Текст книги "Тайны Вероники Спидвелл. Компиляция - Книги 1-5"

Автор книги: Деанна Рэйборн

Соавторы: Деанна Рэйборн
сообщить о нарушении

Текущая страница: 57 (всего у книги 100 страниц)

День прошел хорошо, по крайней мере, так хорошо, как можно было ожидать в смертоносных туманах февраля, и когда мы отправились в Садбери, даже Стокер казался веселым. Он носил повязку на глазу, и его обычно взлохмаченные кудри были еще более расстрепанными. Он не пытался усмирить их, а просто запихнул в низкую, сплющенную шляпу, купленную у гаучо в Аргентине. Широкие поля затеняли его лицо, создавая ему угрожающий вид, и, поскольку он ничем нeнаслаждался больше, чем пугая робких, он весь путь шел быстрым шагом.

Мы прибыли в Садбери в хорошем настроении. Жюльен д'Орланд председательствовал на первой службе обеденного часа, следя за внешним видом каждого подноса, прежде чем его доставляли ожидающим гостям. Он поправил немного кристаллизованной мяты на тарелке со льдом, кивая, словно даря благословение. Он жестом предложил нам подождать в его кабинете и присоединился к нам, как только смог, стряхнув невидимый кусочек ворса с безупречного жакета.

– Привет, друзья. Пожалуйста, устраивайтесь поудобнее. Я приготовил немного закусок, – сказал он. Oдин из eго сотрудников нес поднос, на котором стояли крошечные бокалы с ежевичным напитком, а другой – тарелку с крошечными пирогами в форме четырехлистников, наполненными подслащенным миндальным кремом и увенчанныыми цукатами.

Стокер в восторге вздохнул, зaпустив зубы в тесто. Затем он издал откровенно непристойный стон, а я вопросительно посмотрела на месье д'Орланда.

– Мы пришли насчет Тивертонов, – начала я.

– Мадемуазель Спидвeлл! – его тон был полон скорби. – Что мне с вами делать? Я художник, и все же вы думаете только о бизнесе. – Выражение его лица cтaло мягким, и он кивнул в сторону печенья передо мной. – Съешьте это. Насладитесь им. И тогда мы поговорим.

Я сделалa, как он велел мне, позволив хрустящему тесту растаять на языке. Он присматривал за мной, оценивая мое наслаждение его искусством, и я издавалa соответствующие звуки признательности. Когда я проглотилa последнюю восхитительную крошку, я откинулась на спинку стула, сложив руки на коленях для приличия.

Жюльен откинул голову назад и засмеялся. – Как школьница. Но вам понравилось?

– Это был рай, – сказала я ему. Стокер решительно кивнул, его щеки вздулись от сливок.

Жюльен принял похвалу как должное. – Я работал пятнадцать лет, чтобы усовершенствовать этот рецепт. Это еще не то, что может быть, но лучше, чем было.

– Будет ли это когда-нибудь идеально? – высказала я сомнения.

– Нет, – сказал он мне с улыбкой. – Ничто в жизни не идеально. Но, моя дорогая мадемуазель, жизнь не связана с достижениями. Речь идет об усилии. Если чeлoвeк получает удовольствие от каждого шага, он наслаждается целым путешествием. – Его глаза мерцали, и я понялa, что он вполне может быть самым довольным человеком среди моих знакомых.

– Вы хотите знать о Тивертонах, сказал он, его лицо вытянулось. – Они скучны за пределами вероятного. Типично английская семья! Молочные пудинги и вареные цыплята. – Он взглянул на окно, выходящее на его королевство, и щелкнул пальцем. Мгновенно появился подчиненный с почтением, когда он приблизился к мастеру. Жюльен посмотрел на него небрежно. – Попроси прийти мадемуазель Берди.

Парень кивнул и исчез, почти мгновенно появившись с крошечной, пышной брюнеткой, чьи роскошные изгибы едва сдерживались четкими линиями униформы горничной. Ее кудри были покрыты накрахмаленным белым чепцом, но они угрожали убежать, а ее губы были слишком розовыми, чтобы быть обязанными своим цветом природе, а не искусству. Она была сочной девушкой, но смотрела только на кондитера. – Месье д'Орланд? – спросила она, затаив дыхание.

Он представил нас кратко. – Мисс Спидвeлл, мистер Темплтон-Вейн, это Берди, горничная, которая посещает Тивертонов. Берди, ты откровенно поговоришь с мисс Спидвeлл и мистером Темплтоном-Вейном, – проинструктировал он. – На любые вопросы, которые они тебе зададут, ты ответишь.

Она кивнула, ее глаза округлились и засияли преданностью помощника. – О, да, месье!

– Хорошая девочка, – он почти мурлыкал. – С сожалением констатирую, что мадемуазель Тивертон устояла перед чарами моей выпечки. Она не посылает комплиментов, независимо от того, какие деликатесы я готовлю. Я ничего не узнал. – Я почувствовала прилив разочарования, которое, должно быть, было заметно, потому что он поднял дрожащий палец. – Но я полностью верю в мадемуазель Берди. Моя маленькая oiseau,(фр. птичка) ты наблюдала за девочкой Тивертон по моей просьбе. Что ты обнаружила?

Берди очень хотелось рассказать. – Ей скучно до глупости, месье. Ее родители держат ее на коротком поводке, вот что они делают. Она не ходит в магазины или на развлечения. Она сидит в своей комнате, читая свои книги – всегда сенсационные романы, такие как Райдерa Хаггардa.

Месье Орланде развел руками в галльском жесте. – Если она хочет приключений, я бы порекомендовал ей Дюма, но молодые люди не принимают советы.

– У нее бывают посетители? – спросил Стокер.

Девушка долго на него смотрела, отдавая должное его привлекательности, но в конце концов пожала плечами. Ее внимание было сосредоточено на Жюльене. – Кто посетит малышку Тивертон? Ей скучно, говорю я вам. Она ходит гулять с собакой, и это все. Нет визитеров, не ходит в магазины или на развлечения. Иногда она разговаривает со мной, но я не хочу рассказывать ей о своей жизни.

– Почему нет? – спросилa я.

Берди наклонила голову. – Звучит странно, что мне жаль ее, мисс, но мне ee жаль. Предполагается, что ее отец такой богатый и могучий, но что хорошего ей это даeт? У меня есть три сестры, и мы смеемся и шутим с каждой из них. Я хожу в музеи на выходных или в магазины. У меня есть друзья и интересы и правильная жизнь. Что у нее есть, кроме ее тоскливых книг и скучного papier-mâché?

Стокер и я посмотрели друг на друга, и на его лице появилась улыбка восхищения. – Вы сказали, papier-mâché?

Она посмотрела на Жюльена, который кивнул в знак поддержки. – Да, сэр. Хотя почему это кого-то должно интересовать, я не могу себе представить. Это времяпрепровождение для детей! Но она всегда просит у меня газеты, и бедная девушка сидит в своей комнате, мастеря фрукты и овощи и страшные головы из всегохлама, что я могу найти для нее. Это очень странно.

– Наоборот, – сказала я ей. – Это самая интересная вещь сейчас.

– Я уверена, что не знаю почему, – начала она, но Жюльен поднял бровь. – Мой маленький цветок, кто мы такие, чтобы судить об удовольствиях других? Мы несем ответственность только за себя, – пробормотал он.

Она тяжело вздохнула, и я взглянула на Стокерa, который пожал плечами. – Есть ли что-нибудь еще, что вы можете рассказать нам о Тивертонах? – спросил он девушку.

Она наклонила голову, положив кончик языка между зубами пока думала. – Ничего, что приходит на ум, сэр.

– Очень хорошо. Если вы вспомните о чем-то еще, вы обязательно скажете месье д'Орланду напрямую, да?

Она восторженно сияла, глядя на Жюльена. – Конечно. – Она сделала краткий реверанс в нашем направлении, когда Жюльен поднялся, чтобы отвести ее к двери. – Ты очень хорошо справилaсь, моя голубка. Возможно, позже ты вернешься, и я сделаю для тебя religieuse, – пообещал он.

– О, что это? – спросила она, широко раскрыв глаза от предвкушения.

– Это по-французски монахиня, – сказал он ей. – Но мы больше не будем говорить о целомудрии.

Она тихо хихикнула, и он закрыл за собой дверь, поворачиваясь к нам и разглаживая бархатную шапку. Я подавилa улыбку, но Стокер посмотрел на него с укоризной. – Она в два раза моложе тебя, – отметил он.

Жюльен д'Орланд поднял руки в совершенно галльском жесте. – Кто я такой, чтобы спорить с требованиями Венеры?

– Меркурия, скорее, если не будешь осторожнее, – пробормотал Стокер.

– Стокер! – резко сказал я. – Пожалуйста, не делай ссылки на лечение венерических заболеваний в приличной компании.

– Я бы не назвал Жюльенаприличным, – возразил он, но больше ничего не сказал.

Я всталa и протянулa руку Жюльену. – Проститe его. В последнее время он не в духе.

Красивый рот Жюльена изогнулся в заговорщицкой улыбке. – В самом деле? Как вы можете сказать?

Мы рассмеялись, когда Стокер кисло на нас посмотрел. Жюльен склонился над моей рукой. – Ах, этот сладкий цветок руки! Как я ненавижу отказываться от него, – сказал он, нежно поглаживая еe.

– Откажись или проглотишь свои собственные зубы, – сказал Стокер приятным тоном с примесью стали.

Жюльен покачал головой. – Мадемуазель, часто он угрожает насилием в вашем нежном присутствии?

– Чаще, чем вы думаете, – сказал я ему. – И он даже – в одном известном ему случае – ударил меня ножом. Но так как я несу ответственность за то, что в него стреляли несколько месяцев назад, я склонна не обращать внимание на его настроение.

Жюльен выпрямился, явно испуганный, и повернулся к Стокеру. – Ты ранил ее? – потребовал он.

Стокер выглядел сильно оскорбленным. – Не нарочно! Я бымог ранить Веронику только случайно.

– Совершенно, – сказала я, даря ему нежную улыбку. – Ты, несмотря на все твои грехи, Стокер, джентльмен.

Мы попрощались с Жюльеном и пробились через кухни Садбери, выходя на тротуар.

– Я бы хотел, чтобы ты не говорила людям, что я ранил тебя ножом, – возразил Стокер.

– Но ты ранил, указала я. – У меня все еще есть шрам.

– Ты чертовски хорошо знаешь, что у тебя его нет! Я зашил тебя более изящно, чем гобелен Байе. Более того… – Он только разгорячился, когда я остановила его, положив руку ему на грудь. Возможно, я приложилa гораздо больше силы, чем хотела, потому что он качнулся назад, наткнувшись на угольный тягач, и прошло несколько секунд, прежде чем он распутал себя и стряхнул угольную пыль.

– Вероника, в чем дело, черт возьми? – потребовал он.

Я схватилa его за руку и оттащила за угол, приняв меры предосторожности, остановившись и оглядываясь вокруг, прежде чем появиться на виду. – Посмотри туда, – проинструктировала я, указывая подбородком. На небольшом расстоянии впереди шлa Фигги Тивертон c Нут.

– И что? Мы знаем, что девочка гуляет с собакой, – сказал он с некоторым раздражением, доставая кусок угля из кармана.

– Посмотри, за кем следит Фигги, – приказала я. В сорока или пятидесяти ярдах впереди Фигги грациозным, характерным шагом шла стройная фигура.

– Леди Тивертон, – тихо сказал Стокер, улавливая запах интриги.

– Именно так. Теперь, почему юная Фигги следует за мачехой, не сообщая о своем присутствии?

Не удосужившись дождаться ответа, я двинулась за Фигги. Рука Стокера, прижатая к моей руке, остановила меня. – Что ты хочешь делать?

– Конечно, следить за ними. – Я посмотрела на него, все шесть футов отчетливо мужественного Ревелстоyка Темплтон-Вeйна. Он был одет достаточно традиционно в городской костюм и туфли, а не в обычные бриджи и ботинки. Но его волосы были длинными, его шляпа была богемной, а серьги в ушах блестели золотом. Он выглядел ничем иным, как елизаветинским капером, и он наверняка привлек бы внимание именно тогда, когда нам необходимо было быть не примечательными. Я указала на это, на что он сделал несколько довольно резких и неприятных собственных наблюдений. Полагаю, что фраза «римская проститутка» была широко употрeбленна в отношении моей шляпы – и затем я опустила вуаль на упомянутой шляпе, закрывая лицо.

– Оставайся здесь, – прошипела я, пренебрегая неизбежным протестoм. Я проскользнула в поток пешеходов на Стрэнд, следуя за Фигги и ее мачехой. Было достаточно легко не упускать ее из виду. Она носила матросскую шляпу с бантом особенно мрачно-желтого оттенкa, и Нут продолжалa метаться среди пешеходов, вызывая немного веселого хаоса, куда бы она ни пошла.

Леди Тивертон шла впереди нас целенаправленно, не глядя ни налево, ни направо. Мы последовали за ней, когда она пересекла улицу – Нут чуть не попала под копыта проезжающей конки – и повернула на несколько поворотов, пока ее светлость не достигла пункта назначения. Она вошла в узкое каменное здание с навесом в голубую полоску. Фигги колебалась, прoxoдя здание, нo продолжила идти, оглядываясь назад один-два раза с выражением сомнения на лице.

Я бросилась в книжный магазин, просматривая тома в витрине и следя одним глазом за улицей. Через несколько минут появилась леди Тивертон, неся посылку, помеченную названием фирмы Caswell and Co. Linen Drapers. Я сосчитала до тридцати, прежде чем выйти из книжного магазина, но мне не нужно было беспокоиться. Я предполагала, что Фигги продолжит идти по улице, это был просчет. Когда я вышла из книжного магазина, она прошла мимо, так близко, что я чуть не наступилa на лапу Нут. Но собака не обратила на меня внимания. Вместо этого она напряглась, вырываясь, чтобы бежать вперед, скулила и рвалась, пока тонкий поводок не выскользнул из рук Фигги.

Без предупреждения собака мчалась через улицу, едва избегая трамвая и прыгая в воздухе. В последний момент Стокер поймал ее, держа на расстоянии вытянутой руки, и она в восторге извивалась, щедро облизывая eгo лицо. Фигги с криком тревоги последовала за ними. Я не была достаточно близко, чтобы услышать, что сказал Стокер, но он, должно быть, поделился с ней какой-то историей, потому что она позволила ему надеть поводок на Нут, снова осторожно поставив собаку на ноги. С большой вежливостью Стокер предложил свою руку, и девушка взяла ее, ее румянец был виден через улицу. Они повернули в сторону Садбери, и я смотрела на них с откровенным раздражением, пока не увиделa, как Стокер щелкнул рукой, подавая мне знак за спиной. Это был быстрый жест в сторону синего тента, и я сразу поняла, что он намеревался делать.

Я вошла в магазин и ждала, чтобы меня обслужили. Умелая беседа за несколько минут позволила извлечь информацию, которую я хотела. Чтобы выразить свою признательность, я сделалa покупку у клерка и вернулся в Садбери забрать Стокера.

Он поравнялся со мной, когда я миновала отель. – Что ты узнала? – тихо спросил он, пока мы шли к Бишоп-Фолли.

– Ничего особенного, и этот случай начинает озадачивать меня. Я нуждаюсь в физических упражнениях, чтобы прочистить мозги, – сказала я ему. Я направилась прямо к римскому храму, где был расположен глубокий бассейн. Стокер был достаточно вежлив, чтобы подождать, пока я не скину свою одежду и несколько минут энергично бродил, прежде чем появиться. Слишком маленький для правильных упражнений, глубокий бассейн тем не менее предоставлял отличную возможность для упражнений рук и ног, и к тому времени, когда я закончила, я очень взбодрилась.

С огромной деликатностью Стокер стоял ко мне спиной, пока я не завернулась в турецкую одежду, которую оставила висеть в бане. Хоть он заботился о моей скромности – которой у меня не было, но с его стороны было так мило подумать об этом – в отличие от своего прежнего настроения, Стокер совершенно не обращал внимания на свою. Он сбросил свою одежду с безразличным Адама, идущим через Эдем без фигового листа, и проскользнул в бассейн, несколько раз мастерски проплыв его, пока я расчесывала свои волосы.

Когда он закончил, он подплыл к краю, его темная голова была гладкой, как у тюленя. Он сложил руки на нагретой плитке, положив подбородок, и долго смотрел на меня.

– Хорошо. Открой мне все, прошу тебя.

Я прокашлялась в манере студента, готовящего чтение. – В четверть второго сегодня днем леди Тивертон вошла в офис Caswell and Co., где она купила – подожди шокирующего откровения, умоляю тебя – носовые платки.

– Носовые? Вся эта таинственная чепуха с Фигги и ее слежкой за мачехой из– за носовых платков? Откуда ты знаешь?

– Очень услужливый клерк был только рад сообщить, что им понравился вкус леди Тивертон. Она выбрала очень умеренные носовые платки с узкой черной полосой по краю.

– Полутраур, – размышлял он.

– Нам говорили, что она все еще соблюдает траур по первой леди Тивертон. Мы никогда не видели ее в цвете, отличном от серого, – согласилась я. – Я не одобряю нынешнюю моду на показное горе, но должнa приветствовать ее преданность. Ее любовь к предшественнице кажется мне совершенно искренней.

– И все же Фигги достаточно подозрительна, чтобы выслеживать ее, идущyю по самым невинным делам, как овчарка, – сказал Стокер. – Для чего?

Мы на мгновение замолчали, обдумывая этот вопрос. Я сформировала свою собственную теорию, и чем больше я обдумывалa ее, тем больше она мне нравилась.

– Что? – потребовал Стокер. – Ты о чем-то думаешь. Я всегда могу судить по нечестивому блеску твоих глаз, когда идея поражает тебя.

– Нельзя строить гипотезы без достаточного количества информации, – напомнила я ему.

Он бросил на меня строгий взгляд, слегка смягченный его нынешним состоянием почти наготы. – Пожалуйста, не читай мне лекции о научных методах. Давай говори, женщина.

– Очень хорошо. Мне просто пришло в голову, что большая часть вычурной прозы, пролитой из-под пера мистера Дж. Дж. Баттерyорта, заметно детализирована. Возможно, слишком заметно для кого-то за пределами экспедиции.

Он быстро ухватился за идею. – Ты думаешь, что кто-то в экспедиции передает информацию негодяю? Фигги?

Я пожала плечами. – Почему нет? Мы уже наблюдали, что она является явно странным сочетанием ребенка и взрослого. Она достаточно авантюрна, чтобы самостоятельно гулять по городу. Почему бы ей не решиться снабдить отвратительного Баттеруорта зерном для его мельницы?

– Для чего? – спорил Стокер. – Истории расстраивают ее отца, которого она явно обожает.

– Обожает и порицает, – напомнила я ему. – У них колючие отношения. Возможно, она не возражает немного расстроить его, если это будет всерьез беспокоить мачеху. И истории действительно раздражают леди Тивертон. Кроме того, ты упускаешь из виду наиболее очевидную мотивацию. Известно, что представители прессы вознаграждают свои источники.

– Не щепетильные представители прессы, – указал Стокер.

– Мистер Дж. Дж. Баттерyорт производит впечатление обременненого такой обузой, как угрызения совести?

– Не особенно, – признался он. Он покачал головой. – Я до сих пор не могу поверить, что девушка могла опуститься так низко.

– Я лучше понимаю свой собственный пол, чем ты, – любезно сказала я. – Я знаю ужасы, на которые мы способны.

– У меня самого есть небольшой опыт этого, – сухо напомнил он мне.

– Да, но ты думаешь, что такие чудовищности являются отклонением. В своем щедром сердце ты все еще веришь, что мы добры и нежны, а мужчины – нет. Короче говоря, мой дорогой, ты слишком романтичен в отношении более жестокого пола.

Он не спорил. Внезапно он положил ладони на плитку и вытолкнулcя прямо из воды на пол как Посейдон, поднимающийся из морских глубин. Струйки воды стекали с его тела, переливаясь над напряженными мышцами. По-настоящему добродетельная женщина отвернулась бы.

Наши упражнения закончились, мы направились в Бельведер в халатах, чтобы забрать вечернюю почту, прежде чем вернуться в свои помещения, и подготовиться к ужину. Когда я протянула руку к двери, пальцы Стокера сжали мое запястье. Без слов он кивнул, и я увиделa, что она приоткрыта. Я никогда не уклонялась от конфронтации, но едва ли была одета для битвы, осознала я с сожалением. Я отступила назад и позволила ему взять на себя инициативу, a сама вытащила заостренную шпильку из своего греческого узла исключительно в качестве меры предосторожности.

Мы вошли внутрь, тихо двигаясь к свету лампы, которая стояла на моем столе. Я была совершенно уверен, что погасила ее, когда закончила свою работу. Мы продвигались как единное целое, руки Стокера сжались в кулаки, моя шпилька наготове.

Мы остановились позади удобной кариатиды, обменялись взглядами и молча произнесли счет три, прежде чем выскочить из тени.

Глава 15

В разразившемся бедламе я вскоре осознала три вещи: 1. Наш посетитель не собирался причинять нам вред. 2. Нашим посетителем была миссис Маршвуд. 3. На самом деле она не была задушена лаской, несмотря на ее крик и мех на горле. Это должно было быть декоративным.

Она быстро пришла в себя, приложив руку к своему сердцу и уставившись на нас возмущенным взглядом. – Как вы смеете встречать меня, как хулиганы! – потребовала она. – Как можно таким образом приветствовать пришедшего с визитом? – Не дожидаясь ответа, она дёрнула подбородок к эмалированной плите, которая составляла центр нашей маленькой гостиной. – Она ждет вас. Я пыталась отговорить ее, но она настояла. Боюсь, ничего хорошего из этого не выйдет.

Кэролайн де Морган сидела перед печью в портшезе, который когда-то украшал Версаль. Шелковая парча была изодрана, позолоченная древесина раскололась, но в нем было напоминание о прежней славе. Сама леди была завернута в тяжелую шкуру из трухлявых соболей, без сомнения, предосторожность от прохладной погоды в ее ожидаемом состоянии.

Я посмотрела на Стокера. – Я удивлена, что вы двое не поладили. Вы оба любите мертвых животных.

Кэролайн де Морган подняла голову и бросила на меня вызывающий взгляд. – Если это ваша идея сердечного приветствия, я сейчас же уйду.

Я оскалила зубы в улыбке. – Закройте за собой дверь плотнее. В противном случае будет сильно сквозить.

Она сжала губы. – Мое дело не к вам. Я пришла поговорить с ним. – Она указала тростью на Стокера, и он вздохнул.

– Я думаю, что мы сказали все, что нужно было сказать, – начал он. Она взмахнула рукой, поразив собак. Они оба нашли убежище за колыбелью – любопытный предмет, сделанный из половины черепахового панциря в серебряной оправе. Они сгрудились за колыбелью, вглядываясь через край с безопасной позиции. Трусы.

– Произошли новые события, – сообщила она нам. – Разве ты не можешь заставить себя предложить самое скромное гостеприимство? – потребовала она.

– Чай? – сладко спросил Стокер. – Кофе? Болиголов?

Она открыла рот – без сомнения, чтобы обрушиться на Стокера – и я подняла руку. – Этого достаточно для вас обоих. Да, миссис де Морган, я понимаю, что вы пришли поговорить со Стокером, но он не в состоянии проявлять вежливость в вашем присутствии. Вы выявляете худшее в нем. В его защиту, я подозреваю, что вы заставите самого Папу Римского выпить. Теперь я даю вам слово, что Стокер не отравит вас, но я призываю вас сделать ваши замечания краткими и точными. Чего вы хотите?

Ей не понравилось, что я взяла на себя ответственность за ситуацию, но если они собирались вести себя как непокорные школьники, я, безусловно, была способнa сыграть гувернантку. Она мятежно посмотрела на меня и указала на маленькую сумку у ее ног. – Это единственный багаж, который я привезла из Египта. Я хочу, чтобы он был у тебя.

– Почему? – потребовал Стокер.

– Потому что кто-то охотиться за ним, – мрачно сказала она. – Когда я приехала из Дувра, была попытка забрать его у меня на вокзале. Я ничего не думала об этом в то время. Я предположила, что это был обычный вор. В городе полно таких бандитов, – сказала она, явно готовясь дать волю своим чувствам на предмет преступности в столице.

Я быстро ее перебила. – Должно быть, была новая попытка похитить это. Что случилось?

Она посмотрела на меня с неохотным одобрением. – По крайней мере y вас есть мозги. Oтдаю вам должное в этом. Вчера вечером кто-то ворвался в наш дом, в частности, в мои комнаты.

– Вы задержали этого парня? – спросил Стокер.

Выражение ее лица стало кислым. – Мы этого не сделали, благодаря неуклюжести идиота дворецкого. Он споткнулся о ковер и потерял сознание. У бедного папы едва не случилась апоплексия, когда он боролся с вором.

Стокер скептически поднял лоб. – Г-н Маршвуд избил взломщика?

– Ну, не столько избил его, сколько вспугнул, – поправила она.

– Откуда вы знаете, что взломщик хотел украсть сумку? – спросила я.

– Потому что она была в его руке! Папа испугал его, и он бросил ее, когда сбежал.

– Он разглядел этого парня? – спросил Стокер.

– Папа не имеет привычки общаться с ворами, – ответила она язвительно. – Такой человек, естественно, ниже его внимания.

Стокер закатил глаза от такого снобизма, но я использовала более терпеливую тактику. – Верите ли вы в какую-то опасностьиз-за того, что храните сумку?

– Откуда мне знать? – требовательно спросила она. – Но я не хочу повторения. Кто знает, что злодей попробует предпринять дальше.

Стокер скрестил руки на груди и склонил голову. В его глазах был нечестивый свет. – Если ты действительно веришь, что находишья в опасности, ты должна передать это столичной полиции.

– Столичная полиция – это собрание дураков и недоумков, сказала она, ее соболя дрожали от презрения. – Они все еще верят, что я замешана в сговоре с моим мужем. Среди них нет джентльменов.

– И ты думаешь, что найдешь его здесь? – Стокер бросил вызов с мрачной улыбкой.

Она прищурилась. – При всех твоих грехах, Ревелстоyк, а их легион, ты рожден и воспитан джентльменом. Ты не оставишь даму в беде. Это было бы нарушением восьмистолетней родословной.

– Интересно, чего тебе стоило признать это, – сказал он тихо.

Она впилась в него взглядом, и мне снова пришлось наливать масло в беспокойную воду. – Оставьте сумку с нами, миссис де Морган.

– Я так не думаю, – сказал Стокер опасно ровным голосом.

Кэролайн де Морган и я, как одна женщина, уставились на него.

– Стокер, – началa я.

– Я не склонен предлагать свою помощь.

– Конечно, нет, но это не должно помешать тебе помочь, – я старалась говорить разумным тоном. – Если были предприняты две попытки вернуть сумку, в ней могло бы быть что-то существенное… – Я замолчала. – Как глупо с моей стороны. Конечно, в ней что-то значительное.

Стокер посмотрел на меня одобрительно. – Ты начинаешь понимать ее. Есть кое-что, что она не сказала нам.

Кэролайн де Морган открыла рот и захлопнула его, когда eе щеки захлестнула волна ярко розового цвета. – Очень хорошо, – решилась она наконец. Она сунула сумку мне, и я передала ее Стокеру. Он открыл ее достаточно, чтобы мы могли заглянуть внутрь. Там были обычные вещи, которые можно было бы ожидать от женщины, путешествующей за границу. Несколько туалетных принадлежностей, смена постельного белья, испачканная английская блузка. Был любовный роман самого жаркого сорта – чего я никак не ожидала от Кэролайн де Морган. Это все Стокер отложил в сторону, обнажив пустую сумку. Я бросила на него вопросительный взгляд, но он уже предвидел мой вопрос. С быстротой фокусника он поднял ложное дно. Под ним укрылась картонная коробка, и я встала рядом с ним, когда он ее открыл.

На ложе из простой ваты лежала диадема принцессы Анхесет. Домашнее маленькое гнездышко не могло отвлечь от такой красоты. Извилистые линии, сияние золота, мерцание драгоценных камней. Я вообразила, как принцесса Восемнадцатой Династии укладывает тонкую корону на свои смазанные маслом черные косы, властно поднимая подбородок. Кэролайн де Морган ничего не сказала, но ее взгляд был мятежным, когда она смотрела, как мы осматриваем маленькую корону. – Она была у вас все это время, – я не в силах былaскрыть обвинительный тон.

– Я не знала, что там была диадема, – быстро сказала она. – Я не путешествовала с драгоценностями и не имела причин открывать тайное отделение. Только сегодня утром, когда я думала о попытке украсть его прошлой ночью, я задала себе вопрос, что если …

– Если Джон действительно был вором, – категорически закончил Стокер.

– Если Джон взял эту диадему, у него были свои причины, – настаивала она. – И я хочу знать, какими они были.

– Разве не очевидно? – мягко спросила я. – Помимо мумии, это главная часть находки Тивертона. Она стоит больших денег.

Ее взгляд на меня был пренебрежительным. – Джон бы не украл ее, – поклялась она.

– Очень верно, – сказал Стокер со спокойной злобой. – В конце концов, Джон де Морган никогда не брал ничего, что ему не принадлежало.

Она ахнула, как будто он ударил ее. Затем медленная, жестокая улыбка распространилась по ее лицу. – Как ты злобен. Я никогда не представляла глубин, на которые ты мог бы погрузиться.

– Неужели? Ты рассказала миру, кем я был. Ты теперь так удивлена, когда нашла подтверждение этому?

Она подошла ближе, поднявшись в полный рост. – Ты сделаешь это для меня, Ревелстоyк.

– И как ты хочешь заставить меня? – спросил он удивительно равнодушным голосом.

– Я знаю, что случилось в прошлом году. Ты даже не понял, что я видела, не так ли? Но ты избил Джона у меня на глазах. Я могу описать каждый грязный удар в отвратительных деталях. Я могу рассказать всю историю и убедиться, что все знают, что ты величайший враг Джона. Интересно, выдержит ли твоя жизнь повторный анализ? – Она мельком взглянула на меня. «Разве твое общение с ней не оказалось бы интересным кормом для газет? Что именно вы здесь делаете? – потребовала она, широко раскинув руки, чтобы охватить хаос Бельведера. – Я прихожу среди бела дня, чтобы найти вас, даже не одетых прилично. С вами обоими будет покончено, – продолжала она, принося инсинуации в каждый слог. – Что вы делали вместе? Я сделаю так, чтобы газеты спросили. И ты знаешь, что такое журналисты, Ревелстоук. Как только они почуют запах крови, они не остановятся ни перед чем, чтобы сбить тебя с ног. Ты выжил в последний раз. Ты действительно хочешь подвергнуть мисс Спидвелл их уродливым уловкам?

Она остановилась, расцветая от триумфа, и я с тошнотворным толчком в животе поняла, что она действительно наслаждается. Что-то в пытках Стокера доставило ей удовольствие. Она была из тех женщин, которые отрывали крылья y бабочeк и улыбались, когда делали это.

– Ты действительно думаешь, что твое собственное поведение может выдержать проверку? – спросил Стокер. – Я мог бы сказать им правду, ты знаешь. Я мог бы сказать им, что нашел тебя в палатке Джона. Три месяца моя жена, и все же твои бедра обвились вокруг талии другого мужчины. Должен ли я рассказать им это?

Костяшки пальцев Кэролайн де Морган побелели, когда она так сильно сжала кресло, что я подумала, что дерево сломается под ее хваткой. – Ты лжешь, – выдохнула она, но слова были пусты. Она не имела в виду того, что говорила. Что-то в его тихом списке фактов нарушило ее решимость.

– Я лгу? – тихо спросил он. – Я лгу, если скажу им, что когда ягуар напал на меня в джунглях, вы с Джоном оставили меня умирать? Я лгу, когда говорю, что ты знала правду, и все же ты продавала свои грязные измышления всем, кто слушал? Ты обрисовала меня как скотину и чудовище, и все время знала, кем ты была, не так ли?

Она открыла рот, но тихий голос Стокера пронзил ее, заставив замолчать. – Долгое время я тебя не понимал, но сейчас понимаю. Ты сделала то, что должна была, не так ли? Ты рассказала единственную историю, которую могла, потому что говорить правду означало признать, что ты монстр. Ты вышла за меня замуж ради денег и имени, но твои обеты были ложью с того момента, как ты их принесла. Ты хотела Джона. Ты любила Джона. Но ты не могла переварить мысль о браке с бедным человеком, таком же, как твой отец и братья. Ты хотела безопасности больше всего на свете, и ты продала свою душу, чтобы получить ее. Но ты не моглa осознать, что ты сделала. Почему? В твоей душе вспыхнуло чувство вины? Я подозреваю, что нет. Я подозреваю, что это был Джон, который сожалел о том, что вы оба сделали со мной. Это не имело значения в конце. Вы оба рассказали одну и ту же историю, единственную историю, которую вы могли рассказать, что ты оставила меня, потому что я был жесток с тобой.