Текст книги "Время проснуться дракону"

Автор книги: Анна Ганькова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 56 (всего у книги 60 страниц)

А вот за гномами, вынужденными вести себя подобным же образом, было даже интересно наблюдать. Конечно, здесь были представители первых Домов, и исполнять залихватские песни они бы вряд ли стали. Но видеть с каким кислым видом гномы тянут потихоньку легкое сладковатое винцо, как будто в бокалах у них не лучший из напитков, а зауксившееся дешевое пойло, было даже весело. Широкоплечие, в большинстве своем бородатые, одетые в расшитые каменьями кафтаны, они, когда считали, что на них никто не смотрит, обменивались жалостливо-тоскливыми, совершенно не идущими к их тяжеловесным образам взглядами. Им бы сейчас жахнуть крепенького и пуститься в пляс! Но они тем и отличались, эти знатные гномы, от своих сородичей – простых мастеров, вольно гуляющих на Долинных праздниках, что понимали – они именно, что знатные, представляют здесь своего правителя и присутствуют на королевской свадьбе. А еще, рядом были их жены…

Гномихи, ожидаемо, в соседнюю залу плясать, так и не пошли, а продолжали, молча и почти неподвижно, сидеть за столом. Всем своим видом, и набеленными разрисованными лицами, и неимоверно богатыми платьями, и застывшими позами, напоминая пышно одетых кукол.

Да, конечно, восприятие времени весьма относительно. В том смысле, что иногда оно, то есть, время, способно нестись как породистый скакун, почти не касаясь копытами земли, а иногда наоборот – тащится, нога за ногу, как перекормленный мул. Но, как бы то ни было, но даже мул всегда доплетается до своей конюшни.

Так что, когда клепсидр звонко на весь зал известил всех, что до полуночи осталось три часа, наконец-то, настало время и молодым покинуть праздник. И не успели золоченые девушки отвести свой хоровод, как ждущие этого момента с нетерпением Эль и Вик поднялись с места. Еще одно небольшое усилие над собой, чтоб выдержать степенный шаг, еще с полсотни улыбок, розданных по сторонам, и вот они уже миновали торжественную залу и бегом спускаются к карете, которая их ожидает возле парадного подъезда.

А сразу после того, как они покинули дворцовую территорию, их снова окружил праздник, раскинувшийся уже по площадям и улицам столицы. И это было совсем другое празднество – без нарочитой пышности и не ограниченное рамками строго этикета. Оно охватывало всех и каждого, позволяя выражать радость, как кому вздумается, и из окон кареты выглядело не просто веселым, а каким-то даже бесшабашным. А дармовые вино и угощенье только подкрепляли и распаляли это шумное яркое буйство.

На одной из площадей вокруг фонтана танцевали бранль – быстрые движения, вскидывания рук, громкие нестройные крики в такт музыки. Румяные девушки, с развивающимися волосами и лентами, и бравые парни, норовящие выхватить их из слаженного круга. На следующей улице уже не просто вскрики, а целый хор не вполне попадающий в мотив, что играют разгоряченные пьяненькие музыканты. А дальше уже и кого-то мутузят, но видно несильно, может и на спор, а толпа кругом гомонит, спорит и подбадривает. И везде люди с кружками, которые то и дело вздымаются вверх, расплескивая пьянящее содержимое, а следом за ними еще выше в ночное уже небо летят громкие, иногда звонкие, а иногда и хриплые, поздравления молодым.

А вот предместье было тихим и сонным, и Иво, который всегда чувствовал себя во дворце не в своей тарелке и вызвался быть кучером, погнал лошадей по пустынной дороге вскачь.

Впрочем, Эль этого уже и не заметила. Еще там, на первых улицах после спуска с Королевского холма, Вик оторвал ее от окна и привлек к себе. Девушка едва только и успела подумать, что будь ее воля, она бы лучше праздновала свою свадьбу здесь, посреди от души веселящегося народа, чем в том чопорно-душном зале.

Сначала, видно, это было просто желание большей близости, недозволенной им в течение дня, проведенного под тысячами взглядов. Мужчина легко обнял молодую жену и уткнулся лицом ей в волосы. Но уже через несколько минут спокойный момент был нарушен – да, пока нежным и нетребовательным поцелуем в висок. Но дальше… губы Вика стали горячими и настойчивыми… они принялись обжигать кожу уже по всему лицу, спускались на шею, грея жарким дыханием слегка оголенные плечи, щекотали за ушком. Пальцы Эльмери, которые почему-то тут же оказались на его щеках и тоже попали под эти поцелуи, задрожали… а следом и вовсе зажили собственной жизнью – путались в его волосах на затылке, судорожно пытались расстегнуть верхнюю пуговицу камзола, касались крепкой шеи, чтобы прочувствовать лихорадочное биение сердца.

Мир для Эль растворился, оставив ей только это тесное и почти темное пространство внутри кареты, а сам канул в никуда. Девушка уже не слышала ни громких криков и музыки, не чувствовала запаха дыма костров и речной свежести, не ощущала покачивания и легких толчков от движения. Все в ней было настроено только на любимого – уши ловили только его шепот, ноздри трепетали только от его запаха – разгоряченной кожи и ставших уже привычными благовоний, а тело и вовсе последовало за руками – зажило само по себе, откликаясь лишь на страстные мужские прикосновения.

Мысли и душа разделились. Первые отстраненно плавали где-то в маленьком пространстве кареты, и возвращаться в голову не спешили. А вторая пела от счастья, что ей подобное довелось пережить, лишь изредка вскрикивая, когда руки мужчины касались самых нежных мест на теле хозяйки, томно стонала, впитывая ласку, и разочаровано вздыхала, если они останавливались… а потом опять начинала свою песню, когда настойчивые ладони добирались до следующего чувствительного местечка.

Она и «разбудила» Эль своим неимоверно жалостливым вздохом, и пока хозяйка не пришла в себя, успела еще и пожаловаться о своей обделенности. А оказалось, что они уже прибыли в Лиллак. Как пролетели полтора часа, которые занимала дорога до замка, Эль понять не могла – буквально недавно еще время тянулось и тянулось, заставляя перебирать чуть ли не каждую свою минуту, как бусины при нанизывании жемчуга на нить – кропотливо и осмотрительно. И вот, казалось, только несколько поцелуев и десяток горячих вздохов пережили, а уже белокаменные стены двора окружают их остановившуюся карету.

Держась за руки, они вышли из нее. И так же, не разжимая ладоней, словно до сих пор запястья их крепко связаны золотым шнуром, устремились к дверям замка. Спешно пересекли холл, лишь мимолетно кивнув в знак благодарности встречающим их слугам, еще более ускорили шаг на лестнице, а по коридору и вовсе уже бежали. И только попав в спальню… вдруг остановились.

Они замерли, не отрывая друг от друга взгляда, как будто не целый день провели вместе, а только сейчас свиделись.

Эль тонула в глазах Вика, а они, потемневшие от сдерживаемых чувств, ласкали и оглаживали, заставляя сердце девушки замирать, душу ее таять, а тело дрожать. Ну, а мысли, в этот раз ее непокинувшие, а просто отступившие в дальний уголок, принялись шептаться, не желая подсказать и единого действия вдруг ставшим безвольными рукам и ногам.

Мужчина очнулся от наваждения первым – ступил ближе и ладонью нежно коснулся правой ее щеки, а ко второй прижался своей.

– Эль! – вздох-хрип и легкое движение шершавой от вечерней щетины скулы, заставившие ее трепетно вздрогнуть и сомкнуть свои руки на его склоненной спине.

Больше сказано ничего не было. А чуть отстранившись, Вик потянулся к шнуровки ее платья, взглядом прося у жены одобрения.

А что она? Вновь попыталась расстегнуть пуговицы на его камзоле. Но… как и в карете, дрожащие пальцы Эль не послушались. Что случилось с теми пуговицами?! Сколько их было расстегнуто в жизни? А ведь вот сегодня – не даются резные кругляши, не желают лезть в петли!

Вик мягко отстранил ее руки, и через одну отрывая эти злосчастные пуговицы, скинул камзол сам, а потом опять взялся за платье девушки. Он делал все аккуратно, стараясь не спешить, не позволяя себе обойтись с ее нарядом так же как со своим. Эль заворожено поворачивалась в его ладонях, поднимала руки, помогая побыстрее избавить себя от него, а белый шелк, как назло, путался складками, цепляясь за все необъятной шириной. Наконец-то, совместными усилиями они от него избавились, а следом за ним об пол тренькнула и сетка фижм, и были развязаны ленты всех нижних юбок. Эль осталась лишь в батистовой рубашечке, таких же легких панталонах и вязанных Лялькой невесомых чулках. Мимолетное чувство незащищенности, вызванное бросаемыми на нее взглядами Вика, быстро схлынуло, потому что он спешно принялся за свою одежду.

С ней он, к слову, обходился, так же как и с камзолом – завязки на рубашке рвались, ткань штанов трещала, а сапоги, снятые практически без помощи рук, улетели куда-то к стене.

Девушка, не отрывая глаз, следила за тем, как из под рубахи появляются увитые мышцами плечи и спина. Как уверенно и пружинисто переступают по ковру узкие крупные ступни, когда сапоги уже откинуты в сторону. Как открываются крепкие ягодицы из-под соскальзывающей вниз белой плотной ткани штанов. И даже когда Вик поворачивается к ней, с чисто мужской бесстыдной самоуверенностью, и она видит, как сильно его желание обладать ею, ни страх, ни какие-то еще опасения в ней не оживают, лишь легкая краска смущения расплывается по уже и без того разгоряченному телу.

Впрочем, краснеет Эльмери, скорее всего, не из-за его откровенного желания, а потому, что Вик немедля подходит к ней и, встав на колени, начинает скатывать чулки, все еще укрывающие ее ноги. Руки его нежны и слегка вздрагивают, когда он катит ткань вниз по бедру… колени… лодыжке…, проводя попутно ладонями по трепещущей коже. А каждый раз, когда легкий валик достигает щиколотки, мужчина приподнимает ее ногу, снимает туфельку и… целует оголившиеся пальчики.

Потом следует очередь батистовых панталончиков. Но стоит тонкой ткани потянуться вниз, как Эль непроизвольно делает неловкое движение, не давая рукам Вика, продолжить начатое. Мысли ее, до этого восторженно замершие, шикают на свою хозяйку и велят ее отпустить ладони мужа.

А он, любимый мужчина, видно понимая, что смущает девушку, не стал снимать последнюю защиту, а так, как есть – в рубашечке, понес ее на кровать.

А Эль, в этот момент, уже ругала себя за это несвоевременное стеснение – она должна была перебороть себя и, так же как он, открыться для него полностью. Но, в общем-то, и это раздражение не жило в ней долго – Вик ложиться рядом, заставляя забыть все на свете и потянуться к нему.

Почему-то кажется, что именно так, прижавшись к его горячему напряженному телу, ей станет легче, и собственное жаркое томление, что посилилось в ней уже давно, расплавиться и уйдет безвозвратно. А мужчина наклоняется к ней и целует – так, легко, лишь касаясь губами ее губ. Эль отвечает ему, прося о большем, и он откликается, вдавливаясь и языком приоткрывая ее рот.

Руки Вика меж тем заскользили по ее телу, приподнимая рубашечку и оказываясь под ней. Сначала его движения аккуратны, гладки и очень-очень медленны, они заставляют Эль затаить дыхание и с трепетом ожидать того, куда они направятся дальше. Разгоряченную кожу, в покинутых его ладонью местах, обдает холодом, и она покрывается мурашками, но не колючими, как от страха, а какими-то… нежными. Они, эти самые шелковистые мурашки, «пробираются» в живот, а там, превратившись в легкий пух, кружатся и трепещут. От этой теплой «вьюги» внутри Эль чувствует себя такой же невесомой и податливой, как этот мягкий «пух» ей хочется воспарить и она выгибается под руками мужа, льнет к нему, прося чего-то большего.

Он отвечает – пальцы вдавливаются сильнее, движения рук становятся резкими и хаотичными, а губы оставляют на теле девушки горячие отпечатки. Рубашка, с оторванной невзначай бретелькой, давно отправилась к остальным вещам – куда-то на кресло… а возможно и на пол. Ни о каком смущении больше речи не идет – Эльмери, забыв обо всем, ловит только прикосновения мужа, его порывы, его дыхание. И когда она, наконец-таки, принимает его в себя, ее лишь настигает понимание того, что Мир встал на место, теперь все именно так, как и должно было быть. Это озарение вспыхивает ярко, тут же отхлынув, потому что ритмичные движения их слившихся в единое целое тел, затягивают девушку в пучину такого блаженства, что ни возвращаться из нее, ни обдумывать, то, что пригрезилось, сил уже не хватает. Пучина затягивает ее в свою бездумную и сладостную глубь, позволив ей только всхлипы, краткие возгласы и единственное стремление – двигаться дальше за Виктором.

Ну, а боль? А что той боли? Да каждый день – то взвар горячий на ладонь плеснет из чашки в дрогнувшей руке, то неверно ступившая нога, оскользнется на подвернувшемся камне, а то, бывает, и игла вопьется в палец, а не в вышивку. Вот тогда больно. А тут… была – и нет ее, растворилась… ушла… пропала… и даже воспоминания о себе не оставила.

***

Вик проснулся от того, что солнечный луч, найдя в плотно сдвинутых шторах щель, скользнул по его лицу. Лучик, видно один из первых, не был ни жарким, ни особо навязчивым, а скорее напоминал шаловливого котенка не желающего позволять любимому хозяину спать дольше, чем он сам. Легкий, чуть теплый и шустрый, он «лапочкой» щекотал нос и щеки, выманивая из глубокого сна, но не вызывая раздражения.

Впрочем, сегодняшним утром вряд ли что-то могло вызвать в Вике это чувство. Мысли его, вынырнув из сновидений, сразу же наполнились счастливым воспоминанием о том, что, наконец-то, свершилось накануне, а тело отозвалось противоречивыми ощущениями – разморенной негой и жаждой немедленного действия.

Он осторожно потянулся и открыл глаза.

Эль лежала рядом, на животе, вытянув руки вверх по подушке и укутавшись в покрывало по самую шею. Так что взору Вика открылись только эти самые руки, разметавшиеся огненные пряди, закрытый глаз и краешек щеки. Правда, и оголенное плечико притянуло его внимание к себе так же быстро, как могли бы другие, более интересные с мужской точки зрения, части тела жены. Он не стал себя сдерживать и коснулся губами завораживающей белой округлости.

Но этого нежного касания хватило – ресницы, на единственном видимом ему глазу, вздрогнули и из-за поцелованного плеча показался уголок рта в зародившейся улыбке, а щека порозовела. Но вот левая рука девушки вспорхнула через голову и, зацепив край покрывала, потянула ткань вверх, укрыв запылавшее лицо.

Вик не стал спорить с этим стеснительным порывом жены, а просто одним движением поднырнул сразу и под укрывшую ее ткань, и под руку. Там, под белым пологом, света было достаточно, что бы он сразу увидел, что его встречает уже полная открытая улыбка и лучащиеся радостью глаза. Взгляд их, хоть и притушенный ресницами, был столь красноречив, что становилось понятно – женой его владело не только стеснение. А жаркое тело, прильнувшее к нему, и того больше подтвердило эту догадку.

Мужчина, почувствовавший желание еще тогда, когда лучик-котенок только позвал его из сна, в общем-то, мог бы и сдержать его, если б молодая жена попросила об этом, или хотя бы дала понять, что после столь бурной первой ночи желает передышки. Но такой горячий призыв не дал ему и минуты задуматься об этом. Тело, давно готовое и жаждущее, само ринулось вперед, подминая под себя те мягкость и хрупкость, что составляли члены юной женщины, и самой своей голодной и нетерпеливой частью устремилось туда, где было особенно нежно и трепетно.

Последняя связная мысль, что промелькнула в голове Вика, радостно отметила, что счастье его огромно – желанная девушка оказалась способна не только на ответные чувства, но и на ответную страсть. И даже этот натиск, который он не смог сдержать, предварив его лаской, она встретила также – пылко и открыто. Его Эль не отстранилась от тяжелого придавливающего ее тела, а в ответном порыве прижалась еще теснее. Откуда только взялось столько сил в этой хрупкости, что бы стремясь ему навстречу, суметь сразиться с ним на равных? Вик чувствовал, что бедра жены, ловя каждое движения, выгибаются над периной, а ноги, согнутые в коленях, вздрагивают от непомерного усилия, сжимая его. А когда девушка, стараясь добавить силы своей спине, оперлась затылком о подушку, и его глазам предстала тонкая напряженная шея, с лихорадочно бьющейся жилкой, последние мыслишки и те покинули Вика. Он, конечно, попытался приложить волевое усилие, чтоб удержать свой разум на месте, что бы он, сбрендивший от радости, не усвистел в заоблачные дали, оставив его один на один с все более берущими верх звериными инстинктами, но, кажется… эту битву проиграл…

Впрочем… Эль, похоже, не возражала. А тот дикий зверь, что вырвался из него, как ни странно, «насыщался» не только тем, что брал, но и тем, что отдавал – каждый свой рывок, каждый свой хриплый рык, «зверь», непостижимым образом, сочетал со стонами и движениями женщины, в ожидании ответа.

В себя они пришли все в той же позе – переплетенные руки и ноги, сомкнутые в поцелуе губы… и все то же покрывало, плотно обмотавшее их слившиеся тела.

Солнце, устав их ждать, уже давно не заглядывало в окно, оставив после себя только синь летнего неба, а само поднялось гораздо выше. Птицы, закончив выводить в честь него свои утренние рулады, редкими и недовольными посвистами возвещали о грядущей дневной жаре. А снизу, со двора, как обычно в это время, уже неслись звуки боя – звонкое чирканье ударов меча об меч и шумные хлопки вязнувших в щите огненных шаров. В общем, день уже набирал силу, и пора было вставать даже им – молодоженам.

Да-а, не хотелось бы, но надо! Вик, еще раз поцеловав жену, почему-то опять закрасневшуюся, стал выбираться из разворошенной кровати. Первым делом принялся собирать разбросанные по всей комнате праздничные одежды, краем глаза наблюдая, как Эль, таясь, подсматривает за ним. Глаза жены были вроде прикрыты, но явно сдерживаемая улыбка и не затухающий румянец выдавали ее интерес. Он тоже делал вид, что ничего не замечает, но старался двигаться помедленнее, давая себя рассмотреть.

« – Пусть пообвыкнется. А то, сколько ж можно так смущаться?» – думал Вик, скидывая вещи на кресло. Кто из женщин, с которыми он когда-то проводил время, также стеснялся после первой проведенной вместе ночи, он не помнил. Возможно, что просто и не замечал тогда. Но вот сейчас поведение жены его не только смешило, но и волновало. А еще присутствовало некое недоумение – как такая огненная страстность, какую Эль проявила недавно, может сочетаться с подобной стеснительностью?

И невдомек было Вику, как, впрочем, и любому мужчине, что и в женщине живет «пылкий зверь», который порой вырывается наружу, не спрашивая разрешения. А вот если женщина та еще совсем молода и неопытна, да и не знает она о том живущем в ней «звере», то вот именно так и получится – страсть и смущение «пойдут» рука об руку.

Но, как бы Вику не хотелось затянуть пикантный момент, но все-таки наступило время, когда пришлось и штаны натянуть, и рубаху, и сапоги. Под дверью, чей поди, уже девушки заждались.

Вообще-то, обязанность поднимать новобрачную из постели в первый день ее супружества по традиции следовало молодым замужним родственницам. Но, за неимением таковых, здесь в Лиллаке эту обязанность должны были исполнить все те же Льнянка, Лимия и Зоряна.

И вот, расцеловав жену и укрыв ее так ревниво, как будто в комнату сейчас ступят не девушки, а посторонние мужчины, он, наконец-таки, оказался в коридоре. Ноги его не желали удаляться от двери, а мысли и вовсе до сих пор крутились возле Эль.

Ноги пришлось заставлять двигаться волевым усилием, а вот мысли смогли отвлечься и вернуться в голову, только благодаря посторонней помощи. А именно, когда он добрел-таки до лестницы, там, прямо на ступеньках, сидели девушки. При его появлении они как-то нервозно и заполошно подхватились, а их лица были столь выразительны, что сразу пришло понимание – сейчас, когда они ждали его появления, каждая из них снова переживала собственный первый опыт… и прикладывала его к Эль.

Глаза Льнянки, устремленные на него, были озабоченными и напряженными – ну, тут все понятно. Сам Вик, да и оборотни тоже, до сих пор нет-нет, а и припоминали Лиону его мерзкую выходку.

А вот взор Лимии полнился уже настоящим ужасом, и личико было до того бледным, что чуть ли не сливалось цветом с шелком ее светло-голубого платья.

« – Что же пришлось пережить этой девочке, раз она так боится за другую девушку в ее первую ночь?!» – пораженно подумал Вик, обожженный этим горящим взглядом.

И только Зоряна имела вид заинтересованный и радостно возбужденный, то есть такой, какой и положено иметь молодой женщине на утро после свадьбы подруги.

Окинув еще раз взглядом эти три пары глаз, таких разных не только цветом, но и выражением, Вик только и сказал:

– Идите уже…

А они, как ждали его дозволения – подхватили юбки и полетели, развивающимися шелками и спешными движениями напомнив ему вспугнутых бабочек. А буквально через пару минут, уши мужчины запылали.

« – Интересно, что за вопросы они сейчас задают?! И как там Эль с ними справляется – с троими-то?!» – подумал Вик смеясь про себя, но тем не менее предвкушая подобную же встречу во дворе. Впрочем, со стороны мужчин вопросов не будет – там будут шуточки и подколы! Так что еще неизвестно кому из них, ему или Эль, обойдется это утро дороже! А учитывая, что теперь в их компании зубоскалов стало двое, да еще и Рой – не дурак пошутить, то к встрече во дворе следовало морально подготовиться.

Глава 10

Луны над деревьями давно видно не было и вскоре уже следовало ожидать рассвета. Уснуть Вик так и не смог, как ни старался. И хотя мерное дыхание Эль, уютно свернувшейся клубочком у него под боком, вполне позволило расслабиться телом, мысли его, крутившиеся в голове, этой расслабленности так и не поддались.

Сразу после свадьбы напряжение, державшее его разум в крепком кулаке, немного отпустило, позволив пару дней наслаждаться жизнью без жесткого ошейника. Но стоило опять вплотную заняться тренировками, как оно сразу вступило в права и по сегодняшний день так и не отпустило. Да, что там не отпустило! Это напряжение с каждым часом все туже скручивалось крепкой пружиной и вот теперь, когда до решающего часа осталось совсем ничего, оно даже не дало отдохнуть полноценно.

Мысли кружились и кружились, вытаскивая на вид все сумбурные события последних дней, и Вик бы, наверное, пошел бродить по лесу, если б не нежелание тревожить мирно спящую Эль. Да и всех остальных, которые, как он слышал по ровному дыханию и чьему-то сопению, спали рядом, лежа вповалку в нескольких шагах от них. Только дин Трав ушел на соседнюю поляну, где решил провести ночь у могилы внука, да Тай, перекинувшись зверем, бродил где-то по темному лесу.

Так что ему приходилось лежать смирно, стараясь не шевелиться и не шуршать палыми листьями, составляющими этой ночью их постель между вздымающимися корнями огромного дуба.

Из Лиллака они выехали сегодня на самой заре. Теперь, когда к их компании добавилась волшебница Дола и темный эльф и никакие предсказания не предрекали интересных встреч, заставляя отмерять версты лошадиными копытами, передвижение по просторам королевства занимало совсем немного времени. Ближайшее к Эльмеру Око, как оказалось, находилось в том самом Спасском лесу, где стоял Силваль, доставшийся ему от матери. В замок, правда, они не заезжали, что бы ни терять времени, а объехав его, устремились в самую чащу, где был вход на тайный путь эльфов.

В этот раз решили идти именно им, потому что леса, окружающие замок Фартиуса, когда-то были территорией прилегающей к старой столице темных. И, понятное дело, там располагалось множество скрытых входов-выходов Дороги, а значит, имелась и возможность выйти так, что бы оказаться к Вороньей Кочке совсем близко.

И действительно, в пять часов пополудни они уже входили в колышущееся марево Ока, а к восьми вечера добрались и до этой поляны, где, как сказал дин Трав, и находиться скрытая дверь в один из подземных ходов замка. Впрочем, никаких явно приметных дверей или проемов, или даже достаточно большой норы, в которую мог бы протиснуться взрослый человек, видно не было. А открывать и демонстрировать вход старый слуга наотрез отказался, следуя строгим наказам Роя и Архимага этого категорически не делать.

Да, в общем-то, и правильно! Даже зная, что могущество чернокнижника ночью возрастает в несколько раз, Вик, терзаемый нетерпением, за себя не ручался и мог, не сдержавшись, вполне ринуться внутрь. Так что, осознавая это, настаивать он не стал, признавая, что незнание места входа помогает держать себя в руках. А чувство ответственности за друзей и вовсе охладило пыл, позволяя ему, пусть без сна, но все же спокойно провести эту ночь.

Они бы, конечно, могли ехать и побыстрее, и прибыть на поляну за несколько часов до заката. Но пустить лошадей вскачь им не давали тихоходные мулы, способные трусить лишь чуть быстрее, чем шагающий своими ногами человек. Но без этих низкорослых тихоходов тоже никуда – с ними в этот раз ехали пожилые люди: дин Трав, дядюшка Лайсо и Лошадник.

Последние двое, как ни странно, тоже увязались за ними. Зачем? Вик догадывался, но о своих соображениях не считал нужным распространяться, просто потому, что ему, если его догадка верна, это было на руку. Тем более что без дина Трава они все равно ехать не могли, а уж один ли мул плелся в хвосте, или три, это было не суть важно.

А что до причины их поездки, которая шла на руку Вику, так тут все просто! Хотя официально было заявлено, что едут они из-за дядюшки Лайсо, которому якобы нужно одним из первых попасть в отвоеванный замок, чтобы подготовить кухню к приезду больного Архимага, но, если без натяжки, становилось понятно, что с этим можно было и подождать. А вот то, что два приятеля прицепились к ним из-за Лошадника, да с подсказки Роя, было куда вероятней.

А дело было так… Кроме полного комплекта оружия, способного противостоять боевой магии, гном сработал для каждого из них еще и по кольчужке. Ну, как сработал? Сбор кольчуги дело кропотливое – несколько мастеров трудятся над одной больше месяца, так что на всю компанию он, конечно, их заготовить не мог. Но вот, сговорившись со Светлейшим, заказать уже готовые у гномов вполне успевал. Там-то на продажу всегда имеются – были бы денежки. Но Лошадник ведь мужик въедливый и дотошный, и на волю случая ничего не упускающий! В общем, он и те, привезенные кольчужки, решил усовершенствовать. Пока посыльные с заказом скакали до Горы, а потом с грузом добирались обратно, он наготовил тонкой, как нити златошвеек, заговоренной на отталкивание магии проволоки. А когда заказанный товар оказался у него в руках просто вплел эту проволоку в готовое полотно.

В общем-то, на взгляд Вика, получилось очень даже достойно. Его собственная кольчуга укрывала тело до самых коленей, при этом имея небольшие разрезы по бокам, шагу она не мешала. И если учесть подобные же чулки, пришитые на голенища высоких сапог и длинные рукава, то защита, считай, получалась почти полной.

Но беда была в том, что к ношению кольчуг, а тем более к энергичным движениям в ней, ни младший гном, ни эльфенок, ни тем более девушки привычными не были. Как стало понятно сразу, когда они ее надели, что если Иво подобное хоть примерял когда-то, то вот остальные и в глаза-то, похоже, сей металлической одежи, не видали. А если учесть обязательный стеганный подлатник, тоже сам по себе жесткий, то сразу становится понятным, почему эти четверо так сразу невзлюбили дары Фейрума и Светлейшего.

И если девушки лишь потихоньку ныли, прося себя избавить от непривычной сковывающей движения одежды, а гном, в молчаливом ожидании чем все закончится, слушал это нытье, то Ли, как всегда, принялся голосить. Впрочем, в этот раз у него был вполне достойный повод. Мерки-то снимали еще весной, а за лето, заполненное тренировками, он раздался в плечах, да и вытянулся, похоже, на целый палец, так что в результате в свою кольчужку эльфенок еле втиснулся.

Так вот, несмотря на то, что Лионову рубаху Лошадник как мог, расставил, и вся недовольная четверка тренировалась несколько дней только в полной экипировке, но любви к полезной вещи у них так и не прибавилось. И, как подозревал Вик, Фейрум потому с ними и поехал, чтобы уж точно на битву все пошли, как положено – в кольчужках. Ему, в отличие от того же принца, всегда легче удавалось заставить себя слушаться без лишних церемоний и пререканий и Ли, и Иво. Ну, а с девушками была надежда общими усилиями как-нибудь да справиться. Впрочем, молодую жену принц рассчитывал вообще не допускать до прямого боя. Как вот только это сделать?

Но продумать стратегию разговора с Эль он не успел. Под соседним деревом завозился дядюшка Лайсо, тут же проснулся и старший гном, а из-за кустов вышел Тай уже в человеческом обличье. Не прошло и несколько минут, как со всех краев поляны к потухшему костру подтянулись и все остальные. А следом и солнце, пока также как и они, шевелясь лениво и неспешно, накрыло кроны дубов розоватой дымкой.

Ну, что же… день начинался!

Быстрый перекус, не требующий разведения костра, времени почти не занял. Совмещая приятное с полезным, пока жевались колбаса и сыр, в последний раз перед выходом разложили карту подземелий замка и уточнили план действий.

Сама карта, нарисованная дином Травом еще весной, теперь была изучена досконально. Хотя в самом начале, как помнил Вик, и у него, и у всех остальных она вызвала ассоциацию не с планом помещений построенных разумным существом, а с запечатленным на бумаге сумасшедшим художником вскрытого муравейника. Хаотическое переплетение коридоров, проходов и лестничных пролетов, которые, опять же на первый взгляд, бессистемно вливались в залы и зальчики, тупиковые комнаты и целые анфилады разномастных помещений. И только после долгого и тщательного изучения, естественно не без помощи дина Трава, постепенно все научились находить в нарисованном лабиринте кое-какие закономерности, и появилась надежда, что и в самих подземельях они не заблудятся.

Следовало помнить, что основные лестницы находятся всегда слева от крупных помещений, а для лучшей ориентации в таких залах на двух противоположных стенах есть тесненные в камне отпечатки ладоней. В длинные анфилады никогда не стоит углубляться, потому, что они заканчиваются тупиком, да и в коридоры без видимых дверных проемов тоже. Так же не стоило забывать, что каждый этаж имел несколько уровней более мелких помещений, и те лестницы, которые не прилегали к большим залам, могли оказаться внутренними и завести в какой-нибудь глухой угол.