Текст книги "Коглин (ЛП)"
Автор книги: Деннис Лихэйн
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 81 страниц)
– Ммм, – промычал Дэнни. – Тогда…
– Вы из федералов?
– Товарищ?..
Фраина снял очки и протер их платком.
– Министерство юстиции? Иммиграции? БР?
– Я не…
Тот встал и снова надел очки. Опустил взгляд на Дэнни:
– Или из местных? Из той агентурной сети, которой, как нам сообщили, охватили город? Насколько я знаю, у анархистов в Ревере [62]62
Ревер – город в Массачусетсе, неподалеку от Бостона.
[Закрыть] появился новый член, заявляет, что он с севера Италии, хотя акцент и интонации у него южноитальянские. – Он зашел за спину Дэнни. – Это вы и есть, Даниэль? Кто вы?
– Я Даниэль Санте, механик из Харлансбурга. Я не шпик. Не агент правительства. Я уже сказал вам, кто я.
Фраина присел на корточки за его спиной. Нагнулся и прошептал Дэнни в ухо:
– Никакого другого ответа?
– Никакого. – Дэнни наклонил к нему голову, увидел острый профиль Фраины. – Потому что это правда.
Фраина положил ладони на спинку кресла:
– Человек пытается меня убить и случайно промахивается, стреляя с близкого расстояния. Вы приходите мне на выручку только потому, что случайно покидаете здание одновременно со мной. Полиция случайно прибывает через считаные секунды после выстрела. Все, кто находился в ресторане, задержаны, но никто не допрошен. Нападавший исчезает из-под ареста. Вы отпущены без предъявления обвинений и, вот уж чудо из чудес, случайно оказываетесь писателем не без таланта. – Он снова обошел кресло, встал перед Дэнни, коснулся пальцем виска: – Видите, какое это редкое стечение счастливых обстоятельств?
– Значит, так уж сошлось.
– Я не верю в везение, товарищ. Я верю в логику. А в этой вашей истории ее нет. – Он опустился перед Дэнни на корточки: – Ступайте. Доложите своему буржуазному начальству, что Общество латышских рабочих ведет себя безукоризненно и не нарушает никаких законов. И пусть они не присылают второго такого же увальня.
Дэнни услышал за спиной шаги.
– Я говорил вам правду, – повторил он. – Я не уйду. Никто не смеет сомневаться в том, кто я.
Фраина поднялся:
– Идите.
– Нет, товарищ.
Петр Главяк оттолкнулся локтем от дверцы холодильника. Другую руку он держал за спиной.
– Говорю в последний раз, – сказал Фраина. – Уходите.
– Не могу, товарищ. Я…
Раздалось четыре щелчка: это щелкнули взводимые курки четырех пистолетов. Три – у Дэнни за спиной, один – в руке у Петра Главяка.
– Встать! – заорал Главяк; эхо запрыгало, отражаясь от каменных стен тесной каморки.
Дэнни встал. Главяк зашел ему за спину.
Фраина скорбно улыбнулся:
– Для вас это единственный выбор, но вы и его можете лишиться. – Он махнул рукой, указывая на дверь.
– Вы не правы.
– Нет, – возразил Фраина. – Я прав. Спокойной ночи.
Дэнни не ответил. Прошел мимо Фраины. Прямо перед ним на стене лежали четыре тени. У него яростно зачесалась шея – сзади, у основания черепа. Он открыл дверь и вышел.
В ванной Дэнни сбрил бороду: это было последнее, что он сделал в съемной квартире, где обитал в качестве Даниэля Санте. Основную часть растительности он состриг ножницами, кидая клочья в бумажный пакет; затем намочил остатки бороды горячей водой и обильно смазал их кремом для бритья. С каждым движением бритвы он чувствовал себя стройнее и легче. Смыв последнее пятнышко крема и последний волосок, он улыбнулся.
В субботу днем Дэнни и Марк Дентон встретились с комиссаром О’Мирой и мэром Эндрю Питерсом в кабинете последнего.
На Дэнни мэр произвел впечатление человека не на своем месте: он никак не сочетался с этим большим столом, с этой накрахмаленной рубашкой со стоячим воротничком, с этим твидовым костюмом. Он то и дело поглаживал телефон, стоявший на столе, и все время поправлял настольный блокнот.
Они уселись, и мэр улыбнулся:
– Вот он, цвет бостонской полиции, не так ли, джентльмены?
Дэнни улыбнулся в ответ.
Стивен О’Мира встал у стола. Еще не произнеся ни слова, он, казалось, полностью завладел положением.
– Мы с мэром Питерсом рассмотрели бюджет на предстоящий год и увидели отдельные позиции, по которым можно наскрести для вас дополнительные доллары. Этого недостаточно, однако это лишь начало, джентльмены, и, более того, это признание того, что ваши претензии обоснованны. Я прав, господин мэр?
Питерс поднял взгляд:
– Да-да, безусловно.
– Мы договорились с городскими медицинскими службами, с тем чтобы они провели исследование санитарных условий в участках. Они согласились приступить в течение первого месяца нового года. – О’Мира встретился взглядом с Дэнни. – Вас устраивает такое начало?
Дэнни посмотрел на Марка, потом снова на комиссара.
– Вполне, сэр.
Питерс произнес:
– Мы все еще выплачиваем задолженность по госзаймам на проведение канализации по Коммонуэлс-авеню, джентльмены. Не говоря уж о затратах на расширение трамвайной сети, отопительном кризисе, который произошел во время войны, и существенном дефиците финансирования государственных школ в белых районах. При этом рейтинг наших облигаций весьма низок и продолжает падать. К тому же теперь стоимость жизни резко возросла, так что мы очень понимаем вашу озабоченность. Но нам требуется время.
– И вера, – добавил О’Мира. – Чуть-чуть побольше веры. Не желаете ли вы, джентльмены, опросить ваших коллег? Составить сводку их претензий? Не хотите ли изложить те факты, которые говорят о злоупотреблении руководства властью?
– Не опасаясь возмездия? – уточнил Дэнни.
– Совершенно не опасаясь, – ответил О’Мира. – Заверяю вас.
– Тогда, разумеется, хотим, – произнес Марк Дентон.
О’Мира кивнул:
– Предлагаю встретиться здесь же примерно через месяц. А до этого давайте воздержимся от высказываний в печати и вообще от раскачивания лодки. Согласны?
Дэнни и Марк кивнули.
Мэр Питерс встал и пожал им руки:
– Возможно, я и новичок на своем посту, джентльмены, но я надеюсь оправдать ваше доверие.
О’Мира вышел из-за стола и указал на двери кабинета:
– Как только мы откроем дверь, здесь окажутся журналисты. Начнут сверкать фотовспышками, выкрикивать вопросы, в общем, все как обычно. Кто-нибудь из вас ведет сейчас агентурную работу под чужим именем?
Дэнни сам удивился, какое облегчение он почувствовал, отвечая:
– Уже нет, сэр.
В одной из задних кабинок таверны «Заповедник» Дэнни передал Эдди Маккенне коробку, в которой находилась одежда Даниэля Санте, ключ от его съемной квартиры, различные заметки и литературу, которую он изучал.
Эдди показал на гладко выбритое лицо Дэнни:
– Значит, все.
– Все.
Маккенна перебрал содержимое коробки, отодвинул ее в сторону:
– Нет шансов, что Даниэль Санте передумает, если хорошенько отоспится?
Дэнни послал ему взгляд, начисто исключающий такую возможность.
– Полагаешь, они могли тебя убить? – поинтересовался Маккенна.
– Не думаю. Но когда слышишь, как у тебя за спиной четверо здоровенных быков взводят четыре курка…
Маккенна кивнул:
– Конечно, от такого бы и сам Христос усомнился в мудрости Своего учения.
Некоторое время они молчали, каждый был занят собственным стаканом и собственными мыслями.
– Я мог бы придумать тебе новую маску, заслать в другую ячейку. Есть такая…
– Хватит. Я даже не знаю, за каким хреном мы это делали. Я не знаю, почему…
– Не нам рассуждать о том, почему.
– Не мне. Это твое детище.
Маккенна пожал плечами.
– Чем я занимался? – Дэнни посмотрел на свои раскрытые ладони. – Чего добился? Разве что составлял списки ребят из профсоюзов да беззубых большевиков…
– Беззубых красных не бывает.
– Чего ради?
Эдди Маккенна отхлебнул пива, зажег сигару, скосился на дым.
– Мы тебя потеряли.
– Что? – переспросил Дэнни.
– Да, да, – произнес Маккенна негромко.
– Не понимаю, о чем ты. Это я. Дэнни.
Маккенна устремил взгляд в потолок:
– В детстве я одно время жил у дядюшки, только не помню, с какой стороны, – с материнской или отцовской. Он был типичный угрюмый ирландец. Ни музыки, ни любви, ни веселья. И у него был пес. Простой дворовый пес, глупый-преглупый, но прямо-таки источавший любовь и веселье. Он так и приплясывал на месте, когда видел, что я поднимаюсь на холм, так и вилял хвостом, просто от радости, что я его приласкаю, стану с ним бегать, буду чесать его пестрое брюхо. – Эдди затянулся и медленно выдохнул. – И вот он захворал. Начал чихать кровью. И дядюшка мне велел стащить его в океан. Избил меня, когда я отказался. Я стал плакать, а он исколотил меня еще сильнее. Ну, я и понес пса в океан. Дотащил его до места, где мне было по подбородок, и отпустил. Дядя велел держать его под водой и считать до шестидесяти, но он был больной, слабый и вялый и сразу камнем ухнул на дно. Я вылез на берег, и тут дядюшка опять принялся меня колошматить. Я кричу: «За что?» А он показывает: гляди, бедный глупый пес плывет обратно. Плывет ко мне. И в конце концов добирается до берега. Весь дрожит, тяжело дышит, с шерсти каплет. Просто чудо. Романтик, герой. Только он успел на меня глянуть, как дядюшка всадил ему в спину топор и разрубил пса пополам.
Маккенна откинулся назад. Взял из пепельницы сигару. Официантка убрала полдюжины кружек с соседнего столика, вернулась к стойке, и в зале стало совсем тихо.
– На черта ты мне такое рассказываешь? – зло спросил Дэнни. – Рехнулся?
– Это ты рехнулся, мальчик. Помешался на «справедливости». Не отрицай. Ты думаешь, она есть. Я же вижу.
Дэнни резко наклонился вперед, так что пиво выплеснулось из стакана, уже поднесенного ко рту.
– Чему ты меня хочешь научить этой собачьей историей? Что жизнь – трудная штука? Что без обмана не будет талана? По-твоему, это для меня новость? Думаешь, я верю, что у профсоюзов, или у большевиков, или у БК есть хоть один паршивый шанс получить то, за что они бьются?
– Тогда зачем ты это делал? Мы все беспокоимся, Дэн. Твой отец, твой брат, я. Мы страшно беспокоимся. Ты ведь специально шел на провал.
– Нет.
– Однако ж ты говоришь мне, что никакая разумная власть – местная ли, на уровне ли штата, на федеральном ли уровне – никогда не допустит советизации нашей страны. Никогда. И все же продолжаешь возюкаться с этим чертовым БК и все больше отдаляться от тех, кому ты дорог. Почему? Ты ведь мой крестник, Дэн. Почему?
– Перемены болезненны.
– Таков твой ответ?
Дэнни встал:
– Перемены болезненны, Эдди, но они грядут, можешь мне поверить.
– Ты ошибаешься.
– Они неизбежны.
Эдди покачал головой:
– Бывают настоящие сражения, мой мальчик, а бывают забавы. И боюсь, скоро ты поймешь, в чем между ними разница.
Глава девятнадцатаяВо вторник вечером они были в кухне, Нора только-только вернулась с обувной фабрики, Лютер резал овощи для супа, Нора чистила картошку. И вдруг она возьми да и спроси:
– А у тебя девушка есть?
– Ммм?
Она поглядела на него своими светлыми глазищами, в них блеснула искра – как от спички.
– Ты же слышал. У тебя есть где-нибудь девушка?
Лютер помотал головой:
– Нет, мэм.
Она засмеялась.
– Что в этом смешного?
– Врешь же.
– А? С чего ты решила?
– Я ее у тебя в голосе слышу.
– Кого слышишь?
Она гортанно рассмеялась:
– Любовь.
– Ежели я кого люблю, это ж не значит, что она моя.
– Вот это правда так правда. Если кого-то любишь, это еще не значит, что…
– Она не докончила фразу и продолжила чистить картошку, при этом негромко напевая с закрытым ртом, такая уж у нее была привычка. Лютер думал, что вряд ли она сама замечает это свое мурлыканье.
Тупой стороной ножа Лютер счистил нарезанный сельдерей с доски в кастрюлю. Обойдя Нору, взял морковь из дуршлага, положил ее на разделочный стол, отхватил верхушки, выровнял сами морковки и стал их резать, по четыре сразу.
– Она как, хорошенькая? – спросила Нора.
– Еще бы, – подтвердил Лютер.
– Высокая? Маленькая?
– Довольно маленькая, – ответил он. – Как ты.
– А я маленькая?
Она обернулась на него через плечо, и Лютер уже в который раз ощутил тот вулканический жар, который исходит от нее даже в самой невинной ситуации. Он знавал не так уж много белых женщин, а ирландок так и вовсе не знал, но он давно чуял, что с Норой надо бы держать ухо востро.
– Ну, не очень-то большая, – заметил он.
Она еще какое-то время глядела на него.
– Мы с вами знакомы уже несколько месяцев, мистер Лоуренс, и сегодня на фабрике мне вдруг пришло в голову, что я о вас почти ничегошеньки не знаю.
Лютер хмыкнул:
– Чья бы корова мычала, или как там говорят?
– Ты на что-то намекаешь?
– Я-то? – Лютер покачал головой. – Я знаю, что ты из Ирландии, но без понятия, откуда точно.
– А ты что, хорошо изучил Ирландию?
– Не-а, совсем не изучал.
– Тогда какая разница?
– Я знаю, что ты тут появилась пять лет назад. Что у тебя вроде как амуры с мистером Коннором, но ты, похоже, особо про это не думаешь. Я…
– Прошу прощения, мальчик?
Лютер давно смекнул, что, когда ирландцы говорят негру «мальчик», они подразумевают под этим совсем не то, что белые американцы. Он снова хмыкнул:
– Видать, попал в самую середку, лапочка?
Она расхохоталась. Поднесла мокрую кисть к губам, пальцы сжимали ножик.
– А ну-ка еще.
– Что?
– Да этот ирландский акцент.
– Уж куда там, я и знать не знаю, о чем вы толкуете, мисс.
Она прислонилась к раковине и воззрилась на него:
– Да это же просто голос Эдди Маккенны, даже тембр такой же.
Лютер пожал плечами:
– Неплохо получается, а?
Лицо Норы посерьезнело.
– Только не вздумай при нем.
– По-твоему, я спятил?
Она положила ножик на разделочный стол.
– Ты по ней скучаешь. По глазам вижу.
– Скучаю.
– Как ее зовут?
Лютер покачал головой:
– Я бы покамест не стал уточнять, мисс О’Ши.
Нора вытерла руки о передник.
– От чего ты бежишь, Лютер?
– А ты?
Она улыбнулась, глаза у нее снова заблестели, но на этот раз – потому что они у нее стали влажные.
– От Дэнни.
Лютер кивнул:
– Это я и сам понял. А еще ты кое от чего другого сбежала. Только оно пораньше было. И подальше.
Она отвернулась, взяла кастрюлю с водой и картошкой, отнесла ее к раковине.
– Интересная мы с вами парочка, мистер Лоуренс, правда? Все свое чутье тратим на других, а не на себя.
– А стало быть, оно только нам на пользу, – заметил Лютер.
– Так она и сказала? – спросил Дэнни. – Она от меня убегает?
– Так и сказала. – Лютер сидел у телефона в прихожей Жидро.
– Она это говорила так, словно устала убегать?
– Нет, – ответил Лютер. – Словно к этому очень даже привыкла.
– Вот как.
– Уж простите.
– Да нет. Наоборот, спасибо. Эдди на тебя еще не кинулся?
– Он мне дал знать, что вышел на охоту. Хоть и не объяснил, что да как.
– Ладно. Если начнет…
– Я вам сообщу.
– Что ты о ней думаешь?
– О Норе?
– Да.
– По-моему, она слишком для вас хороша.
Хохотал Дэнни оглушительно. Можно было подумать, что у тебя бомба под ногами взрывается.
– Ты так считаешь?
– Просто личное мнение.
– Доброй ночи, Лютер.
– Доброй ночи, Дэнни.
Одной из Нориных тайн было то, что она курит. Лютер застукал ее за этим делом вскорости после того, как попал к Коглинам, и с тех пор они повадились потихоньку дымить вместе, пока миссис Эллен Коглин в ванной прихорашивалась к обеду, но задолго до того, как со службы вернутся мистер Коннор или капитан.
И вот однажды, среди дня, когда они покуривали, Лютер снова у нее спросил про Дэнни.
– А что Дэнни?
– Ты говорила, что ты от него бежишь.
– Я так сказала?
– Ага.
– Я была трезвая?
– Тогда, на кухне.
– О-о. – Она пожала плечами, выдыхая дым. – Ну, может, это он убежал от меня.
– А?
Глаза у нее сверкнули.
– Хочешь узнать кое-что про своего Эйдена? Такое, о чем никогда бы не догадался?
Лютер отлично понимал, что в таких случаях лучший друг – молчание.
Нора выпустила еще одну струю дыма, на сей раз – быстро и как-то ожесточенно.
– С виду он настоящий бунтарь, да? Такой независимый, такой свободомыслящий, правда ведь? – Она покачала головой, затянулась. – Но это не так. Оказалось, он вовсе, вовсе не такой. – Она посмотрела на Лютера, на лице у нее забрезжила вымученная улыбка. – Как выяснилось, он не может ужиться с моим прошлым, с тем, которым ты так интересуешься. Ему нужна «респектабельность» – кажется, именно это слово он употребил. Ну а со мной о ней, конечно, пришлось бы позабыть.
– Но мистер Коннор, сдается мне, совсем не из тех…
Она покачала головой:
– Мистер Коннор ничегошеньки не знает о моем прошлом. Только Дэнни знает. Сам видишь, это знание нас обоих сожгло. – Она с усилием улыбнулась и затоптала папиросу; подняла окурок с крыльца, спрятала в карман фартука. – На сегодня достаточно вопросов, мистер Лоуренс?
Он кивнул.
– Как ее зовут? – тут же спросила она.
Он встретился с ней взглядом:
– Лайла.
– Лайла, – повторила она, голос у нее смягчился. – Красивое имя.
Лютер с Клейтоном Томсом в субботу – холоднющую, даже пар изо рта, – занимались разборкой перекрытий в доме на Шомат-авеню. Это позволило согреться, работенка оказалась не из легких, пришлось вовсю поорудовать ломом и кувалдой, так что в первый же час они разделись до маек.
Ближе к полудню устроили перерыв, закусили сэндвичами, которыми их обеспечила миссис Жидро, выпили по паре пива.
– А потом что, пол латать? – поинтересовался Клейтон.
Лютер кивнул, закурил, выпустил дым – долгим, усталым выдохом.
– Зато на той неделе и на следующей сможем уже заняться проводкой, а там и до твоих обожаемых труб, глядишь, доберемся.
– Черт. – Клейтон покачал головой, звучно зевнул. – И все труды – просто заради идеалов? Нам обеспечат местечко в ниггерском раю, это уж как пить дать.
Лютер улыбнулся ему, но ничего не стал говорить. С некоторых пор ему стало неприятно слово «ниггер». Джесси и Декан Бросциус то и дело его употребляли, и Лютер чувствовал: он похоронил это словечко там, в клубе «Владыка», вместе с ними. Лучшего объяснения он бы дать не сумел, просто у него теперь как-то язык не поворачивался его выговаривать, это самое слово. Чувство пройдет, думал он, так почти всегда бывает, но покамест…
– Поди, мы могли бы…
Он замолчал, увидев, как в парадную дверь преспокойно входит Маккенна, словно он хозяин строения. Остановился в прихожей, глянул вверх, на полуразрушенную лестницу.
– Черт, – шепнул Клейтон. – Полиция.
– Знаю. Он друг моего босса. С виду дружелюбный, но нам-то он не друг.
Клейтон кивнул, потому как в жизни они навидались белых, которые подходили под такое описание. Маккенна шагнул в комнату, где они работали: большую, примыкавшую к кухне, лет пятьдесят назад тут, видно, помещалась столовая.
– Кантон? – первое, что изрек Маккенна.
– Колумбус, – поправил Лютер.
– А-а, точно. – Маккенна улыбнулся Лютеру, повернулся к Клейтону: – Похоже, мы незнакомы. – Протянул мясистую руку: – Лейтенант Маккенна, БУП.
– Клейтон Томс.
Маккенна стиснул ему руку, улыбка застыла на лице, глаза обшаривают лица Клейтона и Лютера, заглядывают в самое сердце.
– Работаешь у миссис Вагенфельд, вдовы с Эм-стрит. Верно?
Клейтон кивнул:
– Э-э, да, сэр.
– Ну что ж. – Маккенна выпустил руку Клейтона. – Ходят слухи, что под угольным ящиком она хранит небольшое состояние в испанских дублонах. Есть в этом хоть доля правды, Клейтон?
– Я бы все равно о таком ничего не знал, сэр.
– А знал бы, так все равно никому бы не сказал!
Маккенна расхохотался и с такой силой хлопнул Клейтона по спине, что бедняга качнулся и сделал два шажка вперед.
– А тебя что сюда привело? – обратился Макенна к Лютеру.
– Вы ж знаете, я проживаю у Жидро. А тут будет их штаб-квартира.
Маккенна, задрав брови, уставился на Клейтона:
– Штаб-квартира чего?
– НАСПЦН, – ответил Лютер.
– А-а, серьезная штука, – протянул Маккенна. – Я свой дом однажды тоже весь перестраивал. Вот уж где головная боль. – Он подвинул ногой лом. – Вы сейчас на стадии разборки, как я понимаю.
– Да, сэр.
– Продвигается успешно?
– Да, сэр.
– Как я вижу, почти доделали. Во всяком случае, на том этаже, где мы сейчас. Но мой вопрос, Лютер, не имел отношения к твоей работе здесь. Когда я спрашивал, что привело тебя сюда, я имел в виду Бостон. Например, вот ты, Клейтон Томс, откуда родом, сынок?
– Вест-Энд, сэр. Тут родился, тут и вырос.
– Вот-вот, – отозвался Маккенна. – Наши цветные обычно местного разлива, Лютер, уж поверь мне. Мало кто приезжает сюда без веской причины. Что же тебя сюда привело?
– Работа, – ответил Лютер.
Маккенна кивнул:
– Проделать восемьсот миль, чтобы возить Эллен Коглин в церковь и обратно? Забавно.
Лютер пожал плечами:
– Ну да, сэр, так оно, конечно, с виду забавно.
– Еще как, еще как, – произнес Маккенна. – Девушка?
– Сэр?..
– Ты девушкой в наших краях обзавелся?
– Нет.
Маккенна потер щетину на подбородке, снова глянул на Клейтона, будто они эту игру вели вместе:
– Я бы еще поверил, если бы ты проехал все эти восемьсот миль ради юбки. Тогда была бы понятная история. А так…
Он еще какое-то время глядел на Лютера, обратив к нему это свое беспечное, открытое лицо.
Затянувшееся молчание прервал Клейтон, вымолвив:
– Пора бы нам дело делать, Лютер.
Голова Маккенны медленно повернулась, и он воззрился на Клейтона, но тот поскорей отвел глаза.
Маккенна снова поглядел на Лютера:
– Не стану вас задерживать. Мне и самому надо вернуться к работе. Спасибо за напоминание, Клейтон.
Клейтон покачал головой, точно дивясь собственной глупости.
– Вернуться обратно в мир, – провозгласил Маккенна с тяжелым вздохом. – Ох уж времена. Те, кто хорошо зарабатывает, считают, что это в порядке вещей – кусать руку, которая их же и кормит. Известно ли вам, что такое становой хребет капитализма, джентльмены?
– Нет, сэр.
– Понятия о нем не имеем, сэр.
– Становой хребет капитализма, джентльмены, – это производство товара с целью его продажи. Вот и все. Вот на чем зиждется наша страна. Потому-то истинные герои нашей страны – не воины, не спортсмены и даже не президенты. Истинные герои – те, кто создал наши железные дороги, наши автомобили, наши заводы и фабрики. А следовательно, те, кто у них работает, должны быть благодарны за то, что участвуют в процессе, формирующем самое свободное общество в мире. – Он похлопал Лютера по обоим плечам. – Но в последнее время они ведут себя как неблагодарные свиньи. Можете в такое поверить?
– У нас, цветных, смутьянство не в заводе, сэр.
Глаза Маккенны расширились.
– Да откуда ты свалился, Лютер? В Гарлеме сейчас полным-полно левых движений. Ваши смуглые братья получили кое-какое образование, и тут же начали читать своего Маркса, своего Букера, своего Фредерика Дугласа, и выдвинули своих Дюбуа и Гарви ,[63]63
Букер Талиаферро Вашингтон (1856–1915) – американский просветитель, писатель, политический деятель, борец за права темнокожего населения США;
Фредерик Дуглас (1818–1895) – американский социальный реформатор, писатель, государственный деятель, горячий сторонник отмены рабства в США;
Гарви-младший Маркус (1887–1940) – центральноамериканский журналист, издатель, видный представитель «черного национализма».
[Закрыть] которые, по мнению отдельных лиц, не менее опасны, чем Голдмен и Рид. – Он поднял палец: – По мнению отдельных лиц. Кое-кто даже утверждает, что НАСПЦН – лишь фасад для подрывных и подстрекательских идей. – Рукой в перчатке Маккенна мягко похлопал Лютера по щеке. – Кое-кто. – Он отвернулся и поднял взгляд на обожженный потолок. – Ну что ж, работы у вас непочатый край, парни. Не буду вам мешать.
Маккенна заложил руки за спину и двинулся к выходу; Лютер с Клейтоном перевели дух, лишь когда он вышел из прихожей и спустился по ступенькам.
– Беда, Лютер, – произнес Клейтон.
– Сам знаю.
– Уж что ты там ему сделал, не знаю, но надо бы тебе переделать это обратно.
– Ничего я ему не сделал. Он со всеми такой.
– Какой? Белый-пребелый?
Лютер кивнул.
– И мерзкий, – добавил он. – Такие жрут и жрут тебя, пока одни косточки не останутся.
