Текст книги "Сборник статей 2008гг. (v. 1.2)"

Автор книги: Борис Кагарлицкий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 31 (всего у книги 75 страниц)

Итоги и надежды

На культурном уровне, впрочем, события 1968 года оставили очень глубокий след – прежде всего на Западе. Поменялось многое – от доминирующих стилей в музыке до отношения к сексу. Общество стало на повседневном уровне куда более демократичным, но неолиберальная волна, поднявшаяся в 1980-е, смыла многие из подобных достижений с удивительной легкостью. После «студенческой революции» развились интерес к экологии и мода на феминизм, хотя ни то, ни другое само по себе не было частью духовного арсенала «новых левых».

В общем, можно сделать грустный вывод, что, с одной стороны, немногие общественные движения были столь глобальны, как движения 1968 года, но, с другой стороны, трудно представить себе хоть одно историческое движение, которое, будучи сопоставимо по масштабам, оставило бы столь незначительные реальные последствия.

После 1968 года остался очень красивый миф.

Но миф – он и есть миф.

Можно ли упрекать участников борьбы в том, что они потерпели поражение? Может быть, дело не в их слабости, а в том, что мир был не готов к восприятию их идей, которые еще отразятся на нашей жизни в будущем? И все-таки, как бы ни оценивать последствия тех событий, трудно отделаться от мысли, что в 1968 году мы видели грандиозный упущенный шанс одновременного общественного изменения на Востоке и Западе. В этом смысле 1989 год не имел ничего общего с ситуацией, сложившейся за двадцать один год до этого, даже если идеологи бархатных антикоммунистических революций постоянно ссылались на эту историю. В 1968 году попытки реформировать восточноевропейское общество не просто совпали по времени, но и вошли в резонанс с натиском «новых левых» и рабочего движения на западный капитализм. Одновременный успех этих движений мог породить какое-то новое качество, общество, построенное на куда более гуманных и демократических принципах, нежели то, в котором мы живем сегодня.

Впрочем, именно поэтому тогдашние движения и были с равной эффективностью подавлены в обеих частях Европы. Победа консервативного начала на Востоке и на Западе была первым этапом реальной, а не воображаемой, конвергенции. Следующим этапом стала приватизация, уничтожение социального государства и замена демократии на опускание бюллетеней в урну.

Те, кто победил в 1968 году, победили и в 1989, и в 1991, и в 1993 годах. Они продолжают, под разными именами и ярлыками, торжествовать и сегодня. Однако отсюда не следует, будто так было и будет всегда.

Удивительное обаяние событий 1968 года именно в том, что они заставили людей – пусть ненадолго – вообразить (пока только вообразить) себя творцами истории. Мгновенное прозрение, поразившее миллионы людей, обернулось политическим и культурным взрывом такой силы, что правящим элитам Востока и Запада потребовалось полтора-два десятилетия, чтобы окончательно справиться с его последствиями. Завершив работу по выкорчевыванию проявившихся в тот момент ростков свободы, они могли двинуться дальше по пути «экономического прогресса и потребительского процветания».

Сейчас, когда все более видно, в какой тупик ведет этот путь, и какой всесторонней реакцией оборачивается этот прогресс, пора осмотреться вокруг и выяснить, может быть, на выжженной буржуазной реставрацией почве где-то все-таки сохранились подобные ростки?

© 2007-2009 «Русская жизнь»

АМЕРИКАНСКИЙ МАРАФОН

Затянувшиеся праймериз демократов в США развиваются по канонам посредственной мыльной оперы. Всякий раз, когда вам кажется, что развязка уже практически наступила, новый поворот сюжета отодвигает ее еще на несколько серий, ничего, однако, не меняя по существу.

Если нам хочется знать финал, мы обречены досматривать представление, хотя оно уже порядком наскучило.

Однако борьба между демократическими кандидатами отнюдь не остается без последствий для американского общественного мнения. Несколько месяцев назад все наблюдатели, сравнивая стремительный успех Джона Маккейна среди республиканцев с разбродом и политическим параличом в стане демократов, говорили о восстановлении престижа нынешней правящей партии, то сегодня картина далеко не столь ясна.

Парадоксальным образом бесконечная и отчаянная борьба внутри Демократической партии дала Бараку Обаме политический капитал, о котором раньше он мог бы только мечтать.

Год назад общественное мнение как вне, так и внутри Демократической партии было настроено по отношению к Обаме крайне скептически. Его первоначальные успехи свидетельствовали не столько о популярности восходящего политика, сколько о раздражении, которое вызвала у избирателей миссис Клинтон со своей искусственной улыбкой и откровенно демагогическими речами. Если в 2004 году демократов объединил лозунг «Anyone but Bush!» («Кто угодно, только не Буш»), то в 2008 значительная часть партии готова была голосовать по принципу «Anyone but Clinton».

Самому Обаме это авторитета не добавляло, причем для многих избирателей он смотрелся чем-то вроде очередного политтехнологического продукта, выставленного на продажу ради тестирования новых, раньше не использованных возможностей рынка. Что он представляет собой как личность и как политик, никто толком не знал, в чем состоят его взгляды, никого особенно не интересовало, поскольку не было уверенности, что какие-либо политические взгляды у него вообще есть.

Если бы в ответ на успех Маккейна аппарат демократов сделал решительный выбор в пользу Обамы, а Хиллари Клинтон хватило ума сойти с дистанции, так всё и оставалось бы. Но, увы, партийные функционеры и бывшая первая леди проявляли тупое упрямство, явственно демонстрируя пренебрежение настроениями общества. Они были уверены, что бюрократические методы контроля в сочетании с большими финансовыми вложениями помогут преодолеть любую неприязнь публики. И нельзя сказать, что они совершенно ошибались. Ведь несмотря ни на что Клинтон продолжает выигрывать выборы то в одном, то в другом штате. Однако выигрывает она исключительно за счет голосов «болота» – людей, которые лишь поверхностно интересуются политикой. Политизированные сторонники демократов и активисты партии давно отвернулись от нее. И чем более Хиллари Клинтон упорствует, тем более актив партии сплачивается вокруг Обамы.

Упорное нежелание Хиллари Клинтон уступать под давлением общественного мнения сделало Обаму символом и выразителем настроений общественности. Возможно, год назад, на раннем этапе президентской гонки, он даже сам не представлял себе, как обернется дело, на какие силы и тенденции в партии ему предстоит опереться. Но надо отдать должное восходящему политику: он понял свою роль, прочувствовал ее и с каждым днем играет всё лучше.

По мере развития праймериз апатия и презрение, которые испытывали демократы по отношению к своим лидерам, сменились заинтересованностью, а потом и душевным подъемом. Сегодня Барак Обама не просто известен каждому мало-мальски политизированному американцу, но и вызывает энтузиазм у растущего числа активных сторонников. Ему удалось преодолеть недоверие и неприязнь афроамериканцев, которые первоначально видели в нем белого парня с черной кожей, завоевать симпатии левого крыла партии, считавшего его очередным карьеристом, представителем истеблишмента. При этом он сохранил и укрепил связи в традиционной партийной элите, заставляя трезвомыслящих функционеров и экспертов сделать на него ставку. От правого Збигнева Бзежиского до леволиберальных авторов нью-йоркской The Nation актив демократической партии видит в нем нового лидера, который способен сломить республиканцев и обеспечить перемены.

«Перемены!» («Change!») – общий лозунг, пока еще совершенно размытый, абстрактный и двусмысленный, но уже наполняющийся эмоциональным содержанием и заряжающий людей верой в какое-то светлое будущее, которое наступит после того, как Белый дом покинет последний представитель администрации и семейства Бушей.

«Конец клановой политике в Америке! – восклицают популярные газетные обозреватели. – Нам надоели Буши и Клинтоны! Мы хотим перемен!»

«Настало время защищать американского производителя! Нам нужна администрация, которая будет думать о рабочем человеке! – поддерживают профсоюзные лидеры. – Пора прекратить китайский демпинг, закрыть рынок от товаров, которые делают полуголодные азиаты под присмотром тоталитарной полиции! Мы хотим перемен!»

«Настало время выводить войска из Ирака! Мы устали от войны! Мы не хотим больше получать цинковые гробы из Азии! – заявляют пацифисты. – Перемен! Мы хотим перемен!»

Жаль, никто еще не перевел на английский знаменитую песню Виктора Цоя, сейчас она стала бы хитом в Америке.

Наступят ли ожидаемые перемены после выборов – вопрос открытый. Получат ли сторонники перемен то, чего ждут, а главное, получив, обрадуются ли результатам? Всё это далеко не очевидно. Легко можно заподозрить, что складывающаяся вокруг Обамы сегодня широкая коалиция, скорее всего, окажется крайне неустойчивой и даст трещину при первых же попытках реализовать на практике хоть часть предвыборных обещаний. Не так-то легко будет удерживать в добром согласии либеральных буржуа, профсоюзных лидеров, циничных функционеров, высоколобых интеллектуалов, левых идеалистов и прагматиков правого центра, пацифистов и экологов.

И всё же на сегодняшний день все они возлагают свои надежды на Обаму и связывают с его именем свои представления о переменах. Барак Обама стал реальным политическим лидером, способным на самостоятельную борьбу. Ему удалось то, что не удавалось прежним бунтарям в рядах Демократической партии – он сумел не только развить свою кампанию вопреки противодействию партийного аппарата, но, судя по всему, он имеет шанс и подавить это сопротивление, нанести поражение аппарату, расколоть его. Такого пока не удавалось никому. Даже Джордж Макговерн, единственный радикал, добившийся партийного выдвижения на пост президента, не сумел справиться с аппаратом и пал жертвой его откровенного и демонстративного саботажа. С Обамой такого не случится.

Парадоксальным образом Обама добивается успеха именно потому, что сам он далеко не радикал и тем более не бунтарь. Но тупое противодействие аппарата поставило его в ситуацию, когда ему приходится мобилизовать вокруг себя радикалов и бунтарей, да и самому занимать всё более жесткие позиции. Хотя, с другой стороны, он для партийного истеблишмента всё же не аутсайдер, он человек, которого чиновники могут понять и с которым надеются договориться. И уж очевидно, что в случае победы он не будет мстить и крушить партийный истеблишмент, разгонять аппарат.

Не удивительно, что с каждым днем в аппарате нарастает раскол. Сейчас главный вопрос уже не в том, как тот или иной штат проголосует в ходе последнего этапа праймериз. Важно то, как будут вести себя «суперделегаты», назначаемые партийными функционерами. А в их рядах раскол. И значительная часть из них уже готова присоединиться к лагерю потенциального победителя. Голосовать за Хиллари Клинтон на съезде для них нет большого смысла. Даже если ее номинируют на роль официального кандидата в президенты, при сложившихся обстоятельствах ее провал на всенародном голосовании гарантирован. Никто не будет за неё добровольно агитировать, никто не будет уговаривать друзей и соседей пойти на выборы, никто не сможет объяснить, чем она лучше Маккейна.

А если Хиллари Клинтон провалит выборы, то в 2012 году кандидатом от демократов будет выдвинут всё тот же Обама, только озлобленный, радикализировавшийся и накопивший политический вес в качестве общепризнанного лидера оппозиции. Если же почему-то Обама всё же проиграет в ноябре 2008 года, от него можно попробовать избавиться. Или договориться с ним на новых основаниях.

В общем, суперделегаты уже не являются монолитной дисциплинированной фракцией, на которую возлагала свою последнюю надежду миссис Клинтон. Исход партийного съезда более или менее предрешен, и, если только не случится чего-то чрезвычайного, победителем станет Обама.

С таким кандидатом у Демократической партии появляются реальные шансы одолеть Маккейна. Вопреки ожиданиям, затянувшиеся праймериз усиливают популярность Обамы. Да, республиканцы едины, а демократы расколоты. Но борьба внутри Демократической партии становится главной темой новостей, Обама у всех на виду, его противоборство с упорствующей Хиллари Клинтон приковывает общее внимание, а Маккейн остается в тени, делаясь всё менее и менее интересен публике.

В случае победы Обамы на партийном съезде аппарату партии ничего другого не останется, кроме как консолидироваться вокруг нового лидера и доказывать ему свою лояльность, с удвоенной силой обрушиваясь на республиканцев.

По мере приближения выборов будут нарастать экономические трудности, отчитываться за которые придется всё той же правящей партии. Хиллари Клинтон было бы труднее критиковать республиканцев – ведь всякий мало-мальски грамотный американец знает, что все основные решения, приведшие к нынешнему кризису, были приняты именно прежней администрацией Клинтонов. У Обамы, напротив, железное алиби. Он в той администрации не работал. А Маккейн, хоть и критиковал Буша, но всё же состоял с ним в одной партии, представляет политическую преемственность.

В общем, шансы Обамы стать очередным президентом США весьма велики. Если ему удастся преодолеть сопротивление клана Клинтонов, вряд ли кто-либо сможет его остановить. Другой вопрос, что он будет делать с Америкой, став ее президентом? Этого не знает никто. И уж точно этого не знает Барак Обама.

ХОХЛОФОБИЯ

Если независимость Киева оценивать по тому, насколько испорчены отношения нового государства со старым имперским центром, то можно с уверенностью сказать, что самостоятельное украинское государство состоялось.

Три с половиной года, прошедшие после «оранжевой революции» на Украине, оставались временем постоянных взаимных обвинений и упреков между Москвой и Киевом. Сейчас мы наблюдаем очередной всплеск взаимной неприязни – яблоком раздора в очередной раз оказался Крым и Черноморский флот.

Мэр Москвы Юрий Лужков почему-то никак не может примириться с тем, что Никита Хрущев отдал Крым под управление Киева. Хотя тот же Хрущев, между прочим, ликвидировал отдельную союзную республику в Карелии, присоединив её к России, что было куда более спорным решением с точки зрения тогдашних конституционных норм. Разумеется, карельский Петрозаводск никогда не был «городом русской славы» в отличие от «легендарного Севастополя», но ведь и украинская Полтава имеет непосредственное отношение к русской истории.

Как и следовало ожидать, очередная зажигательная речь Юрия Лужкова в Крыму вызвала всплеск эмоций в Москве и Киеве, обмен взаимными обвинениями и угрозу со стороны украинского правительства удалить из Севастополя российский флот. Ради чего, скорее всего, речь и была произнесена.

Между тем, бросается в глаза то, что, несмотря на все усилия националистов, несмотря на страшные рассказы о Голодоморе, «советской оккупации» и прочих злодеяниях Москвы, антирусские настроения на Украине куда слабее, нежели антиукраинские настроения в России. Общий тон антирусской пропаганды, разворачиваемой во Львове и Киеве, потому и является столь истерическим и агрессивным, что достигаемый эффект минимален. Жители Украины, хоть и привыкли к многолетнему конфликту с Москвой, но относятся к нему с легкомысленной иронией, с которой, впрочем, оценивают и любые другие начинания как собственной, так и российской власти. Привить жителям Украины любовь к НАТО просто никак не удается, как и вызвать у военнослужащих желание умереть за интересы США в Ираке, Афганистане, Судане или каком-либо ещё месте, которое для этих целей будет обнаружено на карте.

Это легкомысленно-презрительное отношение к власти свойственно далеко не только регионам, традиционно связанным с Россией, но и стране в целом. Причем в Центральной Украине оно ощущается даже сильнее, чем на востоке. Столетия, в течение которых украинцы существовали, не имея собственного «национального государства», приучили их относиться к инициативам власти без особого доверия.

На фоне циничных украинцев, граждане России отличаются удручающей серьезностью. Они действительно обижаются на соседнюю республику за Крым, искренне переживают, когда им сообщают про публикацию в Киеве очередного антирусского пасквиля, который там никто не читает.

Опросы общественного мнения показывают, что градус антиукраинских настроений в России на порядок выше, чем антирусских – на Украине. Что, кстати, и объясняет заинтересованность наших политиков проблемой Крыма или участью русских школ в Харькове. Они прекрасно знают, где находятся их избиратели. И пламенные речи произносят, обращаясь не к севастопольской или харьковской толпе, а к телевизионным камерам, которые донесут их патриотический порыв до жителей Великороссии.

Возможно, Збигнев Бжезинский был прав, когда говорил, что потеряв Украину, Россия уже никогда не сможет стать великой державой. Во всяком случае, отечественные деятели, распространяющие в стране антиукраинскую истерию или пытающиеся её использовать, делают всё от них зависящее, чтобы воплотить данное пророчество в жизнь.

Впрочем, всё не так уж плохо. Московская или петербургская публика, конечно, более восприимчива к пафосу, нежели киевская, харьковская и даже львовская. Однако от бесконечного и безрезультатного пафоса люди понемногу устают. Ораторы выдыхаются. А поскольку довести дело до войны между двумя народами они всё равно не смогут, все прочие их старания тоже окончатся безрезультатно.

Специально для «Евразийского Дома»

ХЛЕБОМ ЗА ЗРЕЛИЩА

Время выхода в эфир: ср, 20:11

Гости: Михаил Бергер,

Сергей Марков,

Борис Кагарлицкий

Ведущие: Нателла Болтянская

Передача: Выхода нет

Н.БОЛТЯНСКАЯ: Здравствуйте. Вы смотрите телеканал «ар», слушаете радио «Эхо Москвы», это «Выхода нет», я – Нателла Болтянская. Обсуждаем вопрос «Хлебом за зрелище». То есть, – на сегодняшний день достаточно большие деньги тратятся на мероприятия, которые смотрит весь мир с интересом, безусловно, но есть люди, которые напоминают, что за это мы, граждане, платим инфляцией. Все заявленные гости в студии. Итак, сколько и в ущерб чему можно платить за собственный престиж? Все микрофоны включены.

С.МАРКОВ: Мы упираемся на эту статью – здесь просто поражает, просто поражает противоречивость, человек чувствует, что что-то плохое в этом есть, и он прав. Вот в том, что бизнес платит – в этом что-то есть плохое. Но дальше он идет, встает на свою заскорузлую узкоколейку идеологии рыночного фундаменталиста…

Н.БОЛТЯНСКАЯ: Шакалит у посольства.

С.МАРКОВ: И даже отсюда пытается инфляцию вывести. Безумие. В России инфляция базово носит не монетарный характер. И эта попытка в любых тратах найти инфляцию – это безумная концепция, которой придерживается несколько тысяч человек в мире. Из них две трети живут в России. Это первое, что они выучили, когда разрешили читать то, что хочется, и с тех пор остались влюблены в эту узенькую идеологию, которая является – ну, безумие, никто практически, ни одно правительство в мире этой сугубой идеологии, радикалистской, – ее очень хорошо назвал Джордж Сорос – рыночный фундаментализм. Конечно, никакой инфляции – неужели вы думаете, что ЦСКА, «Зенит», Дима Билан ведут к инфляции? Никого отношения к этому не имеет. Но плохо то, почему это происходит – приходит начальник, говорит – ты профинансируй это большое мероприятие. Но он же не просто так его финансирует. Он же бизнесмен. Он не делает ничего без прибыли. И у него это своеобразный проект. В который он вкладывает деньги, и что получает? неконкурентные преимущества. Получает либо доступ к монопольному рыкну, либо это типа коррупции – что-то там подешевке получает. Либо имеет возможность подешевле купить и подороже продать. Как правило, известно, что заказы они получают за это дело – то есть, неконкурентные преимущества. То есть, он получает какие-то заказы, какую-то часть рынка – не потому, что он экономически более эффективен, а потому, что он создал такой проект, совместный с политиками.

Н.БОЛТЯНСКАЯ: То есть, это плохо, а в остальном мухи отдельно, котлеты отдельно?

С.МАРКОВ: Это чистой воды коррупция.

Н.БОЛТЯНСКАЯ: Ну да, мы сегодня боремся с коррупцией.

С.МАРКОВ: Кроме тех случаев, когда бизнесмены сами, по своей воле – извините, когда они будут делать по своей воле, думаю, что они не такого рода проектами будут заниматься. Но иногда по своей воле – могу поверить. «Альфа-банк», что ли? Приглашали первые рок-музыкантов. Я понимаю – был студентом, как и я, слушал магнитофонные ленты хрипящие. Всю жизнь хотелось послушать и подарить другим. Появилась возможность – получил. Это, конечно, думаю от души. Или детям помогают, когда нужны сложные операции – это я тоже думаю, от души делают.

Н.БОЛТЯНСКАЯ: Это немножко другая история. Борис?

Б.КАГАРЛИЦКИЙ: Пафос Сергея на меня произвел сильное впечатление, хотя не понимаю тему разговора, потому что инфляция, конечно, здесь вообще ни при чем, и разговор совершенно про другое. Начнем с того, что мне ужасно понравилась и дискуссия после победы Билана на Евровидении, когда кто-то из обозревателей написал, что это великолепно, потому что победа на Евровидении стала у нас вроде национальной идеи, и теперь мы ее осуществили. И тут я подумал – ребята, дело плохо. Потому что если у нас другой национальной идеи, кроме как победа на Евровидении, – подчеркиваю, – не на самом престижном и не на самом интересном конкурсе становится национальной идеей, а не что-то иное, более ценное для человечества, для нас самих – то это действительно серьезная проблема. А если говорить об инвестициях – потому что все это инвестиции, то – ну, кому как выгодно. Потому что если человек вкладывает деньги в спорт, который является растущей отраслью экономики, потому что приносит доход, между прочим. А если он вкладывает деньги в такую отрасль российской промышленности, как Дима Билан – это, безусловно, одна из важнейших растущих отраслей промышленности.

Н.БОЛТЯНСКАЯ: Нацпроект.

Б.КАГАРЛИЦКИЙ: Нет, не нацпроект. Это именно растущая отрасль промышленности, прибыльная, с большими оборотами.

С.МАРКОВ: В том числе, маленькая и вредная.

Б.КАГАРЛИЦКИЙ: Кому как. Сереж, я же тебя не перебивал – пожалуйста. Кому полезная, кому вредная – мне абсолютно все равно с этой точки зрения. Надо смотреть на подобные вещи и понимать, что есть разные интересы – то, что называется классовые интересы. Потому что инвестору вкладывать деньги в эту индустрию, наверное, выгодно, и с его точки зрения здесь все хорошо. Кстати, инфляция здесь ни причем, потому что это все дает обороты, и даже думаю, что и с точки зрения конкуренции там тоже все замечательно, потому что они конкурируют даже когда бегают к чиновникам с взятками – это тоже форма конкуренции. А проблема в другом. Если вы посмотрите на то же самое с точки зрения какого-нибудь учителя в Брянской области, у которого разбита дорога и нет никакого оборудования в школе, протекает крыша и платят ему гроши, то, наверное, картина будет немножко другая.

Н.БОЛТЯНСКАЯ: Секундочку. Когда вся страна ликовала по поводу Олимпиады, проскочила такая информация, что те деньиг, которые планируется израсходовать на паблисити, связанное с Олимпиадой, на эти деньги можно было вылечить всех детей, больных онкологическими заболеваниями.

Б.КАГАРЛИЦКИЙ: Да. Ну, всех – не всех…

Н.БОЛТЯНСКАЯ: Сопоставимо?

Б.КАГАРЛИЦКИЙ: Сопоставимо, но для кого? Все зависит от вашей точки зрения. Если вы на позициях класса буржуазии стоите, то несопоставимо – дети неважны. В этом смысле с точки зрения правящего класса, конечно, лучше устроить большое зрелище. С точки зрения низов общества – наверное, лучше лечить детей. Но дети, – повторяю – не являются важным фактором в российской политике, как и вообще в любой другой политике. Ну, в современном обществе, таком, какое оно есть – кстати, не только в России – бокс, футбол, хоккей, эстрада будут, конечно, важнее, чем здоровье, жизнь, люди, и так далее. Это закон современно общества, это нормально. Либо мы должны любить это общество, либо не любить. Я выбираю его не любить, но это мой выбор.

М.БЕРГЕР: На самом деле вопрос стоит как? Надо ли жертвовать частью хлеба за какие-то зрелища. Причем, давайте уточним качество хлеба – это осьмушка какого-нибудь черствого черного хлеба, или такой парной, роскошный батон с хрустящей корочкой, которым можно пообещать. Наша ситуация, мне кажется, вторая – давайте смотреть правде в глаза: с бедностью у нас все хуже и хуже – в том смысле, что меньше бедности становится.

Н.БОЛТЯНСКАЯ: Я не убираю свой пример с детьми с саркомой крови, по-моему – если не ошибаюсь.

М.БЕРГЕР: А можно поставить еще 8 тысяч пограничных постов на эти деньги, можно найти массу альтернатив – или выдать по велосипеду всем несчастным. Может быть, это кощунственное сравнение, но давайте посчитаем, сколько патронов можно было отлить на те средства, которые потратили на артистов, которые во время войны ездили на передовую и пели песни. Давайте мы вычислим количество патронов вместо двух песен. Как вам такая постановка вопроса? Видите ли, если смотреть на экономическую природу того, о чем мы говорим, пока у нас в каждой области, в каждом районе не проходит Евровидение и первенство Лиги или финал лиги чемпионов, то говорить об инфляции просто смешно., поскольку размеры экономики российской таковы, что и 30 млн. долларов, потраченных на проведение финала лиги чемпионов и даже 10 млрд. или 14 млрд. долларов, которые надо будет запалить на подготовку к Олимпиаде в Сочи, они, с учетом времени абсолютно неважны. Российская экономика сегодня достаточно крупна, чтобы остаться на месте. Вопрос в том, надо ли и эти деньги тратить на такое развлечение – это уже выбор народа, выбор нации, выбор граждан. И мне он кажется вполне логичным, потому что людям не хватает, как мне кажется… хочется поговорить о чем-то общем. Нет общих тем для разговора.

Н.БОЛТЯНСКАЯ: Инфляция есть?

М.БЕРГЕР: Слушайте, инфляция есть в любой самой развитой экономике. Только где-то 2%, где-то 10. думаю, что для растущей экономики, которой является Россия, 10% или 12% небольшая проблема. Не хватает общих тем, которые как-то объединяют. Любая тема – Билан, даже если все на него наезжают, он всем не нравится, допустим, но нужно что-то, чтобы объединяло человека в автобусе, на улице, с соседом по подъезду, невзирая на разницу в возрасте и национальности, чтобы он поговорил, То есть, это вопрос недостатка самоидентификации, то есть, одна из важнейших потребностей, на уровне физиологической. Как из Маугли «мы с вами одной крови». Человеку нужно кому-то сказать – мы те, чья команда выиграет в футбол, мы те, чьи пацаны перепели всех на Евровидении. Мне тоже кажется скучным то и как они там пели, ну, мне не интересно – это вопрос вкуса.

С.МАРКОВ: Извини, Миша. Я терпеть не могу песни, которые поются, но с удовольствием смотрю голосование.

М.БЕРГЕР: Да, процедура интересная.

С.МАРКОВ: Я понимаю, что народ относится друг к другу не так, как правительства, а так, как идет голосование.

М.БЕРГЕР: Безусловно. Результат Эстонии, Литвы и Латвии и Сан-Марино.

С.МАРКОВ: И мы знаем, что Латвия и Эстония, Украина нас любят. А правительства, навязанные извне, они не дают проводить…

М.БЕРГЕР: Все-таки вернемся к тому, о чем я говорю. Сам по себе успех действительно грандиозен – хоккеисты, футболисты, олимпийский комитет, заявочный – но этот эффект мультиплицирован, это страшная потребность у людей иметь что-то общее. Потому что у нас нет общих праздников. Подумайте – в стране на самом деле нет общих праздников, что, 12 июня это праздник? 7 ноября?

С.МАРКОВ: Все-таки 9 мая – праздник.

М.БЕРГЕР: Да, праздник общий.

С.МАРКОВ: Новый год – общий праздник, 8 марта – общий праздник.

М.БЕРГЕР: Н.БОЛТЯНСКАЯ: Гендорный.

М.БЕРГЕР: Нет, 8 марта уже не общий праздник. Новый год, если строго посмотреть, тоже не общий праздник – не все в стране у нас христиане.

С.МАРКОВ: Да что вы – Новый год? Оливье, шампанское, поздравления президента. Но в главной идее я с тобой согласен полностью.

М.БЕРГЕР: Да. Неважно, что это такое – это вещи, которые помогают людям самоидентифицироваться. Мне кажется, за это можно и заплатить.

С.МАРКОВ: Абсолютно, полностью согласен.

Н.БОЛТЯНСКАЯ: Наташа из Москвы: «В стране, где царит нищета, зрелища выглядят безнравственно».

М.БЕРГЕР: Вернусь к своему дубовому примеру с войной.

Б.КАГАРЛИЦКИЙ: А неправильный пример.

М.БЕРГЕР: Почему?

Б.КАГАРЛИЦКИЙ: Скажу. Потому что если бы не хватало патронов, то, конечно, выбирать нужно однозначно патроны. Вот когда патроны более или менее обеспечили, тогда можно ехать с песнями.

С.МАРКОВ: Я не согласен. И патронов не хватало. Это был острейший недостаток ресурсов – мне кажется, очень корректный пример.

Б.КАГАРЛИЦКИЙ: Сережа, можно не перебивать?

С.МАРКОВ: Невозможно.

М.БЕРГЕР: Это такой жанр.

Б.КАГАРЛИЦКИЙ: Нет, это не такой жанр, это такое хамство, извините.

С.МАРКОВ: Нет, это не хамство.

Б.КАГАРЛИЦКИЙ: Это хамство.

С.МАРКОВ: Для тебя я сделаю исключение и тебя не буду перебивать.

Б.КАГАРЛИЦКИЙ: Сделай, пожалуйста, исключение. А патронов не хватало, но те ресурсы, которые тратились на артистов, тратились не за счет патронов. Это разные разделы и разные типы ресурсов. И на самом деле проблема в том, кто выбирает. Когда мне говорят, что нам не о чем поговорить, кроме как о Диме Билане, – катастрофа. Вот это описание национальной катастрофы – что нас ничего не объединяет, кроме футбола? – все, значит, мы не нация. Потому что нация объединяется не футболом и не Биланом. Кстати, когда бельгийцы сейчас говорят, что перестают быть нацией. Почему? – Потому что нас уже ничего не объединяет, кроме футбола и пива. Еще несколько сортов шоколада.

Н.БОЛТЯНСКАЯ: Сообщение: «13% населения РФ до сих пор живет за чертой бедности, то есть, просто голодает. Почему они должны ради зрелищ сытой сволочи, – я сохраняю лексику, – урезать итак свой скудный рацион?» – понимаю о чем.

М.БЕРГЕР: Стоп, Ваша честь – возражаю. Во-первых, процент бедных есть везде, во всех странах, самых богатых и благополучных.

Н.БОЛТЯНСКАЯ: Если у них нет хлеба, пусть едят пирожные.

М.БЕРГЕР: Не так. Давайте опять смотреть правде в глаза. Думаю, что из 13% есть какая-то доля – не знаю, может быть, полпроцента, может быть два – которым нравится ничего не делать, не работать, и жить этой жизнью. Просто нравится. Наверное, есть значительная, большая часть людей, которая волею сложных обстоятельств, тяжелых, попали в эту категорию населения. Но закрытием концертов, футбольных полей и прочими вещами проблема бедности не решается. Это проблемы разного рода – резьба у них не совпадает. Бедные – это проблема институциональная, а наличие зрелищ – во-первых, это часть экономики, о которой мы говорили. И она на самом деле создает свой прибавочный продукт, создает рабочие места, между прочим, и некоторые из этих бедных могли бы стоять на воротах, осуществлять фейс-контроль или собирать какую-нибудь тару после футбольного матча.