Текст книги "Тайны Вероники Спидвелл. Компиляция - Книги 1-5"

Автор книги: Деанна Рэйборн

Соавторы: Деанна Рэйборн
сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 100 страниц)

– Однако она все-таки обратилась. И я подумала, может быть, вы будете столь любезны поделиться с нами всей возможной информацией о смерти Артемизии – чем угодно, что по каким-то причинам так и не просочилось в газеты.

Он умел очень хорошо держать себя в руках и не открыл рот от удивления, но ноздри у него раздулись, и стало видно, что он изо всех сил сдерживается.

– Нет. Все значимые факты есть в прессе, потому что газеты передали верное заключение: убийство от рук Майлза Рамсфорта. Все остальное неважно. Это неприятно, и принцесса не хочет этому верить, но это так.

– И вы удовлетворены, потому что повесите виновного? – спросила я.

– Да, – ответил он резко и холодно. – Скотланд-Ярд провел подробнейшее расследование.

Я наклонила голову.

– В самом деле провел?

К моему изумлению, от этих слов он немного смягчился.

– Не настолько подробное, как мне бы того хотелось, если желаете. – Он замолчал, и я внимательно посмотрела на него, надеясь, что он продолжит. Он тяжело вздохнул. – Это поместье, Литтлдаун, находится в совершеннейшей глуши, в таком затерянном уголке в одном из Ближних графств[11], где никогда ничего не случается. Когда там произошло убийство, вызвали местного констебля. Он уже пожилой человек, очень пожилой, честно говоря, и никогда не имел дела с убийствами, а потому совершенно с этим не справился. Каким-то образом он пустил туда газетчиков, и они шныряли по дому как стая бешеных волков. После них уже буквально нечего было осматривать.

– Так вот почему иллюстрации в газетах столь подробные: их делали не по описаниям, – сообразила я. – Они все действительно были в той комнате.

– И много часов, – пожаловался он. – Я уже проследил за тем, чтобы данного констебля принудительно отправили на пенсию, но если выяснится, как ужасно он провел это дело, бедный старик лишится содержания. Мне это кажется слишком суровым наказанием – отправлять человека в работный дом только потому, что ему не хватило компетенции в этом деле, – добавил он. Он явно чувствовал себя немного не в своей тарелке, показывая нам, что ему свойственно сострадание, а потому я не стала развивать эту тему.

– Но согласитесь, – начала я, – если убийство не смогли расследовать должным образом, будет несправедливо повесить за него Майлза Рамсфорта.

К нему вернулась обычная суровость, и он грозно помахал пальцем у меня перед лицом.

– Это не имеет никакого значения, ведь у Майлза Рамсфорта нет алиби!

– Кажется, принцесса убеждена в обратном, – начала я.

– Принцесса привыкла все делать по-своему! – резко ответил он и так решительно закрыл рот, что скрипнули зубы. Когда он вновь заговорил, его голос был уже спокойным, он снова держал себя в руках.

– Мисс Спидвелл, я знаю ее высочество лучше, чем вы. В конце концов, вот уже долгое время задача нашего отдела – обеспечивать ее безопасность и безопасность всей королевской семьи. Принцесса Луиза часто бывает взволнованной, даже нервной.

– Вы говорите о ней как о лошади, – вставил Стокер.

Легкая улыбка тронула губы сэра Хьюго.

– Ваш отец был наездником, Темплтон-Вейн. Уверен, вы понимаете, что такое беспокойный породистый жеребец. У принцессы легковозбудимый нрав, и ей всегда потворствовали: позволяли считать себя художником и водиться с некоторыми вульгарными личностями, – добавил он, поджав губы. – Ей это не всегда идет на пользу. Она упряма, сейчас закусила удила и на полном скаку мчится прочь от здравого смысла. Ей нужно время, чтобы признать, что совершил Майлз Рамсфорт и что ее суждение оказалось ошибочным.

– Почему так вышло? – спросила я.

Он пожал плечами.

– Она считала его другом, а он оказался недостойным ее дружбы. Такому человеку, как принцесса, привыкшему всем руководить, а также к тому, что все препятствия исчезают перед ней сами собой, еще тяжелее признать тот факт, что все пошло кувырком. Она несколько раз приходила ко мне по этому делу и каждый раз выглядела все хуже, более взбудораженной. Она хотела, чтобы я снова открыл дело – но такую возможность я совершенно не рассматриваю. Но я хотел ей помочь, – сказал он, и я вдруг заметила, что его глаза светятся добротой. Несмотря на все самохвальство, он действительно беспокоился о семье, которой поклялся служить.

– Принцесса просила пригласить частного сыскного агента, – продолжал он, – но я и этого не мог ей разрешить. К тому моменту, когда она заговорила о вас, я уже так много отказывал ее высочеству, что не смог разочаровать еще раз. В конце концов я сказал ей, как вас найти, но ясно дал понять, что у меня есть определенные условия, которые сейчас я сообщу вам, – сказал он, подавшись вперед и устремив на нас обоих решительный взгляд. – Вы не будете в это впутываться, говорить с прессой и оспаривать решение суда. Вы оба хорошо меня поняли?

Я поднялась.

– Как вам будет угодно, сэр Хьюго.

Он вскочил на ноги.

– О нет! Вы ничего не поняли! Я знаю вас достаточно хорошо, чтобы понять: это безропотное согласие – дурной знак.

Я пожала плечами.

– А я знаю мужчин достаточно хорошо, чтобы понять: бессмысленно спорить с тем, кто для себя уже все решил.

– Если вы продолжите в том же духе, имейте в виду, у меня есть средства, чтобы остановить вас, – сказал он, по-бычьи наклонив голову.

– Попробуйте, – спокойно сказала я.

Он повернулся к Стокеру.

– Вы можете ее вразумить?

Стокер взглянул на него с сочувствием.

– Если вы хотели, чтобы она перестала заниматься этим делом, то должны были приказать ей вести расследование, а потом еще предложить плату.

Мы оставили сэра Хьюго вне себя от ярости. Морнадей проводил нас через отдельный выход из его кабинета и подмигнул мне, закрывая за нами дверь.

– Мне не нравится этот тип, – сказал Стокер, когда мы вышли на улицу. Утренний дождь прошел, и над городом повисли низкие, давящие тучи.

– Который? Сэр Хьюго или Морнадей?

– Угадай. – Он рассеянно шарил по карманам в поисках чего-нибудь сладкого. Наконец выудил пакетик с мятными леденцами, развернул его и с довольным видом раскусил первую конфету. Резкий свежий аромат сразу смешался с другими запахами: лошадиного пота, гниющих овощей, немытых лондонцев. Над всем этим царил промозглый дух зеленоватых вод Темзы, и я вздрогнула, ощутив, как успела полюбить этот город, который уже стала считать родным.

– Мы и правда ужасно его расстроили, – начала я. – Если бы мы сказали ему, что кто-то нам угрожал, это могло убедить его в том, что они арестовали невинного человека.

Он пожал плечами.

– Иногда с него полезно сбивать спесь. Мне больше нравится мысль, что мы сделаем за него всю работу и принесем ему на блюдечке настоящего убийцу.

– Мне – тоже. Весь вопрос в том, куда нам дальше двигаться.

На обратном пути я все ломала себе голову, каким же должен быть наш следующий шаг, вспоминая различные дела, раскрытые Аркадией Браун.

Глава 11

Наконец мы добрались до Бишопс-Фолли, намереваясь выпить чая и вернуться к работе. Но, подойдя к Бельведеру, услышали тихие стоны в кустах.

Я взглянула на Стокера.

– Это снова Патриция.

– Проклятое животное, – зло ответил он, но все-таки пошел за мной к зарослям кустов, где беспомощно болтала лапами в воздухе и жалобно стонала исполинская черепаха.

– Как ей это удается?! – удивился он.

Действительно, это непросто было объяснить. Существо таких размеров, как Патриция, не должно было с подобной легкостью переворачиваться на спину, к тому же столь удивительно часто. И ее ничуть не останавливало даже то, что из такого плачевного положения она не могла выйти без посторонней помощи. А тот факт, что, по мнению ученых, женские особи исполинских сухопутных черепах должны быть немы, не мешал ей громко и безутешно стонать от отчаяния.

– Нельзя ее так оставить, – напомнила я. – Даже если бы это не было жестоко, не забывай: его светлость очень дорожит этой старушкой.

Я неспроста назвала ее «старушкой». Лет пятьдесят назад ее с Галапагосских островов привез сюда сам Дарвин. Знаменитый ученый подарил юную Патрицию дедушке нынешнего лорда Розморрана, и с тех пор она неспешно двигалась по просторам Бишопс-Фолли. Переваливаться на спину и звать на помощь было ее новым развлечением, и каждый раз, чтобы перевернуть ее обратно, требовалась не одна пара рук.

Стокер сбросил пальто, я попыталась соорудить какой-то рычаг, но в результате всех усилий мы лишь немного ее раскачали.

– Держи ее крепко, я попробую зайти с другой стороны, – распорядился Стокер и исчез в кустах. Кажется, он не подумал о том, что я вряд ли смогу удержать существо с габаритами Патриции своими скромными силами, но я старалась как могла. Я всем весом навалилась на нее с одной стороны, а Стокер толкал с другой, но она лишь стонала еще жалобнее, чем прежде.

– Ну хватит, мы и не думаем обижать тебя, глупое создание, – с возмущением сказала я.

– Простите, мисс, вы что, беседуете с черепахой? – вежливо спросил кто-то у меня за спиной. Я обернулась и увидела молодого священника со шляпой в руках, на лице – выражение вежливого недоумения.

– Вовсе нет. Я не беседовала, а говорила, и это не просто черепаха, а исполинская сухопутная, – поправила я его. – Галапагосская сухопутная черепаха по имени Патриция. Очень утомительное создание, сами видите. Она по собственной вине оказалась в таком плачевном положении и еще противится нашим попыткам ей помочь. Нам нужна еще одна пара рук.

Я многозначительно посмотрела на него, и он поспешил мне на помощь.

– Конечно! Что мне делать?

Я велела ему снять плащ, а потом объяснила, как лучше всего ухватиться, чтобы постараться наконец поставить Патрицию на лапы. Кажется, эта задержка рассердила Стокера, потому что я услышала, как он рычит.

– Бородатый Иисусе, что ты там копаешься?! – закричал он с той стороны кустов.

– К нам пришла помощь в лице священника, – прокричала я в ответ.

– Какого еще священника?

– Не знаю, – сказала я, бросив извиняющийся взгляд на обсуждаемого молодого человека. – Он не назвал своего имени, но мне кажется, формальности можно отложить до того момента, когда мы перевернем Патрицию.

Животное согласно вздохнуло, и мы все втроем стали толкать изо всех сил. Ставить Патрицию на ноги – приблизительно как выкорчевывать из земли огромный валун, такой же медленный, трудный, мучительный процесс. Когда дело наконец было сделано, она бросила на нас последний, полный ненависти взгляд и загромыхала по направлению к кухне, наверное, в надежде поживиться в огороде салатом. Я отряхнула руки и повернулась к пастору.

– Сэр, ваша помощь была как нельзя кстати, благодарю вас.

Он тщательно вытер руки носовым платком, прежде чем пожать мою.

– Счастлив был оказаться вам полезным, – сказал он, бросая беспокойные взгляды в сторону куста, за которым все еще был скрыт Стокер. Кажется, он не собирался называть мне своего имени и весь напрягся, когда из кустов наконец показался Стокер с растрепанными волосами, в которых застряли листья и веточки. Он бросил на молодого человека лишь беглый взгляд и тяжело вздохнул – покорно или с отвращением, я не смогла понять.

– Какого дьявола ты здесь делаешь? – спросил Стокер.

Я сердито прищелкнула языком.

– Стокер, этот молодой человек только что очень помог нам с Патрицией. Самое меньшее, чем мы можем отблагодарить его, – это быть вежливыми.

Он угрожающе посмотрел на меня.

– Тебе нужна вежливость? Прекрасно. Вероника, это Мерривезер Темплтон-Вейн, мой младший брат. Мерри, повторяю вопрос: какого черта ты здесь делаешь?

Молодой человек широко, но не очень уверенно улыбнулся, и, когда он заговорил, его голос немного дрожал:

– Ты не умеешь по-другому здороваться с братьями?

– Мне не о чем с тобой разговаривать, – решительно ответил Стокер.

К его чести, молодой человек не отступился, лишь нервно сглотнул, отчего кадык у него заметно дернулся.

– Но я хочу кое о чем поговорить с тобой.

– Тогда говори немедленно и покороче, мое терпение на исходе, – велел Стокер.

Юноша посмотрел на меня, и в его взгляде читалась просьба о помощи. Тогда я выступила вперед в надежде хоть немного улучшить ситуацию.

– Не обращайте внимания на Стокера. Он в ужасном настроении сегодня. Впрочем, он бывает таким почти всегда, так что не стоит ждать более удобного случая. Зайдете?

Как я и ожидала, приглашение войти, подкрепленное распахнутой дверью в Бельведер и гостеприимной улыбкой, стало неожиданностью для них обоих. Юноша с сомнением косился на Стокера, но должен был понимать, что, зайдя в Бельведер, он чуть больше продвинется к своей цели, нежели стоя на пороге. Я проводила его внутрь, включив при входе газовое освещение. Стокер плелся за нами, нахмурившись и засунув руки в карманы.

Я направилась к нашей комнатке наверху, на галерее, где все могли удобно расположиться, но не стала предлагать гостю напитки. Стокер явно был рассержен тем, что сюда явился его брат, и я знала, что мне придется потом ответить за то, что пригласила его войти. Умножать грехи мне не хотелось.

Я ласково взглянула на гостя. Он был одет как пастор, но очень небрежно. На голове – копна спутанных рыжих локонов, манжеты густо измазаны чернилами и еще чем-то, подозрительно напоминающим заварной крем. Очки низко сидели на носу, а он рассеянно смотрел поверх них, что придавало ему милое сходство с филином. Россыпь веснушек на щеках говорила о том, что он много времени проводит на улице. Взглядом знатока я оценила также, что под этой печальной одеждой скрываются широкие плечи и сильные ноги.

Он без стеснения изучал меня чуть ли не с открытым ртом, а я решила подождать и ничего ему не говорить; наконец он вздрогнул и пришел в себя, совершенно очаровательно покраснев.

– Простите, это было ужасно невежливо. Должно быть, вы… то есть я говорю с мисс Вероникой Спидвелл, не так ли?

– Совершенно верно, – подтвердила я.

– Мой брат, сэр Руперт Темплтон-Вейн, мне вас описал во всех подробностях, – заметил он сдавленным голосом.

– Да, я имела удовольствие познакомиться с сэром Рупертом несколько месяцев назад. Его профессиональные знания мне очень помогли.

– В самом деле? Он не упоминал об этом, – ответил молодой человек, и при этих словах я испытала некоторое облегчение. Мы со Стокером советовались с сэром Рупертом по делу невероятной важности и строгой секретности. Было приятно осознать, что и он воспринял эту беседу как сугубо конфиденциальную.

Младший Темплтон-Вейн вновь замолчал и уставился на меня, а я повернулась к Стокеру.

– Спросим, что ему нужно?

Стокер пожал плечами.

– Это ты его позвала. Так что он твой гость, а не мой.

Я наклонила голову, изучающе глядя на юношу.

– Это очень похоже на приступ амнезии. С ним такое случается? Во всяком случае, он выглядит слегка заторможенным.

И вновь наш визитер вздрогнул и покраснел.

– Прошу прощения. Просто я никогда прежде не видел дурной женщины.

Я не сдержалась и прыснула, но Стокер вскочил с места и за воротничок поднял младшего брата в воздух. Мерривезер болтал ногами в воздухе, вцепившись руками Стокеру в запястье, но это ему не помогло. Ростом Стокер был не намного выше его, но заметно превосходил в силе. Он поднял юношу с такой легкостью, будто тот был пушинкой.

– А ну-ка извинись, жалкий прыщ, – грозно велел ему Стокер. Послышался лишь сдавленный писк, и тогда Стокер встряхнул его.

– Мерри, я могу так стоять целый день. А ты, мне кажется, не сможешь.

Еще один неразборчивый писк, после которого юноша кивнул, насколько позволяло ему положение. Тогда Стокер просто разжал пальцы, и тот рухнул на стул и еще несколько минут хрипел и кашлял, пока наконец не смог заговорить. Но и тогда он делал это явно с трудом, в неподдельном ужасе косясь на брата.

– П-п-прошу п-п-прощения, – выдавил он наконец.

– Не беспокойтесь, – добродушно ответила я. – Но мне любопытно, откуда же у вас такие сведения.

– А мне – нет, – вставил Стокер. – Ни один пастор не может быть таким ханжой. Я чувствую, от этого замечания веет запашком нашего самого старшего брата.

Я повернулась к гостю.

– Правда? Новый виконт столь низкого мнения обо мне?

Пастор пытался расправить воротничок, но тот был, кажется, безвозвратно испорчен.

– Боюсь, у Тибериуса, нового лорда Темплтон-Вейна, очень своеобразное чувство юмора. – Он с удивлением смотрел на меня. – Надо же, вы так спокойно обо всем этом говорите.

Я пожала плечами.

– А его светлость может примирить две противоречащие друг другу теории эволюции, выдвинутые Дарвином и Ламарком?

Юноша в недоумении покачал головой.

– Нет, я уверен, что не может.

– Значит, для меня он самый неинтересный из братьев Темплтон-Вейнов. И поэтому его мнение мне совершенно безразлично, – уверила я его и слегка улыбнулась Стокеру. У него была статья как раз на эту тему – лучшее из того, что я читала. Хоть он и провел последние четыре года, главным образом пытаясь забыться в выпивке и таксидермии, но я все же питала надежду возродить его карьеру как многообещающего ученого-натуралиста, неважно, с его участием или без него.

Стокер не улыбнулся мне в ответ. Он погрузился в другое занятие: сверлил глазами младшего брата так, что испугалась бы и Медуза. Мальчишка это заметил и нервно сглотнул. Если так пойдет и дальше, у него просто сломается кадык. Я вздохнула.

– Стокер, прекрати его пугать. Неужели ты не видишь, как он боится? Сейчас же обещай, что не будешь больше мучить его из-за меня.

Он только хмыкнул в ответ, но этого оказалось достаточно, чтобы успокоить младшего брата, а когда Стокер сел, взгромоздившись на стул верхом и положив голову на руки, юноша заметно расслабился.

– Я правда прошу прощения, – сказал мне Мерривезер. – Я совершенно испортил все с самого начала и действительно очень сожалею. Ведь я столько раз репетировал эту встречу.

Я почувствовала, что мои губы расплываются в улыбке, но успела сдержаться. Он был так восхитительно серьезен, несмотря на юный возраст.

– Расскажите мне о себе, мистер Темплтон-Вейн.

– Я самый младший из сыновей шестого виконта Темплтон-Вейна, – с готовностью ответил он. – Посвятил себя пасторскому служению и проживаю в Чербойз.

– Чербойз? – переспросила я.

– Семейное поместье в Девоншире, – объяснил Стокер. – Соседняя деревня называется Дэрсли, вот там и живет Мерри.

– Как мило, – сказала я. – Звучит совсем как в романах Диккенса.

Мерривезер поморщился.

– Не сказал бы. Мне не очень нравится жизнь священника, понимаете. Но отец настоял. Перед смертью он назначил мне содержание, и теперь я понимаю, что ужасно влип.

– Почему? – спросила я.

– Тибериус как новый виконт и глава семьи даже и слышать не хочет о том, чтобы я оставил это место.

Я не смотрела на Стокера, но знала, что он сейчас закатил глаза.

– Господи, Мерри, ну он же не цепями приковал тебя к этой чертовой церкви! Просто уйди, и все.

Глаза Мерривезера округлились от удивления.

– Но я не могу.

– Почему? – спросила я. – Какие еще обязательства связывают вас с церковью?

– Что? Никаких иных обязательств. Я простой викарий, – ответил он с некоторым смущением.

– Значит, вы можете уйти, – заключила я.

– Конечно, не могу. Нельзя же просто так порвать с семьей, такой как у нас.

– Но Стокер же порвал, – напомнила я ему.

– Ну, Стокер… – начал он и прервался, слегка побледнев при взгляде на старшего брата.

– Ну давай, – мягко подтолкнул его Стокер, – скажи уж.

Он прикусил нижнюю губу.

– Я просто хотел сказать, что Стокер совсем другой, – сказал он, обращаясь ко мне. – И вообще я пришел сюда не для того, чтобы рассказывать о себе.

Он повернулся к брату.

– Его светлость желает тебя видеть. Но если ты не хочешь с ним встречаться, то он требует как минимум проявить учтивость и ответить на письма, которые посылают тебе семейные солиситоры.

Стокер привстал с места.

– Да мне гораздо интереснее ковырять прыщи на спине, чем общаться с Тибериусом.

На такое замечание викарий лишь широко распахнул глаза, но мужественно продолжал гнуть свое.

– Стокер, ты не можешь просто так…

– Могу, – спокойно ответил Стокер и, вздохнув, продолжал: – Мерри, ты хороший парень. Ты был чертовски груб с мисс Спидвелл, но сумел извиниться как джентльмен, и если она готова об этом забыть, то и я не против. Но Тибериусу не стоило отправлять тебя сюда как мальчика на побегушках. Если он хочет поговорить со мной, пусть приходит сам. А иначе все останется как есть.

В его словах совсем не было гнева, но было также совершенно ясно, что в этом вопросе он непоколебим. Переубедить его было невозможно, и плечи младшего брата поникли: он признал поражение. А в глазах у Стокера мелькнуло ехидство.

– Как Тибериус смог заставить тебя пойти ко мне? Вы тянули жребий?

Мерривезер вновь покраснел и потянулся к воротничку.

– Я проиграл ему в карты.

– Готов поспорить, что он, черт возьми, мухлевал, – дружелюбно заметил Стокер. – Неужели ты не слышал, что нельзя играть с Темплтон-Вейнами? Им чертовски везет, потому что старина Ник всегда заботится о своих людях. А уж о Тибериусе он должен заботиться больше, чем о других.

Юный пастор улыбнулся, а потом повернулся ко мне.

– Я правда чувствую себя очень виноватым. Сэр Руперт сказал нам, что Стокер приходил к нему в Судебные инны с другом, с дамой. И, боюсь, из того, как он вас описал, его светлость сделал вывод, что следует предполагать худшее.

– Худшее?

Он с опаской покосился на старшего брата, но все же продолжил.

– Что вы… м-м-м… если в библейских терминах, что вы – наложница Стокера. И его светлость беспокоится, что от этого могут возникнуть некоторые… э-э-э… осложнения.

Я засмеялась, но Стокер бросил на меня такой суровый взгляд, каким, наверно, главнокомандующие усмиряют целые армии.

– Мисс Спидвелл ничья не наложница, – свирепо сказал он брату. – И у нее очень современные взгляды на отношения…

– Стокер, – миролюбиво прервала его я, – не надо. Ты только разволнуешь его, а у него явно очень нежная психика.

Потом я повернулась к младшему брату.

– Вы доставили свое послание и посмотрели на меня, что, как я понимаю, и было второй целью вашего визита. Можете заверить его светлость, что я не вкушаю плодов супружеской неги со Стокером, и пусть он не опасается того, что я буду претендовать на его имущество: я не нахожусь в деликатном положении.

Мерривезер только открывал и закрывал рот, как рыба на берегу.

– Стокер, кажется, он снова разучился говорить.

Стокер пожал плечами.

– Ему достаточно помнить всего лишь два слова: «до свидания».

Он направился к брату, но не успел еще протянуть ему руку, как младший Теплтон-Вейн вскочил со своего места, наспех попрощался и исчез.

Стокер последовал за ним, чтобы убедиться, что он действительно ушел. По нему было видно, что он не хочет обсуждать со мной произошедшее. Он сразу вернулся к своему верблюду и погрузился в работу, но так лишь отсрочил неизбежное. Ему придется поговорить со мной о том, что сейчас случилось между братьями, и о том откровении, которое только что слетело с его языка. Но я готова была подождать.