Текст книги "Сборник статей 2008гг. (v. 1.2)"

Автор книги: Борис Кагарлицкий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 75 страниц)

НАД КАНАДОЙ НЕБО СИНЕ…

«Так похоже на Россию, только всё же не Россия», – поется в известной песне о Канаде. Честно говоря, ничего особенно похожего на Россию я не обнаружил, особенно в городах. Да и небо не синим было, а серым.

Весна здесь холодная и мрачная.

Сходство с Россией скорее в том, что экономика Канады в значительной мере развивается за счет продажи сырья и нефти, что вызывает у ее граждан периодические приступы комплекса неполноценности. Всё-таки высокоразвитая страна, член «Большой восьмерки».

Туристическая Канада – это Старый город Квебека, Королевская конная полиция, франкоязычная гвардия в английских красных мундирах и медвежьих шапках. И, конечно, бобры, которых, как утверждают, благодаря экологическим мерам опять развелось огромное количество, как будто и не было массового спроса на их мех в конце XIX века.

Так вот, ничего этого я не увидел.

Торонто

Мое путешествие представляло собой упорное движение из Торонто на северо-восток, от одного университета к другому. Канадские коллеги хотели узнать, что представляет собой Россия после выборов, а я пытался понять, что представляет собой Канада. Обе стороны получили то, чего хотели.

Когда самолет подлетает к Торонто, с воздуха город производит довольно странное впечатление: огромная масса одноэтажных домиков, между которыми то поодиночке, то небольшими островками торчат небоскребы. Мегадеревня, вообразившая себя мегаполисом. Снизу всё это выглядит куда естественнее. Дома очень красивые, в викторианском стиле, хотя часто новые. Здесь в Торонто есть очень красивые уголки, много старых уютных домов, но центральные проспекты безлики и однообразны. В центре всё время что-то строят, поэтому местами пыльно, хотя грязи нет.

Про Торонто говорят, что это New York run by the Swiss – Нью-Йорк, управляемый швейцарцами. В смысле, что здесь такая же динамичная жизнь, но чисто, предсказуемо и безопасно. Однако нет безумия – нет Нью-Йорка. Общее у двух городов, пожалуй, одно – страсть местных жителей к всевозможной этнической кухне.

Китайские рестораны перемежаются с итальянскими, покончив с тайским обедом, деловые люди находят пятнадцать минут, чтобы зайти на десерт во французское кафе. Для людей с более скромными возможностями есть «буфеты». У нас это почему-то называется «шведский стол». Раньше мне казалось, что только наши люди умеют так наедаться у шведского стола (чтобы ничего буржуям не осталось). Однако в Канаде всё то же самое. Возможно, сказывается психология не иммигрантов.

В городе два ведущих университета – University of Toronto и York University (Йорк – это старое название стоявшего здесь английского поселения). Первый из них считается консервативным, второй – левым. В университете Йорка на кафедре социологии тон задают бескомпромиссные марксисты, сотрудничающие с профсоюзами.

Близость Соединенных Штатов сказывается в том, что американские новости обсуждаются постоянно, точно так же, как в ресторанах или магазинах готовы принимать американские доллары. Курс теперь практически сравнялся, что не обязательно следует считать хорошей новостью. Ведь в Канаде размещено очень много производств, ориентированных на рынок США.

Дорогой доллар означает удорожание товаров и снижение конкурентоспособности. Профсоюз автомобилестроителей с ужасом следит за разработкой нефтеносных песков на севере Канады: если под влиянием нефтяных доходов доллар укрепится еще больше, многие автомобильные заводы закроются.

Отношение к южному соседу здесь очень своеобразное. Конечно, на противоположной стороне великих озер всё почти такое же, как здесь. Но…

На берегу озера Онтарио стоит мемориальная доска, рассказывающая об ужасном пожаре, который случился ночью в 1949 году на борту стоявшего у берега корабля. 119 человек погибло. Но тут же доска утешает прохожего: все они, кроме одного, были американцами. Так что канадцы могут не слишком переживать.

Из Торонто в Оттаву идет поезд, весьма комфортабельный, но медленный. В поезде даже имеется Wi-Fi, но за деньги и по каким-то безумным, издевательским ценам. Зато есть электрическая розетка, позволяющая подключить компьютер и спокойно работать, благо пейзаж за окном ничем не привлекателен: похож на среднерусскую равнину, так же равномерно застроенную индустриальными сооружениями, железнодорожными станциями и складами.

Центральный вокзал в Торонто представляет собой мощное викторианское здание, но впечатление портят окружающие современные дома, из-за которых его даже толком нельзя рассмотреть.

Посадка на поезд здесь очень странная: вместо того чтобы просто идти к вагону, надо становиться в очередь, как при посадке на самолет. У выхода на перрон надо предъявить билет, который отмечают маркером, но в поезде его снова проверяет контролер. Поскольку разные вагоны могут иметь разное направление (поезд переформируется на пути), то на перроне стоит еще один человек, объясняющий вам, куда садиться. Впрочем, перед каждым вагоном есть еще и проводник.

Легко догадаться, почему в Канаде низкая безработица. Хотя мне эта система скорее нравится. Не только из-за того, что полная занятость соответствует моим социалистическим взглядам, но и потому, что такая система совершенно исключает невротическое состояние, переживаемое пассажирами на незнакомых вокзалах. Никто не мечется по перрону, выясняя, куда идет поезд, не тычется в неправильную дверь и не сбивает с ног прохожих.

Объявления делаются на двух языках (хотя в Торонто французские надписи только на правительственных зданиях). Выговаривают французские слова англо-канадцы очень старательно и, в общем, правильно, их французский куда ближе к «парижской» норме, чем у франкоязычных квебекцев.

Оттава

По мере того как мы отъезжаем от Торонто, картина за окном становится более привлекательной. Индустриальные постройки уступают место сельскому хозяйству, на однообразном серо-коричневом фоне весеннего пейзажа стоят аккуратные домики, по большей части белые или тоже серо-коричневые. Летом, вероятно, это очень живописно. Зимой, когда лежит снег, – тоже. Но сейчас очень мрачно и уныло. Мне почему-то кажется, что наш весенний пейзаж веселее. Когда появляются елки или какие-то другие хвойные деревья, картинка улучшается, на берегу Великих озер я заметил даже березы.

Озеро Онтарио похоже на настоящее море. Мало того что противоположного берега не видно, но и волны немаленькие. Задремав в поезде, я очнулся лишь тогда, когда подъезжал к канадской столице. Пейзаж несколько изменился. В полях лежал снег, делавший картинку за окном куда более живописной.

Оттава оказалась очень приятным городом, раскинувшимся на холмах. Центральные улицы и площади полны монументами, очень напоминающими лондонские. Небольшие металлические статуи напоминают оловянных солдатиков из набора, сделанного для юного Гаргантюа.

Здесь есть французские губернаторы, расчистившие землю от индейцев, чтобы заселить ее белыми поселенцами, индейские вожди, героически сопротивлявшиеся этим губернаторам, английские генералы, победившие французов, французские общественные деятели, отстаивавшие перед англичанами права своего народа. Короче, все получили свою долю признания.

На центральной площади часы на главной башне парламента играют в полдень что-то веселенькое (почему во всех бывших британских колониях здание парламента непременно имеет свой Биг-Бен?).

Поскольку здесь столица, двуязычие торжествует. Часть улиц названы в честь английских, другие в честь французских деятелей. Однако довольно странно видеть на главной улице табличку «Rue Wellington». Квебек начинается на другой стороне речки в городе, который англофоны называют Hull. Естественно, у франкофонов собственное название. Английские надписи за мостом сразу же исчезают, но в остальном всё примерно то же самое.

Монреаль

Из Оттавы в Монреаль надо ехать два часа автобусом по скучной дороге, наблюдая за окном однообразный равнинный пейзаж. Въезд в город проходит по скоростной эстакаде, впрочем, довольно узкой и обшарпанной. Внизу открываются кварталы небольших домов, напоминающие старую часть Нью-Йорка, и множество церквей с позеленевшими от времени шпилями. Количество церквей наглядно доказывает, насколько католическим и религиозным был Квебек еще лет сорок назад. Сейчас церкви пусты, некоторые из них пытаются свести концы с концами, взимая плату за вход.

Однако, как мне рассказали, еще два поколения назад священники могли запросто приходить в дом, проверяя, сколько детей в семье, а если жена долго не была беременна, ей и мужу грозили церковным отлучением, отказом от исповеди и прочими ужасами. Итогом был перманентный беби-бум, продолжавшийся два с лишним столетия, когда в семьях было по 10-15 детей. При полном отсутствии иммиграции из Франции квебекцы упорно наращивали свою численность. Но потом всё кончилось, люди переселились в города и стали жить так же, как и англоязычные канадцы.

В Канаду XVIII века, где постоянно не хватало женщин, из Франции привозили сироток, которых выдавали замуж за колонистов, не слишком интересуясь их мнением. Особенным спросом пользовались полные девушки крепкого сложения. Поскольку первоначально поселенцев было не слишком много, проследить родословную каждой семьи не представляется особо сложным. Некоторое количество семейств претендует на то, что ведет свой род от самого Карла Великого. Например, это относится к известной певице Селин Дион.

Монреаль, пожалуй, самый европейский из крупных городов Северной Америки. Старые кварталы напоминают провинциальную Францию, я сразу же вспомнил Лион. Дома из однообразного серого камня совсем не кажутся унылыми, поскольку выглядят очень уютно. Местами старый город даже вызывает в памяти знаменитый квартал Маре, хотя до парижских hotels этим зданиям очень далеко. Видно, что архитекторы старались приблизиться к парижским образцам, но почему-то не получалось.

В англоязычном квартале здания и образ жизни больше напоминает о спальных районах Лондона. Дома такие же, с маленькими двориками, отдельными входами. В городе есть даже – как и в Лондоне – колонна Нельсона. Только, разумеется, поменьше. Интересно, что у франкоязычных монреальцев дома с мансардами, как в Париже, а в английских кварталах мансард нет, как в Лондоне!

В деловом квартале слышна в основном английская речь, причем с сильным американским акцентом. Там стоят безликие небоскребы, которые особенно скучно выглядят в двух шагах от зданий XVIII века.

Университет Квебека в Монреале (UQAM) находится на грани банкротства. Студенты периодически бастуют, а преподаватели обсуждают, как получить у государства субсидии, которые правительство не выдает, поскольку бюджет университета не сбалансирован. А поскольку субсидий нет, денег постоянно оказывается недостаточно, приходится брать взаймы, платить проценты, и потому сделать бюджет сбалансированным невозможно.

Была, правда, идея построить огромный небоскреб и сдать его в аренду. Небоскреб собирались соорудить прямо над автобусным вокзалом, который плавно переходит в станцию метро и нижние уровни университета (такого удивительного транспортного узла мне еще не приходилось видеть). Но денег на строительство небоскреба не хватило. И слава Богу, иначе он напрочь испортил бы облик квартала.

Здесь, как и в Торонто, университеты делятся на левые и правые, но еще на англоязычные и франкоязычные (хотя франкоязычный университет есть и в Оттаве). UQAM – левый. Среди преподавателей много бывших участников студенческих протестов 1960-х и 1970-х годов. Консервативные идеи торжествуют в крупнейшем англоязычном университете -McGill.

До середины ХХ века Квебек был весьма консервативным местом. Надо вообще учитывать контрреволюционное происхождение канадской нации. Ее основали английские лоялисты, бежавшие из США после провозглашения независимости – они не хотели смириться со свержением монархии и утратой связи с Англией.

Французская часть Канады – католическая и сельская – спустя десять лет пришла в ужас, узнав о революции в Париже, гильотинированных аристократах и казни короля. С тех пор они стали верными подданными британской короны, не допустившей в своих владениях таких ужасов. Короче, англоязычные канадцы отвергли американскую революцию, франкофоны – не приняли французскую.

Впоследствии франкоязычная Канада вместе с крупными англоязычными городами поддерживала либералов, тогда как сельские англоязычные регионы голосовали за консерваторов.

Либералы к концу 60-х годов создали здесь на зависть американцам самое передовое социальное государство на континенте, модернизировали страну, закрепили равноправие языков и поощряли «мультикультурное развитие», привлекая иммигрантов из Азии и Латинской Америки. Но с течением времени связь между либералами и франкоязычным населением слабела. Времена Британской империи ушли в прошлое, а вместе с ними и прежняя версия канадского патриотизма (гордость ролью «первого доминиона великой империи»). Значительная часть франкоязычных канадцев стала поддерживать сепаратистскую Квебекскую партию.

Правда, пик сепаратистских настроений в Квебеке, похоже, миновал. Сейчас ее поддерживает примерно 35% жителей провинции. Но в начале 1990-х на референдуме не хватило одного процента, чтобы франкоязычная провинция отделилась. Что бы за этим последовало, представить не сложно: англоязычная Канада рисковала быть поглощенной Соединенными Штатами, после чего и независимость Свободного Квебека превратилась бы в очевидную фикцию.

По канадскому телевидению нынешней весной показывают очень страшный фильм про то, как Канада мирно, через референдум, присоединилась к США и как в результате образовалось мрачное авторитарное государство с фальсифицированными выборами, политическими убийствами и всеобщей слежкой за гражданами (немногие положительные герои скрываются от преследований в Лондоне).

Содержание предыдущих серий сводится к повторяющимся кадрам: канадский флаг спускают над парламентом и другими историческими зданиями, на его месте взвивается звездно-полосатое знамя. Всё это выглядит очень натурально. Зрителю становится не по себе.

Здесь любят напоминать, что американцы воевали с индейцами, систематически их истребляли, англичане же признавали за ними право на землю и старались вовлечь в торговлю. Результат, однако, что в одном, что в другом случае оказался одинаковый: коренное население вымерло, не выдержав столкновения с европейской цивилизацией.

Тихий геноцид канадских индейцев произошел за счет массового распространения болезней, от которых у местных жителей не было иммунитета, а также на почве алкоголизма. К концу XIX века из трех миллионов «аборигенов» осталось не более пятисот тысяч. На их место приехали шотландцы, украинцы, англичане, польские евреи и русские духоборы.

Граждане современной Канады, однако, виноватыми себя совершенно не чувствуют, поскольку у них есть «железная отмазка». Даже две. Во-первых: «Мы были английской колонией, за всё отвечают британцы», – а во-вторых: «Наша семья приехала позже, когда индейцы уже все вымерли».

У Канады хорошая репутация. Это не Америка, которую все ненавидят. Канада ни на кого не нападала. Не была колониальной империей. Во Вьетнам (в отличие от Австралии) канадцы своих парней не отправляли, со времен Корейской войны никого не трогали. Страна мирная, благопристойная. Гражданам США, попадающим в места, где особенно распространены антиамериканские настроения, рекомендуют выдавать себя за канадцев.

Однако в последнее время правительство Канады делает всё, чтобы испортить стране репутацию. Канадская армия воюет в Афганистане, а дипломатия Оттавы поддерживает любое, самое непопулярное начинание Вашингтона.

На самом деле Канада – страна с большой военной историей. Есть у канадцев даже своя «отечественная война» 1812 года – когда они изгнали из страны вторгнувшихся к ним янки. Местные ополченцы под Йорком с помощью англичан и индейцев в пух и прах разгромили регулярную американскую армию, гнали ее до Детройта.

Особенно отличились французские ополченцы. Оказалось достаточно 800 бойцов, чтобы обратить в бегство американскую армию, двинувшуюся на Монреаль. Хотя США были тогда союзниками наполеоновской Франции, лояльность жителей Квебека по отношению к Лондону была незыблемой, даже сильнее, чем у англоязычных соседей.

Воевали канадцы во Франции в годы Первой мировой войны и на фронтах Второй мировой. Сражались они и против китайцев в Корее. Так что в каждом городе есть и свой музей боевой славы, и памятник павшим героям.

За исключением 1812 года, когда канадцы сами защищали себя, они всё время воевали в чужих войнах. Начинала Канада свою историю как британская, защищаясь от американского вторжения, а сейчас канадские войска участвуют в оккупации Афганистана. Погибло уже более 50 солдат. Однако в Ирак канадский контингент отправить не удалось: по всей стране прокатились массовые демонстрации, и правительство дало задний ход.

Шикотуми

Шикотуми – сердце квебекского национализма. Здесь холодно и, наверно, скучно. В середине апреля приезжего встречают оледенелые сугробы невероятных размеров, каких я не помню в Москве даже в холодные годы своего детства. Район развивается за счет шахт и цветной металлургии (в годы Второй мировой войны здесь выплавлялась большая часть алюминия, обеспечивавшего авиацию Британской империи), а интеллектуальная жизнь сосредоточена вокруг небольшого университета, где преподают убежденные сторонники независимости.

Студенты плохо понимают по-английски, а их французский акцент, в свою очередь, с трудом понимают даже французы (мне с гордостью рассказывали про какой-то франко-канадский фильм, который в Париже шел с субтитрами). Хотя, конечно, правильный акцент, объясняют мне, именно у квебекцев: после революции 1789 года парижане испортили язык своим грассированием.

Франко-канадцы не любят англо-канадцев, но уж кого они совершенно терпеть не могут, так это французов. Профессор Йоркского университета рассказывал мне о девушке, которая из Франции зачем-то поехала учиться в Канаду. Ей пришлось перевестись из Монреаля в Торонто, поскольку ей занижали оценки и вообще всячески показывали, что она здесь лишняя.

Город Шикотуми раскинулся на берегу фьорда. Больших зданий почти нет, аккуратные двухэтажные домики с балкончиками выглядят очень уютно вблизи, хотя на расстоянии сливаются в однообразную массу, а их белый или голубой окрас делает их плохо различимыми на фоне упорно не желающего таять снега.

Профессор, у которого я остановился на ночлег, объяснил мне, что в Оттаве или Торонто чувствует себя как в иностранном государстве, что ничего общего с англоязычными канадцами у квебекцев не находит, и вообще они, квебекцы, – покоренный народ, у которого украли даже название. Правильно было бы называть канадцами их, а не англичан. Одновременно он с гордостью рассказывал, как жители Квебека, попадая после войны во Францию, удивлялись ее бедности – по какому-то странному стечению обстоятельств «покоренный народ» жил гораздо благополучнее, чем «историческая родина».

Мой хозяин постоянно говорит о том, как квебекцам мешают жить англоязычные соседи. Сначала я осторожно возражаю, пытаясь напомнить про то, что получилось у нас после развала СССР. «У вас совсем другое дело!» – отбрасывает он мои сомнения. Я молчу: многолетний опыт показывает, что когда собеседник находится на подобной волне, объяснить ему ничего невозможно. Можно только обидеть.

Я не хочу никого обижать. Мне здесь нравится. Здесь приятная атмосфера провинциального благополучия, возможная только в стране, которая так и не почувствовала на собственной шкуре, что такое настоящая История. Разговоры о национальной гордости уступают увлеченному обсуждению предстоящего ужина.

Мы ездим из одного супермаркета в другой, в поисках какой-то особой рыбки, которую обязательно надо зажарить вечером. Рыбки нигде не оказывается. Её заменяют креветками (естественно, лучшими в мире). Местный магазин, как ни странно, подтверждает тезис о национальном своеобразии: он очень мало похож на стандартный американский супермаркет, здесь всё местное.

Мотаясь по городу в поисках неуловимой рыбешки и выслушивая повести о страданиях угнетенного народа, я понимаю, что канадскую федерацию надо защищать во что бы то ни стало: до тех пор, пока здесь существует федеральный центр, он хоть как-то прикрывает этих милых провинциалов от политической и экономической экспансии «Большого Брата» с Юга.

Пересаживаясь в Торонто на самолет, летящий в США, я обнаруживаю, что американские пограничники расположились уже на канадской территории. Им отвели часть площади аэропорта, и они проверяют паспорта и смотрят ваш багаж прямо тут же. Пока вы еще не улетели из Канады. Так, вероятно удобнее и практичнее. Как это соотносится с государственным суверенитетом – вопрос другой.

Классическая книга 1960-х годов по канадской истории называлась «От колонии – к нации». К нашим временам, когда от Британской империи осталось одно воспоминание, канадцев волнуют не отношения с бывшей заморской «mother country», а соседство с новой империей.

«От колонии к нации, – задумчиво говорит один из моих собеседников, глядя на викторианский фасад парламента в Оттаве. – И обратно».