Текст книги "Тайны Вероники Спидвелл. Компиляция - Книги 1-5"

Автор книги: Деанна Рэйборн

Соавторы: Деанна Рэйборн
сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 100 страниц)

Лежа в темноте, я решила собрать все ключи, имеющиеся у нас на настоящий момент, и расположить их в идеальном порядке, чтобы утром представить их Стокеру вместе с блистательным решением, как это делала обычно Аркадия Браун, леди-детектив. Но только я принялась перебирать все события в уме, как услышала голос Стокера.

– Холодная вода.

– Что, прости?

Он порывисто вздохнул.

– Попробуй холодную воду. Купаться, не пить. Лучше всего плавание, если получится. Оно точно прогонит все мысли подобного рода.

– Спасибо, Стокер. Я возьму это на заметку.

В ответ он только хмыкнул. Улыбнувшись в темноте, я погрузилась в блаженство гусиного пуха и льняных простыней и уснула как младенец.

Проснувшись, я поняла, что уже утро, хоть свет за окном был мутным и серым. Погода испортилась, и нам предстоял мрачный день; дождь барабанил по крыше. Я встала, умылась и оделась, а потом позавтракала сыром и холодным свиным рулетом. Стокер все еще спал, раскинувшись на диване, и я позволила себе немного полюбоваться сильным, привлекательным мужчиной, застигнутым в самый уязвимый момент – во время сна. Я бы с радостью сыграла роль Дианы для этого Эндимиона[28], но в свете нашей вчерашней дискуссии предпочла целомудренно держать свои руки при себе и принялась рассматривать моллюсков, чучела птиц, а заодно и всякую живопись. Я изучала разнообразные коллекции и просматривала книги и, к своему восторгу, обнаружила частный перевод труда Марии Сибиллы Мериан[29] Der Raupen wunderbare Verwandlung und sonderbare Blumennahrung. Только я радостно примостилась в кресле с первым томом «Удивительной трансформации гусениц», как у меня появилось странное чувство, что я тут не одна. Из-за облезлого чучела белой цапли, стоящей на одной ноге, за мной наблюдала пара любопытных черных глаз.

– Ты кто?

– Я могу спросить тебя о том же, – холодно ответила я.

Из-за птицы вышла девочка лет шести. На нарядном воскресном платьице поблескивали полоски, подозрительно напоминающие патоку, а ленточка в волосах сбилась набекрень, будто ее хозяйка только что продиралась через заросли кустов.

– Я Рози, – скромно ответила она.

– Нет, – камеристка леди Корделии, Сидони, появилась будто из-под земли и взяла ребенка за руку, – это леди Роуз. Ее отец – лорд Розморран.

Девочка пристально посмотрела на меня.

– А ты кто? – снова спросила она с величественностью, которой позавидовала бы любая императрица. Обычно мне не очень нравятся дети, но эта девочка могла бы мне понравиться, подумала я.

– Я взрослый человек, который может не разговаривать с детьми.

Не успела она мне ответить, как появился Стокер.

– Доброе утро, леди Роуз. – Он отвесил ей учтивый поклон.

– Стокер! – радостно вскрикнула девочка. Она бросилась к нему, чтобы обнять, но Сидони остановила ее, положив ей руку на плечо.

– Леди Роуз, у вас манеры как у дикарки. Поздоровайтесь с мистером Стокером как полагается.

Сама она ему кивнула, продолжая сверлить его взглядом даже из-под опущенных ресниц.

– Мистер Стокер, рада вновь видеть вас. Надеюсь, у вас все хорошо?

– Даже очень, – серьезно сказал он и повернулся к девочке. – А как поживает малышка Роуз?

– Терпимо.

Терпимо! Это была не девочка, а какая-то солидная дама в обличье ребенка. Она указала на меня изящным взмахом руки и спросила:

– Ты знаком с этой дамой?

– Несомненно, – сказал он.

– У нее интересные глаза. Никогда не видела глаз такого цвета. Что это за цвет?

– Это цвет крыльев белобровой плюмажной котинги, Iodopleura isabellae, из Южной Америки, – ответил он, ни на минуту не задумавшись, и я испытующе посмотрела на него.

– Белобровая плюмажная котинга? Боюсь, мне незнакома эта птица, – тихо проговорила я.

– Я просто обратил на это внимание, вот и все, – поспешно ответил он и слегка покраснел. И если его замечание ничего не сказало Сидони, то цвет его лица что-то ей подсказал. Она посмотрела на меня с откровенным любопытством, а Стокер снова повернулся к девочке.

– Мисс Спидвелл – мой друг, а еще друг твоего отца и твоей тети Корделии, – со значением добавил он.

Упоминание леди Корделии сыграло свою роль. Девочка сразу присела в быстром реверансе. Я поклонилась в ответ. Тут как раз появилась ее тетя.

– Так вот ты где! Роуз, ты снова воруешь патоку в кухне?

– Нет, – ответила девочка, с невинным видом широко раскрыв глаза.

Наклонившись, леди Корделия провела пальцем по щеке племянницы, а затем облизнула его.

– Патока. Сидони, отведи леди Роуз в ее комнату. Я скоро приду.

Сидони повела девочку в дом, но та изо всех сил упиралась до тех пор, пока Стокер не протянул ей леденец за спиной у леди Корделии. Сидони, уходя, бросила на Стокера влюбленный взгляд.

– Надеюсь, моя племянница не сильно вас побеспокоила, – сказала мне леди Корделия. – Они с братом неожиданно прибыли вчера вечером, и мы временно остались без гувернантки.

– Ну что вы, – ответила я почти искренне. Леди Роуз действительно могла оказаться очень занятным собеседником.

– Она успела только обнаружить, что у мисс Спидвелл начисто отсутствует материнский инстинкт, – добродушно заметил Стокер.

Леди Корделия посмотрела на меня понимающе.

– И не только у мисс Спидвелл.

Я бы страстно желала подробнее развить эту тему, но леди Корделия действительно очень спешила.

– Простите, но мне нужно присматривать за детьми. По утверждению кухарки, Роуз выпила целую банку патоки, и ей, без сомнения, очень скоро должно стать нехорошо, а малыш Артур все утро пытается оседлать Бетани.

– А его светлость разве не проводит время со своими детьми? – спросила я. – В конце концов, сегодня воскресенье.

Ее тон был нарочито спокойным.

– Воскресенье у Амброуза – день уединения. Он избегает любого общения и проводит время у себя в комнатах, за чтением.

– Какое счастье, – заметила я, – для него.

Леди Корделия кивнула нам и вышла, а я с издевкой повернулась к Стокеру.

– Ух, коварные мужчины!

– В чем я виноват? – удивился он.

– Пока ни в чем, но ты единственный представитель своего пола, оказавшийся у меня под рукой, которого можно немного помучить. Получай тумаки за своих собратьев.

Он устроился в кресле напротив.

– А, понятно. Считаешь, что его светлость должен быть нянькой у собственных детей?

– Думаю, он должен больше участвовать в формировании их сознания, характера, а также в прививании им дисциплины. Почему этим должна заниматься бедная леди Корделия, выпасать их, как стадо упрямых овец? Леди Роуз – милое дитя и развита не по годам, но ее воспитание не должно полностью ложиться на плечи ее тетки.

– Ты застала Боклерков не в лучшем состоянии, – сказал он мне. – Леди К. всегда приходится непросто, если гувернантка подает в отставку.

– А чья это забота – нанимать гувернанток? Не сомневаюсь, что леди Корделии. Кто ведет хозяйство, управляет слугами, следит за образованием детей, занимается счетами? Леди Корделия. Кажется, его светлость без зазрения совести пользуется ее добротой.

Стокер запрокинул голову и рассмеялся.

– Если ты так думаешь, то не знаешь леди Корделию. Поверь мне, если бы она хотела, чтобы дела обстояли иначе, она бы этого добилась. Да, на ней лежит ответственность за все важные сферы жизни и здесь, в Бишопс-Фолли, и в корнуоллском имении. Как ты и сказала, она следит за воспитанием детей, хозяйством, счетами и, осмелюсь сказать, даже за самим лордом Розморраном. Но ее это вполне устраивает.

Я с возмущением фыркнула.

– Можешь этому верить, если это тебя утешит. Но я все же буду утверждать, что все это мешает ей в достижении ее истинных целей.

– Каких именно?

– Пока не знаю. Знаю только, что с ней мне не так скучно, как с другими дамами из моего окружения.

Он в задумчивости посмотрел на меня.

– Кажется, ты хочешь завести нового друга.

– Может быть. Очень приятно встретить еще одну умную и здравомыслящую женщину. Поверь мне, это не очень частое явление.

– И в этом ты винишь мой пол, – подытожил он.

– Ну а как иначе? Ведь именно мужчины угнетали женщин и не позволяли им получить хорошего образования; женщины были так погружены в домашние дела и младенцев, что у них не было сил даже голову поднять. Вы ставите нас на пьедесталы, укутываете в вату и кудахчете о том, что мы слишком хрупки и драгоценны для любой умственной работы, но при этом совершенно никого не волнует, что женщины в Йоркшире сами копают себе могилу, трудясь в угольных шахтах. А девушка на фабрике, которая буквально задыхается и умирает раньше времени от дурного воздуха? А жены, так изможденные постоянными родами, что умирают в тридцать лет? Нет, мой дорогой Стокер, твой пол держал бразды правления чересчур долго. И, осмелюсь предположить, вы не готовы сдавать свои позиции без борьбы.

Он протестующе поднял руки.

– Это не про меня. Я говорю: освободите женщин, пусть они идут куда хотят: зарабатывают деньги, пишут законы, голосуют. Не думаю, что они будут в этом хуже, чем все их лорды и повелители.

Я прищурилась:

– Ты не шутишь?

– Не шучу. Я был знаком со многими женщинами и убедился, что они такие же двуличные и порочные, как и мужчины. Если они способны равняться с нами в коварстве, то почему не могут и в лучших качествах? Не бывает мужских добродетелей, Вероника, так же как и специально женских. Мы все – просто люди, но многие плохо справляются и с этим званием.

– Да, в некоторых из нас удивительно мало добродетели, – сказала я, многозначительно посмотрев на него. – Вот, например, эта горничная, Сидони – мне кажется, она не прочь ступить с тобой на путь греха.

В ответ он промямлил что-то про то, что я сошла с ума, и я с удивлением приподняла бровь.

– Не может быть, чтобы ты совсем не понимал, как действуешь на эту девушку. Когда ты поблизости, она смотрит на тебя как загипнотизированная. Даже леди Корделия говорила об этом.

– Да, что-то такое я замечал, – ворчливо признался он.

Тогда мне пришло в голову, что экстравагантный внешний вид Стокера: серьга в ухе, растрепанные локоны, грубая речь – не выражает его собственных вкусов, а является лишь защитным окрасом, который он использует для того, чтобы как-то оградить себя от нападений ненасытных дам. Конечно, с другой стороны, все это привлекает женщин совсем иного рода, таких, кого непросто испугать дикой красотой. Для тех из нас, кто предпочитает в мужчинах некоторую грубость, его внешность – воплощение всех детских мечтаний о пиратах и непутевых негодяях. Я могла бы просветить его на тему того, почему опасно разгуливать по городу с видом разбойника с большой дороги, но не рисковала: мне становилось страшно от мысли, что он станет выглядеть как пастор.

– Тебе повезло, что леди Корделия держит эту девицу в строгих рамках. Она для тебя хороший друг. Но мне удивительно, что она сама не питает к тебе слабости.

– У нас не такие отношения, – строго сказал он. – Леди Корделия была и всегда останется для меня просто другом.

– Она очень привлекательна, – отметила я задумчиво. – И у тебя есть определенные чары. Удивительно, что у вас никогда не было даже мимолетного флирта, хотя бы… какой-то искры.

Поколебавшись, он выпрямился в кресле и огляделся по сторонам, чтобы убедиться, что нас никто не подслушивает.

– В леди Корделии сочетается все, что восхищает меня в женщинах. Она добра, терпелива, совершенно не эгоистична. Да, я восхищаюсь всеми этими добродетелями, но неизменно остаюсь к ним холоден. Для меня лучше порочная женщина, но с горячей кровью, а не с ледяной водой в жилах в любое время дня и ночи.

На секунду его взгляд задержался на мне, глубокий, полный невысказанных чувств. Но он быстро отвернулся и стал рассматривать египетский эмалированный сосуд, просто оставленный кем-то на столе.

– Да, но почему она никогда не интересовалась тобой? Несмотря на вызывающую внешность, ты же из хорошей семьи, с титулом. Это не такая уж неравная партия для дочери графа, она могла бы иметь на тебя виды.

– Мы – друзья и навсегда только ими и останемся, – упрямо повторил он.

Он вновь замолчал, и я могла бы уже вернуться к своей книге, но не стала.

– Стокер, как думаешь, что мы там найдем завтра?

– Не знаю, – медленно ответил он. – Знаю только: что бы это ни было, какие бы ужасные тайны ни скрывались в этом банке, ты спокойно встретишь их лицом к лицу. Ты удивительно храбрый человек, Вероника. Это тебе поможет.

– Я рада, что ты будешь там со мной завтра, что бы ни случилось.

– Можешь на меня рассчитывать, – откликнулся он, и на этот раз я не увидела обычной насмешки на его лице и поняла, что он сказал серьезно.

Глава двадцать пятая

Мы провели это дождливое воскресенье в Бельведере: ели сэндвичи, которые прислала леди Корделия, и рассматривали коллекции. Меня очень обрадовало то, как Стокер смеялся над репродукцией «Падшего ангела» Кабанеля (несомненно, оценив сходство), и мы весело спорили о том, как лорду следовало бы правильно организовать свою блистательную, но совершенно бессистемную коллекцию. Я предлагала хронологический порядок, а Стокер ратовал за тематический подход. Пока он занимался чем-то другим, мне удалось найти цветную гравюру белобровой плюмажной котинги. В остальном ничем не примечательная птица, но именно фиолетовые перышки у нее были настолько красивы, что я долго ее рассматривала, в задумчивости проводя пальцем по каждому перу.

Мы рано легли спать и, кажется, оба спали очень плохо, потому что встали и собрались в путь гораздо раньше, чем это было необходимо. Из соображений безопасности Стокер положил сверток, который мы забрали из кабинета барона, себе в карман. Он вернул заднюю крышку компаса на место и возился с ним до тех пор, пока он снова не заработал, и я опять приколола его к корсажу. У меня было странное чувство, что мы наконец отправляемся в завершающий этап наших приключений, и я покидала Бельведер со смешанным чувством волнения и грусти. Что бы ни случилось, наше странное время вместе могло уже скоро закончиться, и я поняла, что мне будет его не хватать.

Мы не заметили никаких признаков преследования, пока шли к Оксфорд-стрит, но на всякий случай все же направились кружным путем. Я получила возможность подробно изучить лондонские улочки, переулки и парки, и хотя я всегда предпочитала сельскую местность и глушь, но в большом городе было что-то притягательное. В честь юбилея королевы повсюду развесили флаги, на улицах развернулась такая деятельность, которой, казалось, город никогда прежде не знал. Все было наполнено ожиданием, ведь до торжественной королевской процессии оставались считаные дни, и высокопоставленные лица прибывали со всех концов земного шара, чтобы поздравить королеву. Ее портреты мелькали на множестве праздничных плакатов, флагов, афиш и даже чайных полотенец: ее величество королева Виктория, императрица.

Я рассматривала такой стакан для полоскания рта в витрине какого-то магазина рядом с банком, пока мы ждали его открытия.

– А она и правда не очень привлекательная женщина, – заметила я, повернувшись к Стокеру. – Глаза навыкате и подбородка нет.

– Ганноверское влияние, – коротко заметил он. – Нужны очень сильные гены, чтобы победить немецкую наследственность.

– Хм… может быть, здоровая порция французской крови… – начала я, но не успела еще закончить свою мысль, как загремели двери банка.

– Ты готова? – спросил Стокер.

Я коротко кивнула и двинулась вперед, уверенная, что он будет следовать за мной по пятам, как верный пес. Здание, в которое мы вошли, не было главным корпусом Лондонского банка; он находился на Треднидлстрит уже более двух сотен лет. Это отделение открылось в период Регентства; здание было спроектировано с элегантной строгостью, подобающей этому заведению. Но в какой-то момент кому-то показалось, что это очень простой стиль для банка, и идеально симметричный фасад был украшен рядами орнаментов в неоготическом стиле, с кульминацией в виде башни с часами, которые как раз били, когда мы приблизились. Войдя, я сразу попросила встречи с управляющим, и буквально через несколько минут нас уже проводили к нему в кабинет. Это был болезненно худой человек с большими оттопыренными ушами; я подумала, что этими ушами он улавливает секреты всех своих клиентов.

Я протянула ему ключ.

– Этот ключ подходит к чему-то, что оставила у вас на хранение мисс Харботтл. Я пришла для того, чтобы забрать то, что у вас хранится.

На настороженном лице не отразилось никаких эмоций. Управляющий не взял ключ, а посмотрел на меня долгим оценивающим взглядом.

– Мне было велено отдать содержимое ящика только мисс Веронике Спидвелл.

– Это я и есть.

Тонкая улыбка тронула его губы.

– Поймите меня правильно, мисс Спидвелл, я обязан соблюдать осторожность. Мисс Харботтл настаивала на том, что вы должны подтвердить свою личность.

– Какое вам нужно доказательство?

Улыбка стала шире, печальные глаза отчетливо блеснули.

– Она сказала, что я не должен отдавать вам ящик до тех пор, пока вы не познакомите меня с Честером.

– Кто такой, черт возьми, этот Честер? – спросил Стокер.

Я жестом остановила его дальнейшие расспросы. Опустив руку в карман, я достала оттуда маленькую серую бархатную мышку.

– Позвольте представить вам Честера.

Управляющий поклонился.

– Именно так мне его и описывали. В таком случае я сейчас принесу ящик.

Стокер все еще молчал в изумлении, а управляющий уже вернулся с простым прямоугольным ящичком.

– Ваш ключ подходит к этому замку, мисс Спидвелл. Ящик тоже принадлежит вам, но можете просто забрать содержимое. Могу оставить вас одних на четверть часа, потом должны прийти мои первые клиенты.

Он тихо удалился, а я вставила ключ в замок. Он довольно легко повернулся, и ящик открылся. Внутри оказалась связка бумаг, похожая на ту, что мы нашли в кабинете у барона. Эта была обернута в лист писчей бумаги и перевязана черной лентой. Печать из черного сургуча показывала, что пакет ни разу не вскрывали с тех пор, как он был отдан в банк на хранение.

Я подняла глаза на Стокера.

– Что если здесь доказательство того, что мой отец убил мою мать? – спросила я. – Что тогда?

– Тогда и решим, что нам с этим делать, – уверенно ответил он.

Я сломала печать. Внутри оказалась стопка бумаг, но они были непохожи на те, что мы добыли в кабинете у барона. У него хранились в основном вырезки из газет, письма и фотографии. А здесь – официальные документы; их солидность была заметна с первого взгляда.

– Мое свидетельство о рождении, – выдохнула я. – Здесь записано, что девочка родилась в Ирландии 21 июня 1862 года. Это моя дата рождения. Мать – Лили Эшборн… – и вдруг я замолчала, слова застряли у меня в горле.

– А отец? – спросил Стокер.

Я не могла говорить, просто вручила ему документ.

– Да, вот дата и имя матери, все, как ты сказала, а отец… – Он чуть не выронил бумагу и посмотрел на меня. – Этого не может быть.

Я сглотнула.

– Но это так.

– «Мать – Лили Эшборн», – медленно прочитал он.

Я подняла руку.

– Не надо, – я хотела его остановить, но он не послушал меня.

– «Отец – его высочество Альберт Эдуард, принц Уэльский».

Я не думала, что собираюсь садиться, но вдруг обнаружила себя в кресле, Стокер стоял на коленях передо мной.

– Незаконнорожденная дочь принца Уэльского, – выдавила я из себя наконец и сама не узнала своего голоса.

– Господи Иисусе! – воскликнул Стокер, и по его тону я поняла, что на этот раз он не богохульствовал.

– Что там еще? – спросила я.

Его лицо было бледным, взгляд – застывшим, когда он вручил мне второй документ.

– Не незаконнорожденная.

– Это невозможно, – сказала я. Но все же дрожащими пальцами я взяла у него документ и прочитала сама эту простую линию из гласных и согласных, которые, соединившись вместе, в мгновение ока перевернули все мои представления о мире.

Брачный сертификат. Вот оно все передо мной: имена жениха и невесты, дата, подпись священника.

– Но, конечно, это второй брак, – возразила я. – Он не мог быть настоящим.

– Мог и есть, – упрямо сказал Стокер. – А это значит, Морнадей прав: ты в опасности, Вероника, в ужасной опасности.

За время нашего знакомства я уже много раз была благодарна Стокеру за то, что он находился рядом в трудную минуту, но в тот день это оказалось важным как никогда раньше. Я была просто парализована, неспособна рассуждать, а в это время Стокер убрал документы себе в карман, поднял меня на ноги и вытянул из банка к мутному дневному свету. Город был все таким же: запахи лошадей и угля висели в воздухе; суета торговцев и нянек, толкающих перед собой детские коляски; шум модных экипажей, теснящих рыночные повозки, все так же звенел у меня в ушах. Но при этом все изменилось.

Он провел меня через Оксфорд-стрит к Гайд-парку. Мы миновали книжный магазин, и ему в голову вдруг пришла какая-то идея.

– Иди в парк, – приказал он, – и, ради бога, обойди стороной Мраморную арку. Там находится полицейский пост, а нам не хватало только привлекать внимание полиции. Не смотри по сторонам, просто иди вперед. Когда окажешься в парке, сверни налево, на первую тропинку, садись на первую же скамейку и жди меня. Я постараюсь побыстрее.

Я настолько ничего не понимала в тот момент, что даже не спросила его, что он намеревается делать. Просто шла туда, куда он велел, и чуть не попала под колеса, переходя шумную улицу перед входом в парк: я просто забыла посмотреть по сторонам. В моих ушах все еще звенела ругань извозчика, когда я нашла нужную скамейку. Я заставляла себя сидеть спокойно, вспоминая названия всех бабочек, которых мне удалось поймать за эти годы, и уже добралась до Euchloe cardamines, когда появился Стокер, прижимая что-то к груди под одеждой.

– Зачем ты заходил в книжный?

– Потому что нам нужно это, – сказал он, доставая тонкую книгу с зеленой детской обложкой: «Краткая история Британской королевской семьи с замечаниями об отношениях с Европой». Я предпочел бы Дебретта, но он чертовски толстый, его так просто не спрячешь под плащом.

– Ты украл ее?

– У меня не было с собой денег. Не ворчи, я отправлю им сумму, соответствующую стоимости книги, как только появится возможность, но сейчас нам она нужнее, чем книготорговцу, я уверен.

Он быстро пролистывал страницы, пока не наткнулся на то, что искал.

– «ЕКВ принц Уэльский Альберт Эдуард. Дата рождения…» – Он стал читать про себя и наконец издал торжествующий возглас.

– Вот оно! «Брак с ЕКВ принцессой Александрой Датской, 10 марта 1863 г.».

Он откинулся на спинку скамьи, положив книгу себе на колени.

– Через десять дней после этого умерла моя мать, – заметила я бесцветным голосом.

– Все сходится, – согласился он и достал остальные документы из кармана плаща. – Вот официальное заверение священника, подписанное и подтвержденное свидетелями. Он совершал церемонию во время свадьбы твоих родителей, свидетельствовал твое рождение и смерть твоей матери. Именно его некролог мы нашли среди документов в кабинете барона.

– Только он один и мог подтвердить все эти события, – сказала я.

– Не совсем. – Он указал на имена свидетелей в брачном сертификате: «Барон Максимилиан фон Штауффенбах и Нэн Вильямс, незамужняя». Это твоя тетя Люси. Она, конечно, рассказала все своей сестре, которая была известна тебе как Нелл Харботтл. После смерти барона и тети Нелл не осталось больше никаких свидетелей того брака или твоего рождения.

– Кроме меня.

– Кроме тебя. – Он аккуратно положил бумаги на место, а книгу спрятал под плащом. – Ты ведь понимаешь, что это значит, Вероника?

– Не произноси этого вслух, – предупредила я.

– Брак принца Уэльского и принцессы Александры – незаконный. А значит, их дети, все до единого, – незаконнорожденные. Ты единственный законнорожденный ребенок принца Уэльского.

Я взяла у него книгу и провела пальцем по списку наследников принца и принцессы Уэльской. Альберт Виктор, младше меня всего на два года. Георг, Луиза, Виктория, Мод и бедный маленький малыш по имени Александр, проживший всего день. Пятеро живых детей, все с титулами принцев и принцесс, – мои сводные братья и сестры, и все до единого незаконнорожденные, потому что их родители поженились за десять дней до смерти моей матери.

– Это невозможно, – яростно возразила я. – Этого просто не может быть.

– Но у нас есть документы. И у нас есть ты, – возразил он.

– Но не может быть, чтобы брак моих родителей оказался законным.

– Могут быть некоторые сложности с тем, что наследник престола женился без согласия правящего монарха, – признал он.

Я ухватилась за эту возможность.

– И если дело обстояло именно так, то все проблемы сразу исчезают.

– Нет, не исчезают, – терпеливо сказал он. – Даже если брак твоих родителей не будет признан и ты окажешься незаконнорожденной, за этим все равно неминуемо последует такой скандал, который может нанести непоправимый ущерб монархии в целом. Принцу Уэльскому всегда удавалось избегать наказаний за свои похождения, но это уже чересчур, Вероника. Обо всех его прежних связях свет судачил не больше недели, потому что специальным людям, ответственным за это, удавалось быстро замести все следы. Но брачный сертификат и взрослую дочь так просто под ковер не спрячешь. Неважно, был этот брак законным или нет. Факт в том, что принц женился на принцессе Александре, зная, что женат на твоей матери. Он сознательно пошел на двоеженство.

Он помолчал, чтобы я могла осмыслить эту информацию. Когда я кивнула, он продолжил, все так же терпеливо ведя меня сквозь трясину, в которой мы завязли.

– Принцесса Уэльская – дочь датского короля, не забывай об этом. Как думаешь, что скажет ее отец, когда ее честь будет так жестоко растоптана? Если Дания ее поддержит (и почти точно поддержит), Германия и Австрия не преминут выступить против них. Они мечтают о войне с Данией еще со времен конфликта в связи с датским престолонаследованием. А думаешь, если Германская и Австрийская империи создадут коалицию, Россия сумеет остаться в стороне? А если ввяжутся русские, то подтянется и Османская империя, потом – Греция и Швеция. Один-единственный факт – законность твоего рождения – станет первой фишкой в череде событий, из-за которых пошатнутся престолы, Вероника. И многие люди дорого заплатят за то, чтобы предотвратить все это.

– Или дорого поплатятся, – сказала я, подумав о бароне, принявшем смерть в собственном доме от руки какого-то негодяя. Кто это был? Мой дядя? Мой отец? Представив себе элегантного принца Уэльского, я отказалась от этой мысли: не могла поверить, что этот бонвиван британской королевской семьи опустился до того, чтобы хладнокровно приказать убить человека.

– Но как нам удастся выяснить правду? Мы же не можем просто показать эти документы юристу и спросить его мнение.

– Именно так мы и поступим, – сказал он с мрачной решительностью на лице. Он вырвал страницы о принце Уэльском из «Краткой истории» и сунул их в карман, а затем поднялся и взял меня под руку.

– Куда мы идем?

– На Чансери-лейн. Нам нужен «Линкольнс– Инн»[30].

Как бы ни была я выбита из колеи событиями этого утра, но все же не могла не поспорить с таким планом.

– Стокер, мы не можем просто заявиться в «Линкольнс-Инн» и пообщаться с барристером без предварительной договоренности.

– С этим можем.

– У тебя есть знакомый барристер? Тогда почему же, скажи на милость, мы до сих пор мучились всеми этими вопросами, не проконсультировавшись у профессионала?

– Потому что я поклялся, что больше никогда в жизни не стану с ним разговаривать.

– И все-таки ты думаешь, что он поможет нам в таком серьезном вопросе?

– Поможет.

– Почему ты так в этом уверен?

– Он – мой брат.

* * *

Наконец мы добрались до Судебных иннов, рабочей резиденции сэра Руперта Темплтон-Вейна. Стокер прошел внутрь, не обращая внимания на возражения клерков, и вошел в частный кабинет брата без стука. Джентльмен за письменным столом, должно быть, был удивлен, но быстро совладал со своими эмоциями и поднялся, чтобы поприветствовать нас. Я сразу заметила, как братья похожи. Высокий рост, изящные скулы, но сэр Руперт был только бледной копией брата. Стокер – это портрет, написанный маслом, а его брат – акварель: золотисто-каштановые волосы и орехового цвета глаза против черных локонов и темно-синих глаз Стокера. Цвет лица у сэра Руперта был теплее, в нем не было кельтской бледности кожи, как у Стокера, но черты лица у них были похожи, а еще, глядя на сэра Руперта, я заметила холодную беспощадность тонких губ, и поняла, что если кто-то окажется настолько глупым, чтобы стать его врагом, то врага он получит безжалостного.

– Ревелсток, – сказал он, спокойно приветствуя брата. – Но ты, кажется, предпочитаешь называться Стокером, не так ли?

– Как вижу, тебя посвятили в рыцари, – сказал брат вместо ответа. – Должно быть, его светлость очень этим гордится.

Сэр Руперт слегка улыбнулся.

– Ну что ж, знаю, что только чрезвычайные обстоятельства могли привести тебя ко мне, а потому должен заключить, что тебе нужна моя помощь. Учитывая наше последнее расставание, я также могу сделать вывод, что ты все равно не обратился бы ко мне, если бы речь не шла о жизни и смерти.

– Ваше последнее расставание? – спросила я Стокера.

– Я сломал ему нос, – ответил он со своей обычной краткостью.

Сэр Руперт осторожно коснулся этой части тела.

– Он так и не выправился полностью. Я посещал лучших врачей с Харли-стрит, но до сих пор остался небольшой бугорок. Видите? – спросил он меня, повернувшись в профиль.

– Он только добавляет решительности и без того красивому лицу, – честно ответила я.

– Как это мило с вашей стороны. Стокер, ты собираешься познакомить меня со своей спутницей, чтобы я мог должным образом поздороваться с ней? Или ты пришел, чтобы сообщить мне, что это моя новая невестка? В таком случае могу тебя уверить, что этот выбор гораздо лучше предыдущего.

Я чувствовала, как Стокер задрожал в ярости от такой бестактности брата. А тот просто играл с ним, несомненно, получая большое удовольствие от возможности подразнить льва, но я была совершенно не в том настроении, чтобы терпеть эти мальчишеские братские выходки.

– Сэр Руперт, я Вероника Спидвелл и я не жена вашего брата. Честно говоря, я не вполне уверена в том, кто я такая.

Элегантные брови взлетели вверх.

– Мисс Спидвелл, вы заинтриговали меня. Пожалуйста, продолжайте.

Я многозначительно посмотрела на стулья напротив его письменного стола, и он сразу покраснел.

– Простите меня. Я веду себя просто непростительно. Прошу вас, располагайтесь, мисс Спидвелл. Я распоряжусь принести нам чай. Стокер, садись, мне никогда не нравилась твоя манера нависать надо мной.

Мы послушались его указаний, и буквально через несколько минут появился клерк с подносом: прекрасный французский фарфор, изящные сладости.

– Я питаю слабость к кондитерскому искусству, – признался он, протягивая мне тарелку с небольшими кексами. Я жестом отказалась.