она не стала оставаться дома чаще, но и не уходила, как бывало раньше, когда чувствовала себя обиженной. Каждое утро они собирались за столом в кухне, завтракали и дружески болтали. Одним словом, это была одна, дружная семья.

Именно в эту неделю Прюитт переписал по памяти первые куплеты своей песни и продолжал работать над ней дальше.

Однажды вечером, роясь в столе в поисках бумаги, он заметил, что Альма взяла оттуда все свои деньги, но пистолет остался.

Прюитта не обидело то, что его лишили денег. Ведь все равно идти ему было некуда. Зато доступ к бару был открыт, и он часто напивался. Альма ни разу не упрекнула его за это, ни разу не потребовала от него уйти, как это случалось раньше.

Так прошла неделя.

Неизвестно почему – либо потому, что Альма была молчалива и вежлива с ним, либо но каким-то другим причинам – Прю пришла в голову мысль, что Альма, наверное, была бы не прочь выйти за него замуж, пока не произошел тот случай в «Ритце». И сейчас он чувствовал себя, как жених, которому невеста вернула обручальное кольцо.

Один или два раза они вступали в горячий спор но пустякам. И хотя начиналось дело с мелочей, потом вспоминались все обиды. Прюитт ни разу не уступил. Чаще всего успех ему приносила угроза немедленно уйти из дому. Она действовала неотразимо, хотя осуществить ее у него не хватило бы духу.