Текст книги "Сборник статей 2008гг. (v. 1.2)"
Автор книги: Борис Кагарлицкий
Жанр:
Политика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 75 страниц)
НАВАЖДЕНИЕ
Симптомы одной болезни: конспирология и политтехнология
«Всё не так, как на самом деле». Эта простая и неопровержимая в своей бессмысленности формула отражает типичное отношение «компетентного обывателя» к политическим новостям. Словам, произносимым публичными политиками и общественными деятелями, не принято верить. Картинка в телевизоре не дает никакой информации. Ее можно фальсифицировать. Комментаторы и аналитики все сплошь подкуплены. А собственного знания и аналитических способностей для того, чтобы проникнуть за телевизионную картинку, в глубь событий, нет.
Раз нет ни анализа, ни информации, надо ждать откровения.
Особенность откровения в том, что оно не нуждается ни в аргументах, ни даже в фактах. Оно, как вспышка света во тьме, проясняет все разом.
Откровения последнего времени, впрочем, отличаются от откровений древности. В прежние века смысл откровения был в том, чтобы иррациональным образом познать божественное, возвышенное. Нынешние откровения совсем по другой части. Итогом их становится понимание начала сатанинского, злого. Иными словами, то, что было откровением лет триста назад, сегодня становится наваждением.
Тезис о том, что зло правит миром, достаточно прост, очевиден и наглядно убедителен.
Две самые популярные трактовки всемогущего зла в последнее время – теория заговора и вера во всепроникающие возможности «политтехнологий». Оба подхода едины в главном: они исходят из представления о том, что любые процессы, в конечном счете, сводимы к закулисным манипуляциям, производимым тайными силами. Непосредственные участники событий – не более чем марионетки, вольные или невольные исполнители чужой воли. Решающая роль отводится средствам массовой информации. Они контролируют сознание, создают общественное мнение, «зомбируют» публику. Это мощная демоническая сила, которой ничего невозможно противопоставить, кроме таких же технологий, только направленных на достижение противоположных целей.
Различие между теоретиками заговоров и поклонниками политических технологий состоит в отношении к жизни. Теоретики заговора, «конспирологи» – это грустные сатанисты, сохраняющие, несмотря ни на что, веру в ангелов. Поскольку от ангелов, по большому счету, проку никакого нет, то остается лишь горевать, возмущаться и гневаться, сознавая повсеместное распространение и торжество зла.
Очень страшное кино
Наиболее известной, древней и распространенной версией конспирологии является, разумеется, теория еврейского заговора. Собрав антисемитские тексты, написанные за последние 200 лет, можно составить немаленькую библиотеку, способную стать источниковедческой базой для впечатляющих размеров трактата. Собственно, так и получается: конспирологи обожают цитировать друг друга, переписывать целые страницы, не слишком утруждая себя анализом противоречий между разными концепциями. Мне еще не попадалось ни одного труда по сравнительной конспирологии.
А если основные «классические» тексты – вроде знаменитых «Протоколов сионских мудрецов» – давно разоблачены как фальшивка, то это лишь очередное доказательство всепроникающей и вездесущей силы жидо-масонского заговора, который полностью подчинил себе не только средства массовой информации, но и научную среду.
Кажется, еще Жан-Поль Сартр писал, что сознание антисемита глубоко трагично. Евреи повсюду. Они везде. Они могут всё. Им прислуживает множество наивных христиан.
Разумеется, современная конспирология куда богаче традиционного антисемитизма, хотя генетически с ним связана. К нашим услугам целый набор переплетающихся версий, пантеон злодеев, включающий в себя инопланетян, иностранные разведки и даже английскую королевскую семью, которая спустя сто лет после смерти королевы Виктории продолжает править миром с помощью глупых американцев. Особенно мне нравится собирательный образ «врагов России». Тут присутствуют все сразу. Католический Ватикан, злобные евреи, коварный Альбион, американский империализм, леваки, фашисты, антифашисты, либералы, коммунисты, атлантисты, азиатские орды, «желтые», «черные», Запад, Восток, Север, Юг.
Некоторые из этих версий довольно изящны, другие совершенно топорны. Но все они, в конечном счете, уступают по рельефности и убедительности идее еврейского заговора, доведенной до совершенства несравненным доктором Геббельсом.
Конспирологи обожают в поисках аргументов и доказательств изучать историю. С их точки зрения любое событие прошлого – пример удавшегося или сорванного заговора. Русская революция – не социальный взрыв, а результат деятельности германского Генерального Штаба, большевики – отряд шпионов и диверсантов, московские процессы Сталина – не пример внутриполитической борьбы, а редкий случай удавшейся «контр-заговорщицкой» деятельности, крах СССР устроили «агенты влияния», выполняющие план Даллеса, и т. д.
Масла в огонь подливает традиция государственной пропаганды, стремящейся изобразить всякого несогласного с действующей властью сознательным или бессознательным иностранным агентом.
Социальных различий внутри общества не существует, классовый конфликт – выдумка подкупленных бароном Ротшильдом марксистов. Если люди протестуют, то не потому, что им плохо, а потому, что их подталкивают к этому операторы глобального заговора.
У заговора никогда нет никакой цели, кроме абсолютной. Единственной целью в борьбе за власть является сама власть. То, что эта власть – инструмент политики, отбрасывается как нечто несущественное.
Вечно готовое объяснение – что-то вроде нарисованного очага в хижине Папы Карло. Этот огонь не греет, но он всегда с нами. А если удастся проникнуть за нарисованный очаг, обнаружится там лишь кукольный театр, точно такой же, как на соседней улице.
Оборотной стороной широкого распространения конспирологии является невозможность выявлять и анализировать реальные заговоры. Ведь любой историк знает, что заговоры в политической жизни встречаются. Бывают и закулисные договоренности, и тайные махинации. Например, в Англии на протяжении 200 лет бытовал панический страх перед «иезуитским заговором». И нельзя отрицать, что иезуиты существовали. И даже плели козни. Но к тому времени, когда параноидальный ужас перед иезуитским заговором получил наибольшее распространение, сам орден переживал глубокий упадок, постепенно переключаясь с вопросов политики на вопросы образования.
Заговоры существуют, но не играют той глобальной роли, которую им приписывают конспирологи. Даже успешные заговоры (вроде убийства Распутина) оказываются не более чем прелюдиями к по-настоящему серьезным событиям, которые происходят в открытом политическом пространстве.
Мне глубоко неинтересно знать, получали большевики какие-то деньги из Германии или нет. Суть вопроса не в том, на какие деньги выходила в июле 1917 года газета «Правда», а в том, почему ее идеи с восторгом принимались частью общества, в отличие от идей множества других газет, выходивших значительно большими тиражами. И почему английская разведка, несмотря на неограниченные ресурсы, огромный опыт и феноменальный шпионский талант Роберта Локкарта, не смогла нанести серьезного ущерба тем же большевикам год спустя.
Стоит вам предпринять попытку проникнуть в действительный смысл тайных операций, как вас сочтут конспирологом, перестанут относиться к вам серьезно. Иногда у меня возникает подозрение, что теории заговора специально распространяются ЦРУ и КГБ для прикрытия своих действий. Но это так, конспирологические домыслы.
Веселые ребята
Если конспирологи – мрачные сатанисты, то поклонники политтехнологий – сатанисты веселые. Конспирологи верят в мировой заговор и страдают от невозможности что-то ему противопоставить. Политтехнологи тоже верят в заговор, но радостно стремятся принять в нем участие.
Конспирологи в массе своей почвенники, националисты и мистики. Политтехнологи – принципиальные плюралисты, западники, рационалисты. Даже те из них, кто работает на фашистские или национал-коммунистические организации, не разделяют эти идеологические установки. Они уверены, что заговоров должно быть как можно больше. Тогда всем хватит работы.
Вбросить слух, опубликовать статью, правильно составить социологический опрос – и вот общественное мнение. Способность людей критически осмысливать информацию политтехнологи оценивают крайне низко, и в этом они, увы, правы. Но реальные процессы пробивают себе дорогу в массовое сознание, вопреки любым пропагандистским стараниям. Попросту говоря, если вас ежедневно грабят на улице, рано или поздно вы засомневаетесь в правдивости телевизионных сообщений, из которых следует, что в вашем районе напрочь отсутствует преступность. Конечно, не после первого раза. Даже не после десятого. Но после сотого – наверняка.
Обыватель может быть туп и податлив на манипуляции. Но беда в том, что сами манипуляторы не далеко ушли от обывателя. Чем больше они верят во всесилие и непобедимость своих методов, тем более уподобляются обывателю, которого хотят контролировать.
Веселые циники, считающие себя практическими, изощренными людьми, на самом деле чрезвычайно наивны. Когда они добиваются успеха, то в силу простой веры в непобедимость зла даже не пытаются разобраться, как у них это получилось. А если терпят поражение, то сваливают его на частные ошибки или на то, что их переиграл другой манипулятор, обладающий более значительным бюджетом. Единственный вывод, который российские политтехнологи сделали из своего поражения во время украинской «оранжевой революции», сводился к тому, что у американцев больше денег.
То, как реально происходят политические процессы, для политтехнолога – абсолютная тайна. Он не может и не хочет осознать, что сам не более чем пешка, второстепенный элемент процесса.
Поскольку с некоторых пор все политические силы используют политтехнологов, любая победа и любое поражение могут быть отнесены на их счет. Политическая борьба выглядит подобием игры, не то в шашки, не то в покер. Правила заранее известны, игроки имеют одни и те же цели. Вопрос лишь в том, у кого денег больше и кто лучше умеет блефовать.
Между тем политика – не игра, а деятельность, результаты которой затрагивают миллионы людей. Время от времени эти миллионы вырываются на политическое пространство, разнося в щепки все игровые столы и разбрасывая по полу фишки. Но даже когда до такого не доходит, объективная реальность то и дело напоминает о себе. Сначала по мелочи, исподтишка, потом все сильнее и сильнее. Политтехнологи трактуют это как «фактор непредсказуемого», «внезапное изменение ситуации». Хотя все эти «непредсказуемые» тенденции как раз и лежали на поверхности: интересы социальных групп, противоречия проводимой политики, элементарная способность сначала небольшого, а потом и все более значительного числа людей делать выводы из собственного опыта.
Все это не принимается во внимание, поскольку не относится к миру политтехнологий.
И чем более политтехнологи и их заказчики верят в силу своих чар, тем меньше эти чары работают. Собственно, потому-то выборы то и дело приходится фальсифицировать, что политтехнологии на каждом шагу дают сбой. А ужесточение полицейских методов политического контроля – наглядное свидетельство нищеты политтехнологий.
Политтехнологий, но не политтехнологов. Что бы ни случилось, они далеки от нищеты.
Происхождение видов
Стремление к политическим манипуляциям, вера в заговоры, страх перед тайным злом – все это далеко не ново. Однако факт остается фактом: в последние годы эти идеи получили массовое распространение.
Практика политтехнологов дает повседневную и богатую пищу теориям заговора. Однако и то и другое, в свою очередь, опирается на кризис массового сознания, порожденный крушением социальных движений ХХ века. Просвещение, демократия и марксизм – все эти концепции основывались на рациональном видении мира, в котором «люди сами творят свою историю». Сознательный, мыслящий гражданин наряду с коллективами и классами становился субъектом политического действия, оттесняя правителей, обосновывавших свое господство божественной волей или мистикой национального духа. В последние три десятилетия, однако, мы наблюдали, как терпят поражение принципы Просвещения. Социалистический проект в том виде, как он был сформулирован в начале ХХ века, потерпел неудачу. Вера в исторический прогресс оказалась поколеблена. Демократия восторжествовала, но свелась к набору формальных процедур, лишенных всякого содержания. Экономика предстала перед нами в виде стихии, отторгающей любое общественное вмешательство. Буржуазный порядок приобрел форму Casino Capitalism.
К началу ХХI века мы столкнулись со всеобщим кризисом рационализма. Потеря веры в прогресс означала, что рухнули и прежние представления о смысле истории. Но появилась растущая потребность найти в истории новый смысл, пусть даже иррациональный.
В этом плане «новая хронология» Фоменко, конспирология или политтехнология суть разные симптомы одной и той же болезни.
К счастью, наваждение не может продолжаться бесконечно. Реальность оказалась сложнее и противоречивее, чем полагали прогрессистские мыслители XIX века, но при всей своей ограниченности они были несравненно ближе к пониманию жизни, нежели сегодняшние властители дум. То самое столкновение с жизнью, которое подорвало веру в европейский рационализм, ежедневно наносит удар по новой политической мистике, независимо от ее идеологического оттенка.
В основе теорий заговора и политтехнологического мышления лежит глубоко консервативный взгляд на вещи, глубокая уверенность, что мир невозможно изменить коллективным, открытым и сознательным действием, а по большому счету невозможно изменить вообще. Если политика – это кукольный театр, то единственная ее цель состоит в том, чтобы сменить кукловодов.
История свидетельствует о другом. У политики есть содержание. Массы вполне способны осознать смысл своих действий и организованно отстаивать свои интересы. Если бы дела обстояли иначе, не было бы ни революций, ни реформ, ни демократических преобразований.
История создается усилиями множества людей, действующих разрозненно, а порой и нецелесообразно. История может быть трагичной, но она оставляет шанс для свободы.
И каждый из нас, кто, отвергая наваждение, начинает делать критические выводы на основе индивидуального и коллективного опыта, уже становится потенциальным творцом истории.
© 2007-2009 «Русская жизнь»
ОТПОВЕДЬ РАЗОЗЛЕННОГО «МОЛЧУНА»
В течение почти всего марта в Греции продолжались забастовки, демонстрации и массовые волнения. Мусорщики отказывались вывозить мусор, электрики веерно отключали электричество в жилых домах, а банковские клерки прекращали обслуживать клиентов.
И всё это безобразие пользовалось, судя по опросам, поддержкой 80% населения, терпеливо сносившего бытовые неудобства, поскольку граждане не видели другого способа остановить голосование по пенсионной реформе в парламенте. Оказалось однако, что правящим кругам равно безразлично и мнение большинства избирателей, и их страдания. Под вой народного негодования парламент утвердил вызвавший массовую ярость закон.
Скорее всего, это правительство и этот парламент не переживут следующих выборов, хотя до голосования далеко, а механизм либеральной демократии устроен так, что порой непопулярным кабинетам, заслужившим всеобщее отвращение, удается продержаться дольше, нежели иным диктаторам, обожаемым своими подданными.
Однако, всё-таки, почему такой накал страстей?
Пенсионные реформы продолжаются на Западе больше полутора десятилетий, и вот какой парадокс: чем более активно и успешно проводится реформа, тем быстрее система погружается в кризис. В конце XIX века, когда в Германии были разработаны принципы современной пенсионной системы, в основу её был положен принцип солидарности поколений.
Иными словами, из отчислений работников выплачиваются взносы в пенсионный фонд, который, в свою очередь, платит деньги вышедшим на пенсию людям. А когда нынешние работники выйдут на пенсию, их будут содержать на взносы следующего поколения. Правда, взносы работников составляют лишь часть фонда – его также пополняют из своих средств правительство и предприниматели.
Данная система прекрасно функционировала в большинстве развитых стран мира до конца 1980-х годов, когда неожиданно все заговорили об её кризисе. В западных государствах, правда, кризис выразился не в том, что старики перестали получать пенсии или пенсии эти стали недостаточными для жизни, а в сложных и запутанных объяснениях политиков и публицистов, подкрепленных неубедительными статистическими выкладками.
Суть этих рассуждений состояла в том, что из-за демографического кризиса рождаемость упала, а продолжительность жизни тем временем выросла. В итоге пенсионным фондам грозит банкротство, уменьшающееся число работников не может содержать растущее число пенсионеров.
С экономической точки зрения это примерно то же самое, как утверждать, что Европе в ХХ веке неминуемо должен был бы грозить голод, поскольку число людей, занятых в сельском хозяйстве, уменьшилось, а городское население выросло. Иными словами, демонстративно игнорируется рост экономики вообще и рост производительности труда в частности. Если раньше требовалось, скажем, три работника, чтобы прокормить одного пенсионера, то при современном уровне развития производства вполне достаточно и одного работника.
Другое дело, что нужны были некоторые организационные улучшения. В частности, требовалось немного повысить уровень пенсионных взносов, вычитаемых у рабочих, а также (внимание!) чуточку повысить отчисления, положенные государству и бизнесу. Опросы показывали, что работников не сильно волновал вопрос о том, что их пенсионные отчисления грозят вырасти на 1,5-2%, зато бизнес и государство были категорически против. И не потому, что им было жалко денег для пенсионного фонда, а потому что очень захотелось забрать себе весь пенсионный фонд целиком.
Вместо солидарности поколений была предложена форма индивидуальных пенсионных накоплений, которые, в свою очередь, передавались частным инвесторам для биржевых спекуляций. Каковые инвесторы, безусловно, приумножат пенсионные накопления и сделают всех людей под старость богатыми.
Тут однако возникает резонный вопрос: а зачем тогда вообще нужен пенсионный фонд? Зачем мне отдавать деньги какому-то незнакомому дяде, если я сам могу откладывать их на старость, как делали в прежние времена, когда ни о какой пенсионной системе ещё не слышали? В ответ правительства объясняли, что биржевые спекулянты, банкиры и финансисты – страшно компетентные люди, на которых можно положиться. Обыватель возражал, что если он захочет доверить свои сбережения финансовым спекулянтам или «стратегическим инвесторам», то вполне может сделать это самостоятельно, не нуждаясь в посредничестве государства.
Между тем, на практике именно государство играет здесь решающую роль, поскольку концентрирует разом огромные средства, куда большие, чем стихийно может накопить любой инвестиционный фонд, работающий с индивидуальными клиентами. А затем эти грандиозные средства разом выбрасываются на финансовый рынок, попадая в управление самым крупным, влиятельным и близким к правительству компаниям.
Коррупция при такой системе становится делом неизбежным, но её и не пытаются избегать, поскольку вся система как раз и представляет собой гигантскую коррупционную схему, причем совершенно легальную.
Затем начались скандалы с потерей денег пенсионных фондов. И не потому что финансисты оказались не такими компетентными и эффективными, как обещали. Просто от них не всё зависит. До тех пор пока фондовый рынок растет, можно оправдывать подобное использование пенсионного фонда хорошими биржевыми показателями. Хотя даже в этом случае нет никакой защиты, например, от инфляции.
Однако волны капиталистических циклов регулярно обрушивают фондовый рынок. Если деньги пенсионного фонда вложены в долгосрочные бумаги в долларах, то они будут обесцениваться. Если они вложены в акции, они будут падать в цене вместе с акциями. И даже самые лучшие биржевые спекулянты ничего тут не могут сделать, так же как синоптики не могут остановить урагана.
В Греции уже проиграли на бирже значительную часть пенсионного фонда. Но именно поэтому финансовые компании нуждаются в дополнительном вливании пенсионных сбережений граждан, чтобы покрыть свои убытки и возобновить игру. Реформа должна быть продолжена. Если какая-то часть пенсионных средств ускользнула от финансовых спекулянтов, такая оплошность должна быть исправлена.
И как назло, в тот самый момент, когда греки бушевали на улицах Афин, российским чиновникам пришла в голову блестящая идея: давайте сделаем как в Греции!
Владимир Дмитриев, председатель Банка развития внешнеэкономической деятельности, где лежат пенсионные накопления большей части граждан, даже не скрывал своих целей. Речь идет отнюдь не о благосостоянии будущих пенсионеров. Решать нужно более важную задачу: средства пенсионеров спасут банки от кризиса.
В самом деле, сейчас наши пенсионные накопления «практически мертвым грузом лежат» в банке. Это плохо, пусть поработают на экономику. Дмитриев предлагает передать четверть всех пенсионных резервов, которые находятся под управлением вверенной ему госкорпорации, в коммерческие банки. Коллеги получат на время необходимые деньги, которых сейчас так не хватает. Смогут закрыть свои дыры нашими сбережениями и использовать их для обеспечения своих текущих операций.
Ну, а если в ходе мирового финансового кризиса кто-то из них всё равно обанкротится… Ну, значит, вам не повезло. Да и какое вообще это имеет значение? Всё равно средняя продолжительность жизни мужчин у нас меньше 60 лет, а женщины зарабатывают и отчисляют среднестатистически меньше мужчин. Так что у тех, кто сейчас отчисляет деньги в пенсионный фонд, шансов получить из него деньги не так уж много. До того момента, когда встанет вопрос о том, куда пошли наши деньги, доживут, увы, не все.
Но вот в чем загвоздка. Граждан, которые отказались отдать деньги частным пенсионным фондам, коммерческим структурам по терминологии наших реформаторов принято называть «молчунами». У них вроде как ни прав, ни собственного мнения нет и быть не может. Однако «молчание», согласно правилам всё той же пенсионной реформы, тоже рассматривалось как ответ. Вернее, обозначало отказ передать свои деньги в частный сектор. Несмотря на настоятельные призывы и напоминания. В данном случае молчание, вопреки пословице, знак несогласия.
Почему отказались – вопрос другой. Одни не доверяют частным инвестиционным конторам. Другие вообще не верят в новую пенсионную систему. Третьи не понимают разницы между новой и старой. Четвертые (как, например, автор этих строк) таким образом выразили принципиальное несогласие с реформой, подрывающей солидарность поколений. Принципиально важно не это. Существенно то, что НИКТО из «молчунов» не давал согласия на использование своих денег коммерческими банками. А если бы они хотели, то давно могли бы отдать свои накопления «частнику» в предусмотренном официально порядке.
С точки зрения господина Дмитриева, пенсионные накопления «практически мертвым грузом» лежат в ВЭБе. Пожалуй, это действительно так, но подобное положение дел возникло как раз в результате проведенной и проваленной российскими либералами реформы.
Если бы не эта реформа, то деньги шли бы на выплату пенсий нынешним пенсионерам, а будущим пенсионерам пенсия была бы гарантирована государством, что отнюдь не очевидно при накопительной системе. Причем сейчас, несмотря на все экономические успехи, денег на пенсии периодически недостает. И не потому, что в стране или в казне средств нет, а потому что финансовые потоки не туда направлены.
Был уже момент около года назад, когда Пенсионный фонд пытался использовать средства «молчунов» для выплаты текущих пенсий. Какой шум подняла либеральная пресса: у людей хотят отнять их пенсионные накопления! Даже по телевизору об этом «злодеянии» власти передачи показывали несмотря на то, что у нас в стране вроде как правительство эфир контролирует. А сейчас, когда те же сбережения отдать без спросу собираются коммерческим банкам, что-то большого шума не наблюдается. Потому что в первый раз каким-то старикам помочь хотели, а на сей раз своим, хорошим ребятам, банкирам.
В «финансовом блоке правительства» даже ещё одна, новая инициатива появилась. Людям доплаты сделать к пенсионным накоплениям, но только тем, кто правильно поступает, отдает свои деньги в управление частному сектору. А другим, понятное дело, ни за что! Потому что если на каждый рубль пенсионного фонда, отданный частнику, добавить ещё один рубль, то, спрашивается, кому в итоге эти два рубля достанутся? Будущим пенсионерам? Нет, конечно! Всё тому же частнику! И не когда-нибудь, через 20 лет, а сейчас. А уж во что они превратятся к моменту, когда придется их возвращать, Аллах ведает!
Как соотносится подобное стимулирование с принципом юридического равноправия граждан, остается загадкой для особо любознательных. Однако в условиях финансового кризиса и нарастающих трудностей частных банков у серьезных людей нет времени мучить себя подобными теоретическими вопросами.
Деньги, между прочим, не маленькие. Сейчас под управлением ВЭБа находится около 360 миллиардов рублей накоплений пресловутых «молчунов». Куш солидный. Как объяснил журналистам господин Дмитриев, «эти деньги сейчас очень пригодятся российской банковской системе, которая из-за кризиса на мировых финансовых рынках столкнулась с дефицитом ликвидности». Поймите же, им нужнее! «Это будет серьезным ресурсом для решения неотложных задач с укреплением ликвидности банков».
Чтобы успокоить особо нервных, банкиры поясняют: банкам отдадут не все деньги «молчунов». Вернее – не все сразу. По словам Дмитриева, для начала можно «поделиться» 90 миллиардами рублей. И, конечно, отдавать не всем подряд, а только финансовым организациям «с соответствующим рейтингом надежности». Список этих организаций у ВЭБа уже есть. Вы, наверное, уже догадались: это его постоянные партнеры – Сбербанк, ВТБ, Газпромбанк, Альфа-Банк, Россельхозбанк и «Возрождение».
Особое умиление вызывает то, что при отсутствии в этом списке нескольких крупнейших финансовых структур, в нем обнаруживается банк «Возрождение», солидный, конечно, но явно относящийся к другой группе.
Однако по-своему господин Дмитриев прав: наиболее надежными у нас считаются не самые крупные и самые эффективные, а самые свои. Но и это не всегда помогает. Кто помнит список «системообразующих банков», составленный как раз перед дефолтом 1998 года? Самым надежным среди них считался СБС-Агро. Настолько надежным, что туда даже зарплату аппарата Государственной Думы перечисляли.
Сейчас, конечно, дефолта нет, но председатель ВЭБа с трогательной наивностью сообщил журналистам, что свободные деньги у Банка развития скоро закончатся, ведь уже в ближайшее время крупные инфраструктурные проекты, которые финансируются из государственного кармана, потребуют крупных вливаний, до 140 миллиардов. Значит, надо помочь коллегам и партнерам из других средств. Из наших.
Что-то явно не в порядке с головой у российских либералов, особенно у тех из них, кто близок к финансовому сектору. Как ни стараются строить они рыночную экономику, получаются сплошные конфискации и экспроприации.
Потому что использование моих денег без моего ведома и согласия – ни что иное, как конфискация. Если, конечно, этим занимается государство.
А если подобным делом занимаются частные лица, есть для этого другой термин: грабеж.