Текст книги "Тайны Вероники Спидвелл. Компиляция - Книги 1-5"

Автор книги: Деанна Рэйборн

Соавторы: Деанна Рэйборн
сообщить о нарушении

Текущая страница: 78 (всего у книги 100 страниц)

– Должен быть механизм, – задумалась я. – За этой панелью наверняка есть место. Но как получить доступ?

Я повторила процесс, не торопясь, проводя осторожными пальцами по каждому лепестку и листу, увы, с неутешительными результатами.

– Похоже, ваши усилия напрасны, – ехидно сказал Тибериус, осматривая свои ногти.

– И я была так уверена, – пробурчала я. Как и в музыкальной комнате, я пнула ногой плинтус – толстую панель из крепкого дуба, почти с фут в высоту. Внезапно панель бесшумно качнулась.

– Кто из нас войдет? – спросил Стокер. Я не удосужилась ответить. Вход был слишком крошечным, чтобы с комфортом впустить человека его роста. Кроме того, открытие было моим. Я бы скорее отрубила себе руку, чем позволила бы ему опередить меня.

– Эксельсиор! – закричала я, погружаясь в темное пространство головой. Сильная рука обхватила меня за талию. – Отпусти меня, Стокер, – потребовала я.

– Пообещай не создавать себе неприятностей, – ответил он. – Эта панель, возможно, была закрыта на века. Даже если проход был открыт недавно, воздух все равно будет плохим. Там нет вентиляции и нет света. Дай время проветрить и хотя бы возьми свечу.

Я поморщилась от его предосторожностей, но он был совершенно прав. В азарте расследования я не смогла даже элементарно приготовиться. Меня огорчило собственное безрассудство.

– Очень хорошо, – кротко сказала я.

Минуты тикали медленно, но через четверть часа я взяла свечу, которую Стокер любезно зажег для меня, и вернулась в крошечное пространство. Внутри было холодно. Воздух, как он предсказывал, застоялся. Пахло старым камнем и чем-то еще, я не могла определить. Темный, неприятный запах, оскорбляющий обоняние. Я закрыла рукой нос и посмотрела в тень. Свеча давала достаточно света, чтобы видеть: я сидела на корточках в пространстве, даже меньшем, чем представляла. Отверстие позади меня занимало полный размер панели – три фута в высоту и два фута в ширину. Едва достаточно, чтобы позволить мне войти, согнувшись вдвое. Задняя стенка имела еще одну панель в трех футах от передней части, размером примерно с гроб. Я вздрогнула. Мне было известно, что священники часто проводили недели в своих печальных маленьких укрытиях. Трудно представить человека, который провел бы в таком заключении более нескольких часов и не сошел с ума.

Когда я подняла свечу, тени в углу сместились, показав темный пучок. Я вытащила его и вышла из грязной маленькой дыры.

– До чего мерзко, – бормотала я, отряхиваясь. Бесполезный жест. Нора священника была свободна от паутины. Только атмосфера этого места цеплялась за меня как шелк паука. Я задула свечу и протянула ее Тибериусу.

Он уставился на сверток в моих руках. Никто из нас не проверил его должным образом, когда Малкольм представил улику. Случайность, которую я могла приписать собственной деликатности. Одно из тех решений, что заставляют потом сожалеть. Но у нас был шанс сейчас, и мы не торопились. Шерстяная ткань или была ею однажды. Пахло чем-то мокрым, что никогда не высыхало должным образом, без сомнения источник вони, который я обнаружила. Я осторожно открыла сверток, грязная ткань распалась на клочки. Внутри была дорожная сумка.

– Р.И.А. – прочитала я.

Тибериус успел кивнуть.

– Розамунда Изабель Эйлсвор.

Я бросила взгляд на Тибериуса.

– Мы должны изучить это.

– Давайте, – приказал он с мрачно стиснутым ртом.

С такой же осторожностью, как если бы садилась на птичье крыло Приама, я открыла сумку и достала предметы находящиеся внутри. Футляр для туалетных принадлежностей, помеченный теми же инициалами, немного нижнего белья, красиво вышитого, два платья. Пара туфель и антология поэзии периода Реставрации. Все вещи были повреждены, одежда испачкана и пахла сыростью, книга разбухла от влаги, подошвы туфель отставали. Я откинула крышку и увидела подпись цветистым почерком : Розамунда Эйлсворт.

Тибериус не произнес ни звука, и я молча упаковала сумку. Закончив, я снова уселась на корточки.

– Похоже, Малкольм говорил правду, по крайней мере, в отношении дорожной сумки, – мягко сказала я. – Это действительно доказательство того, что Розамунда никогда не покидала остров в день своей свадьбы.

Не говоря ни слова, Тибериус подошел к двери, тихо закрыв ее за собой. Думаю, я бы предпочла, чтобы он хлопнул ею.

Глава 16

Малкольм не появился к чаепитию. Когда мы снова собрались в гостиной, то представляли печальную группу. Хелен не пришла, сообщив, что предпочитает чашку чая в своей комнате. Миссис Тренгроуз, бледная и хлопотливая как курица-мать, заказала более обильную еду, чем обычно: фруктовые пирожные и толстенные бутерброды с ростбифом, булочки и всевозможная выпечка. Она задержалась, пока Тибериус, Стокер, Мертензия, Каспиан и я рассаживались. У остальных из нас, похоже, был неважный аппетит, но Стокер нагрузился широким ассортиментом бутербродов и вздохнул с удовольствием, щедро откусив первый из них.

– Вам что-нибудь еще нужно, мисс? – осведомилась у Мертензии миссис Тренгроуз. Каспиан мог быть предполагаемым наследником, но ее лояльность в отсутствие хозяина была демонстративно отдана его сестре. Мертензия перевела взгляд на Каспиана, но тот, казалось, о чем-то задумался.

– Не думаю, Тренни, – ответила Мертензия, жестом отпуская ее. Когда миссис Тренгроуз осторожно закрыла за собой дверь, я повернулась к Каспиану.

– Узнали что-нибудь о Малкольме?

Он покачал головой.

– Нет, но я уверен, что он появится. Местные жители говорят, что он вечно бродит по острову. Это часть его ответственности как хозяина Сан-Маддерна.

– Является ли частью его ответственности не спать в собственной постели? – поинтересовалась я.

Каспиан слегка задохнулся, a Тибериус пробормотал:

– Моя дорогая Вероника.

Но Мертензия уставилась на меня, добавляя сахар в чай.

– Как вы узнали, где был мой брат прошлой ночью?

– Потому что мы с Тибериусом и Стокером позволили себе обыскать его комнату. Он не спал там прошлой ночью.

Мертензия положила свою ложку в блюдце, слегка задребезжавшую.

– Скверно, – расстроилась она.

Каспиан запротестовал.

– Не глупи, Мертензия. Погода была мерзкой прошлой ночью. Что если он отправится проверить одного из островитян? Он мог бы там застрять из-за шторма.

– Но дождь прекратился этим утром, – указала она. – Он бы вернулся.

– Шторм снова усиливается, – Каспиан кивнул на забрызганные дождем окна. – Он вполне мог решить остаться там, где он был, в уюте и тепле.

– И не послал бы никакого сообщения? – спросил Стокер.

Мертензия кивнула.

– Он бы сообщил. Малкольм ужасно обязателен в этом смысле. Он знает, что мы будем волноваться. Кроме того, кто-то в деревне увидел бы его. Разве ты не спрашивал их, Каспиан? Откуда мы знаем, что ты его вообще искал?

– Конечно, искал!

Мертензия пожала плечами.

– Ты так говоришь. Но если у кого-то есть веская причина желать Малкольму зла, то это у тебя.

Четверо из нас взглянули на него с любопытством. Он вызывающе посмотрел на каждого из нас, после чего Каспиан театрально закатил глаза.

– Вы не можете верить, что я как-то связан с этой ерундой. Не можете! Я даже не знал Розамунду на самом деле.

– Ты мог все потерять, если бы она родила наследника Ромилли, – упрямо обвиняла Мертензия. – Убедительный повод, чтобы покончить с ней.

– Покончить с ней? – Его глаза обратились к небу, затем он посмотрел на нас с немым призывом.

– В словах леди есть смысл, – ровным голосом сказал Тибериус.

– Я был еще мальчиком, когда она исчезла, – возмутился Каспиан. – Я даже не закончил школу. Вы действительно думаете, что я убил жену моего дяди, чтобы унаследовать эту проклятую груду камней? И кто, черт возьми, сказал что-нибудь об убийстве до того, как воображение Мертензии взорвалось само собой? Нам не известно, может, Розамунда уехала по собственной воле и сейчас живет в Аргентине.

Он закончил свои возражения великолепной аркой лба, жестом, который Тибериус освоил в колыбели. Но у Каспиана не хватило духу справиться с этим. В конце тирады его голос немного дрогнул. Стокер бросил на него сочувственный взгляд.

– Успокойся, парень, никто не обвиняет тебя в убийстве.

– Она обвиняет, – Каспиан дернул головой в сторону Мертензии.

– Да, я, пожалуй, так думаю, – ядовитым тоном подтвердила она.

– Ты проклятая, чудовищная…

– Теперь, кто кого оскорбляет? – вопросила она с торжествующим видом.

– Вы оба утомительны, – произнес Тибериус. – И, Мертензия, при всем уважении, больший грех лежит на вас, как на старшей.

– В значительной степени, – злорадно добавил Каспиан.

Ее верхняя губа изогнулась.

– Уколи мое тщеславие, если хочешь, мальчик, для меня это ничего не значит. Наши ценности, мой дорогой Каспиан, ничем не похожи. Я забочусь о земле и людях острова, истории и жизни, которую мы ведем. Ты никогда этого не поймешь.

– Надеюсь, я справлюсь, когда буду здесь хозяином.

Мертензия вскочила на ноги, указывая обвиняюще пальцем.

– Вот оно! Признание твоих амбиций.

Каспиан вскочил, повернувшись к ней лицом над чайным столиком, чуть не опрокинув блюдо со взбитыми сливками.

– Я просто сказал…

Некоторое время они кричали, швыряя друг в друга оскорблениями поверх булочек, пока мы с Тибериусом наблюдали. Стокер сидел, довольно поедая бутерброды, прежде чем перейти к аппетитному на вид пирогу, украшенному марципаном.

– Должны ли мы их остановить? – растерялась я.

Стокер пожал плечами.

– Зачем беспокоиться? Конфликт назревал некоторое время. Возможно, небольшая перебранка очистит воздух.

– Такие свары мешают нам искать Малкольма, – негодовала я.

– По-моему, это не является чьим-либо приоритетом, – резонно заметил он.

Мертензия и Каспиан синхронно замолчали при упоминании имени Малкольма, оба выглядели слегка смущенными.

– Бедный Малкольм, – забормотала Мертензия. – Интересно, где он может быть?

Тибериус воспользовался возможностью, чтобы ухватить бразды правления.

– Пока мы были в его комнате, осмотрели дорожную сумку. Малкольм совершенно прав по этому поводу. Саквояж определенно принадлежал Розамунде и заполнен вещами, которые она считала своим самым ценным имуществом.

Прежде чем восстанавливать панель, Стокер и я тщательно спрятали саквояж в норе священника. Мы решили, нет причин брать улики с места их сокрытия. Там для них казалось безопаснее, чем где-либо еще.

– Где эта сумка сейчас? – потребовала Мертензия.

– В настоящее время вам ни к чему это знать, – отрезал Тибериус, каждый дюйм лорд. – Теперь, в отсутствии Малкольма, напомню, я самый высокопоставленный человек на этом острове. Кроме того, я лорд-магистрат округа, где расположено мое загородное имение, и без сомнения, более знаком с законом, чем кто-либо из присутствующих. Если только у вас не припрятан какой-нибудь констебль или судья? – он перевел взгляд с одного пустого лица Ромилли на другое. – Нет? Хорошо. Тогда давайте расставим точки над «i». Я беру на себя контроль над этим вопросом. Разрешаю поиск Малкольма Ромилли по всему острову. Ни один камень не останется на месте, пока мы его ищем. Мой брат и мисс Спидвелл будут помогать мне. Что касается вашей парочки – либо вы помогаете, либо держитесь к дьяволу подальше от меня, вам ясно?

Каспиан лишь кивнул, но Мертензия стиснула кулаки, гневные эмоции отразились на ее лице. Тон Тибериуса стал шелковистым.

– Вы должны простить меня, но боюсь, я не услышал ваши ответы.

– Да, мой лорд, – быстро сдался Каспиан.

Мертензия резко кивнула, казалось, против воли.

– Да, мой лорд. – Ее голос был хриплым, два ярких пятна горели на щеках.

– Превосходно. Теперь, когда мой брат уничтожил весь пирог, я предлагаю подготовиться и начать поиск. Нам все равно здесь больше нечего есть.

* * *

Под умелым руководством Тиберия был обыскан весь остров. Рыбаки и жители деревни осмотрели здания и поля, не пропуская различные укромные уголки и пещеры контрабандистов, неизбежные в таком месте. Мертензия и Каспиан образовали маловероятный союз и тщательно обследовали территорию замка. Тибериус остался в библиотеке, распорядившись, что любой, кто обнаружит что-либо заметное, немедленно сообщит ему. Стокеру и мне была поручена задача обыскать сам замок.

– Это нелепое занятие, – пробормотала я после того, как мы поднялись по четырнадцатой по счету лестнице и осмотрели двадцать седьмую пустую спальню. – Он может быть где угодно. Кто-нибудь подсчитывал лодки? Возможно, он поплыл к одной из Трех Сестер.

– Невозможно, – Стокер осматривал безжалостно пустой туалет. – Малкольм знает эти воды. Он бы никогда не попытался совершить такой самоубийственный поступок.

Я остановилась, и перевела взгляд на Стокера.

– Не надо, – приказал он, интуитивно понимая мои мысли. – Даже не предлагай это.

– Мы должны рассмотреть такую возможность, – настаивала я. – Ты признаешь, что он сильно пострадал, и он кажется чувствительным человеком. Кто сказал, что дорожная сумка Розамунды не была последней каплей? Это заметно повлияло на его рассудок. Возможно, факт, что она не ушла сама, оказался невыносимым. Наверное, он размышлял об этом с тех пор, как наткнулся на саквояж, пока не смог больше терпеть. Только представь: он глубоко влюблен в Розамунду, потерять ее было душераздирающим опытом. После многих лет неуверенности Малкольм обнаруживает доказательства, что она не покидала остров, что она, должно быть, мертва. Он приглашает избранную группу гостей, чтобы те помогли узнать правду о ее исчезновении. И вместо этого он, кажется, поднял из могилы призрак. Какой ужас вспыхнул в его душе! Должно быть, он почти сошел с ума от горя и шока. Что может быть более естественным, чем решение присоединиться к ней?

– Ты забываешь две вещи, – справедливо заметил Стокер. – Во-первых, если дорожная сумка Розамунды никогда не покидала остров, значит и она тоже.

– Твоя точка зрения?

– Она была убита, – заявил он.

– Ерунда. Это мог быть несчастный случай. Она могла умереть от естественных причин. Она могла бы…

– Возможно, ее проглотил кит, но это, черт возьми, маловероятно. Я забыл твою склонность к мелодраме.

– Моя склонность к мелодраме! Ты настаиваешь на том, что Розамунда стала жертвой преступления, твоя ужасная теория не стоит и пенни.

Стокер сложил руки на груди.

– Вероника. Я понимаю, что твои чувства к Тибериусу омрачают суждение, но попытайся не быть женщиной до такой степени.

Я злобно уставилась на него.

Он продолжал вещать так безумно спокойно, что я испытала соблазн надеть ему на голову железную подставку для дров в камине.

– Ты неоднократно убеждала меня, что женщина так же способна к рациональному мышлению, как и мужчина. Я даже могу великодушно признать: один-два раза ты была более хладнокровна, чем я сам. Но, увы, тебе не хватает логики во всем, что касается моего брата.

– Из всех дешевых и отчаянных оскорблений, атакующих мой интеллект ученого… – начала я.

Стокер поднял руку.

– Если ты хочешь злиться на меня, не могла бы это делать, пока мы ищем? Иначе мы никогда не закончим с этим замком.

Он вышел из комнаты. У меня не было другого выбора, кроме как идти за ним. Мои шаги отдавались резким звуком на каменных полах. Некоторое время мы продолжали искать в тишине, и никто из нас не говорил без необходимости.

Мы не обнаружили ничего примечательного, пока не пришли в последнюю комнату. Я указала на маленькую карточку, написанную аккуратным почерком: Миссис Люциан Ромилли. Я мягко постучала, но ответа не было. Мы проскользнули в комнату, бесшумно закрыв за собой дверь. Прикроватный столик был усеян банками с пастилкой, влажными носовыми платками, крошечным хрустальным бокалом, подходящим для алкоголя, и маленькой колбой зеленого стекла с аптечной этикеткой. Стокер поднял его и осторожно понюхал.

– Какое-то лекарство?

– Только для шотландца, – фыркнул он. – Довольно хороший виски.

Я вспомнила ее наполненную джином бутылку от шампуня и подумала, сколько других тайников со спиртным она сделала. Домашние туфли странного вида – на высоких каблуках, украшенные перьями и атласной оборкой – валялись там, где она их бросила. На умывальнике криво висел халат, непрактичная конфетка из лилового шелка.

– Любопытно, – я провела пальцем по водянистому шелку. – Я не подумала бы, что у нее будет шелковый халат.

– Что бы ты подумала? – поинтересовался Стокер, медленно роясь в ящиках.

– Черный атлас. Трезвый бархат в крайнем случае. Но ничего такого легкомысленного, как бледно-фиолетовый шелк.

– Она фантазерка, – безапелляционно заявил Стокер. – Скорее верит в воображение, чем в реальность.

– Откуда ты знаешь? – потребовала я.

Он поднял книгу, которую раскопал под рубашкой.

– Ее литературный вкус. Довольно крутой французский роман с лихим героем, который рискует всем ради любимой женщины. Продает себя в рабство пиратам, чтобы спасти ее, или отказывается от священных приказов, чтобы прижать даму к своей мужественной груди.

Я прищурилась.

– Откуда ты знаешь, о чем эта книга?

– Прочитал, – просто сказал он. – Я обмениваюсь книгами с горничной в Bishop Folly, и у нее есть склонность к французским романам. Тебе они не понравятся, – добавил он со злобной улыбкой.

– И почему нет?

– Потому что они всегда показывают пары, которые доверяют друг другу. – Прежде чем я успела ответить, он наклонил голову, изучая сундук. – Что он здесь делает?

– Возможно, его не вернули в кладовую. Он был, несомненно, упакован, когда они намеревались отбыть сегодня. Сундук следовало отправить следом за ними.

Стокер опустился на колени перед сундуком и попытался поднять крышку.

– Он все еще заперт. Ты видишь ключ?

Мы обыскали все подходящие места, но ключ найти не удалось.

– Видимо, она носит его при себе, – сказала я. – Многие женщины так делают.

– Дай мне пару твоих шпилек, – велел Стокер. Я послушно выполнила распоряжение, уверенная, что он быстро вскроет замок.

– Осторожно, не поцарапай его, – предупредила я. – Мы не хотим запачкать руки в преступном взломе и дать Хелен понять, что ее вещи обыскали.

Стокер посмотрел на меня с жалостью.

– Немного доверия, Вероника. Я вскрывал замки с тех пор, как родился на свет божий. Одно из многих преимуществ при наличии старших братьев, которые запирают свои карманные деньги.

– Ты имеешь в виду, что крал у них?

– Пользовался каждым случаем, который мне выпадал, – последовал веселый ответ. – Вот, – сказал Стокер с некоторым удовлетворением, когда защелка открылась. Он поднял крышку, и мы вместе уставились в сундук.

– Что на свете… – Я вытащила кусок материала, непохожий ни на что виденное раньше. Казалось, ткань вылеплена из паутины, похожа на марлю, но бесконечно легче и тоньше. Длинные нити серебристых нитей улавливали свет, когда поднимались, легко танцуя в потоке воздуха.

– Эктоплазма, – произнес Стокер.

– Извини меня, пожалуйста? Это не что иное, как внешний слой цитоплазмы, – возразила я.

– Я не имею в виду научное определение, – поправил он. – Это совсем другое. Я только однажды видел подобное, когда работал в цирке. В течение нескольких месяцев у нас был медиум, который представлял манифестации, и одной из маленьких хитростей было заклинать хаос.

– Трюки? Тогда Хелен не общалась с духовным миром?

Стокер закатил глаза к небу.

– Вероника, нет такой вещи, как подлинное общение с духовным миром, потому что нет духовного мира. Ради всего святого, ты – ученый.

– Я достаточно ученый, чтобы верить, что мы многое не можем объяснить. Наглость полагать, что мы знаем больше, чем мы знаем. – Я взяла у него отрезок материала, пропуская изысканную мягкость сквозь пальцы. Он был настолько легок, что, казалось, весил меньше, чем воздух, паутинный как крыло бабочки.

Стокер вздохнул.

– Отлично. Но в моем случае медиум определенно был мошенником. Он использовал масло, муслин и немного фосфоресцентной краски, однако эффект был похож на это – облако белого, исходящее изо рта.

– Рта?

Он пожал плечами.

– Большинство медиумов глотают и изрыгают разные субстанции.

Стокер заглянул в сундук, указывая на любопытное устройство.

– Сжимающая коробка с ремнями для переноски между бедер, которая издает стоны во время реплик. Свечи с фитилями, подделанные, чтобы гарантировать, что они погаснут в определенное время. Все здесь предназначено для того, чтобы обманывать доверчивых. – Его рот сжался от отвращения. – Нет музыкальной шкатулки, чтобы одурачить нас звуками клавесина, но есть средства для любого другого эффекта. Хелен Ромилли – шарлатан, – вынес он окончательный приговор.

– Я вижу, вы раскрыли мой секрет, – отозвалась Хелен из дверного проема. Она стояла на фоне света из коридора, прижимая кошку к груди. Прежде чем мы успели заговорить, она вошла, закрывая дверь.

– Я не виню вас за ваше неодобрение, – сказала она спокойным голосом. – Я могу только умолять вас понять необходимость кормить себя и сына.

– Зарабатывая на надеждах и страхах скорбящих? – потребовал Стокер.

Она наклонила голову.

– Я не оправдываюсь перед вами. Мы все живем в мире мужчин, не так ли? А вы – мужчина.

– Вы говорите, что я не могу понять ваш выбор? – он с грохотом уронил крышку сундука.

– Нет. Я говорю, что мисс Спидвелл поймет лучше. Скажите, – она повернулась ко мне, широко раскрытые глаза мерцали при свете лампы. – вы когда-нибудь беспокоились о том, чтобы не дать волку войти в дверь? Вы зарабатываете на хлеб. Вам знакомо чувство, когда вы выжаты до последней корочки?

– Да, – ответила я. Голова Стокера вскинулась, но я не сводила глаз с Хелен Ромилли. Она гладила свою кошку, снова и снова проводя белой рукой по черному меху. – Не раз, если честно.

– Тогда вы знаете. Вы знаете, каково это решать, что вы будете и не будете делать, чтобы остаться в живых.

– Я тоже был беден… – начал Стокер.

Она резко оборвала его, заставив кошку пошевелиться:

– Пока вас не заставят задуматься о продаже своего тела, вы не были бедны. Не сравнивайте свою ситуацию с нашей, – Она снова повернулась ко мне. – Представьте, насколько велики последствия выбора, когда вам приходится думать не только о себе, но и о ребенке. Я вела изнурительную жизнь, мисс Спидвелл. Моя беда – любить беспомощных мужчин, сначала мужа, а теперь сына. И не заблуждайтесь, я люблю их по-настоящему. Но быть человеком, от которого все зависит, утомительно. Если еда должна была найти путь к столу, мне ничего не оставалось, как предоставить монету. То же самое с крышей над головой и туфлями на ногах. Я знала, что делаю, когда вышла замуж за Люциана. Он не претендовал на то, чтобы быть практичным мужчиной, но осмелюсь предположить, что вы достаточно émancipé, чтобы понять мою мотивацию, – рискнула она кинуть взгляд на Стокера.

– Я могу понять влечение к нему, но не брак с ним, – призналась я.

– О, мы могли бы быть друзьями при других обстоятельствах! – воскликнула Хелен.

– Разве мы не можем быть друзьями сейчас? – спросила я.

– Не тогда, когда вы подозреваете моего сына в убийстве, – Хелен посмотрела на Стокера. – Уверяю вас обоих, я знаю его недостатки лучше, чем он сам. Я каталогизировала их в характере его отца еще до рождения сына. Вы никогда не видели, чтобы двух человек выкроили так близко из одной ткани. Их непрактичность, их сцены и мелодраматизм – не что иное, как кусочек муслина в ваших руках. Каспиан увлекается тем, что закатывает истерики просто потому, что считает – это делает его интересным. Возможно, он мог бы заняться охотой или глокеншпилем[27], но вместо них он выбрал такое хобби. Помимо этого в нем нет ни одного злонамеренного атома.

Я не стала спорить с оценкой преданной матери своего ребенка, просто попробовала другую тактику.

– Конечно, Малкольм помог бы, если бы знал, что есть проблемы с деньгами.

– Малкольм! Благослови вас Бог, он не мог помочь себе. Когда Розамунда исчезла, он сошел с ума. Письма, которые я отправляла, оставались без ответа в течение нескольких месяцев. К тому времени, когда он смог ответить, я уже выбрала. Я не хотела продавать тело, поэтому продала душу.

– Тогда вы стали мадам Еленой? – спросила я.

– Был аннуитет из поместья Ромилли, который Люциан обеспечил для нас, но он также оставил долги, тяжелые. Я изо всех сил пыталась выплатить их. В конце концов, я подумала, что лучше всего привезти Каспиана сюда. Повидаться с дядей и заодно напомнить Малкольму, что у него есть готовый наследник, сын его брата.

– И, возможно, дать почувствовать себя виноватым, что своим браком лишал Каспиана наследства? Виноватым достаточно чтобы платить ему отдельное пособие? – рискнула спросить я.

Она пожала плечами.

– Почему бы нет? Если бы из этого ничего не вышло, по крайней мере сэкономили бы пару месяцев квартплаты и расходов на питание. Поэтому я написала, и Малкольм пригласил нас на лето. Мы остались на свадьбу. Но когда Розамунда исчезла, стало ясно, что не будет никаких дополнительных денег. Малкольм попросил нас уехать. Нам трудно жилось в Лондоне. Я перебирала все возможные методы, как смягчить наши финансовые проблемы. В отчаянии я пошла к медиуму и попыталась связаться с Люцианом. Признаю, на меня повлияли остатки прекрасного винного погреба Люциана. Но у меня хватило ума в течение первых двух минут понять, что женщина – мошенница. Я так и не получила сообщение от Люциана, но после мне пришло в голову, что ответ все-таки нашелся. Я презентабельнее и красноречивей, чем эта шарлатанка, у меня неплохие манеры общения с людьми. Понадобились всего несколько реквизитов и новая персона. Таким образом, родилась мадам Елена, – закончила она с воодушевлением.

– Почему вы приехали сейчас? – задал вопрос Стокер.

Ее улыбка была безрадостна.

– Потому что, возможно, удержала волка от двери, но все еще слышу его вой. После исчезновения Розамунды Каспиан – единственный наследник Малкольма. Малкольму нужно было напомнить об этом. Если он пригласил меня сюда, чтобы вызвать ее дух, я счастлива подыграть.

– Вам случалось на самом деле видеть призрак ? – осведомилась я.

Ее лицо помрачнело, а рука замерла на кошке.

– Только один раз.

– Розамунда, – мягко сказал Стокер.

– Не знаю, что произошло. Я начала сеанс как всегда, вызывая духов. А потом случились вещи, которые я не могу объяснить.

– Как вы делаете постукивания? – поинтересовалась я.

– Просто, – объяснил Стокер. – Выпустила руку Каспиана и постучала по нижней части стола.

Хелен кивнула.

– Большинство людей слишком подозрительны, чтобы допустить такой легкий трюк. Но я знала, что Малкольм не сочтет странным, если Каспиан займет место рядом со мной.

– А свечи? Как они погасли? – с любопытством спросила я.

– У нас все идеально рассчитано, я точно знаю, когда задать вопрос. Внезапно свечи гаснут, и это выглядит как ответ – что наиболее эффективно при правильных обстоятельствах.

– Вы не использовали эктоплазму, – указал Стокер. – Или вы сохранили это на потом?

Хелен криво улыбнулась.

– Один из руководящих принципов моего успеха: я делаю ровно столько, сколько нужно, чтобы подготовить сцену. Малкольм был и так готов поверить в Розамунду. С моей стороны ничего не требовалось, кроме небольшой игры и свечей.

– И музыки, – напомнила я ей.

Лицо Хелен закрылось.

– Это была не я.

– С трудом верится… – начал Стокер.

Ее пальцы сжались на кошачьей шерсти, вызывая у той бурный протест. Хелен отвела руки, извиняясь перед животным.

– Музыка была кульминацией вашего выступления. Конечно, это было организовано.

– Это наверняка не было, – решительно обрезала она. – Я призналась во всем остальном. Если бы мне удалось это устроить, я бы так и сказала.

– Тогда как это было сделано? – потребовал Стокер.

– Откуда мне знать? – ответила она в отчаянии. – Я была так же удивлена, как и все вы, когда услышала музыку.

– Но вы сразу связали это с Розамундой? – настаивала я.

– Да. Она была единственный музыкант в семье, кроме Люциана. Когда он уехал в школу, музыкальную комнату закрыли, и никто не играл. Но Розамунда попросила Малкольма снова ее открыть, и он был счастлив угодить ей. Она играла часами, сводя всех с ума барочными мелодиями. Я уходила гулять, просто чтобы избавиться от звуков этой музыки.

– И когда вы услышали музыку, вы поверили, что на самом деле вызвали ее призрак? – Думаю, Стокер сделал все возможное, чтобы скрыть скептицизм в голосе, но я услышала его, как и Хелен.

– Я знаю, вы мне не верите, – ее голос слегка понизился. – Но как еще можете это объяснить?

Я бросила на Стокера предупреждающий взгляд и заговорила, прежде чем он успел ответить.

– Вот почему вы купили амулет у Матушки Нэнс?

Она кивнула, подняв запястье, обвязанное цветным шнуром, на котором висел тонкий серебряный медальон с какой-то потертой надписью.

– Это монета, спасенная после испанского кораблекрушения, ее нашли на пляже.

– Довольно неудачно для парня, который носил амулет последним, – хмыкнул Стокер. – Испанские моряки никогда не чувствовали себя спокойно в этих водах.

– Лучше, чем ничего, – ответила она, задирая подбородок.

– Почему вы сегодня пытались покинуть остров? – не отставала я.

– Из-за нее. Если она ходит, кто скажет, кого она посетит? Какой вред она причинит? Она умерла в расцвете сил в день своей свадьбы. Должно быть, она злится, так ужасно злится. – голос Хелен превратился в жаркий шепот, густой от страха.

В Стокере, казалось, зашевелилась жалость. Он приложил утешительно ладонь к ее руке.

– Я уверен, что вам нечего бояться.

Она с благодарностью посмотрела на него, и я решила сыграть роль плохого полицейского.

– А я не уверена, – проговорила я медленно.

Она моргнула, паника вернулась к ней.

– Что вы имеете в виду?

– Если Розамунда возвращается, если ее дух неспокоен, значит, у призрака есть незаконченное дело. Она хочет чего-то. Мести? Чтобы мы знали, как она умерла? Правильного захоронение? Или наказать тех, кто не защищал ее в жизни?

С каждым вопросом я подходила к Хелен, наконец подойдя так близко, что могла видеть, как зрачки ее глаз расширились от ужаса.

– Мертензия, – она взорвалась именем. – Она искала бы Мертензию. Я слышала, как они ссорились в ночь перед свадьбой. В саду. Это было ужасно! Я думала, что Мертензия убьет ее… – Она внезапно оборвала себя, на белом лице горели два ярких пятна.

Я отступила назад, одарив ее утешительной улыбкой.

– Пожалуй, Стокер прав, и вам нечего бояться. Тем не менее, – рассудительно добавила я, – на вашем месте я бы не покидала эту комнату после наступления темноты.