Текст книги "Коглин (ЛП)"
Автор книги: Деннис Лихэйн
сообщить о нарушении
Текущая страница: 57 (всего у книги 81 страниц)
Но Р. Д. быстро отдернул руку и громко воскликнул:
– Шучу-шучу! Ты ж понимаешь юмор, а?
Джо не ответил.
Р. Д. потянулся через стол и ткнул Джо кулаком в плечо:
– Юмор понимаешь, нет? А? А?
Джо смотрел на это лицо, едва ли не самое дружелюбное из всех, которые встречались ему в жизни. На лицо, которое, судя по его выражению, желает тебе самого лучшего. Он смотрел, пока не увидел, как зверь страха мелькнул в дружелюбных и безумных глазах Р. Д.
– Я понимаю шутки.
– Если только не над тобой шуткуют, а? – заметил Р. Д.
Джо кивнул:
– Мои друзья мне сказали, что ты часто посещаешь «Паризьен».
Р. Д. сощурился, точно пытаясь вспомнить это место.
Джо добавил:
– Как я слышал, ты очень любишь тамошнее французское семьдесят пятого года.
Р. Д. поддернул штанину.
– Даже если так, что с того?
– Мне кажется, тебе следовало бы стать там не постоянным посетителем, а кем-то более значительным.
– Это кем?
– Партнером.
– Какой процент?
– Десять от всей выручки заведения.
– И ты это устроишь?
– Разумеется.
– Зачем это?
– Скажем так: я уважаю амбиции.
– И чего, все?
– И я сразу вижу в человеке талант.
– Ну, десять процентов мне мало.
– А о какой цифре ты думал?
Лицо Р. Д. стало мягким и безмятежным, точно пшеничное поле в безветренную погоду.
– Я думал про шестьдесят.
– Ты хочешь получать шестьдесят процентов от выручки одного из самых преуспевающих клубов в городе?
Р. Д. кивнул безмятежно и радостно.
– И за какие же труды?
– Будешь отстегивать мне мои шестьдесят процентов, и мои друзья, может, станут смотреть на тебя чуть подобрее.
– А кто твои друзья? – поинтересовался Джо.
– Шестьдесят процентов, – изрек Р. Д., словно называл эту цифру в первый раз.
– Сынок, – произнес Джо, – я не дам тебе шестьдесят процентов.
– Я тебе не сынок, – с прежней мягкостью отозвался Р. Д. – Я ничей сын.
– Какое облегчение для твоего отца.
– Чего-чего?
– Пятнадцать процентов, – предложил Джо.
– Забью насмерть, – шепнул Р. Д.
Или, по крайней мере, так послышалось Джо.
– Что-что? – переспросил он.
Р. Д. звучно поскреб себя по щетине на подбородке. Уставился на Джо пустыми и при этом слишком блестящими глазами. И проговорил:
– По мне, так это честная доля.
– Какая?
– Пятнадцать процентов. Двадцать не дашь?
Джо поглядел на Фиггиса, снова перевел взгляд на Р. Д.:
– Думаю, пятнадцать процентов – это щедро. За работу, на которую я тебя даже не прошу являться.
Р. Д. снова поскреб щетину, посмотрел в стол. Поднял взгляд и улыбнулся им открытой мальчишеской улыбкой:
– Вы правы, мистер Коглин. Это честная сделка, сэр. И я на нее соглашаюсь со всем моим удовольствием.
Фиггис откинулся на спинку кресла, сложив руки на поджаром животе.
– Очень приятно это слышать, Роберт Дрю. Я так и знал, что мы придем к согласию.
– И мы пришли, – подтвердил Р. Д. – Как я буду забирать свою долю?
– Заглядывай в тамошний бар каждый второй вторник, около семи вечера, – ответил Джо. – Спросишь управляющего. Шайан Макальпин.
– Как-как, Шван?
– Почти, – отозвался Джо.
– Он что, тоже папист?
– Не он, а она. Я у нее об этом не спрашивал.
– Шайан Макальпин. «Паризьен». Вечером по вторникам. – Р. Д. хлопнул ладонями по столику и поднялся. – Ну чего, отличненько, вот что я вам скажу. Был рад встрече, мистер Коглин, Ирв. – Он коснулся шляпы, глянув на них, и, выходя, сделал неопределенный прощальный жест – то ли помахал рукой, то ли отсалютовал.
Целую минуту они не говорили ни слова.
Наконец Джо, чуть повернувшись в кресле, спросил у Фиггиса:
– Он сильно тронутый?
– Еще как.
– Этого я и опасался. Думаешь, он правда будет соблюдать наше соглашение?
Фиггис пожал плечами:
– Время покажет.
Когда Р. Д. явился в «Паризьен» за своей долей, то поблагодарил Шайан Макальпин, едва она ее отдала. Он попросил Шайан произнести ее имя по буквам и, когда она это сделала, заметил, что оно очень даже славное. Он сообщил, что рассчитывает на долгое сотрудничество, и выпил у стойки. Со всеми, кого он встретил в заведении, он держался весьма любезно. Затем он вышел, забрался в свою машину и проехал мимо сигарной фабрики Вахо к «Заведению Филлис» – первому бару, где Джо выпил по прибытии в Айбор.
Бомба, которую Р. Д. Прутт бросил в «Заведение Филлис», не заслуживала названия бомбы, но мощного заряда и не требовалось: зал там был настолько мал, что высокий человек не мог хлопнуть в ладоши, не задев локтями о стенку.
Никого не убило, но барабанщику по имени Кой Коул оторвало большой палец на левой руке, и он больше никогда не сможет играть; а семнадцатилетняя девушка, зашедшая за отцом, чтобы отвезти его домой, лишилась ступни.
Джо отправил три команды, по два человека в каждой, на поиски этого чокнутого урода, но Р. Д. Прутт залег на дно. Они прочесали весь Айбор, потом всю Западную Тампу, потом всю Тампу вообще. Никто не мог его найти.
Неделю спустя Р. Д. зашел еще в один из баров Джо на восточной стороне города: в это заведение приходили главным образом чернокожие кубинцы. Он зашел туда, когда оркестр играл во всю мощь и все плясали. Подобрался к сцене и выстрелил бас-тромбонисту в колено, а певцу – в живот. Кинул на сцену конверт и вышел в заднюю дверь.
Конверт был адресован сэру Джозефу Коглину, Трахальщику негритосов. Внутри лежала записка всего из двух слов:
Шестьдесят процентов.
Джо отправился с визитом к Кельвину Борегару на его консервную фабрику. С собой он захватил Диона и Сэла Урсо. Они встретились с Борегаром в его кабинете, расположенном в задней части корпуса; отсюда виден был закаточный цех внизу. Несколько десятков женщин в халатах и фартуках, с подходящими к ним по цвету повязками на голове, стояли на раскаленном полу вокруг серпантина конвейерных лент. Борегар наблюдал за ними через огромное, от пола до потолка, окно в полу. Он не встал, когда вошел Джо со своими людьми. Он целую минуту не смотрел на них. Затем повернулся в кресле, улыбнулся, ткнул большим пальцем в сторону смотрового окна.
– Положил глаз на новенькую, – сообщил он. – Как она вам?
Дион произнес:
– Новая делается старой, как только выезжаешь на ней с парковки.
Кельвин Борегар поднял бровь:
– Метко сказано, метко. Что я могу для вас сделать, джентльмены?
Он вынул сигару из ящичка на столе, но никому больше не стал предлагать.
Джо уселся, положил ногу на ногу и выпрямил складку ножной манжеты:
– Мы хотели бы узнать, можете ли вы образумить Р. Д. Прутта?
– По правде сказать, мало кому это в жизни удавалось, – заметил Борегар.
– Так или иначе, – проговорил Джо, – мы бы попросили вас попытаться.
Борегар откусил кончик сигары и выплюнул его в корзину для бумаг.
– Р. Д. – взрослый человек. Он не требует моих советов, так что с моей стороны было бы неучтиво их ему давать. Даже если бы я признал справедливость вашей просьбы. Но коль скоро я в неведении, раскройте мне ее.
Джо подождал, пока Борегар не раскурит сигару. Тот смотрел на него сквозь пламя, а потом – сквозь дым. Джо ждал. И наконец произнес:
– Ради самосохранения Р. Д. должен прекратить стрелять в моих клубах и встретиться со мной, чтобы мы могли прийти к взаимоприемлемому соглашению.
– В клубах? А какого рода эти клубы?
Джо покосился на Диона с Сэлом, но ничего не ответил.
– Клубы любителей бриджа? – продолжал Борегар. – Или, может быть, ротари-клубы?[125]125
Ротари-клубы – нерелигиозные и неполитические благотворительные организации. Первый клуб был основан в США в 1905 г., в настоящее время существуют по всему миру.
[Закрыть] Сам я принадлежу к Ротарианскому клубу Большой Тампы и что-то не припомню, чтобы я видел вас…
– Я пришел к вам как к взрослому человеку, чтобы обсудить деловой вопрос, – проговорил Джо, – а вы хотите играть в дурацкие игры.
Кельвин Борегар положил ноги на стол.
– Разве я хочу именно этого?
– Вы наслали на нас этого парня. Вы знали, что у него хватит безумия, чтобы это сделать. Но добьетесь вы одного: его убьют.
– Кого-кого я наслал?
Джо сделал долгий вдох через нос:
– Вы в этих краях – великий магистр ку-клукс-клана. Рад за вас. Но неужели вы думаете, что после того, как мы добились того, чего добились, мы позволим давить на нас своре выродившихся говнарей, вроде вас и ваших дружков?
– Хо-хо, мой мальчик, – проговорил Борегар с усталой ухмылкой. – Если ты думаешь, что мы только такие, ты роковым образом заблуждаешься. Мы – городские клерки и судебные приставы, тюремные охранники и банкиры. Сотрудники полиции, депутаты, есть даже один судья. И мы кое-что решили, мистер Коглин. – Он снял ноги со стола. – Мы решили поприжать тебя, и твоих латиносов, и твоих итальяшек. Или мы вообще выживем тебя из города. Если ты настолько глуп, чтобы начать с нами войну, мы обрушим адский огнь и на тебя, и на все, что ты любишь.
– Значит, вы угрожаете мне целой кучей разных людей, которые более могущественны, чем вы? – отозвался Джо.
– Именно так.
– Зачем я тогда с вами разговариваю? – И Джо кивнул Диону.
Кельвин Борегар еще успел сказать: «Что?» – но тут Дион пересек кабинет и вышиб ему мозги, тут же забрызгавшие громадное окно, от пола до потолка.
Дион поднял сигару с груди Кельвина Борегара и сунул ее в рот. Отвинтил глушитель «максим» от своего пистолета и зашипел, засовывая приспособление в карман плаща:
– Горячая, скотина.
Сэл Урсо заметил:
– Ты в последнее время стал какой-то неженка.
Они вышли из кабинета и спустились по металлической лестнице в цех. Входя сюда, они низко надвинули широкополые шляпы и накинули светлые плащи поверх цветастых костюмов, чтобы рабочие видели: перед ними гангстеры, – и не засматривались на пришельцев слишком долго. Вышли они точно так же. Если кто-то из айборцев и признал их, свидетелю наверняка известна их репутация. Этого достаточно, чтобы все в закаточном цехе на фабрике покойного Кельвина Борегара временно сделались близорукими.
Джо сидел на передней террасе дома Фиггиса в Гайд-парке, рассеянно открывая-закрывая отцовские часы. Дом представлял собой классическое бунгало с элементами стиля «искусства и ремесла». Коричневый дом со светло-желтой отделкой. Шеф полиции сам выстроил эту террасу из широких досок гикори, поставил сюда ротанговую мебель и светло-желтое кресло-качалку – под цвет отделке дома.
Фиггис подъехал на своем автомобиле, вышел и двинулся к дверям по дорожке из красного кирпича, идущей по безукоризненно подстриженному газону.
– Сам явился? – проговорил он.
– Чтобы избавить тебя от хлопот. Все равно ты меня к себе притащил бы.
– Зачем?
– Мои ребята говорили, ты меня ищешь.
– Ах да. – Фиггис подошел к крыльцу, поставил ногу на ступеньку, какое-то время постоял так. – Ты прострелил голову Кельвину Борегару?
Джо прищурился, глядя на него:
– А кто это – Кельвин Борегар?
– Больше вопросов не имею, – заявил Фиггис. – Пива? Безалкогольное, но неплохое.
– Буду весьма обязан, – произнес Джо.
Фиггис зашел в дом и вскоре вернулся с двумя кружками безалкогольного пива и с собакой. Пиво было холодное, а собака старая – серый бладхаунд с мягкими ушами размером с банановые листья. Улегшись на террасу между Джо и дверью, пес стал похрапывать с открытыми глазами.
– Мне нужно добраться до Р. Д., – произнес Джо, поблагодарив Фиггиса за пиво.
– Не сомневался, что ты чувствуешь такую потребность.
– Ты знаешь, что будет, если ты не поможешь мне, – заметил Джо.
– Нет, – возразил Фиггис, – не знаю.
– Будут новые трупы, новое кровопролитие, а в газетах – все новые статьи про «Резню в Сигарном городе» и прочее. И тебя в конце концов сметут.
– Тебя тоже.
Джо пожал плечами:
– Может быть.
– Разница лишь в том, что когда тебя будут выметать, то прострелят тебе дырку за ухом.
– Если он уйдет, – произнес Джо, – война кончится. И вернется мир.
Фиггис покачал головой:
– Я не стану закладывать брата своей жены.
Джо посмотрел на улицу. На прелестную улочку с аккуратными кирпичными бунгало, раскрашенными в жизнерадостные тона, с несколькими старыми южными домами с крылечками и парой особняков. Гордо высились дубы, в воздухе пахло гардениями.
– Я не хочу это делать, – проговорил Джо.
– Что делать?
– То, к чему ты меня вот-вот вынудишь.
– Я тебя ни к чему не вынуждаю, Коглин.
– Вынуждаешь, – возразил Джо. – Еще как.
Он вынул первую фотографию из внутреннего кармана пиджака и положил ее на доски террасы рядом с Фиггисом. Фиггис знал, что ему не стоит на нее смотреть. Заранее знал. Несколько секунд он сидел, прижав подбородок к правому плечу. Но потом он повернул голову и все-таки посмотрел. Его лицо побелело.
Он поднял взгляд на Джо, снова опустил его на снимок, тут же отвел глаза. И тогда Джо нанес финальный удар.
Он выложил второе фото рядом с первым и сказал:
– Ирв, она так и не добралась до Голливуда. Только до Лос-Анджелеса.
Ирвинг Фиггис мельком глянул на второй снимок, и глаза его стали влажными. Он зажмурился и прошептал:
– Это нечестно, нечестно.
Он заплакал. Зарыдал. Закрыл руками лицо, опустил голову, спина его тряслась.
Когда он перестал, то не убрал руки, и пес подошел к нему, сел рядом и прижался головой к его бедру. Пес дрожал, шлепая губами.
– Мы нашли ей специального доктора, – сообщил Джо.
Фиггис опустил руки, глянул на Джо. В его покрасневших глазах светилась ненависть.
– Какого еще доктора?
– Из тех, кто помогает людям слезть с героина, Ирв.
Фиггис предостерегающе поднял палец:
– Больше не смей называть меня по имени. Изволь называть меня «шеф Фиггис». Все дни или все годы, какие остаются до конца нашего с тобой знакомства. Ясно?
– Не мы с ней это сделали, – заметил Джо. – Мы ее лишь нашли. И вытащили ее оттуда, где она была. А это было очень скверное место.
– А потом сообразили, как на этом нажиться. – Фиггис указал на снимки своей дочери в обществе трех мужчин, она была в металлическом ошейнике, на цепи. – Ваши и наркотой промышляют. И не важно, моей дочери они ее сбагривают или чьей-нибудь еще.
– Я этим не промышляю, – возразил Джо, понимая, что его слова звучат жалко. – Я занимаюсь только ромом.
Фиггис вытер глаза краями ладоней, а потом тыльными сторонами кистей.
– На прибыль от рома твоя организация покупает другие вещи. И не притворяйтесь невинной овечкой, сэр. Назовите свою цену.
– Что?
– Свою цену. За то, чтобы сказать мне, где моя дочь. – Он повернулся и посмотрел на Джо. – Скажите мне. Скажите, где она.
– Она с хорошим доктором.
Фиггис стукнул кулаком по перилам террасы.
– В клинике для наркоманов, – добавил Джо.
Фиггис топнул ногой.
– Я не могу вам сказать, где она, – заявил Джо.
– Пока?..
Джо долго смотрел на него. Не говоря ни слова.
Наконец Фиггис поднялся, и пес встал тоже. Шеф полиции открыл дверь, снабженную москитной сеткой, и вошел в дом. Джо слышал, как он набирает телефонный номер. Он заговорил, обращаясь к невидимому абоненту, и голос у него был более громким и хриплым, чем обычно:
– Р. Д., ты встретишься с парнем еще раз. И чтоб больше никаких споров на эту тему.
Сидя на террасе, Джо закурил папиросу. В нескольких кварталах отсюда, на Говард-авеню, раздавались автомобильные гудки.
– Да, – сказал Фиггис в трубку, – я тоже приду.
Джо снял с языка табачную крошку и пустил ее по ветерку.
– С тобой ничего не случится. Клянусь.
Он повесил трубку и некоторое время стоял у сетки, потом толкнул дверь и вместе с собакой снова оказался на террасе.
– Он встретится с тобой на Лонгбоут-Ки, там, где они отгрохали этот свой «Риц». Сегодня вечером, в десять. Он сказал, чтобы ты пришел один.
– Годится.
– Когда я узнаю ее местонахождение?
– Когда выйду живым после встречи с Р. Д.
Джо зашагал к машине.
– Сделай это сам, – услышал он.
Он обернулся к Фиггису:
– Что?
– Если ты собираешься его убить, будь мужчиной, спусти курок сам. Нет ничего достойного в том, чтобы заставлять других делать то, на что у тебя не хватает духу.
– В большинстве прочих вещей тоже ничего достойного нет, – заметил Джо.
– Ошибаешься. Я каждое утро просыпаюсь, смотрю на себя в зеркало и знаю, что я иду праведным путем. А ты?.. – Вопрос Фиггиса повис в воздухе.
Джо открыл дверцу машины и полез внутрь.
– Подожди.
Джо оглянулся на него. На террасе стоял мужчина, который уже не был вполне мужчиной, потому что Джо украл у него кое-что важное и теперь собирался уехать, увозя это с собой.
Измученными глазами Фиггис указал на пиджак Джо. И дрожащим голосом спросил:
– У тебя там есть еще?
Джо чувствовал эти снимки у себя в кармане – отвратительные, словно гниющие десны.
– Нет.
После чего сел в машину и уехал.
Глава девятнадцатаяНикаких лучших времен
Джон Ринглинг, цирковой импресарио и подлинный благодетель Сарасоты, выстроил «Риц-Карлтон» на острове Лонгбоут-Ки в 1926 году, но столкнулся с финансовыми проблемами и оставил недостроенный отель над бухтой, спиной к заливу, с номерами без мебели и стенами без лепнины.
Когда Джо еще только приехал в Тампу, он раз десять проехался вдоль берега, высматривая удобные места для выгрузки контрабанды, прибывающей морем. На них с Эстебаном работало несколько судов, доставляющих черную патоку в главный порт Тампы, и город они закрыли так надежно, что теряли всего одну из десяти партий груза. Но они оплачивали и суда, доставлявшие ром в бутылках, испанский anís, а также orujo[126]126
Oрухо – алкогольный напиток, получаемый из отходов виноделия (исп.).
[Закрыть] – непосредственно из Гаваны на запад Центральной Флориды. Это позволяло не проводить стадию брожения и очистки на американской земле (а стадия эта отнимала немало времени), однако такие суда подвергались большей опасности со стороны защитников сухого закона, в том числе служащих казначейства, правительственных агентов федеральных служб и сотрудников береговой охраны. И пилот Фарруко Диас, при всех своих талантах и при всем своем безрассудстве, мог лишь наблюдать, как приближаются копы, но не останавливать их. (Вот почему он упорно продолжал настаивать на том, чтобы к пулеметной стойке в его кабине добавили пулемет и пулеметчика.)
До объявления открытой войны береговой охране и людям Джона Гувера небольшие островки-барьеры, разбросанные вдоль берегов залива, – Лонгбоут-Ки, Кейси-Ки, Сиеста-Ки и прочие – представляли собой идеальные места для того, чтобы временно спрятать там лодку или груз. Но они же могли служить отличной западней, ибо на них можно было попасть (или выбраться с них) лишь на лодке или по единственному мосту. Так что если копы висят у тебя на хвосте, гавкая в свои мегафоны и шаря вокруг своими прожекторами, и если у тебя нет способа улететь с острова, тогда ты отправишься в тюрьму, голубчик.
За эти годы контрабандисты не меньше десятка раз временно оставляли свой товар в «Рице». Сам Джо в этих операциях не участвовал, но слышал рассказы об этом месте. Ринглинг построил каркас здания, даже провел водопровод и настелил черновой пол, однако потом просто бросил там эту громадину – отель на триста номеров, в стиле «испанское Средиземноморье», настолько огромный, что, если бы во всех комнатах разом включилось освещение, огни наверняка увидели бы даже из Гаваны.
Джо прибыл туда на час раньше срока. Он захватил с собой фонарь, попросив Диона подобрать самый лучший, но и тому требовались частые передышки: луч постепенно тускнел, начинал мигать, а потом гас. Джо приходилось на несколько минут выключать эту штуку, а потом включать ее, и вскоре все повторялось сызнова. Пока он ждал в темноте, в помещении, которое он счел недостроенным рестораном третьего этажа, ему пришло в голову, что люди тоже как фонарики: светят, тускнеют, мигают и умирают. Нездорово-мрачное и какое-то детское наблюдение, но, пока он ехал сюда, он стал нездорово-мрачным в своей обиде на Р. Д., а может, в ней сказалось и что-то детское. Потому что он знал: Р. Д. лишь один из длинного ряда. Он не исключение, он – правило. И если Джо сегодня вечером сумеет уладить эту проблему, вскоре появится следующий Р. Д. Прутт.
Бизнес у Джо нелегальный, а значит, неизбежно грязный. А грязный бизнес притягивает грязных людей. Людей невеликого умишка и большой жестокости.
Джо вышел на веранду, сделанную из белого известняка, и стал слушать шум волн и шорох колышущихся под теплым ночным ветерком листьев королевских пальм, завезенных сюда Ринглингом.
Сухозаконники проигрывают, страна восстает против восемнадцатой поправки. Запрет на алкоголь кончится. Может, через десяток лет, но, может, и в ближайшие два года. Так или иначе, некролог сухому закону написан, просто еще не опубликован. Джо с Эстебаном уже вложились в импортирующие компании по всему берегу залива и по всему краю Восточного побережья. Сейчас эти компании бедны наличностью, но в первое же утро после того, как спиртное вновь объявят легальным, Джо с Эстебаном повернут рубильник – и их бизнес засияет ярким светом. Подготовлены и винокурни, и транспортные компании, временно специализирующиеся на перевозке стеклянной посуды, и бутылочные заводы, пока обслуживающие фирмы, которые производят газированные напитки. К середине первого дня новой эпохи все это оживет и заработает на полную катушку, и, по оценкам Джо с Эстебаном, в их руках окажется от шестнадцати до восемнадцати процентов ромового рынка США.
Джо закрыл глаза, вдохнул морской воздух и задался вопросом: со сколькими еще Р. Д. Пруттами ему придется иметь дело, прежде чем он достигнет этой цели? По правде говоря, он не понимал Р. Д., парня, который бросил миру вызов, желая разгромить его в каком-то соревновании, которое существовало лишь в его, Р. Д. Прутта, голове. И это, несомненно, будет смертельная битва, ибо смерть – единственный дар и единственное успокоение, какие он может обрести на этой земле. А может быть, Джо тревожил не только Р. Д. и ему подобные? Может быть, его тревожило то, что ему приходится делать, дабы с ними покончить? С ними приходится залезать в грязь. Приходится показывать хорошему человеку вроде Ирвинга Фиггиса фотографии его дочери-первенца с хреном в заднице и цепью на шее, с героиновыми дорогами, тянущимися по ее руке.
Ему не требовалось класть перед Ирвингом Фиггисом этот второй снимок, но он сделал это, чтобы ускорить дело. В бизнесе, с которым он связал свою судьбу, его все сильнее беспокоило то, что с каждым разом, когда ты продаешь очередной кусок себя ради прибыли, это дается тебе все легче и легче.
Накануне вечером они с Грасиэлой отправились выпить в «Ривьеру», поужинали в «Колумбии» и посмотрели шоу в «Атласном небе». Их сопровождал Сэл Урсо, ставший теперь личным шофером Джо, а их автомобиль прикрывал Левша Даунер, присматривавший за ними, когда Дион занимался другими вопросами. Бармен в «Ривьере» споткнулся и упал на одно колено, пытаясь отставить для Грасиэлы кресло, прежде чем она подойдет к столику. Когда официантка в «Колумбии» пролила напиток на стол и часть его попала на брюки Джо, к их столу подошел с извинениями сначала метрдотель, потом управляющий, а затем сам владелец заведения. Джо пришлось убеждать их не увольнять официантку. Он заявил, что она просто допустила оплошность и что ее услуги были во всех других отношениях безупречны, как и во всякое другое время, когда они имели счастье сидеть за столом, который она обслуживает. Обслуживать! Джо ненавидел это слово. Разумеется, те уступили, но Грасиэла напомнила ему по пути в «Атласное небо»: а что еще они могли бы сказать в лицо Джо? Посмотрим, останется ли она у них на следующей неделе, заявила Грасиэла. В «Атласном небе» все столики оказались заняты, однако Джо с Грасиэлой даже не успели вернуться к машине, где их ждал Сэл: управляющий, по имени Пепе, подбежал к ним, заверяя, что четверо посетителей как раз только что расплатились по счету. Джо с Грасиэлой видели, как два человека приблизились к столику на четверых, что-то прошептали на ухо парочкам, сидевшим там, и ускорили их уход, подхватив под локотки.
Сев за столик, Джо и Грасиэла какое-то время молчали. Пили свои напитки, смотрели на оркестр. Грасиэла оглядела зал, покосилась на Сэла, стоявшего у машины, не сводя с них взгляда. Она посмотрела на посетителей и на официантов: те и другие делали вид, что не наблюдают за ними.
Она проговорила:
– Теперь я из тех, на кого работали мои родители.
Джо ничего на это не ответил: любой ответ, какой он мог придумать, оказался бы ложью.
Что-то в них потерялось – какая-то их часть, которая пыталась жить по правилам дня, где живут сильные мира сего, где живут торговцы недвижимостью и банкиры, где проводятся муниципальные собрания, где во время парадов, идущих по главной улице, машут флажками, где ты заменил правду о себе на историю о себе.
Но на тротуарах, под тусклыми желтыми фонарями, и в переулках, и на заброшенных парковках люди выпрашивают еду и одеяла. А если ты пройдешь мимо – что ж, на ближайшем углу орудуют их дети.
Честно говоря, ему нравилась собственная история. Больше, чем правда о себе. Правда такова: он – человек второго сорта, неряшливый, сомнительный тип, не умеющий шагать в ногу с окружающими. У него по-прежнему бостонский акцент, он не умеет правильно одеваться, и у него слишком часто появляются мысли, которые другие сочли бы «странными». Правда такова: на самом деле он – перепуганный мальчишка, о котором родители словно забыли, потеряли, как очки для чтения воскресным днем, и теперь он оставлен на милость старших братьев с их добротой, которая появляется незаметно и исчезает без предупреждения. Правда такова: он – одинокий мальчишка в пустом доме, и вот он ждет, чтобы кто-нибудь постучался к нему в спальню и спросил, все ли у него в порядке.
А его история – это история гангстерского принца. Человека, у которого имеются личный шофер и телохранитель. Человека, обладающего богатством и положением в обществе. Человека, из-за которого люди покинули свои места за столом в ресторане просто оттого, что он пожелал за этот стол сесть.
Грасиэла права: они стали теми, на кого работали ее родители. Но они лучше, чем те. И ее вечно голодные родители не могли бы ожидать иного. Имущих не побороть. Можно лишь стать одним из них, стать ими – до такой степени, что они сами будут приходить к тебе за тем, чего у них нет.
Он ушел с веранды обратно в глубину отеля. Снова включил фонарь, увидел просторный зал, где, как предполагалось, высшее общество будет пить, есть, танцевать и заниматься всем прочим, чем занимается высшее общество.
А чем еще занимается высшее общество?
Он не мог с ходу подобрать ответ.
Что еще делают люди?
Они работают. Когда могут найти работу. И даже когда не могут, они все-таки кормят семью, растят детей, ездят на своих машинах, если могут позволить себе их содержание и покупку бензина. Ходят в кино, или слушают радио, или смотрят шоу. Курят.
А что у богатых?
У них – азартные игры.
Джо так и видел перед собой этих богачей, залитых ослепительным светом. Пока остальная страна выстраивается в очереди за бесплатным супом и клянчит мелкие монетки, богатые остаются богатыми. И праздными. И скучающими.
Этот ресторан, по которому он шел, вообще никогда не был рестораном. Это зал казино. Он, как наяву, видел рулеточное колесо посредине, столики для игры в кости у южной стены, карточные столы вдоль северной. Он видел персидский ковер и хрустальные люстры с рубиновыми и бриллиантовыми подвесками.
Он вышел из этого помещения и двинулся по главному коридору. Конференц-залы, которые он проходил, сделались в его воображении мюзик-холлами: в одном – большой оркестр, в другом – варьете, в третьем – кубинский джаз, в четвертом – чуть ли не кинотеатр.
Номера. Он взбежал на четвертый этаж и заглянул в те, что выходили окнами на залив. Господи помилуй, потрясающе! На каждом этаже предполагалось поставить дворецкого, чтобы он был наготове, когда ты выходишь из того или иного лифта, и круглосуточно находился в распоряжении постояльцев этажа. В каждом номере, разумеется, имелось радио. И вентилятор под потолком. А может, еще и эти французские унитазы, о которых он слышал: те, что обрызгивают тебе задницу водой. При желании можно вызвать массажистку. Уборщицы здесь работают по двенадцать часов в сутки. Два консьержа. Нет, даже три. Он спустился на второй этаж. Фонарю снова потребовался отдых, и он выключил его, потому что уже изучил лестницу. На втором этаже он отыскал ванную комнату. Она располагалась посреди этажа, а над ней высилась большая ротонда, где теплыми весенними ночами можно прогуливаться и наблюдать, как другие обладатели беспредельного богатства танцуют под звездами, нарисованными на куполе.
Он вдруг с небывалой ясностью понял: богатые являлись бы сюда за блеском, за изысканностью и за возможностью рискнуть всем этим в нечестной игре – такой же нечестной, как та, которую они столетиями вели с бедными.
И он бы это позволял. И поощрял. И извлекал из этого прибыль.
Никто – ни Рокфеллер, ни Дюпон, ни Карнеги, ни Дж. П. Морган – не в состоянии обыграть казино. За исключением того случая, когда хозяева казино – они сами. А в здешнем казино единственный хозяин – он.
Он потряс фонарь и снова его зажег.
Почему-то он удивился, обнаружив, что они его уже ждут – Р. Д. Прутт и двое других. Р. Д. – в негнущемся желто-коричневом костюме и черном галстуке ленточкой, штанины чуть не доходят до черных ботинок, виднеются белые носки. При нем двое молодчиков – судя по их виду, типичное южное хулиганье. От них несет закисшей кукурузой и метиловым спиртом. Эти без костюмов: короткие галстуки, рубашки с низкими воротничками, шерстяные штаны на подтяжках.
Они направили на Джо свои фонари. Он изо всех сил старался не моргать.
– Ты пришел, – сказал Р. Д.
– Я пришел.
– Где мой зятек?
– Он не явился.
– Ну и отлично. – Он показал на стоявшего справа от него. – Это вот Карвер Прутт, мой кузен. – Указал на стоявшего слева. – А это его кузен с мамашиной стороны, Гарольд Лабют. – Он повернулся к ним. – Парни, вот этот прикончил Кельвина. Вы поосторожней, он может решить нас всех поубивать.
Карвер Прутт поднял винтовку к плечу:
– Вот уж вряд ли.
– Этот-то? – Р. Д. бочком двинулся вдоль бального зала, указал на Джо. – Он большой ловкач. Не спускайте глаз с этого заправского стрелка, а то дело обернется в его пользу, клянусь.
– А, – бросил Джо, – чушь.
– Ты – человек слова? – спросил Р. Д. у Джо.
– Зависит от того, кому я его даю.
– Стало быть, ты пришел не один, хоть я и просил.
– Да, – согласился Джо, – я не один.
– Ну и где они?
– Черт, Р. Д., если я тебе расскажу, то испорчу все удовольствие.
– Мы наблюдали, как ты входишь, – проговорил Р. Д. – Мы тут сидим уже три часа. Ты явился на час раньше. Думал, обхитришь нас? – Он хмыкнул. – В общем, мы знаем, что ты один. Как тебе это?
– Уж поверь, – отозвался Джо, – я не один.
Р. Д. пересек зал, его головорезы последовали за ним. Вскоре все они стояли посредине зала.
Джо уже раскрыл выкидной нож, который принес с собой. Конец рукоятки он засунул за ремешок наручных часов, которые надел исключительно для этого случая. Осталось дернуть запястьем – и лезвие выскочит ему в ладонь.








