Текст книги "Тайны Вероники Спидвелл. Компиляция - Книги 1-5"

Автор книги: Деанна Рэйборн

Соавторы: Деанна Рэйборн
сообщить о нарушении

Текущая страница: 66 (всего у книги 100 страниц)

Глава 4

Стол был сервирован прекрасным серебряным сервизом. По центру стола шла линия искусных гирлянд, щедро перевитых полосатыми красно-белыми розами, наполнивших воздух благоуханием. Прежде чем я успела отметить их красоту, появилась взволнованная дама лет тридцати, с поспешным извинением скользнувшая на место рядом со Стокером.

– Мертензия, – сказал Малкольм Ромилли с намеком на обличение.

– Я знаю, Малкольм, но я собирала плоды шиповника и совсем потеряла счет времени.

– И, видимо, зеркало тоже. Ты даже не сменила платье! – съязвила ее невестка с улыбкой, которая не вполне соответствовала словам.

Мертензия Ромилли с явным удивлением посмотрела на свое хлопковое платье в полоску.

– Не заметила. Но я вымыла руки, – живо добавила она, сверкая ладонями, покрытыми царапинами и старыми шрамами, но скрупулезно чистыми.

Хелен Ромилли бросила взгляд на неопрятные волосы Мертензии и слегка вздохнула, прежде чем вернуться к своему супу – восхитительному грибному консоме, поданному в крошечных супницах. Малкольм представил нас, и его сестра посмотрела на Тибериуса.

– Я помню вас.

Тибериус наклонил голову.

– Мисс Мертензия. Всегда приятно возобновить наше знакомство

Затем мисс Мертензия пристально посмотрела на Стокера. Она сильно покраснела, и я подавила вздох. Я видела все это раньше. Женщины, особенно с оригинальными вкусами, неизменно увлекались им. На ум пришла метафора с участием мотылька и пламени. Стокер был безупречно добр в этих ситуациях.

– Догадываюсь, вы страстный садовод, – рискнул обратиться он. – Мне бы очень хотелось увидеть ваши сады, пока я здесь.

Она моргнула и снова покраснела, пробормотав что-то неразборчивое в ответ. Стокер занялся своим супом, и она повернулась ко мне.

– Вам нравятся сады, мисс Спидвелл? – спросила она, проницательно глядя на меня.

– Только потому, что они предоставляют убежище для моих бабочек.

Она шмыгнула носом и отдалась еде с энтузиазмом рабочего, который долго и усердно трудился, в поте лица зарабатывая свой хлеб. Я поняла, что мисс Мертензия, без сомнения, делила людей на «садовых», которых стоит знать, и «несадовых», которых явно знать не стоило.

Малкольм Ромилли повернулся ко мне.

– Моя сестра отвечает за обширные сады здесь, в замке, а также следит за оранжереями и залами. Она наша собственная белая ведьма в замке, – добавил он со слегка дразнящей улыбкой.

Мисс Мертензия закатила глаза к небу, закончив свой суп.

– Это вовсе не колдовство, Малкольм. Просто лекарства, разве что более традиционные, чем у тех мусорщиков на Харли-стрит с их стетоскопами и снисходительными усами.

Хелен Ромилли наклонилась вперед, чтобы поймать мой взгляд.

– Малкольм говорил нам, что вы – лепидоптерист. Вы непременно должны исследовать сады, пока остаетесь здесь, мисс Спидвелл. Они абсолютно очаровательны. У Мертензии самые волшебные руки!

– Непременно, – заверила я.

Мисс Мертензия резко подняла голову.

– Идите, куда вам угодно; на самом деле, я даже покажу вам лучшие места для охоты на бабочек, если хотите. Маленькие мерзавцы вечно едят мои растения. Но учтите, вы не должны исследовать в одиночку! По крайней мере, не дальний участок садов.

Если я и слегка удивилась ее тону, то постаралась этого не показывать.

– Я не думала о вторжении, мисс Ромилли.

Она одобрительно хмыкнула, вернувшись к своей еде, поменяв пустое блюдо с консоме на тарелку Стокера.

– Мертензия! – потрясенно воскликнула Хелен Ромилли. – У тебя манеры крестьянки.

– Не расстраивайтесь, – лениво успокоил ее Стокер. – Мисс Ромилли может располагать остальной частью моего супа.

– Какая тебе разница? – потребовала Мертензия у своей невестки. – Мои манеры не твоя забота.

Внезапный холод воцарился над столом. В течение нескольких долгих секунд никто не заговаривал, казалось, каждое мгновение было отмечено тикающими каминными часами. Наконец, Хелен Ромилли прочистила горло.

– Ты совершенно права, Мертензия. Мне не следовало предлагать неуместную критику. Иногда я забываю, что мы на самом деле не семья, хотя в Каспиане течет кровь Ромилли, – закончила она, кивая в сторону сына.

Глаза Мертензии сузились, и она открыла рот. Однако прежде чем она успела что-то сказать, ее брат зашевелился.

– Мертензия, – Малкольм Ромилли промолвил ровным, властным голосом. – Довольно.

Его сестра пожала плечами, без сомнения больше интересуясь обедом, чем спаррингом с вдовой младшего брата.

Малкольм посмотрел на свою невестку.

– Хелен, пожалуйста, примите мои извинения. Разумеется, вы и Каспиан – семья. Вас очень любил Люциан, а мы очень любили его.

Он поднял свой бокал, темно-красное вино поймало свет свечи, засверкав словно горсть гранатов.

– Тост. В память о моем покойном брате Люциане. И за то, чтобы похоронить прошлое.

Хелен бросила на него острый взгляд, но остальная часть компании просто повторила тост и отпила. Только Малкольм Ромилли не пил. Он уставился в свой бокал, когда за столом начались разговоры между партнерами по ужину.

– Вы ворожите? – спросила я дразнящим тоном.

Он поднял глаза.

– Прошу прощения?

– Старый народный обычай: вглядываться в хрустальный шар или миску с водой, чтобы предсказать будущее. Никогда не видела, чтобы ворожили с бокалом вина, но уверена, что это возможно.

Он подарил мне изумительно привлекательную улыбку.

– Я рад, что его светлость подумал привезти вас с братом, мисс Спидвелл. Полагаю, в присутствии новых людей мы сможем вести себя лучше, чем теперь. – Малкольм снова замолчал, долго глядя в свое вино, прежде чем ощутимо встряхнуться. – Простите меня. Я, кажется, витаю в облаках, и не справляюсь со своими обязанностями. Кстати, Тибериус говорил мне, что у вас страсть к нашим Glasswings. Он упоминал о моем намерении подарить вам личинки?

– Это очень щедро с вашей стороны.

Он махнул рукой.

– Я очень рад, что их колония может найти дом в вашем виварии. Чудо, что они выжили здесь. Малейшее изменение среды обитания или климата, и мы могли бы их потерять. Фактически, в течение нескольких лет мы считали, что они вымерли. Это был самый восхитительный сюрприз, когда они снова «расцвели».

Мы перевели разговор на другие предметы – о природных красотах острова, о трудностях проживания в столь отдаленном месте. Хотя мы порой отвлекались, чтобы перемолвиться с нашими соседями по столу, все же легко общались на разные темы. Еда была превосходной, за консоме следовали несколько блюд из рыбы. От жареного сома, деликатно приправленного лимоном, мы перешли к жареному тюрбо и омару с карри. Все это было свежим уловом, как наш хозяин заверил меня с явной гордостью.

– Наши воды одни из самых изобильных во всей Англии, – похвастался он. – К счастью для нас.

– На самом деле?

Малкольм улыбнулся.

– Мы католическая семья, мисс Спидвелл, и сегодня пятница.

Беседа возобновилась во время десерта. После того, как мы закончили, я заметила, насколько умным было кондитерское изделие.

– Умным? – переспросил он.

Я указала на хрустальное блюдо. Сорбет был подан в креманках вместе с крошечными, самыми элегантными пирожными, которые я видела за пределами кондитерских.

– Сорбет из роз. Это идеальное дополнение к розам в центре. Rosa mundi, не так ли? Роза мира?

* * *

К моему невезению, замечание прозвучало во время затишья, я отчетливо слышала резкий стук ложек, царапающих фарфор.

– Розамунда, – прошептала Хелен Ромилли.

Малкольм Ромилли слабо улыбнулся ей.

– Кажется, мисс Спидвелл единственная, кто заметил мою дань. Это уместно, не так ли? Масса роз в память о Розамунде.

Остальная часть компании молчала, выражения лиц варьировались от оцепенелого ужаса (Хелен Ромилли) до острой скуки (Мертензия). Только Тибериус улыбался – узкая жесткая улыбка.

Я обратилась с вопросом к нашему хозяину:

– Кто такая Розамунда?

Он не смотрел на меня, уставившись вместо этого на одну из полосатых роз. В отличие от других, цветок был расположен неправильно, его увядающие лепестки свешивались со скатерти.

– Розамунда была моей женой, мисс Спидвелл. По крайней мере, моей невестой, – поправил он себя тихим голосом.

– Она исчезла в день их свадьбы, – прямо сказала Мертензия. – Прошло три года, и с тех пор никто ее не видел и не слышал.

Стокер повернулся к ней, его брови нахмурились.

– Вы не знаете, что с ней стало?

Слабый смех Мертензии казался вынужденным.

– Вы не знаете историю? – Она перевела взгляд со Стокера на меня и обратно. – Боже мой, где вы были? На Луне? Вы пропустили самый шокирующий скандал 1885 года.

– В 1885 году мой брат боролся за жизнь в джунглях Амазонии, – неожиданно для меня заявил Тибериус с тихой строгостью.

– И я находилась где-то в предгорьях Гималаев, – добавила я. – До сих пор не вполне уверена в точном местонахождении. Карты этого региона в лучшем случае неточны.

Мертензию было трудно запугать.

– Тем не менее, существуют газеты, – возразила она. – И бедный Малкольм был на первой странице любого бульварного листка. Не каждый день английский джентльмен теряет свою невесту.

– Довольно, Мертензия, – пробормотал ее брат.

– Я бы сказала, – вставила Хелен Ромилли. – Весь этот разговор – очень дурной тон.

– Удивительно, что ты считаешь дурным тоном говорить о мертвых, – парировала Мертензия.

Тонкий румянец коснулся щек Хелен, когда она несчастно посмотрела в свою тарелку. Что бы Мертензия не имела в виду своим колким замечанием, оно точно ударило в цель. Меня заинтриговали отношения между ними.

Каспиан тут же вклинился, стараясь защитить свою мать

– Думаю, это не совсем справедливо, тетя М…

Хелен жестом сдержала сына. Мертензия в свою очередь обуздала его:

– Не называй меня так! Само понятие «тетя» унижает. Тети – увядшие пожилые женщины семидесяти лет со спаниелями по имени Тревор. Они послушно лежат у их ног, пока дамы вяжут салфеточки.

Тибериус задумчиво глянул в сторону Малкольма.

– Мы немного отошли от темы.

Малкольм оторвал взгляд от увядающей розы. Он заставил себя улыбнуться.

– Да. Спасибо, Тибериус. Мои дорогие гости, это был утомительный день для тех, кто проделал долгий путь, чтобы добраться сюда. Думаю, пришло время пожелать друг другу спокойной ночи. Пора расходиться. Но сначала поднимем бокалы еще раз, если вы не против. За женщину, которую я любил, за мою невесту Розамунду.

– За Розамунду, – раздались голоса вокруг стола. Малкольм Ромилли допил свое вино до дна, остальные вежливо пригубили. Мы попрощались с пожеланиями спокойной ночи и крепкого сна.

Никто, кроме меня, не заметил, что Тибериус оставил свой бокал нетронутым.

* * *

Я отлично сплю, но в ту ночь крутилась и вертелась, как на ложе из гвоздей.

– Черт побери этого мужчину, – пробормотала я, отбрасывая покрывало. Я имела в виду Стокера, конечно. Я отправилась в увлекательное место в компании обворожительного аристократа, потрясающе талантливого в искусстве флирта. Поток напряжения и таинственных вещей пришел в движение. В моей голове счастливо плясала моя собственная колония Glasswings. Мне следовало сладко дремать в объятиях Морфея, видя сны о бабочках и голубых морях. Вместо этого всякий раз, закрыв глаза, я видела только его.

С хитроумными проклятиями я обернула вокруг себя халат и поднялась по лестнице, подобно раковине улитки туго обматывавшей комнату Стокера. Я не удосужилась постучать, и он не выглядел удивленным, увидев меня. Стокер сидел y амбразуры, глядя в черную ночь. Я села рядом, восхищаясь сверканием звезд и ярким жемчужным блеском полной луны, низко повисшей над нами.

– Полагаю, ты считаешь, что я задолжала тебе объяснение, – начала я самым нелюбезным тоном.

Стокер даже не повернулся ко мне, заметив немного утомленным голосом:

– Ты мне ничего не должна. Природа наших отношений не допускает никаких требований друг к другу.

– Не надо, – приказала я, мои руки сжались в кулаки на коленях. – Не будь понимающим и любезным. Это расстраивает.

Он повернул голову, легкая улыбка играла на его губах.

– Я не был, если это тебя утешит. Я дулся большую часть времени, пока ты была на Мадейре. Нет, лгу. Я бушевал первые несколько месяцев, а затем перешел к дутью.

– Вот почему ты не писал? Чтобы наказать меня?

– Я не писал, потому что ты намекнула мне не делать этого, – мягко напомнил он.

– С каких это пор ты поступаешь так, как тебе говорят? – потребовала я.

Стокер долго смотрел на меня.

– Ты сердишься на меня. Какой новый опыт! Мне доставалось от твоего раздражения, нетерпения, разочарования. Но никогда не наблюдал тебя в гневе. Холоднее, чем я ожидал.

– Может быть еще холоднее. Но я пришла исправить ситуацию, некоторым образом извиниться.

Он изогнул бровь в идеальном подражании Тибериусу.

– За что? За то, что умчалась на Мадейру? За то, что убежала с моим братом? Кажется, у тебя есть привычка сбегать, Вероника.

– Для женщины, склонной сверкать пятками, я, кажется, не забралась чересчур далеко. Я здесь, – возразила я.

В ответ он наклонил голову и изогнул бровь дугой. Это был вопрос и одновременно мерило нашего взаимопонимания – без всяких слов я знала, о чем он спрашивает.

– Не хочу обсуждать с тобой подробности. Но и не хочу быть в ссоре. Итак, давай придем к ясному пониманию. В конце нашего последнего приключения я позволила себе эмоции, более горячие, чем требует мой душевный комфорт. Чувства, которые почти озвучила. Если бы не своевременное прибытие Тибериуса в теплицу, я могла бы сделать признание, о котором сейчас пожалела бы.

Стокер открыл было рот, но я подняла руку.

– Я рада, что пришел Тибериус, рада, что не произнесла то, что готова была тогда сказать. И рада, что поехала на Мадейру. Нам обоим было нужно время, и думаю, все еще нужно.

– Время?

– Да, время, – твердо повторила я. – На протяжении нашего знакомства я ощущала пагубное влияние Кэролайн де Морган на твою жизнь. Какое-то злое присутствие, почти уничтожившее тебя. Благодаря силе характера ты пережил удар в первый раз; и опять-же, заслуга силы твоего духа, что пережил второй. Но я думаю, что ни одна встреча не прошла без шрамов.

Я бросила взгляд на длинную серебряную линию, которая отмечала его лицо. Шрам был оставлен когтями ягуара, но Кэролайн де Морган была столь же ответственна за ущерб, как и обитатель джунглей, ранивший Стокера. Выражение его лица не поддавалось определение, и я продолжила:

– Мы оба признали, что наша связь не похожа на все прежние. Эта дружба, эта странная алхимия, которая нас связывает, слишком прекрасна, чтобы запятнать ее. Думаю, что между нами не может быть ничего большего, пока все призраки прошлого не будут изгнаны.

Стокер выглядел так, словно хотел протестовать, но вместо этого повернул лицо к луне, наблюдая, как серебристо-белый свет играет на черных волнах.

– Что ты предлагаешь?

– Ничего, – сказала я просто. – Я предлагаю, чтобы мы ничего не делали. Мы останемся, как в прошлом, друзьями и коллегами, не более того. Пока ты полностью не оправишься от ран, которые она нанесла.

Его руки сжались, стиснув подоконник.

– Я выздоровел, – решительно отказался от моих претензий он. – Кэролайн ничего не значит для меня.

– Твои костяшки побелели при упоминании ее имени, – отметила я.

С видимым усилием Стокер ослабил хватку, поворачиваясь ко мне, его голос стал низким и опасным:

– Вероника, естественно, я должен питать ненависть к женщине, сделавшей все возможное, чтобы уничтожить меня. Она вышла за меня замуж под ложным предлогом. Совершила прелюбодеяние с моим лучшим другом и бросила меня умирать в чужой стране. Втоптала мое имя в грязь не по необходимости, а с настоящим восторгом. Она олицетворяет все подлое и испорченное в мире, и если ты думаешь, что я не заслуживаю желания разорвать ее кость за костью голыми руками…

Он прервался, его дыхание стало тяжелым.

– Не собираюсь объясняться дальше. Благодарю тебя за визит, но этот разговор перестал быть продуктивным. Спокойной ночи.

Я встала и подошла к двери. Стокер открыл ее для меня, избегая встречаться глазами.

– Ты увидишь, что я права. Ты сдерживал свою ярость слишком долго, яд отравил тебя. Отпусти ее, и ты отпустишь Кэролайн, – произнесла я.

Едва я переступила порог, как он захлопнул за мной дверь. Затем, как будто зная, что я все еще там, Стокер медленно и сознательно набросил засов, не позволяя мне вернуться.

* * *

Бессонная и несчастная, я некоторое время сидела и писала длинное письмо леди Велли. Я была немного обеспокоена тем, что бросила ее так внезапно. Будем надеяться, что обманчиво веселый рассказ о моих путешествиях и уникальной обстановке Сан-Маддерна позабавит ее. Я очень старалась поярче описать людей, которых встретила, и то, что увидела в замке:

«Это удивительно милое, домашнее место для замка. Само сооружение весьма древнее, но интерьер несколько раз ремонтировался. От тюдоровских галерей до якобинской столовой – все именно то, что ожидаешь увидеть в замке. Говорят, от видов острова захватывает дух, но мы ничего еще не видели. Прибыли в темноте, и погода, кажется, меняется чаще, чем денди меняет свои подштанники. Разразилась буря. завывающая вокруг моей комнаты в башне, как банши из легенд. Слава богу, я не нервного склада, иначе спряталась бы под покрывалом до утра, только глаза выглядывают из укрытия».

Я бросила ручку, сделав пометку закончить письмо на следующий день.

Когда я задула свечу, заревел шторм. Где-то в глубине снов я слышала раскаты грома, цимбалы богов, но все же спала. Я проснулась позже обычного. У меня не было ни работы, ни Стокера, требующего внимания, ни собак, ни корреспонденции, ни обязательств. Я поднялась, потянулась и подошла к окну, широко распахнув створку.

Передо мной раскинулось море, переливаясь на утреннем солнце, будто украшенные драгоценными камнями юбки. Вдали три скалы пересекали горизонт, нанизываясь, как бусы на цепочке, и ничего больше, кроме синевы моря и неба, простирающихся до конца вечности. Сильный ветер закрутил воду в белые волны, запах бодрящего морского воздуха пьянил. Я не осознавала в темноте, как высоко мы забрались, и сейчас чувствовала себя на вершине мира, словно могла протянуть руку и коснуться пальцами неба.

Я быстро дописала постскриптум леди Велли о потрясающих видах. Затем вымылась, оделась и, положив письмо в карман, отправилась завтракать. Из комнаты надо мной не доносилось ни звука. Значит, Стокер либо еще спит, либо уже где-то бродит. Дверь Тибериуса была плотно закрыта, но я не постучала.

Я наложила себе полную тарелку яиц, бекона и помидоров из горячих блюд на серванте. Когда я уселась за стол, миссис Тренгроуз проскользнула со свежим чаем и подносом с тостами.

– Доброе утро, мисс Спидвелл. Надеюсь, несмотря на шторм, вы хорошо выспались?

Крошечная морщинка появилась между ее пересыпанными серебром темными бровями. Я подумала, что она очень серьезно относится к своим обязанностям. Поскольку у Малкольма Ромилли нет жены, а Мертензия явно не заинтересована в домашнем хозяйстве, управление хозяйством легло на ее плечи. Она, казалось, нисколько не возражала против ответственности. На самом деле, я бы рискнула сказать, она этим наслаждалась. Связка ключей была отполирована до блеска, как и в предыдущий день, правда сегодня домоправительница заменила воротник и манжеты на белоснежное полотно. Бельгийское, догадалась я.

– Абсолютно, – заверила ее я.

Экономка расположила чайник и поднос с тостами в пределах моей досягаемости и переставляла различные блюда из джема, масла и меда, пока у меня под рукой не оказалось все, что можно пожелать.

– Ко времени отъезда, я стану толстой, как гусь Михаэльмаса[7], – высказала я вслух свои опасения. – Я ужасно проголодалась, a все так вкусно.

Она просияла.

– Мы гордимся нашей кухней, и морской воздух так чудесно влияет на аппетит.

– Кажется, я одна такая. Где остальные?

Она прошлась взглядом по серванту, всматриваясь в каждую жаровню и расставляя содержимое как можно привлекательней.

– Г-жа Ромилли завтракает в своей комнате. Джентльмены – мистер Ромилли, мистер Каспиан, его светлость и мистер Темплтон-Вейн – поели раньше и сейчас бродят по острову. Планируют посещение гумна и рыбацких лодок. А мисс Мертензия никогда не завтракает. Сует рулет в карман и ест, пока работает в саду, – сообщила экономка тоном нежного раздражения. Она откинула занавески, чтобы впустить полный солнца утренний свет. – Боюсь, что позже пойдет дождь, поэтому, если хотите заняться спортом, вы можете утром прогуляться по саду, – посоветовала она.

– Я думала, что мисс Мертензия не одобряет подобные вещи.

Миссис Тренгроуз выглядела потрясенной.

– Небеса, нет, мисс Спидвелл! Она просто защищает свои сады. И была бы очень рада приветствовать вас. – Она подозвала меня к окну. – Видите огороженный сад? Это маленькое сокровище, посаженное четыре столетия назад для дам замка, чтобы они наслаждались воздухом и солнцем. За западными воротами находится огород, опрятный и изобильный, но вряд ли представляет интерес для случайного посетителя. Гораздо лучше, на мой взгляд, пройтись к восточным воротам, – проинструктировала она, указывая на большую деревянную дверь в арке каменной стены. – Дверь не заперта, просто пройдите, и вы окажетесь в цветниках и травяных газонах. Снаружи еще одна стена, отделяющая формальные[8] сады от садов с небольшой тисовой аллеей в конце. На расстоянии от тисовой тропы находятся крепкие черные ворота с черепом и костями, вы не сможете пропустить их.

– Череп и скрещенные кости! На острове есть пираты? – поддразнила я.

– Нет, но тем не менее есть предупреждение. Это ядовитый сад, и вы не должны входить туда без мисс Мертензии, – строго предупредила она. – Растения в этом саду собирали много лет, некоторые из них действительно опасны. Даже пройтись рядом может оказаться смертельным, не говоря уже о том, чтобы вдыхать воздух вокруг них.

– Боже мой, она не боится опасности для себя?

– Мисс Мертензия знает больше о растениях, чем половина западного мира, – заявила экономка с безошибочной гордостью. – С ней консультировалось невероятное количество опытных садоводов по этому вопросу. Она получает много просьб о посещении сада, но гостям разрешены визиты только по ее приглашению.

– Обязательно пройдусь, – заверила я. Она наклонила голову.

Я закончила завтрак, задержавшись, чтобы взять шляпу, прежде чем отправиться на прогулку. Я последовала ее совету, пробираясь через регулярные сады и сады, где плясали ветви фруктовых деревьев, заросшие темно-фиолетовыми зубцами. Густой воздух заполнял легкие запахом спелости.

Миссис Тренгроуз не сказала мне, что каждый из садов был расположен на собственной террасе, отделенной крепкими каменными стенами. Доступ к террасе проходил по лестницам, высеченным в скалах острова. Спустившись на нижний уровень сада, я повернулась, чтобы посмотреть на замок. Он гордо стоял на вершине скалы, камень, окрашенный ярким утренним светом в черное золото. Исчезла черная крепость, которая маячила над нами темной ночью. На мгновение мне пригрезилось, что фея наложила заклятие на это место, придав ему сказочное великолепие. Расположенный среди пышных и красочных садов, замок идеально гармонировал с окружавшим его ландшафтом. Над моей головой кружились и кричали чайки, напоминая мне, что это остров в сверкающем море.

В саду стояла скамейка (без сомнения, для таких медитаций), но я продолжила путь, спускаясь вокруг огороженного ядовитого сада к нижней террасе. Сквозь запретные ворота я увидела движущуюся фигуру Мертензии Ромилли. В плотных перчатках, с защитной шляпой и вуалью, в одежде, закрытой прочным холщовым фартуком, она работала среди своих опасных растений. Я махнула ей приветственно. Мертензия выскользнула из ворот, откинув назад вуаль и освободив руки от крепких кожаных рукавиц, которые прикрывали ее до локтей. На сгибе локтя она несла плетенную корзину, мятые темно-красные юбки срезанных маков, казалось, заглядывали через край. Она коротко кивнула мне.

– Доброе утро, мисс Спидвелл.

Большинство леди, делающих вид, что занимаются садоводством, довольствовались тем, что срезали розы и в живописной позе несли красивую корзину. Не Мертензия. В другой руке у нее была лопата, рукава закатаны до предплечий, исцарапанных шипами и крапивой. Юбки были перепачканы грязью, волосы покрыты потом, но она выглядела совершенно счастливой.

Я посмотрела на деревню, расположенную у подножия горы.

– Ваши сады так обширны, – заметила я. – Конечно, вы не справляетесь только собственными силами.

– Старый Тревеллан продолжает консультировать. Он был садовником еще во времена моего дедушки. Его внуки помогают с обрезкой и вскапыванием, особенно с огородом, но мне нравится заниматься цветами и травами самостоятельно. И никто не прикасается к ядовитому саду, кроме меня, – она кивнула в сторону высоких железных ворот позади нее. Они поднимались примерно на десять футов вверх, закрепленные прочной железной цепью и с надписью, строго запрещающей вход.

– Полагаю, надпись должна удержать любопытных.

– Это для защиты людей от самих себя, – сказала она строго. – Даже вдыхать не те растения опасно.

Я задумчиво посмотрела на нее.

– Интересно, зачем вы держите их, если они так опасны?

Мертензия пожала плечами.

– Растение вырабатывает яд как защиту от хищников. Должна ли я избегать цветок просто потому, что он лучше своих братьев научился защищаться? У роз есть шипы, но никто никогда не думает запретить в садах их колючки.

– Простой шип еще никогда не убивал человека, – отметила я.

– Этот может, – она направила взгляд к высокому растению, которое поднималось у ворот. Через его кружевные листья я могла разглядеть шипы, каждый длиной с палец и острый, как игла. – Senegalia greggii. Мексиканская колючая акация, – сообщила Мертензия. – Способна удерживать человека, пока он не умрет от истощения. Когда цветет, бутоны распускаются на желтых шипах. Шипы – предупреждение, что лучше дать этому растению побольше места.

– Это растение великолепно, – ответила я правдиво. – Напоминает мне об определенной бабочке: Battus philenor, махаон Pipevine. Отравляет птицу, которая ее съест. Яркий синий цвет ее задних крыльев – предупреждение птицам оставить эту бабочку в покое или пожинать последствия.

– Точно, – подтвердила она с явным удовлетворением. – Природа знает, как позаботиться о себе.

Я посмотрела на ее рукавицы и вуаль.

– Вижу, вы принимаете меры предосторожности для работы в своем саду.

Она кивнула.

– В ядовитом саду нельзя быть слишком осторожным. У Медичи был такой сад, знаете. Именно там они выращивали растения, которые использовали для уничтожения своих врагов.

– Это вдохновило вас на создание собственного? – рискнула спросить я.

Она пожала плечами.

– Почему нет? Это гораздо интереснее, чем вечнозеленая араукария и бордюры из травы. Правильное садоводство ужасно скучно. Опасность добавляет немного дискомфорта в смесь. И вещи становятся приятнее, когда привносится небольшой дискомфорт, только чтобы обострить край.

– Вы действительно так думаете?

– Конечно. И вы согласитесь со мной, если немного поразмыслите. Разве вы не наслаждаетесь едой больше всего, когда от голода разгорается аппетит? Разве сон не наиболее сладок, когда вы испытываете сильную усталость?

Я моргнула.

– Моя дорогая мисс Ромилли, да вы философ!

– Мертензия, пожалуйста. Мы не церемонимся здесь. И не удивляйтесь так, что я склонна к философии, – добавила она с оттенком резкости. – На этом острове нечего особо делать, кроме как читать и думать. Я много занималась и тем, и другим.

– И к какому вы пришли к выводу?

– Яд ничем не отличается от лекарства, – последовал быстрый ответ. Она указала на шелковистые алые цветы, наполнявшие корзину. – Возьмите мои маки, например. В небольших дозах препарат из макового молочка снимает сильнейшую боль, дает сон и передышку. Передозируйте, и за этим последует смерть.

– Вы делаете много лекарств из своих растений?

– Столько, сколько могу. – Она поморщилась. – Малкольм предпочел бы, чтобы я тратила свое время на варенье из ежевики и плетение лавандовых бутылок. Тем не менее ему приходилось время от времени благодарить меня за заботу о его пищеварении. На острове нет врача, так что мои лекарства выручают при небольших проблемах.

– А при больших?

Выражение ее лица испортилось.

– В Пенкарроне есть доктор, которого вызывают, когда я не могу справиться.

Я посмотрела на ее крепкие, талантливые руки.

– Не представляю, что есть что-то за пределами ваших способностей.

Впервые за наше короткое знакомство Мертензия Ромилли улыбнулась. Зубы у нее были маленькие, белые и ровные, как у брата.

– Мне многое не разрешают, так как я никогда не училась формально. Но старые пути не забыты, не на этом острове.

Внезапно она указала на мой наряд.

– Это умно, – она пристально вглядывалась в любопытный дизайн моего костюма. С правой стороны, чуть выше лодыжки был вшит глубокий карман, достаточно широкий, чтобы в нем можно было аккуратно спрятать свернутый зонтик (держа его наготове, если понадобится, не загромождая мои руки).

– Охотнику за бабочками нужна сеть, – напомнила я. – Г-н Темплтон-Вейн разработал для меня этот дизайн, чтобы я могла прятать свой зонт, когда я на охоте. Но я считаю, что всегда полезно держать руки свободными.

– И вы не носите ридикюль, – отметила она.

Я продемонстрировала дальнейшие модификации моего ансамбля: внутренние карманы, встроенные в швы моего платья, глубокие, но легко доступные, и одно секретное отделение, расположенное прямо под моим скромным турнюром.

– И если я расстегну юбку, вы увидите, что под ней надеты брюки. – показала я.

У меня было несколько вариантов моей охотничьей одежды, но все они были смоделированы по одному и тому же основному принципу: узкая юбка, узкие брюки и облегающий жакет из плотного, отличного твида. К нему шла хорошо сшитая белая рубашка в талию, а ноги были защищены от колючек кожаными ботинками на плоской подошве. Ботинки напоминали мужские и были зашнурованы до колена. Оригинальный дизайн был моим собственным, но карманы были полностью делом Стокера, как в концепции, так и в исполнении. Он умел шить – часть его обучения как хирурга и таксидермиста. Тот факт, что он иногда использовал эти навыки, чтобы улучшить или починить мою одежду, доставлял мне особое удовольствие. – Это самая умная вещь, которую я когда-либо видела, – похвалила она. – На первый взгляд, вы выглядите, как любая другая наша соотечественница, но вы можете двигаться как мужчина.

– Я могу двигаться как ученый, – возразила я. – И это более важно.

Она снова улыбнулась. Я почувствовала, что она смягчилась. Мертензия раньше напоминала мне ежика, расправившего свои колючки в защите, но она явно нашла во мне единомышленника.