Текст книги "Коглин (ЛП)"
Автор книги: Деннис Лихэйн
сообщить о нарушении
Текущая страница: 37 (всего у книги 81 страниц)
Томас надеялся, что он, Краули и их отряд сумели образумить взбунтовавшийся народ, но судьба распорядилась иначе. Да, этой ночью они остудили горячие головы. Два старых боевых коня да тридцать два щенка. Тридцать четыре против тысяч! Добравшись наконец домой, Томас еще несколько часов не мог уснуть.
Но теперь толпа снова взялась за свое. И людей стало вдвое больше. И в отличие от прошедшей ночи они были хорошо организованы. Среди них сновали большевики и анархисты, раздавая оружие. Всевозможные уголовники, в том числе из других штатов, сбивались в шайки и взламывали сейфы по всему Бродвею. Да, волнения, но теперь уже не стихийные.
Томасу позвонил лично мэр, попросив воздержаться от всяких действий до прибытия Гвардии штата. Когда же Томас спросил, в какое время ожидается подкрепление, мэр сообщил, что возникли непредвиденные затруднения на Сколли-сквер, но войска вот-вот прибудут.
Вот-вот.
На Вест-Бродвее царил хаос. Граждане, которых Томас поклялся защищать, в эти самые минуты подвергаются насилию, а единственные возможные спасители прибудут… вот-вот.
Томас попросил телефонистку соединиться с его домом. Подошел Коннор.
– Все тихо? – спросил Томас.
– Здесь? – уточнил Коннор. – Вполне. А как там на улицах?
– Скверно, – ответил Томас. – Не выходи.
– Тебе не нужна еще одна пара рук? Я готов помочь, папа.
Томас на секунду прикрыл глаза. Хотел бы он любить сына посильнее.
– Еще одна пара рук сейчас ничего не изменит, Кон.
– Сукин сын Дэнни.
– Кон, сколько раз напоминать тебе, что я не терплю брани? Ты такой непонятливый, сынок?
– Извини, папа. Извини. – Провода донесли тяжелое дыхание Коннора. – Я просто… Дэнни же – причина всего этого. Весь город рвется на части из-за…
– Дэнни виноват не во всем. Один человек мало что значит.
– Это так, но предполагалось, что он член нашей семьи.
Слово «предполагалось» больно ударило Томаса. Неужели ему не дано больше гордиться своим сыном? Неужели его завела в тупик та дорога, что началась, когда он взял на руки своего первенца, едва появившегося из материнской утробы, и размечтался о его будущем? Неужели это расплата за слепую и безмерную любовь?
– Он член нашей семьи, – ответил Томас. – Он для нас родная кровь, Кон.
– Для тебя – может быть.
О господи. Вот она, цена. Цена любви. Цена семьи.
– Где мать? – спросил Томас.
– В постели.
Неудивительно. Страус моментально находит ближайшую кучу песка.
– А где Джо?
– Тоже в постели.
– Сейчас всего девять часов.
– Да он весь день ходил больной.
– Чем он заболел?
– Понятия не имею. Может, простудился.
Томас покачал головой. Джо как Эйден, его ничем не проймешь. Он скорее глаза себе выколет, чем уляжется спать в такой вечер.
– Ступай проверь, как он там.
– Что?
– Кон, иди посмотри, как он.
– Ладно, ладно.
Коннор положил трубку рядом с телефоном, и Томас услышал его шаги по коридору, скрип двери: видимо, заглянул к Джо. Тишина. Потом снова шаги Коннора, на сей раз быстрее. Томас заговорил, как только сын взял трубку:
– Его нет, верно?
– Господи, папа.
– Когда ты в последний раз его видел?
– Примерно час назад. Слушай, он ведь не мог…
– Отыщи его, – произнес Томас и сам удивился своему голосу: не бешеный крик, а холодный свистящий шепот. – Ты меня понял? Тебе все ясно?
– Да, сэр.
– Найди своего брата, – приказал Томас. – И немедленно.
В июне, когда Джо первый раз сбежал из дома, он столкнулся с Тини Уоткинсом. Тот когда-то с ним учился в школе, а потом бросил учебу, чтобы начать зарабатывать, помогать матери и сестрам. Тини работал разносчиком газет, и Джо, в те три дня, которые провел на улице, тоже стал мечтать об этом. Газетчики бегали стайками в зависимости от того, кто на чью газету работал. Часто дрались стенка на стенку. Если Тини не врал, обычным делом были и кражи, которые им поручали настоящие воры, потому что разносчики, обычно маленькие, пролезали в такие окошки, в которые не мог протиснуться взрослый.
Бегая с разносчиками, Джо увидел совсем другой мир, более яркий. Он познакомился с Газетным рядом в нижней части Вашингтон-стрит, со всеми его барами, с этими вечными спорами – кто кого перекричит. Со своей новой компанией он носился по Сколли-сквер и Вест-Бродвею, представляя себе тот день, когда он пересечет эти невидимые границы и станет частью здешнего ночного мира.
Но на третий день Тини вручил Джо канистру бензина и коробок спичек и попросил его поджечь газетный киоск «Трэвелера» на Дувр-стрит. А когда Джо отказался, Тини просто отколошматил Джо на глазах у других мальчишек, которые его подначивали. Злости в Тини не было, но всякий раз, когда Джо заглядывал ему в глаза, он ясно видел: тот может забить его насмерть, если захочет. И Джо сообразил, что мальчишки-разносчики держат пари, убьет или не убьет. Самому же Тини, казалось, исход был безразличен.
Лишь через несколько месяцев Джо сумел отделаться от ужаса перед этим ледяным равнодушием. Сами побои по сравнению с ним казались пустяком. Но теперь, когда город ходил ходуном, все мучения и все уроки того дня стерлись у Джо из памяти и его охватило страстное желание окунуться в ночную жизнь и, возможно, принять в ней участие.
Выбравшись из дома, он пробежал два квартала дворами и пошел на шум. Вест-Бродвей гремел сильнее обычного. Вест-Бродвей – это где бары, где бесконечные притоны, где азартные игры, где на углах парни режутся в скорлупку и свистят женщинам, что стоят в окнах, освещенных ярко-оранжевым или горчичным светом. Стоит перейти Ист-Бродвей и спуститься с холма – и на углу Вест-Бродвея и Дорчестер-стрит ты попадешь в совершенно другую часть Южного Бостона. Она совсем не такая тихая и респектабельная, как та, где жил Джо. Прямо по Вест-Бродвею до моста, прямо по Дорчестер-стрит до Эндрю-сквер. Здесь все бурлит, здесь слышится ругань и гогот, здесь горланят песни. Ни у кого здесь нет машины, не говоря уж о личном шофере, как у отца. Ни у кого нет собственного дома или тем паче двора. Приличные бостонцы развлекаются на Сколли-сквер, но у бостонских южан для этого есть Вест-Бродвей. Не такой помпезный, не так залитый огнями, но не менее запруженный ворами, матросами и жаждущими принять на грудь.
Сейчас, в девять вечера, тут было как на карнавале: мужчины хлещут из горла и надо смотреть под ноги, чтобы не наступить на расстеленные одеяла, на которых играют в кости. Зазывала кричал: «Приятные дамочки на любой вкус!», а увидев Джо, воскликнул: «Приглашаются старые и юные! Всех, кто хочет и может, прошу к нам! Заходите! Преле-естные дамочки на любой вкус!» На Джо налетел пьяный, и мальчик упал. Встал, почистился. В воздухе пахло дымом; мимо него пробежали несколько мужчин, неся туалетный столик с наваленной сверху грудой одежды. Почти каждый здесь имел при себе винтовку. Некоторые были с дробовиками. Джо миновал еще полквартала, сторонкой обошел двух дерущихся женщин и уже начал думать, что сегодня все-таки не лучший вечер для прогулок по Вест-Бродвею. Впереди полыхал универмаг «Маккори», и люди стояли вокруг, с радостными криками глазея на огонь и дым. Джо услышал громкий треск, поднял глаза: из окна второго этажа падало тело. Он отступил назад, тело ударилось о мостовую и разлетелось на несколько кусков. Толпа заулюлюкала. Манекен. Керамическая голова треснула, одно ухо откололось. Джо вовремя поднял взгляд: из того же окна уже летел другой. Этот приземлился на ноги и разломился пополам – ноги отдельно, верх отдельно. Кто-то открутил голову от первого манекена и запустил ею в толпу.
Джо решил: нет, пора назад. Он повернулся, и тут же дорогу ему заступил маленький сутулый человечек в очках, с мокрыми волосами и гнилыми зубами.
– Ты похож на спортивного парня, мой юный Джон. Ты ведь спортсмен?
– Я не Джон.
– Имя – сущая ерунда, не правда ли? Так я считаю. Ты спортсмен или как? – Человечек положил руку ему на плечо. – Мой юный Джон, там, в переулочке, заключаются чуть ли не самые лучшие спортивные пари в мире.
Джо дернул плечом, сбрасывая его руку.
– Собаки?
– Точно, собаки, – подтвердил человечек. – Собаки у нас дерутся с другими собаками. А петухи – с петухами. И еще у нас псы дерутся с крысами.
Джо шагнул влево, но человечек не отставал.
– Не любишь крыс? – Хихикнул. – Тогда тем более приятно будет поглядеть, как их прикончат одну за другой. – Он показал рукой: – Вот сюда, по переулочку. Совсем рядом.
Человечек наклонился, и Джо почувствовал, что от него разит вином.
– Пойдем, мой юный Джон. Нам туда.
Джо метнулся в сторону. Тип схватил его за плечо, но Джо вывернулся и снова быстро зашагал прочь. Человек шел за ним.
– Да ты, я гляжу, у нас просто денди, мой юный Джон! Видно, ты лорд Джон, а? Приношу величайшие извинения! Мы не подходим к вашему шибко культурному вкусу, ваша светлость?
Коротышка семенил перед ним.
– Ну же, мой юный Джон, давай подружимся.
Тип потянулся к нему, но Джо вильнул право и опять оказался впереди. Он все-таки замедлил шаг, чтобы жестом показать коротышке, что не хочет никаких осложнений, и быстро устремился вперед, надеясь, что тип устанет от этой игры и пойдет искать более легкую добычу.
– Славные у тебя волосы, мой юный Джон. Цвета кошачьей шерстки, точно-точно.
Джо услышал, как человечек за его спиной припустил бегом, и, согнувшись, проскользнул между юбками двух высоких женщин, куривших сигары; женщины шлепнули его и пронзительно захохотали. Он обернулся на них, но они уже переключили внимание на гнилозубого зазывалу, который все продолжал свою погоню.
– Оставь его в покое, кретин, – сказала одна.
– Не суйтесь не в свое дело, леди, а то покажу ножик.
Женщины рассмеялись.
– Видали мы твой ножик, Рори. Он у тебя совсем крошечный, даже глядеть стыдно.
Джо снова вышел на середину улицы.
Рори поспевал за ним.
– Может, почистить вам башмаки, мой юный лорд? Постелить постельку?
– Отстань от парня, сутенер несчастный! – крикнула ему вдогонку одна из женщин, но Джо по голосу понял, что дамочки потеряли к нему интерес.
Он шел, размахивая руками, притворяясь, будто не слышит под ухом мерзкого хрюканья Рори. Коротышка тоже начал размахивать руками. Джо упорно смотрел вперед, пытаясь выглядеть солидным человеком, который знает, куда идет. Толпа вокруг него густела.
Рори провел рукой по щеке Джо, и Джо двинул ему. Его кулак угодил Рори в висок. Тот зажмурился. Несколько мужчин на тротуаре засмеялись. Джо побежал, за ним несся смех.
– Могу я тебе чем-то помочь? – Рори трусцой бежал за ним. – Облегчить твои невзгоды, а? Похоже, они для тебя тяжеловаты.
Джо обогнул перевернутый фургон, пронесся мимо двух мужчин с дробовиками и юркнул в двери бара. Оглядел посетителей: многие – в рабочих рубахах и спецовках, большинство – с подкрученными усами и в черных котелках. Они тоже на него посмотрели. Где-то в глубине бара, за толпой и дымом, раздавались стоны и рыки, и Джо сообразил, что помешал какому-то представлению. Он открыл было рот, чтобы сказать им, что его преследуют, но в этот миг бармен указал на него и произнес:
– Выкиньте отсюда этого щенка.
Две руки схватили его, пронесли по воздуху и вышвырнули наружу. Он перелетел через тротуар и упал на мостовую. Больно проехался по ней коленками и правой ладонью. Кто-то перешагнул через него. Его затошнило. Он услышал голос Рори:
– Нет, ваша светлость, уж позвольте мне.
Рори схватил Джо за волосы. Джо вцепился ему в руки, и Рори усилил хватку.
Он оторвал Джо от земли, и мальчику словно обожгло голову. Рори улыбнулся, показав черные зубы. Он рыгнул, и от него снова запахло перегаром.
– У тебя хорошо подстрижены ноготки и одежка очень красивая, мой юный лорд Джон. Ты просто картинка.
Джо выдавил из себя:
– Мой отец…
Рори сжал ему челюсть рукой.
– Теперича твой отец – я. Так что, ваша светлость, поберегите силенки.
Джо лягнул его. Рука, сжимавшая волосы, ослабила хватку, и Джо вложил в следующий пинок все силы. Целился он в пах, но промазал. Хотя удар получился неплохой: Рори зашипел, сморщился и выпустил его.
Тогда-то и появился ножик. Вернее, бритва.
Джо упал на четвереньки и пролез у Рори между ног. Дальше он продолжал двигаться тем же манером, на руках и коленях, через плотную толчею, между парой темных брючин, и парой желтоватых штанин, и парой двухцветных гамаш, и парой коричневых рабочих сапог, измазанных грязью. Он полз, чувствуя себя каким-то крабом, сворачивая налево, направо, опять налево. Здесь, внизу, было тесно, и душно, а он все полз и полз, протискиваясь все глубже в толпу.
В четверть десятого Томасу позвонил генерал Коул, временно исполняющий обязанности комиссара полиции.
– Вы поддерживаете контакт с капитаном Мортоном из Шестого? – спросил генерал Коул.
– Постоянно, генерал.
– Сколько человек под его началом?
– Около ста, сэр. В основном добровольцы.
– А у вас, капитан?
– Примерно столько же.
– Мы направляем десятый полк Гвардии штата к Бродвейскому мосту, – сообщил генерал. – Вы с капитаном Мортоном должны туда же оттеснить толпу.
– Так точно, генерал.
– Мы зажмем их там. Начнем арестовывать и распихивать по грузовикам. Это вынудит большинство разойтись.
– Согласен.
– Встречаемся у моста в двадцать два ноль-ноль, капитан.
Коул повесил трубку, и Томас по внутренней связи позвонил сержанту Эйгену. Когда тот отозвался, Коглин произнес: «Немедленно собрать людей» – и тут же разъединился.
Потом он позвонил капитану Мортону:
– Ты готов, Винсент?
– Готов, Томас.
– Мы погоним их на тебя.
– Жду не дождусь.
– До встречи у моста.
– До встречи у моста.
Томас повторил вчерашнюю процедуру: надел пояс с кобурой, набил карманы патронами, зарядил свой «ремингтон». И вышел в общий зал.
Собрались все: его сотрудники, парковые копы и шестьдесят шесть добровольцев. Из-за последних он чуть помедлил. Беспокоили его эти юные щенки, особенно гарвардцы. Ему не нравились их глаза, бегавший в них проказливый огонек. На столе сидели двое, беспрерывно перешептывавшиеся и хихикавшие, пока он разъяснял задание.
– Мы подойдем к ним с фланга, на Вест-Бродвее. Встанем цепью от одного края улицы до другого и начнем теснить их на запад, все время строго на запад, по направлению к мосту. Не увлекайтесь. Кто-то останется позади. Пускай – если они не представляют прямой угрозы. Главное, не прекращайте напирать.
Один из гарвардских футболистов пихнул другого локтем в бок, и оба заржали.
Томас сошел с трибуны и продолжал говорить, расхаживая между собравшимися:
– Если в вас попадут чем-нибудь, не обращайте внимания. Если по нам начнут стрелять, я прикажу открыть ответный огонь. Только я. Вы не начинаете ответную стрельбу, пока не услышите мою команду.
Гарвардские мальчики наблюдали за ним, сияя улыбками.
– Когда мы достигнем Ди-стрит, – говорил Томас, – к нам присоединятся люди из Шестого участка. Вместе мы зажмем их в клещи и вытесним к Бродвейскому мосту. При этом уже не должно быть отставших. Все должны двигаться вместе.
Он добрался до двух развеселых гарвардцев. Те, задрав брови, глядели на него. Один – голубоглазый блондин, другой – шатен в очках, лоб в прыщах. Их приятели сидели рядом и с интересом ждали, что будет.
Томас спросил блондинчика:
– Как тебя зовут, сынок?
– Чес Хадсон, капитан.
– А твоего друга?
– Бенджамин Лорн, – ответил шатен. – Вот он я.
Томас кивнул ему и снова повернулся к Чесу:
– Тебе известно, сынок, что бывает, если не относишься к сражению серьезно?
Чес округлил глаза.
– Думаю, вы мне сейчас сами расскажете, капитан.
Томас ударил Бенджамина Лорна в лицо с такой силой, что студентик упал, а его очки отлетели в задний ряд. Лорн так и остался стоять на коленях, изо рта у него сочилась кровь.
Чес открыл было рот, но Томас сжал его челюсть.
– А бывает при этом, сынок, вот что: обычно страдает тот, кто рядом с тобой. – Томас глянул на дружков Чеса. – Сегодня вечером вы – блюстители закона. Ясно?
В ответ он получил восемь кивков.
Он снова посмотрел на Чеса:
– Мне все равно, кто твой папаша, сынок. Если ты сегодня вечером совершишь ошибку, я пристрелю тебя. – Он шмякнул Чеса о стену.
Снова повернулся к остальным:
– Еще вопросы?
Все шло гладко, пока они не добрались до Эф-стрит. В них бросали яйца, иногда камни, но в остальном толпа вела себя смирно, равномерно оттесняемая по Вест-Бродвею. Кое-кто бросал свои винтовки на тротуар, и по пути копы и добровольцы подбирали их. Спустя пять кварталов они уже несли по лишней винтовке на человека, и Томас приказал остановиться, чтобы разрядить отобранное оружие. Толпа тоже остановилась, и некоторые в ней явно засматривались на лишнее оружие. Тогда капитан приказал разбить трофейные винтовки о мостовую. Увидев это, толпа двинулась дальше, и довольно резво, а Томас уже начал ощущать ту уверенность, которую чувствовал вчера, когда очищал Эндрю-сквер вместе с Краули.
Однако на Эф-стрит они натолкнулись на радикалов: люди с плакатами, большевики, анархисты. На углу Эф-стрит и Бродвея завязалась схватка: дюжину добровольцев, замыкавших шествие, обошли с флангов и атаковали. В основном бунтовщики использовали обрезки труб, но вдруг Томас заметил какого-то парня с густой бородой, поднимающего пистолет; капитан выхватил собственный и выстрелил.
Пуля попала бородатому в плечо, и он упал. Томас навел револьвер на его соседа, большевики замерли. Томас посмотрел на своих людей и произнес:
– Цельсь!
Стволы винтовок взметнулись одновременно, как ноги танцовщиц кордебалета. Большевики побежали, спасая жизнь. У нескольких добровольцев обнаружились кровоточащие царапины и порезы, но ничего серьезного не было. Сержант Эйген осмотрел человека, в которого попал Томас:
– Будет жить, капитан.
– Тогда пусть лежит где лежит.
Они прошли еще два квартала. Толпа бежала перед ними. Затор возник, когда они добрались до территории 6-го участка. Капитан Мортон и его люди сдавливали толпу с боков, и она, стиснутая, бурлила между Дэ-стрит и Эй, совсем неподалеку от Бродвейского моста. На северной стороне Бродвея он увидел самого Мортона, и когда их глаза встретились, Томас жестом указал на юг, и Мортон кивнул. Томас и его люди рассыпались вдоль южной стороны улицы, а ребята Мортона заняли северную, и совместными усилиями они начали теснить по-настоящему. Напирали что было мочи. Сделали забор из винтовок и с помощью этой стали, и своей ярости, и своего страха гнали это человеческое стадо вперед. На протяжении нескольких кварталов они давили, жали и мяли, словно силясь втиснуть львиное семейство в мышиную нору. Томас уже потерял счет плевкам и тумакам, которые получал отовсюду, и по лицу и шее его текло что-то, источник чего невозможно было определить. Он все-таки нашел повод улыбнуться: его развеселил вид чистюли Чеса Хадсона со сломанным носом и черным фонарем под глазом.
Но лица в толпе только вгоняли во мрак. Ближайшие к Томасу физиономии, стопроцентно ирландские, как картошка и пьяные слезы, были искажены яростью и жалостью к себе. Словно они имеют право все это вытворять. Словно эта страна обязана дать им больше, чем она дала Томасу, когда он сошел с корабля на ее берег. Она же предоставила ему лишь шанс, только и всего. Ему хотелось вышвырнуть их назад в Ирландию, в объятия британцев, к их холодным полям, промозглым пабам, беззубым женщинам. Что их серая страна дала им, кроме уныния, меланхолии, пьянства и черного юмора вечно побежденных? И вот они явились сюда, в один из немногих городов мира, где им дали приют. Но ведут ли они себя как американцы? Проявляют ли уважение и благодарность? Нет. Ведут себя как цветные, только европейские. Да как они смеют? Когда все это схлынет, Томасу и другим добропорядочным ирландцам придется целых десять лет расхлебывать последствия. Будьте вы прокляты, думал он. Будьте прокляты, вы опозорили наш народ.
За Эй-стрит стало полегче. Бродвей здесь расширялся, образуя подобие площади на пересечении с каналом Форт-Пойнт. Уже виднелся Бродвейский мост, и сердце у Томаса радостно забилось, когда он различил впереди войска и грузовики. Он во второй раз за этот вечер улыбнулся, но в то же мгновение чья-то пуля попала сержанту Эйгену в живот, и тот упал. Томас и лейтенант Стоун добрались до него первыми. Еще одна пуля угодила в водосточную трубу совсем рядом с ними, и их люди стали отвечать на выстрелы. Дюжина винтовок грянула одновременно, когда Томас с лейтенантом подхватили Эйгена и потащили к тротуару.
А потом он увидел Джо. Мальчик бежал к мосту по северной стороне улицы. Томас узнал и человека, от которого удирал его сын: сутенер и зазывала по имени Рори Друн. Извращенец и насильник Рори Друн преследует его сына. Они донесли Эйгена до тротуара, опустили, прислонив спиной к стене, и Эйген спросил:
– Я помру, капитан?
– Нет, но тебе будет порядком больно, дружок.
Томас обшаривал взглядом толпу, высматривая Джо. Не нашел, зато вдруг увидел Коннора – тот не разбирая дороги несся к мосту, и Томас ощутил неожиданный, удививший его самого прилив гордости за среднего сына.
– Не упусти его, – шепнул Томас.
– Что, сэр? – спросил Стоун.
– Остаешься с сержантом Эйгеном, – распорядился Томас. – Попробуешь унять кровотечение.
– Есть, капитан.
– Я вернусь.
Коннор не мог определить, откуда летят пули: они рикошетили от столбов, кирпичей, от вывесок и дорожных знаков. Он подумал: не так ли себя чувствуют люди на войне, во время боя? Ощущение полного хаоса, ощущение, что твоя собственная смерть то и дело проносится мимо тебя, а потом, отрикошетив, идет на второй заход. Люди метались, натыкались друг на друга, ломали лодыжки, раздавали тумаки, царапались, завывали от страха. Два человека перед ним упали, не то настигнутые пулей или камнем, не то подшибив друг друга. Коннор перепрыгнул через них и увидел Джо у самого моста, в лапах у какого-то мерзкого коротышки. Коннор поднажал, увернулся от мужчины, безадресно размахивавшего трубой, обежал женщину, стоявшую на карачках, и, когда державший Джо тип начал оборачиваться, с разбега врезал тому кулаком в лицо. Самого его швырнуло вперед, так что они вместе с коротышкой повалились на мостовую. Коннор приподнялся, схватил негодяя за горло и снова занес кулак, но увидел, что тот уже отключился: под головой у него растекалась лужица крови. Коннор поискал глазами Джо и увидел, что парень лежит, сжавшись в комок: видно, Коннор с размаху задел и его. Он подошел к младшему брату, перевернул его на спину, и Джо расширенными глазами посмотрел на него снизу вверх.
– Ты как, нормально?
– Ага.
– Давай-ка. – Коннор присел и, когда Джо обхватил его руками за плечи, поднял его.
Повернувшись, он увидел, как с моста сходят части Гвардии штата. Они шли цепью, с винтовками на изготовку. В них целились из толпы. Полицейские-добровольцы, один с подбитым глазом и сломанным носом, тоже вскинули винтовки. Каждый держал кого-то на мушке, словно уже не осталось враждующих сторон, одни лишь мишени.
– Закрой глаза, Джо. Закрой глаза.
Коннор прижал голову Джо к своему плечу. Казалось, все ружья грянули разом. Воздух заволокло белым дымом, вылетевшим из множества дул. Внезапный пронзительный вскрик. Боец из Гвардии штата схватился за шею. Чья-то окровавленная рука взметнулась в воздух. Коннор, держа брата на руках, побежал к перевернутой машине, и тут снова загрохотали выстрелы. Пули отскакивали от обшивки машины со звяканьем тяжелых монет, падающих в металлическую бутыль, и Коннор покрепче притиснул лицо Джо к своему плечу. Справа просвистела пуля, угодила какому-то парню в колено. Тот упал. Коннор был уже почти у капота машины, когда пули разнесли вдребезги ветровое стекло. Осколки засверкали в ночи, как колючая изморось, как серебристое облако брызг, вылетевшее из тьмы.
А потом Коннор обнаружил, что лежит на спине. Он не помнил, как поскользнулся. Просто вдруг оказался на земле. Он слышал вопли и стоны людей; ощущал запах пороха, дыма и почему-то – горелого мяса. Услышал, как Джо зовет его, сначала негромко, потом срываясь на визг. Он протянул руку, Джо схватил ее, не переставая кричать.
А потом – голос отца:
– Джозеф, Джозеф, я здесь. Спокойно.
– Папа, – позвал Коннор.
– Коннор, – откликнулся отец.
– Кто погасил фонари?
– Господи, – прошептал отец.
– Я ничего не вижу, папа.
– Я понял, сынок.
– Почему я ничего не вижу?
– Мы сейчас отвезем тебя в больницу, сынок. Немедленно. Обещаю.
– Папа…
Он почувствовал у себя на груди отцовскую руку.
– Лежи спокойно, сынок. Просто лежи спокойно.
