Текст книги "Тайны Вероники Спидвелл. Компиляция - Книги 1-5"

Автор книги: Деанна Рэйборн

Соавторы: Деанна Рэйборн
сообщить о нарушении

Текущая страница: 79 (всего у книги 100 страниц)

Глава 17

– Это было несколько грубо, – заметил Стокер, когда мы выходили из семейного крыла. – Даже для тебя.

Я ощетинилась – он снова обвиняет меня в бездушном поведении.

– Я не была злой или грубой. А если б и была, она это заслужила. Если меня не подводит память, это ты бесконечно придирался к методам, которыми она спаслась от безысходной ситуации.

– О, я принципиально возражаю против занятия Хелен, но, тем не менее, в ней есть что-то плачевное.

Я ускорила темп.

– Сентиментальность мужского пола не перестает меня удивлять.

– Что такое?

– Ничего, – пробормотала я. – За исключением того, что у мужчины, который пострадал так сильно, как ты, от рук женщин, должен быть иммунитет на женские уловки и хитрости.

– Хитрости! Если ты думаешь, что у Хелен Ромилли есть хоть капля хитрости…

Мы все еще спорили, когда добрались до кладовой. У меня были надежды застать Мертензию в ее логове. Ее там не было, но кастрюля, слегка испускавшая пар на плите, означала скорое возвращение.

Мы провели время, исследуя окружение, и нашли в кладовой много любопытного. Комната была оборудована полками от каменного пола до балочного потолка, охватывающего всю длину стен. На каждой полке толпилось множество стеклянных банок: прозрачных, янтарных, зеленых, и каждая банка наполнена чем-то интересным. Были зелья и отвары, кремы и мази, эликсиры и бальзамы. С балок свисали грозди сушеных трав, в углу стоял прибор для дистилляции меди, а рядом с ним большая раковина. Рабочий стол разместился в центре комнаты, поверхность скрупулезно очищена. За столом висела книжная полка с множеством трав, книг по физике, фармакопеи и флорилегии[28]. Еще один набор полок содержал ассортимент оборудования, стеклянные мензурки, горшки, ложки, измерительные приборы.

– Будь я проклят, – восхитился Стокер вполголоса. – Это не похоже на кладовую моей няни.

– Я думала, что Темплтон-Вейны могли себе позволить кого-то еще для обслуживания кладовой, – удивилась я, пролистывая книги. Я была все еще раздражена, но любопытство пересиливало.

– Могли, но это была первая должность няни в доме, и она охраняла кладовую как дракон. Если б она увидела такое богатство, то подняла бы святой ад, скандаля с отцом до тех пор, пока он не оборудовал ее кладовую еще лучше.

– Какие вещи готовила твоя няня?

– Средства от зубной боли и джемы, – быстро ответил Стокер, изучая полки с травяными смесями. – Ничего не трогай. Боже мой, у нее здесь микстуры из наперстянки!

Я перевела взгляд на Стокера, завороженного коллекцией Мертензии.

– Средство для лечения сердечных заболеваний?

– Или яд. Все на этой полке может убить мужчину или женщину при достаточной дозировке. – Он начал читать этикетки, каждая из которых была подписана аккуратной рукой Мертензии: «Сироп мяты перечной для пищеварения, сок салата от головной боли, сироп инжира для запора». Тут все безобидно. Но эта полка, – он вернулся к микстуре наперстянки на верхней полке, – эта партия совсем другая. – Он сделал паузу, приближаясь к бутылкам, достал одну. – Мертензия не просто балуется пищеварительными и питательными отварами, – констатировал он, поднимая бутылку к свету.

Я сняла книгу с полки. Том был толстый и переплетен темно-зеленой тканью с золотой русалкой. Я пролистала страницы, догадываясь, что это своего рода рецептурная книга. Мертензия записывала составы и способы приготовления различных смесей, добавляя пометки, когда совершенствовала рецепт. Между страницами лежали обрывки бумаги, списки белья и записки от миссис Тренгроуз, несомненно, отброшенные в сторону, тут же забытые при лихорадочном приготовлении новых порций зелья. Я наскоро пробежала их, когда наткнулась на лист дешевой бумаги с названием едва ли респектабельного отеля для женщин в Лондоне. Приветствия не было, и текст начинался с середины абзаца. Первая страница была потеряна, но я сразу же узнала этот живой почерк:

… почему я так ужасно отчаялась. Не могу описать тебе ужас этого места. Жуки в кроватях и мухи в ванной, и, о, Мертензия! Насколько легче я могла бы вынести это, если бы ты была здесь. Помнишь веселые времена в школе? Несколько коротких месяцев, самое счастливое время, что я когда-либо знала, благодаря твоей дружбе. Комки в каше и еще больше комков в кровати – ничто, когда я слушала твои истории о Сан-Маддерне! Русалки, великаны и пикси – я их всех помню, все, что ты мне рассказывала. Как я завидовала тебе, моя дорогая: назвать такое место своим домом. Я думала, что ничто в мире не может быть прекраснее, чем жить в этом замке, хотя бы знать, что подобное великолепие существует где-то в мире. Я не должна тебе этого говорить, милая Мертензия, но мне страшно и грустно думать о будущем. Мне не нужно воображать; я знаю так же ясно, как если бы это была картина, которую кто-то нарисовал и повесил на стену. Я состарюсь в гувернантках, каждый год худея и грустя, торопясь выполнять приказы других. Никогда не имея собственного дома, ни мужа, ни детей, ни одного дюйма земли, которая принадлежит мне. Ничего моего, кроме полки с книгами и горстки платков. Какая пустынная мысль! Я знаю, что должна следовать своей судьбе, как Андромеда к Кракену, готовая быть прикованной цепью к скале и ждать моей гибели. Но нет никакого героического Персея, который спас бы меня. Я сама должна сломать свои собственные цепи. Мертензия! Ты мне поможешь? Ради нашей дружбы, я напоминаю тебе обещание, которое ты дала …

Письмо на этом остановилось, следующих страниц я не нашла.

– Это восхитительно, – выдохнула я. Я прочитала письмо Стокеру, пока он ковырялся в склянках и банках на полке.

– Немного вымогательно, – изрек он, когда я закончила. Я сунула страницу обратно в книгу, туда, где нашла.

– Мне ее ужасно жаль. Розамунда определенно страшилась своего следующего поста в Индии. Ее перспективы были совершенно мрачными.

– Не такими мрачными, как эта, – прокомментировал Стокер, внимательно обследуя бутылку, снятую с полки.

– Что это? – поинтересовалась я.

– Белена. Используется для лечения ревматизма или проблем с дыханием, но даже капля может быть смертельна. Здесь полно смертоносных вещей: дурман, никотиана, мак. Обладают как лекарственными, так и токсичными свойствами. Она очень старалась отметить их как опасные. – Стокер указал на ряд бутылок.

Остерегайся сестры, предупредила Матушка Нэнс. Я подошла к бутылкам и осмотрела их.

На каждом из них Мертензия перечислила ингредиенты рядом с крошечным черным черепом, обведенным чернилами, настолько тонкими, что это могли быть шелковые нити, наложенные на этикетку. Я сжала губы в беззвучном свистке.

– Итак, не только время от времени сломанная кость или расстройство желудка, – пробормотала я. – Мертензия дает жизнь и смерть людям этого острова.

– Ничего такого зловещего, – Мертензия бесшумно вошла в комнату.

Она несла корзину с дровами, и Стокер поспешил забрать их у нее.

– Спасибо. Думаю, надо подложить еще одно небольшое поленце, чтобы печь оставалась горячей, – подсказала она. Он выполнил приказ, разжигая огонь с помощью кочерги, прежде чем положить кусок дерева на вершину. Мертензия надела фартук поверх одежды, длинный, от плеч до подола, рукава были подвернуты, волосы беспорядочно заправлены в сетку.

– Я приготовила наперстянку для Матушки Нэнс. Время от времени ее сердце барахлит, и препарат был одобрен доктором на материке. У других тоже есть свое применение, – внесла ясность она, выщипывая сушеный ассортимент трав из пучков, привязанных к балкам над головой. – Больше арники для ваших синяков, – добавила Мертензия, глядя на Стокера. – И для Тибериуса. Вы вдвоем сумели использовать все мои запасы. – Она слегка улыбнулась, но улыбка не задержалась.

– Вы волнуетесь за Малкольма, – предположил Стокер.

– Не похоже, чтобы он был таким безответственным, – она собрала остальные ингредиенты. – Тренни сказала, что мне следует занять себя делом. Без сомнения, он придет к закату, как говорит Тибериус, и посмеется над нами, что мы так волновались понапрасну. – Тон был легок, но глаза затенены.

– Мы обыскали замок и не нашли его следов, – доложила я. – Но зато обнаружили доказательства того, что Хелен мошенница, а не медиум.

Она фыркнула.

– Я могла бы вам сказать это. Она провела здесь все лето без намека на то, что у нее могут быть подобные таланты. И как только уехала отсюда, стала мадам Еленой. Гротескная шутка. – Мертензия разбив высушенную арнику на мелкие кусочки, бросила их в мелкую каменную ступку. Затем взяла пестик из того же материала и начала медленно шлифовать ломкие листья.

– Хелен сказала, что должна была обеспечивать себя и Каспиана.

– У нее есть небольшой аннуитет от Сан-Маддерна, который Малкольм организовал после смерти Люциана. Если ей нужно больше, Хелен стоило только попросить, и Малкольм приютил бы их, – проронила она. – Вдова и ребенок Люциана никогда бы не оказались на морозе.

– Вероятно, – размышляла я вслух. – Но гордыне трудно выпрашивать деньги как милостыню. Кажется, я слышала, Малкольм отказал Каспиану в просьбе о кредите только вчера. Дискуссия обострилась.

Рука Мертензии на мгновение замерла, но она отчеканила упрямо:

– Я ничего об этом не знаю.

– Тогда, возможно, вы захотите рассказать нам о своей ссоре с Розамундой за ночь до ее исчезновения, – сладко сказала я.

Она бросила пестик с громким треском. Стокер, стоящий рядом, тут же положил руку ей на локоть, его манера говорить стала нежной.

– Мертензия, я уверен, что это была какая-то ерунда, – начал он.

Мертензия уклонилась от его руки, глядя на него с внезапным подозрением.

– Вот как вы двое играете? Она швыряет обвинения, а вы приглаживаете взъерошенные перья?

Стокер не смотрел на меня.

– Я знаю, что так может казаться…

– Казаться! Вы ее создание, – сорвалось хлестко у нее с языка. – Танцуете под ее мелодию. Притворяетесь добрым, затаившись в ожидании, как паук.

– Вы не ответили на вопрос, – я резко потребовала внимания.

Она вернулась к своей работе, взяв пестик дрожащими пальцами.

– Да, мы поссорились. Розамунда наконец-то решила показать свое истинное лицо.

– Как?

Ее сопротивление выдохлось. Мертензия заговорила, растирая травы, глаза избегали встречаться с моими, спина наполовину повернулась к Стокеру:

– Розамунда сказала мне, что после женитьбы на ней Малкольма все будет иначе. Сказала, что у нее есть планы – на деревню, на домашнее хозяйство. Я ответила, что не против, если она захочет внести изменения в замок. Это ее право хозяйки. Пока у меня есть мой сад, я счастлива.

Ее голос дрогнул, и я увидела, как побелели костяшки пальцев, когда она растирала листья в порошок.

– Розамунда хотела ваш сад, не так ли?

– Все эти годы работы, и она хотела уничтожить его. Она хотела розы и пионы в саду, – сказала Мертензия, с силой выплевывая слова. – Хотела снести весь ядовитый сад, засадить все красивыми цветами вместо отвратительных ядовитых растений, которые ей были противны.

Голос Стокера был теплым и полон сочувствия:

– Должно быть, это было похоже на предательство.

– Так и было, – призналась она. Потом она неохотно посмотрела на него. – Я так надеялась, что у меня появится сестра. У меня никогда не было умения легко заводить друзей, a эти несколько коротких месяцев в школе мы были с Розамундой неразлучны. Но когда она приехала тем летом, чтобы остаться здесь, все отличалось от того, что я ожидала.

– Как? – мягко спросила я.

– Сложно сказать. Тибериус и Малкольм постоянно суетились вокруг нее, танцевали, катались на лошадях и соревновались в гребле. Она монополизировала их, но я не была удивлена. Между Тибериусом и Малкольмом всегда было здоровое соперничество. Типичная пара друзей, хвастающаяся победами. Когда Тибериус уехал, все стало тише. Я не замечала, что происходило с Малкольмом, все еще не верила, что из этого что-то выйдет. Он просто так гордился островом, а ей все было интересно.

Она посмотрела на грязный зеленый порошок в своей ступке.

– Я все испортила, – сказала Мертензия скучным голосом. Она бросила порошок в огонь и снова начала со свежей гроздью листьев.

– Затем они объявили о своей помолвке, и в течение нескольких недель Розамунда казалась другой, более спокойной. Я сталкивалась с ней иногда. Она часто сидела, погруженная в мысли. Когда она оставалась с Малкольмом, ее настроение менялось. В ней было какое-то безрассудство, некий дьявольский блеск в глазах, который я не могла понять. Я предполагала, что она утешится браком. У нее было все, что она когда-либо хотела. Но Розамунда никогда не была безмятежной. Или задумчивая тишина, или беспокойное веселье, ничего промежуточного. Ни настоящего счастья, ни подлинной любви к Малкольму. Я столкнулась с Розамундой за ночь до их свадьбы. Именно тогда она сказала мне, что я не должна беспокоиться о ней. У нее все было запланировано.

Руки Мертензии замерли. Когда она заговорила, ее голос был монотонным, глаза устремлены на невидимую точку вдаль.

– Розамунда говорила часами. Она рассказала мне все, что хотела сделать, каждый способ взять на себя ответственность за остров. Видите ли, я не понимала, как сильно она злилась на меня, когда мы учились в школе. Я думала, что мы были равны, несчастные маленькие девочки, связанные нашим несчастьем. Но Розамунда видела вещи по-другому. В ней была настороженность, которую я никогда не замечала, хрупкость. Это создало странную атмосферу тем летом. Воздух был тяжелым, как будто ожидался шторм. А потом я обнаружила, что она заняла мое место.

– Каким образом? – голос Стокера стал низким и уговаривающим.

– Забота о жителях острова всегда была обязанностью семьи. Моя мама делала это. После ее смерти, пока я не повзрослела, Тренни наносила визиты. Она учила меня, как упаковать корзины, что выбрать, чем обеспечить максимальный комфорт. Бульон с вином и яичным желтком для кормящей матери, желе из телячьей стопы для сломанной ноги, как я это делала сегодня. На острове не было очага, рядом с которым я не сидела, разогревала суп и вязала носки. Однажды я приготовила немного кошачьего когтя для старой миссис Полглаз. У нее ревматизм, и кошачий коготь – лучшее лекарство. Раньше я регулярно приносила ей бутылочку, но в то лето было так много дел, что я забыла про нее. Мне стало плохо, когда я поняла, сколько времени прошло. Я пошла в коттедж Полглазов. Когда я туда попала, Розамунда уже была там и читала миссис Полглаз. Она взяла бутылку тоника, что я приготовила, и принесла с собой. Когда я приехала, они весело смеялись. Это был первый из многих подобных случаев. В конце концов я запретила ей входить в кладовую, чтобы брать мои лекарства, но это не остановило ее. Она просто улыбнулась, как кошка со сливками, и занялась своими трюками. Она уговорила кухарку разливать по бутылкам суп, вязала шали, носила с собой книги. Люди начали говорить о том, насколько она вдумчива, насколько внимательна. Она даже занялась организацией цветов в церкви, срезала мои лучшие розы, не оставляя мне ни малейшего шанса. Куда бы я ни пошла, Розамунда попадала туда первой. Казалось, будто меня стирали. Вы видели, как это было с миссис Полглаз. Жители деревни боготворили ее. Я начала понимать, на что это будет похоже, когда она выйдет замуж за Малкольма. Здесь просто не было бы для меня места.

Мы со Стокером переглянулись. Мертензия, казалось, совершенно не осознавала, что только что призналась в мощном мотиве для убийства. Я почти незаметно кивнула, и он слегка двинулся вперед, стараясь не прикасаться к ней, говоря мягким медовым тоном, который всегда вызывал у меня дрожь в позвоночнике:

– Должно быть, она разбила ваше сердце. Вы не могли оставить Сан-Маддерн. Вы такая же часть этого места, как и само море.

Мертензия медленно кивнула, пестик снова выскользнул из ее рук. Слезы стояли в ее глазах, она повернулась, как-будто почти против воли, и спрятала лицо в его рубашке. Стокер обнял ее, крепко обхватив мускулистыми руками, бормоча что-то успокаивающее. Я не могла расслышать что – слова предназначались лишь для нее. Мертензия долго рыдала; затем ее плечи успокоились, и она расслабилась в его руках.

– Извините, – сказала она, пытаясь восстановить самообладание.

Но Стокер крепко держал ее за руку, когда доставал из кармана носовой платок огромного размера из алого льна. Она взяла его с благодарной, водянистой улыбкой.

– Мне жаль, что я была так груба с вами. На самом деле я не верю, что вы ее создание. – Мертензия даже не смотрела на меня, когда говорила. Ее глаза обожали Стокера.

– Я во многом сам по себе, – заверил ее он. – Вы когда-нибудь противостояли Розамунде? Рассказали ей, что вы чувствуете?

Она кивнула.

– Из этого мало что вышло хорошего. Розамунда просто засмеялась и сказала, что я смешна. Затем уронила несколько случайных замечаний о том, что в Сан-Маддерне все меняется к лучшему. И я пошла плакать в сад. Хелен нашла меня там, я рассказала ей, что случилось. Она отвела меня к Тренни, который дала мне теплого молока и уложила спать. Тренни сказала, что все это буря в стакане воды, и все уладится после хорошего ночного сна.

– Отличный совет, – подтвердил Стокер.

Слабая улыбка углубилась.

– Полагаю. Свадьба была тягостна для меня, невыносимо притворяться счастливой за них. Но затем она исчезла, и стало намного хуже! Я думала, самым трудным будет, когда Розамунда станет жить здесь, но это ничто по сравнению с подозрением, шепотом, газетами. Незнание – вот что дьявольски мучительно.

– Кажется, все происшедшее очень сильно повлияло на Малкольма.

При упоминании брата ее лицо закрылось. Мертензия осторожно освободилась из объятий Стокера и подняла свой пестик с вынужденной улыбкой.

– Я уверена, что у Вероники есть дела поважнее, чем слушать мои стоны о семье.

– Совсем нет, – откликнулась я. – Убеждена, что исчезновение Малкольма связано с исчезновением Розамунды. Если мы узнаем правду о ее местонахождении, без сомнения, мы можем сделать то же самое для него.

– Надеюсь, вы правы. – Она больше ничего не сказала, это был сигнал для нас уходить. Когда мы выходили из кладовой, я увидела угол алого платка, выглядывающего из кармана. Ее палец потянулся, чтобы погладить его, когда мы закрывали за собой дверь.

* * *

– Ну, это могло бы пройти лучше, – заключила я с некоторым раздражением.

Стокер пожал плечами.

– Мы узнали о способности Розамунды манипулировать благодаря этому куску письма. Подтвердили, что произошла ссора без последствий. Неизвестно, говорит ли Мертензия правду, но я склонен ей верить. Она простая, откровенная женщина. Думаю, у нее нет таланта к обману.

– И лишь она да пропавшая Розамунда – свидетели этого, так что мы никогда не узнаем.

Выражение его лица было обличающим.

– Можешь ли ты найти для нее милосердие в своем сердце? Мертензия – надежный человек.

Я не ответила на эту сентенцию и начала спускаться по коридору, каблуки моих домашних туфель раздраженно звенели на камнях. Стокер догнал меня, его руки были глубоко засунуты в карманы.

– Куда мы идем сейчас?

– Найти миссис Тренгроуз. Она видела Мертензию после ссоры с Розамундой. Возможно, она сможет пролить свет на этот вопрос.

– Отлично, – он погладил свой плоский живот. – Я не против перекусить.

– Если ты голоден, можешь не ходить со мной, – рассердилась я. – Иди и набей себе живот, как гусь Майклмас, мне все равно.

– Потому что ты можешь делать все самостоятельно – он остановился. – Прости меня. Совсем забыл, что ты отказываешься принимать чью-либо помощь, настаиваешь на том, что никогда ни в ком не нуждалась. Отлично. У меня тоже есть несколько вещей, которые нужно расследовать самостоятельно.

Я повернулась к нему лицом.

– Например? – потребовала я.

– Не беспокойся об этом, – мускулы его челюсти напряглись, когда он цедил слова сквозь стиснутые зубы. – Но думаю, что пришло время поднести элегантные пятки моего брата к огню.

С этими словами он ловко повернулся на каблуках, оставив меня озадаченно смотреть вслед.

– Что на него напало? – пробурчала я.

В этот момент Дейзи повернула за угол; ее руки были полны свежевыстиранных простыней, пахнущих – я поблагодарила Всевышнего! – отнюдь не куриным пометом.

– Прошу прощения, мисс. Вам было что-то нужно?

– Я искала миссис Тренгроуз. У меня есть вопрос насчет мисс Розамунды.

– Миссис Тренгроуз где-то здесь, без сомнения. Верно, следит за приготовлениями к обеду. – Горничная остановилась, пристально глядя на меня. – Я слышала, вы сегодня отправились в деревню, мисс, помимо посещения коттеджа Полглазов. И вам гадали по руке.

– Как вы… – я замолчала, внезапно увидев сходство с деревенской ведьмой и вспомнив, как Дейзи с некоторой фамильярностью ругала молодого Питера. – Вы родня с Матушкой Нэнс. Внучка?

– Племянница, – сказала она с усмешкой

– И полагаю, именно так она узнает обо всем, что происходит в замке? Вы прикладываете ухо к земле и скармливаете ей информацию, поэтому, когда к ней приходят гости замка Ромилли, Матушка Нэнс кажется всезнающей?

– Ах, просто небольшое развлечение, мисс! Она зарабатывает пару монет сверху, и всегда посылает мне несколько пенни за это.

Ее взгляд был нахальным, но я не могла обидеться на эту предприимчивую парочку.

– Вы сказали тетушке, что миссис Хелен боится призраков, не так ли? И вот как она знала, что стоит предложить ей защитный амулет?

Дейзи улыбнулась.

– Это и есть защитный амулет, мисс. У Матушки Нэнс завалялась эта старая монета с незапамятных времен. Миссис Хелен чувствует себя намного лучше после этого, не так ли?

Я вспомнила как отчаянно хваталась Хелен за амулет.

– Полагаю, что так. – Я осмотрела коридор, убедившись, что мы одни. – Дейзи, вы когда-нибудь говорили Матушке Нэнс о мисс Розамунде? Было ли что-то, что вы подметили, нашли любопытным?

Ее рот сжался.

– Я не хочу говорить, мисс. Не подходит такое говорить настоящим леди.

– Я не настоящая леди, – успокоила ее я. – Теперь расскажите мне. Жизнь вашего хозяина может зависеть от этого.

Ее глаза округлились.

– Хозяина? Я не могу понять, как это может быть, но хорошо, мисс. Да. Я кое-что заметила. – Она взглянула на простыни в руках. – Я каждый день меняла мисс Розамунде простыни. Я стирала все ее белье самолично, банное и личное. И за три месяца, что она была здесь, у нее были месячные только один раз.

Я моргнула.

– Извините меня, пожалуйста?

– Ее месячные, мисс. У нее шла кровь в первый месяц, но не после.

– У Розамунды должен был быть ребенок, – до меня дошло наконец.

– Да, мисс. Ее тошнило раз или два утром. Ничего такого плохого, как я видела у своих сестер, – сообщила Дейзи. – Но, тем не менее, тошнило. Я все вычистила, и она дала мне шиллинг, чтобы я об этом молчала. И я молчала, – твердо добавила она. – Я никогда не говорила Матушке Нэнс, хотя она могла бы заработать несколько шиллингов на талисмане для родов. Но все было еще более трагично, когда она исчезла, мисс. Исчезла не только она, это был сын хозяина, – Дейзи печально покачала головой.

Но у меня была совершенно другая мысль.

* * *

После разговора с Дейзи я отправилась в свою комнату, чтобы смыть все пыльные следы обыска, вытащить паутину из волос и стереть пятна с щек. Освежившись, я нашла Тибериуса в бильярдной со Стокером. Они не играли, просто сидели, глубоко погрузясь в кожаные кресла, курили и ничего не говорили.

Я подошла и села на пуфик у ног Тибериуса, полностью игнорируя Стокера. Я наклонилась вперед, положив ладони на руки Тибериуса.

– Вы знали?

Его брови изогнулись с любопытством.

– Я знал?

Я усилила хватку, не отрывая от него взгляда.

– Вы знали?

Тибериус долго молчал, и когда заговорил, ответил мне комплиментом правды:

– Знал.

– Как? Это было в телеграмме, которую она послала вам до того, как вышла за него замуж?

Он медленно кивнул. Стокер зашевелился, однако не стал вмешиваться в наш диалог.

– К тому времени, когда я получил телеграмму, она уже пропала, и мой ребенок с ней, – сказал Тибериус. Глаза Стокера блестели от вопроса, но я продолжала игнорировать его.

– Тибериус, вы не были откровенны с нами. Расскажите нам сейчас, почему вы приехали сюда.

Выражение его лица ожесточилось.

– Малькольм женился на женщине, которую я любил, и по какой-то причине подвел ее. – подвел так сильно, что она сбежала. Или покончила с собой. Или была убита. Если кто-то преследует сейчас Малкольма, то я хотел бы знать, кто, чтобы пожать его руку и выразить благодарность.

Я никогда не слышала, чтобы он говорил так горько, и не сразу смогла сформулировать ответ.

– Вы удивили меня, мой лорд, – с мягким укором сказала я. – Я не осознавала, что вы разделяете способность Стокера к ярости.

– Разделяю? – его голос сочился сарказмом. – Моя дорогая леди, я научил его этому. Теперь мне бы очень хотелось узнать правду о том, что случилось с Малкольмом.

– И с Розамундой, – уверенно вставил Стокер.

Братья сошлись в позе, которая, без сомнения, была им знакома с драк их детства.

– Да. Я хочу точно знать, что с ней случилось.

– Ну, я рад, что ты достаточно мужчина и способен признаться, что у тебя есть скрытая цель.

Красивый рот Тибериуса изогнулся.

– Брат мой, я думал, ты давно узнал – даже мои скрытые цели имеют скрытые цели.

Стокер вернул улыбку.

– Например, убить Малкольма Ромилли?

Я моргнула.

– Стокер, ради Бога, что…

– Я обыскал комнату Тибериуса, пока ты разговаривала с Дейзи. В его сумке спрятан револьвер. Его светлость обычно не путешествует с пистолетом; и сонный остров у побережья Корнуолла не похож на улей опасной преступной деятельности. Почему он решил вооружиться на этот раз, спросил я себя. Зачем вообще приезжать сюда и страдать, для чего воскрешать пытку исчезновения Розамунды? Если только он не решил взять дело в свои руки.

– Стокер, ты не можешь…

– Обвинять моего собственного брата в заговоре с целью убийства? Конечно могу. На самом деле, я обвиняю его в этом.

– Чертов дурак, – начал Тибериус с тонкой улыбкой.

– Я? – Стокер скрестил руки на груди. – Я поставлю свою жизнь на то, чтобы ты, Ваше сиятельство, по уши в этом бизнесе.

Они стояли лицом к лицу в течение долгой, перехватывающей дыхание минуты. Не было никакого звука, кроме тиканья особенно уродливых каминных часов, пока, наконец, Тибериус не выдохнул и не опустил плечи.

– Отлично. Я приехал сюда, чтобы убить Малкольма. Достаточно ли для тебя устного признания или я должен написать это кровью моего сердца?

Выражение лица Стокера не изменилось, но я поймала торжествующее мерцание в его глазах. Я поспешила заговорить, прежде чем он бы подтолкнул своего брата к дальнейшему насилию:

– Тибериус, возможно, вам стоит рассказать все с самого начала.

Он пожал плечами.

– Нечего рассказывать. Когда Розамунда исчезла, никто точно не знал, что произошло. Теорий было предостаточно, каждая из них более дикая, чем предыдущая. Было высказано предположение, что она бросилась в море или уплыла на попутной лодке. Некоторые говорили, что ее убили, другие – что она превратилась в голубя и улетела с западным ветром. Этот последний вклад внесли более суеверные жители деревни, – добавил он с холодной улыбкой. – Ничего не было найдено: ни тела, ни записки, ни свидетелей. Так или иначе, никогда не могли объяснить, что с ней случилось. Малькольму сообщили, что он может подать заявление, чтобы объявить ее законно мертвой, если о ней не услышат в течение семи лет. В течение трех лет ничего не происходило. Затем, совершенно неожиданно, Малкольм написал мне две недели назад. Он известил, что обнаружил доказательства: Розамунда не покидала остров по собственной воле. Просил, чтобы я приехал сюда, потому что он задался целью узнать правду.

– Он сказал вам что-нибудь еще? – подтолкнула я.

– Нет. Малкольм доверял мне, поскольку я не был здесь во время ее исчезновения. Он знал, что мы с Розамундой были едва знакомы, и следовательно, у меня не было мотивов причинить ей вред. Я воспринял как насмешку его спокойную уверенность. Я перечитывал письмо снова и снова, и вдруг мне пришло в голову: что если он знал? Возможно, он обнаружил наши чувства совершенно случайно. Розамунда вела дневник, и не всегда была с ним осторожна. Вдруг Малкольм прочитал его и узнал о наших отношениях? Что если он намеревался заманить меня сюда под ложным предлогом? Могла ли служанка знать? Или Розамунда доверилась своей однокласснице Мертензии? Чем дольше я размышлял над этим вопросом, тем больше возможных просчетов представлял. И любой из них мог разоблачить нас.

– Поэтому вы решили приехать и открыть для себя правду.

– Больше, чем это. Меня всегда возмущало, что он не смог помешать – чтобы с ней ни случилось. Она сбежала? Тогда он, скорее всего, был источником ее несчастья. Выбирая Малкольма в мужья, она верила, что он принесет ей утешение и партнерство. Каким-то образом он подвел ее. А потом пришло письмо, в котором он утверждал, якобы у него есть доказательства, что ей был причинен вред. Именно тогда я рассердился, слепо, бешено разозлился. Я как заведенный думал лишь об одном: он смог сделать нечто, в чем мне было отказано – жениться на женщине, которую любил – и он потерял ее. Он не обеспечил ее безопасность, не защитил. Я жаждал справедливости ради Розамунды: найти убийцу и наказать человека, который позволил этому случиться. Поэтому я решил приехать сюда, и осуществить справедливость, если понадобится.

– Как мы вписались в ваш план? – спросила я.

Тибериус улыбнулся.

– Никогда раньше не совершал убийств. Я думал, что мне может быть необходим сообщник.

– И вы ожидали, что мы окажем эту помощь? Действительно, Тибериус. Вы заходите слишком далеко, – упрекнула его я.

– Неужели? Вы не слишком озабочены законом, ни один из вас, – Тибериус перевел взгляд с меня на Стокера. – Вы заботитесь о справедливости, но не о том, как она достигается. Если бы я казнил убийцу, вы бы дали показания против меня? Или помогли бы мне спрятать тело?

– Почему понадобилось притворство? – потребовала я. – Почему бы просто не объяснить, какую цель вы преследовали?

– Вряд ли подобное можно просить запросто. Нельзя приглашать людей участвовать в оправданном убийстве. Но я думал, что если бы привез вас сюда, и вы могли все увидеть сами, вы бы сочувствовали мне.

– Вы не пригласили Стокера, – напомнила я. – На самом деле, когда он спросил, нельзя ли ему приехать, вы специально сказали ему, что он не может.

Улыбка Тибериуса была терпеливо-снисходительной.

– Моя дорогая Вероника, вы еще не поняли: самый верный способ гарантировать, что Стокер сделает что-то, сказать ему, что он не может? Он в два раза больше хотел приехать из-за того, что ему отказали в приглашении.

– Из всех дьявольских, манипулятивных… – начал Стокер.