Текст книги "Вне корпорации"
Автор книги: Дэни Коллин
Соавторы: Эйтан Коллин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 41 страниц)
– Гектор, вы переигрываете. На самом деле, если бы вы потрудились проверить, поняли бы, что все в порядке. Просто кто-то внес нелепую сумму, которую вы назвали… то есть оплатил воскрешение.
– Вы ведь не настолько глупы, директор!
– О, совершенно с вами согласен. – Мош откинулся на спинку стула и закинул руки за голову. – Деньги на счет медицинского центра перечислил некий анонимный спонсор.
– Анонимный, как же! – буркнул Гектор. – Так не бывает! Никто не в состоянии настолько быстро перевести такую сумму… если только воскрешение спонсировали не вы, как я и предположил, но вы…
– Но я не настолько глуп, – закончил за него Мош. – Если хотите, можете просмотреть состояние моих счетов. Не сомневаюсь, большинство людей на вашем месте поступили бы точно так же.
– Не сомневайтесь, директор… можете поставить свой контрольный пакет, но именно так я и поступлю.
– Кстати, – ласково продолжал Мош, глядя на Гектора в упор, – кто-то – не буду называть имен – значительно облегчил задачу нашему анонимному спонсору, официально опубликовав счет-фактуру в больничной базе данных.
– В счете указана сумма в десять миллионов кредитов! – закричал Гектор. – Таких денег нет ни у кого! По крайней мере, ни у одного человека, который захотел бы оживить труп трехсотлетней давности… ведь его акций ни у кого нет!
– Согласен, поступок эксцентричный, но ничего незаконного в нем нет. Ознакомиться со счетом имел право каждый, соответственно, каждый имел право внести необходимую сумму!
Гектор судорожно соображал, что теперь делать.
– Допустим, вы говорите правду и деньги внесли не вы… Но зачем вы так унизили меня? Я прибежал в транспортный отсек и нашел там пустую капсулу! А вокруг нее стоят человек двадцать грузчиков, которым мы, между прочим, хорошо платим, и чешут в затылках! Зачем вы так поступили, если вам, как вы утверждаете, нечего скрывать? Мы с вами оба прекрасно понимаем, что поставлено на карту. Тайком похитив замороженного у меня за спиной, вы сами себя приговорили… Могли хотя бы позвонить мне! – Гектор закрыл лицо руками. – Я считал вас сообразительнее, – вздохнул он, поняв, что проиграл.
Мош посмотрел на сидящего напротив человека и заговорил, взвешивая каждое слово:
– Не знаю, поможет вам то, что я скажу, или нет, но все же надеюсь, что вы обратите на мои слова внимание. Мистер Самбьянко, я поступил так, как поступил, по двум причинам. Во-первых, деньги внесены, и ожидант имеет право на воскрешение, как только это станет возможно с медицинской точки зрения. То есть немедленно. Ну а я не собирался и дальше мариновать его в подвешенном состоянии только ради того, чтобы вы или кто-то другой получил дополнительную прибыль. Позвольте напомнить, мистер Самбьянко, что наш замороженный имеет право сам извлекать из себя прибыль! Если вы со мной не согласны, значит, считаете, что вся наша система гроша ломаного не стоит. И во-вторых… – Мош помолчал, ожидая, когда Гектор поднимет голову, директору было важно убедиться, что Гектор слушает его очень внимательно. – И во-вторых… вы мне не нравитесь, мистер Самбьянко.
Гектор буквально оцепенел. Он не ожидал такой откровенности и не привык к тому, что он кому-то не нравится.
– И тем не менее, – продолжал Мош, – я не хочу, чтобы меня в чем-то обвиняли, и не допущу, чтобы мое отношение к отдельному человеку переносилось на всю корпорацию… Поэтому вынужден сказать, что мне известно об одном, только об одном, способе отложить воскрешение.
Гектор навострил уши. Может быть, у директора Маккензи все-таки нет врожденной склонности к самоубийству?
– Отложить воскрешение может третья сторона – родственники или супруг/супруга замороженного. Они вправе подать на нас в суд… Правда, сомневаюсь, чтобы сейчас вдруг неожиданно объявилась третья сторона… Впрочем, – Мош лукаво улыбнулся, – я обязан проверить все до мелочей! – Он заговорил громче, чтобы его слова стали слышны за стеной, в приемной: – Есть среди вас родственники или супруг/супруга ожиданта? Признавайтесь!
Молчание.
– Хм… Какая удача для нашего таинственного незнакомца!
– Отлично, директор! – сказал Гектор, ссутулившись. – Продолжайте в том же духе. Воскресите его. Но, если вы в самом деле больше всего печетесь об интересах ваших пациентов, вы не допустите, чтобы оживление проводил неопытный новичок… Позвольте мне хотя бы привлечь настоящих профессионалов!
– Гектор, позвольте вам напомнить, что доктор Ван – отнюдь не новичок.
– Я имею в виду не Ван, а Харпер!
– Ах, Нила! Знаете, что самое забавное? Я склонен скорее положиться на нее, чем на человека вдесятеро опытнее. Не сомневаюсь, что опытный специалист способен запороть процесс воскрешения – по вашему приказу и по воле организации, которую вы представляете. Ну а Нилу, по-моему, больше всего заботит состояние самого пациента… Сомневаюсь, чтобы тем же самым руководствовались специалисты, которых пришлете вы!
С этими словами Мош встал, собрал вещи и направился к двери. Оглянувшись, он увидел, что Гектор по-прежнему сидит в кресле, закрыв голову руками.
– Хотите взглянуть?
– На что? – буркнул Гектор.
– На второе рождение нашего нового друга – Человека вне корпорации!
Глава 2
ПРОБУЖДЕНИЕ
У нас был идеальный пациент. Триста лет он провел в полной изоляции. Наши отлаженные методики пришлось испробовать в условиях, близких к идеальным. Мы собирались войти в историю, возродив тело и разум человека, жившего триста лет назад. Операция должна была пройти как по нотам – и мне предстояло стать ее автором. Поэтому, разумеется, мы напортачили.
Из биографии доктора Нилы Харпер «Обновленная жизнь»
Сначала возникло сознание. С сознанием ничто не ассоциировалось – ни образов, ни цветов, ни одного из пяти чувств. Обоняние, осязание и прочее отсутствовали. Пришло только сознание себя, а с ним – и чувство полнейшего удовлетворения. Постепенно пробуждалось самопознание.
«Я – „он“», – подумал он.
После первого открытия пришли новые ощущения. Время утратило смысл, возможно, с момента пробуждения прошел всего миг, а может, и гораздо больше. Но на самом деле это не имело никакого значения. Постепенно он вспоминал свои ощущения и привязывал их к своему окружению. Так, пришлось словно заново учиться видеть, слышать и осязать, хотя он не сомневался, что когда-то мир его чувств был абсолютно целостным. Правда, он никуда не торопился. Хотя он еще не помнил, как его зовут, где он находится и откуда явился, в глубине только пробудившейся сущности он точно знал, что времени у него сколько угодно. А ведь когда-то время все время поджимало, давило его, словно отхватывало от него громадные куски… Он даже боялся времени. А теперь не боится. Джастин…
Неожиданно он вспомнил: «Меня зовут ДЖАСТИН!»
Теперь у него действительно времени сколько угодно.
«Джастин лежит в постели», – подумал Джастин. Джастин по-прежнему понятия не имел, где находится и как он сюда попал. В памяти Джастина сохранилось лишь первобытное осознание себя самого как существа, которое пробудилось после долгого и запутанного сна.
Не запутанного – страшного!
Постель оказалась очень удобной. Матрас показался Джастину волной из крошечных пузырьков, а постельное белье было нужной температуры, Джастину захотелось перевернуться на бок и снова заснуть. Он противился своему желанию – не только из-за дурного предчувствия или потребности в чем-то, но из-за того, что понимал: Джастин и без того проспал слишком долго.
Пахло свежесваренным кофе. Джастин точно знал, что кофе готов, хотя не слышал никаких звуков, обычно сопровождавших процесс варки, – ни шума льющейся воды, ни шипения, ни бурления кипятка. Джастин пока еще не до конца понимал, насколько необычно все, что его окружает. Он обращал внимание только на звуки. Вдали что-то тихо жужжало, ближе шелестели перелистываемые страницы. Неожиданно он почувствовал свет и понял, что это свет… Свет шел откуда-то извне.
Его глаза открылись.
Мягкий, словно обтекающий свет не слепил глаза, Джастин никак не мог отыскать его источник. Он был везде – и нигде.
«Как странно», – подумал Джастин. В тот миг он не мог вспомнить, что такое «лампочка» или «люстра», но краем сознания понимал, что свет исходит словно ниоткуда.
Глаза начинали распознавать окружающее, впитывать все, что он видел. Вначале он не обращал внимания на отдельные предметы, оценивая помещение в целом. Он находился в довольно просто обставленной комнате. Напротив кровати, на которой он лежал, – дверь, сбоку кофейный столик и два стула. На стене висит картина… Он задержался на ней взглядом. Вид на океан с лесного утеса. Джастин не мог объяснить, как столько разных понятий вмещается в одну картину, ему сразу же захотелось приобрести ее в свою коллекцию.
Вдруг он вспомнил: «Я коллекционирую произведения искусства». В голову хлынули воспоминания о скульптурах, картинах, статуэтках, которые он, бывало, часами рассматривал. Рассматривал, восхищался своей коллекцией, испытывая счастье оттого, что такая красота принадлежит ему…
До него снова донесся шелест листаемых страниц.
Взгляд переместился к источнику звука. На полу в нескольких шагах от кровати, скрестив ноги, сидела женщина, красивее которой он в жизни не видел. Женщина читала книгу. Джастин не мог отвести от нее глаз.
«Она красива, – подумал он, – но… неужели самая красивая на свете?» Он начал сомневаться. «Она кажется тебе такой красивой, потому что ты не ожидал больше никого увидеть – тем более женщину».
Джастин осторожно пошевелился. Услышал, как бьется его сердце. Ему стало тепло. И страшно… «Да, наверное, мне страшно», – подумал он. Показалось ему или нет, но кровать как будто отозвалась на изменения температуры его тела. Она стала на несколько градусов прохладнее.
«Извините, мистер Корд… – вспомнился голос из прошлого. – Тут мы, к сожалению, бессильны».
«Сколько мне осталось?» – спросил Джастин.
«Самое большее – два месяца. Вы наверняка захотите сделать соответствующие распоряжения».
«Да, конечно, доктор. Вам не нужно волноваться. Все необходимые распоряжения уже сделаны».
Джастин больше не боялся. Даже наоборот. Его распирала радость, неслыханный восторг заполнял его изнутри. Он вспомнил все. Над каскадом звуков и образов, теснившихся у него в голове, парила главная мысль – он победил. Его смерть отменяется!
«Ах ты, сукин сын! – Он улыбнулся. – Все получилось!»
Нила поняла, что ей не по себе. Подобное состояние ей знакомо. Первый раз она участвовала в воскрешении пять лет назад, ее допустили к операции только потому, что специалист попал в аварию, а все приготовления уже были сделаны. Правда, до последнего времени она воскрешала людей, пробывших в заморозке не годы, а самое большее несколько месяцев. И вот она впервые в истории человечества воскресила субъекта, пролежавшего в анабиозе целых триста лет! Возможно, ее пациент был современником «Битлз». Возможно, он поднимался на башни Всемирного торгового центра и видел Мекку до всех катастроф, изменивших мир. У нее в голове зрели миллионы вопросов.
Впервые в своей недолгой жизни Нила приняла специальное лекарство, ингибитор телесности. Когда-то оно было широко распространено, но сейчас профессионалы от него отказались. Раньше считалось: неприлично пугать только что воскресшего пациента шумным сопением или, хуже того, неприятным запахом. Теоретически все правильно, но на самом деле большинство воскресантов, которых видела Нила, просыпались легко, как после долгого сна. Их пугало лишь одно: что их акции упали в цене и что они пропустили сезон с участием их любимой команды. Так что от ингибитора отказались почти повсеместно. Помимо всего прочего, он обладал вредными побочными действиями… Но сейчас случай особый. Во-первых, воскресант действительно может испугаться, а во-вторых, сегодняшний день наверняка войдет в историю, все человечество узнает о ходе операции, так как она сразу транслируется во всей Солнечной системе. А если она нечаянно икнет, чихнет или сделает что-нибудь похуже? Только этого не хватало!
Нила изо всех сил старалась не смотреть на пациента. У него были мягкие, волнистые темно-русые волосы, несколько морщин прорезали выпуклый лоб, переходящий в мягкие надбровные дуги, правильные черты лица, сильный мужской подбородок… Нила видела, что ее пациент значительно выше метра восьмидесяти. Почему ее так тянет к нему? Только ли потому, что он столько лет пролежал в анабиозе? А может, все дело в том, что он очень красив – и можно сколько угодно притворяться равнодушной? Как бы там ни было, придется довольствоваться первым вариантом. Мысль о каком бы то ни было влечении казалась кощунственной не только Ниле, но и всему современному обществу. Воскресшие пациенты считаются особенно уязвимыми. Поэтому мысли о физическом влечении считались совершенно неуместными, а тем, кто испытывал неуместные мысли, должно быть стыдно… Так было не всегда. Однако на заре крионики, после нескольких случаев насилия над воскресантами, разработали особый вирус – мем, – который вполне успешно защищал пациента от возможных посягательств. Шло время, необходимость в вирусе, в общем, отпала, однако его все равно применяли для защиты тех, кто возвращался в мир после долгого сна. Задолго до того, как начался жизненный цикл Нилы, единственно допустимыми между реаниматором и пациентом стали профессиональные отношения. Никаких исключений правило не допускало.
Нила поглядывала на пациента. Ей не терпелось забросать его вопросами, она заранее поражалась ответам. И все же она не нарушала главного принципа. Она не имеет права первой вступать в контакт. Пациент должен сам ее заметить. Будь сегодняшний пациент обычным, она бы нисколько не беспокоилась. Ведь современные воскресанты заранее знают обо всех последствиях криозаморозки и воскрешения. Даже экстренное замораживание не таило в себе неожиданностей. Процедура стала настолько привычной, что почти все знали, чего ожидать – разумеется, за исключением всяких непредвиденных обстоятельств. В общем, для поколения Нилы криозаморозка стала делом повседневным, и, проснувшись, люди возобновляли прежнюю жизнь.
К сегодняшней операции Ниле пришлось серьезно готовиться. Кроме того, она боялась козней со стороны Гектора. Она сразу же начала наводить справки, когда Мош объявил ей о своем решении назначить ее главным реаниматором, она была уже во всеоружии. Успела перечитать свои старые университетские лекции, покопалась в архивах. Главным образом, ее интересовали работы Роберта Эттингера, создателя концепции крионики. В «Проспекте бессмертия», написанном триста лет назад, Эттингер подробно остановился на вопросе о том, как выводить воскрешенных из состояния шока. Прочитав сотни бумажных и цифровых страниц, Нила поняла одно: к каждому пациенту необходим индивидуальный подход. Если реаниматор попробует форсировать события, он может нанести пациенту психическую травму, впоследствии у него может развиться постоянное ощущение заброшенности. Вначале разум воскресанта уязвим и беспомощен, как у новорожденного младенца. И пока пациент не привыкнет к новому окружению и к новой реальности, с ним следует обращаться крайне осторожно. К такому выводу пришли все отцы-основатели крионики, с ними соглашались и самые крупные специалисты современности. Правда, до их находки – можно сказать, до ее находки – все выводы основывались лишь на теории.
Поэтому Нила терпеливо ждала, пока пациент первым обратит на нее внимание, и делала вид, будто «читает книгу». Впрочем, «книга» выглядела вполне аутентично – вплоть до шелеста бумажных страниц. Разумеется, никакой бумаги не было в помине. Нила смотрела в тщательно замаскированный голодисплей. За происходящим одновременно следили ассистенты, они сидели в примыкающих помещениях и отмечали все изменения состояния пациента, передаваемые по голосвязи. В число ассистентов включили теоретиков, кабинетных ученых, занимавшихся только расчетами, резервную реанимобригаду. Кроме того, там находился и Мош с помощниками. О том, что за пациент оказался у них в руках, знали только Мош, доктор Ван, Нила и Гектор. На голодисплеи передавали данные о деятельности жизненно важных органов пациента, особые датчики следили за движениями его глаз и – до некоторой степени – давали представление о ходе его мыслей. Взглянув на голодисплей, Нила видела, какие эмоции испытывает воскресший и в какой степени. Отдельные датчики передавали сведения о ее организме. Данные о ней были во многом так же важны, как и данные о ее пациенте. В ходе воскрешения взаимодействуют люди из разных миров, любые отклонения от нормы чреваты катастрофой.
Чувства Джастина пребывали в полном смятении, он сделал сознательную попытку подавить их. Больше всего ему хотелось схватить сидящую неподалеку красавицу, сжать ее в объятиях и завопить от радости во всю глотку. Кроме того, ему не терпелось забросать ее вопросами. Но опыт и деловая сметка советовали не торопиться. На какие-то вопросы лучше ответить самостоятельно, чтобы не попадать сразу под чужое влияние. Не надо спешить раскрываться. Кто знает, что его здесь ждет?
И все же… пора кое-что выяснить.
Джастин еще раз осмотрелся по сторонам, внимательнее, чем раньше. Надо попытаться понять, в каком мире начинается его вторая жизнь.
Данные, полученные Нилой, ее порадовали. Очень порадовали. Как она и ожидала, уровень эндорфинов у пациента зашкаливал – он испытывает бурную радость. Сердцебиение учащенное – что ж, вполне понятно. Перед ней лежит по-настоящему счастливый человек. Нила отметила, что и у нее уровень эндорфинов повышен. Вполне нормальная реакция! Хороший реаниматор всегда сочувствует, сострадает пациенту и способен поставить себя на его место. Ведь в процессе подготовки реаниматоров тоже подвергают заморозке.
И вдруг случилось нечто необычное.
Нила чуть не выругалась вслух. Она изо всех сил старалась не волноваться, усиленно соображая, в чем дело.
Диаграммы, отражающие состояние пациента, вдруг выровнялись – почти как если бы кто-то вдруг выключил дисплей. Не слишком ли быстро? Едва заметно Нила покосилась на зеркальную стену, гадая, заметили ли ее помощники неполадку.
Вначале она решила, что произошел какой-то сбой в программе. На всякий случай проверила свои диаграммы… Все в норме – то есть в норме для человека, который чем-то озабочен. Значит, дело не в программе, а в самом пациенте! Если верить показаниям приборов, его состояние можно охарактеризовать как «спокойное и немного настороженное». Как ему это удалось?! За долгие годы учебы и работы в медицинских центрах Нила перевидала сотни пациентов, но еще ни разу не встречала человека, который был бы в состоянии так быстро овладеть собой… Кто же он такой?
Теперь Джастин отчетливо сознавал окружающее пространство. Во-первых, кровать… «То, на чем я лежу, каким-то образом фиксирует мое физическое состояние и приспосабливается к нему… Поразительно!» Он пошевелился – и сразу почувствовал, как кровать реагирует на его движение и, если можно так выразиться, прилаживается к нему, позволяет занять самое удобное положение. «Ясно, – подумал он, – техника явно шагнула вперед… Конечно, шагнула, идиот, ведь ты жив!» Одно то, что он жив, многое говорит о мире, в котором он очутился. Но познакомиться с новым миром он еще успеет… Джастин приказал себе: «Сначала факты! Оценка потом!»
Самым очевидным свидетельством перемен стал свет. Сколько Джастин ни всматривался, он так и не увидел ни одного светильника. Свет был повсюду. Он прищурился, стараясь найти хоть что-нибудь, но вскоре у него заболела голова, тогда он отказался от поисков и сказал себе: «У них свет без источника – двигайся дальше!» Ноздри улавливали аромат кофе, но кофейника он не видел. Если полагаться только на обоняние, Джастин готов был поклясться, что кофейник где-то рядом. «Значит, в новом мире есть симуляторы запахов, и здешним обитателям хватает ума… точнее, чуткости… пользоваться нужным запахом в данной ситуации». Неплохо для начала. Его не только оживили, но и прилагают все усилия к тому, чтобы ему было уютно. «Значит, общество, в котором я оказался, настроено не агрессивно. Хорошо!» Теперь женщина… Пусть она и не самая красивая женщина на свете, но все же довольно привлекательная.
Сидит на полу, скрестив ноги, и с напускным равнодушием читает книгу… Что тут необычного? Разве что поза? Предполагается, что ей вполне удобно, а ей неудобно… Значит, она притворяется ради него. Многолетний опыт сделал Джастина настоящим специалистом по языку мимики и жестов. Поза и жесты женщины свидетельствовали о том, что ей не по себе.
«Она ждет, что я заговорю первым. Отлично! Терпение… Она умеет ждать».
Затем он заметил у нее в руках книгу. Попробовал прочитать заглавие. Прищурился. «Буря» Уильяма Шекспира. «Вполне уместно – и, конечно, логично. Не зная точно, сколько мне лет, она прибегла к помощи классика». Джастин невольно улыбнулся. «Они научились воскрешать мертвых, владеют неизвестными мне источниками энергии, делают мебель, которая приспосабливается к физиологии отдельных людей… и в то же время читают книги, которые даже в мое время считались старинными… Пятерка за старания!»
Чем больше он думал об этом несоответствии, тем увереннее в себе становился. Он явно представляет для них определенную ценность – иначе его бы не оживили. Причем не важно, в чем заключается ценность – в самой ли человеческой жизни или в необычных обстоятельствах его возвращения к жизни. Главное, он жив, и убивать его, похоже, не собираются… Так или иначе, у него есть точка опоры. Немного свыкнувшись с окружающим пространством, Джастин решил: пора вступить в контакт с женщиной.
Нила внимательно следила за состоянием пациента. Судя по движениям глаз и подергиваниям мышц, он анализирует и оценивает свое окружение. Интересно, почему его так раздражает все, что он видит? Свет специально приглушили, чтобы не причинять никаких…
Нила едва не хлопнула себя ладонью по лбу. Ну что она за идиотка! Триста лет назад не было безысточникового света! Надо было установить излучатель!
Впрочем, осыпать себя упреками она не успела, так как заметила, что пациент смотрит на нее в упор. Нила заставила себя расслабиться. До чего невыносимо притворяться! Скорее бы уже он заговорил, тогда станет легче. «Может быть, он утратил способность говорить? Нет, до воскрешения его обследовали, все было в норме». Но приборы не всегда оказываются правы! Программы – всего лишь программы, их частые сбои уже давно вошли в практику. Он заговорит, как только будет готов. Ей остается лишь одно: терпеливо ждать.
– Сколько? – спросил Джастин, поражаясь собственному голосу. Звуки показались ему странными и новыми, хотя голос был тот же самый, что и раньше, ничуть не изменился.
– Насколько я понимаю, вас интересует, сколько времени вы провели в анабиозе? – уточнила Нила.
– Да. Так сколько?
– По нашим подсчетам, около трехсот лет. Получив дополнительные данные, мы сможем сказать точнее.
– Успеется…
Мало-помалу Джастин начал осознавать непомерность своего свершения – но вместе с тем и непомерность своей утраты.
– Из моих современников остался кто-нибудь живой?
– По нашим сведениям, нет. Хотя… на вас мы наткнулись тоже неожиданно, поэтому ничего исключать нельзя, – осторожно ответила Нила, стараясь не убивать в нем надежду.
– И все же это маловероятно?
– Вы правы. – Нила решила, что такого пациента вряд ли понадобится утешать. Значит, придется отказаться от первоначальных замыслов. С ним можно говорить прямо.
– Неужели никого не осталось? – спросил Джастин. – В то время, когда меня заморозили, крионика приобрела большую популярность… Знаю по крайней мере о двух организациях сторонников крионики, в них насчитывалось несколько тысяч человек. В каждой организации имелось криохранилище. Сотни людей приказывали заморозить себя после смерти… Выходит, за прошедшие триста лет ни одного из них воскресить не удалось?
– Совершенно верно, мистер…
– Пока можете называть меня просто Джастином.
– Пока? – Ниле стало любопытно. – Джастин – не ваше настоящее имя?
– Я говорю – «пока», – ответил он.
– Хорошо, Джастин, – вздохнула Нила. Раз пациент хочет играть в игры, пожалуйста. – Кстати, меня зовут Нила. Да, вы совершенно правы. Триста лет назад крионика неуклонно развивалась, хотя и не нашла поддержки во всех слоях общества. И если бы не обратная реакция, скорее всего, многие ваши современники дожили бы до наших дней.
– Что за обратная реакция?
– Оба криохранилища, о которых вы упомянули, были уничтожены, в том числе и все замороженные.
– Как, почему?
– Одно криохранилище сгорело во время пожара, другое ликвидировали по предписанию суда… Полиция ликвидировала криофирму с центром в Мичигане после того, как выяснилось, что большинство замороженных покончили жизнь самоубийством. Разгорелся крупный политический скандал, в дело вмешались правоохранительные органы. По приговору суда были вскрыты все криокапсулы, а находившиеся в них замороженные подверглись вскрытию. Кажется, для того, чтобы получить доступ к телам, воспользовались законом об обязательном налогообложении… После окончания всех необходимых процедур власти извинились перед руководством компании и вернули им их собственность, но…
– …спасти замороженных было уже невозможно, – закончил за нее Джастин.
Сутью крионики является главным образом не заморозка тела, но заморозка мозга. В конце концов, именно мозг определяет «сущность» человека, и именно там хранятся все воспоминания. При простом размораживании нарушаются связи нейронов, что ведет к ишемии мозга или, точнее, к его гниению. Короче говоря, наступает необратимая смерть…
– А криохранилище в Аризоне? – спросил Джастин.
– Его уничтожила толпа горожан, полицейские спокойно наблюдали за происходящим.
Джастин нахмурился:
– Чем их так рассердили люди, замороженные в жидком азоте?
– Джастин, сейчас я все объясню… Реакция людей оказалась чрезмерной, но, учитывая тогдашние события, вполне объяснимой.
– Если можно, поподробнее!
Нила предпочла бы дать пациенту отдохнуть, прежде чем загружать его новыми сведениями. С другой стороны, она вполне его понимала. Он испытывает настоящий информационный голод, и ему нужно найти точку опоры.
– В то время, – сказала она, – страна переживала период, который позже назвали «Большим Крахом». Криозамораживание многие считали чудачеством, прихотью богачей… И все же аризонское криохранилище уничтожили не поэтому. Последней каплей, переполнившей чашу терпения общества, стала криозаморозка педофила и серийного детоубийцы, который заранее заключил договор с Аризонским институтом криозамораживания. Суд постановил: поскольку преступника официально признали мертвым, его можно заморозить… Кстати, и умер он от передозировки морфина, его смерть считалась вполне подходящей для замораживания. Тогда были сделаны первые успехи в области наномедицины. Одного лишь предположения, что это чудовище когда-нибудь оживят и оно будет снова ходить по земле, стало достаточно, чтобы и без того разъяренные безработные горожане вышли на тропу войны. Криохранилище сожгли до основания, а полицейские стояли и спокойно наблюдали за происходящим. Через несколько лет допросили главаря тех, кто тогда жег хранилище. Отвечая на вопрос, зачем уничтожили всех пациентов, главарь ни словом не обмолвился о педофиле. Его ответ до сих пор остается символом тогдашних настроений в обществе. Он сказал: «Если у нас нет будущего, то и у них не будет!»
Нила посмотрела на Джастина, чтобы убедиться, что он ее слушает. Он слушал внимательно.
– Вы меня понимаете? – спросила она.
– Я специально распорядился похоронить меня в скале, потому что боялся такого исхода, – ответил он, – поэтому, как ни грустно, да, я вас понимаю. – Джастин вздохнул и надолго замолчал. Видимо, переваривал услышанное.
Он вспомнил, как в старших классах школы готовил реферат об иммигрантах, которые приезжали в Америку в семнадцатом и восемнадцатом веках. Сначала он не понял, почему в голову пришло именно это воспоминание. А потом припомнил: тогда учитель все пытался втолковать, как жилось иммигрантам. Они бросили все ради того, чтобы начать новую жизнь на новом месте, хотя очень скучали по дому и родным. Джастин слушал учителя, но ничего не понимал. В его мире властвовал технический прогресс, беспроводная связь позволяла добраться до самой отдаленной деревушки в Амазонии. Какая там тоска по дому, если в любую точку земного шара можно дозвониться? И вот теперь Джастин начал понимать чувства тех иммигрантов из далекого прошлого. Они оставили прошлое в надежде на лучшую жизнь. Но в отличие от тех, прежних иммигрантов Джастин никогда не сможет снова связаться со своим прежним домом. У него нет никакой надежды вернуться. Он оказался вечным ссыльным, среди ныне живущих его положение уникально. От нынешних людей его отделяют не решетки и не чьи-то приказы. Он оказался в изоляции по воле самого неподкупного судьи – времени.
– Как он? – спросил обычно неразговорчивый юрисконсульт.
– Ему нужно немного привыкнуть, – ответила Нила. – В конце концов, он провел в анабиозе триста лет. Что значат еще несколько часов?
В ответ все рассмеялись. За круглым столом собрались усталые, но взволнованные люди. Все они ликовали и были весьма довольны собой. Они достигли цели, и их акции растут – или, по крайней мере, скоро вырастут – в цене, как только широкой общественности станет известно о сегодняшних событиях. Мош оглядел всех присутствующих. Кроме него, в группу посвященных входили доктор Ван, Нила и Гилберт Теллар, юрисконсульт больницы, которому сообщили о происходящем лишь недавно.
Гилу полагалось выступить первым. Сначала он обратился к Ниле:
– Возможно, мои слова преждевременны, но я хотел бы напомнить, что скоро… боюсь, слишком скоро… нашему другу Джастину предстоит одолеть целую гору юридических препон.
Все дружно закивали.
– Юридическую составляющую я пока даже не рассматриваю, – ответила Нила. – Сейчас он особенно уязвим. Да, рано или поздно ему придется инкорпорироваться, но ему еще предстоит привыкнуть к этой мысли… и оценить все последствия своего шага.
Как ей показалось, Гилберт удивился:
– Нила, я не собираюсь умалять твоих заслуг, но скажи на милость, как можно сравнивать его теперешнее состояние шока – его ведь воскресили совсем недавно – с бумажной волокитой?
– Возможно, Гил, для тебя вопрос инкорпорации – просто бумажная волокита, – ответила Нила, которая успела подготовиться заранее, – но наш образ жизни может вызвать у Джастина куда большее потрясение, чем то, что он воскрес. Не будем забывать, что он сам приказал себя заморозить, все продумал и подготовил заранее – и это в эпоху, когда крионика пребывала в младенческом состоянии! Одна его криокапсула и хранящиеся в ней и в пещере артефакты указывают на поразительную силу духа. Все его помыслы были нацелены на одно – последующее воскрешение… Так что к новой жизни как таковой он, можно сказать, готов.