Текст книги "Сборник статей 2008гг. (v. 1.2)"

Автор книги: Борис Кагарлицкий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 65 (всего у книги 75 страниц)

АМЕРИКАНСКАЯ РАЗВЕДКА: ВЛИЯНИЕ США В БЛИЖАЙШИЕ 20 ЛЕТ РЕЗКО СОКРАТИТСЯ

Ольга Панфилова

Политическое и финансовое влияние США в мире в ближайшие 20 лет резко сократится. Одновременно произойдет мощное усиление экономического потенциала России и Китая. Об этом говорится в докладе Национального совета по разведке (НСР) США, который был опубликован накануне, сообщает газета РБК daily.

Согласно прогнозу американских разведчиков, превосходство Америки перед другими странами будет подтачиваться с большой скоростью и затронет как политическую, так и экономическую сферу. «Пошатнувшаяся экономическая и военная мощь может вынудить США сделать трудный выбор между внутренними делами и международной политикой. Доллар может потерять свой статус уникальной мировой резервной валюты и стать первым среди равных в рыночной корзине валют», – отмечается в документе.

Второй державой в мире по экономическому и военному потенциалу станет Китай. Поднебесной будет дышать в затылок Индия, которая догонит КНР в демографическом плане и будет ненамного отставать в политическом и экономическом.

Россия, по мнению американской разведки, в обозримом будущем заметно упрочит свои позиции на мировой арене и «при сохранении существующих темпов роста Россия может превратиться в пятую по величине мировую экономическую державу». Благодаря нефтяному буму она займет эту позицию к 2017 году, прогнозируют аналитики.

НСР предрекает нашей планете массовый голод, вызванный неурожаями и сокращением площади плодородных земель. По прогнозу разведчиков, он больнее всего скажется на африканских странах, однако затронет также и север Китая.

Развитые страны, как США, члены Евросоюза и Япония станут жертвами катастрофического старения населения и депопуляции, где один работоспособный гражданин будет содержать трех пенсионеров.

Между тем директор Института проблем глобализации Борис Кагарлицкий скептически отнесся к докладу. По мнению эксперта, за последние 80 лет американские спецслужбы выпускали десятки подобных докладов, однако ни один из них не сбылся и наполовину. Таким образом, они попросту выбивают деньги на свои ведомства, полагает Кагарлицкий.

© 2008, NR2.Ru, «Новый Регион», 2.0

ПЕРВЫЕ РЕЗУЛЬТАТЫ КРИЗИСА УЖЕ ЕСТЬ…

У микрофона – ведущий Игорь Гмыза.

Гость в студии – известный социолог, директор Института глобализации и социальных движений Борис Юльевич Кагарлицкий. Разговор с ним посвящён социальным аспектам того финансового кризиса, который сегодня обрушился на россиян; в том числе вопросам о том, какие социальные последствия он принесёт жителям нашей страны и как их можно будет преодолеть.

– Все сейчас говорят и пишут о кризисе. На людей это начинает постепенно действовать. Они боятся, что что-то нехорошее может случиться с банками, или того, что инфляция лишит их сбережений. Можно ли уже считать, что кризис дошёл до простых людей?

По мнению Б. Кагарлицкого, кризис пока не обрушился на россиян, он ещё подползает, ходит вокруг. В массовом сознании ощущения очень двусмысленные. С одной стороны, все понимают, что кризис – это очень серьёзно. Но есть и вторая сторона этого вопроса. Люди понимают, что всерьёз, но не понимают, что это такое. То есть, что такое новое, неприятное, подозрительное начинается. И россияне действительно боятся за банки, боятся за свои сбережения, причём не могут понять, в какой валюте их держать. Только все начали от доллара убегать и вложились в рубли, как тут же рубль начал падать по отношению к доллару. Народ сегодня колеблется, бежать ли ему опять за долларом и перестать покупать евро. Б. Кагарлицкий уверен, что обыватель в итоге проигрывает каждый раз. И это, к сожалению, неизбежно.

Нынешняя ситуация похожа на ситуацию из книги «Алиса в Зазеркалье», когда королева говорила, что для того, чтобы остаться на месте, нужно всё время очень быстро бежать. Одно дело, когда человек занимается только валютными операциями, отслеживает все детали и тренды, и то очень часто профессионалы просчитываются, да ещё как, на миллионы долларов.

А средний человек, который и так не большой спец в валютных операциях, что? Должен каждый день следить за трендами, всё подсчитывать и в какой-то момент решить, что наступил тот самый миг, когда надо перекладывать все его деньги, какие-то 862 доллара, срочно в евро. Не получится. У простого человека нет ни информации, ни моральных, ни психологических сил, ни элементарного времени. Естественно, обыватель будет всегда опаздывать по отношению к трендам, и он будет терять.

Б. Кагарлицкий рассказал, что когда его спрашивают, что лично он будет делать в нынешней ситуации, он обычно отвечает, что ничего не делает, потому что знает, что все равно обречён какие-то деньги потерять, поэтому будет пытаться делать лишь то, что поможет ему потерять денег поменьше.

– Получается, что ощущение, что что-то грядёт, что-то уже подползло, есть, но не понятно что. То есть, всё-таки кризис ещё не дошёл до простых людей, не коснулся их. Когда коснётся, то в чём всё это выразится?

Как считает гость в студии, первые результаты кризиса уже есть. Пошли увольнения. Они пока не массовые, по большей части происходят в тех социальных группах, где люди были относительно привилегированными. Кое-где управленческий персонал начали сокращать, работников гламурных журналов.

В банках стали сокращать администраторов, которые сидели на входе и нажимали кнопочку, в какую очередь направиться посетителю. Охрану кое-где начали сокращать, но примерно это происходит так: где-то были две проходные, оставили одну и теперь там меньше охранников сидит. Но это всё пока ещё не массовое явление.

Кроме того, наблюдается и другая тенденция. Люди, которые привыкли к тому, что им регулярно повышают зарплату, вдруг обнаружили, что им повышать зарплату больше никто не собирается. Если ещё год назад они рассчитывали на повышение, то теперь у них повышения не будет. Но это тоже еще не смертельно.

Как думает Б. Кагарлицкий, серьёзно проблемы скажутся примерно через полгода или чуть ранее, когда начнутся серьёзные сокращения персонала у многих компаний. И следующая волна наступит ещё где-то через пять месяцев, к концу 2009 года, когда начнут закрываться сами компании. Вот это станет самым серьёзным и неприятным, потому что, когда сокращают персонал, компании всё-таки стараются свой основной персонал, ядро, квалифицированных рабочих, хороших инженеров и менеджеров удержать и сохранить, жертвуя при этом гастарбайтерами. Но на следующем этапе, когда закрываются целые компании, под нож идут все. И это самый тяжёлый и неприятный этап кризиса…

Окончание беседы слушайте в аудиозаписи программы «Особое мнение» на «Радио России»

radiorus.ru

РАЗГОВОР С ЧИНОВНИКОМ

Сейчас я признаюсь в ужасном грехе: у меня есть знакомые чиновники. Сразу несколько. И некоторые из них по-настоящему высокопоставленные. Страшный, конечно, факт в биографии оппозиционного публициста, но что есть, то есть…

В общем, захожу я недавно к одному из моих знакомцев и нахожу его в состоянии страшно удрученном. Нет, жаловаться на жизнь у представителей российского начальства вполне принято, и сетования в стиле «хорошо вам, интеллектуалам, можете говорить всё, что вздумается» я уже не раз выслушивал. Почему-то на встречное предложение немедленно поменяться местами собеседники не реагировали.

Однако на сей раз что-то совсем другое было. За столом напротив меня сидел человек, действительно испытывавший острейшую тревогу и недоумение. Разговор почти сразу же перешел на кризис, после чего мой собеседник принялся ожесточенно ругать власть. Мол, 8 хороших лет впустую потратили, нефтяные деньги разбазарили, а сегодня что ни решение, то ошибка. Тут всем досталось, и президентам, и премьерам, и коллегам по соседним кабинетам.

В общем, всё плохо, а потом будет хуже.

Реальные настроения чиновников сегодня разительно контрастируют с успокоительными официальными заявлениями, которые мы слышим по каждому поводу. Впрочем, сами эти заявления становятся всё более противоречивыми. То нам говорят, что девальвации не будет, то сообщают, что решение о ней уже принято, то уговаривают, что ничего подобного в виду не имелось. То обещают защищать отечественную промышленность, то ссылаются на промысел свободного рынка, который нам всё своей невидимой рукой исправит. То гневно сообщают о том, что приостанавливают переговоры о вступлении в ВТО, то хвастаются успехами, достигнутыми на этих самых (вроде бы приостановленных?) переговорах.

На самом деле, за колебаниями власти стоит не только растерянность и непоследовательность, но и отсутствие единства. В марте 2008 года на фоне непрерывно растущих цен на нефть правящие круги раздавали направо и налево либеральные обещания, намекая на возможность серьезных уступок оппозиции и теша Запад перспективами политического сближения. В августе столкновение с Грузией спровоцировало не только поток антизападной и антилиберальной риторики, но и ряд решений, явно свидетельствовавших если не о повороте влево, то во всяком случае о формировании нового международного курса: отказ от переговоров о вступлении в ВТО, сближение с Венесуэлой Уго Чавеса и совместные с ней военные маневры превращали кремлевских лидеров почти что в антиглобалистов. Но прошло всего несколько месяцев, и под влиянием финансового кризиса и дешевеющей нефти правительство шарахается в противоположную сторону, стараясь во что бы то ни стало угодить западной элите и копируя все её шаги (точнее, добросовестно повторяя все её ошибки). На фоне всего этого звучат слова о том, каким ужасом была бы чревата для России парламентская система, и предпринимаются срочные инициативы о продлении срока президентских полномочий, о чем ещё в сентябре никто даже теоретических разговоров не вел. При этом, однако, политика предыдущего этапа не отменяется, не критикуется и даже не переосмысливается. Потому обещание срочно вступить в ВТО сочетается с таким же остающимся в силе обещанием туда не вступать, солидарность с Западом сочетается с продолжением антиамериканской риторики, и либеральные политические идеи как-то переплетаются с откровенным стремлением укрепить авторитарные структуры.

Власть, понятное дело, маневрирует. Причем неудачно, нелогично и непродуманно. Но от таких маневров потеряли бы строй даже знаменитые гренадеры Фридриха Великого. А российский чиновничий аппарат отнюдь не похож на прусский пехотный батальон. Он не может перестраиваться с такой скоростью. На каждом повороте возникают проблемы. Власть начинает какие-то программы, которые потом оказываются в противоречии с её собственной деятельностью, затевает пропагандистские кампании, явно диссонирующие с её собственными новыми заявлениями. В итоге на каждом повороте кого-то теряют, кто-то перестает понимать, что происходит, кто-то просто деморализуется и отказывается предпринимать хоть что-то.

Бюрократия – система инерционная, с ней просто нельзя так обращаться. Поскольку же высшее начальство оценивает нарастающий аппаратный хаос не как результат собственной неэффективной деятельности, а как следствие некомпетентности исполнителей, то начинаются и кадровые перестановки, грозящие перерасти в настоящие чистки. Ясное дело, это только усиливает деморализацию чиновников. Мало того что бюрократы перестают понимать, что происходит, они и в собственном будущем не уверены. Соответственно ослабевает и их лояльность к вышестоящим чинам. Многие начинают задумываться о смене работы или о том, чтобы затеять собственную игру.

В таком бюрократическом государстве, как у нас, распад или деморализация аппарата управления чреваты самыми драматичными последствиями. Паника и растерянность чиновников куда опаснее для государства, нежели происки его злейших врагов.

Уроки прошлого в этом смысле более, чем поучительны. Ведь нечто подобное царило в бюрократическом аппарате императорской России и в Советском Союзе в последние год-полтора их истории.

Только не подумайте, будто я на что-то намекаю!

Специально для «Евразийского Дома»

ДИНОЗАВРЫ И ИСПЫТАНИЕ КРИЗИСОМ

Левые настолько привыкли к роли безнадежных критиков, что не слишком готовы сказать что-то новое. «Да, вы были правы! – признают вчерашние противники. – Но теперь, когда мы в тупике, подскажите, что делать!» В ответ невнятное мычание.

Для большинства мировых правительств нынешний кризис оказался не столько испытанием, сколько разоблачением. В годы хозяйственного подъема легко хвастаться собственной мудростью и прозорливостью, предсказывая самим себе непрерывные успехи и светлое будущее. Но дальше всё было, как в одном из знаменитых скетчей Аркадия Райкина: «Грянула эволюция, эволюция грянула». В общем, всё оказалось совсем не так, как считали динозавры.

Хотя надо отдать должное общественному мнению в большинстве стран, оно отнеслось к идеологическому провалу правительств снисходительно. В Соединенных Штатах, конечно, избиратель наказал Республиканскую партию, но отнюдь не только за экономические провалы, а за всё сразу. За войну в Ираке, за развал системы здравоохранения, за бескультурье и тупость её администрации. А вот в Британии или в Германии с приходом кризиса положение правительства даже улучшилось. Гордон Браун в Лондоне уже готовился «с вещами на выход», ан нет, избиратели опять начали голосовать за лейбористов. В Германии та же картина – популярность Ангелы Меркель скорее выросла на фоне снижающегося рейтинга социал-демократов, которые пытаются в одно и то же время быть и партнерами по правящей коалиции, и главной оппозиционной партией.

Разумеется, если кризис продлится (а он ещё как продлится), то отношение публики к политикам станет куда менее доброжелательным. Но на данный момент европейский избиратель прекрасно понимает, что заблуждался вместе со своими лидерами. Несомненно, ему лгали, выдавали желаемое за действительное. Но он и сам был обманываться рад, сам бросался на все дешевые приманки, тешил себя иллюзией бесконечного роста потребления. Короче, был соучастником и сторонником той политики, которая сегодня привела к кризису. А потому добропорядочный гражданин винит себя ничуть не меньше министров. И, надо отдать ему должное, в этом он безусловно прав.

Между тем сами правительства проявляют завидное стремление исправиться. После 20 лет бесконечного повторения неолиберальных экономических аксиом (рынок, частная инициатива, приватизация) государственные чиновники резко меняют ориентацию, национализируют банки, вводят меры по регулированию рынка, инвестируют крупные суммы правительственных денег в реальный сектор экономики. Эти меры оказываются достаточно результативными в краткосрочной перспективе. Но они не решают главного вопроса – преодолеть кризис не удается.

Возникает парадокс: рынок привел к кризису и продолжение прежней политики означает превращение неприятностей в катастрофу. Однако все меры из арсенала государственного экономического регулирования, применяемые для борьбы с кризисом, оказываются не более чем разными дозами болеутоляющего лекарства.

В такой ситуации правящие круги с надеждой обращаются к критически мыслящим левым интеллектуалам, которых они сами ещё год назад почитали людьми совершенно несерьезными, не заслуживающими внимания и даже вредными. А вот «грянула эволюция, эволюция грянула»… В общем, если господа провалились, пусть выручают товарищи.

Увы, у товарищей свои проблемы. Они за полтора десятка лет настолько привыкли к своей роли безнадежных критиков, которых никто не слышит, что сегодня не слишком готовы сказать что-то новое. «Да, вы были правы! – признают вчерашние противники. – Мы это признали. Мы увидели вашу мудрость! Но теперь, когда мы все уж зашли в тупик, подскажите, что делать!»

В ответ невнятное мычание на тему «мы же вас предупреждали».

Растерянность критических мыслителей можно понять. Представьте себе врача, которого годами не подпускали к больному, да и вообще лишили практики. А теперь вдруг, когда больной уже в коме, врача призывают назад и требуют немедленно сообщить рецепт эффективного лечения. Увы, нет такого рецепта. Кризис живет своей жизнью, и в нем есть собственная внутренняя логика. Раз уж он разразился, то не остановится, пока не исчерпает свой ресурс разрушения. И пытаться его остановить на ранней стадии – обрекать себя на неудачу.

Вопрос не в том, как избежать падения (никак не избежать), а в том, как потом выбираться со дна. Вот для этого действительно понадобятся новые идеи, потребуются меры по изменению структуры экономики и общества. Причем идеи могут оказаться совершенно разные.

К изумлению левых интеллектуалов, правительства в готовности применить государственное вмешательство пошли куда дальше, чем готовы были рекомендовать самые радикальные левые публицисты. Нужда заставила. Но никаких причин называть это социализмом, конечно, нет. Вопрос стоит о том, чтобы изменить характер государства, принципы и методы управления, сделать оказавшуюся в его руках собственность действительно общественной, служащей общим целям, а не просто интересам всё той же узкой группы лиц, которая сначала довела дело до полного краха, а теперь пытается на этом крахе ещё и нажиться. Иными словами, кризис поставил вопрос о демократизации и смене элит.

Собственно говоря, в этом и состоит социально-историческая функция кризиса. Если бы эволюцией управляли динозавры, мы вряд ли имели бы шанс появиться на планете в качестве разумных млекопитающих. И даже само признание динозаврами необходимости и неизбежности эволюции не делает их «эффективными менеджерами» по воплощению в жизнь её принципов.

История революционных преобразований очень часто начинается с того, что ещё при старом режиме высшие политики осознают необходимость перемен, даже начинают планировать и проводить некоторые меры, соответствующие уже требованиям новой эпохи. Собственно, на этом основании задним числом консервативные историки и политологи начинают доказывать, что революция и не нужна была, всё и так шло в нужном направлении.

Однако не получается. Происходят катаклизмы, и струю элиту отстраняют от власти (хорошо, если ещё напоследок не гильотинируют). Беда старой элиты не в том, что она не хочет внедрять новое, а в том, что не может. Она сама оказывается препятствием для успешной реализации ею же провозглашенной политики, не справляется с собственными задачами. Люди, структуры, навыки – всё не подходит. Потому и меняют.

Традиционные элиты сильны тем, что их некем заменить, что только они располагают знанием и опытом, а главное – общественной известностью и политической опорой. Но, как показывает история, в неразберихе кризиса постепенно возникают и новые лидеры, и новые структуры. И зачастую это далеко не те, на кого могло упасть «подозрение» в прошлый, благополучный период. Знакомые лица уходят в прошлое, а им на смену приходят новые, незнакомые. И не всегда самые привлекательные.

Американское общество, инстинктивно почувствовав потребность к обновлению, сделало ставку на самого молодого, самого нетипичного из кандидатов, направив в Белый дом человека, вообразить которого в Овальном кабинете никто всерьез не решился бы ещё года полтора назад (думаю, сам Барак Обама, начиная свою кампанию, не ожидал, что она может реально кончиться избранием на высший пост в стране). Но тот же Барак Обама, оказавшись в Белом доме, окружает себя традиционными фигурами из старой политической гвардии, тем самым становясь заложником вымирающих динозавров.

Между тем проблема больших перемен, вставшая сейчас перед Америкой, рано или поздно встанет во всех ведущих странах. Драматизм новой, начинающейся у нас на глазах эпохи не в экономических трудностях, а в том, что преодоление этих экономических неурядиц потребует по всему миру перемен в первую очередь социальных, политических и идеологических. Перемен не менее радикальных и масштабных, чем те, что привели на рубеже 1980-х и 1990-х годов к исчезновению из мировой истории «советской системы» со всеми её атрибутами и структурами.

Сегодня то же самое происходит с капитализмом.

Будет это концом капиталистической системы или нет, прогнозировать невозможно. Но можно вслед за немецким философом Эльмаром Альтфатером повторить: «Это конец капитализма, как мы его знаем».

ГЛОБАЛЬНАЯ ЛОМКА

Главная тема сегодня – мировой кризис. Всех волнует, насколько серьезным он будет, надолго ли затянется и каковы будут его последствия. При этом, по данным ВЦИОМа, в 79% случаев россияне затрудняются назвать причины кризиса. Однако, не поняв причин, невозможно здраво рассуждать и о последствиях.

Между тем следует признать, что различные экономисты и аналитики недалеко ушли от простых россиян. Их рассуждения об истоках кризиса довольно противоречивы и хаотичны. Единства мнения нет, следствия часто выдаются за причины, а желаемое за действительное. В поисках истины «Наши деньги» пообщались с рядом экспертов, представляющих зачастую противоположные взгляды на проблему. Мы уверены в том, что только глобальный взгляд поможет нам понять истинный масштаб происходящего и не оказаться в плену иллюзий. В этом номере мы публикуем точку зрения Бориса Кагарлицкого, директора Института глобализации и социальных движений (ИГСО; до 2006 года назывался Институтом проблем глобализации). Еще в июне эксперты ИГСО выпустили доклад, в котором изложили свою точку зрения на возможное течение кризиса. Как мы теперь понимаем, практически все их прогнозы на осень, которые в те благостные времена казались почти невероятными, уже сбылись. Оттого еще более интересными становятся довольно жесткие рассуждения Бориса Кагарлицкого.

– Итак, в чем, по-вашему мнению, причины мирового кризиса?

– Аналитики в большинстве своем объясняют негативные процессы в мировой экономике последствиями ипотечного кризиса в США. По их мнению, кризис вызван просто коллективными ошибками руководства ряда компаний и завершится, как только ситуация в финансовой сфере поправится. Аналогичной позиции придерживаются практически все правительства. Однако подобные оценки чрезвычайно поверхностны.

– Почему?

– Потому что истинные причины гораздо глубже.

– И в чем они заключаются?

– Придется начать издалека. Видите ли, мировая экономика после Великой депрессии 1929-1933 годов прошла несколько стадий развития – так называемых повышательных и понижательных волн по Кондратьеву (Н.Д. Кондратьев, великий русский ученый-экономист, лауреат Нобелевской премии. – Ред.).

С 1933 по 1948 год имела место понижательная волна (что это такое – см. подверстку «По волнам экономики»). Потом вплоть до 1973 года продолжалась повышательная волна, характеризовавшаяся удорожанием рабочей силы и капиталов, а также активным технологическим обновлением производства. В этот период растущая европейская и американская промышленность испытывала потребность в рабочей силе, которая ввозилась из стран периферии. В западном обществе реализовывались принципы социального государства. Резко возрос образовательный уровень населения, высшее образование стало массовым. Однако к началу 1970-х годов глобальная хозяйственная система оказалась в тупике. В немалой степени новый кризис возник из-за страхов деловой элиты перед возросшей силой организованных рабочих. Большую роль сыграли события во Франции 1968 года, массовые выступления в США. Вместе с тем произведенная в бывших колониях модернизация открывала широкие возможности для использования ресурсов периферии по-новому.

По итогам четырех экономических кризисов: 1969-1971, 1973-1975 (отмеченного скачком цен на нефть и высокой инфляцией), 1978-1980 и 1981-1982 годов в глобальном хозяйстве произошли качественные изменения – повышательная волна сменилась понижательной. Начался массовый перенос промышленности из индустриально развитых стран в зону мировой периферии, ставшую к 2008 году не сырьевой, а промышленной. Одновременно политика технологического переоснащения индустрии со ставкой на высококвалифицированных работников сменилась ориентацией на дешевую рабочую силу в странах третьего мира. Успешность новой политики обеспечило быстрое развитие коммуникационных технологий, прежде всего связанных со сферой управления: компьютеры, Интернет, спутниковая связь. Резко возросла скорость перемещения капиталов, возникли электронные деньги. Национальные монополии из первого мира превратились в транснациональные корпорации. Новая хозяйственная эпоха получила название финансовой глобализации.

В результате целые регионы планеты превратились из аграрных в промышленные. Пространство рыночных отношений расширилось, рабочая сила оказалась дешевле промышленных технологий.

Производимые в странах периферии товары должны были продаваться в центре – развитых западноевропейских и североамериканских странах. Но по мере выноса из них производства потребительские возможности населения уменьшались, лишь очень ограниченно компенсируясь «новой экономикой»: сферой услуг и информационных технологий. Рост потребительских рынков стран промышленной периферии не мог покрыть растущий дефицит спроса.

Высокие прибыли корпораций, полученные в результате жестокой эксплуатации бесправных рабочих третьего мира, обеспечили удешевление капитала, что позволило откладывать системный кризис за счет беспрецедентного распространения потребительских и ипотечных кредитов. Однако этого ресурса оказалось достаточно для поддержания экономического роста в глобальной системе лишь до 2007 года.

– То есть до момента, когда разразился ипотечный кризис в США… Почему все было хорошо и вдруг – бац! – посыпалось?

– О приближении мирового экономического кризиса свидетельствовал целый ряд фактов. Рост производства в новых промышленных странах должен был прежде всего обслуживать потребление в богатых США и ЕС. Однако в связи с выносом из этих старых промышленных стран многих производств в них неуклонно снижалась реальная заработная плата, усиливалась тенденция к неполной и нестабильной занятости. «Хорошие рабочие места» в первом мире заменялись низкооплачиваемыми в странах периферии, где не имелось профсоюзов, социального и трудового законодательства. Если во времена так называемого социального государства периода 1949-1973 годов политика занятости, проводимая правительствами, в сочетании с высокими пособиями по безработице обеспечивала устойчивый спрос при стабильном жизненном уровне, то в современной западной экономике даже для работающих семей характерна тенденция к нестабильности доходов.

За период 1982-2008 годов в старых индустриальных странах возросло число работающих женщин, что (в отличие от 1950-1960-х) стало семейной нормой. Трудящиеся оказались вынуждены чаще перерабатывать или сочетать несколько работ, чтобы сохранить свой материальный достаток. Таким образом, при снижении средней заработной платы в расчете на одного человека средний доход семьи в США и многих других западных странах в течение некоторого времени продолжал расти. Однако уже в конце 1990-х годов процент людей, относимых к среднему классу, начал понемногу сокращаться.

– И какое это имеет отношение к кризису?

– На протяжении двух десятилетий не только потребление в США, но и рост мировой экономики поддерживались за счет кредитования населения. Доступность кредитов обеспечивали высокие прибыли корпораций. Однако возникало противоречие между производственными и потребительскими рынками. Вынос производства из первого мира объективно понижал потребительские возможности последнего. Но полученные в третьем мире прибыли позволяли кредитовать средние слои западного общества. Неминуемо происходившее обострение этого противоречия по мере все большего переноса промышленности из центра мировой экономики на периферию не могло не привести к глобальному кризису, более тяжелому и более сложному, чем обычные кризисы перепроизводства (рецессии), происходящие каждые 10 лет.

Новый мировой кризис открылся обрушением кредитной пирамиды в США, потребительском центре планеты (на США приходится до 40% глобального потребления). Массы американцев оказались не в состоянии приобретать прежнее количество товаров на свои доходы, снижавшиеся с начала 1980-х годов. В 2007 году в Штатах разразился кризис неплатежей – «народный дефолт». В его ходе частные лица, не располагая достаточными средствами, задерживали или прекращали выплаты по банковским кредитам. Этот кризис наложился на крайнее финансовое ослабление американского государства, все менее справлявшегося с ролью глобального гегемона. Долларовая эмиссия, которой правительство Буша старалось покрыть военные расходы, лишь ускоряла процесс ослабления потребительского рынка США. Ресурс поддержки потребления за счет банковского кредитования был практически исчерпан – население стало неспособно оплачивать даже минимальные проценты. Банковский сектор охватил кризис; информация о понесенных компаниями убытках привела к первым обвалам на бирже, а затем и к дестабилизации всех фондовых рынков планеты. На протяжении некоторого времени негативный эффект американской инфляции компенсировался способностью растущей мировой экономики поглощать избыток американских долларов. В частности, в условиях падения спроса в Северной Америке и Европе возросло значение стран, располагающим большими внутренними рынками – прежде всего России, Бразилии и Индии. Хозяйственный рост в них мог продолжаться даже некоторое время после начала кризиса. В условиях спада потребления в США «новые гиганты» превращались в центр притяжения капиталов, возрастающая доля которых оставалась спекулятивной. Но это не могло продолжаться бесконечно.

– Насколько серьезным будет кризис?

– Очень серьезным. В силу своей природы, обусловленной вызвавшими его противоречиями, кризис призван совершить качественные изменения в мировой хозяйственной системе, вернув ей эффективность.

Во время последней понижательной волны в деловом мире господствовала доктрина дешевой рабочей силы. Считалось, что конкурентоспособность предприятий и национальных экономик напрямую зависит от величины заработных плат и дешевизны национальных валют. Предполагалось, что чем эти показатели ниже, тем эффективней экономика. Однако в условиях глобальной девальвации валют падение цены на рабочую силу вступило в противоречие с ее потребительской функцией. Для снятия этого противоречия требуется скачок в производительности труда, означающий техническую революцию в индустрии.

– В таком случае по какому сценарию может развиваться глобальный кризис?

– На 2009-2010 годы, вероятно, придется период наибольшего экономического падения. Несмотря на единство мировых хозяйственных процессов, остановка промышленности будет происходить на планете неодновременно и неравномерно. Запоздалая и хаотичная реакция правительств не позволит остановить негативные процессы в экономике. Если системные меры по разрешению противоречий, вызвавших кризис, не будут приняты в 2009-2010 годах, после завершения падения начнется депрессия, которая может продлиться до 2013 года. В результате предельного спада в мироэкономике можно ожидать общемирового сокращения числа производимых промышленных товаров и сельскохозяйственной продукции на 25-45% и более. Структура общественного потребления также изменится, что будет иметь далеко идущие последствия.