Текст книги "Коглин (ЛП)"
Автор книги: Деннис Лихэйн
сообщить о нарушении
Текущая страница: 21 (всего у книги 81 страниц)
Он столкнулся с Марком Дентоном, шагавшим по Скул-стрит. Оба улыбнулись. Кивнули друг другу и пошли на Бикон-хилл вместе.
– Волнуешься? – спросил Дэнни.
– Есть немного, – признался Марк. – В рождественское утро оставил Эмму с детьми дома одних, надеюсь – не зря. А ты как?
– А я решил об этом не думать.
– Мудрое решение.
Перед управлением было пусто, никаких репортеров на ступеньках. Не видно было даже шоферов мэра или Кёртиса.
– С той стороны, – произнес Дентон многозначительно. – Наверняка уже тянут из своих фляжек.
– Очень может быть, – откликнулся Дэнни.
Они прошли через парадный вход, сняли шляпы и пальто. Оказалось, их поджидает человечек в темном костюме и красном галстуке с небольшим портфелем. Он был не старше Дэнни, но уже наполовину облысел, и обнажившаяся кожа нежно розовела, словно все эти волосы у него выпали только сегодня ночью.
– Стюарт Николс, личный секретарь комиссара Кёртиса. Следуйте за мной.
Он не протянул им руку, не посмотрел в глаза. Просто поднялся со скамьи и пошел наверх по широкой мраморной лестнице. Они двинулись за ним.
– С Рождеством, – сказал Марк Дентон ему в спину.
Стюарт Николс быстро оглянулся на них через плечо, но сразу же отвернулся.
Марк посмотрел на Дэнни. Тот пожал плечами.
– Вас также с Рождеством, – проговорил Дэнни.
– Спасибочки, мистер полисмен. – Марк едва сдерживал улыбку: Дэнни это напомнило те времена, когда они с Коннором подвизались в качестве алтарных служек. – И с Новым годом, сэр.
Стюарт Николс не обращал на них внимания. Он провел их по коридору и остановился перед дверью с матовым стеклом. На золоченой табличке четко выделялась надпись: «Комиссар БУП». Он открыл дверь, ввел их в небольшую приемную и потянулся к телефону.
– Они здесь, комиссар… Хорошо, сэр.
Он положил трубку:
– Садитесь, джентльмены.
Марк с Дэнни сели на кожаный диван напротив стола. Дэнни пытался избавиться от ощущения, что здесь что-то не так. Они просидели минут пять; Николс за это время успел открыть свой портфельчик, достал из него записную книжку в кожаной обложке и начал что-то заносить в нее ручкой с серебряным пером. Кончик пера скреб по бумаге.
– Мэр уже пришел? – спросил Дентон, но тут зазвонил телефон.
Николс поднял трубку, послушал, опустил ее.
– Вас ждут.
Он вернулся к своей записной книжке, а Дэнни с Марком встали перед дубовой дверью, ведущей в кабинет. Марк повернул бронзовую ручку, Дэнни следом за ним переступил порог и оказался в кабинете Кёртиса.
Эдвин Аптон Кёртис восседал за своим столом. Каждое ухо у него было, казалось, размером с полголовы, мочки напоминали лопасти весел. Лицо покрывал какой-то нездоровый пятнистый румянец, а воздух выходил у него из ноздрей с довольно громким свистом. Он кинул на них взгляд:
– Сын капитана Коглина, если не ошибаюсь?
– Да, сэр.
– Тот самый, который в прошлом месяце ликвидировал бомбиста. – Он кивнул, словно планировал эту ликвидацию самолично. Посмотрел в бумаги, разложенные на столе. – Дэниэл, не так ли?
– Эйден, сэр. Но все зовут меня Дэнни.
Кёртис ответил на это гримасой.
– Присаживайтесь, джентльмены.
Позади него почти всю стену занимало овальное окно. За ним простирался город, неподвижный в это рождественское утро: белые поля, красный кирпич, булыжник и голубая полоска залива, и струи печного дыма, колеблясь, поднимаются в небо.
– Патрульный Дентон, – произнес Кёртис. – Сотрудник Девятого участка. Правильно?
– Да, сэр.
Кёртис нацарапал что-то в блокноте и не поднимал глаз, пока Дэнни усаживался рядом с Марком.
– И патрульный Коглин, Первый участок?
– Да, сэр.
Снова скрип пера.
– Мэр уже едет, сэр? – спросил Дэнни.
– Мэр сейчас находится в штате Мэн. – Кёртис сверился с каким-то листком и снова принялся писать в блокноте. – Сегодня Рождество. Он проводит его со своей семьей.
– Но, сэр… – Марк посмотрел на Дэнни. Потом снова на Кёртиса. – Сэр, на десять утра у нас назначена встреча с вами и мэром Питерсом.
– Сегодня Рождество, – повторил Кёртис и выдвинул ящик. Порывшись в нем, он извлек еще один лист бумаги и положил его слева от себя. – Христианский праздник. Полагаю, мэр Питерс заслужил выходной в день рождения Господа.
– Но встреча была назначена…
– Патрульный Дентон, до моего сведения дошло, что вы пропустили несколько поверок ночной смены Девятого участка.
– Сэр?..
Кёртис поднял бумагу, лежавшую слева:
– Это следует из докладной начальника вашей смены. В течение девяти недель вы опоздали или не явились на девять поверок.
Он впервые встретился с ними взглядом.
Марк заерзал в кресле:
– Сэр, я здесь не как патрульный. Я здесь как старшина Бостонского клуба. И в этом качестве я, с вашего позволения, хотел бы заявить…
– Злостное нарушение должностных обязанностей. – Кёртис помахал бумагой. – Государство рассчитывает, что его стражи порядка будут честно отрабатывать свое жалованье. Тем не менее вы этого не делаете. Где вы находились, если пропустили девять поверок?
– Сэр, я не думаю, что это сейчас главный вопрос. У нас нет…
– Это главнейший вопрос, патрульный. Вы подписали контракт. Вы давали клятву защищать народ нашего великого государства, служить этому народу. Вы давали клятву неукоснительно исполнять все обязанности, возлагаемые на вас Бостонским управлением полиции. Одна из этих обязанностей четко прописана в седьмой статье: явка на поверки личного состава. Между тем у меня есть принесенные под присягой показания начальника смены и дежурного сержанта Девятого участка, согласно которым вы предпочли уклоняться от исполнения этой важнейшей обязанности.
– Сэр, позвольте мне заметить, что я действительно не сумел прийти на несколько поверок из-за своих обязанностей по БК, но это…
– У вас не может существовать никаких обязанностей в БК.
– Я получил разрешение и от начальника смены, и от дежурного сержанта.
Кёртис кивнул:
– Можно мне закончить?
Лицо Марка окаменело.
– Можно мне закончить? – повторил Кёртис. – Могу я говорить, не опасаясь, что меня прервут? Я нахожу это грубым, патрульный. А вы не находите грубым, когда вас перебивают?
– Да, сэр. Вот почему я…
Кёртис поднял ладонь:
– Позвольте мне развеять убеждение, будто вы занимаете какую-то высокую в нравственном отношении позицию, патрульный, ибо в действительности это не так. Ваш начальник смены и ваш дежурный сержант оба признали, что смотрели сквозь пальцы на ваши опоздания и неявки на поверки, поскольку они оба являются членами того же клуба. Однако они не имеют полномочий принимать такие решения. – Он развел руками. – Это вне их компетенции. Лишь офицер в чине капитана и выше может разрешить подобное.
– Сэр, я…
– Таким образом, патрульный Дентон…
– Сэр, если мне…
– Не будете ли вы столь любезны позволить мне закончить? – Кёртис оперся локтем о стол и наставил палец на Марка. Его пятнистое лицо затряслось. – Проявили ли вы преступное пренебрежение своими должностными обязанностями в качестве патрульного полицейского?
– Сэр, мне казалось, что…
– Отвечайте на вопрос.
– Сэр, я считаю…
– Да или нет, патрульный. Вы полагаете, что люди в этом городе желают слышать ваши оправдания? Я уже говорил с ними, сэр. Они не желают. Вы не сумели явиться на поверки, так или нет?
Он подался вперед, не опуская наставленного на Дентона пальца. Дэнни счел бы все это сущим балаганом, если бы так вел себя любой другой человек, в любой другой день, в любой другой стране. Кёртис не постеснялся прибегнуть к приему, давно, с их точки зрения, отжившему: он предстал перед ними олицетворением абсолютной фундаментальной правоты. Ужас в том, что перед такой правотой ощущаешь себя маленьким, незначительным, беззащитным. Как бороться с праведным гневом, если твое единственное оружие – логика и здравый рассудок?
Дентон достал бумаги, над которыми работал уже несколько недель.
– Сэр, если позволите, я хотел бы напомнить вам о повышении зарплаты, которое нам обещали в…
– «Нам»? – переспросил Кёртис.
– Да, Бостонскому управлению полиции, сэр.
– И вы имеете наглость заявлять, будто представляете этих замечательных людей? – Кёртис нахмурился. – Заняв нынешнюю должность, я переговорил со многими сотрудниками, и могу вас заверить, они не объявляли вас своим лидером, патрульный Дентон. Они устали оттого, что вы постоянно вкладываете собственные слова в их уста и представляете их недовольными. Да я только вчера беседовал с одним рядовым из Двенадцатого участка – и знаете, что он мне сказал? Он сказал: «Комиссар Кёртис, мы, полицейские из Двенадцатого, гордимся тем, что служим нашему городу во времена невзгод, сэр. Скажите всем, мы не станем бунтовать, как большевики. Мы сотрудники полиции».
Марк вынул собственную ручку и записную книжку:
– Если бы я узнал его имя, сэр, я бы с радостью обсудил с ним любые его претензии ко мне.
Кёртис отмахнулся:
– Я говорил с десятками наших людей по всему городу, патрульный Дентон. С десятками. И никто из них, заверяю вас, не является большевиком.
– Как и я, сэр.
– Патрульный Коглин. – Кёртис перевернул еще один лист. – Насколько я понимаю, вы недавно выполняли специальное задание. Расследовали деятельность террористических ячеек в нашем городе?
Дэнни кивнул.
– И каких результатов вы добились?
– Отличных, сэр.
– Отличных? – Кёртис потянул себя за складку кожи над отложным воротничком. – Я прочел докладные лейтенанта Маккенны. Они ужасно путанны и далеки от реальности. Это заставило меня изучить данные по предыдущим агентурным группам, которые он формировал, но и там я не нашел даже намека на то, что указанная деятельность оправдывала затраченные на нее общественные деньги. Нет, полисмен Коглин, я считаю это суетней, лишь отвлекающей сотрудника полиции от тех обязанностей, которые он поклялся исполнять. Не могли бы вы конкретно описать мне, каких именно успехов вы добились с этими – как они называются? – латышскими рабочими?
– С Обществом латышских рабочих, сэр, – поправил Дэнни. – Успехи не так просто оценить. Я вел агентурную работу, пытался сблизиться с Луисом Фраиной, их лидером.
– С какой целью?
– Есть основания считать, что они планируют нанести удар по нашему городу.
– Когда?
– Вероятнее всего, операция намечена на первое мая, но ходили слухи, что…
– Слухи, – повторил Кёртис. – У меня вообще возникают сомнения, существует ли у нас проблема терроризма как таковая.
– Сэр, при всем моем уважении к вам…
Кёртис кивнул:
– Да, одного вы застрелили, мне это известно, и я уверен, что об этом в свое время станет известно и вашим праправнукам. Но это лишь один человек. На мой взгляд, больше в нашем городе подобных действий не предпринимал никто. Вы пытаетесь отпугнуть от города предпринимателей? Вы думаете, если пойдут разговоры, что мы проводим широкомасштабную операцию по выявлению террористической сети, хоть одна здравомыслящая компания откроет здесь свой бизнес? Нет, они убегут от нас в Нью-Йорк, господа! В Филадельфию! В Провиденс!
– Лейтенант Маккенна и несколько служащих Министерства юстиции, – заметил Дэнни, – считают, что на первое мая намечено общенациональное восстание.
Кёртис не отрывал взора от стола, и Дэнни не мог понять, слышал ли тот его слова.
– Пара анархистов делала бомбы под самым вашим носом. Так?
Дэнни кивнул.
– Во искупление ошибок вы взялись за это задание и сумели убить одного из них.
Дэнни ответил:
– Что-то в этом роде, сэр.
– Вы жаждете крови подрывных элементов, полисмен?
– Мне не нравятся те, кто совершает насилие, сэр, но жаждой крови я бы это не назвал.
Кёртис кивнул:
– А как насчет подрывного элемента непосредственно здесь, в нашем собственном полицейском управлении? Как насчет людей, сеющих недовольство среди сотрудников, людей, которые готовы раздуть подобие русской революции в этой цитадели, защищающей общественные интересы? Людей, затевающих стачки? Людей, которые свои ничтожные интересы ставят выше общего блага?
Марк встал:
– Пойдем, Дэн.
Кёртис сощурился. Глаза у него стали как мутное стекло.
– Если вы не сядете, я сейчас же отстраню вас от службы, и можете добиваться возвращения на работу через суд.
Марк сел:
– Вы совершаете ошибку, сэр. Когда журналисты услышат…
– Сегодня они все дома, – сообщил Кёртис.
– Что?
– Вчера их проинформировали, что мэр Питерс на встрече присутствовать не будет и что вопросы, которые на ней предполагается обсудить, имеют чрезвычайно мало отношения к клубу, который вы именуете профсоюзом, они решили провести время со своими родными. Может быть, вы знакомы с кем-нибудь из них достаточно близко, чтобы иметь его домашний телефон, патрульный Дентон?
По телу Дэнни побежали мурашки и разлилось болезненное тепло, когда Кёртис снова обратил на него внимание:
– Патрульный Коглин, у меня сложилось ощущение, что вы способны на большее, чем патрулировать участок. Я бы предпочел, чтобы вы перешли под начало детектива-сержанта Стивена Харриса в отдел внутренней безопасности.
Дэнни покачал головой:
– Нет, сэр.
– Вы отказываетесь выполнять распоряжение своего комиссара? После того, как вы спали с бомбисткой? Которая, насколько нам известно, до сих пор скрывается где-то на здешних улицах?
– Да, сэр, отказываюсь, при всем уважении к вам.
– Не вижу никакого уважения в том, чтобы не подчиняться требованию руководства.
– Жаль, что вы так это воспринимаете, сэр.
Кёртис откинулся в кресле:
– Стало быть, вы – друг рабочих, большевиков и прочих подрывных элементов.
– Я считаю, что Бостонский клуб представляет сотрудников БУП, сэр.
– А я так не считаю. – Кёртис хлопнул ладонью по столу.
– Ясно, сэр.
На сей раз встал Дэнни.
Кёртис позволил себе скупую улыбку, когда Марк тоже поднялся. Дэнни и Марк надели свои пальто, а Кёртис снова откинулся на спинку кресла.
– Миновали дни, когда этим управлением негласно распоряжались такие люди, как Эдвард Маккенна и ваш отец. Дни, когда управление капитулировало перед требованиями большевиков, также давно канули в прошлое. Патрульный Дентон, встаньте смирно, будьте любезны, сэр.
Марк повиновался.
– Вы переведены в Пятнадцатый участок, в Чарлстаун. Вы должны явиться туда незамедлительно. Ваша смена с полудня до полуночи, с небольшим перерывом.
Марк сразу понял, что это означает: теперь он никак не сможет проводить собрания в Фэй-холле, поскольку с двенадцати до двенадцати будет торчать в Чарлстауне.
– Полисмен Коглин, смирно. Вы также переведены.
– Куда, сэр?
– На спецзадание. Вы с такими, судя по всему, уже знакомы.
– Слушаю вас, сэр.
– Вплоть до дальнейших распоряжений вы назначаетесь ответственным по забастовкам. Везде, где рабочий люд откажется трудиться на доброго человека, который считает нужным ему платить, вы будете следить за тем, чтобы не доходило до насильственных действий. В случае необходимости вас на временной основе прикомандируют к тому или иному полицейскому управлению в нашем штате. До дальнейших распоряжений, полисмен Коглин, вы занимаетесь забастовщиками.
Кёртис уперся локтями в стол и вперил взгляд в Дэнни, ожидая его отклика.
– Как прикажете, сэр, – произнес Дэнни.
– Добро пожаловать в новое Бостонское управление полиции, – провозгласил Кёртис. – Вы можете быть свободны, джентльмены.
Дэнни выходил из кабинета такой ошеломленный, что ему казалось: уже ничто не может долбануть его сильнее, но тут он увидел, кто ждет своей очереди в приемной:
Трескотт, секретарь-протоколист БК.
Макрей, казначей.
Слэттерли, вице-президент.
Фентон, пресс-секретарь.
Как раз Макрей и встал им навстречу:
– Что творится, черт побери? Полчаса назад мне позвонили и велели немедленно явиться в Пембертон. Дэн? Марк? Что это такое?
У Дентона был такой вид, словно его контузило. Он положил ладонь на руку Макрея.
– Кровавая баня, – прошептал он.
Выйдя на лестницу, они закурили.
– Не могут они так поступить, – вымолвил Дентон.
– Только что поступили.
– Временно, – произнес Марк. – Я позвоню нашему адвокату Кларенсу Раули. Он начнет бить во все колокола. Добьется судебного запрета.
– Какого запрета? – удивился Дэнни. – Он же нас не отстранил от работы, Марк. Он нас просто перевел. Это в его власти. Иск не предъявишь.
– Когда журналисты узнают, они… – Он умолк и затянулся папиросой.
– Может быть, – согласился Дэнни. – Если выпадет денек, небогатый на новости.
– Господи, – негромко проговорил Марк. – Господи.
Дэнни посмотрел на пустые улицы, потом вверх, в пустое небо. Прекрасная погода: свежо, безветренно, ясно.
Глава двадцать втораяДэнни, его отец и Эдди Маккенна собрались в кабинете Коглина-старшего. Эдди не мог остаться на рождественский обед: его ждало собственное семейство. Он сделал глоток бренди из бокала.
– Том, этот человек просто-напросто объявил крестовый поход. И неверные для него – мы. Вчера вечером он распорядился провести переподготовку всех моих людей, кто занимается надзором за массовыми мероприятиями и акциями неповиновения. Более того, он желает, чтобы я из них сформировал конные отряды. А теперь он взялся за клуб?
Томас Коглин наполнил ему бокал:
– Мы выстоим, Эдди. Нам и в худшие времена удавалось выстоять.
Эдди кивнул. Томас Коглин одобрительно похлопал его по спине и обратился к Дэнни:
– Этот твой Дентон, он связался с адвокатом БК?
– Да, обратился к Раули, – ответил Дэнни.
Томас сел, прислонившись спиной к столу, потер ладонью затылок и нахмурился: признак усиленной работы мысли.
– Комиссар все ловко разыграл. Перевод на другую должность – против этого не попрешь. И он подловил тебя с этой террористкой, с которой ты путался.
Дэнни вновь наполнил собственный бокал, заметив, что предыдущий ушел довольно быстро.
– От кого он узнал? Я думал, это секретная информация.
Глаза отца расширились.
– Не от меня, если ты на это намекаешь. А ты что скажешь, Эдди?
Эдди произнес:
– Я слышал, несколько недель назад ты повздорил с какими-то агентами Минюста. Вроде бы на Салем-стрит? Вытащил какую-то девушку из машины?
Дэнни кивнул:
– Через нее я и вышел на Федерико Фикару.
Маккенна пожал плечами:
– Так ведь Минюст – это тебе не девственница, Дэн, в нем полно дырок.
– Черт. – Дэнни хлопнул по боковине кресла.
– Для Кёртиса пришел час расплаты, джентльмены, – проговорил Томас. – За все издевательства, которые он претерпел в бытность мэром – и от Мартина Ломасни ,[65]65
Ломасни Мартин (1859–1933) – массачусетский политик, в начале XX века неофициальный политический руководитель Восьмого района Бостона.
[Закрыть] и от других районных боссов. За все ничтожные должности, которые он получал во всевозможных захолустьях. За все обеды, на которые его не приглашали. Он «брамин» до мозга костей, джентльмены. А еще неделю назад был «брамином» опальным. – Он поболтал бренди в бокале и потянулся за сигарой. – На его месте любой захотел бы поквитаться.
– Что же нам делать, Томас?
– Просто тянуть время. Не высовываться.
– Такой же совет я дал нашему мальчику не далее как на прошлой неделе. – Эдди улыбнулся, взглянув на Дэнни.
– Я говорю серьезно. Тебе, Эдди, придется в ближайшие месяцы частенько подавлять в себе гордость. Я капитан, но за некоторые огрехи он и меня может вызвать на ковер, но мой корабль хорошо держится на плаву, и на моем участке, с тех пор как я его возглавил, уровень тяжких преступлений снизился на шесть процентов. Именно здесь, – он показал в пол, – здесь, в Двенадцатом, а эти места с давних времен считались одним из самых криминальных районов города. Он мало что сможет мне сделать, если только я сам не предоставлю ему шанс, а я уж постараюсь его не предоставлять. Но в тебя он вцепится, дружок, не сомневайся. Вцепится мертвой хваткой.
– Значит?..
– Значит, если он хочет, чтобы ты взнуздал лошадок и держал своих ребят на парадах до второго пришествия, изволь с радостью это исполнять. А ты, – обратился он к Дэнни, – держись подальше от БК.
– Нет. – Дэнни осушил бокал и встал, чтобы наполнить его снова.
– Ты не слышал, что я тебе…
– Я буду работать под его началом и не собираюсь жаловаться. Начищу пуговицы и башмаки, на здоровье. Но БК не подставлю.
– Тогда он тебя уничтожит.
Раздался негромкий стук в дверь.
– Томас?
– Да, дорогая?
– Обед через пять минут.
– Спасибо, дорогая.
Шаги Эллен Коглин затихли; Эдди снял с вешалки пальто.
– Похоже, нам предстоит веселенький Новый год, джентльмены.
– Выше нос, Эдди, – отозвался Томас. – Видишь ли, мы – районная власть, а этот город контролируют именно районы. Не забывай.
– Не буду. Счастливого Рождества.
– Счастливого Рождества.
– И тебе также, Дэн.
– Счастливого Рождества, Эдди. Наши самые лучшие пожелания Мэри Пэт.
– Она будет очень рада это услышать, очень рада.
Он вышел из кабинета. Дэнни глотнул и почувствовал на себе отцовский взгляд.
– Кёртис выбил у тебя почву из-под ног, мой мальчик?
– Ничего, я ее верну назад.
Какое-то время оба молчали. До них доносилось громыхание передвигаемых стульев и стук тяжелых чаш и тарелок, которые ставили на обеденный стол.
– Фон Клаузевиц говаривал, что война – это продолжение политики другими средствами. – Томас улыбнулся и поднял бокал. – Мне всегда казалось, что на самом деле все наоборот.
Коннор вернулся с работы меньше часа назад. Ему поручили дело о поджоге, и от него до сих пор пахло сажей и дымом. Пожар четвертой степени, сообщил он, передавая Джо картошку, двое погибших. И видимо, все ради страховки, нескольких жалких добавочных сотен к тем, которые владельцы могли бы выручить при законной продаже своей недвижимости. Поляки, пояснил он, закатывая глаза.
– Тебе следует быть осторожнее, – заметила мать. – Ведь теперь ты живешь не только для себя.
Дэнни увидел, как при этих словах Нора покраснела, а Коннор улыбнулся и подмигнул ей.
– Я знаю, мам. Знаю. Буду. Обещаю.
Дэнни посмотрел на отца, сидевшего справа от него, во главе стола. Глаза Коглина-старшего ничего не выражали.
– Я пропустил официальное оповещение? – спросил Дэнни.
Коннор покосился на мать, поглядел на Нору, потом на Дэнни:
– Она согласилась, Дэн. Нора. Она мне сказала «да».
Нора подняла голову и встретилась взглядом с Дэнни. Глаза у нее так и светились гордостью и тщеславием, которые показались ему отвратительными.
А вот улыбка у нее вышла слабенькая.
Дэнни глотнул из рюмки, отрезал кусок ветчины. Он чувствовал на себе взгляды всех, кто сидел за столом. От него ждали каких-то слов. Коннор смотрел на него с полуоткрытым ртом. Мать взирала на него озадаченно. Вилка Джо замерла на тарелке.
Дэнни растянул губы в улыбке, и она, судя по всему, получилась широкой и сияющей. Улыбка до ушей, черт побери. Он увидел, как Джо расслабился, как во взгляде матери погасло смущение. Он загнал улыбку и в глаза, ощутив, как они расширяются в глазницах. Теперь подними рюмку.
– Это же прекрасно! – Подними повыше. – Поздравляю вас обоих. Я так за вас рад.
Коннор засмеялся и вскинул вверх собственную рюмку.
– За Коннора и Нору! – загрохотал Дэнни.
– За Коннора и Нору! – Все подняли рюмки и, потянувшись друг к другу, чокнулись над центром стола.
Нора встретила его, когда он выходил из отцовского кабинета, налив себе очередную порцию скотча.
– Я пыталась тебе сказать, – произнесла она. – Вчера три раза звонила тебе.
– Меня не было до шести.
– А-а.
Он хлопнул ее по плечу:
– Да нет, все отлично. Потрясающе. Уж как мне приятно.
Она потерла плечо:
– Я рада.
– Когда церемония?
– Мы думаем, семнадцатого марта.
– День святого Патрика. Елки-палки, да у тебя к следующему Рождеству уже может поспеть ребенок!
– Может.
– Да что там – близнецы! – продолжал он. – Вот будет здорово, а?
Он осушил рюмку. Она смотрела ему в лицо, словно что-то пытаясь в нем отыскать. Он понятия не имел, что именно. Что там теперь искать? Все решения явно уже приняты.
– А ты… – начала она.
– Что?
– Ты не хочешь… не знаю, как сказать…
– Тогда не говори.
– Не хочешь что-нибудь спросить?
– Не хочу, – ответил он. – Пойду еще налью. А тебе?
Он прошел в кабинет, разыскал графин, отметил, как в нем мало осталось с тех пор, как он прибыл сюда днем.
– Дэнни.
– Не надо. – Он с улыбкой повернулся к ней.
– Что не надо?
– Произносить мое имя.
– Почему я не могу?..
– Так, словно оно что-то значит, – уточнил он. – Смени тон. Ладно? Больше ничего. Произноси его другим тоном.
Она обхватила рукой запястье, крутанула, потом уронила руки.
– Я…
– Что? – Он приложился к рюмке.
– Я не выношу людей, которые сами себя жалеют.
Он пожал плечами:
– Господи помилуй. Как это по-ирландски.
– Ты пьян.
– Я только начал.
– Мне жаль.
Он рассмеялся.
– Правда жаль.
– Можно у тебя спросить… Ты знаешь, что старик принюхивается к твоей давней истории, еще той, заокеанской. Я тебе говорил.
Она кивнула, не сводя глаз с ковра.
– Поэтому ты торопишься со свадьбой?
Она подняла голову, поймала его взгляд, но ничего не ответила.
– Ты в самом деле думаешь, что, если семья узнает о твоем ирландском замужестве после свадьбы, это уже не страшно?
– Я думаю… – Она говорила так тихо, что он с трудом разбирал слова. – Я думаю, что, если я выйду за Коннора, твой отец от меня не отречется. Он сделает все, что в его силах, все, что необходимо.
– А ты так боишься, что от тебя отрекутся?
– Я боюсь, что останусь одна, – произнесла она. – Что опять буду голодать. Что буду… – Она покачала головой.
– Что?
Она снова опустила взгляд на ковер:
– Беспомощной.
– Господи, Нора, ты так здорово умеешь приспосабливаться, – он фыркнул, – что от тебя аж блевать охота.
– От меня… что? – переспросила она.
– Хочется заблевать весь ковер.
Она рванулась к графинам, так что юбка со свистом взметнулась, и налила себе ирландского виски. Проглотила половину рюмки и повернулась к нему:
– Мальчик, кто же ты на хрен после этого?
– Вот это ротик, – восхитился он. – Очаровательно.
– Тебя от меня тошнит, Дэнни?
– Сейчас – да.
– И почему же?
Он подошел к ней. Ему хотелось схватить ее за эту гладкую белую шею. Хотелось выесть ей сердце, чтобы оно больше никогда не выглядывало из ее глаз.
– Ты его не любишь, – произнес он.
– Люблю.
– Не так, как ты любила меня.
– Кто сказал, что любила?
– Ты сама.
– Это ты говоришь.
– Нет, ты. – Он сжал руками ее плечи.
– Отпусти сейчас же.
– Ты говоришь.
– Отпусти. Убери руки.
Он прижался лбом к ямочке между ее ключицами. Он чувствовал себя более одиноким, чем когда взрывом пробило пол участка на Салютейшн-стрит:
– Я тебя люблю.
Она оттолкнула его:
– Ты любишь себя, мальчик. Ты…
– Нет…
Она схватила его за уши и посмотрела на него в упор:
– Да. Ты любишь себя. Всю эту бравурную музыку. А у меня нет слуха, Дэнни. Я не могу с тобой это разделить.
Он выпрямился, с силой втянул воздух сквозь ноздри:
– Так его ты любишь? Любишь?
– Я научусь, – ответила она и допила свою рюмку.
– Со мной тебе учиться не приходилось.
– И ты сам видишь, куда это нас завело. – С этими словами она вышла.
Они только-только уселись за десерт, как в дверь позвонили.
Дэнни чувствовал, как выпитое чернит ему кровь, обездвиживает конечности, мстительно и злобно громоздится в мозгу.
Открывать отправился Джо. Прошло некоторое время; холодный ночной воздух начал проникать из прихожей в столовую, и Томас крикнул:
– Джо, кто это? Закрой дверь.
Дверь захлопнулась, и они услышали приглушенный разговор. Голос Джо и еще чей-то: негромкий и басовитый, слов разобрать не удавалось.
– Пап?.. – В дверях столовой показался Джо.
За ним вошел мужчина. Высокий, сутулый, с длинным голодным лицом, заросшим черной свалявшейся бородой с седыми клочками на подбородке. Глаза темные и маленькие, навыкате. Волосы на темени выбриты до белой щетины. Одежда дешевая и изодранная; Дэнни даже с другого конца комнаты почувствовал вонь этих лохмотьев.
Вошедший улыбнулся; зубы желтели у него во рту, точно подмокшая папироса.
– Ну как ваши делишки, богобоязненный народ? Надеюсь, хорошо?
Томас Коглин встал:
– Это еще что?
Глаза мужчины нашарили Нору.
– А у тебя как дела, милочка?
Казалось, Нора буквально помертвела, она сидела положив ладонь на чашку; глаза у нее были пустые и неподвижные.
Незнакомец поднял руку:
– Уж простите, что я вас беспокою. Вы, должно быть, капитан Коглин, сэр.
Джо осторожно отошел от него и пробрался по стеночке к противоположному концу стола, где и сел возле матери и Коннора.
– Я Томас Коглин. Вы в моем доме, и сегодня Рождество, так что лучше побыстрее выкладывайте, в чем дело.
Незнакомец поднял испачканные землей ладони:
– Зовут меня Квентин Финн. Похоже, тут за столом сидит моя жена, сэр.
Коннор вскочил, грохнув стулом:
– Что за?..
– Коннор, – оборвал отец, – сдерживай себя, мой мальчик.
– Ага, – произнес Квентин Финн. – Да вот она, это ж так же ясно, как то, что нынче Рождество. Ты скучала по мне, лапочка?
Нора открыла рот, но из него не вылетело ни звука. Дэнни видел, как она все больше съеживается, расставаясь с последней надеждой. Губы ее шевелились, но слов не было. Та ложь, которую она преподнесла им пять лет назад, сидя полуголая, бледная, дрожащая в их кухне, та ложь, на которой она воздвигала каждый день своей последующей жизни, раскрылась. Раскрылась, распалась, разлетелась по всей комнате, и из обломков заново родилась ее противоположность – правда.
«И какая ужасная правда, – подумал Дэнни. – Этот тип в два раза старше ее. И она целовала этот рот? Просовывала язык сквозь эти зубы?»
– Я спрашиваю – ты скучала по мне, лапочка?
Томас Коглин поднял ладонь:
– Извольте выражаться яснее, мистер Финн.
Квентин Финн, сощурившись, зыркнул на него:
– Чего яснее, сэр? Я женился на этой вот женщине. Имя свое ей дал. Поделился правом на землицу в Донеголе. Она моя супруга, сэр. И я пришел забрать ее домой.
Нора слишком долго молчала, Дэнни отчетливо видел это – по глазам матери, по глазам Коннора. Если у нее и была надежда отпереться, этот момент она упустила.
Коннор произнес:
– Нора.
Нора закрыла глаза.
– Это правда? – осведомилась мать. – Нора? Посмотри на меня. Это правда?
Нора не открывала глаз. Она помахивала рукой, словно отгоняя наваждение.
Дэнни рассматривал человека, стоявшего в дверях. Ему хотелось вслух спросить: вот это? Ты трахалась вот с этим? Он чувствовал, что спиртное бурлит у него в крови, вытесняя все, что в нем было хорошего. Сейчас он ощущал в себе лишь того, кто совсем недавно сказал ей, что любит ее. На что она ответила: ты любишь себя.
Отец проговорил:
– Мистер Финн, присядьте, сэр.
– Да я уж лучше постою, капитан, если вам все равно.
– На что вы рассчитывали? – спросил Томас.
– Полагал, что выйду отсюда вместе со своей женой, вот так. – Он кивнул.
Томас посмотрел на Нору:
– Подними голову, девочка.
Нора открыла глаза, взглянула на него.
– Это правда? Этот человек – твой муж?
Нора отыскала взглядом глаза Дэнни. Как она сказала тогда в кабинете? «Не выношу людей, которые сами себя жалеют». И кто же теперь себя жалеет, а?
Дэнни опустил глаза.
– Нора, – произнес отец. – Ответь мне на вопрос. Это твой муж?
Она взялась за чашку, но та задрожала у нее в руке, и она поставила ее обратно.
