Текст книги "Коглин (ЛП)"
Автор книги: Деннис Лихэйн
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 81 страниц)
Дэнни заглянул внутрь и увидел пачку бумаги. Вытащил верхний лист:
Пока вы отдыхаете и молитесь, мы работаем. Мы делаем дело.
Это начало, а не конец. Конца не будет.
Ваш глупый бог и ваша глупая кровь растворятся в море.
За ними последует ваш глупый мир.
Дэнни показал записку Стиву и спросил у миссис ди Масси:
– Когда она собиралась это распространять?
Миссис ди Масси заговорила с племянницей. Арабелла прошептала всего одно слово, и старуха повернулась к Дэнни:
– На закате.
Он повернулся к Стиву:
– В скольких церквах тут служат вечерню?
– В Норт-Энде? Здесь таких две. Может, три. А что?
Дэнни указал на листовку:
– «Пока вы отдыхаете и молитесь». Ясно?
Стив покачал головой:
– Нет.
– Отдыхают в конце недели, – пояснил Дэнни. – А где молятся? В церкви. А потом кровь растворяется в море. Значит, какой-то храм у берега.
Стив подошел к телефону.
– Я вызову. Как ты думаешь, где это?
– Подходят две церкви. Святой Терезы и Святого Фомы.
– В Святом Фоме не бывает вечерней службы.
Дэнни направился к выходу:
– Ты меня догонишь?
Стив улыбнулся:
– Конечно. Вместе с тросточкой. – Он махнул Дэнни: – Ступай, ступай. И вот что, Дэн…
Дэнни помедлил в дверях:
– Что?
– Стреляй первым, – посоветовал Стив. – И стреляй почаще.
Церковь Святой Терезы – на углу Флит-стрит и Атлантик-авеню, напротив пристани Льюиса, – один из старейших храмов Норт-Энда, маленький, уже ветхий. Дэнни сбавил шаг, перевел дух; рубашка насквозь пропотела. Выхватил из кармана часы: пять сорок восемь. Служба скоро кончится. Если, как на Салютейшн, бомба в подвале, тогда остается разве что вбежать в храм и велеть всем выйти. Стив позвонил, так что саперы скоро будут. Но если бомба в подвале, почему она еще не рванула? Прихожане внутри уже больше сорока пяти минут.
Тут Дэнни услышал вдалеке сирену: патрульная машина отъезжает от здания 1-го участка, а за ней наверняка и другие.
Перекресток тихий, пустой, перед церковью – несколько драндулетов, недалеко ушедших в своей эволюции от телеги, хотя парочку из них, видимо, с гордостью обихаживают, поддерживают в должном порядке. Дэнни оглядел крыши домов на другой стороне улицы: почему именно церковь? Даже для анархистов это политическое самоубийство, особенно здесь, в Норт-Энде. Потом он вспомнил: вечерние службы в окрестных церквах проводились лишь для рабочих, которые во время войны считались столь ценными специалистами, что им не давали выходных. А все «ценные специалисты» связаны, прямо или косвенно, с военным делом, с вооружением, сталью, резиной, техническим спиртом. Значит, церковь – не храм, а военный объект. Мишень.
Внутри десятки голосов запели гимн. Выбора нет: надо выводить людей. Неизвестно, почему бомба еще не сработала. Может, он пришел неделей раньше. Может, у бомбиста трудности с подрывом, у анархистов бывает. Есть масса причин, почему пока не грохнуло, и ни одна из этих причин гроша ломаного не стоит, если он даст прихожанам погибнуть. Выведи их в безопасное место, а потом уж озадачивайся вопросами или красней со стыда, опасайся, что в тебя швырнут тухлым яйцом. А пока вытащи их, на хрен.
Он начал переходить улицу и тут заметил: одна из старых машин припаркована во втором ряду. С чего бы это? По обеим сторонам улицы полно места. Места нет лишь напротив входа в церковь. И именно там эту таратайку и приткнули. Старый «рамблер-63»-купе, одиннадцатого или двенадцатого года. Дэнни замер посреди улицы, застыл, спину залило потом. Он выдохнул и бросился к машине. Приблизившись, он увидел, что водитель в надвинутой на лоб темной шляпе скрючился за рулем. Сирена выла все громче, к ней подключились другие. Водитель выпрямился. Левая рука на руле. Правой не видно.
В церкви допели гимн. Водитель поднял голову.
Федерико. В волосах уже нет седины, усы сбриты, черты лица заостренные, хищные.
Он увидел Дэнни, но не узнал, взгляд выразил лишь любопытство: смотри-ка, большевик с косматой бородищей переходит улицу в Норт-Энде.
Двери церкви открылись.
Ближайшая сирена, похоже, в квартале отсюда. Из лавки за четыре дома от церкви выходит мальчик, на голове твидовая кепка, что-то держит под мышкой.
Дэнни сунул руку в пальто. Федерико встретился с ним глазами. Дэнни выхватил пистолет; Федерико нашаривал что-то на сиденье. На ступеньки вышли первые прихожане. Дэнни крикнул:
– Идите обратно!
Похоже, никто не понял, что он обращается к ним. Дэнни шагнул влево, резко поднял руку и выстрелил в ветровое стекло Федерико.
С крыльца церкви послышались крики.
Дэнни выстрелил еще, стекло разбилось.
– Назад, внутрь!
Над ухом просвистело что-то горячее: мальчик в кепке пальнул в него из пистолета. Федерико распахнул дверцу, поднял динамитную шашку с искрящимся фитилем. Дэнни обхватил локоть ладонью и выстрелил Федерико в левое колено. Тот вскрикнул и откинулся назад, уронив динамит на сиденье.
Дэнни стоял близко и увидел: на заднем сиденье еще динамит, две или три связки.
От мостовой отскочил кусок булыжника: мальчишка продолжал палить. Дэнни пригнулся и пальнул в ответ. Мальчик упал, покатился под машину, кепка слетела, из-под нее – длинные волосы цвета жженого сахара. Тесса. Боковым зрением Дэнни заметил движение в «рамблере», снова выстрелил, пуля отрикошетила от приборной панели – скверно. Щелчок: патроны кончились. Нашел запасные в кармане, высыпал стреляные гильзы на мостовую. Пригнувшись, перебежал к фонарному столбу, оперся плечом, трясущимися руками пытался перезарядить револьвер; пули звонко отскакивали от машин, стоявших возле него, били по столбу.
Жалобным, отчаянным голосом Тесса звала Федерико, потом закричала:
– Scappa, scappa, amore mio! Mettiti in salvo! Scappa! [61]61
Беги, беги, любимый! Спасайся! Беги! (ит.).
[Закрыть]
Федерико, извиваясь, сполз с переднего сиденья, грохнулся уцелевшим коленом о мостовую. Дэнни снова выстрелил. Первая пуля угодила в дверцу, но вторая вошла Федерико в зад. Снова этот странный вскрик, и по его штанам стало расползаться темное пятно. Скрючившись, он заполз обратно в машину. Дэнни вдруг вспомнил, как они сидели в квартире у Федерико, как Федерико смотрел на него со своей теплой и победоносной улыбкой. Он прогнал от себя эту картинку. Тесса утробно взвыла. Держа пистолет обеими руками, она принялась стрелять. Дэнни бросился на мостовую и покатился влево. Пули били по булыжнику, а он все катился, пока не уперся в машину на другой стороне улицы, пока не услышал, как револьвер Тессы сухо щелкает. Федерико опять выполз из «рамблера». Выгнул спину, повернулся. Оттолкнул дверцу машины. Дэнни выстрелил ему в живот. Федерико откинулся назад на сиденье. Дверца закрылась, ударив его по ногам.
Дэнни выстрелил туда, где перед этим видел Тессу, но ее там больше не было. Она уже бежала прочь от церкви, прижимая ладонь к бедру, и рука была красная. По лицу у нее текли слезы, рот был открыт в беззвучном вое. Как только первая патрульная машина показалась из-за угла, Дэнни в последний раз взглянул на Тессу и рванул к полицейскому автомобилю, размахивая руками, пытаясь остановить их, пока те не подъехали слишком близко.
Взрыв грянул глухо, словно из-под воды. Первая волна сшибла Дэнни с ног. Приземлившись в канаве, он увидел, как автомобиль Федерико подскочил на четыре фута вверх и рухнул на то же место. Стекла вылетели, колеса смялись, крышу задрало, точно вскрыли гигантскую консервную банку. Ступени церкви расщепились, выбросив тучу известкового праха. Тяжелые деревянные двери сорвало с петель. Витражи брызнули осколками. В воздух поднялись обломки и белая пыль. Из машины вырывались языки пламени. Огонь, густой черный дым. Дэнни встал. Он чувствовал, что из ушей у него течет кровь.
Перед глазами маячило чье-то лицо. Знакомое. Губы почти беззвучно произнесли его имя. Дэнни поднял руки, одна еще сжимала револьвер. Коп – теперь Дэнни вспомнил, это коп, Глен, как бишь его… Глен Патчетт – покачал головой: нет, оставь при себе.
Дэнни опустил револьвер, убрал в пальто. Лицо опалило жаром огня. Он видел, что там внутри Федерико, привалился к пассажирской дверце, словно дремлет, словно уснул в пути. С закрытыми глазами он напомнил Дэнни тот первый вечер, когда они вместе преломили хлеб, когда Федерико, судя по всему совершенно захваченный музыкой, смежил веки и делал вид, что дирижирует мелодией, льющейся из фонографа. Люди начали выходить из церкви, обтекать их с боков, и Дэнни вдруг услышал их голоса, словно доносящиеся со дна глубоченного колодца.
Он повернулся к Глену:
– Слышишь меня – кивни.
Патчетт озадаченно глянул на него, но кивнул.
– Разошлите всем службам. Тесса Фикара. Двадцать лет. Итальянка. Рост пять футов пять дюймов, волосы длинные каштановые. Ранена в правое бедро, кровотечение. Глен… Одета мальчиком. Твидовые штаны, клетчатая рубашка, подтяжки, коричневые рабочие башмаки. Понял?
Глен нацарапал что-то в своей книжке. Кивнул.
– Вооружена и очень опасна, – добавил Дэнни.
Вдруг у него с треском открылся левый ушной канал, по шее опять потекла кровь, зато он снова слышал, звуки прорвались внезапно и мучительно. Он прикрыл ухо ладонью:
– Черт!
– Теперь слышишь меня?
– Да, Глен. Да.
– Кто этот жмурик в машине?
– Федерико Фикара. Несколько ордеров на арест. С месяц назад тебе могли про него сообщать на летучке. Бомбист.
– Мертвый бомбист. Это ты его?
– Три раза, – ответил Дэнни.
Глен посмотрел на всю эту белую пыль и крошку, оседавшую им на лица, покрывавшую волосы.
– Надо же так испоганить воскресенье.
Эдди Маккенна прибыл на место примерно через десять минут после взрыва. Дэнни сидел на том, что осталось от церковного крыльца, и слушал, как его крестный беседует с Фентоном, сержантом из саперного отдела.
– Вот что можно предположить, Эдди, – говорил тот. – У них был план подорвать динамит в машине, как только все люди окажутся снаружи и соберутся у входа, обычно ведь они еще минут десять не расходятся, болтают между собой. И вот итальяшки стали выходить из церкви, а тут сынок Коглина кричит им: назад, вернитесь внутрь! И производит выстрел, чтобы на них сильнее подействовало. Все опрометью бегут назад в храм, а Коглин принимается палить по этому ублюдку в машине. Тут еще кто-то – ребята сказали мне, что это женщина, представляете? – начинает стрелять в Коглина. Но черта с два, он все равно не дает ублюдку выбраться из машины. И тот подрывается на своих же шашках.
– Теперь дело переходит к Службе особых отрядов, сержант, – сказал Маккенна.
– Намекните тактическому отделу.
– Обязательно. Будьте уверены. – Фентон уже собирался уйти, но тут Маккенна положил ему руку на плечо. – Как ваше профессиональное мнение, сержант, что бы произошло, если бы бомба сработала в тот момент, когда прихожане собрались на улице?
– Минимум двадцать погибших. А то и тридцать. Остальные – раненые, искалеченные и прочее в том же роде.
– И прочее… – повторил Маккенна. Он подошел к Дэнни, улыбаясь и покачивая головой. – А у тебя опять ни царапины?
– Похоже на то, – ответил Дэнни. – Хотя чертовы уши болят зверски.
– Сначала история на Салютейшн, потом трудился на гриппе, а теперь вот это. – Маккенна уселся на ступеньку церкви и поддернул штанины. – Всегда у тебя так: еще бы чуть-чуть – и… Сколько раз человеку может везти, мой мальчик?
– Видно, я и проверяю сколько.
– Говорят, ты ее зацепил. Эту сучку Тессу.
Дэнни кивнул:
– Попал в правое бедро. Может, сам попал, а может, рикошет.
– У тебя примерно через час обед, верно? – спросил Маккенна.
Дэнни удивленно поднял голову:
– Ты правда хочешь, чтобы я пошел?
– А почему нет?
– Тот тип, с которым я должен обедать, сейчас, скорее всего, заштопывает Тессу.
Маккенна покачал головой:
– Она у нас боец закаленный, уж поверь мне. Не станет паниковать и не потащится через весь город, пока у нее идет кровь. До темноты никуда не полезет, где-то отлежится. – Глаза его обшарили окрестные здания. – Думаю, она по-прежнему где-то в здешнем районе. Вечером выставлю усиленные патрули на этой улице, она не посмеет высунуться. Во всяком случае, не посмеет отправиться далеко. И потом, для этих ребят твой друг Натан – не единственный подпольный эскулап. Так что, думаю, ваш обед должен пройти по плану. Конечно, риск, но риск рассчитанный, дело стоит того.
Дэнни вгляделся ему в лицо: не шутит ли?
– Ты подошел очень близко, – заметил Маккенна. – Бишоп попросил твою писанину. Ты ему дал. Теперь он пригласил тебя пообедать. Голову даю на отсечение, там будет и Фраина.
– Мы точно не знаем, придет ли…
– Знаем, – прервал тот. – Во всяком случае, можно с уверенностью это предположить. А если звезды сойдутся и Фраина проведет тебя в редакцию «Революционной эпохи»…
– Тогда что? Ты хочешь, чтобы я вот так, запросто, ему сказал: «Раз уж мы на такой короткой ноге, дайте-ка мне списочек адресатов вашей организации»?
– Укради, – произнес Маккенна.
– Что?
– Если проникнешь к ним в контору, просто, черт побери, выкради список, парень.
Дэнни встал, все еще слегка покачиваясь; одно ухо у него по-прежнему было заложено.
– Да что такого вселенски важного в этих списках?
– Они позволяют вести слежку.
– Слежку, ну-ну.
Маккенна кивнул.
– И сколько же в тебе дерьма, на целый амбар хватит. – Дэнни сошел со ступенек. – И я к их редакции сегодня даже близко не подойду. Мы встречаемся в ресторане.
Маккенна кивнул:
– Ладно, ладно. Моя служба тебе обеспечит кое-какое прикрытие, чтобы большевики на тебя не косились. Порадует тебя это?
– Что за прикрытие?
– Ты ведь знаешь моего Гамильтона?
Дэнни кивнул. Как же, Джерри Гамильтон. Джерсийский Джерри. Сущий головорез. От тюремной камеры его защищает лишь полицейский значок.
– Знаю.
– Сегодня вечером смотри в оба и будь готов.
– К чему?
– Когда это случится, ты поймешь к чему, уж поверь мне. – Маккенна встал и отряхнул пыль с брюк. После взрыва она без конца сеялась и сеялась откуда-то сверху. – А теперь пойди приведи себя в божеский вид. У тебя на шее струйки крови засохли. И ты весь в пыли. Что волосы, что лицо. Как бушмен, из тех, которых я видел в книжках с картинками.
Глава восемнадцатаяПодойдя к ресторану, Дэнни обнаружил, что дверь заперта, а окна закрыты ставнями.
– Он не работает по воскресеньям. – Натан Бишоп выступил из полутемного дверного проема под слабый желтый свет ближайшего фонаря. – Я забыл.
Дэнни окинул взглядом пустую улицу:
– Где товарищ Фраина?
– Там, куда мы сейчас направляемся.
– А-а…
– Вы от рождения тугодум или с недавних пор?
– От рождения.
Бишоп вытянул руку:
– На той стороне машина.
Дэнни теперь и сам увидел: «олдсмобиль», за рулем Петр Главяк, взгляд устремлен прямо перед собой. Вот он повернул ключ зажигания, и рокот тяжелого мотора разнесся по улице, эхом отражаясь от стен.
Подходя к автомобилю, Натан оглянулся через плечо:
– Вы идете?
Дэнни надеялся, что люди Маккенны где-то рядом, а не надираются в каком-нибудь баре за углом, прежде чем отправиться в ресторан. Он представил себе картину: Джерсийский Джерри и еще какой-нибудь громила с оловянным значком рядового торчат возле темного ресторана, один пялится в адрес, который вывел на собственной ладони, и потом качает головой с озадаченностью пятилетнего ребенка.
Дэнни сошел с тротуара и двинулся к машине.
Они миновали несколько кварталов, а когда свернули на Харрисон-авеню, начался легкий дождик. Петр Главяк включил «дворники». Как и вся машина, они были тяжеленные, и их шлепанье, туда-сюда, болезненно отдавалось у Дэнни в груди.
– Не вижу сегодня оживления, – произнес Натан.
Дэнни посмотрел на Харрисон-авеню, на пустые тротуары:
– Ну да. Так ведь воскресенье.
– Я говорил о вас.
Ресторан назывался «Октябрь» – это единственное слово было написано на двери красными буковками, такими мелкими, что Дэнни, за последние два месяца проходивший мимо заведения несколько раз, даже не замечал их. В зальчике три столика, но накрыт был только один. Натан подвел к нему Дэнни.
Петр запер входную дверь на щеколду и уселся рядом с ней, положив на колени свои большие руки.
Луис Фраина стоял у крошечной стойки и быстро говорил в телефонную трубку по-русски. Он кивал и что-то яростно царапал в блокноте. Официантка, полная женщина лет шестидесяти, подала Натану с Дэнни бутылку водки и корзинку с черным хлебом. Натан налил по рюмке и поднял свою; Дэнни последовал его примеру.
– Будьте здоровы, – произнес Бишоп.
– Как? Тост не по-русски?
– Боже милостивый, конечно нет. Знаете, кем русские считают западных людей, которые умеют говорить по-русски?
Дэнни покачал головой.
– Шпионами. – Натан снова наполнил рюмки. Похоже, он прочел мысли Дэнни: – А знаете, почему Луис – исключение?
– Почему?
– Потому что он – Луис. Попробуйте хлеб. Очень вкусный.
Русская речь у стойки зазвучала громче, затем раздался неожиданно сердечный хохот, и Луис Фраина повесил трубку, подошел к столику и налил себе.
– Добрый вечер, джентльмены. Рад, что вы сумели прийти.
– Вечер добрый, товарищ, – отозвался Дэнни.
– Вы тот писатель. – Фраина протянул руку.
Дэнни пожал ее. Пожатие у Фраины было крепкое, но не настолько, чтобы казалось, будто он пытается что-то доказать.
– Рад познакомиться, товарищ, – произнес Дэнни.
Фраина сел и налил себе еще водки.
– Давайте пока избегать обращения «товарищ». Хотя я прочел вашу работу и в вашей идейной убежденности не сомневаюсь.
– О’кей.
Фраина улыбнулся. Вблизи он излучал тепло, на которое не было и намека в его выступлениях в зале «Свиного брюха», среди восторженных почитателей и приверженцев.
– Западная Пенсильвания, верно?
– Верно, – подтвердил Дэнни.
– Что привело вас в Бостон? Путь неблизкий. – Он оторвал кусочек хлеба и бросил его в рот.
– У меня здесь жил дядя. Но он уже куда-то уехал.
– Он был революционером?
Дэнни помотал головой:
– Сапожником.
– Значит, он мог уехать в хороших сапогах.
Дэнни наклонил голову и улыбнулся.
Фраина откинулся на спинку кресла и помахал барменше. Она улыбнулась и исчезла в задней комнате.
– Давайте есть, – предложил Фраина. – О революции поговорим после.
Они съели салат с уксусом и подсолнечным маслом, который Фраина называл «сведжие овошчи». Затем последовали «драники» – картофельные оладьи, и «жаркое» – говядина, опять-таки с картошкой. Дэнни не знал, чего ожидать, но еда оказалась довольно вкусной, куда вкуснее, чем похлебка, которую каждый вечер подавали в «Свином брюхе».
Ему с трудом удавалось сосредоточиваться на разговоре из-за звона в ушах. Он слышал лишь половину из того, что говорилось, а на другую половину реагировал улыбками или покачиванием головы, когда это казалось уместным. Однако его сильнее отвлекала не частичная потеря слуха: у него, в который раз за последнее время, возникло ощущение, что такая работа ему не по душе.
Сегодня из-за него погиб человек. Он заслуживал смерти, но Дэнни волновало не это. А то, что убил его – он. Два часа назад. Стоял посреди улицы и палил в него, как в дичь. В голове у Дэнни до сих пор звучали визгливые вскрики Федерико Фикары. Он до сих пор видел, как пули входят в его тело: одна – в колено, другая – в зад, третья – в живот. Любое ранение мучительно, но первое и третье – особенно.
И вот прошло всего два часа, а он снова на службе, и служба эта заключается в том, чтобы сидеть за столом с двумя людьми, главное преступление которых, похоже, состоит в чрезмерной горячности.
Вспоминая раненного в зад Федерико (эта картина беспокоила его сильнее всего какой-то своей непристойностью), похожего на затравленного зверя, он на секунду задумался: что привело к тому, что три человека палят друг в друга на улице, рядом с машиной, под завязку набитой динамитом? Бог не мог уготовить подобное даже самым презренным своим тварям. Почему Федерико стал таким? А Тесса? Бог тут ни при чем. Это все человек.
«Я убил тебя, – подумал Дэнни. – Но причины я не убил».
Тут он понял, что Фраина обращается к нему.
– Простите?..
– Я говорил, по вашим манерам не скажешь, что в вас таится такой полемический пыл.
Дэнни улыбнулся:
– Я предпочитаю изливать его на бумагу.
– Разумно. Но почему именно Общество латышских рабочих?
– Не уверен, что понял ваш вопрос.
– Вы американец, – пояснил Фраина. – Вам стоит пройти полмили по вашему городу, и вы найдете ячейку Коммунистической партии товарища Рида. И все-таки вы предпочли оказаться среди восточноевропейцев. Вам что же, неуютно среди ваших соплеменников?
– Уютно.
– Тогда почему?
– Я хочу писать, – заявил Дэнни. – А товарищ Рид и товарищ Ларкин, как известно, не позволяют новичкам пробиться в свою газету.
– А я позволяю?
– Так говорят, – ответил Дэнни.
– Вы откровенны, – похвалил Фраина. – Мне это по душе. Кстати, у вас попадаются неплохие места. Я о ваших размышлениях.
– Спасибо.
– Но есть и излишне вычурные. Так сказать, напыщенные.
Дэнни пожал плечами:
– Я писал по велению сердца, товарищ Фраина.
– Революции нужны люди не с сердцем, а с головой. Ум и точность – вот самые ценные качества для нашей партии.
Дэнни кивнул.
– Значит, вы хотели бы сотрудничать в нашей газете. Верно я понимаю?
– Очень хотел бы.
– В этой работе мало романтического. Да, время от времени вы будете писать, но главным образом – работать в типографии, раскладывать корреспонденцию, печатать на конвертах фамилии и адреса. Сумеете?
– Конечно, – ответил Дэнни.
Фраина снял с языка табачную крошку и бросил в пепельницу.
– Приходите в контору в следующую пятницу. Посмотрим, как у вас будет получаться.
«Как все просто, – подумал Дэнни. – Как все просто».
Выйдя из «Октября», он увидел, что Луис Фраина и Петр Главяк шагают перед ним, а Натан Бишоп спешит по мостовой, чтобы открыть заднюю дверцу «олдсмобиля». И тут по пустынной улице разнесся звук выстрела. Петр Главяк сбил Фраину с ног и прикрыл своим телом. Очки Фраины отлетели в канаву. Стрелявший показался из подъезда соседнего дома. Дэнни сорвал крышку с мусорного бака, выбил у него пистолет и ударил его в лоб. Завыли сирены. Дэнни еще раз врезал ему крышкой, и тот сел на задницу.
Он повернулся: Главяк запихивал Фраину на заднее сиденье, стоя на подножке. Натан Бишоп запрыгнул в переднюю дверцу и отчаянно замахал Дэнни:
– Сюда!
Но тут стрелявший схватил Дэнни за лодыжку и дернул на себя. Дэнни грохнулся на тротуар так сильно, что даже подпрыгнул.
Патрульная машина свернула на Колумбус-авеню.
– Газуйте! – крикнул Дэнни.
– Узнай, он из белых? – завопил Главяк, и «олдсмобиль» с визгом сорвался с места и скрылся из виду.
Два копа из первой патрульной машины ринулись в ресторан, затолкав обратно официантку и двоих мужчин, вышедших на шум. Захлопнули за собой дверь. Тут же появилась еще одна патрульная машина, резко затормозила, въехав передними колесами на тротуар. Из нее, ухмыляясь, вылез Маккенна. Джерри Гамильтон выпустил лодыжку Дэнни. Они поднялись на ноги. Вместе с Маккенной к ним подскочили двое патрульных и оттащили их к машине.
– Вполне натурально получилось, как по-твоему? – осведомился Маккенна.
Гамильтон потер лоб:
– У меня кровь идет, сукин ты сын.
– Я старался не бить в лицо, – заметил Дэнни.
Гамильтон сплюнул на мостовую кровь:
– Да я тебе порву…
Дэнни навис над ним:
– Я могу тебя прямо отсюда отправить в больницу, черт дери. Хочешь, бандюга?
– Эй, почему это он думает, что может со мной так разговаривать?
– Потому что имеет право. – Маккенна похлопал их по плечам. – По местам, джентльмены.
– Я не шучу, – произнес Дэнни. – Как, хочешь со мной схватиться?
Гамильтон отвел взгляд:
– Я так просто сказал.
– Ты так просто сказал, – повторил Дэнни.
– Господа, – призвал Маккенна.
Дэнни и Джерри положили руки на капот патрульной машины, и Маккенна торжественно их обыскал.
– Бред, – шепнул Дэнни. – Они поймут, что дело нечисто.
– Ерунда, – возразил Маккенна. – Позор вам, о маловеры.
Маккенна надел на них расстегнутые наручники и затолкал на заднее сиденье машины. Сел за руль и повез их по Харрисон-авеню.
Гамильтон сказал:
– Знаешь чего? Если я хоть раз тебя встречу не по службе…
– Тогда что? – осведомился Дэнни. – Заплачешь о своей глупости?
Маккенна привез Дэнни к его конспиративной квартире в Роксбери, остановившись на обочине в полуквартале от здания.
– Как себя чувствуешь?
Честно говоря, Дэнни чувствовал, что ему хочется плакать. Не по какой-то определенной причине, а от общей, всепоглощающей усталости. Он потер лицо ладонями:
– Все в порядке.
– Ты своей стрельбой выбил потроха из террориста-макаронника всего четыре часа назад, а потом под чужим именем отправился на встречу с другим возможным террористом и…
– Черт дери, Эдди, они не…
– Что ты сказал?
– …не террористы, черт возьми. Они коммунисты. Они бы с удовольствием посмотрели, как правительство рушится. Согласен. Но они не бомбисты.
– Ты наивен, мой мальчик.
– Пусть так. – Дэнни потянулся к ручке дверцы.
– Дэн.
Маккенна положил ему руку на плечо.
Дэнни ждал.
– За эти два месяца от тебя требовали слишком многого, это верно, Господь свидетель. Но ты уже скоро, совсем скоро получишь свой золотой значок. И все будет замечательно.
Дэнни кивнул, чтобы Эдди отпустил его плечо. Эдди так и сделал.
– Не будет, – произнес Дэнни и вылез из машины.
На другой день в исповедальне храма, куда он никогда раньше не заходил, Дэнни встал на колени и перекрестился.
– От тебя пахнет спиртным, – заметил священник.
– Потому что я пил, отче. Я бы поделился, но бутылка осталась у меня в квартире.
– Ты пришел исповедаться, сын мой?
– Не знаю.
– Как ты можешь этого не знать? Либо ты грешил, либо нет.
– Вчера я стрелял в человека, и он умер. Возле церкви. Думаю, вы об этом уже слышали.
– Да, я слышал. Этот человек был террорист.
– Да. Я попал в него три раза. Пытался попасть пять, – уточнил Дэнни, – но два раза промазал. Вот в чем штука, отче… Вы ведь мне скажете, что я поступил правильно. Да?
– Лишь Господь…
– Тот человек хотел взорвать церковь.
– Ты поступил правильно.
– Но он мертв. Я стер его с лица земли. И я не могу избавиться от ощущения…
Последовало долгое молчание, оно казалось еще более долгим, потому что это была церковная тишина, здесь пахло ладаном и мылом, здесь все было обито толстым бархатом и темным деревом.
– От какого ощущения?
– Что мы, я и этот парень, которого я убил, мы с ним в одной лохани. Понимаете?
– Ты выражаешься туманно.
– Простите, – сказал Дэнни. – Я о большой лохани дерьма, черт побери. Ясно? И в ней…
– Выбирай выражения.
– …в ней не живут ни богатые, ни власть имущие, так ведь? Туда они скидывают все отбросы, о которых не желают думать. И суть в том…
– Ты в храме Божьем.
– …суть в том, отче… От нас требуется, чтобы мы вели себя как паиньки и просто уходили, когда надобность в нас отпадает. Принимали то, что они нам дают, пили это, ели это, ходили ради этого на лапках и повторяли: «Ммм, еще, пожалуйста. Спасибо». И знаете, отче, с меня хватит, черт дери.
– Сейчас же уходи.
– Ухожу. Вы со мной?
– Полагаю, тебе следует протрезветь.
– А я полагаю, что вам следует вылезти из этого мавзолея и увидеть, как на самом деле живет ваша паства. Вы давно это делали, отче?
– Я…
– Хоть когда-нибудь делали?
– Садитесь, пожалуйста, – произнес Луис Фраина.
Было едва за полночь. С инсценировки покушения прошло три дня. Около одиннадцати Петр Главяк позвонил Дэнни и назвал ему адрес одной пекарни в Маттапане. Когда Дэнни прибыл, он вышел из машины и махнул рукой, указывая в переулок между пекарней и портновским ателье. Дэнни двинулся за ним; они обогнули дом, вошли в него с заднего хода и вскоре попали в складское помещение. Луис Фраина ждал их, сидя в деревянном кресле; напротив стояло точно такое же.
Дэнни сел, оказавшись настолько близко к этому невысокому темноглазому человеку, что мог бы протянуть руку и коснуться его аккуратно подстриженной бороды. Фраина не сводил глаз с лица Дэнни. Это были не сверкающие глаза фанатика. Это были скучающие глаза зверя, который давно привык, что за ним охотятся. Он скрестил ноги и откинулся в кресле.
– Расскажите мне, что случилось после того, как мы уехали.
Дэнни ткнул большим пальцем за спину:
– Я уже рассказал ему и Натану.
Фраина кивнул:
– Теперь расскажите мне.
– А кстати, где Натан?
Фраина повторил:
– Расскажите мне, что случилось. Кто был этот человек, который пытался меня убить?
– Я не узнал, как его зовут. Даже не говорил с ним.
– О да, судя по всему, он прямо-таки призрак.
Дэнни произнес:
– Я попытался выяснить. На нас сразу же напала полиция. Нас бросили в машину и отвезли в участок.
– В какой?
– На Роксбери-кроссинг.
– И по пути вы не обменялись с ним парой любезностей?
– Пробовал. Он отмалчивался. А потом фараон велел мне заткнуть поддувало.
– Так он и сказал? Заткнуть поддувало?
Дэнни кивнул:
– Грозился, что сам заткнет его своей дубинкой.
Глаза Фраины блеснули.
– Яркая картина.
Пол усыпан мукой. Пахнет дрожжами, сахаром, плесенью. Вдоль стен – большие жестянки, иные в человеческий рост; между ними свалены мешки муки и зерна. Голая лампочка покачивается на свисающей с потолка цепочке, освещая центр комнаты и оставляя большие участки тени, где попискивали грызуны. Печи, видимо, выключили еще в середине дня, но в помещении до сих пор жарко и душно.
Фраина произнес:
– Зайца ноги носят, так?
Дэнни сунул руку в карман и нашарил среди монет пуговку. Вжал ее в ладонь и наклонился вперед:
– Товарищ?..
– Я о неудавшемся убийце. – Он взмахнул рукой. – Человек растаял в воздухе. Его не видел никто, даже товарищ, проведший ту ночь в камере на Роксбери-кроссинг. Ветеран первой русской революции, настоящий «латыш», как и наш товарищ Петр.
Здоровяк стоял, прислонившись к дверце большого холодильника, скрестив руки на груди и ничем не показывая, что услышал свое имя.
– Вас он там тоже не видел, – добавил Фраина.
– Меня и не сажали, – объяснил Дэнни. – Они повезли меня в Чарлстаун. Я уже говорил товарищу Бишопу.
Фраина улыбнулся:
– Что ж, тогда вопрос решен. Все отлично. – Он хлопнул в ладоши. – Эй, Петр! Что я тебе сказал?
Главяк не сводил взгляда с полок над головой Дэнни.
– Все тлично.
– Отлично, – повторил Фраина.
Дэнни сидел в кресле, жар добрался до его ступней, проник внутрь черепа.
Фраина подался к нему, уперев локти в колени:
– Только вот этот человек стрелял с расстояния всего семь или восемь футов. Как можно промахнуться с такой близи?
– Нервы? – предположил Дэнни.
Фраина погладил бороду и кивнул:
– Вначале я тоже так подумал. Но потом засомневался. Мы шли втроем, тесной кучкой. Даже вчетвером, если вспомнить, что тыл прикрывали вы. А за нами – большой, массивный автомобиль. Как вы думаете, товарищ Санте, куда подевались пули?
– Наверное, упали на тротуар.
Фраина щелкнул языком и покачал головой:
– К сожалению, нет. Мы проверяли. Мы осмотрели все. Это несложно было сделать, ибо полиция ничего не осматривала. Ничего. Применение огнестрельного оружия в черте города. Два выстрела. А полицейские отнеслись к этому так, словно речь идет всего-навсего о нанесении словесного оскорбления.
