Текст книги "Тайны Вероники Спидвелл. Компиляция - Книги 1-5"

Автор книги: Деанна Рэйборн

Соавторы: Деанна Рэйборн
сообщить о нарушении

Текущая страница: 45 (всего у книги 100 страниц)

За административную работу и внимание к деталям я благодарна команде Writerspace. Особая благодарность незаменимой Джоми Вайлдинг за удивительно упорную работу.

За великодушие: Фернандо Веласкесу, чьи талантливые композиции постоянно звучали во время моей работы и добрые сообщения поддерживали мои творческие порывы.

Моей семье – за бесчисленные чашки чая, понимание, терпение и поддержку.

И, как всегда, за все – моему мужу.

Деанна Рэйборн

Зловещее Проклятие

Глава 1

Лондон, 1888

– Уверяю тебя, я вполне способен определить фаллос, когда вижу его, – сообщил мне Стокер, резко обрезая слова. – И это не фаллос. – Он указал на артефакт, который я только что извлекла из упаковочного ящика. Образец был примерно три фута в длину, вырезан из какой-то экзотической твердой древесины и отполирован до гладкого блеска. Мягкая упаковочная стружка свисала с него, как очень причудливый декор. Это придавало ему странно торжественный вид.

– Конечно это фаллос, – сказала я. Я размахивала перед ним предметом спора. – Просто посмотри на шишковатый конец.

Стокер сложил руки на широкой груди и посмотрел на меня сверху вниз. – Оцени, если угодно, длину. Неправдоподобно, ты должна признать. Более чем неправдоподобно. – Он делал все возможное, чтобы не показывать смущения, но на его щеках все еще цвели розовые пятна. Я находила привлекательным, что такой закаленный человек, опытный ученый, исследователь, естествоиспытатель, военно-морской хирург и таксидермист, тем не менее не мог справиться с девичьим румянцем, столкнувшись с символом плодородия.

– Стокер, – терпеливо сказала я, – и мужские, и женские гениталии прославлялись в ритуальном искусстве с незапамятных времен. И часто их пропорции преувеличиваются, чтобы донести их важность до народов, о которых идет речь.

Он скривил красиво очерченные губы. – Не взывай к этнографии, Вероника. Ты знаешь, как я отношусь к общественным наукам.

Я пожала плечами. – Некоторые ученые считают, что изучение культуры так же важно, как исследование костей или окаменелой улитки. И не делай вид, что ты невосприимчив к соблазнительному зову сирены гуманитарных наук. Я видела, как ты зачитывался журнальными статьям о роли религиозного ритуала в сокращении численности определенной разновидности черепах в Южном море.

– Я не зачитывался, – ответил он. – И кроме того, эти журнальные записи…

Он продолжал читать мне лекции в течение следующей четверти часа, о чем я не могу сказать, потому что я сосредоточилась на содержимом упаковочного ящика. Во время своих путешествий я уже давно обнаружила, что мужчины во многом одинаковы, где бы они ни встречались. И если позволить им говорить на любимые темы, тем временем, как правило, можно довольно легко и без помех делать то, что вам хочется.

Упаковочный ящик только что прибыл в Бельведер – многообещающий музей, который Стокеру и мне было поручено организовать под эгидой нашего друга и благотворителя, графа Роузморрана. Расположенный на территории поместья его светлости Марилебон, Бишоп-Фолли, Бельведер представлял собой то ли великолепный склад скрытых от мира сокровищ, то ли хранилище семьи сумасшедших, в зависимости от точки зрения. Роузморраны были жадные приобретатели, собирающие по всей Европе коллекции произведений искусства, артефактов, зоологических образцов, книг, рукописей, драгоценных камней, доспехов и тысячи других вещей, которые не поддаются описанию. Как мы стали жить среди таких сокровищ – история, заслуживающая отдельной рукописи[1].

Расследовать одно убийство – любопытство. Расследовать два – это привычка. Стокер и я оказались в эпицентре преступления, когда наш общий друг, барон фон Штауффенбах, был убит прошлым летом. Мы раскрыли некоторые трудные истины и заключили осторожный союз с сэром Хьюго Монтгомери, главой Особого Отдела, самого престижного подразделения Скотланд-Ярда. Когда, в конце этого расследования, судьба оказалась злобной шлюхой и оставила нас без дома и работы, нынешний лорд Роузморран любезно пригласил нас со Стокером работать на него, живя в Бишоп-Фолли и каталогизируя его коллекции с прицелом в один прекрасный день открыть Бельведер в качестве публичного музея. Это была тяжелая работа, состоящая из распаковки, проверки, установления происхождения, очистки и регистрации каждого предмета – одни жуки могли занимать годы – но это было замечательно. Каждый день преподносил свои сюрпризы, и как только просочились слухи о наших начинаниях, стали поступать пожертвования в коллекцию. Казалось, что проект лорда Роузморрана был идеальной возможностью для его друзей избавиться от предметов, которые они больше не хотели. Они никогда не прислали бы ничего по-настоящему ценного – английская аристократия ничто так не ценит, как финансовое преимущество – поэтому мы получали непрерывный поток дряхлых охотничьих трофеев и жалких картин маслом. Они были абсолютно бесполезны, поэтому Стокер регулярно сжигал съеденные молью трофеи в саду, пока я устраивала портреты в некое подобие мрачной семьи, давая каждому прозвище и получая особый восторг от каждого нового зловещего дополнения.

Но груз, доставленный этим утром, был самым необычным. Большой упаковочный ящик был наполнен мягкой древесной стружкой, чтобы удобно разместить множество фаллосов, каждый из которых был более впечатляющим, чем предыдущий. Глина, кожа, мрамор, дерево – материалы были почти такими же разнообразными, как и сами фаллосы, и ассортимент по размерам был откровенно необычным. От скромного маленького парня размером с ширину моей ладони до чудовищности, на которую я обратила внимание Стокера, они представляли тщательное изучение этого конкретного предмета анатомии. На дне ящика лежал кожаная коробка с карточкой, прикрепленной к крышке.

Персональный подарок мисс Веронике Спидвелл. Я не забыл свое обязательство. С моими комплиментами и сердечной благодарностью. Майлз Рамсфорт.

Внезапно таинственная коллекция обрела смысл. Наше второе расследование[2] спасло Майлза Рамсфорта от петли палача, и я не удивилась, что он решил погасить долг частью своей необычной коллекции эротического искусства.

Понятно, что Рамсфорт покинул Англию сразу же после его освобождения из тюрьмы, и мы никогда не встречались лично, но он прислал чрезмерно благодарственное письмо с великолепной серебряной цепочкой для часов Стокеру и обещанием вспомнить меня чем-то еще более примечательным.

Мое любопытство вспыхнуло, я осторожно извлекла коробку и открыла ее в порыве предвкушения. Я не была разочарована. С любовью завернутый в вату, еще один фаллос был шедевром искусства венецианского стеклодува. Из прозрачного выдувного стекла, с полосами сочного фиолетового цвета, он блестел, как леденец, когда я держала его на свету. Я хорошо это запомнила. Я восхищалась им, когда Стокер и я впервые изучали коллекцию, хотя как Рамсфорт узнал о моей высокой оценке, было загадкой. То, что он подарил мне самый дорогой образец из такой восхитительно-зловещей коллекции, было свидетельством как его благодарности, так и смелого чувства юмора.

Я помахала им перед Стокером. – Я была совершенно права насчет того экземпляра из твердой древесины, – сказала я ему. – Он был на дне ящика. Пришло от Майлза Рамсфорта. Личный подарок, – добавила я, пошевелив бровями.

Стокер яростно покраснел. – Ради бога, убери эту штуку от моего лица.

– Не могу представить, почему ты так застенчив в отношении мужских гениталий Homo Sapiens. Ты единственный из нас, кто может похвастаться, что владеет ими, – пробормотала я себе под нос, осторожно возвращая оскорбительный предмет в коробку и мысленно напомнив себе изучить его более подробно наедине.

– Я слышал это, – сказал он, возвращаясь к выполнению поставленной задачи: выкапыванию останков плохо установленного утконоса. Задача была грязной, но не тяжелой, поэтому он оставался в рубашке – редкое явление, учитывая его склонность работать, раздетым до пояса. Я сожалела о том, что он был полностью одет, но довольствовалась случайными оценивающими взглядами на его мускулистые предплечья, обнаженные до локтя. Его рубашка была расстегнута на шее, и он редко носил жилет и никогда не носил пиджак, если мог обойтись без него. Его черные волосы, волнистые и сильно нуждающиеся во внимании парикмахера, были перемежены тонкой полосой серебристо-белого цвета, сувениром нашего последнего набега на детективные занятия. Все закончилось, когда он был подстрелен в храме в нелепой попытке защитить меня от убийцы, и в результате получил единственную белоснежную прядь там, где пуля ударила его. Золотые кольца блестели в мочках его ушей, и одна из многочисленных татуировок – реликвии дней службы в качестве помощника хирурга во флоте Ее Величества – выглядывала из-под края его закатанного рукава. Он носил повязку на левом глазу – привычка, сохранившаяся с тех пор, как несчастный случай на Амазонке почти лишил его глаза, оставив тонкие бледные шрамы от брови до ключицы и даже за ее пределами. Он выглядел именно таким, каким он был: человек в расцвете сил, обладающий большим опытом и очень мало уважающий ожидания общества.

– Перестань меня внимательно изучать, как будто я одна из твоих проклятых бабочек, – сказал он примирительным тоном.

Я вздохнула. – Прошел год с момента моего последнего занятия сексом, – напомнила я задумчивым тоном. – Восхищение твоим телосложением – мое единственное утешение.

Он фыркнул в ответ. Я не скрывала своего совершенно разумного подхода к отношениям между полами – а именно, что брак является смехотворно устаревшим институтом, тогда как сексуальные занятия полезны для здоровья и восстанавливают отличное настроение. В интересах респектабельности я никогда не баловала себя, находясь в Англии, предпочитая удовлетворять свои побуждения во время поездок за границу – благоразумное и полностью эффективное решение.

Тот факт, что прошло больше года с моей последней экспедиции, начал испытывать мое терпение. Стокер осуждал мои пристрастия не больше, чем я судила его за то, что он жил так же целомудренно, как любой средневековый монах. Короткий и адский брак, за которым последовал период пьянства и распутства, настроили его против романов, хотя я регулярно рекомендовала ему восстановительный курс половой активности, предпочтительно со здоровой молочницей – курс, который ему еще предстояло принять.

Я рассматривала различные фаллосы, не зная, с чего начать. – Должна ли я расположить их по размеру? Или они должны быть сгруппированы по географическому региону происхождения? Или материалу? – спросила я. Стокер и я часто ссорились из-за различных методов организации коллекции. Я предпочитала хронологический подход, в то время как он твердо предпочитал тематический.

На этот раз он просто взмахнул рукой, явно покончив с темой фаллосов. Я подняла самый большой экземпляр – твердая древесина из Тихого океана, внимательно изучив его опытным глазом. – Знаешь, он мне напоминают об очаровательном американском парне, которого я встретила в Коста-Рике, – сказала я с ностальгическим вздохом. Я дала себе обещание никогда не поддерживать связь со своими любовниками, как только заканчивала с ними, но чуть не сделала исключение для американца.

Я не продолжила разговор. Стокер на этот раз был в хорошем настроении, что в последнее время стало редкостью. Февраль был очень неприятным, со снегопадом апокалиптических размеров и температурой, которая могла вызвать дрожь у белого медведя. Мы справились с ситуацией, усердно занимаясь работой, но у нас обоих были приступы тоски, тоски по мягкому климату и ветрам с запахом моря. Наша запланированная экспедиция с лордом Роузморраном – в южную часть Тихого океана в поисках новых образцов – была случайно сорвана из-за неудачного столкновения его светлости с его же черепахой из Галапагосских островов, Патрицией. Она бродила по поместью с грацией и скоростью валуна, поэтому то, как графу удалось перецепиться через нее и упасть, было вопросом, не объяснимым к моему полному удовлетворению. Результатом падения были перелом бедра и месяцы выздоровления. Мы сочувствовали его светлости и сказали ему, что мы ни в коем случае не возражаем, но я выпила значительное количество крепкого алкоголя, когда распаковала свою сумку, и подозреваю, что Стокер прятал скупые мужские слезы, убирая свои карты и схемы.

Спасение Майлза Рамсфорта от петли было отвлекающим занятием, но Рождество, проведенное с неуправляемым выводком лорда Роузморрана под ногами, и суровые опасности долгой зимы почти уничтожили нас обоих. Стокер забавлял себя, раскопывая самые нелепые из таксидермических монтировок, тогда как я начала читать газеты с сенсациями. Одна из них, The Daily Harbinger, оказалась полезной при изучении дела Рамсфорта, и я прибегла к подкупу мальчика на побегушках – Джорджа, чтобы он каждое утро приносил мне газету, прежде чем его светлость прочитает.

Этим утром он вошел, неся газету и первую почту, насвистывая веселую мелодию. Джордж замолчал, когда увидел предмет в моей руке, его глаза округлились от интереса, а его поручение было немедлено забыто.

– Знаете, мисс, это похоже на...

– Мы знаем, как это выглядит, – безжалостно вмешался Стокер.

Джордж заглянул в упаковочный ящик. – Откуда они, мисс?

– Со всего мира, – сказала я ему. – Их собрал джентльмен по имени Майлз Рамсфорт, известный меценат и подозреваемый в убийстве.

Он моргнул. – Ничего себе.

Я протянула руку. – Harbinger, пожалуйста.

Он отдал мне газету, прежде чем отправиться туда, где Стокер склонился над своим трофеем. – Забавный старый горностай.

– Это не горностай, – поправил Стокер. – Это утконос.

– Почему у него утка на лице? – Джордж осторожно протянул палец, и Стокер отмахнулся.

– Это Ornithorhynchus anatinus, утконос, семейство утинных, родом из Австралии.

– Но почему у него на лице утка? – настаивал Джордж.

– У него нет утки на лице. Это только его лицо.

– Вы снимаете утку с лица?

Ноздри Стокера слегка раздулись, и я поняла, что он собирается сказать что-то неприятное.

– Джордж, – позвала я, просматривая титульный лист газеты. – Какие последние новости об экспедиции Тивертона?

Джордж подбежал, его лицо загорелось от интереса. У него была склонность к самым возмутительным историям в Harbinger, и истории в Harbinger уже были более возмутительными, чем большинство. Но он был хорошим парнем и гордился своей многообещающей грамотностью, поэтому я поддерживала его.

– О, мисс, вы должны прочитать это. Они говорят, что экспедиция проклята, – сказал он с нечестивым блеском в глазах.

Стокер фыркнул за утконосом.

– Вы не верите в проклятия, сэр? – спросил мальчик.

Стокер открыл рот – без сомнения, чтобы развить тему суеверий – но я ожидала это. – Проклятия не рациональны, Джордж. Для них нет научной основы. Однако есть веские основания полагать, что сама вера в проклятие может создать вредные последствия.

– Вред… – что? – спросил мальчик.

– Вредные. Это значит плохие. Я говорила, что простая вера в проклятие может придать ему силу.

– Фигня, – лаконично сказал Стокер.

– Есть хорошо документированные случаи, что отдельные лица...

– Именно, что отдельные лица. По этому вопросу не было проведено эмпирического исследования.

– И как же провести такое исследование? – спросила я язвительно. Он не удосужился ответить, и я повернулась к Джорджу. – Расскажи мне о проклятии.

Джордж и я были очарованы подвигами экспедиции Тивертона в Египте. Возглавляемая сэром Лестером Тивертоном, азартным баронетом средних лет, группа обнаружила тайник Восемнадцатой Династии.

Погребение было неполным, но саркофага принцессы и ассортимента могильных товаров было достаточно, чтобы вызвать международный интерес и произвести фурор. Сэр Лестер стал чем-то вроде знаменитости. Череда бедствий вызвала скорое возвращение экспедиции, а истории об их несчастьях приводили в восторг читающую публику.

– Говорят, что место раскопок посетил один из египетских богов. Не могу вспомнить его имени, но на голове у него собака, – сказал Джордж, указывая на мрачную иллюстрацию в газете.

Я быстро просмотрела статью. – Анубис, – сказала я ему. – Бог подземного мира, и это не собака у него на голове. Это шакал. – Я указала ему на греко-римский саркофаг. Стокер использовал его в качестве серванта для еды. На его боку был изображен парад древних богов.

У Джорджа было мало проблем с поиском Анубиса. – Эта штука тоже проклята? – спросил он.

– Я сомневаюсь. Это поздняя греко-римская копия гораздо более старого саркофага.

– Есть ли мумия внутри?

– Боюсь, что нет, – рассеянно сказала я, изучая рисунки в газете. – Просто коллекция раннего протезирования.

– Прот… – что это, мисс?

– Протезирование, Джордж. Поддельные руки и ноги предназначены для замены отрубленных.

– Чтоб мне провалиться! Но не мумия?

– Нет, не мумия, – заверила я его. – И не говори «Чтоб мне провалиться!» Это простонародное выражение.

– Я простонародный, мисс, – весело ответил он.

В этом не было сомнений. Все, что я знала, Ламли, дворецкий лорда Роузморрана, нашел его скорчившимся в канаве под капустным листом. Но мальчик был умным, быстро все схватывающим, благословленным любознательностью и способностями к цифрам. Если бы он мог обуздать свою склонность к сленгу и произносил звук «хэ», он вполне мог бы сделать из себячто-то стоящее.

Джордж снова вернулся к иллюстрации. – Говорят, что этот парень, Анубис пришел ночью в рабочий лагерь в поисках души, чтобы унести с собой.

– Чушь, – лаконично сказал Стокер.

– Нет, сэр, это правда, – упрямо продолжал Джордж.

Я подняла руку. – Мальчик прав. Директор раскопок умер несколько недель назад, a теперь экспедиционный фотограф исчез вместе с диадемой, принадлежащей мумифицированной принцессе. По-видимому, египетские рабочие обвинили в своих проблемах проклятье, наложенное на саркофаг принцессы.

– Чушь собачья, – ответил Стокер.

– Джордж, тебе лучше заняться делами, прежде чем ты узнаешь какие-то новые слова, которые мистер Ламли не одобрит, – сказала я мальчику. Он улыбнулся и продолжил свой путь, когда я закончила статью.

– Ты не должна поощрять его, – сказал Стокер, возвращаясь к утконосу. – У мальчика и так лихорадочное воображение.

– Не более, чем у этого репортера, – рассеянно сказала я. – Я не помню, чтобы видела его имя раньше, но Дж. Дж. Баттерyорт заработал себе репутацию, написав об экспедиции Тивертона.

– Наш человек в Каире? – спросил Стокер.

– Больше похоже на нашего человека в Лондоне. Это случилось здесь, в городе. Очевидно, Тивертоны вернулись в Англию после исчезновения Джона де Моргана. – Я бы сказала больше, но я замолчала, как только увидела лицо Стокера. Он все еще наклонялся над утконосом, но его лицо застыло в выражении, которое невозможно было интерпретировать, настолько полностью оно было лишенно эмоций. Цвет лица стал совершенно белым, а затем быстро покраснел. Я испугалась, что он был на пути к апоплексии. – Стокер, что с тобой?

– Ничего, – ответил он после долгого молчания и видимых усилий. – Боюсь, я витал в облаках. Что ты сказала?

Я сжала губы, сдерживая вопрос, готовый с них сорваться. Что бы ни заставило его так сильно отреагировать, он не хотел делиться этим, а я не хотела совать нос.

(Я обещала честность на этих страницах, дорогой читатель, поэтому я признаю, что на самом деле у меня было довольно свирепое желание совать нос, но я узнала из мучительного опыта, что Стокер гораздо лучше реагировал на уклончивый подход, чем на более прямые методы. Учтите мой обширный опыт охоты на бабочек – печально известных неуловимых существ. Стокер доставлял не меньше хлопот, чем ChimaeraBirdwing).

Я продолжала. – Я сказала, что Тивертоны, сэр Лестер и леди Тивертон, вернулись в Англию. Смерть их директора раскопок придала убедительность идее проклятия. Местные работники отказались вновь войти в гробницу, и директор древностей в Египте согласился, что лучше всего запечатать ее и дать событиям утихнуть до следующего сезона.

– И нет никаких следов фотографа?

– Джон де Морган? Нет. Очевидно, он исчез с места раскопок со своей женой. В то же время пропала жемчужина находки сэра Лестера – диадема мертвой принцессы Анхесет – и никто не знает, украли ее де Морган и его жена или их подставили.

Стокер ничего не ответил. Его цвет медленно вернулся к нормальному, и его руки возобновили свою работу. А я вернулась к почте, сортируя различные конверты в стопки. СЧЕТА ДЛЯ ОПЛАТЫ. СЧЕТА, ЧТОБЫ ПРИТВОРИТЬСЯ Я НЕ ПОЛУЧИЛА. ПИСЬМА, ЧТОБЫ ОТВЕТИТЬ. ПИСЬМА, ЧТОБЫ ИГНОРИРОВАТЬ. ПИСЬМА ОТ НУДНЫХ ЛЮДЕЙ. Остальное я отправила в корзину для бумаг.

Но последнее письмо потребовало моего немедленного внимания. Я издала слабый стон, когда узнала властную руку нашего бывшего друга и случайного спарринг-партнера из Скотланд-Ярда.

– Сэр Хьюго? – высказал догадку Стокер, когда я взяла зуб льва, который использовала в качестве ножа для бумаги.

– Сэр Хьюго, – подтвердила я. – Как ты догадался?

– Он наш единственный знакомый, способный вызвать такую реакцию. Нас приглашают нанести визит?

Я просмотрела краткое сообщение. – Мы не приглашены. Мы проинструктированы. Он хочет нас видеть, но он болен и вызывает нас к себе домой к своей постели. Вооружись, Стокер. Мы собираемся встретиться с сэром Хьюго в его ночной рубашке.