Текст книги "Сборник статей 2008гг. (v. 1.2)"

Автор книги: Борис Кагарлицкий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 75 страниц)

ПРОИГРАВШИЕ ПОБЕДИТЕЛИ

Украина вступает во Всемирную торговую организацию. Россию пока не принимают. В соревновании между двумя бывшими братскими республиками Киев выиграл у Москвы очередной раунд. Самое неприятное для российских чиновников то, что в ближайшем будущем им, быть может, придется вести с украинцами переговоры и получать у них – как у действительных членов ВТО – разрешение вступить в эту организацию.

До сих пор наибольшие проблемы российским переговорщикам доставляли именно бывшие советские республики – Молдавия и Грузия. Украина может воспользоваться тем же оружием. Раньше украинским политикам нечем было ответить на угрозу отключения газа, периодически звучащую из Москвы. Теперь у них может появиться встречный аргумент: если будете нам газ перекрывать, мы вам вступление в ВТО заблокируем.

Если на уровне бюрократического соперничества нет сомнения в том, кто выиграл, а кто проиграл, то с точки зрения экономических перспектив двух стран всё выглядит куда сложнее.

Относительная быстрота, с которой Украина смогла достичь договоренности с ВТО, свидетельствует не столько об эффективности и энергии киевских чиновников, сколько о том, что переговоры велись не слишком тщательно. В отличие от России, где ведущие отраслевые группировки отчаянно защищали свои интересы, украинский бизнес, похоже, не в полной мере отдавал себе отчет в том, чем он рискует и с чем ему предстоит столкнуться в ближайшие годы. Ничего подобного серьезной дискуссии о плюсах и минусах вступления в ВТО, что уже несколько лет идет в России, в украинской прессе не было. ВТО воспринималась просто как часть сообщества международных структур, в которые обязательно надо вступить, чтобы стать полноценной частью «цивилизованной Европы». Сначала надо присоединиться к ВТО и НАТО, потом, если будем себя хорошо вести, пустят в Евросоюз. Соответственно, против НАТО в украинском обществе существует предубеждение и приходится сталкиваться с серьезной оппозицией. Тем более надо ускорить вступление в ВТО, пока никто специально против этого кампании не ведет и политических проблем не создает.

Так или примерно так рассуждали в Киеве, торопя переговоры. В свою очередь, западные партнеры вели себя по отношению к Украине куда снисходительнее, нежели по отношению к России. От Москвы требуют, чтобы она сначала устранила в своей хозяйственной жизни всё, что препятствует членству в ВТО, а потом уже вступала. Украине, напротив, позволяют сначала вступать, а потом уже, по ходу дела, устранять «неполадки».

Такая снисходительность может обернуться серьезными наказаниями в будущем. Проблемы устранены всё равно не будут, а потому в качестве полноправного члена ВТО Украина запросто может стать объектом санкций. В качестве примера можно посмотреть ситуацию с интеллектуальной собственностью. С уважением к ней дела обстоят на Украине даже хуже, чем в России, изрядная часть пиратской продукции, которой завалены московские ларьки, изготовляется в соседнем государстве. Однако от украинцев никто не требовал реальной борьбы с пиратством на своей территории. Эта борьба, скорее всего, развернется самым жестким образом после присоединения к ВТО, причем наказывать будут украинскую экономику в целом.

Открывать свои рынки и проводить либерализацию в тот самый момент, когда глобальная экономика переживает кризис, не самый лучший способ развивать страну. Острота кризиса ни в России, ни в Украине в полной мере пока не ощущается, но это лишь предвестье того, что по нам кризис ударит на более позднем этапе, и гораздо сильнее. В условиях, когда каждая министерская встреча ВТО превращается в настоящее поле битвы, Украина, не имеющая развитой экономической дипломатии, может играть в этих баталиях лишь роль невинной жертвы.

Единственное, на что хватит сил украинским переговорщикам, это вставить палки в колеса россиянам, замедлив их вступление в ВТО. Очень может быть, за это мы ещё скажем им спасибо.

Специально для «Евразийского Дома»

В РОССИИ НЕТ НИ ОДНОЙ ЛЕВОЙ ПАРТИИ, ЗАРЕГИСТРИРОВАННОЙ ОФИЦИАЛЬНО

Среди официальных партий в России нет ни одной действительно левой. К такому заключению пришло межцентровое совещание специалистов Института глобализации и социальных движений (ИГСО). По мнению ИГСО к левому спектру отечественной политики ошибочно относят КПРФ, именующую себя коммунистической, и «Справедливую Россию», считающуюся «новой левой». В действительности обе партии имеют правую идеологию и должны считаться организациями правого фланга российской политики. КПРФ исповедует великодержавный национализм, а «Справедливая Россия» вообще является формальным кремлевским проектом, снабженным социальной риторикой при общей установке на поддержку неолиберальной политики власти.

КПРФ объявляет своей целью «Русский социализм» и разрешение русского, а не классового вопроса. Она неоднократно выступала на выборах с нападками на рабочих-мигрантов, обвиняя их вместе с неофашистами во всех общественных бедах. Партия Зюганова считает режим прописки слишком мягким, в то время как левые требуют его ликвидации и легализации, а не травли эмигрантов. В трудовых конфликтов руководство КПРФ встает на сторону работодателей, а не борющихся работников, как это было в 2006 году на ОАО «Сургутнефтегаз». Внутренняя структура партии может быть названа бюрократическим централизмом, существующим при практически полном идейном единстве верхов и низов. «Справедливая Россия» – структура-хамелеон, имитирующая не только левую идеологию, но и партийную форму. Ее руководство это государственные чиновники, абсолютно не заинтересованные в переменах.

Лидеры КПРФ неоднократно объявляли марксизм «западной заразой». Из «компартии» исключены критиковавшие ее политику молодые марксисты. «КПРФ бравирует своим православием, вместо того, чтобы занимать антиклерикальную позицию, как положено коммунистам. Организация с такой идеологий должна называться партией национального социализма или державно-православного патриотизма, однако в этом случае она потеряет большинство голосов», – говорит Директор ИГСО Борис Кагарлицкий. По его словам в официальной отечественной политике имеет место только спекуляция на потенциально сильном левом уклоне населения.

Технологические успехи националистов из КПРФ, которых многие всерьез принимают за коммунистов, и «новых левых» чиновников обусловлены экономически. «Хозяйственный хаос 1990-х годов не позволял социальной структуре общества стабилизироваться. Вместо социально-экономических противоречий миллионы людей видели сионистский заговор, распад государственности или скрытую оккупацию России. Для КПРФ это было золотое время. Ситуация стала меняться по мере развернувшегося экономического подъема в стране», – отмечает глава Центра экономических исследований ИГСО Василий Колташов. Согласно его оценке, наемные работники начали обретать собственно сознание, создавать профсоюзы и включаться в борьбу за улучшение своего материального положения. Это обернулось для КПРФ потерей почти половины голосов избирателей, толкнув партию в более тесные объятия власти. Одновременно в Кремле возросла потребность в левых подделках.

Левый спектр отечественной политики существует только за рамками официальной регистрации Министерства юстиции РФ. Он включает в себя небольшие организации сталинистского, троцкистского, анархистского и иных направлений. Все они могут быть разделены на два поколения. Одного, вышедшего из оппозиции в КПСС и сопротивления реставрации в 1990-е годы. И другого, сформировавшегося в ходе экономического оживления повлекшего приход в политику молодого поколения. Наблюдается ослабление левых образца 1990-х годов и рост новых антибуржуазных групп.

Главным левым проектом в России последних лет был «Левый фронт» объединивший ряд организаций и активистов на почве общей идеологической платформы. Его раскол в 2006 году одновременно продемонстрировал растущую потребность определенной части левых в создании партии реально имеющей программу радикального преобразования России, а также недостаточную зрелость для этого общественной почвы. Однако рост рабочего движения, происходящий на фоне формирования самостоятельного сознания наемных работников, объективно подготавливает условия для образования в стране рабочей партии. «Переход от борьбы за улучшение экономических условий к постановке политических задач, а значит к строительству в России реальной левой партии – вопрос времени», – отмечает руководитель Центра истории ХХ века ИГСО Марк Васильев. По его мнению, левые активисты способны способствовать ускорению этого процесса, тесней сотрудничая с независимыми профсоюзами. Политический строй РФ не оставляет места для рабочего реформизма. Поэтому создание левой партии поставит перед широкими общественными слоями самые радикальные задачи.

«Справедливая Россия» – хрупкий верхушечный проект, способный рассыпаться даже при незначительных политических колебаниях. Однако КПРФ, несмотря на сокращение числа ее членов (не более 250 тысяч в 1996-1998 годах, порядка 80-90 тысяч человек в настоящее время), считается многими аналитиками партией с «долгой перспективой угасания». Однако в результате резких экономических перемен в стране (ожидаемый в 2008-2009 годах приход в РФ мирового экономического кризиса) и как следствие роста социальной активности массы наемных работников партия Зюганова способна быстро исчезнуть.

ИГСО является независимым интеллектуальным центром. Его деятельность направлена на выработку экспертных оценок, проведение исследований и содействие инициативам, нацеленным на демократическое и радикальное социально-экономическое преобразование общества. Предшественником ИГСО был учрежденный Михаилом Делягиным Институт проблем глобализации (ИПРОГ), который с 2002 года возглавлял Борис Кагарлицкий. В 2006 году ИПРОГ разделился на две части. Михаил Делягин возглавил организацию, сохранившую старое название, а большая часть коллектива создала новый институт – ИГСО.

Пресс-служба ИГСО

КОСОВСКИЙ УЗЕЛ

Провозглашение независимости Косова открыло старую рану. После кошмара 1990-х годов на Балканах установилось некоторое затишье. Сербы, потерпев поражение от объединенных сил Запада, вынуждены были смириться с новой ситуацией.

А чиновники Европейского союза, оказавшиеся в положении фактической колониальной администрации в Боснии и Косове, готовы были заморозить ситуацию, не доводя дело до крайности. Ни одна проблема решена не была, но кровопролитие прекратилось. В январе 2008 года все взаимные претензии и обиды, копившиеся в течение долгого времени, снова вышли на поверхность. В историческом плане как сербы, так и албанцы могут привести целую кучу аргументов в обоснование своих прав. Сербы ссылаются на топонимику – в Косове нет ни одного мало-мальски заметного населенного пункта с албанским названием, нет даже дуализма названий, как, например, в Финляндии, где практически у каждого городка имеется и шведское, и финское имя.

Средневековые хроники единодушно характеризуют Косово как один из центров сербской державы. Именно здесь, впрочем, их держава и потерпела окончательное крушение: в битве Косова поля в XIV веке турки разгромили сербское войско, после чего их господство на Балканах установилось на пять с лишним столетий.

В свою очередь, албанцы напоминают, что являются потомками древних иллирийцев. Иными словами, они составляют автохтонное население этих мест, жили здесь задолго до прихода сербов. Правда, иллирийцы жили и на территории нынешней Хорватии, берег Адриатического моря до сих пор называется Иллирией. Если права сербов на Косово насчитывают более тысячи лет, то албанцы говорят о двух тысячах лет с лишним.

С демографией тоже всё очень запутанно. Косовские албанцы сегодня составляют подавляющее большинство населения края. Однако сербы жалуются, что их вытесняли оттуда систематически на протяжении длительного периода времени, причем началось это ещё во времена коммунистической Югославии. Данные югославской статистики это подтверждают.

Отчасти изменение национального состава населения имело экономические причины: Косово было самой бедной частью Югославии. Сербы, которым легче было устроиться в Белграде и других крупных промышленных центрах, уезжали на север. В свою очередь, из нищей Албании всё время шел поток переселенцев в Косово, которое, будучи беднее других югославских территорий, на фоне соседней страны всё равно смотрелось благополучно. Даже во время вооруженного конфликта 1990-х годов косовские беженцы поражали албанцев своим (как им казалось) благополучным видом и хорошей одеждой.

На протяжении истории демографический баланс в Косове менялся неоднократно. Албанцев здесь всегда было больше, нежели сербов, но соотношение было разным в разные эпохи. Во времена турецкого владычества османская администрация поощряла заселение края лояльными албанцами, в противовес нелояльным сербам (надо отметить, что хотя среди албанцев немало католиков, косовские албанцы почти поголовно мусульмане). Наоборот, после Балканских войн, когда турок изгнали, сербские войска сжигали албанские деревни и старались вытеснить мусульманское население на юг.

В Средние века, когда Косово было одним из центров Сербской державы, города и замки были населены сербами (и отчасти греками). Правящий феодальный класс был полностью славянским или, по крайней мере, славянизированным. Напротив, деревня оставалась албанской.

Однако в политической и культурной жизни края крестьяне не участвовали, а потому летописи – как сербские, так и византийские или итальянские – эту албанскую деревню просто «не видят».

Схожая ситуация, впрочем, была во многих регионах Европы того времени. Русские и немецкие источники конца XIV века практически «не видят» эстонцев и латышей в Ливонии (в отличие от предшествующего периода, когда коренные жители активно сопротивлялись), очень мало сведений вы найдете в русских летописях про мордву или марийцев. Пока они добросовестно платили феодальные повинности, не восставали и работали, на них можно было не обращать внимания.

Между тем иллирийско-албанская деревня, не участвуя в политике, не создавая культурных памятников и порой даже не напоминая о своем существовании, молча пересидела всех хозяев края – греков, римлян, византийцев, сербов, турок.

Национальное возрождение началось именно тогда, когда новая коммунистическая власть после Второй мировой войны предоставила краю автономию, обеспечила для албанцев образование на родном языке, предоставила им возможность занимать бюрократические должности.

Сторонники независимости Косова постоянно напоминают о различных формах дискриминации, которым они подвергались со стороны сербов: действительно, до прихода к власти коммунистов и после смерти Иосипа Броз Тито албанцев притесняли. Но именно национальная политика, проводившаяся режимом Тито, резко повысила статус и возможности албанского населения, сформировала местную интеллигенцию, которая позднее и выступила с идеей независимости. Первые признаки этого национального возрождения наблюдались уже при «красном монархе».

Тито вынужден был отправить войска для подавления студенческих волнений албанцев в Косово, заметив, однако, пророчески: «Лучше, когда своя собственная армия наводит порядок». Тито явно имел в виду возможное советское вторжение. Спустя два в небольшим десятилетия на Балканы действительно пришли иностранные войска, только не советские, а натовские.

Парадокс в том, что все притеснения, которым сербы подвергали албанцев на протяжении истории, прошли совершенно безнаказанно. А наказаны сербы оказались за три десятилетия весьма демократичной национальной политики. В соседней Болгарии ни турки, ни македонцы автономии не имели, никаких особых национальных прав за ними не признавалось и проблемы как будто бы нет.

После распада коммунистической Югославии бывшие национальные кадры, обученные для того, чтобы проводить политику партии на местах, превратились в оголтелых националистов, причем как сербы, так и албанцы.

Разумеется, независимое Косово было бы немыслимо, если бы этого не захотели чиновники и элиты Евросоюза. На континенте существует много территорий, претендующих на независимость, однако ничего подобного косовскому сценарию не повторяется. Примеры хорошо известны. В Испании – Каталония и Страна Басков имеют автономный статус, аналогичный статусу Косова, есть здесь и националисты, требующие полного отделения. Турецкая Республика Северного Кипра провозгласила независимость несколько десятилетий назад, однако ни одна из западных стран это государство не признает.

Про Южную Осетию, Приднестровье и Абхазию и говорить не приходится. Показательно, кстати, что Ичкерия генерала Дудаева с формально-правовой точки зрения имела даже больше прав на независимость, нежели сегодня Косово. Союзный договор, который расторгла Россия в Беловежской Пуще, включал в себя пункт, что в случае подобного решения автономные республики автоматически получают право на независимость.

К тому же Чечня не подписала нового Федеративного договора вместе с другими областями РФ. Схожие юридические основания приводились лидерами Абхазии и Южной Осетии применительно к Грузии. Однако ни одна западная страна не признала этой аргументации, а действия России в Чечне, хоть и осуждались с политической и гуманитарной точки зрения, оценивались как законные.

Любопытно, что Великобритания, Франция и Италия, правительства которых заявили о поддержке независимости Косова, имеют собственные проблемы разной степени остроты. В Северной Ирландии и Шотландии выдвигается требование независимости. Франция ведет борьбу против корсиканских сепаратистов.

В Италии населенная немцами автономная область Южный Тироль является относительно спокойной территорией, зато некоторые политики, принадлежащие к праворадикальной Лиге Севера, вообще выступают против существования единого итальянского государства. Богатый Север не хочет поддерживать бедный Юг. Можно возразить, что во всех перечисленных случаях сторонники независимости не имеют подавляющего большинства в перечисленных регионах.

Однако и в Косове на первых порах ситуация была далеко не однозначна. Если бы деятельность Шотландской национальной партии получала поддержку в форме международной блокады Англии, резолюций Европейского союза, а также бомбардировки Лондона американскими и немецкими ВВС, общественное мнение Шотландии выглядело бы сегодня несколько иначе.

Отделение от Сербии получило поддержку большинства, когда стало ясно, что этот план поддерживается влиятельными внешними силами и осуществим на практике.

Случай с турецким Северным Кипром является наиболее впечатляющей аналогией с Косовом, демонстрируя диаметрально противоположное отношение европейских институтов. Несмотря на то что население Северного Кипра поддержало независимость не менее единодушно, чем косовские албанцы. Однако есть и другой пример, менее известный, зато более существенный с точки зрения международного права: Аландские острова.

Говорящее по-шведски население этих островов после провозглашения независимости Финляндии настаивало на присоединении к Швеции. Голосование в местные органы власти не оставляло никаких сомнений относительно этого. Однако международный арбитраж отказал аландским шведам, и они вынуждены были смириться.

Дело в том, что национальные права и суверенитет над территорией – не одно и то же. Любое национальное меньшинство имеет полное право требовать равных возможностей, автономии, образования на родном языке, условий для культурного развития и т.д. Но все эти правила должны быть реализованы в рамках существующего государства.

Сейчас не любят вспоминать, что именно требование защитить права национальных меньшинств было одним из ключевых обоснований агрессии Третьего Рейха против соседних государств. Разумеется, речь шла о немецком, арийском меньшинстве, угнетаемом славянами (Судетская Область Чехословакии, например).

Национальные права венгерского меньшинства надо было реализовать за счет возвращения Венгрии территорий, отошедших по Версальскому миру к Румынии, а Румынию компенсировать, присоединив к ней Молдавию и Южную Украину. В рамках этой же логики происходили демонтаж Югославии, аншлюс Австрии, передача Рейху французских провинций Эльзаса и Лотарингии и т.д.

Не удивительно, что послевоенная система была построена на принципе нерушимости границ, даже если эти границы далеко не оптимальны. Данные принципы были закреплены в многочисленных международных договорах и документах, ключевым из которых было Хельсинкское соглашение по безопасности и сотрудничеству в Европе, однако есть и целый ряд других соглашений и норм.

Распад федераций в бывшей «коммунистической Европе» создал новую ситуацию, но формально речь шла о добровольном разделении государства, а не об отделении от него каких-либо окраин. Иными словами, не Украина отделилась от России или Словакия от Чехии, а Словакия, Чехия, Россия, Украина, Грузия и т.д. совместными усилиями и на равных основаниях распустили соответствующие федерации. С Югославией всё было куда сложнее, но формально происходящее можно было относить к той же категории.

Отделение Косова основывается на иной логике – на требовании новых этнических границ и создания нового национального государства, поскольку жить вместе для двух народов считается принципиально невозможным (увы, именно так объясняли свои действия идеологи Третьего Рейха).

Парадокс в том, что перемещение границ не имеет никакого отношения к решению национального вопроса. Как ехидно заметил американский левый публицист Эрик Канепа, почему сербы могут быть национальным меньшинством в Косове, а косовары не могут быть меньшинством в Сербии? Весь вопрос в том, кто и как проводит границы.

Легко понять, почему западные политики постоянно повторяют, что случай Косова не станет прецедентом. Если бы это было так, пришлось бы пересматривать всю систему международного права, как она сложилась после Второй мировой войны. Но это было бы по-своему честнее, чем действовать в каждом конкретном случае безо всякой оглядки на международные стандарты.

Да, прецедентом Косово не станет. Ни турецким киприотам, ни баскам в Испании, ни корсиканцам ничего не светит. Случай Косова создает не прецедент для новой правовой системы, а означает полное разрушение какой-либо системы общепризнанных норм.

Старые правила можно не уважать, новые не только не сформулированы, но нам четко дают понять, что их формулировать не будут. Иными словами, мы переходим от системы международных норм к элементарному праву сильного. Сербия потерпела поражение в войне, поэтому от нее можно отделить Косово. И сделать с этим ничего нельзя.

Если бы в Брюсселе решили объявить Белград заморской провинцией Португалии или подмандатной территорией Бельгии, то и это решение было бы выполнено – соотношение военных сил исключает всякую возможность сопротивления. Наоборот, в Стране Басков должны забыть о независимости. Не потому, что не имеют на нее права, а потому, что Испания пользуется поддержкой Европейского союза. Но если по какой-то причине между Испанией и Евросоюзом вдруг возникнет конфликт, то борьба цивилизованной Европы за права басков окажется не менее решительной, чем за права албанцев.

Ключевой вопрос в том, почему всё происходит именно так. Отечественные националисты, естественно, убеждены, что Запад руководствуется исключительно желанием погубить православных сербов. Странным образом, почему-то Запад не проявляет желания так же погубить православных греков на Кипре или испортить жизнь православным болгарам, у которых есть свое турецкое меньшинство. Хотя непонятно, откуда на фоне типичной для современного Запада исламофобии такая забота о мусульманах в Косове и Боснии?

Реальные причины балканской политики Европейского союза не имеют никакого отношения ни к исламу и православию, ни к этническим проблемам, ни к истории края. Элиты Европейского союза, сделавшие ставку на интеграцию, нуждаются в общем проекте. Таким проектом становится коллективный протекторат над Балканами. К тому же это такой общий «европейский проект», который не находится (в отличие от других версий европейского «общего дела») в противоречии с политикой США.

В пылу дискуссии про независимость Косова все почему-то забыли поставить вопрос о том, сможет ли вообще существовать подобное государство, является ли оно самодостаточным с экономической, культурной и институциональной точки зрения. И дело не только в маленьких размерах края (хотя, как известно, «размер имеет значение»).

Не имея развитых государственных и гражданских институтов, Косово не сможет проводить самостоятельную внешнюю политику. Находясь под постоянной угрозой не только принудительного «воссоединения» с Сербией, но и поглощения соседней Албанией, оно не в состоянии защищать себя. А международное право не может быть основанием для поддержания независимости, поскольку установлена она вопреки нормам права. Иными словами, выжить Косово может только в качестве протектората Евросоюза. И формальное провозглашение независимости не ослабляет, а, наоборот, закрепляет зависимость края от Брюсселя.

Разумеется, в Западной Европе далеко не все в восторге от того, как решается вопрос в Косове, но, опять же, речь идет лишь о частном случае – идет борьба за будущее всего западного сообщества. То, что происходит в Косово – неотделимо от общей политики неолиберальных элит, от новой Европейской конституции, которую жителям Франции или Германии пытаются навязать так же бесцеремонно, как Сербии – новый статус Косова.

Речь идет о попытке переоформить Евросоюз в неолиберальную империю, в которой демократические институты заменены частными корпорациями и бесконтрольной бюрократией. Это – медленный и сложный процесс, для которого оккупация Балкан является всего лишь частным элементом.

Другой вопрос, будет ли этот процесс успешным. Попытки консолидации Европы вокруг балканского «общего дела» наталкиваются на серьезное сопротивление. И не только потому, что в Испании, на Кипре или в Греции многие боятся повторения косовского сценария, но прежде всего потому, что экономическая модель неолиберализма, во имя которой всё это делается, оказывается всё менее привлекательной.

Если в кризисе окажется проект Европейского союза, то и на Балканах всё может в очередной раз перемениться.

Ясно одно: как бы ни разворачивались события, ни сербам, ни албанцам лучше не станет. До тех пор, пока они разбираются друг с другом, борются за суверенитет и национальные права, они обречены быть всего лишь пешками в чужой игре.