Текст книги "Тайны Вероники Спидвелл. Компиляция - Книги 1-5"

Автор книги: Деанна Рэйборн

Соавторы: Деанна Рэйборн
сообщить о нарушении

Текущая страница: 39 (всего у книги 100 страниц)

Глава 22

Стокер выругался, а Морнадей продолжал тем же дружелюбным тоном:

– Мистер Темплтон-Вейн, будьте так любезны отпустить мисс Спидвелл, прошу вас. Она будет конвоирована отдельно.

Стокер наклонился и аккуратно поставил меня на ноги, но рукой продолжал придерживать за плечи.

– Мисс Спидвелл сейчас нехорошо, ее нельзя оставлять без присмотра.

Морнадей пристально взглянул мне в глаза.

– Кажется, мисс Спидвелл прогулялась по маковому полю, – поправил его Морнадей. – Но, уверяю вас, мы о ней позаботимся. И о вас – тоже, – пообещал он Стокеру.

Стокер вытянул вперед руки и подставил ему запястья.

– Ну хорошо, давайте.

Морнадей с веселым видом защелкнул на нем наручники и отступил, чтобы Стокером занялся один из его подчиненных. Громкий топот и изумленные крики в доме позади нас говорили о том, что коллеги Морнадея из Скотланд-Ярда устроили решительную облаву на остальных завсегдатаев этого опиумного притона.

Я посмотрела на него с презрением.

– Как вы отвратительны, Морнадей. Да если бы не вы, нам вообще не пришлось бы сюда идти.

Он ухмыльнулся.

– Знаю. Мне жаль. Но я не рассчитывал, что весть о вашем визите к мистеру Паджетту и мистеру Петтиферу так быстро достигнет ушей сэра Хьюго. Он сразу заподозрил меня в неосмотрительности, а потому мне пришлось показать, на что я способен, и поймать вас при компрометирующих обстоятельствах.

– Он уже знает о нашем визите в похоронное агентство? – спросила я, пытаясь уследить за ходом его мысли своим затуманенным сознанием. – Но мистер Паджетт обещал молчать! – Я была вне себя от ярости. А я приложила столько усилий, чтобы добыть для него хороший экземпляр, с горечью подумала я.

– Как же, получит он у меня теперь эту траурницу, – пробормотала я себе под нос.

Морнадей протестующе поднял руку.

– Это был не мистер Паджетт. Это их швейцар. Кажется, он неплохо кормится из кармана сэра Хьюго, но я и сам об этом не знал.

– И теперь сэр Хьюго хочет сделать нам выговор, – предположила я и вытянула вперед руки: – Ну что ж, прекрасно, можете и на меня надевать наручники. Подозреваю, вам это понравится.

Он посмотрел на меня с жалостью и ужасом.

– Мисс Спидвелл! Да я даже помыслить о таком не смею.

– Но Стокера-то вы заковали в кандалы, – напомнила я ему.

Он злорадно улыбнулся.

– Да, правда. Но вы – совсем другое дело. Стокеру не повредит прокатиться в полицейском фургоне. А вы поедете со мной. – Он отступил в сторону ижестом велел мне идти первой.

Я покачала головой.

– Это вряд ли, – медленно сказала я.

Он прищурился.

– Вы отказываетесь выполнять прямой приказ офицера?

– Конечно, нет. Я буду рада поехать с вами, Морнадей. Но, кажется, нижние конечности меня не слушаются.

Я посмотрела на свои ноги. Я прекрасно видела эти конечности, но совершенно никак не могла заставить их двигаться. Пока я смотрела на них, они вдруг начали куда-то ускользать, поплыли далеко по черному туннелю. Где-то снаружи слышался голос Морнадея, но в его словах не было никакого смысла, а я вдруг полетела, начала парить на черных мягких крыльях, которые обнимали и укутывали меня до тех пор, пока вокруг не наступила полная тишина.

Я пришла в себя на диване в кабинете сэра Хьюго, голова была очень тяжелой и будто набита ватой.

– Как ты себя чувствуешь? – спросил Стокер, напряженно всматриваясь в мои зрачки. Я не знала, как он сумел освободиться из-под ареста Морнадея, но меня это совершенно не удивило.

– Как вареная сова, – сказала я ему. – И рука болит, вот здесь. – Я указала на место, где было больно.

– Прости, – сказал Стокер и прижал к моей руке один из своих огромных красных носовых платков. – Подержи.

Я послушалась, с интересом глядя, как он откладывает в сторону шприц и пузырек.

– Что ты мне вколол?

– Слабый раствор кокаина. Ты была без сознания гораздо дольше, чем нам того хотелось бы, в таких ситуациях показаны стимулирующие вещества. – Он немного отодвинулся, и я увидела, что сэр Хьюго сидит у себя за столом, а Морнадей стоит спиной к двери. Они пристально на меня смотрели, и я широко им улыбнулась.

– Добрый вечер, джентльмены. Если вам не хватало женской компании, то вы придумали немного странный способ ее себе обеспечить. Но, во всяком случае, с вами не соскучишься.

Сэр Хьюго хлопнул рукой по столу так, что перо подпрыгнуло в чернильнице.

– Мисс Спидвелл, я рад, что вы в сознании, потому что сейчас вы должны выслушать все, что я собираюсь сказать…

Я осторожно села с помощью Стокера.

– Голова кружится? – спросил он.

– Немного, но, кажется, сейчас пройдет, – сказала я ему. – Твой кокаин действует очень хорошо.

– Он не мой. Его любезно предоставили мне из запасов столичной полиции. Смотри не вздумай пользоваться им часто, – предупредил он, – но для таких случаев, как этот, считаю…

Сэр Хьюго снова стукнул ладонью по столу.

– Давайте вернемся к нашей главной теме.

Стокер вздохнул и махнул рукой.

– Вы пыхтите, как каша в горшочке, сэр Хьюго, – заметила я. – Мы знаем, что вы хотите нам сказать, и нам совершенно не интересно это слушать.

Морнадей открыл рот от изумления, а сэра Хьюго, казалось, вот-вот хватит удар. Я встала на ноги и двинулась вперед, медленно и осторожно, проверяя, могу ли уже удержать равновесие; так я добралась до стола. Сэр Хьюго в гневе всегда представлял собой забавное зрелище. Очевидно, когда-то он был красивым мужчиной и до сих пор оставался приятным: привыкший повелевать, с решительным подбородком, соседствующим с парой изящно сложенных губ, которые он пытался скрыть под усами, дрожавшими всякий раз, как он злился. Мне хотелось протянуть руку и дернуть их за кончики, но я знала, что такой шаг – это слишком даже для меня.

Я терпеливо улыбнулась.

– Конечно, вы злитесь, сэр Хьюго, но должна заметить, у меня не меньше поводов злиться сейчас на вас, – сказал я ему.

Он не повышал голоса, но чувствовалось, что его прямо-таки трясет от ярости.

– Вы обещали не заниматься расследованием.

– Ну конечно, обещала, – ласково сказала я. – В противном случае вы меня отсюда просто не выпустили бы. Но я и не думала соблюдать обещание, а вам не следовало вытягивать его из меня под давлением.

С минуту он еще смотрел на меня сурово, краска прилила к лицу, глаза сверкали неподдельным гневом. А потом вдруг злость куда-то ушла, плечи расслабились, и линия рта стала мягче.

– Вы правы, – просто сказал он, воздевая руки к небу. – Я и сам должен был догадаться. Сказать вам, чтобы вы держались подальше от этого дела, было примерно то же самое, что махать красной тряпкой перед носом у быка, так ведь?

– Нет, не так. – Я повернулась к двум мужчинам, которые следили за нами молча, с открытыми ртами. – Джентльмены, оставьте нас, пожалуйста, наедине с сэром Хьюго.

Я явственно ощутила, как Стокер внутренне запротестовал, но все же указал подбородком на Морнадея.

– Я выйду, если он пойдет со мной. Нам не помешает поговорить с инспектором с глазу на глаз: нужно обсудить условия содержания арестованных в полицейских фургонах, – сказал он с ноткой угрозы в голосе.

В глазах у Морнадея явственно читался страх, но он все-таки широко улыбнулся.

– Я бы и сам с превеликим удовольствием, но, боюсь, меня сейчас ждет кипа бумажной работы. – Он выскочил из комнаты, оставив дверь за собой открытой.

Уже взявшись за ручку двери, Стокер на минуту остановился.

– Я буду здесь, рядом, – сказал он, и я не поняла, была ли это угроза сэру Хьюго или слова поддержки мне.

Когда дверь закрылась, я вновь повернулась к сэру Хьюгои заговорила как можно мягче.

– Сэр Хьюго, прошу вас, поверьте, у меня и в мыслях не было оскорбить вас или хоть в малейшей степени осложнить вам жизнь.

Он склонил голову набок и внимательно посмотрел на меня.

– Пожалуй, это первые искренние слова, которые я от вас услышал.

– Мы не враги, – настаивала я. – Знаю, вы можете мне не доверять, но, может быть, готовы хотя бы сомневаться?

– Хорошо, – сказал он таким голосом, какогояу него еще не слышала. – Ответьте, почему вы ввязались в это дело? Не может быть, чтобы вами двигало чистое любопытство.

Я тоже внимательно посмотрела на него, заметив морщинки в уголках глаз, серебряные пряди в волосах, появившиеся от многолетней огромной ответственности. Она давила на него всей своей тяжестью, и я вдруг осознала, что сэр Хьюго Монтгомери – человек самого благородного происхождения из всех моих знакомых, конечно, за исключением Стокера.

Самое меньшее, что я могла для него сделать, – это сказать ему правду.

– Я хотела хоть в чем-то добиться успеха, произвести на них впечатление.

Мне не нужно было ничего уточнять. Он прекрасно знал, кого я имею в виду. Его голубые глаза вдруг засветились добротой, когда он посмотрел на меня.

– Вы же знаете, что это ничего не изменит, – сказал он довольно ласково. – Даже если вы разоблачите тысячу преступников, их это не тронет. На них никто и ничто не может произвести впечатление.

– Я осознаю, – сказала я, стараясь говорить ровно, – глупая причина, и я должна быть выше этого, и пусть это убедит вас в моей искренности. Если бы я хотела вас обмануть, то придумала бы что-нибудь получше.

На последних словах мой голос зазвучал неожиданно тихо, и я закашлялась, прочищая горло.

Сэр Хьюго в порыве чувствительности, которой я от него не ожидала, отвел глаза в сторону. Минуту спустя он повернулся обратно.

– Она обещала познакомить вас с отцом? – спросил он.

– Обещала. Но не волнуйтесь, – быстро добавила я. – Знаю, что этого не случится: такое просто невозможно.

– Да, – согласился он, – невозможно.

Он надолго закрыл глаза, а потом наконец открыл со вздохом, признавая свое поражение.

– Ну хорошо.

Я даже вздрогнула.

– Как это «ну хорошо»?

– Это значит: продолжайте – но с некоторыми ограничениями, – сказал он, и в его голосе вновь послышались нотки закаленного металла. – Вы будете докладывать мне обо всем, заслуживающем внимания, и не инициируете никакого общения с ее высочеством. Если ей захочется узнать о чем-то, что вы обнаружили, я сам буду ей об этом сообщать. Я, конечно, не верю, что вы станете говорить мне всю правду, – добавил он с некоторой горечью.

– Я согласна, – с готовностью ответила я. – Мне нужно в этом поклясться?

К его чести, на это он лишь улыбнулся.

– Мы оба знаем, чего стоят ваши обещания.

– Клятвы, данные под давлением, – лишь ложные обещания. А это я даю вам по своей воле. Буду делиться с вами всем, что мы обнаружим важного.

Я протянула руку, и он ее пожал. Когда я уже собиралась убрать ее, он удержал мою руку в своей, мягко потянув меня к себе, так, что я нагнулась над его столом. Он подался вперед, и его лицо оказалось прямо передо мной.

– Не забывайте, мисс Спидвелл, что я должен вам выговор. В этот раз вы меня обошли, но я веду счет.

Сказав это, от резко отпустил меня, и я потеряла равновесие. И он имел на это полное право, подумала я, выходя из его кабинета.

Любезность столичной полиции не распространялась на то, чтобы доставить нас до дома. Выходя, мы прошли мимо Морнадея, и ему хватило благородства выглядеть слегка смущенным. Я вздернула подбородок и проследовала мимо него, даже не взглянув в его сторону, но успела заметить, как Стокер послал ему красноречиво неприличный жест.

– Ты научился этому на флоте ее величества? – спросила я, когда мы оказались на улице.

– Помимо прочего.

Он взял дело в свои руки, загрузил меня в экипаж и назвал извозчику адрес Бишопс-Фолли. Я была этому рада. После беседы с сэром Хьюго я почему-то чувствовала себя не в своей тарелке, но, может быть, виной тому была сильная смесь опиума с кокаином.

– Как долго я дремала в объятиях Морфея? – спросила я Стокера с гораздо большей самоуверенностью, чем ощущала в действительности. Я облокотилась на него, уютно уткнувшись щекой в его плечо.

– Гораздо дольше, чем всем нам хотелось бы, – сухо ответил он. – Сэр Хьюго уже собирался послать за полицейским хирургом, но я сказал ему, что прекрасно и сам могу привести тебя в сознание.

– Удивительно, что он согласился.

Стокер пожал плечами.

– Он предупредил, что снова арестует меня, если я тебя отравлю, но я сказал ему, что этого не случится никогда.

На его губах заиграла улыбка, и мне захотелось ткнуть его как следует, но я поняла, что это чересчур сложно. Я зевнула так, что в челюсти что-то хрустнуло.

Мы ехали в пятнах огоньков, кружившихся за окнами кэба, отсветы фонарей тянулись, и мелькали, и летели мимо нас. Мы будто двигались внутри калейдоскопа, и узоры в нем постоянно менялись.

– Щелк, щелк, щелк, – сказала я, каждый раз щелкая пальцами.

– Ты о чем? – услышала я голос Стокера, но его лицо было скрыто во мраке экипажа, а мой взгляд был прикован к симфонии света за нашими окнами.

– Я в калейдоскопе, – сказала я ему, чувствуя, как приятная усталость разливается по моим членам.

– Скоро приедем, – пообещал он, когда мы выехали на Риджент-стрит. Я смотрела, как высокие изящные дома мелькают в окнах будто в волшебном фонаре. Я привалилась к Стокеру, но вскоре кэб прибыл к задним воротам Бишопс-Фолли. Я хотела встать, но ноги меня не слушались, и даже голова откинулась, когда Стокер поднял меня на руки.

Потом я немного пришла в себя, только в тот момент, когда он положил меня в кровать. Я чувствовала, что его руки сжимают мои щиколотки, снимают с меня туфли, а потом стягивают маленькую шелковую шапочку у меня с головы и расплетают мне волосы. Эйфория от выкуренной трубки уже прошла, но, чувствовалось, проникла мне в самые кости, и мне померещилось, что я поднимаюсь, легкая как перышко. Казалось, все поры, все клеточки, все мои нервы были оголены и напряжены, будто чего-то ожидали.

– Действие кокаина заканчивается раньше, чем эффект от опиума, – сказал он мне. – Я мог бы вколоть немного атропина, но лучше всего тебе будет сейчас хорошенько выспаться. Я и сам все еще ощущаю его воздействие. К утру нам обоим станет лучше.

Он повернулся, чтобы уйти, но я ухватила его за рукав и дернула на себя, непроизвольно потянувшись к нему. Я ощутила под руками его крепкие плечи, потом запустила пальцы ему в волосы. Несколько секунд он колебался, всего несколько секунд. А потом его губы коснулись моих, и я услышала, что он бормочет стихи, строки из Китса, которые для меня еще никогда не звучали так прекрасно и настолько опасно. Он пах медом, табаком и желанием, настолько сильным, что я порвала рубашку у него на груди и вонзила в него ногти чуть не до костей. Он крепко обхватил меня, и все его мышцы дрожали, стараясь сдержать какие-то сильные эмоции. Я прижалась губами к его раскрытому рту, ощутила биение его сердца, а по его телу прошла дрожь, и его губы коснулись моего уха, а мои локоны он намотал себе на руку. Его рот вновь открылся, и из него вылетело слово, в котором было столько отчаяния и страдания, что я откинула голову и пристально посмотрела в глаза, в которых сейчас не было ничего, кроме боли утраты. Он не хотел этого говорить, я поняла это сразу же, как взглянула на него. Но оно было сказано, и одного этого слова хватило, чтобы прогнать окутавший нас морок чувств. Мне показалось, что моя душа вышла из меня наружу, потому что я будто со стороны увидела свое тело – я вздрогнула и громко зарычала, а потом провалилась в пустоту, вновь теряя сознание; мои руки сами разжались и выпустили его волосы. После этого начались уже настоящие видения: мне казалось, что разыгралась буря, уносящая нас друг от друга. Я видела над водой лишь его голову, а меня ужасные волны затягивали в беспросветную черноту.

Я проснулась несколько часов спустя. В моем доме-часовне все еще было темно и страшно холодно; Стокер спал на шезлонге в углу. Он не стал ложиться со мной в одну постель, поняла я, и ощутила сильный укол в сердце. В голове было ясно, опиумный дурман улетучился, как туман при сильном ветре. Я повернулась на бок и стала слушать, как козодой в саду поет жалобную песню.

После наркотика мне казалось, будто все мои кости налиты свинцом, и большинство воспоминаний о событиях этой ночи стерлось из памяти. Я пыталась собрать их воедино, будто неумело сшивая лоскутное одеяло: какие-то обрывки нашего посещения опиумного притона, а затем визита в Скотланд-Ярд. Я приложила палец к губам – они болели; когда позже я поднялась и рассмотрела их в зеркале, увидела, что они покусаны и распухли. Глядя на свое отражение в зеркале, я повторила слово, как стон вырвавшееся ночью у Стокера и сразу обратившее в пепел все, что вспыхнуло между нами.

– Кэролайн.

Глава 23

Проснувшись на следующее утро, я ощутила, что у меня в голове стучит небольшой кузнечный молот. Встала, умылась и неспеша оделась, стараясь двигаться очень осторожно. Я нашла Стокера в Бельведере; он с восхищением смотрел на своих кожеедов, дочиста обглодавших ребра кролика. Он бросил на меня взгляд поверх ящика.

– Выглядишь так, будто твое место – на каталке у Паджетта и Петтифера, – заметил он с раздражающим спокойствием. Но он не врал. Под глазами у меня залегли темные круги, а лицо было неестественно бледным.

– Как мило, что ты это заметил. А ты так разговариваешь со всеми дамами?

Вздохнув, он налил в стакан какой-то мерзкого вида отвар и протянул его мне.

– Держи. Я сварил кое-что, что должно помочь от твоей головной боли.

– Откуда ты знаешь, что у меня болит голова? – спросила я, с подозрением принюхиваясь.

– Вероника, у меня хорошее медицинское образование, а также обширный опыт в кутежах. Я прекрасно знаю, что человек, получивший вдобавок к полной трубке опиума еще и шприц кокаина, будет чувствовать себя наутро как в аду. Давай пей.

Он опять оказался прав. Жидкость пахла отвратительно, на вкус оказалась еще хуже, но я сумела выпить даже мутный осадок и почувствовала себя немного лучше, по крайней мере, чуть бодрее. Кузнечный молот превратился в маленький молоточек, а звон в ушах уменьшился до легкого шума.

– Что это было?

– Тебе лучше не знать, – сказал он, возвращаясь к завтраку. Вместо обычных кусочков хлеба, поджаренных на огне, сегодня утром на крышке саркофага был накрыт прекрасный стол. Меня не удивило то, что Стокер использовал этот предмет совершенно не по назначению: он с пренебрежением относился ко всему, что было сделано позднее Нового царства, а этот экспонат был явно эпохи Птолемеев. Но мне все-таки показалось слегка непочтительным использовать его в качестве обеденного стола, хотя запахи от него доносились очень заманчивые. С кухни в главном доме нам прислали ломтики ветчины, вареные яйца, баночку айвового варенья, пирог с телятиной и свежие булочки. Они были уже не горячими, виной чему – долгий путь до Бельведера, но свежими и прекрасно испеченными, и Стокер принялся за них со вздохом неподдельного удовольствия. Он взял горшочек с медом и начал рисовать на них узоры; так он поступал всегда, когда дело доходило до булочек, пышек или тостов. Не бывало такого, чтобы он позавтракал, не придумав сперва для еды какое-нибудь затейливое украшение.

Он нарисовал лодку на одной булке и как раз начал выводить кошку на другой, когда появилась леди Веллингтония.

– Доброе утро, дорогие! – пропела она и одарила нас ласковой улыбкой, излишне ласковой для этого утреннего часа, решила я. Стокер вскочил на ноги, но она махнула рукой, чтобы он сел обратно. Она миновала копролит, попавшийся ей во время прошлого визита, сурово на него покосившись, а затем с одобрением окинула взглядом булочки.

– Вижу, миссис Баскомб выполнила все, что я ей велела. Когда я расспросила ее, как организован ваш стол, она сказала мне, что вы сами заботитесь о своем завтраке, а к ланчу вам посылают холодные закуски. Этого больше не будет, – заявила она с удовлетворенным видом человека, вступившего в битву и выигравшего ее. – Каждое утро вам будут посылать блюда из буфета, который накрывают в главном доме, а в полдень – горячую еду. И в те дни, когда вас не приглашают обедать с семьей, обед вам тоже будут приносить.

– Вы очень добры, – ответил Стокер невнятно, потому что рот у него был набит булкой с медом.

Она благосклонно ему улыбнулась.

– Мне нравится изображать из себя леди Баунтифул[20]. В моем возрасте это одно из немногих доступных удовольствий. Когда колени подводят, лишаешься сразу стольких радостей, – трагически заметила она, взглянув на меня. Стокер поперхнулся, но мы обе не обратили на него внимания.

Она протянула мне стопку конвертов.

– Я принесла почту. Признаюсь, могла бы поручить это лакею, но я непростительно любопытна.

Я взяла у нее конверты и сразу же заметила тот, что пробудил в ней интерес: из толстой бумаги, с королевской монограммой на обороте.

– Это от принцессы Луизы, – признала я. Казалось невозможным (и довольно бессмысленным) скрывать от нее этот факт.

Она приподняла брови.

– Неужели? В каких высоких кругах вы вращаетесь, мисс Спидвелл.

Стокер вновь закашлялся, но я послала ему испепеляющий взгляд.

– Тебе нужно что-нибудь выпить, – сказала я ему. – Будет глупо задохнуться от булочки.

Затем я повернулась к леди Веллингтонии.

– Мы познакомились с ее высочеством через сэра Фредерика Хэвлока. Вы же знаете, она скульптор, много общается с богемой.

– О да, знаю, – сказала она, задумчиво глядя на меня своими проницательными глазами. – Я часто жалею ее.

– Жалеете принцессу?

Она удивленно усмехнулась.

– Вы уже выросли из того возраста, когда верят в сказки, мисс Спидвелл. И, конечно, знаете, что жизнь королевской семьи совсем не такая, какой представляется нам. Это клетка, позолоченная, но все же клетка.

– Ее высочество говорила мне почти то же самое, – ответила я и сразу осознала свою ошибку, но было уже поздно.

Умные старые глаза сверкнули.

– Должно быть, вы очень сблизились с принцессой, раз она говорит вам такое. Об этом не беседуют с посторонними.

Я пожала плечами.

– Может быть, она просто была в таком настроении, что ей хотелось выговориться.

– Может быть, – сказала леди Веллингтония. – Царственные особы могут вести себя странно, а принцесса Луиза эксцентричнее многих. Она рассказывала вам о своем муже?

– Маркизе де Лорне? Мы виделись с ним мельком. Он мне показался очень приятным.

– Он известный дурак, – упрямо ответила она. – Но будет герцогом, а больше ничто не имеет значения. Лично я не встречала еще Кэмпбеллов, которые были бы благонадежны, но проблема Лорна не в этом.

– А какого рода проблемы у маркиза? – спросила я.

Она загадочно посмотрела на меня.

– Никаких доказательств, одни слухи, но очень настойчивые. Позволите сесть? – спросила она, указав на верблюжье седло, накинутое на специальную подставку.

– Может быть, вам будет удобнее в кресле? – спросила я, указывая на полуистлевший антикварный экспонат с широкой спинкой.

– Конечно, нет. На таком я преодолела всю Сирийскую пустыню. Оно навевает мне приятные воспоминания. Я хотела посмотреть на развалины Пальмиры, – сказала она мне, с потрясающей ловкостью устраиваясь в седле. – Представляла себя этакой Джейн Дигби. Вы знаете, кто это?

– Я слышала это имя, – ответила я. – Кажется, авантюристка?

Она строго взглянула на меня.

– Женщина, которая умела жить, – поправила она. – Имела четверых или пятерых мужей, последний был бедуинским шейхом. Мы были своего рода друзьями, я и Джейн, но она как-то неправильно восприняла мой роман с ее пасынком.

Я подавила смешок, а Стокер наклонил голову над булочками, покраснев до ушей. Леди Велли продолжила:

– Подобные истории могут повредить дружбе, понимаете? Бедняжка Джейн уже мертва: ушла лет пять-шесть назад. Она была лет на десять старше меня, но лично я собираюсь прожить до ста.

– Не сомневаюсь, что вам это удастся, – сказала я, а потом напомнила: – Вы говорили о маркизе Лорне.

Она задумчиво поджала губы.

– Да, так вот, ситуация здесь вышла очень неприятная. Луиза всегда была неугомонной, всегда выступала против правил и протоколов. Если вы спросите меня, я скажу, что она была ужасно избалована. Королева решила, что после свадьбы она как-то остепенится, и предложила ей несколько партий. Луиза выбрала Лорна – как меньшее из зол.

– Выглядит очень хладнокровным решением, – заметила я.

– Это просто королевская семья. Их союзы похожи не на браки, а на выведение породистых жеребцов. Но никакого выведения не получилось, у Луизы ничего не вышло. Ведь у них нет детей.

– Бесплодие – это трагедия для женщины, которая хочет иметь детей, – мягко заметила я.

Леди Велли постучала тростью по полу.

– Луиза не бесплодна! Просто у нее такой муж, который на нее даже и не смотрит.

– Маркиз к ней не расположен?

– Как изящно вы выражаетесь, девочка! В мое время мы говорили о таких вещах более открыто. Просто этот мужчина не вспахивает свою жену.

– Но почему нет? – спросила я. – Принцесса – приятная и красивая женщина. Она может принести на брачное ложе гораздо больше, чем многие другие принцессы.

– И этого было бы достаточно, если бы Лорн любил женщин.

Я заморгала.

– Вы говорите, что маркиз предпочитает мужчин в постели?

Она пожала плечами.

– Этого я не могу утверждать. Наверняка могу сказать лишь, что он предпочитает своей жене мужские компании. Распространяется ли это и на спальню, ведомо им одним. Когда она выбрала Лорна, поползли слухи. Принц Уэльский вспылил и сказал, что никогда не позволит своей сестре выйти замуж за этого мужчину, но не объяснил, почему. А без очевидной причины для разрыва помолвки королева предпочла сохранить все как есть. Кто-то говорил, что все возражения принца основывались как раз на наклонностях маркиза.

– Ведь это лишь домыслы, – возразила я.

– Но домыслы, которые никуда не деваются. Тлеет ли под всем этим дымом хоть одна искра настоящего пожара, – она пожала плечами, – кто знает? Может быть, проблема в том, что Луиза фригидна, или любит другого мужчину, или у Лорна дурной запах изо рта, или он слишком увлечен марками. Никто не знает, что на самом деле происходит под покровом брака. Но разговоры идут, ужасные сплетни. Говорят, Луиза приказала заложить кирпичами окна во дворце, чтобы помешать Лорну сбегать в Кенсингтон-гарденс на свидания с гвардейцами. Правда это или нет, но могу сказать вам, что Луиза не была с ним счастлива. А несчастливая жена – опасное создание.

Затем она замолчала, позволяя словам улечься. Но через минуту уже кивнула в сторону конверта.

– Почему бы вам не открыть его и не узнать, чего она хочет?

Не было смысла бороться с неизбежным. Я взяла рожок, который использовала вместо ножа для писем, и вскрыла конверт. Послание было написано решительным почерком на гербовой бумаге: «Приходите. Не медлите и никому не говорите. Л.».

Я убрала его обратно в конверт и широко улыбнулась леди Велли.

– Это лишь приглашение подписаться на пожертвования в благотворительной организации, которую она поддерживает.

Леди Велли в ответ натянула на лицо улыбку старого крокодила, много повидавшего на своем веку.

– Ну, раз вы так говорите, девочка моя, то кто я такая, чтобы сомневаться в ваших словах? – Она тяжело вздохнула и уперлась тростью в пол, чтобы спуститься с верблюжьего седла. Стокер тут же оказался рядом с ней, помогая ей встать на ноги.

– Спасибо, мой милый мальчик, – с нежностью сказала она. – Ты гордость своей матери или флота – никак не могу решить.

Он проводил ее до двери и вернулся, слизывая с губ остатки меда.

– А что на самом деле говорится в письме? – спросил он.

– Нас вызывают, – сказала я, протягивая ему конверт. Я склонила голову, пока он читал. – Стокер, меня не покидает странное чувство, что леди Веллингтония получает удовольствие от некой своей шутки, которая как-то связана со мной.

Он махнул рукой.

– Это просто ее манера общения. Она любит играть с людьми, а ты для нее – новый котенок.

– Котенок или мышка? – спросила я. Время покажет.

Мы прибыли в Кенсингтонский дворец, вновь следуя инструкциям, данным нам в прошлый раз. Принцесса появилась сразу же, как только дворецкий о нас доложил. Она не тратила времени на формальности, а спешно провела нас в свою личную гостиную, распорядившись по дороге, чтобы нас никто не беспокоил.

Она достала из рукава письмо и протянула нам.

– Прочтите, – велела она.

Оно было написано на простой бумаге, очень коряво, так, будто человек с хорошим образованием и красивым почерком тщательно пытался скрыть и то и другое. Один край листа сильно обуглился, и все письмо пахло дымом.

«Журнал у меня, – говорилось там без всяких приветствий. – Принесите в грот свои изумруды в полночь и ждите дальнейших инструкций. Никому не говорите – или я приму меры».

Я хотела отдать записку, но принцесса лишь отмахнулась дрожащей рукой: от гнева или страха – я не могла понять. Тогда я передала ее Стокеру, который молча ее рассмотрел. Мы не смотрели друг на друга, но я знала, что он думает о нашей неудачной поездке в Литтлдаун. Кто-то заполучил журнал после того, как я его выронила, и воспользовался случаем, чтобы извлечь из этого выгоду.

Мне не терпелось расспросить принцессу, но я понимала, в каком она состоянии. Она была натянута как струна, и от неловкого обращения с ней запросто могла случиться истерика. Поэтому я решила зайти издалека.

– Как пришла эта записка? – спросила я.

– С утренней почтой, среди других писем.

– А конверт?

Она поморщилась.

– Сожжен. Видите, я хотела уничтожить и письмо, поэтому все это бросила в камин. Потом поняла, что это глупо, и письмо успела вытащить. Но конверт уже было не спасти.

– Было ли на конверте что-то примечательное?

Она задумалась, у нее на лбу залегли складки.

– Почтовый штамп Центрального Лондона, но больше никаких пометок, кроме моего адреса.

– А надписано было правильно?

Она с горечью улыбнулась.

– Да, все нужные титулы были на нужных местах.

Я пока не хотела затрагивать вопрос с журналом, а она, очевидно, не собиралась сама об этом заговаривать. Я продолжала обходить эту тему стороной.

– О каких изумрудах идет речь в письме?

Она сцепила руки, крепко переплетя пальцы.

– У меня есть парюра[21], составленная из свадебных подарков, в которой: тиара с изумрудами и бриллиантами, подаренная мне родителями мужа, герцогом и герцогиней Аргайл, браслет – изумруды в окружении бриллиантов, а также подвеска – тоже изумруд с бриллиантами. Их я надевала на свадьбу – это был подарок от ее величества. В наборе и другие, не такие значительные, предметы, но эти – самые важные.

– И этому преступнику все о них известно, – задумчиво сказала я.

– Это известно всем, – раздраженно поправила она. – Эти подарки были изображены в каждой иллюстрированной газете по всей Британской империи. Мои свадебные портреты продавались повсюду, и на них эта подвеска была отлично видна.

– Предполагаю, что они все прекрасного качества.

– Естественно.

Настроение у нее было совершенно ужасным, но в общем ее нельзя было в этом винить. Она жила будто в аквариуме, какой бы блистательной ни была эта жизнь. И я вдруг поняла, почему леди Велли ее жалеет. Просто ужасно, что миллионы посторонних людей знают очень личные подробности твоей жизни, словно копаются в груде костей за банкетным столом в поисках лакомых кусочков.