Текст книги "Вне корпорации"
Автор книги: Дэни Коллин
Соавторы: Эйтан Коллин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 41 страниц)
В прошлой жизни Джастину не раз доводилось выступать и истцом, и ответчиком, но он не слишком любил судебные разбирательства. Он бы предпочел разобраться с противником по-мужски, один на один, и прийти к полюбовному соглашению, не тратя драгоценное время и деньги на продолжительные процессы, которые, как он считал, кормили только акул-юристов, а всех участников процесса обескровливали. Но теперь он оказался в незнакомых водах и решил: раз против него Гектор и Председатель, юридическая система, возможно, станет его самой надежной защитой.
Вскоре он выяснил, что за прошедшие триста лет законодательство изрядно изменилось. Хотя принцип равенства перед законом сохранялся, в инкорпорированном мире такой же силой обладало понятие минимального государственного вмешательства. Более того, в статье двенадцатой Земной конституции недвусмысленно заявлялось о запрете любых государственных монополий, будь то предприятие, услуга или товар. Конкуренция должна вестись на равных при максимально справедливых условиях. Государство предоставляет обществу необходимые услуги, вроде образования или пенсионного обеспечения. Но оно не имеет права побуждать граждан действовать «на свой страх и риск», кроме того, государство не имеет права отказывать в конкуренции частным предприятиям, в том числе в судебной сфере, в области охраны порядка или, скажем, пожаротушения. Так, по взаимному согласию сторон можно было нанять частного судью и воспользоваться услугой фирмы, которая подбирала присяжных, определяла место проведения суда, обеспечивала протоколирование данных и массу других вещей. Современные суды стали гораздо удобнее и эффективнее. Частные судебные фирмы, самой крупной из которых считалось акционерное общество «Суд», постоянно оценивали с точки зрения справедливости выносимых приговоров, сроков их вынесения и множества других черт, влияющих на решение покупателя. Если речь шла о преступлениях против государства или по требованию одной из сторон, дело могло рассматриваться и в государственном суде. Поскольку государственные суды конкурировали с частными, они тоже стали гораздо более эффективны в отправлении правосудия.
И все же, отчасти из сентиментальности, а отчасти не желая, чтобы судью на его процесс назначала какая-то частная компания, Джастин выбрал государственного судью. Кроме того, Мэнни заверил его, что в данном случае статус судьи не играет особой роли.
Джастин решил лично явиться в суд, хотя по закону не обязан был этого делать. Широкое распространение получила практика дачи показаний посредством сертифицированной судом голограммы. И все же Джастин считал, что должен лично участвовать в процессе, который определит ход всей его дальнейшей жизни.
Мэнни, Нила и Джастин, окруженные плотной фалангой телохранителей и роботов-охранников, некоторые время стояли молча, привыкая к бедламу, возникшему после их появления в здании суда. Защитное поле не подпускало к ним медиаботы, но ничто не мешало представителям прессы выкрикивать вопросы издали, когда Джастин и его спутники начали подниматься по ступенькам к большому обветшалому зданию.
Едва они вошли, секретарь сопроводил Джастина в зал суда, но вначале ему пришлось дать автограф расписаться на собственной фотографии, которую клерк извлек словно из ниоткуда. Зал суда, в котором рассматривалось дело, мало изменился по сравнению с прошлым. На возвышении располагались места для судей, перед ними друг напротив друга располагались места представителей обвинения и защиты. Правда, на месте прежних скамей стояли специальные кабинки, оснащенные всеми средствами связи, но общий принцип остался неизменным: обвинение и защита отделялись друг от друга.
И как в прошлой жизни, судья, показавшийся Джастину смутно знакомым, вышел из боковой двери, и так же, как в прошлом, судебный пристав в форме крикнул:
– Встать, суд идет! Его честь судья Фарбер!
Судья Фарбер оказался высоким, представительным чернокожим мужчиной, которому на вид можно было дать от пятидесяти до шестидесяти лет. Если он и сознавал, что сейчас вся Солнечная система смотрит на него, ловит каждый его жест и каждое слово, то не показывал виду.
– Предварительные слушания по делу «GCI против Джастина Корда» объявляю открытыми! – произнес судья низким, напевным голосом.
Первой слово предоставили представительнице обвинения.
– Ваша честь, позвольте внести в протокол свой иск к Джастину Корду от имени GCI, выступающей в качестве родителей. Мы требуем его немедленной инкорпорации и передачи GCI родительского пая в размере двадцати процентов.
Поверх фальшивых очков судья глянул на женщину, которая к нему обращалась.
– Должно быть, GCI серьезно подходит к делу, раз ее интересы представляет действительный член совета директоров!
Юрист вежливо улыбнулась в ответ:
– Сам Председатель выразил свой личный интерес к данному вопросу.
– Ясно. – Судья посмотрел на столик, за которым сидел Джастин. – Что скажет ответчик?
– Ваша честь, – отозвался Мэнни, поднимаясь со своего места, – мы требуем немедленного отзыва этого мошеннического иска!
Джастин завороженно следил за преображением своего адвоката. Куда делись нерешительность, заикание и рассеянность? Человек, который взял слово, всецело находился в своей стихии и излучал презрение к представителям противной стороны.
– Даже руководство GCI должно сознавать, – продолжал Мэнни, – что Джастин Корд – совершенно взрослый человек, которому… – Мэнни вложил в свои следующие слова максимум презрения, – ни родители, ни опекуны не требуются. Особенно опекуны в лице GCI и им подобных. Те, кто выдвигают столь смехотворные иски, не просто воры, заслуживающие соответствующего отношения своими действиями, они создают абсурдную ситуацию: если по какой-то случайности суд постановит передать часть пая Джастина GCI, которая выступает «в качестве родителей», я получаю право немедленно подать иск в суд об отзыве пая по причине жестокого обращения с детьми!
Судья Фарбер улыбнулся, отдавая должное актерским талантам Мэнни, в зале многие откровенно улыбались.
Мэнни передал секретарю инфопланшет, взяв такой же у представителей GCI, секретарь вручил оба планшета судье Фарберу.
Судья встал:
– Объявляется перерыв, необходимый для ознакомления со всеми документами, имеющими отношение к делу. Слушания по делу возобновятся… завтра в десять утра.
Он ударил молотком и быстро покинул зал.
«Люди, скоро Марди-Гра! До праздника всего сорок три дня. И все задаются одним вопросом: что будет делать Джастин? Полагаю, все зависит от того, как пойдет скучное судебное разбирательство. По данным последних опросов, сорок семь процентов из вас полагают, что Джастин закажет себе транстело и претерпит полную трансформацию, сорок процентов считают, что он появится в традиционном костюме, десять процентов ставят на то, что он останется дома, а три процента дали ответ „Не знаю“. У меня вопрос к этим трем процентам – на каких планетах вы живете? В развлекательной сети „Нейротейнмент“ вы найдете ответы на все вопросы: где праздновать, что носить и, что еще важнее, что будет делать Джастин Корд!»
Из «Нейроновостей»
Джастин сидел в кафе напротив здания суда, пил кофе, которое рекламировалось как «стопроцентная арабика, выращенная на орбите». Джастин не понимал, почему орбитальный кофе лучше земного, но вынужден был признать, что качество напитка отменное. Чтобы отвлечься от судебного разбирательства, он просматривал статьи, посвященные Марди-Гра. Многое оставалось непонятным, он дождался, пока вошедшая в кафе Нила, как обычно, закажет себе двойное эспрессо.
– Ничего не понимаю насчет Марди-Гра, – пожаловался Джастин, обхватывая кружку обеими руками.
Вместо ответа, Нила прикрыла глаза ладонью. Джастин понимал, что это значит, и подождал, пока Ниле подадут заказ. И только после того, как Нила отпила первый глоток и вздохнула с облегчением, Джастин понял: она готова уделить ему внимание.
– Наверное, – продолжал он, – у вас Марди-Гра сильно отличается от того, каким его помню я.
– О Марди-Гра ты можешь все узнать в Нейро, – ответила Нила (недавно они договорились о том, что переходят на «ты»). – Интересно, чем я лучше сети?
– Нила, посмотрим правде в глаза, – ответил Джастин. – Нейро неплохо освещает факты, и, может, будь мой аватар более зрелым, он мог бы мне ответить, но пока мне хочется проникнуться духом времени.
– Ясно, – ответила Нила, допивая кофе. – Кстати, привыкай больше доверять людям, чем аватарам. Конечно, твой случай исключительный, но мне кажется, мой долг – тонко и не очень тонко – напомнить тебе: чем скорее ты покончишь с зависимостью от себастьяна, тем лучше.
Джастин кивнул.
– Теперь отвечаю на твой вопрос, – продолжала Нила. – Если не считать размаха и новых технологий, суть праздника во многом осталась той же самой. Близится неделя, когда вся Солнечная система может отдохнуть, расслабиться. Разве в твое время ничего подобного не было?
– Было, – кивнул Джастин, – неделя между Рождеством и Новым годом… и Марди-Гра.
Нила заказала себе еще кофе и кивнула.
– Разница в том, что ваш Марди-Гра был ограничен пределами одного города, и, если я не ошибаюсь, праздновали его не слишком широко.
– Верно.
– Наш праздник охватывает всю систему, отдыхая, общество справляется со стрессами.
Джастин почесал подбородок.
Я вот чего не понимаю. Похоже, что Земная конфедерация, по крайней мере на бумаге, – самое неназойливое государство в истории. Государство почти ни на что не имеет права, тем более что-то навязывать или на кого-то давить. Почти во всех сферах с государством конкурируют частные компании, и многое им удается гораздо лучше. Я только что прочел о частном консорциуме, который конкурирует с государством за право освоения Венеры…
– О да! – Нила понимающе покивала. – Я об этом слышала. Надеюсь, они проиграют. Если государство не получит этот контракт, его ждет серьезный бюджетный дефицит.
Почему дефицит? – спросил немного ошеломленный Джастин. – Разве это не означает, что у них появится громадный избыток средств?
– Да, возможно, – ответила Нила, – и в том-то и будет трудность. Знаешь, как тяжело отыскать проекты, в которых может вложиться государство? Не забудь, закон запрещает им хранить деньги… Если государство раздает взаймы несколько триллионов кредитов, кредитные рынки лихорадит, а проблема не решается.
– Какая проблема?
– Если государство раздает деньги или услуги или дает их в долг, – ответила Нила, – рынок впадает в ступор. Ведь рано или поздно деньги или услуги приходится возвращать, отчего у государства скапливается еще больше средств, что механически ставит государство в доминирующее положение в качестве заемщика или заимодавца. Если государство предоставляет услуги, значит, оно в состоянии ограничить или убрать с рынка конкурентов.
Нила видела, что Джастин ее по-прежнему не понимает.
– Джастин, государству автоматически переходят пять процентов акций каждого гражданина, так?
– Так.
– Нас сорок миллиардов с лишним. Вот и посчитай!
– Понял. Остается огромный кусок сдачи.
– И не только, – ответила Нила. – Государство получает огромное преимущество, что несправедливо. Подобное положение ведет к вопросам вроде «будет государство занимать или давать в долг – и по каким тарифам?». Вот почему государство должно как-то избавляться от денежной массы и вот почему я надеюсь на то, что ему удастся получить венерианский контракт.
Джастин ненадолго задумался, а потом сказал:
– Некоторые черты вашего общества очень странные!
Нила кивнула:
– Венера – прекрасное место приложения государственных денег. Понадобится не один десяток лет и не один триллион кредитов, чтобы обустроить планету, а потом правительство начнет распродавать освоенные участки себе в убыток.
– И это хорошо?
– Конечно хорошо, Джастин! Сам подумай. Правительство обязано всемерно укреплять и защищать государство. Что может быть лучше, чем избавиться от излишков денег, обустраивая новую жизнеспособную планету, на которую впоследствии хлынет поток переселенцев? Конечно, освоение Венеры – только начало. Возможно, скоро мы приступим к освоению более враждебной среды на спутниках Юпитера и Сатурна.
– Похоже, у вас все под контролем. – Джастин подождал, пока Нила кивнет, и продолжил: – Что возвращает меня к моему первому вопросу. Какой стресс сбрасывают люди во время праздника?
– Джастин, пожалуйста, пойми: юридических ограничений у нас немного, зато много сдерживающих факторов, налагаемых самим обществом. Да, они официально не имеют законной силы, и все же ограничения очень сильны, все им повинуются, но время от времени нарушают!
– Например, во время Марди-Гра?
– Например, во время Марди-Гра. Праздник идет целую неделю. И всю неделю каждый имеет право шататься по улицам, напиваться, колоться, трахаться, делать татуировки – кстати, отличный способ сбросить пар!
– И наращивать транстело? – спросил Джастин, показывая на рекламу из сегодняшней газеты.
– О да. Я всегда мечтала об этом, но мне не хватало денег… до сих пор, то есть… до тебя.
Оба замолчали.
– Значит, – сказал Джастин, – судя по многочисленным статьям, многие с помощью нанотехнологии изменяют собственное тело, всю неделю празднуют, а потом возвращают себе прежний облик?
– Да.
– Хорошо, но если так просто вырастить транстело, зачем возвращаться к прежнему образу? Почему не продолжать экспериментировать с новыми фигурами и чертами?
Нила, как понял Джастин, снова смотрит на него «тем самым» взглядом. Если бы он мог выразить ее взгляд в словах, наверное, его можно было бы перевести приблизительно так: «Ты на самом деле ни черта ни смыслишь в нашем мире!» Но он приучился делать вид, будто многого не замечает, поэтому продолжал осыпать ее вопросами.
– Это как-то связано с Законами виртуальной реальности?
– Джастин, ты очень проницателен, – ответила Нила. – Грубо говоря, да, связано. Видишь ли, наш строй весьма консервативен. Не пойми меня неправильно, наши технологии и экономика постоянно меняются, но мы как… племя, как народ не знаю, как лучше выразиться, – гораздо менее терпимы, чем в ваше время.
– Ты, наверное, шутишь?
Джастин, чем больше свободы позволено в обществе, тем более оно нетерпимо.
– Хочешь сказать, что ваше общество фанатично и полно предубеждений?
– В каком-то смысле – да. А разве у вас было не так?
– Да, но только в очень важных вещах. Например, у нас была развита нетерпимость по отношению к насильникам, убийцам и совратителям малолетних.
– Джастин, все наоборот. Ваш строй отличался крайней терпимостью к злодеям. Убийц часто выпускали на свободу на основе каких-то формальностей. Большинство жертв изнасилования даже не обращались в полицию, потому что ваша судебная система была настолько некомпетентна, что иногда под суд отдавали жертву, а насильник гулял на свободе.
– Согласен, у нас было много недостатков, но уж растление малолетних у нас не терпели!
Нила наградила его печальным взглядом и обратилась к своему цифродругу.
– У вас, в Соединенных Штатах, была официально зарегистрирована организация под названием «Североамериканская ассоциация любителей мальчиков» со штаб-квартирами в Нью-Йорке, Сан-Франциско и других городах. Организация была создана, по их же словам, «для содействия общественному признанию взаимных сексуальных отношений между мужчинами и мальчиками»… Члены этой организации ведали сиротским приютом в стране под названием Таиланд. К этой организации терпимо относились в вашей стране, ее защищало влиятельное и, очевидно, введенное в заблуждение лобби Американского Союза по защите гражданских свобод. Детская порнография в вашем Интернете стала назойливой до такой степени, что многие порносайты распространялись посредством компьютеров ничего не подозревающих обычных граждан… Так что не говори мне о нетерпимости!
– Уверяю тебя, к растлению малолетних относились очень сурово. Более того, я сам потратил немало средств на искоренение этой мерзости! – Джастин покачал головой.
– И ничего не добился… Возможно, в твое время неравнодушных людей хватало, но неравнодушия недостаточно. Да, конечно, тогда принимали и соответствующие законы. Изводили море бумаги. Но, если закон обобщен и безличен, его практически невозможно не нарушить… Тем самым падает престиж самих законов.
– По-твоему, ваша система лучше? – спросил Джастин.
– Да. В основе всех наших законов лежит главный принцип: ни один человек не имеет права навязывать свою волю другому без его согласия. Если истец сумеет доказать, что данный принцип нарушен, суд может покарать – и непременно карает – преступника.
Джастин решил копнуть поглубже:
– Что будет, если, например, выяснится, что кто-то распространяет в сети порнографические фильмы с участием детей? По твоим словам, ничего незаконного здесь нет!
– В фильмах заняты живые дети или сгенерированные?
– О чем ты? – недоуменно спросил Джастин.
– Если изображение окажется настоящим, злоумышленника арестуют. Возможно, мы пассивно реагируем на законы, но, как я только что сказала, ни один человек не имеет права навязывать свою волю другому без его согласия, а ребенок, очевидно, не способен в полной мере отдавать себе отчет в своих действиях.
Допустим. А если власти обнаружат человека со стопкой сгенерированных порнографических снимков? По твоим словам, здесь уж точно ничего незаконного нет!
– Да, вот именно, – ответила Нила, не ведясь на наживку. – Однако власти не только потребуют немедленной психоревизии, но также сообщат всем родственникам и знакомым арестованного о том, что тот – чудовище. Позволь также добавить, что мне бы не хотелось иметь в своем портфеле акции такого человека.
Ответ Нилы застал Джастина врасплох.
– Они просто сообщают всем, и все? Разве это не является вторжением в личную жизнь? Или, хуже, нарушением вашего основного принципа?
– И да и нет, – невозмутимо ответила Нила, стараясь уложить сотни лет эволюции юридической мысли в несколько фраз. – Да, конечно, всем сообщат. И… да, в какой-то степени это можно назвать вторжением в личную жизнь, но основного принципа никто не нарушает, потому что в данном случае никто не навязывает свою волю другому.
Она увидела, что Джастин собирается возразить, и подняла руку, призывая его к молчанию… хотя бы до того, как она договорит фразу.
– Однако, – продолжала она, – позволь тебя заверить, что общество, руководствуясь инстинктом самосохранения, переживает серьезный стресс. Сам подумай. Если тебе назначают психоревизию, тебе приходится пройти целых семь инстанций. Человек, которому назначают психоревизию, или сокращенно ПР, все равно что сообщает всем заинтересованным лицам: да, я преступник. А если о ПР узнают заинтересованные лица, о ней узнают все! – добавила она, словно извиняясь.
Джастин не спешил с ответом, он собирался с мыслями.
– Значит, Нила, ты хочешь сказать, что… твой теоретический извращенец – прежде всего, объект собственности, и заинтересованные лица, то есть инвесторы, имеют право выяснить, что не так с… ну да, с их собственностью. Я правильно тебя понимаю?
Нила сдвинула брови:
– Ты как-то огрубляешь…
– А по-твоему, это нормально?
– Да, Джастин. По-моему, это нормально. Если бы ты знал, через что мы прошли и к чему пришли, ты бы наверняка одобрил наше стремление защитить мирное течение нашей жизни.
– Тогда скажи, – Джастина невольно передернуло при мысли о том, куда зашел их разговор, – что произойдет дальше с нарушителем, о котором мы говорили?
– Его почти наверняка уволят с работы, – ответила Нила, – родственники и друзья от него отвернутся. Он подвергнется полному и всестороннему остракизму. Поверь мне, боязнь остракизма гораздо действеннее любых законов. Мы на собственной шкуре усвоили, что закон обойти гораздо проще, чем требование общества, обязательное к исполнению. Естественно, как только нарушителя исправят с помощью психоревизии, он сумеет начать жизнь заново…
Джастин решил пока не продолжать разговор на щекотливую тему. Но в глубине души он кипел от ярости. С какой легкостью Нила рассуждает о том, что психическая лоботомия – лучший выход из положения! В самом деле, психоревизия – мера радикальная. Более того, она охраняет покой обычных граждан. В его время развратные действия часто сходили педофилам с рук, пока они не причиняли тяжкого вреда здоровью жертвы или не убивали ее… И даже в таком случае педофила часто освобождали досрочно – и он снова начинал губить невинных. Джастин решил, что всесторонне исследует проблему, а потом снова вернется к этому разговору.
– Знаешь, – сказал он, – при одной мысли о том, что человека считают собственностью, у меня голова идет кругом.
– Вполне тебя понимаю. – Нила сочувственно улыбнулась. – Давай поговорим о чем-нибудь другом.
– Например, о Марди-Гра.
– Хорошо, – согласилась она. – Давай о Марди-Гра. Джастин, когда процесс закончится, я хочу свозить тебя в одно место… Обычно мы посещаем его в детстве, лет в семь или восемь. Кстати, это одно из немногих мест, посещение которого обязательно для всех.
– Что за место? Какой-нибудь памятник?
– Не памятник, – ответила она, посерьезнев, – а мемориал.
«Способность принудительно применять закон – одна из первых задач правительства. Способность применять законы последовательно и умеренно – конечная цель правительства».
Эван Рикс, вторая инаугурационная речь
Джастин долго ждал этого дня… дня, когда юристы противной стороны поймут, что они с Мэнни не собираются идти ни на какие сделки с GCI. Несколько недель, потраченных на переговоры и обмен документами, помогли потянуть время. Когда Мэнни предложил ему такую тактику, Джастин отнесся к предложению адвоката с сомнением. Однако теперь их действия начинали приносить плоды. GCI не жалела сил и талантов на борьбу с противником. Исход дела представлялся неясным, но GCI готова была на все, лишь бы получить хоть самый крошечный пай. Юристы GCI никак не могли понять, что Джастин не согласится урегулировать спор без суда. Поэтому в их доводах зиял пробел… Какой там пробел – пропасть! Во второй жизни Джастина ни общество в целом, ни GCI никак не могли взять в толк, что он вообще не хочет инкорпорироваться. Мысль о персональной инкорпорации так давно – больше двухсот лет – служила оплотом общества, что никто просто не в состоянии был понять, почему Джастин так сопротивляется.
Мэнни начал свою вступительную речь так:
– Ваша честь, суть наших разногласий состоит в том, что GCI желает получить некий пай. По мнению GCI, поскольку земля, на которой нашли мистера Корда, принадлежит GCI, корпорация имеет право на часть акций мистера Корда. Кроме того, GCI считает: поскольку клиника, в которой воскресили мистера Корда, принадлежит корпорации, корпорация имеет право на часть акций мистера Корда. GCI считает: поскольку о мистере Корде заботились служащие GCI, корпорация имеет право на часть акций мистера Корда. Однако в деле имеется одна маленькая загвоздка. – Мэнни заговорил медленно, отчетливо произнося каждое слово: – Мистер Корд… не является… акционерным обществом!! Позвольте я повторю, чтобы все поняли. Мистер Корд не является акционерным обществом. Более того, GCI не имеет никаких юридических оснований требовать его инкорпорации с единственной целью получить некую часть его акций. Свидетели защиты и добытые нами финансовые сведения убедительно доказывают: воскресив мистера Корда, GCI не только не понесла никаких убытков, но и, наоборот, получила крупную прибыль. Позвольте напомнить, что целью инкорпорации является служба на благо общества, а не обогащение и без того богатых корпораций… Мой клиент ничего не должен GCI. Следовательно, GCI ничего от него не получит! Мэнни начал говорить тихо, спокойно, но постепенно повышал голос и под конец заговорил пылко и страстно. Когда все поняли, что он закончил речь, все почти одновременно зааплодировали. Судье больше минуты не удавалось успокоить публику.
– Мистер Блэк, – обратился к нему судья, – должен предупредить, что ваше ораторское искусство на меня не действует! Судья – не коллегия присяжных, для меня куда важнее убедительность доказательств, а не словесные выкрутасы. Я ясно выразился?
– Конечно, ваша честь.
– Госпожа Дельгадо, мы готовы выслушать вступительную речь со стороны GCI.
Глава юридического отдела GCI оживленно совещалась со своими коллегами-юристами, она как будто не слышала судью. Тот возвысил голос:
– Госпожа Дельгадо! Прошу вас!
Глава юридического отдела GCI встала с места.
– Ваша честь, если суд не возражает, мы просим, – Джанет Дельгадо наклонилась вперед и сверила цифру со своей помощницей, – о шестичасовом перерыве!
– С какой целью, госпожа Дельгадо?
– Ваша честь, мы полагали, что природа настоящего процесса не столь… безапелляционна. После вступительной речи адвоката мистера Корда мы хотели бы кое-что уточнить.
– На уточнение у вас было две недели после декларативных заявлений сторон. Госпожа Дельгадо, если вы считаете, что ответчик ввел вас в заблуждение, то это ваша проблема, а не проблема суда. Заседание продолжается. В противном случае суд признает ваше поражение. Я ясно выразился?
Юрист поняла, что угодила в ловушку.
– Да, ваша честь, я прекрасно поняла, – ответила она.
Мэнни возвысил голос:
– Ваша честь, мы готовы вызвать нашего первого свидетеля!
Судья Фарбер посмотрел на стол GCI.
– С вашего позволения, я продолжу, – сухо парировала Джанет Дельгадо.
Ее речь оказалась длинной, довольно путаной и бессвязной. Дошло даже до того, что Джанет оспорила некоторые пункты, о которых представитель ответчика и не заикался. С большим трудом ей удалось вернуть свою явно импровизированную речь в русло основной темы. Ясно было, что стратегия Мэнни принесла свои плоды. Оставалось неясным другое: удастся или нет выбить GCI из равновесия до окончания процесса. На это Мэнни и Джастин очень рассчитывали.
Последующие несколько дней, по мнению Джастина, слились в одно размытое пятно. Вопросы в основном задавал Мэнни Блэк:
– Мистер Самбьянко, сколько кредитов получила GCI за воскрешение мистера Корда?
– Десять миллионов.
– Доктор Джиллет, во сколько обошлось самое дорогостоящее воскрешение, в котором вы принимали участие?
– В четыреста восемьдесят тысяч кредитов.
– Доктор Ван, имелись ли какие-либо осложнения в процессе воскрешения мистера Корда?
– Нет.
– Мистер Клайн, как специалист по земельной собственности, можете ли вы утверждать, что право собственности мистера Корда на шахту «Безлесная» позволяет ему оспорить иск GCI?
– Да. Возможно, GCI может потребовать возмещения убытков, связанных с долговыми обязательствами или выплатой процентов, но, по моему мнению, сам земельный участок должен по-прежнему считаться собственностью Джастина Корда.
Заканчивался третий день процесса. Гектор подошел к главе юридического отдела GCI Джанет Дельгадо. Она сидела в кафе в здании суда и просматривала какие-то документы. Он положил перед ней на стол небольшой инфопланшет. Джанет вскинула голову, чтобы посмотреть, кто побеспокоил ее в редкую минуту покоя. Увидев Гектора, она молча отодвинула планшет, даже не взглянув на него.
– Я занята, Самбьянко.
– И тем не менее настоятельно рекомендую вам прочесть то, что здесь написано, – возразил Гектор.
– А я настоятельно рекомендую вам отвалить.
– Джанет, – Гектор коварно улыбнулся, – вы так или иначе тонете, как кусок железа. Что вы теряете?
– Идите знаете куда, Самбьянко! – ответила она так равнодушно, что Гектора передернуло. – К тому же я не разрешала называть меня по имени!
Как будто назло ей он продолжал:
– Джанет, вы так же хорошо, как и я, понимаете, что проиграли самый крупный процесс с тех пор, как мы вырвали у «АмЭкс» лунный контракт!
– По сравнению с миллиардным контрактом теперешнее дело – ерунда!
– Джанет, дело не в деньгах. И никогда не было связано с деньгами. Нынешний процесс важен своими последствиями.
Джанет перестала читать и, задетая, вскинула на него голову.
– Самбьянко, о чем вы теперь болтаете?
– У меня нет времени вдаваться в детали, но главное – Корд нас ненавидит, и чем больше затягивается процесс, тем опаснее он становится.
– Самбьянко, что вы пытаетесь доказать? – как можно язвительнее спросила Юрист. – Вы сами уверяли на совете директоров, что процесс наверняка займет много времени. С чего вдруг такая перемена курса?
– Я не о самом процессе говорил, Джанет, а о подготовительных слушаниях.
– Все равно, – презрительно ответила она.
– Тогда никто из членов совета директоров не хотел меня слушать. Все хотели только одного – найти предлог для моего увольнения. Однако я помню, что говорил: нам еще долго придется быть «помолвленными» с Кордом. Будь моя воля, я бы ограничился подготовительными слушаниями и не довел дело до суда, куда вы, кажется, с нетерпением спешите.
– Почему? – спросила Джанет Дельгадо, не желая соглашаться с ним и вместе с тем не скрывая своего интереса.
– Что «почему»?
– Почему вы бы не довели дело до суда?
– Потому что, милая моя девочка, как вы уже, несомненно, начали понимать, любые попытки переговоров с Джастином, особенно на тему его инкорпорации, заранее обречены на провал. Он не может инкорпорироваться – во всяком случае, на наших условиях. Я заранее знал: если вы выйдете на процесс, вы проиграете. Однако, затянув предварительные слушания, можно было бы постепенно прощупать его слабые места. А поняв, где у него слабые места, мы могли бы вынудить его пойти на наши условия… вот почему!
Гектор распрямился, явно гордый оттого, что наконец сумел поделиться с кем-то своими неосуществленными планами. По глазам Джанет он увидел, что и до Джанет наконец дошло. Точнее, она его поняла.
– Хорошо, Самбьянко, допускаю, ваш план довольно интересен. Но вы забываете об одной детали. Джастин Корд ненавидит не нас. Он ненавидит вас. Конкретно вас!
– Он не видит разницы. – Гектор вздохнул. – Так или иначе, вам придется согласиться, что дело разваливается на глазах. По-моему, скоро вы начнете ощущать давление… причем как извне, так и изнутри.
Ответом послужило ее молчание. Гектор понял, что может продолжать.
– Джанет, вспомните, кто с самого начала выступал против судебного процесса?
Поняв, что вопрос риторический, Джанет промолчала.
– Тот же самый человек, – продолжал Гектор, – готов был рискнуть собственной карьерой, доказывая, что иск следует отозвать. Ну и кто выходит прав?
Гектор ждал. Нужно было, чтобы Джанет сама пришла к нужному выводу – поняла, что он вовсе не висит на шее GCI мертвым грузом, а, напротив, единственный из всех после суда сохранит лицо… пусть даже его положение и остается шатким.
– Если вы согласны со мной, что мы проиграли дело, возможно, в будущем нам еще удастся взять свое.