Текст книги "Тайны Вероники Спидвелл. Компиляция - Книги 1-5"

Автор книги: Деанна Рэйборн

Соавторы: Деанна Рэйборн
сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 100 страниц)

Я открыла было рот, но сразу и закрыла.

– Ну хорошо, сейчас мне ничего не приходит в голову. Но я обязательно придумаю что-то не менее замысловатое, чем твое объяснение. Ты мне лучше скажи, Стокер, раз ты так уверен в их виновности, какое именно преступление они совершили?

В моем голосе звучал неприкрытый сарказм, но Стокер ответил, явно наслаждаясь своим триумфом.

– Похищение!

– Что, прости?

– Я думаю, что они похитили тебя, Вероника. Ты же им не родственница. Как ты к ним попала? Думаю, они тебя украли. Наверное, у тебя была невнимательная нянька или очень молодая мать. Тебя оставили спать в коляске, в парке или в зеленой деревушке, а когда ты оказалась без присмотра, сестры Харботтл подкрались и утащили тебя.

– Стокер, хоть на словах ты этого и не признаешь, но твои вкусы в литературе явно тяготеют к сентиментальности и абсурду. Сестры Харботтл никуда меня не утащили. Я – подкидыш.

– Ага, и куда же именно тебя подкинули?

– О господи! Я не знаю! Я их об этом не спрашивала, и сами они мне не рассказывали. Они вообще не любили говорить о своем прошлом. Мы не обсуждали подобные вещи.

– А что же обсуждали?

Я шумно вздохнула.

– Говорю же тебе: садоводство с тетей Люси, шитье и грехи с тетей Нелл. Они ничем больше не интересовались, и только об этом велись все разговоры. Кроме того, тетя Нелл присматривала за кухней; тетя Люси обучила меня основам сестринского дела. По вечерам я читала им вслух. Вот и все.

– Звучит очень тоскливо, – заметил он.

– Конечно, тоскливо, но я не знала другой жизни, и эта казалась мне вполне сносной. По крайней мере, до тех пор, пока я не открыла для себя охоту на бабочек и свободу, которую давало мне это занятие. Когда мне исполнилось восемнадцать, я отправилась в свою первую экспедицию, в Швейцарию, в поисках альпийских бабочек. Собранные образцы я продала коллекционерам и заработала этим достаточно денег, чтобы оплатить свою следующую экспедицию, на этот раз более дальнюю, и в следующие несколько лет моя жизнь развивалась именно по такому сценарию. Теткам это не нравилось, но это были мои деньги, и они никак не могли мне помешать. Я путешествовала, ненадолго возвращалась домой, а потом мне пришлось ухаживать за тетей Люси и позже за тетей Нелл.

– Расскажи мне о смерти тети Нелл.

Я вздохнула.

– Серия апоплексических ударов. Первый случился несколько месяцев назад, вскоре после Рождества. Приступ был очень сильным, после него она почти полностью лишилась способности двигаться и говорить. Доктор написал мне в Коста-Рику, и я быстро вернулась домой. Я увидела перед собой совсем не ту женщину, которую знала всю жизнь. Доктор давал ей морфин в больших дозах, чтобы она не мучилась и не волновалась. Через несколько месяцев после первого удара случился второй, более сильный, чем первый, и, когда она пришла в себя, мы поняли, что она полностью утратила речь. Она пыталась писать, но и это ей оказалось не под силу, и доктор сказал, что гуманнее будет держать ее до конца под действием морфина. Признаюсь, когда она умерла, я почувствовала облегчение. Невыносимо было видеть ее такой. Всегда целеустремленная, полная энергии – и что с ней стало?..

– Да, понимаю, – мягко сказал он. Я не ожидала этого внезапного проявления сочувствия, а потому поспешно продолжила:

– Ну вот, даже ты видишь, что эта линия расследования ни к чему нас не приведет. Прошлое барона должно быть гораздо более перспективным источником информации. Давай начнем с этого несчастного джентльмена. У него были враги?

Стокер покачал головой.

– По крайней мере, я о них ничего не знаю.

– Он был иностранцем. Знаешь, откуда он родом?

– Из Кобурга. Какое-то время он учился в Брюсселе, а затем поступил в университет в Бонне.

– Прекрасно. А когда он переехал в эту страну?

– В начале сороковых. Он был другом детства принца Альберта. Когда принц-консорт женился на королеве Виктории, поначалу он с трудом здесь осваивался и попросил Макса приехать и поселиться в Англии. Макса ничто не связывало с Германией. Его родители к тому времени уже умерли, а братьев и сестер у него не было, и поэтому он приехал.

– Они часто виделись с принцем?

– Не очень. Королева оказалась требовательной женой, – добавил Стокер с тенью улыбки. – Но, когда она была готова им делиться, двое мужчин отправлялись вместе на ужин или на верховую прогулку. Но чаще они только переписывались. Думаю, принца просто грело ощущение, что кто-то из его соотечественников живет неподалеку.

– Несомненно, – задумчиво ответила я. – Но какие бы ни были отношения у барона с принцем, Альберт умер уже несколько десятилетий назад, и, насколько нам известно, барон все это время жил в безопасности. Если и существовал какой-то повод желать ему зла из-за его дружбы с принцем, преступление должно было совершиться уже очень давно.

– Согласен. Значит, если в его дружбе с принцем не было мотива для убийства, нам нужно обратиться к его недавнему прошлому.

– Как ты с ним познакомился? – спросила я.

– Когда я учился в университете, он приходил к нам читать лекции как приглашенный профессор. У нас нашлись общие интересы, и он был так добр, что стал мне наставником в те времена, когда у меня совсем не было друзей. А позже, гораздо позже, он спас меня, – просто сказал Стокер.

– Это тот самый долг, о котором вы говорили, когда он оставил меня с тобой? Именно поэтому ты чувствовал, что обязан меня защищать?

Он кивнул, и я подумала, что он больше ничего не прибавит, но потом он заговорил, и каждое слово давалось ему так тяжело, будто он выкапывал их из-под земли.

– Я был ранен в Бразилии, и для меня настали очень темные времена. Я о них не говорю и даже не позволяю себе о них думать. Но я погрузился на такое дно, куда только может опуститься живой человек. И я никак не мог оттуда вынырнуть. Я был удовлетворен тем, что живу и умираю там. Мои раны затянулись, но тело было в лучшем состоянии, чем все остальное, – сказал он, горько усмехнувшись. – Макс проделал путь через полмира, чтобы привезти меня домой. Если бы он не взялся меня оттуда вытащить, я бы так и остался там гнить в тюрьме, которую я сам для себя создал, слишком погруженный в отчаяние, чтобы найти в себе силы для спасения. Макс нашел меня там, вернул мне человеческий облик и привез обратно в Англию.

Я не знала, что сказать, а он продолжал, и его голос казался каким-то отсутствующим, будто он разговаривал во сне.

– Но в то время я не мог оценить его поступок. Он хотел, чтобы я жил вместе с ним в Лондоне, но я все еще был очень зол и погружен в свое горе. А потому я уехал от него и присоединился к бродячему цирку, бросил лучшего друга в своей жизни. И он отпустил меня, по крайней мере, на время. Потом он снова нашел меня и предложил вернуться в Лондон. И к тому моменту я уже был готов принять протянутую руку. Я согласился взять этот склад себе для мастерской, снова начал работать, но по-прежнему сопротивлялся его попыткам вернуть меня полностью к жизни. Мне казалось, что я, однажды сбившись с пути культурной человеческой жизни, никогда уже не смогу его найти. Но Макс все не сдавался. Он не переставал верить, что однажды я смогу вытащить себя из этой бездны, в которую скатился.

Он замолчал и горько рассмеялся.

– И, кстати, вот что забавно. Знаешь, на чем специализировался Макс? На реставрации. Ничего в жизни он так не любил, как находить старые картины, поврежденные от времени, неаккуратного обращения или во время войны, и возрождать их к жизни. Жаль, что со мной он не успел закончить.

Внезапно он отвернулся, и я вдруг поняла, что он, должно быть, переживает гибель барона гораздо тяжелее, чем мне казалось.

– Ты говорил, что он владеет… владел, – с грустью поправила я себя, – тем зданием, в котором ты живешь.

– Да, я его снял за мизерную плату, когда ушел из бродячего цирка. Мне нужно было место… где я бы мог работать в одиночестве

Его взгляд затуманился, и я догадалась, что воспоминания, которые он изо всех сил старался не пускать к себе в сознание, прорвались и затапливают его.

– И давно это было?

– Два года назад.

– И ты так и жил там все два года?

– Да. Макс был невероятно щедрым. Он заходил ко мне раз в месяц, чтобы лично забрать деньги за аренду, и всегда вел меня куда-то на ужин. Кажется, он это делал больше для того, чтобы убедиться, что я хоть время от времени нормально питаюсь, а не чтобы получить деньги.

– Он был хорошим другом, – мягко заметила я.

Стокер ничего не ответил, только кивнул. Я непроизвольно взяла его за руку, и он с силой сжал мою руку в своей, прежде чем отпустить.

– У тебя есть еще вопросы?

– Знаешь ли ты еще кого-нибудь, с кем он близко общался?

– Нет. Он был со многими знаком, но всегда держался на расстоянии. Макс предпочитал одиночество обществу других людей. Он был совершенно счастлив один, со своими книгами, музыкой и экспонатами. Он также состоял в обширной переписке. У него имелись друзья по всему земному шару, но ни с кем из них он не был близок. Пожалуй, я знал его лучше остальных.

– А его слуги? Они проживали с ним постоянно?

– Только его экономка, миссис Лэтам, она проработала у него больше двадцати лет. Она заботилась обо всем хозяйстве с помощью череды довольно бестолковых горничных, из них ни одна не проживала с ними постоянно. В прошлом году миссис Лэтам сломала ногу, но Макс не стал никого нанимать вместо нее. Он даже оплатил все ее счета за лечение. И она не могла этого забыть. Бедная старая наседка наверняка готова была умереть за него, если бы столкнулась с преступником, который убил ее хозяина.

– Хорошо, что ей не представилась такая возможность, – здраво заметила я. – Раз этот подлец не остановился перед убийством барона, он наверняка и ее бы прикончил. А что она получила после смерти барона?

Он пожал плечами.

– Небольшое содержание. Мы однажды говорили об этом с Максом, и он сказал, что намеревается передать все свое состояние (довольно скромное) в разные музеи. Ничего особенного для слуг, что могло бы толкнуть их на убийство.

– Да, но даже если бы у них и был мотив, это все равно не объяснило бы обыска в кабинете, – высказала я вслух свои мысли.

– Ну разве что они старались замести следы.

– Какое у тебя зверское воображение, – с восхищением заметила я.

– Вероника, я провел не один день, погрузившись по локоть в кровь мертвых животных. И это было еще самое безобидное мое занятие.

Его губы сложились в некое подобие улыбки, и я почувствовала, что улыбаюсь ему в ответ. Это был удивительный момент, я ощутила непрочную связь между нами, какая-то преграда рухнула. Он вдруг подался вперед и взял меня за руку, и когда он заговорил, в его голосе не осталось привычной резкости, всегда служившей ему защитой. Голос был низкий, в глазах читалась мольба.

– Позволь мне пойти в полицию. Что бы ни случилось, по крайней мере, ты будешь в безопасности.

Я ощутила острый прилив гнева.

– Это невозможно. Они, может быть, обеспечат мне некое подобие охраны, если поверят в нашу историю. Но, скорее всего, они нам не поверят. И что станет с тобой в таком случае? Если мы решимся на это, но потерпим неудачу, тебе грозит петля.

– Вероника… – начал он.

– Я не стану рисковать твоей жизнью!

Он поймал мой взгляд, и мне отчаянно захотелось отвернуться. Но я сдержалась, и наконец он отпустил мою руку.

– Ну хорошо. Я боялся, что ты будешь упорствовать, а потому договорился со своими корнуоллскими друзьями. В нашем распоряжении в Лондоне есть одно местечко, но мы должны быть крайне осторожны. В доме сейчас живет почти вся прислуга, мы не должны попадаться ей на глаза.

– В каком доме?

– Бишопс-Фолли. Он принадлежит лорду Розморрану, моему клиенту, владельцу этого чертова слона. В Мэрилебон, не слишком фешенебельном районе, что нам сейчас только на руку. Сам дом очень внушительных размеров, но на территории поместья есть еще одно строение, Бельведер. Оно было построено в качестве бального зала, но Розморран до отказа забил его трофеями из своих путешествий. Если нам повезет, то все может получиться.

– Отлично. Попробуем положиться на лорда Розморрана и будем надеяться на лучшее, – ответила я.

Стокер взглянул на меня так, будто хотел еще что-то добавить, но вместо этого просто отвернулся и стал смотреть в окно на пробегающие мимо виды, не сказав больше ни слова.

Глава восемнадцатая

Примерно через полчаса мы прибыли на вокзал и, сойдя с поезда, сразу оказались в суете утреннего Лондона, среди толпы людей, спешащих по делам. Меня так и тянуло ускорить шаг, особенно когда я заметила вышагивающего неподалеку бобби, но Стокер взял меня под локоть, чтобы умерить мою прыть. Он очень верно заметил, что если мы ускорим шаг без всякой видимой причины, это может только привлечь лишнее внимание, а потому мы шли не спеша и, как мне показалось, лишь спустя несколько часов добрались до места назначения. Высокая кирпичная стена отделяла нас от того, что уже представлялось мне землей обетованной, но Стокер даже и не подумал зайти в главные ворота. Вместо этого он повел меня к маленькой калитке, в которую могли пройти только пешеходы.

– А почему мы входим таким путем?

– Потому что у главного входа всегда толпится народ: слуги, торговцы, члены семьи – и всем видно, что происходит у ворот. А этой калиткой вообще никто не пользуется. И друзья оставили мне от нее ключи.

Кирпичная стена была густо увита плющом, и Стокер стал шарить рукой в этом зеленом ковре в поисках нужного кирпича.

– Как это мило со стороны лорда Розморрана, – заметила я.

– Я говорил не о лорде Розморране, – ответил он, отодвигая один из кирпичей и вставляя ключ в открывшееся за ним отверстие.

Не успела я спросить, кого же он имел в виду, как калитка распахнулась, и с той стороны показалась хрупкая фигурка, закутанная в черный плащ.

– Корделия! – воскликнул Стокер.

Дама слабо улыбнулась и поманила нас внутрь.

– Здравствуй, Стокер. Оставь себе ключ, – велела она. – Он тебе понадобится, чтобы входить и выходить.

Стокер сделал, как она просила, и мы проскользнули внутрь, а дама заперла за нами калитку.

– Корделия, я думал, что ты в Корнуолле. Что ты здесь делаешь? – спросил Стокер. Он выглядел не очень довольным, но, кажется, даму это совершенно не расстроило.

Она повернулась ко мне; в ее взгляде читались прямота и гостеприимство. Вид у меня, наверное, был тот еще: утомленная с дороги, в пыльном костюме – но она обратилась ко мне с такой вежливостью, будто я была графиней.

– Вы, должно быть, мисс Спидвелл. Я леди Корделия Боклерк. Мой брат – лорд Розморран, а это его дом, Бишопс-Фолли.

Мы пожали друг другу руки с такой вежливостью, будто вели светскую беседу за чашкой чая, а Стокер изнемогал от нетерпения. После соблюдения всех формальностей она повернулась к нему.

– Я была в Корнуолле, но решила, что тебе от меня будет больше пользы, если буду рядом. Я только что вернулась.

Стокер начал было говорить, но леди Корделия покачала головой.

– Не здесь. Пойдем.

Она повернулась, и мы пошли за ней. В этой части имение Розморранов казалось более запущенным, но от этого не менее красивым: густые заросли деревьев, узкие тропинки. Она повела нас сначала по одной, потом по другой, и так мы петляли, пока не добрались до самого сердца имения. Тут и там были разбросаны такие фантастические строения, каких я в жизни не видела: Парфенон в миниатюре, маленькая готическая часовня и даже китайская пагода. Она миновала их все, не останавливаясь, но, когда мы добрались до пруда, на противоположном берегу которого виднелись небольшой дом и мельница, сбавила шаг.

– Это же…

– Точная копия деревни Марии-Антуанетты[14]? Да, мой прапрадед был немного эксцентричен: для развлечения коллекционировал уменьшенные копии различных строений. Сейчас почти все они разрушаются на глазах. Но, к счастью, Бельведер – совсем другой случай. Он огромный и в гораздо лучшем состоянии, но не стоит ожидать никакой роскоши, – предупредила она.

– Не бойтесь, леди Корделия, – ответила я. – Где я только не жила: и на склоне вулкана на Сицилии, и на острове в Андаманском море.

Она улыбнулась.

– У Бельведера есть одно преимущество: там нас никто не побеспокоит.

Еще один поворот тропинки, и я замерла в восторге и удивлении. Здание было гораздо больше, чем я его себе представляла, но очаровал меня не его размер, а то, что оно представляло собой полное смешение всех архитектурных стилей. Что-то среднее между Шамборским замком[15], замком Говард[16] и его тезкой в Вене, этот Бельведер был настоящим царством стен из песчаника, тут и там украшенных кружевными башнями и увенчанных маленьким элегантным куполом. Почему-то он производил впечатление очень гармоничной конструкции, хотя при более внимательном рассмотрении становилось понятно, что о нем не очень хорошо заботятся. Одна из башен немного покосилась, а окна заслоняли заросли плюща, обвивавшего оконные рамы.

Я поняла, что леди Корделия ждет моей реакции.

– Впечатляюще, – честно сказала я ей.

Она улыбнулась.

– Может быть, вы будете менее благосклонны после того, как увидите его внутри.

Она уже собралась войти, но в тот момент, когда ее рука коснулась дверной ручки, позади нас послышался шорох, хруст шагов по гравию, и мы все втроем быстро обернулись.

Перед нами стояла служанка, судя по скромному шелковому платью и изящной кружевной наколке – камеристка хозяйки. Она перевела взгляд со Стокера на меня, затем на леди Корделию: в ее глазах читалось жадное любопытство. В руках она держала туфлю из тафты.

– Прошу прощения, миледи, я только что обнаружила, что одна из ваших туфель порвалась. Если вы собираетесь надевать их сегодня вечером, то я должна ее сейчас починить, но мне еще нужно разобрать чемоданы. С чего прикажете начать?

Даже мне было очевидно, что этот вопрос – лишь повод пошпионить за госпожой. Должно быть, она почуяла какую-то тайну и пошла за нами, чтобы выяснить, в чем дело. Но, кажется, это непрошеное вторжение не потревожило леди Корделию; она только слегка наклонила голову.

– Попроси миссис Баскомб выделить тебе одну из горничных, которая поможет тебе разобрать вещи, Сидони, – приказала она. – Когда с этим будет покончено, у тебя останется еще масса времени, чтобы починить туфлю. И, пожалуйста, скажи на кухне, что мне нужен холодный ланч, а ужинать я буду не дома.

Камеристка была хорошо обучена. Она не стала задавать вопросов, сделала небольшой реверанс и отправилась выполнять поручения госпожи, но в ее глазах читалось любопытство, а на Стокера она смотрела с очевидной теплотой. Уходя, она бросила на него еще один взгляд через плечо, но если леди Корделия что-нибудь и заметила, то не подала виду. Что касается Стокера, он, очевидно, чувствовал себя крайне неуютно и сразу прошел внутрь здания, как только открылась дверь.

Я последовала за ним и в первые минуты, пока мои глаза не привыкли к темноте, не могла разглядеть ничего, кроме страшных фигур, притаившихся во мраке. Из-за плюща на стенах в комнату проникал лишь слабый мутный свет, но леди Корделия зажгла несколько ламп, и помещение сразу наполнилось светом и теплом. Я прошла в самый центр Бельведера. За дверью оказалась настоящая волшебная страна, своеобразный рай, о котором я и помыслить не могла. Назвать его комнатой можно, только если дать этому слову новое определение; она была больше и величественнее, чем любая прежде виденная мною комната. Потолок был настолько высокий, что я с трудом могла различить его в вышине. Над головой – не меньше шестидесяти футов: чередующиеся деревянные панели и фрески с огромными световыми окнами, над всем этим возвышался купол, украшенный росписью с изображением девяти муз.

По периметру комнаты тянулись две галереи, одна над другой, соединяющиеся множеством лестниц, каждая из которых была сделана в своем стиле. По стенам галерей тянулись книжные шкафы и витрины, все сплошь уставленные разнообразными экспонатами. На первом этаже в витринах, застекленных шкафчиках и на постаментах, казалось, были представлены все сокровища этого мира. Искусство, природа, разнообразные артефакты – все было здесь собрано как дань уважения достижениям человека и вселенной. Коллекция ящериц с любопытством всматривалась в египетский саркофаг, а рисунок Леонардо сторожил маску инуитов, населяющих полярные области. Статуя обнаженного мускулистого Гермеса в крылатых сандалиях парила мимо пары гнездующихся додо. Прямо за ним коллекция огненных кораллов, расставленных с поразительной точностью, казалась пылающими декорациями к черепашьему панцирю, выставленному футах в четырех от них. И это были только те сокровища, которые я успела охватить беглым взглядом. Остальная необъятная часть помещения простиралась перед нами, наполненная тысячами и тысячами подобных удивительных экспонатов.

Я повернулась к Стокеру, и он неожиданно мне улыбнулся.

– Пойдем дальше.

Я пошла за леди Корделией, которая двинулась через главный зал, показывая на трофеи своего брата, один удивительнее другого.

– Это из Помпей, – сказала она, указав на лежащую фигуру. Это была собака, свернувшаяся в клубок перед лицом смерти; я в изумлении уставилась на леди Корделию.

– О, не удивляйтесь, мисс Спидвелл, уверяю вас, это не подлинная вещица, а гипсовый слепок, он был заказан моим дедом во время его большого турне. Это беда всех мужчин из рода Боклерков. Они все тянут в дом, как сороки. Как только видят что-то симпатичное, сразу велят это запаковать и везут домой, как бы непрактично это ни было.

Она вздохнула.

– В результате они битком набили оба дома, этот и загородное поместье в Корнуолле. Я много раз предлагала его светлости открыть все эти сокровища для публики, брать плату за вход и позволить людям любоваться этими коллекциями. Мне представляется несправедливым оставлять эти вещи истлевать здесь, где их видит всего несколько человек.

Я медленно повернулась, пытаясь осмотреть все необъятное пространство помещения и его сокровища.

– Да, это благородный порыв.

На ее лице отразилась тоска.

– И все это падет на плечи моего племянника. Здесь столько работы, что непонятно даже, с чего начинать.

Она кивнула в сторону нижней из двух галерей.

– Там довольно уютно. Камин и пара диванов; есть даже походная кровать, когда-то принадлежавшая герцогу Веллингтону. Думаю, нам нужно приготовить чай и устроить военный совет, – решительно заявила она.

Я пошла за ней вверх по ступеням, обернувшись, чтобы посмотреть на Стокера. Он пробормотал: «Я сам во всем виноват», – а я улыбнулась при мысли, что его и правда окружили чересчур независимые женщины.

Несмотря на свое высокое положение, леди Корделия сама развела огонь в камине и занялась чаем, а я смогла понаблюдать за ней в свое удовольствие. Она была выше меня и очень стройной, хотя я подозревала, что причиной тому скорее ее искусство, нежели природные склонности. Цвет лица как у свежей английской розы, приятный бледно-розовый оттенок на белоснежной щеке, а волосы медные, с красивыми завитками на висках. В юности она, несомненно, была чудо как хороша, а сейчас (полагаю, ближе к тридцати) она оставалась по-настоящему красива той привлекательностью, источник которой – в изящном строении и безмятежности. Она двигалась тихо и спокойно, и именно это спокойствие так меня покоряло. Я сама стремилась к такому хладнокровию, но поняла, что невозможно сочетать в себе полную бесстрастность с пылким стремлением. Можно быть элегантным или увлеченным, но и тем и другим – вряд ли.

Если она и поняла, что я ее изучаю, ее это не обидело, и вскоре мы все уютно устроились с коробкой песочного печенья. Она протянула мне чашку с чаем и улыбнулась:

– Свадебный сервиз Наполеона, – сказала она.

– У Стокера совсем другие представления о гостеприимстве, – заметила я.

Она посмотрела на него, и они оба улыбнулись. Их дружба явно длилась очень долго, судя по тому, как хорошо было им вместе и как легко они находили общий язык.

Он опустил чашку.

– Леди К., – начал он.

– Не вздумай меня ругать, – мягко остановила она его. – Я читала газеты, перед тем как отослать их. Я не могла оставаться в стороне и не пытаться помочь. Знаю, что сейчас ты в очень тяжелом положении.

– Ну, тогда тебе тем более следовало оставаться в Корнуолле, – возразил он. – Если дела пойдут совсем плохо, ты могла бы, по крайней мере, убедить власти в том, что ничего не знала о нашем убежище. А теперь…

– А теперь я смогу оказать тебе и мисс Спидвелл необходимую помощь, – закончила она. Ее гладкие брови слегка нахмурились. – Как неудачно, что Сидони тебя видела. Она ужасная сплетница, но, если я объясню ей всю серьезность ситуации, она будет держать язык за зубами. Ты же знаешь, как она к тебе относится.

Я потерла лоб.

– И как же она к тебе относится? – мило спросила я Стокера.

Он залился краской, а ответила мне леди Корделия.

– Моя камеристка питает слабость к Стокеру. Она почему-то решила, что он настоящий корсар, и никак не может его забыть. Французы часто бывают очень внушаемы, – добавила она. Я поняла, что мне начинает нравиться леди Корделия.

Она повернулась к Стокеру.

– Ты должен знать, что я ни на минуту не усомнилась в твоей невиновности, – тихо сказала она.

– Да благословит тебя Бог.

В ее улыбке сквозила грусть.

– Я знаю, как любил тебя барон. Ты никогда не отплатил бы за такие чувства насилием.

– Леди Корделия, вы тоже были знакомы с бароном? – вмешалась я.

Она кивнула.

– Через брата. Его светлость коллекционирует… ну, пожалуй, все на свете, как вы сами видите, – сказала она, жестом обведя все богатства Бельведера. – А барон был большим ценителем искусства. Мой брат познакомился с ним лет десять назад. Они участвовали в аукционе, и оба нацелились заполучить картину с попугайчиками-неразлучниками, которая, по слухам, принадлежала Екатерине Великой. Они ожесточенно за нее сражались, но в конце концов их обоих обошел кто-то третий. Тогда они отправились утешать друг друга за бутылкой великолепного портвейна.

– Бывало, дружба завязывалась и на менее серьезных основаниях, – заметила я.

Она улыбнулась.

– Конечно. В любом случае они стали хорошими друзьями. Именно через барона мы и познакомились со Стокером. Мы были глубоко опечалены смертью барона, – добавила она с грустью.

– А как вы об этом узнали? – спросила я.

– Вероника, – в голосе Стокера послышалась угроза, – на что ты намекаешь?

– Ни на что. Я просто хотела узнать о реакции его светлости.

Это была не ложь, но и не вся правда. Мне действительно было любопытно, как отреагировал граф на смерть своего друга, но, кроме того, мне пришло в голову, что семья Боклерк – связующее звено между Стокером и бароном. Может быть, они знали больше, чем следовало.

Стокер угадал, о чем я подумала, и решительно рассеял все мои сомнения.

– Предположить, что его светлость и леди Корделия могут убить Макса, – это примерно как предположить, что королева в обнаженном виде может проехать по Трафальгарской площади, – сурово отчеканил он.

К ее чести, леди Корделия не выглядела обиженной и движением руки остановила мои поспешные извинения.

– Пожалуйста, не беспокойтесь. Это совершенно естественные сомнения, и, если бы у вас их не возникло, я усомнилась бы в вашем уме. Но как часто это бывает, мисс Спидвелл, истина совершенно прозаична. Барон был из тех друзей, кто приходит на ужин два-три раза в год. Время от времени они с братом вместе обедали или посещали лекции по искусству, но не более. Мы не знаем никого из его друзей, кроме Стокера, и у нас не было никакой причины желать ему зла. Даю вам слово.

Конечно, ее слово могло бы оказаться ложью, но я бы вверила и собственную жизнь человеку с такими мягкими, бесхитростными бровями. Леди Корделия была редким созданием: в ней совсем не чувствовалось злости. Она напоминала мне однажды виденную мною на Сицилии статую Мадонны, умиротворенной, выше всех земных дел, милостиво снисходящей к смертным людям.

Она продолжила:

– Если говорить о моем брате, то проще всего описать Амброуза такими словами: он рассеянный и забывчивый. Конечно, это не его вина, но он почти все время проводит со своей коллекцией и не замечает окружающего мира. Именно поэтому я управляю делами поместья: веду его расходные книги, слежу за прислугой, даже присматриваю за воспитанием его детей после смерти графини.

Должно быть, вид у меня был удивленный, потому что она замолчала, а когда снова заговорила, в ее голосе послышалась теплота.

– Я очень люблю брата, мисс Спидвелл, но не могу закрывать глаза на его недостатки. Для убийства он совершенно не годится: не готов к страшной действительности этого мира, не смог даже заставить себя поговорить со мной о смерти барона. В том, чтобы быть женщиной, есть свои преимущества, – вдруг добавила она, скривив свой милый ротик. – Мужчины предпочитают не обсуждать с нами неблаговидные материи.

– А неблаговидные материи обычно самые интересные, – заметила я.

– Именно.

Она вдруг улыбнулась, и ее лицо будто осветила радуга после бури.

– Но у нас есть более важные вопросы для обсуждения, чем мой брат. Возможно ли доказать, что ты не находился в доме барона в ночь убийства? – спросила она Стокера.

– Ну… – ответил он, теребя воротник, – дело в том, что я был не один.

– Чудесно! – начала она, но, не успев даже договорить, поймала взгляд Стокера, устремленный на меня, и вздохнула. – Если вы провели этот вечер вместе без всякого сопровождения, боюсь, репутации мисс Спидвелл был нанесен такой урон, что ее не станут считать даже надежным свидетелем.

– Да уж, и это еще наименьшее из зол, – сказала я, неопределенно махнув рукой. Я описала (по возможности кратко и деликатно, но четко) свои прошлые любовные похождения.

– Так что, сами понимаете, – закончила я, – королевский адвокат просто сочтет меня распутной и отвергнет любое предложенное мной алиби. Также, полагаю, то, что я уехала из Литтл-Байфилда в компании джентльмена, с которым только что познакомилась, и провела с ним ночь с глазу на глаз в экипаже, тоже не добавит веса моим показаниям.

Подтверждая мнение, что истинная леди никогда не выдает своих эмоций, леди Корделия просто кивнула.

– Может быть, что-то еще? – доброжелательно спросила она.

Стокер закрыл лицо руками.

– Последние несколько дней мы жили в бродячем цирке, притворяясь мужем и женой, – приглушенно сообщил он.

Леди Корделия вздохнула.

– Не знаю даже, как ты мог бы еще сильнее ухудшить свое положение, разве только если бы тебя нашли над телом с камнем в руках.

Стокер вздрогнул и открыл лицо.

– Так вот чем его убили? Камнем? В газетах не было подробностей.

Сочувствие леди Корделии было почти осязаемым.

– Я отправляла тебе только те заметки, где не было деталей. Подумала, что для тебя будет не так болезненно узнать всю правду от друга, а не из статьи, написанной любителем сенсаций. – Они обменялись понимающими взглядами. – Но я расскажу все, что тебе нужно знать. Что касается орудия убийства, следователи постановили, что это была какая-то тяжелая окаменелость, кажется, ракушка.