Текст книги "Эстетика однополой любви в древней Греции"

Автор книги: Антон Сватковский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 43 (всего у книги 74 страниц)

(35). Будучи таким образом расположена, душа презирает даже мышление, которое приветствует во всякое другое время, поскольку мышление есть некое движение, она же не желает [уже] двигаться. Ибо она говорит, что Тот, Которого она видит, тоже не движется; однако, она становится умом, когда созерцает, словно бы превращается в Ум и возникает в умопостигаемом месте; но когда она возникает в нем [Уме] и движется вокруг него, она обладает умопостигаемым и мыслит, однако как только увидит Бога, уходит уже в Него; как если бы кто-нибудь пришел в богато украшенный и красивый дом, созерцал бы в его внутренних покоях каждое из украшений и удивлялся, прежде чем увидеть хозяина этого дома, увидев же его и удивившись [ с.145] ему, чья природа не такова, как природа [виденных им только что] статуй, но поистине достойна созерцания, он оставляет все другие вещи и не сводит взгляда с одного хозяина, и тогда, поскольку он смотрит и не отводит глаз, благодаря непрерывности его созерцания, он не видит более предмета, но смешивает свой взгляд с тем, чт осозерцает, так что то, что им было видимо [сначала вовне], становится видимым в нем самом, и он забывает все другие предметы созерцания. Возможно, наш пример будет более реалистичным, если не человек встретится осматривающему дом, но некий бог, который не является видимо, но [изнутри] наполняет душу смотрящего. Значит, и Ум имеет одну силу для мышления, благодаря которой он смотрит на вещи в себе, и другую, которой благодаря интуиции [здесь: направленному движению сознания] и усвоению он схватывает то, что по ту сторону [Ума и всех вещей]; благодаря этой силе, он прежде только видел и, видя, приобрел ум и есть единое. Одно есть разумное в идение Ума, другое – Ум любящий, когда он становится безумным и « упивается нектаром» [Пир 203b5]; тогда он любит и упрощается в счастье, благодаря его полноте. Он считает лучшим упиться, нежели сохранять значительность, будучи трезвым. Однако видит ли Ум по частям, т. е. сначала одну вещь, а потом другую? Нет, но это логос учит нас создавать возникших [т. е. отдельные вещи], а Ум мыслит вечно и вечно не мыслит, но иным образом взирает [на Бога]. Ибо смотря на Него, Ум обретает потомков и воспринимает и их порождение, и [ с.145] своё существование внутри них; и когда он видит их, говорится, что он мыслит и видит той силой, какой [позднее] мыслит. Душа же видит, словно бы смешавшись и скрыв пребывающий в ней ум; лучше же сказать, что первично видит ее Ум, и в идение приходит в нее, и два становятся одним. Благо же простирается над ними и слаживает с Собою обоих; Оно набегает на них, объединяя двух, покоится на них и дает им блаженство восприятия и в идения, поднимая их столь высоко, что они уже не существуют ни в каком-либо месте, ни [вообще] в ином, будучи среди вещей, для которых естественно быть одному в другом, ибо Он не где-то, но умопостигаемое место – в Нем, Он же – не в ином. Поэтому и не движется тогда душа, ибо не движется Он. Уже нет души, ибо она не живет Там, но [то, что происходит с ней, -] сверх жизни. Нет уже Ума, потому что он не мыслит, ибо должен уподобиться Единому. Он не мыслит и того, что он не мыслит». (Плотин VI 7 (О том, как множество идей обрело ипостасийное бытие, и о благе № 38), 31-35 [Плотин 2004-05, т.7, с.137-146 / 204])

(№ 1846). «(15) Он – возлюбленный, Он – сама Любовь, Любовь Себя, ибо прекрасен не иным каким-либо образом, но от Себя и в Себе. Он со-существует с собой: Тот, Кто существует и То, с чем Он существует [т.е. субъект существования и само существование] – есть одно и то же. Поскольку дело обстоит именно так, то желаемое едино с желающим, и предмет желания, как ипостась, есть, так сказать, подлежащее, что опять же являет нам, что сущность и стремление в Нем тождественны. … Ибо Он есть корень Разума, существующего из Себя, и в Нем прекращаются все вещи, так что Он подобен началу и основанию великого древа, живущего жизнью, согласной логосу, которая пребывает сама и при себе, давая древу бытие согласно логосу, который оно принимает.

(16) … Он обладает наивысшим чином [в иерархии сущего], лучше сказать, не обладает, но Сам есть высочайший и обладает всеми вещами как рабами; не Он случаен для них, но они для Него, лучше сказать, они находятся окрест Него; Он не смотрит на них, но они на Него; Он несется, так сказать, во внутренность Себя Самого, словно бы принимая с любовью Себя, Он – «чистый луч света» [ Федр 250с4], и Он Сам с любовью Себя принимает. Это значит, что Он Сам дает Себе ипостась, если, в самом деле, Его энергия пребывает вечно, и существует наивысшая форма приемлющей любви, в какой-то степени подобная Уму…» (Плотин VI 8 (О добровольности действия и воле Единого № 39), 15.16 [Плотин 2004-05, т.7, с.249-252])

(№ 1847). «(17) Тем самым, существование Логоса соответствует всеобщему творчеству, так что наиболее противоположные из сотворенных вещей он делает и наиболее разнесенными; этот чувственный космос лишен единства в большей степени, чем его Логос, более множественен и противоречив; каждая из существующих в нем вещей более стремится к жизни и обладает большей любовью к единству. Но те, кто в погоне за собственным благом любит страстно, часто убивают любимых, если они смертны; движение частей к целому движет каждым, и каждый тащит в себя то, что может. Таким образом, благие и злые люди подобны противоположным гримасам актера, существующим благодаря одному и тому же искусству; мы можем сказать, что одна часть его выступления блага, а другая порочна, но потому-то и само искусство прекрасно» (Плотин III 2 (О Промысле I № 47), 17 [Плотин 2004-05, т.3, с.155]

  (№ 1848). «И если один развратный красавец наталкивается на другого, то результат оказывается, конечно же, иным, нежели при встрече одной целомудренной красоты с другой; одно впечатление имеет целомудренный красавец при встрече с развратником, другое – развратник при встрече с целомудренным красавцем. То, что исходит от развратника, не вызвано Провидением и не находится в согласии с ним, действия же человека целомудренного, хотя и не исходят от Провидения (ведь они от него самого), но находятся в согласии с ним; они созвучны Логосу…» (Плотин III 3 (О Промысле II № 48), 5 [Плотин 2004-05, т.3, с.202-203])

(№ 1849). «Если жизнь принимает себя с любовью, то ясно, что ничего другого она не ищет; именно по этой причине самотождественно бытие Ума, и потому присутствующего для него достаточно. Жизнь Ума с любовью довольствуется собой, поскольку все вещи уже присутствуют в Уме, и присутствуют таким образом, что они суть иное, нежели Ум» (Плотин V 3 (О познающих ипостасях и том, что по ту сторону № 49), 16 [Плотин 2004-05, т.5, с.93-94]

(№ 1850). III 5 (Об Эросе № 50) [Плотин 2004-05, т.3, с.244-261] см. Приложение

Христианские авторы III века

(№ 1851). «Блудница, или человек любострастный, или оскопивший себя и всякий занимающийся делами, о которых непристойно говорить, да будут отвержены [ из общины хр и стиан], ибо они нечисты». (Ипполит Римский. Апостольское предание 16, пер. П.Бубуруза [Отцы III века 1996, т.2, с.248])

Мефодий Олимпский

(№ 1852). «Так, нужно думать, Бог и отец всех обращался и с нашими предками; пока еще мир не был наполнен людьми, то человек был как бы младенец и ему нужно было прежде размножаться и таким образом возрастать в мужа. А когда он был населен от концов до концов своих и человечество беспредельно распространилось, то Бог не допустил людям оставаться при прежних нравах, имея в виду, чтобы они, переходя от одного к другому, постепенно более и более приближались к небесам, пока не сделаются совершенными, достигнув величайшего и высочайшего учения – девства; именно чтобы они сначала перешли от смешения с сестрами к вступлению в брак с посторонними женщинами, потом чтобы не совокуплялись со многими, подобно четвероногим животным, как бы родившиеся для совокупления, затем чтобы они не были прелюбодеями, а потом далее перешли бы к целомудрию и от целомудрия к девству, в котором, научившись возвышаться над плотью, безбоязненно вступили бы в безмятежную пристань нетления». (Мефодий Олимпский. Пир I 2, пер. под ред. Е.Ловягина [Отцы III века 1996, т.2, с.391-392])

(№ 1853). «[ Толкование Чис. 6, 1-4] Дикий же и смертоносный виноград, источающий неистовство, яд и гнев, есть диавол, как говорит Моисей, описывая его так: «виноград … аспидов» [Втор. 32, 32-33]. Им насыщаясь, жители Содома дошли до такого неистовства, что предались противоестественному бесплодному мужеложеству». (Мефодий Олимпский. Пир II 5, пер. под ред. Е.Ловягина [Отцы III века 1996, т.2, с.418])

(№ 1854). «Подлинно девство есть весенний цветок, нежно произрастающий на своих всегда белых листьях цвет нетления. Поэтому Он [ Христос] и не стыдится открыто выражать свою любовь к цветущей красоте его [Далее Песн. 4, 9-12]» (Мефодий Олимпский. Пир VII 1, пер. под ред. Е.Ловягина [Отцы III века 1996, т.2, с.424-425])

Порфирий

(№ 1855). «[ 1 Кор. 6, 11] Мы в недоумении и по этому поводу поражены до глубины души: неужели от стольких осквернений и мерзостей человек окажется чистым, один раз омывшись? Неужели запятнанный в жизни такой грязью – блудом, любодеянием, пьянством, воровством, мужеложеством, отравлениями и тысячами дурных и позорных дел – тем только, что крестился и призвал имя Христа, легко освобождается и сбрасывает с себя преступления, как змея старую кожу? Кто после этого не решится на выразимые и невыразимые преступления и не будет совершать вещи, которых словами не выразить и на деле не стерпеть, раз он знает, что будет оправдан после таких гнуснейших дел, – стоит только уверовать и креститься…» (Порфирий. Против христиан IV 19 [Ранович 1990, с.387-388])

Ямвлих

(№ 1856). «Спустя некоторое время они [ Ямвлих и его ученики] решили отправиться в Гадары, место, где находятся сирийские горячие бани, вторые после римских, расположенных в Байах, с которыми не могут сравниться никакие другие. Пришли они туда летом. Однажды, когда Ямвлих мылся, а другие мылись вместе с ним, они пристали к нему с прежней настойчивостью. Ямвлих на это улыбнулся и сказал: «Неблагочестиво просить, чтобы это показали, но ради вас все будет сделано». Среди этих теплых источников было два, по размерам меньше других, но более приятных, чем прочие. Ямвлих повелел ученикам разузнать у местных жителей, как эти источники издревле назывались. Те, выполнив поручение, сказали: «Без притворства: вот этот источник называется Эрот, а следующий за ним – Антэрот». Ямвлих же тотчас коснулся воды рукой (он как раз сидел на ограждении источника) и, произнеся короткие заклинания, вызвал наверх из источника мальчика. Мальчик был бел, среднего роста, волосы его были золотыми, а грудь и спина у него блестели; и вообще было похоже, что он или еще купался, или только что искупался. Друзья были потрясены, а Ямвлих сказал им: «Пойдемте к следующему источнику». И сам встал и пошел, пребывая в раздумии. Сделав то же самое и у второго источника, Ямвлих вызвал другого Эрота, точь-в-точь такого же, как первый, только волосы его были темнее и при свете солнца выглядели неряшливо. Оба мальчика обвили Ямвлиха руками и прильнули к нему, словно дети к своему родному отцу. Он же отнес их обратно в их источники и, помывшись, ушел в сопровождении друзей. После этого случая толпа учеников уже ничего не проверяла, но, словно влекомая на прочном поводке, отказалась от поиска доказательств и всему верила» (Евнапий. Жизни философов и софистов, стр.459, пер. Е.В.Дарк и М.Л.Хорькова [Римские историки 1997, с.235])

(№ 1857). «[ Из Анатолия]. Говорят, что двоицу именуют также и «Эрато»: привлекши к себе любовью исхождение единицы как эйдоса, двоица рождает в результате остальные числа начиная от троицы и четверицы» (Ямвлих (?). Теологумены арифметики [Ямвлих 1988, с.403])

(№ 1858). «[ Беседа Пифагора с мальчиками в храме Аполлона]. …он объявил их любимцами богов и сказал, что поэтому города в засуху посылают просить богов о дожде именно их как наиболее послушных божеству и они одни сохраняют ритуальную чистоту, получив право проводить время в храмах. (52) По этой же причине и наиболее человеколюбивых из богов, Аполлона и Эрота, все художники и скульпторы изображают имеющими облик мальчиков. … (53) Из этого они должны сделать вывод, что своим рождением они в конечном счете обязаны промыслу Аполлона, а об их возрасте пекутся все боги, и что они, дети, достойны любви богов и должны иметь привычку слушать, чтобы научиться говорить». (Ямвлих. Жизнь Пифагора X 51-53 [Ямвлих 1998, с.46-47])

(№ 1859). «Многое из того, что касается человеческой жизни, таково, что о нем гораздо лучше узнать позже. Сюда относится и потребность в любовных утехах. (210) Поэтому нужно, чтобы подросток воспитывался так, чтобы он не стремился до двадцати лет к близости подобного рода, а достигнув этого возраста, прибегал к ней, но редко. Это возможно, если здоровье признается чем-то достойным и прекрасным». (Ямвлих. Жизнь Пифагора XXXI 209-210 [Ямвлих 1998, с.128])

(№ 1860). «Помимо этих особенностей, божественные существа излучают как бы бесконечную красоту, охватывающую изумлением созерцающих ее, которая распространяет божественную радость, для неизреченного проявляется в соразмерности и выделяется среди прочих видов красоты. Блаженные видения архангелов также являют величайшую красоту, но не столь невыразимую и удивительную, как божественные. Ангельские видения раздробляют на части красоту, которую воспринимают от архангелов. Видимые духи демонов и героев, как те, так и другие, обладают красотой в ограниченных аспектах: впрочем, то, что заключено в пропорциях, определяющих сущность, является демоническим, а то, что показывает мужество, является героическим. А явления архонтов следует разделить на две части: одни обнаруживают господствующую и естественную красоту, а другие являют манерное и неестественное изящество. Явления душ также упорядочены в определенных понятиях, более дробных, чем у героев, обозначенных в деталях и подчиненных одному виду. Если же нужно дать всему этому общее определение, то я утверждаю, что как каждое существо занимает свое место и соответственно тому, какой природой оно обладает, таким же образом, согласно своему жребию, оно причастно красоте». (Ямвлих. О египетских мистериях II, 3 (73) [Ямвлих 2004, с.61-62])

(№ 1861). «Следует иметь в виду, что мир есть единое живое существо. Его части отличаются местоположением, но вследствие единства их природы стремятся друг к другу. … Сама по себе эта сила к сближению и напряжение, сообщаемое ей всему миру, есть благо и причина полноты, она [ с.132] привносит общность, единство и соразмерность, она сообщает единению нерасторжимое начало любви, повелевающее всем, что существует и возникает. Но у индивидуумов из-за их отстраненности друг от друга и от целого, а также поскольку по своей индивидуальной природе они несовершенны, недостаточны и слабы, их взаимосвязь возникает со страстью, отсюда многим присущи влечение и прирожденное стремление.

… Искусство приводит упорядоченное в самом себе в беспорядок: красоту и соразмерность форм наполняет несоразмерностью и безобразием и переносит почтенный исход, присущий единению, на другое завершение, недостойное и нечистое, где элементы соединяет страсть. Оно привносит от себя материю, которая не способна произвести прекрасное, поскольку она его либо совсем не воспринимает, либо преобразует его в другое. Оно смешивает много различных природных сил, и этим направляет так, как ему угодно, соединения для рождения. Итак, со всех точек зрения мы доказываем, что подобное побуждение к любовному соединению возникает из некого человеческого искусства, а не вызвано демонами или богами». (Ямвлих. О египетских мистериях IV 12 (195-197) [Ямвлих 2004, с.131-132])

Гимерий

(№ 1862). «(3) Рассказывают, что Аполлон, после одержанных им великих лирных побед, перед дверьми спальни запел свадебную песнь. Если слова поэтов не сказка, сперва она огласила долины гор и пещеры: бог ведь пел ее для своего любимца…

(6) … Посейдон любил Пелопса. Он обучал еще юного отрока скакать верхом и гнать колесницу по морским волнам, едва касаясь воды. Когда же страсть к Гипподамии заставила Пелопса служить Эроту и Афродите, бог собирает хоровод нереид и на самом берегу моря возводит для него брачный покой (покоем, мне думается, служила волна: сине-багряная, высокая; она выгибалась над ложем, чтобы создать подобие стены). Кроме того, он поет Пелопсу свадебную песнь»

(11) «Ведь жажда брачного соединения заставляет аттический Илисс безумствовать по аттической родниковой струе. И дабы мы не корили его за то, что, словно какой-нибудь соблазнитель мальчиков, он скоро изменит любимой, Илисс украшает не только ее воды, но и прозвище, к которому присоединяется слово «красота» [ Каллироя]» (Гимерий. Эпиталамий Северу (I) 3, 6, 11, пер. С.В.Поляковой [Греческая проза 1961, с.606-607, 608])

(№ 1863). «Послушай басню. Когда Зевс сотворил людей, он украсил их всем тем, что и сейчас при них. Только Эрот еще не поселился в обители человеческой души: крылатый, он витал под небесами и поражал своими стрелами одних лишь богов. Испугался Зевс, что прекраснейшее из его творений исчезнет с лица земли, и посылает Эрота сохранить человеческий род. Однако Эрот хоть и принял это повеление Зевса, однако не пожелал равно обитать во всех душах и равно посещать древние и новопосвященные храмы; нет, души многие и заурядные отдал он пасти низшим Эротам, рожденным от нимф, сам же вселился в души божественные и небесные, обуревая их любовным безумием на вящее благо роду человеческому. И вот, если встретится тебе человек, от природы вялый и к дружеству равнодушный, то знай, что высший Эрот не удостоил его своей близости; если же найдешь в нем ум острый и живой, а сердце – пламенное в любовной приязни, то знай, что в нем обитает высший Эрот». (Гимерий. Диоген (Эклога 10, 6) = Басни 401, пер. М.Л.Гаспарова [Античная басня 1991, с.206])

(№ 1864). «Алкивиад покорил своей красотой весь театр, но был тогда уже юношей в расцвете сил, а ты покорил его в пору, когда еще питался молоком матери» (Гимерий. Плач по сыну Руфину (XXIII) 4, пер. С.В.Поляковой [Греческая проза 1961, с.615])

Либаний

(№ 1865). «Ввиду того, что распространились злые слухи насчет отношений его [ Либания] к юношам, о каких мне непозволительно было бы писать, так как я выпускаю свой труд для достойных памяти вещей». (Евнапий [Либаний 1912-16, т.1, с.XI]

  Либаний говорит о колебании посылать речь свою туда, где молодые люди все мнят себя Гиакинфами, а прочих считают Ферситами. (Письмо 1522. Руфину [Либаний 1912-16, т.1, с.474])

Речи

(№ 1866). «В то время как я проводил время среди декламаций … юноша, много съевший обедов, получая крупную плату за [ с.35] тело, прибежав к этому государю [ Констанцию], заявил, что я владею головами двух женщин, отрезав их от туловища … Наградою за ложь было соложничество с каким-то плясуном, повиновавшимся кружку вышеупомянутого софиста…» (Либаний. Автобиография (№ 1) 98 [Либаний 1912-16, т.1, с.34-35])

(№ 1867). «…хотя подстраивая это при посредстве Мартирия, одного уроженца Писидии, который услаждался атлетами, в других отношениях был безупречным, а Фесту представлялся чародеем вследствие приверженности его к борцам». (Либаний. Автобиография (№ 1) 158 [Либаний 1912-16, т.1, с.55])

(№ 1868). «…юноша, получающий от отца деньги с тем, чтобы снести их софисту, и одни из них употребляющий на кутеж, другие на игру в кости, третьи на удовлетворение половой страсти, иной раз выходящей из мерила законности». (Либаний. К юношам о слове (№ 3) 6 [Либаний 1912-16, т.2, с.74])

(№ 1869). «…дела любимых людей, каковы бы они не были, кажутся прекрасными их поклонникам и, отказываясь от критики, они кличем выражают свое восхищение пред ними». (Либаний. Приветственная Юлиану (№ 13) 3 [Либаний 1912-16, т.2, с.246])

(№ 1870). «…считаете старое заблуждение великою необходимостью для постоянного пребывания в таковом, как если бы кто, в юности торгуя красотою, сохранил недуг свой и во все прочие возрасты». (Либаний. К антиохийцам о гневе царя (№ 16) 47 [Либаний 1912-16, т.2, с.268])

(№ 1871). «(138) Притом они [ чиновники при дворе Констанция] пугали добропорядочных людей бесчестием, подсылая к ним пригожих отроков… – таковыми двумя способами добывали они себе сверхурочные доходы» (Либаний. Надгробное слово по Юлиану 138, пер. Е.Г.Рабинович [Ораторы Греции 1985, с.380])

(№ 1872). «И вот, по пословице, любящий человек становится более рабом, чем мессеняне, считая пустяками друзей, родителей, попреки со стороны людей, служа предмету любви, и, чем больше рабствует, тем больше услаждается, радуясь расходам, трудам, просиживанию по близости больше, чем добыткам и развлечениям, в случае удачи ухаживая с радостью, при неудаче гоняясь за предметом любви со всею хитростью и раболепством, (27) и любимый не попросит ничего настолько невозможного, что выполнить не является уязвленному полною необходимостью. Если же нет способов выполнить, он скорее умрет, чем откажет заранее». (Либаний. О рабстве (№ 25) 26-27 [Либаний 1912-16, т.2, с.405])

(№ 1873). «А теперь этот доход обращен в пользу сцены, чтобы на те деньги, что ремесленник плачет, да вносит, роскошествовали плясуны и мимы, которые развращают свободных, развращают рабов, и юношей, и стариков». (Либаний. К Икарию (№ 26) 23 [Либаний 1912-16, т.1, с.95])

(№ 1874). «…В городе Берое была медная статуя, Асклепий в образе красивого сына Клиния, где искусство воспроизводило природу. В нем было столько красоты, что даже те, кому представлялась возможность видеть его ежедневно, не могли насытиться его созерцанием». (Либаний. К имп.Феодосию в защиту храмов (№ 30) 22 [Либаний 1912-16, т.1, с.206])

(№ 1875). «…Кто не знает, что под влиянием самих притеснений, коим они [ язычники] подверглись, они больше, чем в прежних условиях, преклоняются перед богами? Так поклонники физической красоты от помехи в любви сильнее увлекаются ею и становятся поклонниками более упорными». (Либаний. К имп.Феодосию в защиту храмов (№ 30) 26 [Либаний 1912-16, т.1, с.207])

(№ 1876). «[ Ельпидий утверждал, что император Юлиан отравил свою жену]. Тут я возопил и пораженный в сердце тем словом сказал: «Но не стал бы клясться Ельпидий, что в молодости был жертвою разврата». И я сказал то же, что римский сенат и народ, как сообщалось сюда людьми, долго там жившими, и что он заменил наложницу человеку, дельному в остальном, но в этом несчастному. Были и такие, что утверждали, будто он и до смерти не освободился от этого недуга. И вот до чего ты был подавлен истиной, что и сам признавался, что слышал подобное от одного из его асессоров. Итак, я заявил, что такой человек, по доброй воле преображавшийся в женщину, лишен прав, и образом жизни его у него отнята возможность злословить другого». (Либаний. К Поликлу (№ 37) 3 [Либаний 1912-16, т.2, с.174])

(№ 1877). «…И даже если бы я сказал, что он продал свою юность, а ты тоже, отправление, по приказу такого-то, в Рим, разделить ложе, не было бы делом Поликла, и также, если тому после этого следовало сковать язык, от тебя мы не требовали молчания. Но мне кажется, я вижу причину гнева. Общею против обоих, как кажется, была та молва: «Одни и те же у вас взятки, одни и те же ночи. Одинаковы ваши добытки, одинаковы ваши угождения». Ты, следовательно, думал, что слышишь это столько же о нем, сколько о себе». (Либаний. К Поликлу (№ 37) 14 [Либаний 1912-16, т.2, с.178])

(№ 1878). «Отдавшись в распоряжение любителям красивых для услуг им, и с одними знакомясь вне, с другими внутри и многими ходами доставляя ответы тех и других упомянутых лицам, становясь участником в дележе даров любви, многие дома он сделал несчастными, дни и ночи наполнив своим непотребством, когда не был в состоянии привести другого, предоставляя к услугам себя самого, сам и жертва разврата, и сводник». (Либаний. Против Сильвана (№ 38) 8 [Либаний 1912-16, т.2, с.182])

(№ 1879). «Недавно он подошел к кому-то из красивых и пытался уговорить, а тот отскочил. Он же, наступая на него, тащил, схватив его, и побил. Когда же родственники юноши, узнав о дерзком поступке, быв сильны и немалочисленны, обступили его и пустили в ход против него руки, честный отец, узнав, не разразился против них, как обидчиков, криком и не наказал его как за дурные поступки». (Либаний. Против Сильвана (№ 38) 11 [Либаний 1912-16, т.2, с.183])

(№ 1880). «(5) Ведь этот Миксидем, начав с детства предаваться пороку, а честным не быв никогда хоть бы несколько дней, в крайней безнравственности достиг старости. Он брал доход своим телом в Египте, сам приглашая к себе тех, кто мог дать, брал такой и в Палестине, причем и борода не служила к тому препятствием. Принявшись же за ремесло адвоката, он не прекратил прежнего заработка, но ему можно было вдвойне получать вознаграждение. ***

(6) … был тем же учеником и адвокатом, смешавшим обычаи Афродиты, рожденным мужчиной, но прибавившим к тому другое и, многих опозорив, еще большему числу предоставив себя». (Либаний. Утешающая Антиоху (№ 39) 5-6 [Либаний 1912-16, т.2, с.427])

(№ 1881). «За то, что в темноте друг с другом все делали друг другу и давая, и получая, плодом этого является наследство». (Либаний. Утешающая Антиоху (№ 39) 15 [Либаний 1912-16, т.2, с.430])

(№ 1882). «Был здесь некий юноша с Кипра, белый и красивый, из богатого дома, у этого человека пользовавшийся несколькими комнатами. … Так поступал он, желая обирать плоды с острова и еще кое-чего другого. Это последнее заставило юношу удалиться отсюда, не снесши покушений этого человека, одного в маленькой бане, другого в разных местах дома. Имея его под рукою, он не отставал». (Либаний. Утешающая Антиоху (№ 39) 17 [Либаний 1912-16, т.2, с.431])

(№ 1883). «Ведь чем Филипп был для сына Фринона, тем сам он был своему, и при том, несмотря на громкий протест брата жены, причем жена присутствовала и слышала, ни взглянул прямо, ни возразил, но пребыл безгласен, глядя в землю, лишь потом дав признание своего непотребства. Страшно преступление Фиеста, а это нынешнее еще ужаснее, насколько ужаснее быть таким преступником в отношении сына, чем дочери». (Либаний. Утешающая Антиоху (№ 39) 22 [Либаний 1912-16, т.2, с.432])

(№ 1884). «Далее, будучи детьми, они снискивали пропитание на счет самой своей юности, а, достигши зрелого возраста, с прекращением этого источника заработка, удалившись с родины, они поспешили сюда в видах на заработок от здешнего театра …

(7) … Всякие зазорные поступки делают они одинаково и днем, и по ночам, и честолюбие их в том, чтобы превзойти друг друга в чрезмерности этого бесстыдства, так что тогда более всего считают они себя закрепляющими свое положение, когда легко для них сделать такое, о чем добронравным людям и слышать невыносимо». (Либаний. К Тимократу (№ 41) 6-7 [Либаний 1912-16, т.2, с.500])

(№ 1885). «…сперва сами себя развратив, они вкрадываются в дома людей благородного воспитания, уловляя, сколько могут, юношей и убеждая увлекаться одним с ними предметом и, если отцы у них живы, превращая их, сколько возможно, в воров отцовского достояния, а, если они умерли, прямо в изменников». (Либаний. К Тимократу (№ 41) 9 [Либаний 1912-16, т.2, с.501])

(№ 1886). «Есть некто Сабиниан, сводник красивых юношей, переменивший на это свои занятия вследствие старости, а пока был безбородым, сам нуждавшийся в услугах сводников. Послужив в этом многим во многих городах, ни для кого он столько не потрудился, сколько для этого Оптата, делая несчастными отцов, несчастными и детей, несчастными и матерей. (29) Вот это занятие заставило его проезжать и через наш город и, дерзнув проникнуть в толпу учеников, он был замечен в то время, как, пытаясь совратить некоторых, отводил их в сторону и беседовал с ними у одной колонны, дозволяя себе при этом и несколько вольное обращение, был удален, с внушением, что следует вести себя скромно, а если не может, отправляться на свою охоту к другим». (Либаний. За Фалассия (№ 42) 28-29 [Либаний 1912-16, т.1, с.190])

(№ 1887). «[ Оптат] Это он-то, который непременно был бы заклан, если бы бог провещал во время какого-либо народного бедствия принести в жертву последнего негодяя, так как и тогда, если бы предстояло почтить верх порока, он был бы увенчан. Он являет важный признак своей нелюбви к городу в своей ненависти к своей жене. … (50) Два у нее источника рыданий, девицы и юноши, из-за коих он не был отцом многих детей». (Либаний. За Фалассия (№ 42) 49-50 [Либаний 1912-16, т.1, с.197])

(№ 1888). «Между тем ему следовало бы, по примеру правителей доброй памяти, схватить некоторых из оскорбителей, проявить свой гнев на них, живущих за счет разврата плясунов, не считать клеветы надежнее фактов». (Либаний. Против Флоренция (№ 46) 5 [Либаний 1912-16, т.1, с.153])

(№ 1889). «И педагог, и дядька, и слуга остаются за дверями, а он вращается среди взрослых, приучаясь пить или по уговору, или даже взрослый насильно влагает кубок в руку мальчика. Заходя дальше и доводя каждого до состояния полного опьянения, эти отношения известно к чему клонятся». (Либаний. О приглашениях во время праздников (№ 53) 6 [Либаний 1912-16, т.2, с.2-3])

(№ 1890). «Иной, хворая сам, случается, посылает своего сына, некий новый Фринон, который знает, что в настоящее время сильно господствует недуг педерастии, но впитывает яд в души юношей, еще неспособных к твердому убеждению, что есть нечто предпочтительнее разнузданных представлений. (11) Итак, мне кажется, неправо поступают и приглашающие, причем они входят в противоречие и сами с собою, когда, в письменных приговорах выдворяя в другое место людей порочной жизни, устраивают, чтобы другие, и притом дети самых знатных людей, подвергались тому же соблазну». (Либаний. О приглашениях во время праздников (№ 53) 10 [Либаний 1912-16, т.2, с.4])

(№ 1891). «Так я слышал слова одного человека, любившего одного красивого мальчика, но не имевшего возможности поговорить, потому что не было благовидного предлога для беседы. Итак, он говорил друзьям и себе самому: «Вот настанут Олимпии, которые обнажают атлетов, обнажают и мальчика в небольшом кругу сотрапезников. Можно будет, отведя его немного в сторону от стола, смотреть на его ноги, когда он потягивается или тянется к кушаньям». Мы слышим, как, например, Демосфен рассказывал, что юноша вращается на пирах среди выпивших взрослых, и он пользуется этим обстоятельством, как сильнейшим свидетельством против образа жизни Эсхина». (Либаний. О приглашениях во время праздников (№ 53) 18 [Либаний 1912-16, т.2, с.6])