Эстетика однополой любви в древней Греции

Текст добавлен: 5 октября 2016, 02:32

Текст книги "Эстетика однополой любви в древней Греции"

Автор книги: Антон Сватковский

Жанры:

Культурология

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 74 страниц)

(№ 238). «У спартанцев допускалось влюбляться в честных душою мальчиков, но вступать с ними в связь считалось позором, ибо такая страсть была бы телесной, а не духовной. Человек, обвиненный в позорной связи с мальчиком, на всю жизнь лишался гражданских прав» (Плутарх. Древние обычаи спартанцев 7, пер. М.Н.Ботвинника [Плутарх 1990, с.331])

См. также Ксенофонт. Лаконское государство II 12сл.

(№ 239). «…хотя следить за волосами мальчики начинали, едва выйдя из детского возраста, особенно старательно их умащали и расчесывали накануне опасности, памятуя слова Ликурга о волосах, что красивых они делают еще благовиднее, а уродливых – еще страшнее» (Плутарх. Ликург 22, пер. С.П.Маркиша [Плутарх 1994, т.1, с.63]) То же см. (Плутарх. Лисандр 1 [Плутарх 1994, т.1, с.485], Плутарх. Изречения спартанцев 53, 29 [Плутарх 1990, с.317], Плутарх. Изречения царей и полководцев 52, 1 [Плутарх 1990, с.363])

(№ 240). «На вопрос, почему спартанцы заботятся о прическах, он [Харилл] ответил: «Потому что из всех украшений это – самое дешевое» (Плутарх. Изречения царей и полководцев 53, 3, пер. М.Л.Гаспарова [Плутарх 1990, с.363]) Другой вариант слов Харилла: (Плутарх. Изречения спартанцев 68, 6 [Плутарх 1990, с.323] То же как изречение Никандра: (Плутарх. Изречения спартанцев 56, 2 [Плутарх 1990, с.320])

(№ 241). «picti … значит … прекрасные, то есть нравящиеся своими черными волосами…» (Сервий. Комм. к Энеиде VI 146 [Латышев 1947-52, с.744 (1949, № 1, с.199)])

(№ 242). «Те, кто был моложе тридцати лет, вовсе не ходили на рынок и делали необходимые покупки через родственников и возлюбленных» (Плутарх. Ликург 25, пер. С.П.Маркиша [Плутарх 1994, т.1, с.65])

(№ 243). «Общие трапезы критяне зовут «андриями», а лакедемоняне «фидитиями» – потому ли, что на них царила дружба и благожелательство [ филия] или потому, что они приучали к простоте и бережливости [ фейдо]» (Плутарх. Ликург 12, пер. С.П.Маркиша [Плутарх 1994, т.1, с.55]). также см. [Плутарх 1990, с.133]

(№ 244). «Он [ Ликург] укрепил и закалил девушек упражнениями в беге, борьбе, метании диска и копья… Заставив девушек забыть об изнеженности, баловстве и всяких женских прихотях, он приучил их не хуже, чем юношей, нагими принимать участие в торжественных шествиях, плясать и петь при исполнении некоторых священных обрядов на глазах у молодых людей… (15) Всё это само по себе было и средством побуждения к браку – я имею в виду шествия девушек, обнажение тела, состязания в присутствии молодых людей, которых приводила, говоря словами Платона, не геометрическая, а любовная необходимость…

Невест брали уводом, но не слишком юных, недостигших брачного возраста, а цветущих и созревших. Похищенную принимала так называемая подружка, коротко стригла ей волосы и, нарядив в мужской плащ, обув на ноги сандалии, укладывала одну в темной комнате на подстилке из листьев. Жених, не пьяный, не размякший, но трезвый и как всегда пообедавший за общим столом, входил, распускал ей пояс и, взявши на руки, переносил на ложе. Пробыв с нею некоторое время, он скромно удалялся, чтобы по обыкновению лечь спать вместе с прочими юношами» (Плутарх. Ликург 14-15, пер. С.П.Маркиша [Плутарх 1994, т.1, с.57-58])

(№ 245). «О спартанских эфорах я мог бы рассказать много достопримечательного, но сейчас ограничусь нижеследующим. Когда кто-то из тамошних красавцев предпочел бедному, но честному вздыхателю богача, они приговорили юношу к штрафу, карая, мне сдаётся, слабость к деньгам денежным наказанием.

Другого, человека во всех отношениях порядочного, но не испытывавшего любви к благородным юношам, они тоже наказали за то, что, обладая душевными совершенствами, он никому не дарит свою любовь; эфоры были уверены, что такой человек может сделать своего возлюбленного или какого-нибудь другого юношу подобным себе. Ведь привязанность любящих, если они добродетельны, способна воспитать в их любимцах добрые качества. Поэтому лакедемонские эфоры поступают так: если юноша совершит какой-нибудь проступок, его прощают из-за неопытности и молодости, а карают за это того, кто в него влюблен, требуя, чтобы любящие знали о поступках любимых и следили за тем, что они делают» (Элиан. Пёстрые рассказы III 10 [Элиан 1963, с.31])

(№ 246). «Спартанские юноши держатся с теми, кто в них влюблен, без гордости и заносчивости, наоборот, их обращение противоположно обычному в таких случаях поведению юных красавцев – они сами просят, чтобы влюбленные «вдохновили их»; в переводе это значит, что мальчиков надо полюбить. Однако эта любовь не содержит ничего постыдного. Если же мальчик посмеет допустить по отношению к себе нескромность или влюбленный на нее отважится, обоим небезопасно оставаться в Спарте: их приговорят к изгнанию, а в иных случаях даже к смерти» (Элиан. Пёстрые рассказы III 12 [Элиан 1963, с.32])

(№ 247). «Агафархид Книдский пишет в двадцать восьмой книге «Европейской истории»: «В Спарте эфоры воспретили Гносиппу общаться с юношами, потому что он показал себя мотом» (Афиней IV 168d [Афиней 2003-, т.1, с.220])

Гиппократид – царь VI века.

(№ 248). «Однажды Гиппократиду встретился подросток, который смутился, так как с ним шел его покровитель. Гиппократид сказал, увидев его: «Гулять надо с такими людьми, чтобы не краснеть, если с кем-нибудь повстречаешься» (Плутарх. Изречения спартанцев 42, 2, пер. М.Н.Ботвинника [Плутарх 1990, с.308])

(№ 249). « Сципион. …для юношей было позором, если у них не было любовников…

… [запрещалось, чтобы] юноша обнажался. Столь издалека проистекают, так сказать, основания стыдливости. Что касается упражнений юношества, то как неразумны они в гимнасиях! Как легка пресловутая военная служба эфебов! Как вольны и свободны прикосновения и проявления любви! Не стану говорить об элейцах и фиванцах, у которых страсть даже пользуется дозволенной и ничем не стесняемой вольностью, если она обращена к свободнорожденным. Сами лакедемоняне в любви к юношам позволяют всё, кроме бесчестия, и отгораживают то, что запрещают, лишь очень тонкой стенкой; ибо они допускают объятия и совместное спанье, если между людьми положены плащи» (Цицерон. О государстве IV 3-4 (3-4) [Цицерон 1966, с.71])

См. (Сервий. Комм. к Энеиде X 325)

(№ 250). «Если идти из Спарты в Аркадию, то на дороге под открытым небом стоит статуя Афины, так называемой Парей, а за ней – святилище Ахилла, открывать которое обычно не принято. Те из эфебов, которые собираются сражаться на Платанисте, по установленному для них обычаю, приносят здесь перед битвой жертву Ахиллу» (Павсаний III 20, 8 [Павсаний 2002, т.1, с.239]

(№ 251). «Тут есть местность, так называемый Платанист [Платановая аллея], по имени образующих ее деревьев: здесь растут высокие и частые платаны. Все это место – а оно назначено для упражнений эфебов в боях – кругом обведено рвом, наполненным водою, как будто какой-то остров, окруженный морем; войти сюда можно по двум мостам. На каждом из этих мостов стоят статуи; на одном – Геракла, на другом – Ликурга, так как среди законов, установленных Ликургом и касающихся всего государственного устройства, были и законы относительно этих боев между эфебами. [ Описание боев]» (Павсаний III 14, 8 [Павсаний 2002, т.1, с.223]) Также см. (Павсаний III 11, 2 [Павсаний 2002, т.1, с.215])

Общая характеристика архаики

«…когда на пирушке пелись хвалебные песни,

«энкомии», в честь гостеприимного хозяина,

или застольные песни, «сколии» над осушаемыми чашами,

или любовные песни в честь красивых мальчиков …

то и эти песни не были частным делом поющих

и не обходились без поминания богов и героев».

(М.Л.Гаспаров [Пиндар 1980, с.335])

Канон лириков:

«Муз провозвестник священный, Пиндар; Вакхилид, как сирена,

Пеньем пленявший; Сапфо, цвет эолийских харит;

Анакреонтовы песни; и ты, из Гомерова русла

Для вдохновений своих бравший струи Стесихор;

Прелесть стихов Симонида; пожатая Ивиком жатва

Юности первых цветов, сладостных песен любви;

Меч беспощадный Алкея, что кровью тираннов нередко

Был обагряем, права края родного храня;

Женственно-нежные песни Алкмана, – хвала вам! Собою

Лирику начали вы и положили ей грань»

(№ 252). (Аноним (АП IX 184), пер. Л.В.Блуменау [Пиндар 1980, с.360])

«В Фивах клектал величаво Пиндар; Симонидова муза

Сладостным пеньем своим обворожала сердца;

Ярко сиял Стесихор, так же Ивик; Алкман был приятен;

Из Вакхилидовых уст звуки лилися, как мед;

В Анакреонте был дар убеждать; песни разного склада

На эолийских пирах пел митиленец Алкей.

Между певцами девятой Сапфо не была, но десятой

Числится в хоре она славных парнасских богинь».

(№ 253). (Аноним. Девять лириков, пер. Л.В.Блуменау [Лирика 1968, с.342])

1.3. Ранняя архаика (середина 8 века-620)

Коринф

(№ 254). «Сиракузы основал … коринфянин Архий из рода Гераклидов, изгнав сначала сикулов с острова Ортигии, где теперь находится уже не омываемый морем внутренний город» (Фукидид VI 3, 2 [Фукидид 1999, с.352])

Основание Сиракуз. (Страбон VI 2, 4 (стр.269) [Страбон 1994, с.248])

(№ 255). «Сыном Мелисса был Актеон, самый красивый и скромный из своих ровесников, поэтому многие его домогались, но более всех Архий, чье происхождение восходило к Гераклидам, его семья была богатой и знатной в Коринфе. Поскольку мальчика не удалось уговорить, он задумал умыкнуть его силой. Однажды он появился во главе отряда друзей и рабов перед домом мальчика и пытался его украсть. Однако отец с его друзьями оказали сопротивление, им помогли и соседи, и во время драки мальчик был смертельно ранен и умер. Тогда отец поднял на руки мертвое тело сына, принес его на рыночную площадь и показал коринфянам, прося их наказать виновников смерти своего сына. Горожане ему сочувствовали, но ничего не предприняли. Несчастный отец взобрался на гору и бросился вниз, но прежде обратился к богам с просьбой отомстить за сына.

Вскоре после этого государство постигли неурожай и голод. Оракул возвестил, что это следствие гнева Посейдона, который не успокоится, пока не будет наказан виновник смерти Актеона. Когда Архий, который был среди посланных за ответом оракула, услышал эти слова, он не вернулся в Коринф, но отплыл на Сицилию и основал город Сиракузы. Здесь, имея уже двух дочерей, Ортигию и Сиракузу, он был убит своим возлюбленным Телефом» (Псевдо-Плутарх. Любовные рассказы. Цит. по: [Лихт 2003, с.367-368])

«Из двух Актеонов … другой – коринфский мальчик, погибший, когда влюбленный в него согражданин вырывал его из рук родственников (Плутарх. Любовные рассказы 2)» (Примеч. М.Л.Гаспарова. // [Плутарх 1994, т.2, с.579])

(№ 256). «Поскольку поток времени бесконечен, а судьба изменчива, не приходится, пожалуй, удивляться тому, что часто происходят сходные между собой события. ... …такова судьба двух Актеонов (одного из них растерзали собаки, а другого – любовники)» (Плутарх. Серторий 1, пер. А.П.Каждана [Плутарх 1994, т.2, с.5])

«Сиракузы были основаны, согласно наиболее авторитетной хронологии, представленной у Фукидида, Пиндара (со схолиями) и Евсевия, а восходящей, по всей видимости, к Антиоху Сиракузскому, в 735 г. до н.э. (Thuc. VI 3, 5; Pind. Ol. II, 93 cum schol.; Schol. ad Pind. Ol. V, 16; Euseb. Chron. II vers. arm. Karst, p.182). Город был основан переселенцами из Коринфа, которых возглавлял Архий, сын Эвагета, из рода Гераклидов. (Thuc. VI, 3, 2; Marmor Parium, ep.31, vs.47). По преданию, поводом к выводу колонии послужило преступление, совершенное Архием на любовной почве. Он домогался красивого мальчика Актэона, сына Мелисса. Не добившись своего уговорами, он попытался увести мальчика из его дома силой, но Мелисс с сородичами и друзьями воспротивился этому, и в возникшей свалке Актэон погиб. К просьбам несчастного отца отомстить насильнику за смерть сына народ, – очевидно, из страха перед правящей аристократией, к которой принадлежал и Архий, – остался глух, и тогда Мелисс, дождавшись очередных истмийских празднеств, взошел на крышу храма Посейдона, проклял коринфян и, призвав в свидетели богов, бросился вниз на камни. Вскоре Коринф постигли засуха и голод, а когда коринфяне вопросили Дельфийский оракул о причине несчастья, Пифия ответила, что они прогневили Посейдона и беды их не прекратятся до тех пор, пока они не отомстят за Актэона и Мелисса. Одним из феоров – членов священного посольства в Дельфы – был Архий, и вот он сразу же, даже не возвратившись в Коринф, отплыл в Сицилию, где и основал Сиракузы. (Diod., fr. VIII, 8; Plut., Am. Narr. 2, p.772c-773b)». (Статья Э.Д.Фролова [Фролов 1982, с.27-28])

Олимпийские игры

(№ 257). «Поначалу у древних существовал обычай состязаться в набедренных повязках. В 14-ю олимпиаду [ 724 г.] во время состязаний у лакедемонянина Орсиппа развязалась повязка и это явилось причиной его поражения. С тех пор установлено правило состязаться в беге обнаженными» (Схолии AD к Илиаде XXIII 683 = Гесиод, фр.74 [Гесиод 2001, с.123-124])

(№ 258). «В 14-ю олимпиаду, когда архонтом в Афинах был Гиппомен, участвовавшие в состязаниях на Олимпийских играх носили набедренные повязки, и случилось, что для одного из них – Орсиппа – набедренная повязка явилась причиной падения и гибели, после чего было принято состязаться обнаженными. … Живший уже в более позднее время Гесиод говорит, что Гиппомен состязался с Аталантой обнаженным». (ср. Евстафий с.1324, 18) (Схолии Т к Илиаде. = Гесиод, фр.74 [Гесиод 2001, с.123-124])

(№ 259). «(6, 5) Они [ лакедемоняне] впервые также ввели в обычай открыто обнажаться и натирать тело маслом, делая телесные упражнения. В древности даже на Олимпийских состязаниях борцы выступали в набедренных повязках, и этот обычай носить пояса был оставлен лишь несколько лет назад. У некоторых варваров, особенно у азиатских, и теперь еще на состязаниях в кулачном бою и борьбе участники также выступают в поясах. (6) Можно указать много и других обычаев древней Эллады, схожих с обычаями современных варваров». (Фукидид I 6, 5-6 [Фукидид 1999, с.8])

(№ 260). «[ Мегары] Недалеко от Кореба похоронен Орсипп; в то время как по древнему обычаю в Олимпии на состязаниях атлеты были опоясанными, он первый одержал победу, пробежав стадий нагим. Говорят, что и впоследствии Орсипп, будучи военачальником [ м е гарцев], отрезал в их пользу области от земель соседей. Думаю, что и в Олимпии он сознательно дал соскользнуть поясу, так как он знал, что человеку нагому бежать легче, чем человеку опоясанному» (Павсаний I 44, 1 [Павсаний 2002, т.1, с.107])

(№ 261). «[ 490 г.] Ведь первым, кто решился обнажить тело и голым пробежал на Олимпийских играх, был лакедемонянин Аканф на пятнадцатой Олимпиаде [ 720 г.]. А до этого все эллины стыдились показывать на состязаниях полностью обнаженные тела, как указывает Гомер, являясь самым надежным и древнейшим из свидетелей, изображая героев опоясывающимися». (Дионисий Галикарнасский. Римские древности VII 72, 3, пер. А.М.Сморчкова [Дионисий 2005, т.2, с.192])

Халкида

(№ 262). «А о том, при каких обстоятельствах пал в сражении Клеомах фарсалиец, вы, вероятно, слыхали. … Он пришел союзником к халкидянам, когда у тех была в разгаре Лелантская война с эретрийцами [ ок.700 г.]. Пехота была у халкидян достаточно сильна, но им было трудно сопротивляться набегам вражеской конницы. Поэтому они просили Клеомаха как человека выдающейся храбрости первым напасть на всадников. Клеомах спросил присутствовавшего при этом своего возлюбленного, хочет ли он увидеть это сражение. Тот ответил утвердительно, дружески поцеловал Клеомаха и надел ему шлем. Воодушевленный Клеомах, собрав вокруг себя лучших из [ с.565] фессалийских воинов, произвел блистательный набег и обратил в смятение, а затем и в бегство вражескую конницу. Вслед за этим бежали и гоплиты, и эретрийцы одержали полную победу. Но Клеомах встретил смерть в этом бою. Его могилу показывают на площади Халкиды, где доныне сохраняется высокая колонна. А любовь к мальчикам, которая у халкидян ранее осуждалась, теперь окружена у них большим почётом и уважением, чем где-либо. (Аристотель, однако, подтверждая, что Клеомах был убит в том сражении, в котором он одержал победу над эретрийцами, случай с поцелуем возлюбленного относит к другому союзнику халкидян, посланному к ним из фракийской Халкиды. Отсюда возникла у халкидян народная песня:

О сыны доблестных отцов, одаренные дивно Харитами,

не откажите героям в общении с юностью вашей,

ведь вместе с мужеством цветет в градах халкидян

освободитель Эрот.

Имя влюбленного было Антон, а его возлюбленного Филист, как сообщает поэт Дионисий в своих «Этиологиях»).» (Плутарх. Об Эроте 17, пер. Я.М.Боровского [Плутарх 1983, с.564-565]

То же в пер. О.Смыки:

«Юноши, вы, чей удел наследный – подвиги предков, дары Харит!

Не чуждайтесь водить знакомства с добрыми в цвете юности!

Ведь среди городов Халкиды Эрос разымчивый с Мужеством

Равно сияют»

(№ 263). (Анонимный фр.27 [Поэты 1999, с.405])

Беотия

(№ 264). «У фиванцев законодателем был Филолай Коринфянин. Филолай происходил из рода Бакхиадов; вступив в любовную связь с Диоклом, победителем на олимпийских состязаниях, он удалился в Фивы, когда тот, возненавидев преступную любовь к себе своей матери Алкионы, покинул Коринф. Там же оба и окончили свои дни. И теперь еще показывают их могилы, расположенные таким образом, что с одной из них можно хорошо видеть другую, но коринфская земля со стороны одной могилы видна, со стороны другой – нет» (Аристотель. Политика II 9, 6 (1274а32-39), пер. С.А.Жебелева под ред. А.И.Доватура [Аристотель 1975-83, т.4, с.441-442])

О нем есть статья, в которой собраны крохи имеющейся информации: [Шишова 1970]. Реформы датируются началом VII в. до н.э.

Гесиод

Цитаты разбиты по рубрикам (см. выше).

Эпитафии Гесиоду: Мнасалк № 18 [Эпиграмма 1993, с.158]

Алкей Мессенский № 12 [Эпиграмма 1993, с.186]

«Илиада» Гомера

«Любовь супружеская, братская и отцовская, как ни парадоксально звучит это для нас, в «Илиаде» тождественны, однородны качественно, по сути и различаются как будто лишь количеством этого качества, придающим им оттенок эпической индивидуальности» [Шталь 1983, с.205]

О любви см. [Шталь 1983, с.198-199]

Идоменей и Мерион:

«Сердцу любезнейший друг, Молид Мерион быстроногий,

Что приходил ты, оставивши брань и жестокую сечу?»

(№ 265). (Гомер. Илиада XIII 249-250 [Гомер 1990, с.181])

«Тою порою Сфенел Капанид не забыл наставлений,

Данный ему Диомедом, воинственным сыном Тидея:

Коней своих звуконогих вдали от бранной тревоги

Он удержал и, бразды затянув за скобу колесницы,

Бросился быстро на праздных Энея коней пышногривых,

И, отогнав от троян к меднолатным дружинам ахеян,

Другу отдал Деипилу, которого сверстников в сонме

Более всех он любил, по согласию чувств их сердечных,

Гнать повелев к кораблям мореходным…»

(№ 266). (Гомер. Илиада V 319-327 [Гомер 1990, с.68])

(№ 267). «(142) … Часто упоминая о Патрокле и Ахилле, Гомер умалчивает, однако, об их любви и не называет своим именем их дружбу, считая, что исключительный характер их взаимной привязанности совершенно очевиден для всякого образованного слушателя. …

(143) … Отсюда [ Илиада XVIII 324-329] совершенно ясно, что именно любовь побудила Ахилла взять на себя заботу о Патрокле» (Эсхин. Против Тимарха 142-143 [Эсхин 1962 (№ 3), с.242])

Вопрос о характере отношений между Ахиллом и Патроклом в изображении Гомера я подробно разбирать не буду, сделаю лишь несколько замечаний. Обращает на себя внимание, что наиболее яркие цитаты относятся к времени после смерти Патрокла. Чаще всего употребляется выражение: друг [ этайрос] или «любезный друг» [ филос этайрос], формулой является строка:

«Так говорил, – и Патрокл покорился любезному другу [ филой этайрой]»

(№ 268). (Гомер. Илиада IX 205 [Гомер 1990, с.121])

Почти то же: [ филой этайрой] XI 616 [Там же, с.159], I 345

(№ 269). То же про Антилоха (XXIII 556) «Антилоха любил он, как друга» [ филос этайрос]

Встречается выражение:

«О, Менетид благородный, о друг, любезнейший [ кехарисмене] сердцу!»

(№ 270). (Гомер. Илиада XI 608 [Гомер 1990, с.159])

(№ 271). То же говорит Брисеида о Патрокле (XIX 287): «друг бесценный» [ кехарисмене]

(№ 272). I 307 «при нем Менетид», (№ 273). 337 «друг, благородный Патрокл», (№ 274). 345 «и Менетиев сын покорился любезному другу».

«Лирой он [ Ахилл] дух услаждал, воспевая славу героев.

Менетиад перед ним лишь единый сидел и безмолвный

Ждал Эакида, пока песнопения он не окончит».

(№ 275). (Гомер. Илиада IX 189-191 [Гомер 1990, с.121])

IX 201-220 – Ахилл и Патрокл. 620-622, 658-668; (№ 276). 195 «Менетиев сын» (№ 277). 202 «друг Менетид» (№ 278). 211 «Менетид боговидный» (№ 279). 220 «другу Патроклу велел»

(№ 280). 620 «и Патроклу знаменье подал бровями» (№ 281). 659 «Патрокл повелел и друзьям и рабыням» (№ 282). 666 «сын же Менетиев спал напрот ив»

XI 599-617 – беседа Ахилла и Патрокла, далее Патрокл и Нестор, Патрокл и Эврипил.

(№ 283). 602 «любезного друга [ этайра] Патрокла»

(№ 284). XI 644 «небожителю равный» [ исотеос], 765, 804-823 XII 1

(№ 285). XI 787 «летами старее ты [ Патрокл], у него превосходнее сила».

XV 389-404 – повествование возвращается к Патроклу.

(№ 286). XI 793 = XV 404 «сильно всегда убеждение друга» [ парайфасис этайру]

XVI 2-101 – Ахилл посылает Патрокла в бой.

«Тою порою, как думы сии в уме обращал он,

Несторов сын знаменитый к нему приближается грустный,

Слезы горячие льющий, и страшную весть произносит:

"Горе мне, храбрый, любезный Пелид! От меня ты услышишь

Горькую весть, какой никогда не должно бы свершиться!

Пал наш Патрокл! и уже загорелася битва за тело;

Он уже наг; совлек все оружие Гектор могучий!"

Рек,– и Пелида покрыло мрачное облако скорби.

Быстро в обе он руки схвативши нечистого пепла,

Голову всю им осыпал и лик осквернил свой прекрасный;

Риза его благовонная вся почернела под пеплом.

Сам он, великий, пространство покрывши великое, в прахе

Молча простерся и волосы рвал, безобразно терзая».

(№ 287). (Гомер. Илиада XVIII 15-27 [Гомер 1990, с.260])

«Но какая в том радость, когда потерял я Патрокла,

Милого друга [ филос этайрос]! Его из друзей всех больше любил я;

Им, как моею главой, дорожил; и его потерял я!»

(№ 288). (Гомер. Илиада XVIII 80-82 [Гомер 1990, с.262])

«Теплые слезы он пролил, увидевши верного друга,

Медью пронзенного острой, на смертном простертого ложе,-

Друга, которого сам с колесницей своей и с конями

В битву послал, но живого, пришедшего с битвы, не встретил».

(№ 289). (Гомер. Илиада XVIII 235-238 [Гомер 1990, с.265])

«…Но мирмидонцы

Целую ночь провели над Патроклом, стеня и рыдая.

Царь Ахиллес среди сонма их плач свой рыдательный начал;

Грозные руки на грудь положив бездыханного друга,

Часто и тяжко стенал он,– подобно как лев густобрадый,

Ежели скимнов его из глубокого леса похитит

Ланей ловец; возвратяся он поздно, по детям тоскует;

Бродит из дебри в дебрь и следов похитителя ищет,

Жалобно стонущий; горесть и ярость его обымают…»

(№ 290). (Гомер. Илиада XVIII 314-322 [Гомер 1990, с.267])

«Что мне вещаешь о выкупах, что говоришь ты, безумный?

Так, доколе Патрокл наслаждался сиянием солнца,

Миловать Трои сынов иногда мне бывало приятно.

Многих из вас полонил, и за многих выкуп я принял.

Ныне пощады вам нет никому, кого только демон

В руки мои приведет под стенами Приамовой Трои!

Всем вам, троянам, смерть, и особенно детям Приама!

Так, мой любезный [ филос], умри! И о чем ты столько рыдаешь?

Умер Патрокл, несравненно тебя превосходнейший смертный!

Видишь, каков я и сам, и красив, и величествен видом [ калос те мегас те];

Сын отца знаменитого, матерь имею богиню;

Но и мне на земле от могучей судьбы не избегнуть;

Смерть придет и ко мне поутру, ввечеру или в полдень,

Быстро, лишь враг и мою на сражениях душу исторгнет.

Или копьем поразив, иль крылатой стрелою из лука»

(№ 291). (Гомер. Илиада XXI 99-113 [Гомер 1990, с.298])

«Мертвый лежит у судов, не оплаканный, не погребенный,

Друг мой Патрокл! Не забуду его, не забуду, пока я

Между живыми влачусь и стопами земли прикасаюсь!

Если ж умершие смертные память теряют в Аиде,

Буду я помнить и там моего благородного друга! [ филу этайру]»

(№ 292). (Гомер. Илиада XXII 386-390 [Гомер 1990, с.318])

«Там Ахиллесу явилась душа несчастливца Патрокла,

Призрак, величием с ним и очами прекрасными сходный;

Та ж и одежда, и голос тот самый, сердцу знакомый.

…

«Кости мои, Ахиллес, да не будут розно с твоими;

Вместе пусть лягут, как вместе от юности мы возрастали

В ваших чертогах..

…

Пусть же и кости наши гробница одна сокрывает,

Урна златая, Фетиды матери дар драгоценный!»

Быстро к нему простираясь, воскликнул Пелид благородный:

"Ты ли, друг мой любезнейший, мертвый меня посещаешь?

Ты ль полагаешь заветы мне крепкие? Я совершу их,

Радостно все совершу и исполню, как ты завещаешь.

Но приближься ко мне, хоть на миг обоймемся с любовью

И взаимно с тобой насладимся рыданием горьким!"

Рек,– и жадные руки любимца обнять распростер он;

Тщетно: душа Менетида, как облако дыма, сквозь землю

С воем ушла. И вскочил Ахиллес, пораженный виденьем…»

(№ 293). (Гомер. Илиада XXIII 65-67, 83-85, 91-101 [Гомер 1990, с.323-324])

«Думу иную тогда Пелейон быстроногий замыслил:

Став при костре, у себя он обрезал русые кудри, -

Волосы, кои Сперхию с младости нежной растил он…»

(№ 294). (Гомер. Илиада XXIII 140-142 [Гомер 1990, с.325])

«…Но Пелид неутешный

Плакал, о друге еще вспоминая; к нему не касался

Все усмиряющий сон; по одру беспокойно метаясь,

Он вспоминал Менетидово мужество, дух возвышенный;

Сколько они подвизались, какие труды подымали,

Боев с мужами ища и свирепость морей искушая;

Все вспоминая в душе, проливал он горячие слезы.

То на хребет он ложился, то на бок, то ниц обратяся,

К ложу лицом припадал; напоследок бросивши ложе,

Берегом моря бродил он, тоскующий».

(№ 295). (Гомер. Илиада XXIV 3-12 [Гомер 1990, с.342])

Некоторые эпические параллели и вариации

«О всё видавшем…» (Эпос о Гильгамеше)

Таблица VIII

«Едва занялось сияние утра,

Гильгамеш уста открыл и молвит:

«Энкиду, друг мой, твоя мать антилопа

И онагр, твой отец, тебя породили,

Молоком своим тебя звери взрастили

И скот в степи на пастбищах дальних!

В кедровом лесу стези Энкиду

По тебе да плачут день и ночь неумолчно,

Да плачут старейшины огражденного Урука,

Да плачет руку нам вслед простиравший,

Да плачут уступы гор лесистых,

По которым мы с тобою всходили,

Да рыдает пажить, как мать родная,

Да плачут соком кипарисы и кедры,

Средь которых с тобою мы пробирались,

Да плачут медведи, гиены, барсы и тигры,

Козероги и рыси, львы и туры,

Олени и антилопы, скот и тварь степная,

Да плачет священный Евлей, где мы гордо ходили по брегу,

Да плачет светлый Евфрат, где мы черпали воду мехом,

Да плачут мужи обширного огражденного Урука,

Да плачут жены, что видали, как Быка мы убили,

Да плачет земледелец доброго града, твое славивший имя,

Да плачет тот, кто накормил тебя хлебом,

Да плачет рабыня, что умастила твои ноги,

Да плачет раб, кто вина к устам твоим подал,

Да плачет блудница, тебя умастившая добрым елеем,

Да плачет в брачный покой вступивший, обретший супругу твоим добрым советом,

Братья да плачут по тебе, как сестры,

В скорби да рвут власы над тобою!

Словно мать и отец в его дальних кочевьях,

Я об Энкиду буду плакать:

Внимайте же мне, мужи, внимайте,

Внимайте, старейшины огражденного Урука! (II 1)

Я об Энкиду, моем друге, плачу,

Словно плакальщица, горько рыдаю:

Мощный топор мой, сильный оплот мой,

Верный кинжал мой, надежный щит мой,

Праздничный плащ мой, пышный убор мой, -

Демон злой у меня его отнял!

Младший мой брат, гонитель онагров в степи, пантер на просторах!

Энкиду, младший мой брат, гонитель онагров в степи, пантер на просторах!

С кем мы, встретившись вместе, поднимались в горы,

Вместе схвативши, Быка убили, -

Что за сон теперь овладел тобою?

Стал ты темен и меня не слышишь!»

А тот головы поднять не может.

Тронул он сердце – оно не бьется.

Закрыл он другу лицо, как невесте,

Сам, как орел, над ним кружит он,

Точно львица, чьи львята в ловушке,

Мечется грозно взад и вперед он. [ близкая параллель Ил. XVIII 318-322]

Словно кудель, разрывает власы он,

Словно скверну, срывает одежду…» [ близкая параллель Ил. XVIII 23-27]

(Пер. И.М.Дьяконова [Когда Ану сотворил небо 2000, с.177-179])

Плач Давида по Шаулу и Йонатану

«Краса, о Израиль, на высотах твоих пронзена!

Как пали сильные!

Не рассказывайте в Гате,

не возвещайте на улицах Ашкелона,

чтобы не радовались дочери филистимлян,

чтобы не торжествовали дочери необрезанных.

Горы Гилбоа! Ни роса, ни дождь [да не сойдёт] на вас,

и полей плодородных [да не будет на вас].

Ибо там повержен щит сильных,

щит Шаула – как бы и не был он помазан елеем.

Без крови пронзенных,

без тука сильных

лук Йонатана не отступал назад

и меч Шаула не возвращался даром.

Шаул и Йонатан –

любезные и согласные в жизни своей,

и в смерти своей не разлучились –

орлов быстрее,

львов сильнее.

Дочери Израиля! О Шауле плачьте,

который одевал вас в багряницу с украшениями,

доставлял уборы золотые на одежды ваши.

Как пали сильные на брани!

Йонатан на высотах твоих пронзен.

Скорблю о тебе, брат мой Йонатан,

дорог ты был мне очень;

превыше любовь твоя была мне

любви женской.

Как пали сильные,

погибло оружие бранное!»

(Библия. Вторая книга Шамуэла, гл.1, ст.18-27.

Пер. И.Р.Тантлевского [Тантлевский 2005, с.181-182])

«Если любовь зависит от вещи [т.е. если она корыстна] то, как только исчезнет вещь, исчезнет и любовь, а если любовь не зависит от вещи, то она никогда не исчезнет. Какова любовь, зависящая от вещи? – это [например] любовь Амнона к Фамари [2 Цар., гл.13]; а какова любовь, не зависящая от вещи? – это [например] любовь, [связывавшая] Давида и Ионафана». (Талмуд. Авот V 16 [Талмуд 2004-05, т.4, с.472])

Плач Кухулина по Фер Диаду

«Из-за предательства, о Фер Диад,

Гибель твоя мне горше стократ!

Ты умер. Я жив. Наш жребий таков.

Не встретимся мы во веки веков!

Когда мы жили в восточном краю,

У Скатах, учась побеждать в бою,

Казалось, что будем друзьями всегда,

Вплоть до дня Страшного суда!

Мил мне был облик прекрасный твой:

Нежных ланит цвет огневой,

Синяя ясность твоих очей,