Текст книги "Тайны Вероники Спидвелл. Компиляция - Книги 1-5"

Автор книги: Деанна Рэйборн

Соавторы: Деанна Рэйборн
сообщить о нарушении

Текущая страница: 64 (всего у книги 100 страниц)

У меня перехватило дыхание, губы приоткрылись, словно в ожидании поцелуя. Ничто не приводило меня в такое состояние нетерпения, как мысль найти бабочку, которую я никогда раньше не видела в природе. И Glasswings! Самые уникальные из всех бабочек, они путешествовали на крыльях, прозрачных словно туфельки Золушки.

Обычные бабочки получают окраску от крошечных чешуек всех цветов радуги, отражающих тона драгоценных камней. Не случайно последние ассоциируются с самыми великолепными бабочками. Мотыльки и некоторые экземпляры бабочек имеют чешуйки мягких оттенков, но самым захватывающим зрелищем, безусловно, являются бабочки без каких-либо чешуек. Их крылья хрустальны в своей прозрачности, с узором из узких черных жилок, точно свинцовое стекло соборного окна. Кажется невозможным, что они могут летать, но они летают, как осколки стекла, разносимые ветром. Своеобразные крылья делают этих бабочек деликатными и неуловимыми, и Romilly Glasswing был самым деликатным и неуловимым из всех. Самый крупный из Glasswing, взрослый экземпляр Romilly достиг бы среднего размера ладони человека. Если бы тому посчастливилось его поймать! Я жаждала их как мало что в моей жизни, но теперь это было бесполезно.

Я заставила себя улыбнуться и выдавила безучастно:

– Как мило с вашей стороны поделиться информацией. Но я больше не охочусь, мой лорд. Все мои образцы на Мадейре были собраны после их естественной гибели. Я утратила способность вонзать булавку в сердце живого существа. Мои усилия направлены на виварий, который лорд Розморран любезно разрешил мне устроить в поместье.

Виварий – некогда развалины грандиозного, отдельно стоящего парника – стал моим любимым проектом, осуществленным по предложению Стокера. Пока он счастливо возился с кусочками меха, костей и опилками, мне позволялось снабдить восстановленную постройку экзотическими деревьями и личинками ряда особей чешуекрылых. Я заботилась о них, как любящая мать, и вернула к жизни несколько видов, теперь счастливо порхающих в своем украшенном драгоценностями маленьком мире.

– Вы должны знать это лучше всех, – напомнила я Тибериусу. – Ваша светлость был чрезвычайно любезен, прислав мне саженцы грабов для рощи и лунных мотыльков, чтобы лакомиться ими.

Виконт закинул одну длинную ногу на другую, разглаживая складку на брюках.

– Я прекрасно помню. Вы щедро поделились со мной информацией на тему лунных мотыльков. Что вы говорили? Что у них нет ртов, потому что они существуют только для размножения? Не уверен, стоит ли относиться к ним с завистью или жалостью.

Он картинно изогнул бровь, и я одарила его унылым взглядом.

– Точно. И хотя я рада слышать, что Romilly Glasswing не вымерли, должна оставить их другим.

Слова причиняли мне боль. В течение последнего года я обнаружила в себе нежелание продолжать дело своей жизни. Погоня за бабочками придавала моему существованию смысл и удовольствие. И вдруг охотничий азарт иссяк по причинам, которые я не до конца понимала. Мадейра была экспериментом, короткой экспедицией, чтобы проверить изменения в моем характере. Мне не удалось победить мое нежелание убивать. Несколько неадекватных образцов, которые я привезла с собой, делали поездку бессмысленной. Как оправдать дальнейшие экспедиции, если я не могу ожидать лучших результатов, чем достигнутые? Мне было страшно представить, что я больше не смогу путешествовать с сетью в руках по дальним странам и экзотическим землям. Мысль быть навсегда замурованной в Британии – этом частенько сером и грязном острове – была невыносима. Поэтому я не думала об этом. Я отталкивала эту мысль всякий раз, когда та возникала. Но она снова и снова подкрадывалась, когда наш корабль приближался к Англии, возвращая меня к самодовольной маленькой жизни, которую я выстроила. Каждую ночь, когда я засыпала, на краю моего сознания раздавался негромкий требовательный голос, дразня жаждущую приключений душу. Что если это все?

Стокер понял значение слов его светлости раньше, чем я и поспешил объяснить.

– Тибериус не имеет в виду, что ты должна охотиться на них. Он нашел для тебя личинки. Для вивария.

Я подавила жадный стон.

– Это правда?

Его светлость рассмеялся – низкий и хриплый смешок чистого веселья.

– Моя дорогая мисс Спидвелл, как вы меня восхищаете. Я действительно получил разрешение от нынешнего владельца острова Сан-Маддерн, Малкольма Ромилли, отобрать определенное количество личинок для вашей коллекции. Сам он не лепидоптеролог, но является ярым защитником всех видов флоры и фауны, уникальных для его острова. Он считает, что если Glasswing выживет в другом месте, это будет своего рода страховой полис.

Мой разум быстро оценивал возможности.

– Что они едят?

Виконт безразлично пожал плечами.

– Какой-то кустарник, чье название ускользает от меня. Малкольм сказал, что вы можете взять с собой эти растения, чтобы сделать переезд в Лондон наиболее безболезненным для маленьких дьяволов. Я как раз направляюсь на остров Сан-Маддерн. Малкольм устраивает небольшой прием, что-то вроде домашней вечеринки, и пригласил меня. Вполне естественно, что мы должны объединить наши цели. Буду счастлив сопровождать вас до замка.

– Какая великолепная идея, – плавно вставил Стокер. – Мы были бы счастливы поехать.

– Стокер, тебя не приглашают в замок, – сказал виконт.

– Замок! – воскликнула я. – Неужели так грандиозно?

Его светлость подарил мне одну из его загадочных улыбок.

– Это небольшой замок, но крайне интересный. Множество скрытых проходов, темниц и тому подобного.

– Как насчет призраков? – требовательно спросила я. – Я не поеду, если нет подходящего призрака.

Глаза виконта расширились, в них мелькнула какая-то вспышка, что-то вроде тревоги, прежде чем он пришел в себя.

– Я обещаю вам всевозможные приключения, – заверил Тибериус.

Я едва могла дышать от волнения. Стокер вперился в меня долгим взглядом, затем одним глотком допил виски, поставил бокал и молча вернулся к своему буйволу. Его брат наклонился ближе, понизив голос:

– Кое-кто не очень доволен нами.

– Кое-кто может заниматься своими делами, – яростно воскликнула я. – Я еду на остров Сан-Маддерн.

– Отлично, – одобрил лорд Темплтон-Вейн. Его кошачья улыбка прочно вернулась на место. – Действительно превосходно.

Глава 2

– Поверь мне, он хочет соблазнить тебя, – сообщил Стокер после того, как виконт ушел.

Стокер удалял гнилые опилки из ненадежно установленного водяного буйвола. Он подчеркивал слова энергичными жестами, при этом щедро посыпая и пол, и себя вонючими стружками из трухлявого дерева. Стокер снял рубашку, как обычно делал, когда работал. Опилки прилипли к черным завиткам волос, к поту, струящемуся по длинным жестким мышцам спины и рук. Я невольно на мгновение приостановилась, чтобы полюбоваться прекрасным видом. Около часа я пыталась укротить его нрав, но Стокер не успокаивался. Я приняла тон веселой рассудительности.

– Конечно, хочет, – согласилась я.

Он замер и недоверчиво уставился на меня.

– Ты знаешь?

Я вздохнула.

– Стокер, мне двадцать шесть. Я трижды путешествовала по миру, встретила множество мужчин. С некоторыми даже вступала в отношения, куда более интимнее, чем ты можешь представить. Уверяю тебя, я чувствую запах соблазнения, заполнивший комнату. Я не падающая в обморок девственница.

– Тогда скажи мне, Христа ради, какого черта ты едешь с ним?

– Он обещал мне Romilly Glasswings, – откровенно призналась я.

– И это все, что требовалось? Подкупил тебя бабочкой? – Стокер говорил особенно резким тоном.

– О-о-о-ох, ты можешь быть таким противным, когда дуешься, – посетовала я.

Стокер опять повернулся к буйволу, вырывая внутренности огромными, удушливыми облаками. Предыдущий таксидермист набросал в чучело все, что мог, для поглощения влаги: опилки, газеты, кусочки ткани. Начинка представляла удобный материал для гнезд всевозможных грызунов. Стокер работал как безумный, и крошечные кости взлетали в воздух с ужасающей регулярностью. Через несколько секунд он остановился.

– Я не дуюсь, a обеспокоен, – сказал он мягким, даже нежным голосом, но слова сорвались в конце, как будто признание причиняло ему боль.

– Я способна позаботиться о себе.

– Вот чего я боюсь.

– Я уеду не надолго. Его светлость прояснил детали, прежде чем ушел – максимум на две недели.

Стокер кивнул, его колдовские черные волосы блеснули в свете лампы. Я ожидала, что он выйдет из себя, предвидя неизбежно повторяющееся столкновение наших характеров. Но этого не произошло. Когда мы со Стокером расходились во мнениях – нередкое явление, честно говоря – наш спор мог бы служить примером красоты, вулканической и свирепой. Я воспринимала как знак высочайшей привязанности и уважения, что он боролся со мной на равных, как с мужчиной, и в свою очередь, не уступала ему ни пяди. Наши схватки были легендарными в поместье Мэрилебон, с частыми пари среди персонала относительно того, кто из нас победит. (Самая безопасная ставка, как вы могли догадаться, всегда была на меня).

Но в этот раз Стокер просто отказался от споров. Я знала, что он злился на самонадеянность брата. Стокер встречал гневом любое приглашение или подарок, полученные от виконта. Скелеты в шкафу с детскими обидами энергично танцевали. Стокер считал авансы виконта покушением на принадлежавший ему и дорогой сердцу предмет – меня. Несмотря на то, что наши отношения не вышли за пределы крепкой дружбы и идеального взаимопонимания, он возмущался любой попыткой виконта завлечь меня. Я предвидела наши ссоры в подобных случаях. Да что там, я наслаждалась ими! Но сейчас он сосредоточенно работал над своим буйволом, челюсти сжаты, взгляд отведен в сторону.

– Ну, полагаю, пора паковать вещи, – сдалась я наконец. – Мы уезжаем утром. Его светлость хочет сесть на ранний поезд из Ватерлоо.

Стокер обнажил зубы в ужасной пародии на улыбку брата

– Не забудь грелку, – попрощался он. – Я бы ни в коем случае не хотел, чтобы ты замерзла ночью.

Я вернула улыбку.

– Не беспокойся. Я хорошо знаю, как согреться.

* * *

На следующее утро я проснулась, полная предвкушений, умылась, оделась и проглотила поспешный завтрак. Что может сравниться с восхитительным предчувствием нового приключения? Стоять на краю пропасти свежего порыва, готовой к полету; ветер перемен ерошит перья, ах, вот что значит быть живой! Я огляделась по сторонам. Казалось, окружающие вещи утратили значение. Все, о чем я действительно заботилась, было упаковано в дорожную сумку. Остальное было просто внешним атрибутом. Я засунула в саквояж еще две вещи: последний эпизод приключений Аркадии Браун, леди-детектива, и крошечную бархатную мышку, которую носила с собой с младенчества. Честер был моим постоянным спутником, где бы я ни находилась – от туманных предгорий Андских гор до пышных островов южной части Тихого океана. Он немного износился, в некоторых местах бархат потерся, один из его черных глаз-бусинок слегка болтался. Но я бы скорее путешествовала без головы, чем без моего верного маленького компаньона.

Я вышла на улицу и глубоко вдохнула утренний воздух, даже удушливая лондонская копоть не смогла подавить мою радость. Собаки – бульдог Стокера, Гексли, и кавказская овчарка лорда Розморрана, Бетони – оживлено бежали рядом. Я направилась в Бельведер, чтобы попрощаться со Стокером. Он уже был там, замурованный в своем буйволе. К моему глубокому разочарованию, он надел рубашку, и его буйные кудри лежали аккуратнее, чем обычно.

– Доброе утро, – поздоровалась я сердечным тоном. Я порылась в коробке от бисквитов, чтобы бросить угощение собакам. Они ссорились из-за кусочка рога лося из канадской глуши, прежде чем Гексли уступил его Бет как подарок от ухажера. Она в экстазе каталась по земле, размахивая в воздухе своими огромными лапами и опрокинув модель Golden Hind[2], сделанную из грецких орехов. Гексли любовно наблюдал, его грудь гордо вздымалась.

Стокер лишь хмыкнул в ответ.

– Ну что ж, я ухожу.

Стокер поднял голову. Он неважно выглядел и носил повязку на глазу, что было определенным признаком усталости. А также напоминанием о несчастном случае на Амазонке, едва не отнявшим у него жизнь. Остался тонкий серебряный шрам, стекавший от лба к щеке, и время от времени Стокер прибегал к черной повязке, чтобы дать отдохнуть слабому глазу. Я никогда не возражала, поскольку в сочетании с золотыми кольцами в ушах это придавало ему лихой, пиратский вид. Довольно скучающий пират в данный момент. Выражение лица Стокера было мягким. Он бросил на меня быстрый взгляд.

– О? Приятного путешествия.

Стокер возобновил свою работу, a я уставилась на него с отвисшей челюстью. Я ожидала спора. Я зависела от этого. Одно из моих самых любимых развлечений – раунд со Стокером. Это всегда успокаивало мое бурное настроение. Факт, что последние несколько дней мы ссорились, побуждал меня возобновить наше привычное добродушное подшучивание. После шести месяцев разлуки без переписки я ожидала, что мое возвращение потрясет стропила. Вместо этого Стокер был отстраненно дружелюбным, отчужденным. Его апатия вдохновляла меня более эффективно, чем любое проявление гнева.

– Это все? – потребовала я. – Никаких страшных предупреждений о блуждающих руках твоего брата? Ни гневного молчания, ни неистовых истерик?

Он снова отступил от буйвола с непроницаемым выражением лица.

– Моя дорогая Вероника, ты должна принять решение, что именно ты желаешь – тишины или дикости? Нельзя иметь и то, и другое.

Обычно подобное замечание сочилось бы едким сарказмом, с трудом сдерживаемой яростью. На этот раз мне предлагалось лишь безумное спокойствие, вновь обретенное самообладание, которое я не могла уколоть. Если Стокер хотел ранить меня, он не мог бы выбрать клинок острее, чем равнодушие.

– Ты совершенно прав, – парировала я. – Прошу простить, что прервала. Оставляю тебя с буйволом. Вернусь через две недели. Если нет, значит я сбежала с твоим братом в Гретна-Грин.

Хладнокровие ничуть ему не изменило. Стокер просто улыбнулся и вернулся к работе, бросив через плечо:

– Имей в виду, тебе следует просить отдельное помещение. Он храпит как монстр.

Молчание упало между нами со всей завершенностью театрального занавеса. Вот и все. Я повернулась на каблуках и зашагала прочь без оглядки. С саквояжем в руках, я направилась к Бишопс-Фолли, любуясь нечестивой путаницей архитектурных стилей, хаотично избранных несколькими поколениями графов Розморранов. Бишопс-Фолли[3] было хорошее название, поскольку не было ни одной упущенной фантазии строителя – контрфорсы, своды, башни, зазубрины – Фолли мог похвастаться всем.

Когда я завернула за угол, огромная входная дверь распахнулась, и появилась леди Веллингтония Боклерк – двоюродная бабушка нынешнего графа. Я остановилась, чтобы поздороваться.

– Очень рада, что вы случайно вышли, – улыбнулась я. – У меня не было возможности попрощаться.

Она спустилась с короткого пролета каменных ступеней на растрескавшуюся дорогу.

– Это не было случайностью. Я искала вас, моя дорогая. Я еще не приветствовала вас по возвращению с Мадейры. И вот вы снова упархиваете, словно одна из ваших милых бабочек. – Ее тон был легок, но глаза проницательны. – Можно даже подумать, что вы убегаете от чего-то.

Я невольно взглянула на Бельведер, где работал Стокер.

– Какой абсурд, леди Велли.

– Уверены, что ничем не хотите поделиться со старухой? – подтолкнула она меня, поднимая свою трость и неопределенно указывая в сторону.

– Абсолютно нет, – отрезала я.

Ее обуздала не резкость моего тона. Она была явно озабочена газетой, которой размахивала перед моим носом. Я не могла прочитать заголовок, но набранный огромными буквами текст свидетельствовал о мрачной истории.

– Вы видели газеты? Этот убийца из Уайтчепела вызвал истерию.

– Боюсь, я ничего не слышала.

Ее брови поднялись.

– Повезло вам. Проститутки в Ист-Энде, дитя. Кто-то режет их на куски, и весь Скотланд-Ярд в смятении.

Я подумала о нашей предыдущей связи с Ярдом* и, в частности, с главой Особого Отдела.

– Бедный сэр Хьюго, – отозвалась я небрежно. – Должно быть, он ужасно занят.

Леди Боклерк пристально посмотрела на меня, прежде чем ответить со стойкостью, низвергающей ее восемьдесят с лишним лет.

– Одного Хьюго мало, чтобы раскрыть эти злодеяния. Позор для всех! Монстр бродит по улицам Лондона, а наша полиция не может его задержать. Англия не должна допускать этого!

По оценке леди Велли, Британская Империя была центром вселенной, а Англия – центром Империи. Ничто другое не имело значения, кроме этого благословенного острова. Жизнь ее отца и ее жизнь были посвящены служению Англии. Тайному, поскольку каждый из них выполнил функцию an éminence grise[4]. Они были властью, стоящей за королевской семьей: руководящей, охраняющей, защищающей, не ради любви к самой семьи, но ради любви к земле и людям, которыми управляли. Ее кровь была красной как крест Святого Георгия. Леди Велли была, без сомнения, самой патриотичной личностью, которую я когда-либо знала, и она не стеснялась использовать всех и вся для достижения своих целей. Безжалостная и жесткая, с улыбкой крокодила, полной коварства.

Честно говоря, она мне очень нравилась, но в то утро я торопилась на поезд. Ее зоркие темные глаза все подмечали.

– Я знаю, что вы спешите. Не буду задерживать вас. Но скажите мне, где вы будете – на случай, если я захочу вам написать.

Я сообщила адрес, наблюдая, как она задумчиво поджала губы.

– Замок Малкольма Ромилли. Я знала его дедушку. Вальсировала с ним на коронационном балу Виктории. Он наступал мне на пальцы, но был очень хорош собой. Довольно искусный язык, – добавила она с мечтательным взглядом.

Я не сдержала улыбки и пожала ей руку.

– Добрый день, леди Велли.

Она подняла сухую руку.

– Счастливого пути, дитя.

* * *

Мы договорились встретиться на вокзале Ватерлоо. Я почти пропустила виконта в толпе пассажиров тем славным сентябрьским утром. Платформы были заполнены самым разным народом: накрахмаленными няньками с их кричащими подопечными; джентльменами в тюрбанах, пробиравшимися с вежливой элегантностью мимо продавцов орехов; бледными, худыми девочками, продающими последние летние цветы. Девочки зазывали покупателей хриплыми голосами, стараясь перекричать пухлых матрон, предлагающих пироги с мясом для путешествующих. Сквозь толпу пробивались дельцы из Сити в полосатых костюмах, осторожно оглядывая не смотрящих по сторонам, изящно скользящих мимо аристократических дам, маленьких собачек и горничных, бегущих вслед за ними.

Наконец его светлость нашел меня.

– Мисс Спидвелл, – воскликнул Тибериус, подходя ко мне широкими шагами и вызывая мимолетное восхищение более чем одной леди. – Я уже начал отчаиваться, что не смогу найти вас в этой давке. Проходите, я занял купе; носильщик позаботится о ваших сумках.

Носильщик с осанкой швабры забрал мою сумку, бросив на меня пристальный взгляд.

– Должен ли я дождаться горничной леди, мой лорд? – осведомился он y виконта.

Лорд Темплтон-Вейн отмахнулся.

– Мисс Спидвелл – современная леди. Она путешествует без горничной.

Если бы его светлость сказал человеку, что я собираюсь путешествовать голой и с тыквой на голове, тот бы не выглядел более шокированным. Он тяжело сглотнул, его полупоклон был почтительным и снисходительным одновременно.

– Очень хорошо, мой лорд.

– И я сама понесу свою сумку, спасибо, – я подняла саквояж с жестом, не допускавшим дальнейшие аргументы.

Он слегка фыркнул, обиженный либо на мою непримиримость, либо на отсутствие чаевых, прежде чем обратиться к виконту:

– В таком случае желаю вам счастливого пути, мой лорд. Корзина с продуктами и ваш маленький чемоданчик находятся в купе. Ваши большие сумки помечены «до Пенкаррона» и уложены в багажный вагон. Желаю удачного дня, сэр, – закончил он, с надеждой глядя на виконта. Его светлость щедро наградил его, и парень, бросив на меня пренебрежительный взгляд, ушел.

Виконт повернулся ко мне.

– Моя дорогая мисс Спидвелл, прошло всего две минуты, a вы уже вызываете скандал. Что мне с вами делать?

Я не потрудилась ответить. Тибериус предложил руку, и вскоре мы удобно устроились в отдельном купе. Когда поезд отошел от вокзала, он уселся на свое место, задумчиво глядя на меня.

– Полагаю, мне следовало предвидеть неуместность нашего совместного путешествия.

– Неприличное поведение для меня не ново и нисколько меня не беспокоит, – Я пожала плечами. – В конце концов, я зарабатываю себе на жизнь. Вряд ли меня можно назвать леди.

Красивая верхняя губа Тибериуса изогнулась в улыбке.

– И все же вы говорите так оригинально, ваши манеры и жесты безупречно элегантны. Скажите мне, мисс Спидвелл, как вы оказались в такой ситуации?

Тон виконта был обычным, но взгляд – бдительным. Мне пришло в голову, что его светлость мог обнаружить правду о моей личности. В лучшем случае, это был недостаточно хорошо хранимый секрет. Знали многие: Стокер, их второй брат, сэр Руперт, ряд правительственных чиновников, несколько ирландских мятежников и королевская семья. Быть полулегальной дочерью принца Уэльского имело ряд недостатков, не в последнюю очередь, полное отсутствие родственных отношений. Я нашла собственный путь в мире без их помощи, и скрывала тайну своего рождения от посторонних глаз. Стань моя история общеизвестной, это потрясло бы монархию. Меня строго-настрого предупредили на этот счет, хотя, откровенно говоря, они зря беспокоились. Мне так же не хотелось, чтобы ко мне приставали и суетились, как им быть свергнутыми. Один злодей уже пытался возложить корону на мою голову. Этого хватило, чтобы убедиться – жизнь королевской семьи не для меня.

Вопрос оставался: как много знал о моем происхождении лорд Темплтон-Вейн. Я подарила ему мою лучшую улыбку.

– Боюсь, это ужасно скучная история. Мама умерла, когда мне был год, и я никогда не знала своего отца. (Строго говоря, это было правдой). Меня воспитывали две подруги моей матери, пара сестер-старых дев. Они были вроде тетушек для меня. Одна из них воодушевила меня на интерес к lepidoptery. Так я обнаружила, что с сетью для бабочек в руках смогу комфортно жить и повидать мир, – легкомысленно закончила я.

Его светлость долго молчал.

– Думаю, вы недооцениваете, насколько интересны, – наконец заметил он.

– Я всегда говорила, что интересные люди находят других интересными.

– И как аккуратно вы превращаете мои наблюдения в комплимент! Подобное требует настоящего мастерства.

– Я просто наблюдательна, как и вы, мой лорд.

Он медленно наклонил голову – жест, который я видела y Стокера тысячу раз.

– Думаю, что мы вышли за пределы «мисс Спидвелл» и «мой лорд». Я бы воспринял как знак щедрости с вашей стороны, если бы вы называли меня Тибериусом.

– Очень хорошо. Если хотите.

– Хочу, Вероника, – протяжно вымолвил виконт, будто произнося заклинание. Внезапно его лицо потемнело.

– Что-то не так?

Тибериус покачал головой.

– Не совсем. Я взял на себя смелость, которую вы можете не одобрить. Видите ли, я только сегодня утром вспомнил, что Малкольм Ромилли преданный католик. Он не одобрил бы мое путешествие с молодой леди без сопровождения

– Я вряд ли молодая леди! – возразила я.

– Достаточно молодая, – виконт сопроводил свои слова кривой ухмылкой. – И восхитительная до кончиков туфель. Нет, боюсь, чувства Малкольма могут быть оскорблены, и мы не можем этого допустить. Небольшая вежливая выдумка сгладит неловкость. Он вряд ли сочтет непристойным, что помолвленная пара путешествует вместе.

Я моргнула.

– Вы хотите, чтобы я изображала вашу невесту?

Тибериус явно смаковал идею

– Да. Эта маленькая уловка отлично нам послужит.

– Не вижу в этом необходимости, – запротестовала я.

– О, но это так, – сказал виконт с безошибочным видом удовлетворения. – Малкольм сторонник приличий. Что если он оскорбится и решит отозвать свое предложение о личинках Glasswings? Какое ужасное разочарование! – Его голос стих, позволяя инсинуации закончить работу.

Он знал, что у меня не было выбора.

– Я не потеряю Glasswings, – воскликнула я решительно.

Тибериус широко улыбался.

– Следовательно мы оба согласны. Вы, конечно, простите меня за принятые меры предосторожности. Я отправил телеграмму нашему хозяину с этой информацией перед тем, как мы уехали.

Прежде чем я успела ответить, он жестом указал, властный как Юпитер.

– Теперь, если вы откроете корзину рядом с вами, то найдете бутылку довольно неплохого шампанского. Пожалуй, в такой момент полагается тост.

Следующие часы пронеслись дымкой аппетитных закусок, напитков и дружеской компании. Виконт говорил, смеялся и веселился. Шампанское было не единственным деликатесом в корзине. Его светлость – или Тибериус, как мне велели его называть – запасся лакомствами на неделю.

Я достала пирожок с зажаристой корочкой и начинкой из курицы со специями.

– Мне казалось, путешествие должно закончиться с наступлением темноты.

– Так и есть, но к чему отказывать себе в удовольствии в пути, – отметил Тибериус. Я могла бы принять это за предложение, но он просто выбрал бутерброд из тонко нарезанного белого хлеба с кусочками идеально прожаренной говядины с хреном.

– Божественно, – произнес виконт.

– У вас крошки на губах – подсказала я.

Он высунул язык в поисках крошек и промахнулся.

Смеясь, я подвинулась вперед и коснулась кончиком пальца уголка его рта. Я не учла интимности своего действия. Можно было позволить себе такую вольность со Стокером, с его светлостью у нас не было столь интенсивного взаимопонимания. Но если я не сразу осознала фамильярность жеста, Тибериус был быстр. Он задержал мой взгляд своим, все насмешки исчезли, когда он наклонился ко мне. Виконт втянул мой палец в рот и слизнул крошки. Его глаза встретились с моими, он слегка пососал мой палец. Я почувствовала, как кровь пульсирует в венах.

Виконт отпустил мой палец и откинулся назад с медленной, намеренной улыбкой.

– Вкусно. Как я и подозревал.

Я знала, что он не имел в виду крошки.

* * *

Остальную часть пути (путешествие из Лондона до окраин Корнуолла занимает несколько часов) виконт вел себя почти идеально. Он по-прежнему делал фривольные замечания, по стандартам общества истолкованные бы как неуместные. Но ничто в его поведении не ставило под угрозу мою добродетель, какой бы незначительной она ни была. Тибериус больше не прикасался ко мне. Он успокоился, настаивал на том, чтобы открыть окно, когда в купе стало душно; задавал умные и проницательные вопросы о lepidoptery. Я не была дурой. Мне достаточно хорошо знакомы махинации джентльменов, чтобы вычислить, когда меня расспрашивают единственно с целью очаровать, притворно восхищаясь моими достижениями. Должна признать, Тибериус был опытнее большинства из них. Я почти поверила, что виконт искренне впечатлен широтой моих знаний.

Почти. Чтобы проверить, я потратила большую часть часа, описывая с до тошноты исчерпывающими подробностями цыганского мотылька. Честно говоря (а я поклялась быть честной на этих страницах), я приукрасила большинство фактов и изобрела некоторые. На протяжении всей моей лекции он сохранял внимательное выражение лица и даже время от времени предлагал вдумчивые комментарии.

– Что вы говорите, – изумлялся виконт. – У цыганского мотылька пушистый хвост, и он питается исключительно ядагаскарскими ящерицами. Как интересно.

Отнюдь, – усмехнулась я. – Потому что я выдумала это. У Lymantria dispar нет пушистых хвостов, и они не едят ящериц. Никакие бабочки не едят. Я просто проверяла вашу способность притворяться заинтересованным. У вас потрясающий талант, мой лорд. Вы продержались пятьдесят семь минут.

Виконт выглядел обиженным, но потом улыбнулся.

– Вы обещали называть меня Тибериусом, – напомнил он.

– И вам не нужно это притворство. Зачем изображать интерес к мотылькам? – удивилась я.

– Меня не интересуют мотыльки, – признался он, – я заинтересован в вас.

– Это, – подтвердила я, ничуть не краснея, – совершенно очевидно.

– Прекрасно.

Тибериус сел прямо, положив руки на колени. Хорошие руки, красивой формы. Такие же как у брата, хотя и не запачканные химикатами, клеем и другими неприятными вещами, как вечно грязные руки Стокера. Руки виконта были сильными и чистыми, ногти подстрижены, с белыми лунками.

– Эти руки не работали ни одного дня, – оценила я.

– Нет, но они отработали много ночей, – он протянул руку, чтобы погладить мою щеку.

– Мой лорд, – начала было я.

– Тибериус, – он наклонился, выдохнув свое имя в мои губы. Я пыталась решить: позволить ли ему поцеловать меня – в конце концов, виконт был очень красивым мужчиной! – или дать вежливый пинок. Именно в этот момент поезд резко остановился, отбросив его светлость назад на место.

– О, посмотрите. Мы прибыли в Эксетер, – оживленно объявила я.