Текст книги "Коглин (ЛП)"
Автор книги: Деннис Лихэйн
сообщить о нарушении
Текущая страница: 78 (всего у книги 81 страниц)
Он изумился яркости этих воспоминаний и тому, как больно их ворошить. Если он будет сидеть здесь целый день с бутылкой скотча и без закуски, то в итоге с ума сойдет. Необходимо подумать о чем-нибудь еще, о чем угодно. Например…
Кто подписывается на убийство по найму, а потом, в разгар работы, ложится в клинику для душевнобольных?
Может, это хитроумный план, чтобы сбить Джо со следа? Или Мэнк действительно сошел с ума? Потому что тот, кто заказал Джо, будет, мягко говоря, разочарован, когда Мэнк вдруг все бросит и отправится в дурдом. В таком случае тот, кто его нанимал, наймет другого исполнителя, чтобы убрать и Джо, и Мэнка. Нет, киллер, согласившийся на работу, не берет отпуск для приведения в порядок мозгов, чтобы вернуться в назначенный день и довести дело до конца. Это бессмыслица какая-то.
Джо хотелось прямо сейчас отправиться на улицу и переговорить с ребятами Рико, видевшими Мэнка, он был готов поставить тысячу на то, что они ошиблись и приняли за него кого-то другого. Он был уверен, что выиграет на этом пари пару тысяч.
А жизнь? Поставил бы он жизнь? Потому что ставки сейчас таковы. Все, что от него требуется, – сидеть в этой комнате – в ловушке, как он уже называл ее про себя, – и скоро все кончится. Рико со своими парнями выследит этого двойника Мэнка – ну ладно, пусть даже самого Мэнка, – и Джо снова начнет спать по ночам.
А пока что сиди в ловушке.
Он поднес к губам бокал, но замер, так и не выпив.
Так в этой-то ловушке все и дело.
Как там сказала Ванесса, уходя? Он видит все, кроме того, что лежит у него прямо перед носом.
Если бы кто-то в течение последних двух недель попытался его убить, он был бы уже покойник. Ведь до того, как он узнал о контракте, он ходил по улицам, счастливый и беспечный. Легкая мишень. Даже после того, как он узнал о потенциальной угрозе, он старался опровергнуть слухи. Он отстаивал жизнь Терезы. Он ездил на яхту Короля Люциуса, где было двадцать одурманенных наркотой головорезов. Его запросто могли убить в одну из многочисленных поездок: в Рейфорд, на Пис-Ривер, черт, да когда он просто мотался по городу.
Чего же ждали убийцы?
Пепельной среды.
Но зачем ждать?
Единственный возможный ответ: они ничего и не ждали. И не было никаких «их». А если и были, эти «они» не пытались убить Джо.
Они пытались удержать его от чего-то.
Он взялся за телефон, вышел на городскую линию, попросил соединить его с клиникой для душевнобольных в Пенсаколе. Когда звонок передали тамошней телефонистке, он представился девушке детективом Фрэнсисом Кэдиманом из полицейского департамента Тампы и сказал, что ему срочно нужно поговорить с главным врачом, речь идет об убийстве.
Девушка соединила его.
Трубку взял доктор Шапиро и спросил, в чем дело. Джо сообщил ему, что прошлой ночью в Тампе произошло убийство и ему необходимо допросить в связи с этим одного из пациентов.
– Мы уверены, – сказал он врачу, – что этот человек может убить еще раз.
– Убить моего пациента?
– Нет, доктор. Откровенно говоря, мы подозреваем в убийстве вашего пациента.
– Ничего не понимаю.
– У нас есть два свидетеля, которые видели на месте преступления Джейкоба Мэнка.
– Но это невозможно.
– Прошу прощения, доктор, но это так. Мы сейчас приедем. Спасибо, что уделили мне время.
– Не вешайте трубку, – сказал Шапиро. – Когда произошло убийство?
– Сегодня ночью. Если точно, в два пятнадцать.
– Тогда вы ищете не того человека. Вы говорили о пациенте по имени Джейкоб Мэнк?
– Да, доктор.
– Два дня назад он пытался совершить самоубийство. Перерезал себе сонную артерию осколком оконного стекла. И с тех пор находится в коме.
– Это точно?
– Я сейчас смотрю на него.
– Спасибо, доктор.
Джо повесил трубку.
Кто больше всех выигрывает от устранения Монтуса Дикса?
Уж точно не Фредди Диджакомо. Фредди получит на откуп лишь игорный бизнес.
Территорию получит Рико.
Кто предлагал ему увезти Томаса на Кубу?
Рико.
Кто только что назвал ему одно имя, способное заставить его сидеть и не высовываться?
Рико.
Кто настолько умен, чтобы оттеснить Джо в сторонку и разыграть представление, чтобы заполучить трон?
Рико Диджакомо.
И где, по мнению Рико, Джо не должен появляться в Пепельную среду?
Церковь.
Нет, не то. Джо был в церкви и вышел оттуда спокойно…
Кондитерская.
– Господи, – прошептал Джо, подходя к двери.
Глава двадцатая
Кондитерская
Когда водитель дяди Диона, Кармине, притормозил у кондитерской Чинетти, была половина первого, день наступил душный, солнце, спрятавшееся за шерстяными облаками, светило не то светло-серым, не то грязно-белым. Дядя Дион похлопал Томаса по ноге и сказал:
– Значит, сфольятелле, да?
– Я могу пойти с тобой.
Вслед за ними к тротуару подкатили Майк Обри и Джефф-Финн.
– Нет, – сказал Дион. – Я запомнил. Сфольятелле, правильно?
– Правильно.
– Может быть, они положат нам еще пастичотти[158]158
Итальянские пирожные с заварным кремом.
[Закрыть].
– Спасибо, дядя Ди.
Кармине обошел машину и открыл дверцу для босса:
– Я вас провожу.
– Останься с мальчиком.
– Босс, хотите я схожу вместо вас?
Томас смотрел снизу вверх, как щекастое лицо дяди Ди наливается багровой краской.
– Я попросил тебя выучить французский? – спросил Дион у Кармине.
– Что?
– Я спрашиваю: я попросил тебя выучить французский?
– Нет, босс, нет, само собой.
– Я попросил покрасить вон ту скобяную лавку?
– Нет, босс, ничего подобного.
– Я попросил трахнуть жирафа?
– Что?
– Отвечай на вопрос.
– Нет, босс, не просили…
– Значит, я не просил тебя выучить французский, покрасить скобяную лавку или трахнуть жирафа. Я всего лишь попросил остаться в машине. – Дион похлопал Кармине по щеке. – Значит, останься, мать твою за ногу, в машине.
Дион вошел в кондитерскую, разглаживая костюм и поправляя галстук. Кармине снова сел за руль и повернул зеркало заднего вида, чтобы видеть Томаса.
– Любишь бочче?[159]159
Спортивная игра в шары, близкая к петанку.
[Закрыть] – спросил он Томаса.
– Не знаю, – сказал Томас. – Никогда не играл.
– О, – сказал Кармине, – попробуй. А во что играют на Кубе?
– В бейсбол, – сказал Томас.
– А ты играешь?
– Да.
– Хорошо?
Томас пожал плечами:
– Не так хорошо, как кубинцы.
– Я начал играть в бочче, когда был в твоем возрасте, – сообщил Кармине, – еще в Старом Свете. Все думают, что меня научил отец, но на самом деле это была мать. Представляешь себе картину? Моя мать в коричневом платье. Она любила коричневый цвет. Коричневое платье, коричневые туфли, коричневые тарелки. Она была из Палермо, а это значит, как говаривал мой отец, что она лишена воображения. Отец-то у меня был из…
Томас перестал его слушать. Отец неоднократно ему говорил, что тот, кто слушает других людей – по-настоящему слушает, – завоевывает их уважение и, зачастую, благодарность. «Людям просто хочется, чтобы ты видел их такими, какими они пытаются казаться. А все пытаются казаться интересными». Но Томас мог лишь притворяться, что слушает, когда собеседник явно был скучным или попросту скверным рассказчиком. Иногда Томасу хотелось быть хотя бы вполовину таким же, как отец, а иногда он точно знал, что отец просто не прав. Что касается вопроса о снисхождении к глупости, тут он не знал наверняка, кто из них прав, хотя подозревал, что могут оказаться правыми оба.
Пока Кармине болтал, послышался звонок почтальона, и тот проехал мимо на желтом велосипеде. Приставил велосипед к стене сразу за кондитерской и принялся копаться в сумке, вынимая почту этого квартала.
Позади почтальона остановился высокий мужчина со впалыми щеками и пепельным крестом на лбу, он нагнулся и принялся завязывать шнурок. Томас заметил, что шнурки у мужчины прекрасно завязаны. Но он так и стоял, согнувшись, хотя смотрел вверх и наткнулся на взгляд Томаса. У него были плоские глаза, и еще Томас заметил, что воротничок сверху у него мокрый. Мужчина опустил глаза и снова принялся возиться со своими шнурками.
Еще один мужчина, гораздо ниже ростом и плотнее, приблизился по тротуару со стороны Седьмой авеню и вошел в кондитерскую решительным, быстрым шагом.
Кармине говорил:
– …Но вот моя тетка Кончетта, она-то… – А в следующий миг поток слов иссяк, он повернул голову, что-то увидев.
С тротуара на противоположной стороне улицы сошли двое мужчин в темно-вишневых плащах. Они остановились, пропуская машину, а потом зашагали в ногу и одновременно потянулись к поясам на плащах, которые почти не были затянуты.
– Посиди-ка здесь минутку, парень, – сказал Кармине, вылезая наружу.
Машина немного качнулась, когда Кармине отбросило на нее, и Томас смотрел широко раскрытыми глазами, как ткань пиджака на спине Кармине меняет цвет, – он понял, что произошло, по эху выстрелов. В Кармине снова выстрелили, он упал. Брызги крови остались на стекле.
Майк Обри и Джефф-Финн даже не успели выскочить из машины. Те двое в плащах начали с Обри – Томас услышал грохот выстрелов; а в следующее мгновенье на месте Джеффа-Финна осталось лишь разнесенное вдребезги стекло с пассажирской стороны и кровь, забрызгавшая изнутри лобовое стекло.
У двоих мужчин, стоявших посреди авеню, были автоматы. Они развернулись к Томасу – один из них изумленно прищурился: «Там что, ребенок?» – и дула «томпсонов» развернулись вместе с ними.
Томас услышал крики и громкий треск где-то за спиной. Из витрин посыпалось разбитое стекло. Выстрелы следовали один за другим, потом загремело особенно громко, и Томас решил, что это дробовик. Он не обернулся, чтобы посмотреть, но и не упал на пол, потому что не мог отвести взгляда от собственной смерти. Дула тех «томпсонов» по-прежнему были направлены на него, мужчины переглядывались, безмолвно решая какой-то неприятный для себя вопрос.
Когда в них врезалась машина, Томаса вырвало. Не сильно – он лишь икнул от ужаса, вытолкнув из себя желчь. Один стрелок взлетел высоко в воздух и исчез из виду, потом грохнулся на капот машины дяди Диона. Упал головой вниз. Голову развернуло в одну сторону, тело – в противоположную. Томас не видел, что случилось со вторым стрелком, но тот, что лежал на капоте, смотрел на него, причем правая половина лица и подбородок были развернуты через левое плечо, как будто это было самое естественное движение. Это он прищурился, увидев в машине Томаса, и Томас ощутил, как желчь подступает к центру груди, а покойник все смотрел на него, и его блеклые глаза были такими же мертвыми, как и при жизни.
Пули летели, словно злобно жужжавшие шершни. Томас снова подумал, что надо лечь, спрятаться за сиденьем, пригнуться как можно ниже, но увиденное настолько выходило за рамки его привычной жизни, что он не мог отвести глаза. Картинки мелькали отдельными фрагментами. Казалось, они никак не связаны друг с другом, но так только казалось.
Машина, сбившая двух стрелков, врезалась в бок грузовика, и какой-то человек в светлом шелковом костюме принялся стрелять в нее из автомата.
Человек на тротуаре, который делал вид, будто завязывает шнурки, стрелял из револьвера по кондитерской.
Почтальон, съежившись, лежал поверх опрокинутого велосипеда, его яркая кровь заливала газеты.
Тот, кто притворялся, что завязывает шнурки, вскрикнул. То был крик потрясения и недоверия, по-девчоночьи высокий. Он упал на колени и выпустил из руки пистолет. Закрыл глаза пальцами, и пепельный крест у него на лбу начал расползаться. Дядя Дион выскочил из кондитерской, его голубая рубашка была снизу залита кровью. В одной руке он держал коробку с тортом, а в другой – револьвер. Он нацелил его на стоявшего на коленях человека и выстрелил прямо в крест на лбу, человек упал.
Дядя Дион дернул дверцу машины. Он сейчас походил на то существо, которое с ревом выскакивает из пещеры и пожирает детей. И голос его походил на рычанье собаки.
– Ляг на пол!
Томас съежился на полу, Дион перегнулся через него и поставил коробку с тортом за водительское сиденье.
– Не двигайся! Ты меня слышал?
Томас ничего не ответил.
– Слышал? – проревел Дион.
– Да, да!
Дион заворчал, хлопнул дверью, и по боку машины застучали градины. Томас знал, что это не град, не град!
Какой грохот. Винтовки, револьверы, автоматы – все стреляли одновременно. За выстрелами слышались пронзительные крики людей.
Топот ног по тротуару – теперь все побежали, похоже, в одну сторону, подальше от машины. А грохот выстрелов почти прекратился, лишь одинокий выстрел прозвучал дальше по улице, еще один треснул перед машиной. Но казалось, цепь натянули, и дребезжанье затихло.
Теперь на улице стояла та гулкая тишина, какая бывает, когда только что закончился военный парад.
Кто-то открыл дверцу машины, Томас поднял глаза, ожидая увидеть Диона, но там стоял незнакомец. Мужчина в зеленом плаще и темно-зеленой шляпе. У него были очень тонкие брови и такие же тонкие усики. Что-то в его облике показалось Томасу знакомым, но он по-прежнему его не узнавал. Он ощутил запах дешевого одеколона и вяленой говядины. Левая рука чужака кровоточила, обвязанная носовым платком, а в правой он держал пистолет.
– Здесь опасно, – сказал он.
Томас ничего не ответил. Хотя, присмотревшись внимательнее, он понял, что иногда видел этого человека по воскресеньям после службы, тот часто стоял в школьном дворе рядом со старухой, вечно одетой в черное.
Теперь он ткнул Томаса в плечо раненой рукой:
– Я тебя заметил. С той стороны улицы. Я отвезу тебя в какое-нибудь надежное место. Здесь опасно. Пошли, пошли со мной.
Томас еще крепче ухватился за выступ в полу машины.
Человек снова ткнул его:
– Я же тебя спасаю.
– Уходи.
– Не говори так. Не смей. Не говори так. Я тебя спасаю! – Он похлопал Томаса по плечу и по голове, словно собаку, а потом потянул его за рубашку. – Вылезай.
Томас ударил его по руке.
– Ш-ш-ш, – зашипел человек. – Слушай, – сказал он. – Слушай. Просто выслушай меня. У нас с тобой мало…
– Фредди!
При звуке своего имени человек выпучил глаза.
А с тротуара его снова окликнули:
– Фредди!
Томас узнал голос отца и почувствовал такое облегчение, что впервые за последние пять лет обмочился.
– Ложись, – прошептал Фредди и выпрямился. Он развернулся в сторону тротуара. – Привет, Джо.
– Фредди, там с тобой мой сын?
– Так это твой сын?
– Томас!
– Я здесь, папа!
– Ты цел?
– Цел.
– Ты не ранен?
– Нет, я в порядке.
– Он тебя трогал?
– Он хлопал меня по плечу, но…
Фредди будто затанцевал на месте.
Потом Томас узнал, что отец выстрелил четыре раза, однако выстрелы последовали друг за другом так быстро, что сосчитать их было невозможно. Он видел только, что голова Фредди Диджакомо вдруг оказалась на сиденье над ним, а тело рухнуло на тротуар.
Отец схватил Фредди за волосы и вышвырнул из машины. Отпихнул тело к канализационному стоку и наклонился к Томасу. Томас обхватил отца за шею и вдруг зарыдал. Завыл. Он чувствовал, как слезы текут из глаз, словно вода из крана, и не мог, просто не мог остановиться. Он все рыдал и рыдал. Даже ему самому этот звук казался каким-то чужим. То были слезы гнева и ужаса.
– Все хорошо, – говорил Джо. – Я с тобой. Папа здесь. Я с тобой.
Глава двадцать первая
Гаснущий свет
Джо прижимал к себе сына, оглядывая поле кровавой битвы на Седьмой авеню. Томас у него на руках дрожал и плакал так, как плакал, только когда болел воспалением среднего уха, в полгода. Машина Джо – та, которой он сбил Энтони Бьянко и Джерри Туччи, – не подлежала восстановлению. И не потому, что он врезался в фонарь, а потому, что к нему успел подбежать Сол Романо и выпустил из «томпсона» полный магазин. А парой секунд позже Джо обогнул машину и выстрелил Романо в бедро, пока тот перезаряжался. Он до сих пор слышал его стоны с проезжей части. В старших классах своей школы в Джерси Романо был квотербеком. До сих пор занимался тяжелой атлетикой и каждый день делал по пятьсот отжиманий – во всяком случае, так он говорил. После выстрела Джо кусок его левого бедра остался в соседнем квартале, так что теперь отжимания были под большим вопросом.
Переходя улицу, Джо подстрелил парня в кожаной куртке. Тот палил по кондитерской из дробовика, потому Джо просто выпустил пулю ему в спину и пошел дальше. Его стоны он тоже слышал – тот вопил с тротуара в пятнадцати ярдах от Джо, умоляя позвать врача и священника. По голосу это, кажется, был Дейв Имбрулья. Да и со спины тоже было похоже на него. Лица Джо не видел.
Его сын перестал рыдать и только всхлипывал.
– Тише. – Джо погладил Томаса по голове. – Все в порядке. Я здесь. Я никуда не уйду.
– Ты…
– Что?
Томас отстранился от Джо и посмотрел вниз, на тело Фредди Диджакомо.
– Ты его застрелил, – прошептал он.
– Да.
– Почему?
– Причин много, но прежде всего, потому, что мне не понравилось, как он на тебя смотрел. – Джо заглянул в карие глаза сына, глаза его покойной жены. – Ты меня понимаешь?
Томас собирался кивнуть, но вместо того медленно покачал головой.
– Ты мой сын, – сказал Джо. – А это значит, никто не смеет тебя тронуть. Никогда.
Томас моргнул, и Джо понял, что он видит сейчас в своем отце то, чего не видел никогда, – холодную ярость Коглинов, которую Джо учился скрывать всю свою жизнь. Ярость отца, ярость братьев – врожденную черту всех мужчин в их семье.
– Нужно найти дядю Диона и увезти его отсюда. Ты сможешь идти сам?
– Да.
– Не видишь дядю?
Томас показал рукой.
Дион сидел в окне магазина с дамскими шляпами, витрина которого была уничтожена автоматным огнем, и смотрел в их сторону. Лицо у него было посеревшее, как пепел, рубашка в крови, дыхание тяжелое.
Джо опустил Томаса на землю, и они подошли, хрустя башмаками по битому стеклу.
– Куда попало?
– В грудь справа, – сказал Дион. – Похоже, навылет. Я почувствовал, как она вышла. Представляешь?
– И рука, – сказал Джо. – Черт возьми!
– Что такое?
– Рука, рука у тебя задета. – Джо сорвал с себя галстук. – Здесь же артерия, Ди!
В правой руке Диона из раны толчками хлестала кровь. Джо перетянул руку своим галстуком.
– Идти сможешь?
– Слушай, я задыхаюсь.
– Это я слышу. Но идти сможешь?
– Только если недалеко.
– Далеко и не требуется.
Джо подсунул руку под левое плечо Диона и поднял его с подоконника.
– Томас, открой заднюю дверцу. Ладно?
Томас подбежал к машине Диона. Но замер перед телом Фредди, как будто тот мог очнуться и броситься на него.
– Томас!
Томас открыл дверцу.
– Молодец. Запрыгивай вперед.
Джо опустил Диона на сиденье.
– Ложись.
Тот подчинился.
– Подтяни ноги.
Дион подтянул ноги на сиденье, и Джо захлопнул дверцу.
Обходя машину, чтобы сесть за руль, он увидел на другой стороне улицы Сола Романо. Сол поднялся на ноги. Точнее, на одну ногу. Другая висела в воздухе, он стоял, опираясь на то, что осталось от машины Джо, и тяжело дышал. На самом деле даже сипел. Джо навел на него револьвер.
– Ты убил брата Рико. – Сол сморщился.
– Совершенно верно. – Джо открыл дверцу с водительской стороны.
– Мы не знали, что в машине твой парнишка.
– А он там был, – сказал Джо.
– Это тебя не спасет. Рико отрежет тебе голову и сожжет.
– Прости за ногу, Сол.
Джо дернул плечом и, поскольку говорить больше было не о чем, сел в машину. Он сдал назад и так и поехал задом, уже слыша полицейские сирены, которые мчались к кондитерской с запада и севера.
– Куда мы едем? – спросил Томас.
– Тут недалеко, всего пара кварталов, – ответил Джо. – Нужно убраться с этой улицы. Как ты там, Ди?
– Как дохлая устрица. – Дион не сдержался и негромко застонал.
– Держись.
Джо завернул на Двадцать четвертую улицу, переключил передачу и поехал на юг.
– Удивительно, что ты приехал, – сказал Дион. – Ты ведь никогда не любил марать руки.
– При чем тут руки? – сказал Джо. – Беда с волосами. Ты только посмотри. А у меня как раз закончился бриолин.
– Подумайте, какой неженка. – Дион закрыл глаза, чуть улыбаясь.
Томас никогда в жизни не испытывал такого страха. У него пересохли язык и нёбо. Пыльный ком стоял в горле. А отец в состоянии шутить!
– Папа, – позвал он.
– Да?
– Ты плохой?
– Нет, сынок. – Джо заметил на рубашке Томаса следы рвоты. – Я просто не особенно хороший.
Он привез всех в негритянскую ветеринарную клинику в самой неказистой части Четвертой улицы Браун-тауна. В переулке за клиникой у ветеринара был гараж, легко терявшийся между ржавыми навесами и забором из колючей проволоки, которые пристроили соседи: скупщик автохлама и истребитель насекомых-паразитов. Джо велел Томасу оставаться с Дионом и, прежде чем сын успел ответить, выскочил из машины, пробежал по переулку и скрылся за белой, покоробившейся из-за жары дверью.
Томас оглянулся на заднее сиденье. Дядя Дион уже сидел, но глаза были наполовину закрыты, и дышал он коротко и отрывисто. Томас посмотрел на дверь, за которой скрылся отец, затем – в переулок, где вдоль забора бегали две бродячие собаки, рыча друг на друга, если одна из них оказывалась слишком близко к другой.
Томас развернулся на сиденье:
– Я очень боюсь.
– Только дурак не боялся бы, – сказал дядя Дион. – Опасность еще не прошла.
– Почему те люди хотели тебя убить?
Дион негромко засмеялся:
– В нашем деле, сынок, в отставку не уходят.
– «В нашем деле», – настороженно повторил Томас дрогнувшим голосом. – Вы с папой гангстеры?
Дион снова засмеялся:
– Были когда-то.
Джо появился из-за белой двери вместе с негром в белом халате. Они толкали перед собой каталку. Каталка была короткая, наверное по росту Томасу, однако Джо с негром вытащили Диона из машины и погрузили на нее. Ноги у него свисали, когда они покатили его по переулку и завезли внутрь.
Ветеринара звали доктор Карл Блейк, он работал врачом в клинике для цветных в Джексонвилле, пока не лишился лицензии и не переехал в Тампу, где стал работать на Монтуса Дикса. Он штопал парней Монтуса, следил, чтобы его шлюхи были здоровыми и чистыми, а Монтус платил ему опиумом, из-за которого доктор, собственно, и лишился лицензии.
Доктор Блейк часто причмокивал губами и двигался странной, скованной походкой, словно танцор, который боится задеть мебель. Томас отметил, что отец все время называет его доктором, тогда как Дион, пока ему не дали наркоз, называл его Блейком.
Когда Дион отключился, Джо сказал:
– Мне потребуется много морфина. Наверное, придется выгрести все твои запасы, док.
Доктор Блейк кивнул, промывая водой рану на руке Диона.
– Плечевая артерия перебита. Запросто мог умереть. Это твой галстук?
Джо кивнул.
– Что ж, ты спас ему жизнь.
– Мне нужно что-нибудь посерьезнее серы.
Доктор Блейк посмотрел на него поверх Диона:
– В военное время? Удачи, сынок.
– Ну же, что у тебя есть?
– Только пронтозил.
– Значит, придется обойтись пронтозилом. Спасибо, доктор.
– Ты мне не посветишь? Вот так.
Джо поднял лампу над смотровым столом, чтобы доктору было лучше видно руку Диона.
– Мальчик не испугается?
Джо покосился на Томаса:
– Не хочешь пойти в соседнюю комнату?
Томас помотал головой.
– Ты уверен? Тебя может стошнить.
– Меня не стошнит.
– Точно?
Томас снова помотал головой, думая про себя: «Я же твой сын».
Доктор Блейк поковырялся в руке Диона и в итоге сказал:
– Разрез чистый. Никаких инородных тел. Остается только сшить артерию.
Они некоторое время работали молча, Джо подавал доктору, когда тот просил, инструменты, светил, меняя положение лампы, и вытирал тряпкой лоб врача, когда требовалось.
Томас уверился в одном: он в подобной ситуации не смог бы сохранять такое спокойствие, как отец. Он вспоминал лицо отца, когда тот гнал задом наперед прошитую пулями машину по Двадцать четвертой: вой сирен становился все ближе и ближе, Дион стонал на заднем сиденье, а отец лишь косился на очередную табличку с названием улицы, словно выехал прокатиться в воскресный денек и немного сбился с пути.
– Слышал про Монтуса? – спросил у Джо доктор Блейк.
– Нет, – откликнулся Джо легкомысленным тоном. – А что с ним?
– Прикончил Крошку Ламара и трех его бойцов. Сам без царапины.
Джо засмеялся:
– Что-что?
– Ни единой царапины. Может, правду болтают про вуду. – Доктор Блейк закончил сшивать артерию Диона.
– Ты о чем это? – резко переспросил Джо.
– А? Да, знаешь, уже не один год ходят слухи, что Монтус занимается вуду, у него в этой его крепости якобы есть специальная комната, он там насылает злые чары на врагов и все в таком духе. И нынче он входит в эту парикмахерскую и единственный выходит оттуда, так что, возможно, в этом есть доля истины.
Странное выражение промелькнуло на лице Джо.
– Можно я позвоню с твоего телефона?
– Конечно. Вон туда иди.
Джо стянул резиновые перчатки и пошел звонить, а доктор Блейк приступил к ранам на груди дяди Диона. Томас услышал голос отца:
– Тогда будь там через пятнадцать минут, ладно?
Он повесил трубку, надел новые перчатки и присоединился к доктору.
– Как по-твоему, сколько у тебя времени? – спросил доктор Блейк.
Лицо Джо помрачнело.
– В лучшем случае пара часов.
Дверь смотровой приоткрылась, и еще один чернокожий, человек в комбинезоне из грубой ткани, просунул голову в щель:
– Все готово.
– Спасибо, Марло.
– Всегда пожалуйста, док.
– Спасибо, Марло, – сказал и Джо.
Когда работник ушел, Джо обернулся к Томасу:
– Там, в машине, для тебя новые брюки и белье. Не хочешь за ними сходить?
– Куда?
– В машину, – сказал Джо.
Томас вышел из смотровой и отправился в обратный путь по коридору, где, почуяв его запах, залаяли собаки в клетках. Он открыл заднюю дверь навстречу яркому дневному свету и отправился туда, где они оставили машину. Машина стояла на прежнем месте, только это была другая машина. Четырехдверный седан «плимут» конца тридцатых годов, некрашеный, лишь покрытый слоем грунтовки, неброский. На переднем сиденье Томас нашел черные брюки своего размера и трусы – только теперь он вспомнил, что обмочился перед тем, как отец застрелил человека со смрадным дыханием и белесыми глазами. Удивительно, как он мог об этом забыть, ведь теперь он сам вдруг почувствовал исходивший от него запах, почувствовал, что ноги щиплет от холодной липкой мочи. Однако же он просидел так целый час и ничего не заметил.
Выйдя из машины, он увидел, что отец стоит в переулке и разговаривает с каким-то маленьким человечком. Пока отец говорил, тот все кивал и кивал. Подойдя ближе, Томас услышал, как отец спрашивает:
– Ты по-прежнему общаешься с Бохом?
– С Эрни? – Коротышка закивал. – Он был женат на моей старшей сестре, развелся с ней, женился на моей младшей сестре. Они счастливы.
– Он все такой же мастер?
– Его Моне, которого Эрни сделал за выходные, висит в Лондоне в «Тейт» с тридцать пятого года.
– Отлично, привлеки его к этому делу. Заплачу премиальные.
– Не нужно ничего платить. Только не звони этому шаману.
– Я же не тебе собираюсь заплатить, а твоему зятю. Он мне ничем не обязан. Так что дай ему знать, что он получит как положено, по рыночной стоимости. Но заказ очень срочный.
– Я все понял. Это твой сын?
Они развернулись и оба посмотрели на Томаса, какая-то печаль промелькнула в глазах отца, тяжкое сожаление.
– Да. Не волнуйся. Он сегодня кое-что повидал. Томас, поздоровайся с Бобо.
– Привет, Бобо.
– Привет, малыш.
– Мне нужно переодеться, – сказал Томас.
Отец кивнул:
– Ну так иди.
Он переоделся в чистое в туалете в глубине клиники. Намочил в раковине штанину старых брюк и, как смог, обтер ноги. Скатал их, в пятнах мочи, вместе с трусами и забрал с собой в смотровую, где отец как раз совал в руки доктора Блейка пачку банкнот.
– Просто выбрось, – сказал отец, увидев старую одежду.
Томас заметил в углу комнаты мусорный бачок и положил свой сверток рядом с окровавленными лохмотьями, оставшимися от рубашки Диона.
Он услышал, как доктор Блейк говорит отцу о том, что у Диона повреждено легкое и что руку нужно держать неподвижно как минимум неделю.
– Неподвижно – это значит, что он не должен ею шевелить?
– Шевелить он может, только чтобы не было никаких резких движений.
– А если в следующие несколько часов я не смогу оградить его от этого?
– Тогда шов на артерии может разойтись.
– И он может умереть?
– Нет.
– Нет?
Доктор Блейк покачал головой:
– Не может, а умрет.
Дион все еще был без сознания, когда его погрузили на заднее сиденье машины, натолкав между ним и спинками передних сидений старых собачьих подстилок, чтобы Дион не скатился и не ушибся. Они опустили все окна в машине, но все равно вокруг воняло собачьей шерстью, собачьей мочой и больными собаками.
– Куда мы едем? – спросил Томас.
– В аэропорт.
– Мы летим домой?
– Да, попытаемся вернуться на Кубу.
– И те люди тогда не станут за тобой гоняться?
– Вот этого я не знаю, – сказал Джо. – Но у них точно нет причин гоняться за тобой.
– Тебе страшно?
– Немного. – Джо улыбнулся сыну.
– А как тебе удается не показывать этого?
– Просто сейчас как раз тот случай, когда думать важнее, чем чувствовать.
– И о чем же ты думаешь?
– Я думаю, что нам необходимо выбраться из города. И еще я думаю, что тот, кто пытался причинить нам вред, поставил себя в крайне неудобное положение. Он пытался убить дядю Диона, а у него это не получилось. Он пытался убить еще одного моего друга, но мой друг тоже сумел остаться в живых. И полиция здорово рассердится из-за того, что случилось сегодня в кондитерской. И мэр, и торговая палата тоже. Думаю, если нам удастся попасть на Кубу, этому человеку придется вести переговоры о мире.
– А куда подевался торт?
– А?
Томас стоял на коленях на переднем сиденье, глядя назад, на собачьи подстилки.
– Torta al cappuccino дяди Диона?
– При чем здесь торт?
– Он стоял за задним сиденьем.
– Мне казалось, Диона подстрелили, когда он был в кондитерской.
– Так и было.
– Тогда… Погоди-ка минутку. О чем ты говоришь? – Джо поднял глаза на сына.
– Но он успел поставить торт в машину.
– После того, как началась стрельба?
– Ну да. Он подошел, велел мне пригнуться. Он накричал на меня. Сказал, чтобы я лег на пол.
– Ясно, – сказал Джо. – Ясно. И все это происходило уже во время стрельбы?
– Да.
– И что же было потом?
– А потом он поставил торт на пол и пошел обратно.
– Это какая-то бессмыслица, – сказал Джо. – Ты уверен, что все правильно запомнил? Там столько всего происходило, и ты…
– Папа, – сказал Томас, – я уверен.
