Текст книги "Коглин (ЛП)"

Автор книги: Деннис Лихэйн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 52 (всего у книги 81 страниц)

Глава тринадцатая
Дырка в сердце

Дион во второй раз привез Джо к гостинице, и Джо велел ему подождать где-нибудь поблизости, пока он не решит, будет ли сегодня проводить здесь вечер.

Служитель, одетый, как цирковая мартышка, в красный бархатный смокинг и такую же феску, резво выскочил из-за пальмы в кадке, установленной на веранде, выхватил у Диона чемоданы Джо и провел самого Джо внутрь. Дион остался ждать у машины. За мраморной стойкой Джо зарегистрировался и расписался в книге постояльцев золотой перьевой ручкой, которую протянул ему строгий француз с сияющей улыбкой и мертвыми глазами куклы. Француз передал ему латунный ключ на коротеньком шнурке красного бархата. На другом конце шнурка болтался тяжелый золотой квадратик с номером его комнаты: 509.

Номер люкс оказался действительно люксом: с кроватью площадью с Южный Бостон, с изящными французскими креслами, с изящным французским столом, сидящему за которым открывался вид на озеро. И в номере действительно имелась ванная, размером больше его камеры в Чарлстауне. Тот же служитель показал ему, где розетки, как включать лампы и потолочные вентиляторы. Кроме того, он продемонстрировал ему кедрового дерева платяной шкаф. Показал он ему и радиоприемник, обязательный для каждого здешнего номера. Джо тут же вспомнил Эмму и пышную церемонию открытия «Статлера». Он дал служителю чаевые, выпроводил его, уселся в одно из французских кресел, закурил папиросу и стал смотреть на темное озеро и на громаду отражавшейся в нем гостиницы: бесчисленные наклонные квадратики света на черной поверхности воды. Он невольно задумался, что сейчас может видеть отец и что – Эмма. Могут ли они увидеть его? Могут ли они видеть прошлое и будущее? Или невообразимые безбрежные миры? Или они не видят ничего? Потому что сейчас они – ничто. Они мертвы, они – прах, кости в ящике, а кости Эммы даже не собраны в ящик.

Он боялся, что, кроме этого, ничего и нет. И не просто боялся. Сидя в этом дурацком кресле, глядя на желтые ромбики окон в темной воде, он это знал. После смерти ты не попадаешь в лучший мир: лучший мир – этот, потому что ты еще не умер. Небеса не в облаках. Они – воздух у тебя в легких.

Он обвел глазами комнату, с ее высоким потолком, с люстрой над исполинской кроватью, со шторами толщиной не меньше его ляжки. Ему захотелось сбросить собственную кожу.

– Прости, – шепнул он отцу, хотя и знал: тот его не услышит. – Я не думал, что будет… – он снова оглядел комнату, – вот так.

Он затушил папиросу и вышел.

Тампа за пределами Айбора предназначалась исключительно для англосаксов. Дион показал ему несколько заведений близ Двадцать четвертой улицы, с помощью деревянных табличек предупреждающих о своих порядках на сей счет. Бакалейная лавка на Девятнадцатой авеню заявляла: «Собакам и латиноамериканцам вход запрещен», а у аптеки на Колумбус-авеню имелась табличка «Латиносам вход воспрещается» на левой створке дверей и «Итальяшкам вход воспрещается» – на правой.

Джо покосился на Диона:

– И тебя это как, устраивает?

– Понятно, нет. А что поделаешь?

Джо сделал щедрый глоток из фляжки Диона и вернул ее обратно.

– Сдается мне, тут где-то валяются камни, – заметил он.

Начался дождь, но прохладнее не стало. Дождь тут больше походил на пот. Близилась полночь, и, казалось, стало даже жарче: влажность мокрой шерстью облепляла тела. Джо перебрался на водительское сиденье и держал мотор на холостом ходу, а Дион в это время разбил оба стекла аптекаря. Затем он вскочил в машину, и они поехали обратно в Айбор. Дион объяснил, что итальянцы живут между Пятнадцатой и Двадцать третьей улицами. Латиносы с кожей посветлее обитают между Десятой и Пятнадцатой, латиносы-негры – ниже Десятой и к западу от Двенадцатой авеню, где располагаются почти все сигарные фабрики.

Там они и отыскали кабак – в конце плохонькой дороги, проходящей мимо сигарной фабрики Вахо и исчезающей под мангрово-кипарисовыми кронами. Это была просто хижина на сваях, глядящая на болото. Вдоль его берегов натянули сетку, закрепив ее на деревьях, и эта сетка закрывала и лачугу, и дешевые деревянные столики рядом с ней, и терраску на ее задах.

Здесь играли музыку. Джо никогда не слышал ничего подобного: что-то вроде кубинской румбы, но с обилием духовых, к тому же более раскованная и рискованная. Движения танцующих напоминали скорее совокупление, чем танец. Почти все тут были цветные, немного американских негров, значительно больше – кубинских. Люди с коричневой кожей не обладали индейскими чертами высокородных кубинцев или испанцев: лица у них были круглее, волосы жестче. Половина из них знала Диона. Пожилая барменша, не дожидаясь заказа, выдала ему бутыль рома и два стакана.

– Ты кто, новый босс? – спросила она у Джо.

– Похоже что так, – ответил он. – Я Джо. А вы?

– Филлис. – Она сунула ему сухую руку. – Это мое заведение.

– Тут мило. Как называется?

– «Заведение Филлис».

– Ну конечно.

– Что ты о нем думаешь? – спросил Дион у Филлис.

– Чересчур хорошенький, – ответила она и посмотрела на Джо. – Кто-нибудь должен тебя встряхнуть.

– Мы этим займемся.

– Уж не сомневаюсь, – изрекла она и ушла обслуживать другого посетителя.

Они вынесли бутылку на заднюю террасу, поставили ее на маленький столик и расположились в двух креслах-качалках. Сквозь сетку они смотрели на болото. Дождь прекратился, вернулись стрекозы. Джо услышал, как в кустах ворочается что-то тяжелое. И что-то столь же тяжелое возилось под полом.

– Рептилии, – сообщил Дион.

Джо поднял ступни над полом:

– Что?

– Аллигаторы, – объяснил Дион.

– Ты меня за нос водишь.

– Нет, – возразил Дион. – А они вот могут. Или ногу отхватить.

Джо поднял ноги повыше:

– Какого хрена мы забрались в кабак с крокодилами?

Дион пожал плечами:

– От них тут никуда не денешься. Они всюду. Подойди к любой воде – там их десяток, так и вылупились на тебя. – Он покрутил пальцами и выпучил глаза. – Ждут, пока тупые янки не решат окунуться.

Джо услышал, как тот, что был под ним, уполз обратно в мангровые заросли и стал ломиться сквозь них. Он даже не знал, что сказать.

Дион хмыкнул:

– Просто не лезь в воду.

– И не подходи к ней близко, – добавил Джо.

– Точно.

Они сидели на террасе и пили. Последние тучи рассеялись. Снова показалась луна, и Джо увидел Диона так ясно, будто они находились в комнате при свете люстры. Он заметил пристальный взгляд старого друга и сам уставился на него. Довольно долго они молчали, но Джо все равно ощущал, что между ними происходит длинный безмолвный разговор. И с облегчением чувствовал: наконец они смогли поговорить об этом, пускай и без слов. Он знал, что и Дион испытывает то же самое.

Дион отхлебнул скверного рома, вытер губы тыльной стороной кисти. И спросил:

– С чего ты решил, что это я?

– Я же знал, что это не я, – ответил Джо.

– Может, это мой брат.

– Пусть он покоится с миром, – произнес Джо, – но у твоего брата не хватало ума даже на то, чтобы перейти улицу на перекрестке.

Дион кивнул и какое-то время смотрел вниз, на свои сапоги.

– Это была бы милость Божья, – произнес он наконец.

– Ты о чем?

– О смерти. – Дион глянул на него. – Из-за меня убили моего брата, Джо. Знаешь, каково с этим жить?

– Догадываюсь.

– Откуда тебе знать?

– Уж поверь, – ответил Джо. – Я знаю.

– Он был старше меня на два года, – продолжал Дион, – но старшим все равно был я, понимаешь? Я должен был опекать его. Помнишь, когда мы еще начинали шататься по улицам, обрабатывали газетные ларьки, у нас с Паоло был третий брат, маленький, его еще звали Зеппи?

Джо кивнул. Вот ведь штука, он не думал об этом парне много лет.

– Свалился от полиомиелита.

Дион тоже кивнул:

– Умер, когда ему было восемь. Мать моя с тех пор так и не оправилась. Я тогда говорил Паоло, что мы, мол, ничего не могли сделать, чтобы спасти Зеппи, что все в руках Божьих, Божий промысел и все такое. Но вот мы с ним… – Он сцепил большие пальцы и поднес сжатые кулаки к губам. – Мы с ним должны друг друга защищать. Так я ему сказал.

Позади них в лачуге гулко топотали ноги, и так же гулко бухал контрабас. Перед ними москиты поднялись с болота, словно пылинки, и стали кружиться в лунном свете.

– А теперь что? Ты сидел, я тебе понадобился. И они меня отыскали в Монреале, притащили аж сюда, обеспечили неплохим заработком. И на кой все это?

– Зачем ты это сделал? – спросил Джо.

– Потому что он меня попросил.

– Альберт? – прошептал Джо.

– Кто ж еще?

Джо ненадолго прикрыл глаза. Заставил себя дышать медленно и ровно.

– Он попросил тебя всех нас заложить?

– Ага.

– Он тебе заплатил?

– Ни шиша! Предлагал, но я его паршивых денег в жизни не взял бы. Пошел он на хрен!

– Ты до сих пор на него работаешь?

– Нет.

– Почему ты не скажешь правду, Дион?

Дион вытащил из сапога пружинный нож. Положил на столик между ними. Туда же легли два длинноствольных «тридцать восьмых» и один короткоствольный «тридцать второй». К ним он добавил свинчатку и латунный кастет. Потом вытер руки и показал ладони Джо.

– После того как меня не станет, – произнес он, – поспрашивай в Айборе насчет парня по имени Брюси Блюм. Иногда он болтается где-то на Шестой авеню или рядом. Ходит как псих, разговаривает как псих, а сам понятия не имеет, что был крупной шишкой. Он когда-то работал на Альберта. Всего полгода назад. Дамочки на него вешались, крутил направо и налево. А теперь он шляется тут с чашкой для подаяния, клянчит мелочь, дует в штаны и сам не может завязать свои долбаные шнурки. Знаешь, какую штуку он сделал последней, когда еще был большой шишкой? Подошел ко мне в подпольной забегаловке на Палм-авеню. И говорит: «Альберту нужно с тобой потолковать. А то смотри». Я выбрал «а то» и проломил ему башку. Так что я больше на Альберта не работаю. Это было разовое дельце. Спроси у Брюси Блюма.

Джо отпил мерзкого пойла и ничего не ответил.

– Сам это собираешься сделать или найдешь кого-нибудь еще, кто это сделает?

Джо встретился с ним глазами и сказал:

– Я убью тебя сам.

– Ладно.

– Если убью.

– Я был бы тебе признателен, если б ты насчет этого все-таки определился. Да или нет?

– Мне плевать, за что ты там признателен, Ди.

Наступила очередь Диона замолчать. Топот и контрабас за их спинами стали тише. Все больше машин отъезжало вверх по грязной дороге, ведущей к сигарной фабрике.

– Отца больше нет, – сказал Джо наконец. – Эмма мертва. Твой брат мертв. Мои братья рассеялись по свету. Черт побери, Ди, кроме тебя, я больше никого не знаю. Если я тебя потеряю, кем я тогда буду, на хрен?

Дион глядел на него, слезы катились по его щекам, словно бисерины.

– Значит, ты меня не из-за денег сдал, – сказал Джо. – Тогда почему?

– Нас бы всех из-за тебя убили, – произнес Дион наконец, сильно втягивая воздух ртом. – Эта девчонка… ты был просто не в себе. Даже в тот день, в банке. Ты нас мог завести туда, откуда мы никогда бы не выкарабкались. И погибнуть должен был не кто-нибудь, а мой брат, он же у меня туго соображал, Джо. Он был не как мы. И я решил, я решил… – Он еще несколько раз втянул и выпустил воздух. – Я решил, что на годик уберу нас всех со сцены. Такой был уговор. Альберт знал одного судью. Нам всем светил только год, вот почему мы так и не вытащили пушки, когда обделывали то дельце. Один год. Хватило бы, чтобы Альбертова девчонка тебя позабыла. А может, ты ее тоже бы успел забыть.

– Господи помилуй, – выговорил Джо. – И все это – потому что я втюрился в его подружку?

– Вы с Альбертом оба на ней свихнулись. Вы сами этого не понимали, но стоило ей появиться – все, вам конец. В жизни этого не пойму. Она ничем не отличалась от миллиона других дамочек.

– Нет, – возразил Джо, – она отличалась.

– Да чем? Чего я не заметил?

Джо прикончил остатки рома.

– Знаешь, до того как я ее встретил, я не понимал, что у меня в груди пустота – словно дырка от пули. – Он похлопал себя по груди. – Вот тут. Не понимал, пока она не появилась и не заполнила ее. А теперь она мертва – и дырка снова тут как тут. Но уже размером с донышко от молочной бутылки. И растет. И я хочу, чтобы она восстала из мертвых и заполнила ее.

Дион воззрился на него, слезы на его лице высыхали.

– А со стороны-то, Джо, казалось, что эта дырка – она сама и есть.

Когда он вернулся в гостиницу, ночной портье вышел из-за своей стойки и передал Джо несколько посланий. Все это были сообщения о звонках от Мазо.

– У вас есть круглосуточная телефонистка? – спросил Джо у портье.

– Разумеется, сэр.

Поднявшись к себе, он позвонил, и телефонистка соединила его с нужным номером. На северном берегу Бостонской бухты зазвонил телефон, и Мазо снял трубку. Джо закурил и рассказал ему все о своем долгом дне.

– Корабль? – переспросил Мазо. – Они хотят, чтобы ты взял корабль?

– Военный, – уточнил Джо. – Ну да.

– А как насчет той, другой штуки? Ты выяснил, что хотел?

– Выяснил.

– Ну и как?

– Меня заложил не Дион. – Джо снял рубашку и бросил ее на пол. – Его брат, вот кто это был.

Глава четырнадцатая
Много шума

«Сиркуло кубано» возник позже остальных клубов Айбора. Первый, «Сентро эспаньол», испанцы построили на Седьмой авеню еще в 1890-х. На рубеже веков часть северных испанцев откололась от «Сентро эспаньол» и создала «Сентро астуриано» на углу Девятой и Небраска-авеню.

«Итальянский клуб» располагался дальше по Седьмой, всего в двух кварталах от «Сентро эспаньол». Оба занимали первоклассные здания. А вот кубинцам, в соответствии с их низким статусом в местном обществе, пришлось удовольствоваться куда менее фешенебельным кварталом. Клуб «Сиркуло кубано» приютился на углу Девятой авеню и Четырнадцатой улицы. Напротив жались ателье и аптека, удерживающиеся на самом краешке респектабельности, зато рядом находился публичный дом Сильваны Падильи, обслуживавший рабочих сигарной фабрики, а не ее администрацию, так что здесь нередко случалась поножовщина, а шлюхи частенько оказывались больными и неухоженными.

Когда Дион с Джо остановились у тротуара, одна из таких шлюх, в помятом платье, которое она явно не меняла с прошлой ночи, вышла из переулка в двух домах от них. Она прошла мимо, оглаживая свои оборки, и вид у нее был потасканный: она явно была уже не первой молодости, и ей явно требовалось выпить. Джо прикинул, что ей, наверное, лет восемнадцать. Вслед за ней из переулка вышел тип в костюме и белом скиммере. Насвистывая, он двинулся в противоположном направлении, и у Джо возникло необъяснимое желание выскочить из машины, догнать этого типа и разбить ему голову о кирпичную стену одного из домов, тянувшихся по Четырнадцатой. Колошматить об стену, пока у того кровь из ушей не хлынет.

– Это тоже наш? – Джо дернул подбородком в сторону публичного дома.

– Часть – наша.

– Тогда эта часть говорит, что девочки не должны работать по переулкам.

Дион внимательно посмотрел на него, желая убедиться, что он не шутит.

– Ладно, – отозвался он. – Я прослежу за этим, папаша Джо. Может быть, теперь сосредоточимся на более насущных вопросах?

– А я что делаю?

Джо поправил галстук, глядя в зеркало заднего вида, и вылез из машины. Они двинулись по тротуару, который сейчас, в восемь утра, разогрелся уже настолько, что Джо чувствовал его жар сквозь подошвы, хотя надел хорошие ботинки. Жара мешала соображать. А Джо требовалось подумать. Множество других парней круче, храбрее и сноровистее с пушкой, но смекалкой он мог потягаться с любым, и он чувствовал, что в драке у него есть шанс. Если бы только кто-нибудь пришел и выключил эту долбаную жару.

Сосредоточься, сосредоточься. Тебе сейчас изложат задачу, которую тебе предстоит решить. Как облегчить корабль Военно-морского флота США на шестьдесят ящиков оружия, да так, чтобы тебя при этом не убили и не покалечили?

Когда они поднимались по ступенькам «Сиркуло кубано», из его дверей вышла женщина, чтобы их встретить.

По правде говоря, Джо понятия не имел, как взять это оружие, но теперь эти мысли вылетели у него из головы, потому что он смотрел на женщину, а она смотрела на него, и в нем росло и крепло узнавание. Та самая, которую он видел вчера на платформе вокзала, та самая, с бронзовой кожей, длинными густыми волосами, чернее, чем все, что когда-нибудь видел Джо, за исключением разве что ее глаз, таких же черных, смотревших, как он приближается.

– Сеньор Коглин? – Она протянула руку.

– Да. – Он пожал эту руку.

– Грасиэла Корралес. – Она плавно вынула кисть из его руки. – Опаздываете.

Она провела их внутрь; они прошли по черно-белому плиточному полу к лестнице из белого мрамора. Здесь было куда прохладнее, чем на улице: высокие потолки, стены, обшитые панелями темного дерева, и вся эта плитка и мрамор удерживали прохладу – и, вероятно, удержат еще несколько часов.

Грасиэла Корралес заговорила, не поворачиваясь к Джо и Диону:

– Вы ведь из Бостона, да?

– Да, – ответил Джо.

– И что же, все мужчины из Бостона пялятся на женщин, которых случайно встречают на железнодорожных платформах?

– Мы всячески пытаемся не делать из этого профессии.

Она обернулась на них через плечо:

– Это очень невоспитанно.

Дион сообщил:

– Я-то сам итальянец.

– Тоже не самые воспитанные люди.

Она провела их через танцевальный зал, располагавшийся наверху, сразу за верхней площадкой лестницы. По стенам здесь висели всевозможные групповые фотографии кубинцев. На некоторых снимках люди явно позировали, на других же фотографу удалось поймать их врасплох: взметнувшиеся в танце руки, качнувшиеся бедра, взвившиеся юбки. Они шли быстро, но Джо был почти уверен, что на одном из фото заметил Грасиэлу. Полной уверенности все-таки не было: на снимке она хохотала, запрокинув голову, распустив волосы, а он не мог себе представить эту женщину с распущенными волосами.

За танцзалом обнаружилась бильярдная, и Джо начал думать, что некоторые кубинцы живут очень даже прилично. За бильярдной находилась библиотека с тяжелыми белыми шторами и четырьмя деревянными креслами. Ожидавший их мужчина приблизился к ним с широкой улыбкой и крепким рукопожатием.

Эстебан. Он пожал им руки так, словно вчера вечером они не встречались.

– Эстебан Суарес, джентльмены, – как ни в чем не бывало представился он. – Прекрасно, что вы пришли. Садитесь, садитесь.

Они уселись в кресла.

– Вы один в двух лицах? – поинтересовался Дион.

– Простите?

– Вчера вечером мы с вами провели целый час. А теперь вы пожали нам руки, словно с нами незнакомы.

– Видите ли, вчера вечером вы познакомились с владельцем «Ведадо тропикале». А сегодня утром вы знакомитесь с секретарем клуба «Сиркуло кубано». – Он улыбнулся, словно учитель, поощряющий двух школяров, которым наверняка предстоит остаться на второй год. – Так или иначе, – добавил он, – благодарю вас за помощь.

Джо с Дионом кивнули, но ничего не ответили.

– У меня есть тридцать человек, – сообщил Эстебан, – но, по моим оценкам, мне понадобится еще тридцать. Сколько вы сможете подключить?..

Джо перебил его:

– Мы никого не подключим. Мы пока ни к чему не подключаемся.

– Нет? – Грасиэла покосилась на Эстебана. – Я в недоумении.

– Мы пришли выслушать вас, – объяснил Джо. – А подключимся ли мы к дальнейшему – посмотрим.

Грасиэла села рядом с Эстебаном.

– Пожалуйста, не ведите себя так, будто у вас есть выбор, – проговорила она. – Вы – гангстеры, зависящие от товара, который поставляет один-единственный человек. Если вы откажетесь, ваши запасы иссякнут.

– В этом случае, – заметил Джо, – мы начнем войну. В которой мы победим, потому что перевес на нашей стороне, Эстебан. Я уже это обдумал. Вы хотите, чтобы я рискнул жизнью в битве с Военно-морским флотом Соединенных Штатов? Я готов попытать счастья в битве с несколькими десятками кубинцев на улицах Тампы. По крайней мере, я буду знать, за что сражаюсь.

– За прибыль, – сказала Грасиэла.

– За способ добывать пропитание, – поправил Джо.

– Это преступный способ.

– А вы что делаете? – Он наклонился вперед, обшаривая глазами комнату. – Посиживаете здесь, пересчитываете свои восточные ковры?

– Я скручиваю сигары на фабрике «Ла троча», мистер Коглин. Я сижу в деревянном кресле и делаю это с десяти утра до восьми вечера каждый день. Когда вы пялились на меня вчера на платформе…

– Я на вас не пялился.

– У меня был первый выходной за две недели. И когда я не работаю, я бесплатно помогаю здесь. – Она грустно улыбнулась ему. – Так что пускай вас не обманывает красивое платье.

Платье было еще более поношенным, чем ее вчерашний наряд: хлопковое, с пестрым поясом вокруг юбки с оборками, все это вышло из моды год или даже два назад, все это стирали и носили столько раз, что свой первоначальный цвет эта вещь давно сменила на какой-то средний между белым и желтовато-коричневым.

– Наш клуб принимает добровольные пожертвования, – непринужденно заметил Эстебан. – Его двери открыты для всех. Когда кубинцы выходят развеяться в пятницу вечером, они хотят прийти в такое место, где они могут щегольнуть нарядом, в такое место, где они будут чувствовать себя снова в Гаване, в место, где есть стиль. Шик, понимаете? – Он щелкнул пальцами. – Здесь никто не зовет нас латиносами или болотными негритосами. Здесь мы можем свободно говорить на нашем языке, петь наши песни, читать наши стихи.

– Это все очень мило. А теперь все-таки скажите, почему ради вас я должен совершить романтический налет на военный транспорт, вместо того чтобы просто прибрать к рукам всю вашу организацию?

Грасиэла, сверкнув глазами, открыла было рот, но Эстебан положил ей руку на колено:

– Вы правы. Пожалуй, вы можете прибрать к рукам мое дело. Но что вы получите, кроме нескольких зданий? Мои маршруты поставок, мои связи в Гаване, все люди, с которыми я работаю на Кубе, – все это не будет работать на вас. Неужели вы действительно хотите убить курицу, которая несет золотые яйца, всего лишь ради нескольких строений и нескольких старых бочонков с ромом?

Он улыбнулся, и Джо улыбнулся в ответ. Кажется, они начинали понимать друг друга. Пока они еще не прониклись уважением друг к другу, но были на пути к этому.

Джо ткнул большим пальцем за спину:

– Это ваши снимки в коридоре?

– Большинство из них.

– Чем вы не занимаетесь, Эстебан?

Тот убрал руку с колена Грасиэлы и откинулся на спинку кресла:

– Много ли вы знаете о кубинской политике, мистер Коглин?

– Нет, – ответил Джо, – и мне это не нужно. Это не поможет мне сделать работу.

Эстебан скрестил ноги.

– А как насчет Никарагуа?

– Если я правильно помню, несколько лет назад мы подавили там какое-то восстание.

– Вот куда идет это оружие, – пояснила Грасиэла. – И восстания никакого не было. Ваша страна оккупирует их страну, точно так же она поступает с моей, когда считает это для себя удобным.

– Все претензии – к поправке Платта.[114]114
  Поправка Платта (1903) – поправка к резолюции конгресса США, определявшая условия вывода с Кубы тех американских войск, которые оставались там после Испано-американской войны 1898 г. Поправка позволяла США вмешиваться во внутренние дела Кубы и давала законное (с точки зрения США) обоснование претензиям Соединенных Штатов на часть кубинской территории.


[Закрыть]

Она подняла бровь:

– Просвещенный гангстер?

– Я не гангстер, я просто живу вне закона, – произнес он, хотя не был уверен, что это по-прежнему так и есть. – И там, где я провел эти два года, имелось мало занятий, кроме чтения. Так почему военный флот везет оружие в Никарагуа?

– Они открыли там военную школу, – пояснил Эстебан. – Чтобы учить солдат и полицейских Никарагуа, Гватемалы и, конечно, Панамы. Учить их, как лучше всего напоминать крестьянам об их месте.

Джо спросил:

– Значит, вы собираетесь украсть оружие у Военно-морского флота США и передать его никарагуанским повстанцам?

– Никарагуа – не моя война, – заметил Эстебан.

– Значит, вы собираетесь вооружать кубинских повстанцев.

Кивок.

– Мачадо больше не президент, он обычный вор с пистолетом.

– И вы украдете оружие у наших военных, чтобы скинуть ваших?

Эстебан чуть наклонил голову.

Грасиэла спросила:

– Вас это задевает?

– Мне плевать. – Джо покосился на Диона. – А тебе?

Дион спросил у Грасиэлы:

– А вы никогда не думали, что если бы ваши сами смогли патрулировать свои улицы, а может, выбрать себе вождя, который не начинал бы вас обирать на каждом углу через пять минут после того, как принес присягу, то нам бы не нужно было продолжать вас оккупировать?

Грасиэла смерила его бесстрастным взглядом:

– Я думаю, что, если бы вы не нуждались в некой сельскохозяйственной культуре, вы бы и не вспоминали о Кубе.

Дион глянул на Джо:

– Мне-то какое дело? Давай послушаем этот план.

Джо повернулся к Эстебану:

– У вас ведь действительно есть план, верно?

В глазах Эстебана впервые мелькнула обида.

– У нас есть один человек, сегодня вечером его вызовут на корабль, он проведет отвлекающий маневр в переднем отсеке и…

– Какой отвлекающий маневр? – перебил Дион.

– Устроит пожар. Когда они побегут его тушить, мы спустимся в трюм и вынесем оружие.

– Трюм будет заперт.

Эстебан самоуверенно улыбнулся:

– На такой случай у нас есть болторезы.

– Вы что, видели этот замок?

– Мне его описывали.

Дион наклонился вперед:

– Но вы не знаете, из какого он материала. Может, ваши болторезы его не возьмут.

– Тогда мы его прострелим.

– И привлечете внимание тех, кто тушит пожар, – заметил Джо. – К тому же кого-нибудь может убить рикошетом.

– Мы будем двигаться быстро.

– Быстро? С шестью десятками ящиков винтовок и гранат?

– У нас есть тридцать человек. И еще тридцать – если вы их обеспечите.

– А у них будет три сотни, – произнес Джо.

– Но это не три сотни cubanos. Американский солдат бьется ради собственной гордости. А cubano бьется за свою страну.

– Господи! – проговорил Джо.

Улыбка Эстебана стала еще самодовольнее.

– Вы сомневаетесь в нашей храбрости?

– Нет, – ответил Джо. – Я сомневаюсь в вашем уме.

– Я не боюсь умирать, – изрек Эстебан.

– А я боюсь. – Джо закурил папиросу. – А если бы и не боялся, я бы все равно предпочел умереть за что-то более дельное. Чтобы поднять ящик с винтовками, нужно два человека. Значит, шестьдесят парней должны сделать две ходки на горящий военный корабль. По-вашему, такое возможно?

– Мы узнали об этом корабле всего два дня назад, – заметила Грасиэла. – Если бы у нас было больше времени, мы бы нашли больше людей и разработали план получше, но корабль уходит уже завтра.

– Это не обязательно, – произнес Джо.

– Что вы имеете в виду?

– Вы говорили, у вас есть свой человек на корабле.

– Да.

– Значит, у вас там уже есть внутренний агент?

– А что?

– Господи, да то, черт подери, что я вас спросил, Эстебан! Кто-то из моряков состоит у вас на жалованье, да или нет?

– Состоит, – призналась Грасиэла.

– Какие у него обязанности по службе?

– Он работает в машинном отделении.

– Что он должен для вас сделать?

– Устроить поломку двигателя.

– Значит, этот ваш агент – механик?

Еще пара кивков.

– Он проходит внутрь чинить двигатель, затевает пожар, и вы нападаете на оружейный трюм.

– Да, – подтвердил Эстебан.

– Не самый плохой план, – заметил Джо.

– Спасибо.

– Не надо меня благодарить. Не самый плохой, но и не самый хороший. Когда вы собираетесь это провернуть?

– Сегодня вечером, – ответил Эстебан. – В десять. Луна будет тусклая.

– Идеально было бы сделать это среди ночи, часа в три, – произнес Джо. – Почти все будут спать. Не надо будет опасаться всяких отважных героев, да и свидетелей меньше. По-моему, только тогда у вашего человечка будет шанс удрать с корабля. – Он сцепил руки за головой, еще немного подумал. – Этот ваш механик – он кубинец?

– Да.

– Насколько темный?

Эстебан начал:

– Я не понимаю, зачем…

– Кожа у него – скорее как у вас или как у нее?

– У него очень светлая кожа.

– Значит, может сойти за испанца.

Эстебан переглянулся с Грасиэлой, снова посмотрел на Джо:

– Разумеется.

– А почему это так важно? – поинтересовалась Грасиэла.

– Потому что после того, что мы собираемся сделать с кораблем Военно-морского флота США, они его запомнят. И будут за ним охотиться.

– А что мы собираемся сделать с кораблем Военно-морского флота США?

– Для начала – пробить в этом корабле дырку.

Бомба, которую они из-под полы приобрели у одного анархиста, пообещав заплатить ему в ближайшее время, представляла собой не просто ящик с гвоздями и стальными шайбами. О нет, это был куда более сложный и точный прибор. Или, по крайней мере, так их заверили.

Один из барменов в бутлегерской забегаловке Пескаторе на Сентрал-авеню Сент-Питерсберга, по имени Шелдон Будр, между тридцатью и сорока годами немало времени потратил, обезвреживая бомбы для морской пехоты. В пятнадцатом году, в Порт-о-Пренсе, во время оккупации Гаити, он потерял ногу из-за неполадок в аппаратуре связи, и его это до сих пор злило. Он соорудил для них настоящую конфетку, а не взрывное устройство: стальной ящичек размером с коробку для детской обуви. Будр сообщил им, что начинил ее шарикоподшипниками, круглыми дверными ручками из латуни, а также порохом – в количестве, которого хватило бы на то, чтобы прорыть туннель в монументе Вашингтона.

– Убедитесь, что вы ее заложили строго под двигатель. – Шелдон слегка подтолкнул к ним по стойке бомбу в оберточной бумаге.

– Мы пытаемся не просто взорвать двигатель, – заметил Джо. – Мы хотим повредить корпус.

Шелдон, не отрывая взгляда от стойки и двигая губой, втянул воздух через верхний ряд своих искусственных зубов. Джо понял, что глубоко оскорбил его. Он стал ждать, пока тот не ответит.

– А что, по-вашему, случится, – наконец произнес Шелдон, – когда двигатель размером со «студебекер» взорвется, пролетит сквозь борт корабля и плюхнется в бухту Хиллсборо?

– Но мы не хотим взрывать весь порт, – напомнил ему Дион.

– В этом ее прелесть. – Шелдон похлопал по свертку. – Направленное действие. Осколки не разлетаются во все стороны. Просто вам лучше не становиться прямо перед ней, когда она рванет.

– А оно… она боится сотрясения? – поинтересовался Джо.

Глаза Шелдона блеснули.

– Хоть весь день ее молотком колотите – она вас простит. – Он погладил коричневую бумагу, словно спину кошки. – Подбросьте в воздух – и вам даже не нужно будет отходить в сторону, когда она приземлится.

Он покивал сам себе, губы его беспрестанно шевелились. Джо с Дионом переглянулись: вдруг у этого парня не все дома? А они собираются положить изготовленную им бомбу в свою машину и проехать над всей бухтой Тампа.

Шелдон поднял палец:

– Но есть один небольшой нюанс.

– Один небольшой – что?

– Подробность, о которой вам надо бы знать.

– И какая?

Он с извиняющимся видом улыбнулся им:

– Тот, кто ее запалит, должен хорошо бегать.

Езды от Сент-Питерсберга до Айбора было двадцать пять миль, а Джо отсчитывал каждый ярд. Каждый ухаб и бугор на дороге, каждый наклон машины. Каждое потрескивание в ходовой части казалось ему близким предвестием неминуемой гибели. Они с Дионом не обсуждали свой страх – было незачем. Он и так наполнял их глаза, наполнял собой весь автомобиль, от него их пот приобретал металлический привкус. Они почти все время глядели только вперед, прямо перед собой, иногда бросая взгляд на бухту. Так они пересекали мост Гэнди, и полоски прибрежной суши по обе стороны от них сияли белизной по сравнению с мертвенно-синей водой. Пеликаны и белые цапли взлетали с перил моста. Иногда пеликаны замирали в полете и камнем падали вниз, словно подстреленные. Они врывались в плоское море и выныривали с извивающейся рыбиной в клюве, открывали его, и рыба исчезала внутри, вне зависимости от своего размера.