Текст книги "Время проснуться дракону"
Автор книги: Анна Ганькова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 19 (всего у книги 60 страниц)
– Угу… – в один голос согласились с ним, тоже понурые Ворон и Ли.
Видимо ни одному Вику перспектива принудительного вливания в жизнь двора не казалась медовой.
Одна Льнянка, что-то напевая и пританцовывая, ловко седлала свою лошадь. Капризница ее стояла смирно, лишь плавно поводя головой вслед движениям хозяйки. Она, вообще, в последние дни вела себя лапушкой, не давая особого повода быть ею недовольной.
Но, собственно, никто ее и не провоцировал на хулиганства – близко не подходил, рук к ней не тянул и, уж тем более, задов не подставлял. А Лёна все не уставала ей втолковывать:
– Моя, только моя, никто тебя не тронет, никто не обидит!
Так что и имечко к ней приклеилось короткое, простое и… странное. Как уж ее кликали раньше, толи Лютиком, толи Зорькой, никто и не запомнил в свете событий последовавших после данного представления. Но теперь, кроме как Моя, кобылу больше никто по другому и не называл.
Пограничный пост – две башни в самом узком месте долины, соединенные подъемной решеткой, они проехали на рысях, даже не приостанавливаясь. Благо о желании Наследника посетить храм нынче утром стражники были извещены загодя. Так что, завидев их компанию, выезжающую из-за осыпи, они сразу начали подъем решетки.
Обитель открылась как-то сразу, даже вроде, неожиданно.
Валапийская долина в этих местах сужалась неимоверно, только и было, что полотно дороги да глубокие промоины речек по бокам от нее. А сразу за каменистыми берегами начинались практически отвесные стены ущелья. Даже вездесущие можжевелки и скумпии не желали ютиться на таких обрывистых склонах, а мостились поверху, где-то в несколько саженях над головой.
И вдруг, объехав очередной скальный выступ, друзья оказались на открытом пространстве. Впрочем, слева от них крутая стена не сдала полностью своих позиций, а сделав небольшую уступку, просто преобразовалась в более пологий склон. А вот справа… как и не было отвесного обрыва – далеко в горы вдавалась обширная долина. И в глубине ее, приподнимаясь над открытым пространством в зыби горячего воздуха, парил белоснежный храм. От его благолепной красоты захватывало дух!
Как знал Вик, да и каждый во всех шести королевствах, кто не чурался уроков истории в юные годы, сие творение было создано гномами еще в старые времена. И хотя с переходом долины после Великой битвы в руки людей им достался и храм, сюда до сих пор приходили поклониться и эльфы, и гномы, и оборотни. И даже не смотря на то, что кланялись они не человеческому Светлому, а своему Многоликому, Братья и Сестры никому не препятствовали в отправлении молитвы в сем Святом Доме.
Но, в общем-то, все правильно – ведь каждому просвещенному человеку известно, что человеческие и Светлый, и Темный, были всего лишь крайними противоположными Ликами того же Многоликого, которые стали почитаться людьми, как отдельные божества. А разделение произошло, конечно же, после все той же Большой битвы, когда люди, одолев эльфов, в своей гордыне не пожелали иметь с ними даже общего Бога.
Тем более что тогда Сам Многоликий почтил поддержкой своих Младших детей. Сначала в Лике Темном, когда дал им волшебников, магической мощью превосходивших эльфов. А потом в Лике Светлом, когда после Битвы одарил семью годами без смертей и болезней.
Так и стал человеческий люд почитать Создателя своего в этих двух его Ликах.
Но, спустя тысячезимия в народной памяти давно уж растворилось знание об этом разделении, и числились теперь эльфы и гномы за иноверцев. Вот только более образованная знать да немногие истинно верующие помнили об этом. В особенности Правящие Семьи, которые и брали свое начало от Темного. Вернее, от рожденных им магов, которые впоследствии стали Первыми королями семи королевств на землях эльфов.
И именно здесь, в этом храме, сочетали браком потомков Темного, которые, как писано в « Уложенье», должны соединяться меж собой каждое третье поколение.
Да, сейчас, проехав мимо, чтоб забрать нареченную невесту брата из родительского дворца, они вернуться сюда, чтобы скрепить данный союз, как требуют того традиции. Но Вику хотелось, именно самому, без шумной толпы придворных, без жестких норм этикета, строго прописывающих каждый его шаг, посетить это святое место.
Съехав с высокой насыпи, друзья двинулись к храму.
Сначала дорога ложилась под копыта лошадей гладким полотном, но где-то на полпути до Обители стала повышаться. Им пришлось поубавить бег своих коней, так как дорога преобразовалась в лестницу. Невысокую, удобную шагу лошадей, но самую настоящую лестницу. А склоны по сторонам от нее, в большие площадки–балконы, соединенные между собой ступенями. Это стоянки для паломников, приехавших в храм поклониться.
Сейчас занятыми были не более шести балконов. Редко – в отдалении друг от друга, были раскиданы простые палатки и пара шелковых шатров.
Но, как понимал Виктор, не пройдет и трех десятниц, как оба склона со стоянками и прилегающие к ним лесные поляны, да и просторная пологая гладь на подъезде к ним, будут заполнены яркой гомонящей многосотенной толпой знати и прислуги двух дворов.
Но пока все было тихо и покойно. Только возле шатров наблюдалось вялое движение. Да еще, то там, то здесь, сновали крестьянские мальчишки, сгребая в кучи нанесенную ветром раннюю пожухшую листву, а парни постарше жгли костры.
Неспешно, разглядывая окрестности, друзья продвигались вперед. Храм приближался и чтобы увидеть его купол с золотым Солнцем на шпиле, уже приходилось задирать голову.
Выточенный гномами из цельного скального уступа, храм превосходил своей мощью и виртуозностью исполнения даже замки Камни виденные друзьями недавно. Да и понятно, сотворили-то его гномы не всего каких-то три тысячи зим назад, а в незапамятные, для человеческого осмысления, времена. А, как и про древних эльфов, про гномов тоже говорят, что нынешние – своим предкам не чета.
Светлый, почти белый камень, из которого был выточен Храм, даже в приглушенном предгрозовом свете мерцал легкими искорками. Это тонкие слюдяные прожилки в горной породе, из которой состоял уступ, давали такой эффект. А, как рассказывали Тай с Вороном, при ясном солнце храм сиял, как ограненный гномами алмаз – глазу больно, а душе радостно.
К высоким арочным дверям, вознесенным саженей на пять над площадкой где друзья остановились, вела широкая пологая лестница из того же блестящего камня. Высоченные окна были забраны решеткой тонкого литья и искрились гранеными хрустальными вставками. Необъятные глазу стены полукругом убегали куда-то прочь от взгляда стоящих у подножия строения людей, а всю их поверхность покрывала искусная, свойственная только гномам, фигурно–геометрическая резьба.
И теперь, стоя перед храмом, друзья чувствовали себя одновременно и придавленными, и готовыми воспарить от его одухотворенной мощи воплотившейся в камне. И даже вид трех деревенских девчонок, елозящих тряпками по высоким ступеням, не портил вдохновенного ощущения от его благолепия и строгой возвышенности.
Мда… стоять так, задрав головы и разинув рты, они могли бы еще долго, поддавшись очарованию. Но им не дали. Природа, до этого державшая Мир в замедленном тягучем мареве, решила вдруг напомнить о себе замершим человечкам. Напомнить, что никакое творение рук человеческих, эльфийский и даже гномьих не сравниться в подавляющей силе своей с истинной Царицей.
Вдруг, казалось бы ниоткуда, налетел шквалистый ветер, поднимая вверх и закручивая охапки собранных детьми листьев, взметая костры и подхватывая юбки трущих лестницу девушек. Пройдясь несколько раз по долине, и испытав на прочность шатры и палатки, он сволок заодно и низко весящее дымное марево облаков, оставив вместо него грозную клокочущую черноту, которая тут же разродилась многорукой слепящей молнией. А спустя пару мгновений последовал и оглушительный гром, который, казалось, вбил в землю все, что минуту назад поднял с нее ветер.
В мгновение сонная картина, окружающая друзей, преобразилась: пацаны и парнишки, похватав грабли и метлы, кинулась куда-то в подлесок. Девушки, одной рукой вцепившись во взлетающую юбку, а другой, в ведро, побежали в ту же сторону. Из палаток и шатров высыпал народ и принялся хватать и ловить бьющиеся на ветру вырванные полотнища. А норовистые Красотка и Моя забились в нервном припадке от страха. И, соответственно, Корр и Льняна, восседающие на этих дёргающихся истеричках, заорали во все горло, стараясь перекричать вой ветра и грохот небес. Типа дикими воплями можно было успокоить и без того перепуганных лошадей.
Но не все было подвержено внезапной панике – трое мальчишек, видно, рассудив, что перспектива промокнуть стоит медной монетки, подбежали к ним. И, не пытаясь перекричать ветер, жестами показали, тыча рукой вслед утекавшей в кусты деревенской молодежи, что, дескать, порядочных лошадок им есть куда отвести. Вик, Тай и Ли не раздумывая спешились и перекинули им в руки поводья. Естественно, что Ворону с Лёнкой пришлось самим вести своих фыркающих и пританцовывающих кобыл, следом за ними – пацаны ни в какую не хотели и близко подходить к их капризницам.
Стоило только всей этой лошадной компании отойти от лестницы шагов на двадцать, а оставшимся троим ступить на первую ступень, как небеса прорвало. Сразу. Стеной!
И поскакали они вверх, перемахивая разом через несколько ступеней. В мыслях прося, кто Светлого, кто Многоликого, о снисхождении, что не идут к нему чинно и степенно, кланяясь и осеняя себя круговертием, а несутся сломя голову, обгоняя ближнего.
В дверь они вломились все вместе – благо, хоть и одна створа была открыта, но и ее хватило бы двум всадникам разъехаться, боками не толкаясь.
А влетев внутрь, замерли – такое зрелище предстало им! Неимоверно огромный круглый зал с белыми покрытыми все той же филигранной резьбой стенами и потолок убегающий куда-то вверх и теряющийся из виду в грозовом мраке.
Но, не успев окинуть даже беглым взглядом внутренность храма, глаза сразу цеплялись и замирали на величественной статуе Светлого. Оценить размеры традиционно укрытой мантией с капюшоном фигуры было бы сложно, если б не приклонивший колени человек в ее ногах.
«Если учесть, что это явно не гном находится там, а голова его сейчас где-то на уровне щиколоток Светлого… то высота статуи… наверное… сажен пятнадцать… не меньше…» – оторопело прикидывал Вик, таращась вверх.
Но сильно надолго зависнуть в благоговейном почтении ему не дали: из-за спины раздался пораженный резкий присвист и следом такой же звонкий шлепок, оборвавший его.
Обернувшись на этот шум Вик увидел Ли с вытаращенными глазами и зажатым дланью Тая ртом.
– Ты что, совсем придурок! Ты ж в Храме! – меж тем, решил сопроводить свое действие хоть какой-то озвучкой Тигр. Шепот его был низким и рокочущим и, по большому счету, в поразительной акустике зала звучал не тише эльфяткиного свиста.
Вик им на это покрутил пальцем у виска, а про себя понадеялся, что их возня у двери, за шумом ливня и периодическим грохотом грома, неслышна коленопреклоненному человеку.
Тем не менее этот маленький инцидент оторвал его приклеившийся было взгляд от грандиозного изваяния и он смог продолжить осматривать весь зал целиком.
В той его части, что была вытесана из скального уступа, располагались окна. А те полкруга объема, что были вырублены внутри горы, имели вдоль стен симметричные им колонны. И если учесть в какую высь тянулись и те и другие оценить их истинные размеры было так же сложно, как и статую Светлого.
По первому впечатлению казалось, что окна узки, как бойницы, а колонны легки и стройны, как будто призваны украшать покои знатной дамы. Но если приглядеться и прикинуть настоящие размеры этих архитектурных особенностей, то от их вида брала оторопь! Мраморный подоконник «узенького» окошка при внимательном рассмотрении оказывался размером с вполне достойное супружеское ложе, а «изящную колонку» и три человека, наверное, не обхватили бы.
Далее, глаза принца опустились вниз, под ноги, и натолкнулись на золотую полосу, разделявшую беломраморный пол зала четко пополам. Только небольшая площадка на выходе, где они, кстати, сейчас и стояли, была серого цвета и неделенная.
Вик тут же вспомнил, чем отличался этот храм от остальных подобных – Обитель, принадлежавшая ему, принимала в свой круг одновременно и Сестер, и Братьев. А вот эта полоса делила и сам храм, и помещения Обители в недрах горы, на два совершенно отдельных предела – мужской и женский.
Вик вспомнил, как учитель рассказывал ему, что этот золоченый раздел, ложась строго посередине жертвенного огня, проходит под ногами Светлого и убегает вглубь, разделяя все общие помещения. Из всех покоев Обители, что называл ему учитель, и которые использовались совместно и Братьями и Сестрами, кроме самого храма, Вик смог вспомнить только про трапезную и библиотеку.
Его детское воображение когда-то поразили особенности их использования: в трапезной, прямо по золоченой полосе стоял общий стол, и за одну его сторону садились Сестры, а за другую Братья. А в библиотеке на разделительной черте стоял аналой и запрошенные книги, находящиеся в противоположной части помещения, передавались через него, чтоб даже руки мужчин и женщин, живущих здесь, случайно не соприкоснулись.
Мда… закон этого строгого разделения распространялся даже на прихожан, а поэтому тут же возникал закономерный вопрос:
«А нам-то куда ступать, влево или вправо?» – и, как ни стыдно было признавать – ну, не помнил Вик этого!
В этот момент, вроде в очередной раз, но так, как будто прямо над храмом, молнии разродились каскадом вспышек – одна ярче другой! И вся эта ослепительная феерия, проникнув в чертог сквозь хрустальные окна, вспыхнула, переливаясь, и высветила белоснежное изваяние Светлого, каким-то по-настоящему нереальным Божественным светом!
И тут же загремел гром – многоступенчатый, догоняющий и опять накатывающий! Залетая в храм, он торжественно бил по стенам, устрашающе вибрируя между ними.
«Точно, прямо в купол ударило!» – успел подумать Вик, падая на колени и делая Божественное круговертие. А потом он зажал уши и зажмурил глаза.
Где-то рядом на полу сопел и елозил испуганный эльфенок. Что делал в этот момент Тай – не понятно… было уж совсем не до него!
Долго ли мало ли времени прошло – неизвестно…
– Вы бы хоть дверь за собой закрыли, может ни так страшно было бы… – раздался над ними низкий с большой долей насмешки в интонации голос.
Вик поднял голову и открыл глаза. Прямо над ним стоял тот самый богомолец, что давеча, когда они пришли в Храм, молился коленопреклоненный перед статуей Светлого.
Это был старый уже человек, если судить по первому взгляду на него: широкие когда-то плечи –сгорблены, длинные волосы и борода, выбеленные временем, тонкими неживыми прядями спускались на простую без каких бы то ни было изысков мантию. Лицо старца покрывали глубокие морщины, а кожа была желтоватой, сухой и полупрозрачной, как древний пергамент. Но вот глаза его на этом лице, казались совершенно нестариковскими – ясно–голубыми, не мутными и не слезящимися. А взгляд их был острым, заинтересованным и тоже насмешливым, как и голос.
Стоило Вику поднять глаза, как этот внимательный взгляд впился ему в лицо, а затем старец потянулся к нему рукой и осторожно повернул к себе, той стороной, на которой были вытатуированы древние руны принадлежности к Правящей Семье Эльмерии. На секунду глаза старика стали задумчивыми, а потом он отнял руку от подбородка Вика и прижав ее уже к своей груди, поклонился:
– Извините любопытного старика, мой принц! Но я должен был убедиться, что сие буйство природы, при Вашем вступлении в храм, не просто совпадение обстоятельств, а Знак свыше, – сказав это Вику, он окинул взглядом и Тая с Ли, стоящим за его спиной. И уже всем: – Поднимайтесь молодые люди, проходите к Огню, поклонитесь Создателю Нашему, – и указал рукой направо от себя.
В этот момент и приметил пораженно Вик, что старик этот сам стоит на разделительной полосе и вполне уверенно себя на этом месте чувствует!
«О Светлый! Да это же сам Старец – Хранитель Обители!» – и, не успев толком подняться с пола, он опять бухнулся на колени, прося благословения.
Встретить Старца в Валапийском храме да еще получить его благословение – это же, как говорят, такая удача! Потом, чуть ли ни всю жизнь, столь редко дарованная благодать будет следовать за тобой, принося удачу и счастье! В народе рассказывают и о нищих, получивших благословение Старца, и ставших через несколько зим богатейшими купцами. И о женщинах десятизимиями не могущих родить, а после, одаренные благодатью, на склоне зим рожавшие двойню. А уж о разных больных и хворых, выздоровевших после наложения руки Хранителя – таких рассказов и не счесть!
Только вот повстречаться с ним почти невозможно – редко выходит он в храм к людям. Его дело своей Светлой благодатью оберегать Обитель да древний документ, незнамо уж сколько тысячезимий, хранящийся в ее стенах.
Старец не отказал, но усмешка его, да и фраза, сказанная перед наложением руки на Викову голову, показались ему странными:
– Как же вы еще молоды, мой принц!
Но, ни будет же он лезть с вопросами к святому человеку, когда тот к нему удачу и счастье привлекает!
Тут и ливень закончился. Громыхнув напоследок откуда-то издалека усталым раскатом, гроза ушла в горы, оставив вместо себя легкий искрящийся на выглянувшем солнце дождик и радугу в полнеба.
А не успели они втроем, вслед за Старцем, дойти до Огня, как в дверях нарисовались и Ворон с Льнянкой. Корр, сотворив Божественное круговертие и поклонившись, не задерживаясь, направился к ним. А вот Лёна в растерянности застряла на входе. И точно, что прикажете делать девице прикидывающейся парнем в храме, где мужчины и женщины по разные стороны к Светлому подходят? Толи инкогнито свое открывать, толи правила Обители нарушать!
Наверное, так бы и осталась стоять бедная, блымая глазами и смущаясь, если бы не Старец. Обернувшись на стук шагов вновь вошедших, он несколько минут разглядывал их. А когда стало ясно, что один из них в храм войти не решается, тихо так, сказал:
– Проходи, милая, – и пошел ей навстречу, протягивая руки, как к гостю дорогому.
И хотя голос его был тих, но толи поразительная акустика храма, толи волшебство момента поспособствовали сказанному, но призыв его был услышан и Льнянка, более не робея, двинулась к нему навстречу.
А Храм сиял!
Купол, та его часть, что была выточена из скального уступа, оказывается, имела такие же хрустальные фрагменты, как и на окнах. И теперь лучи солнца, сочась и сбоку, и сверху сквозь умытые дождем стекла, бликуя и искрясь, наполняли зал и заливали изваяние Светлого немыслимо чистым светом.
А на душе Вика стало легко и покойно…
И вдруг пришло осознание, что его навязчивый ночной кошмар, совсем не кошмар, а благословение данное Создателем. И с детства пугающий его дракон совсем не страшен, а на самом деле светел и прекрасен как этот ясный воздух в Доме Его! И он белый! Нет!! Серебряный дракон!
***
Эль неслась среди верхних ветвей деревьев, ловко лавируя меж шелестящими на ветерке листьями. Ее цель – целая поляна, заросшая розовыми свечками, головокружительный и сладостный аромат которых притягивал ее просто неимоверно. Под стройный гул крыльев она на мгновение зависла над манящей свечой, выбирая цветок, и с легким шлепком приземлилась на один из самых крупных.
«У-у, вкусная пыльца! Как ее много!» – радостно пронеслось в голове, пока ворсистое тельце облеплялось ароматной сладостью.
А потом на следующий цветок… и следующий…
«А теперь, гребешками счистить, счистить, счистить… а потом набить поножку… набить, набить… – этот однообразный труд наполнял сердце Эль невообразимой радостью. – Принесу домой пыльцы – много, много, много… наполню соты, соты, соты… будут дети сыты, сыты… сыты…»
Внутри, в самой сердцевине ее радостных мыслей, что-то было лишним – оно возилось и мешало полностью отдаться чудесному делу. Эль постаралась вникнуть в раздражающий зуд и тут же ее прострелила отрезвляющая мысль:
«Какая пыльца, дура, какие дети?! Мать с бабушкой как узнают – так потом еще год будешь вручную коровник чистить!»
И после этого хлопок, темнота, тишина…
В себя Эль пришла от того, что сухой стебелек нещадно колол ей нос. Оказывается, она лежала на животе, раскинув руки и уткнувшись лицом во влажную после дождя траву. Она решила перевернуться.
«Ой!» – от этого, казалось бы, небольшого усилия, мышцы скрутило так, как будто она уже на самом деле тот коровник вычистила, притом раза три подряд.
«Это что ж мы с Ривой натворили-то?!» – ужаснулась она, меж тем чувствуя как полуденный теплый ветерок пробирается по ее животу и груди, прямо под мокрую рубаху.
«Так, чувствительность не потеряна – это хорошо. Надо попробовать открыть глаза…» – попыталась она оценить свое состояние и дальше.
Чуть дрогнув ресницами, она запустила под них немного ясного света.
«Уф!» – облегченно констатировала девушка, убедившись, что и зрение в порядке. Тогда уже не сдерживаясь, распахнула глаза полностью и огляделась.
Она лежала посреди какого-то открытого пространства, скорее всего, на поляне в лесу. Хотя нет. Вокруг нее колыхался кипрей, который и притянул ее сюда, когда она так неосмотрительно долго пробыла пчелой. А раз вокруг кипрей, то это или вырубка, или старое пожарище, а значит… она все еще недалеко от храма и до Ока Дорог отсюда еще топать и топать.
« А-а… и все в гору!»
– Ри-ива-а! – позвала она. Но голову девушка так и не смогла поднять, а голос, которым она крикнула, был хриплым и глухим, поэтому было непонятно, как далеко разлетелся ее немощный призыв.
Ей никто не ответил. Значит – или она тихо звала, или подруги рядом не было.
Магические силы их были равны, поэтому Рива, скорее всего, до Ока одна дотянуть не могла, а где-то сейчас так же тяжко приходит в себя. И если ее рядом нет, то тогда получается, что ее пчелку утянуло на другие цветочные заросли. Вопрос – куда?
Цветущий кипрей, росший вокруг и который привлек ее-пчелу, человеческую девушку нисколько не впечатлил. Свечеподобные соцветия сейчас, в последние дни лета, почти отцвели и только по три-четыре поздно раскрывшихся бутона жалко цеплялись за самые кончики макушек, а основную длину высоких стеблей, которые месяц назад еще заполняли упругие розово-белые цветочки, теперь были усыпаны стручками разной степени зрелости. И эта торчащая во все стороны бахрома, вкупе с развивающимися на ветру нитяными пушинками, делали растения неопрятными и неприглядными.
Эль постаралась вспомнить, что так привлекло ее к ним, но коротенькие примитивные мыслишки, которые возникали у нее в последние полчаса в теле пчелы, плохо отображались в человеческом сознании. Все, что вспомнила девушка, это было всепоглощающее желание трудиться и притягивающий сладостный аромат, который и руководил ею в полете. А вот тянуло ли ее пчелку в одно место или в разные, она вспомнить не могла.
Травы Эль знала не плохо. Обычно к этим дням все растения успевали отцвести, так что выбор у нее, слава Темному, был невелик. И теперь она пыталась вспомнить, что из медоносов еще цветет поздним летом в лесу. Подумав немного, девушка решила, что кроме зарослей отцветающего кипрея, в которых застряла она, на полузатененных полянах может быть и шалфей, которому положено еще цвести и цвести, чуть ли не до конца осени.
Но сейчас, как бы Эль не волновалась о том, что они с подругой растерялись в лесу, приходилось признать – единственное, что она могла сделать, это лежать и набираться сил. Магии в ней теперь с гулькин нос, а простая человеческая физическая сила ей в данный момент, с такими-то болючими мышцами, тоже не большая помощница.
Она закрыла глаза и стала вспоминать то, что видела пчелкой… по крайней мере, все то, что было при трезвом человеческом сознании.
Конечно, было великой глупостью их решение обернуться насекомыми! Ведь каждому волшебнику известно, что чем мельче создание в которое обращаешься, тем меньше времени ты присутствуешь в нем лично, а потом маленькое тельце перестает удерживать тяжелый для него разум и начинает действовать сообразно положенным ему инстинктам.
Что, в общем-то, и случилось с ними.
Сначала они хотели перекинуться в лесных горлиц, но побоялись, что в таком уже довольно заметном обличье не смогут попасть внутрь храма. А кто ж знал, что гроза налетит? И вместо одного даже неполного часика они застрянут в телах пчел чуть ли ни на все три! Теперь вот приходится расхлебывать эту оплошность и молиться Темному, всегда милостиво относившемуся к дочерям своим, чтоб мама с бабушкой не проведали о ней!
А ведь могло случиться и того хуже, проведи они пчелками еще хоть немного времени! Девичье сознание отключилось бы полностью, подчиненное могучими инстинктами тела, и порхали бы они по лесным цветущим полянам, пока их не выловили бы сильной магией родные. Вот было бы позорище-то! Внучка и правнучка Главы Первого Рода не совладали с магическими образами и застряли в них!
Не желая думать, что на счет Ривы еще ничего неизвестно и может быть всякое, Эль с усилием направила свои мысли на воспоминания.
А как все славно-то начиналось!
Они, когда еще две десятницы назад прослышали о свадьбе короля Эльмерского и принцессы Ламарской, задумали эту прогулку в храм, чтоб разведать обстановку.
И вот, сегодня утречком, проскользнув через Око, они стали приводить свой план в действие. Прямо здесь, на неприметной поляне перед пещерой с Оком, они выпили приготовленное заранее зелье, начертали на лбах и щеках положенные преображению руны и произнесли нужные заклинания. Не прошло и минуты, как их окутал водоворот сгустившегося воздуха, а они уже глядели в выпуклые огромные глаза друг друга, при этом покачиваясь на травинках, которые только что топтали ногами.
И полетели!
Вернее сначала обе не совладали с крылышками и, перевернувшись на спинку, подрыгали многочисленными ножками, и покрутились на месте. Если б к этому моменту были еще девушками, то бы и посмеялись.
Но ничего, через минутку они освоились и, подхваченные ветерком, взмыли вверх.
Эль хорошо помнила, как сначала под ней проплывал лес, обычный горный – невысокий и кряжистый. Но для нее малюсенькой и смотрящей сверху – великолепный и величественный. Как уходили от сильных порывов ветра, которые они чувствовали теперь загодя каким-то наитием, и ныряли меж деревьев. А потом возносились опять в вышину до следующей волны.
Ха! Именно тогда ее пчелка и заприметила эту вырубку поросшую кипреем. Для нее-то, тогда еще в полном сознании, это как-то прошло стороной. А вот теперь-то и вспомнилось…
А потом, после нескольких минут лета над склоном, под ними среди листвы выдвинулась скала из которой был выточен фасад храма. На шпиле ярко сияло выбитое в круге золоченое солнце – знак Светлого. А покатые резные грани полукупола искрились хрустальными вставками.
Они облетели Знак и стали спускаться ниже.
Как оказалось, под самым куполом рядком расположились небольшие оконца, к тому же в эту жаркую пору распахнутые настежь. Небольшие-то они были по сравнению с громадой храма, а вот человеку они были бы где-то по пояс, ну а для них крохотулек, вообще, как городские ворота.
Они с сестрой за свои неполные двадцать зим бывали в Валапийском храме раза три-то точно, но заходили всегда, как положено – по лестнице и через дверь. А снизу за всеми резными фронтонами и карнизами о наличие наверху окон совершенно нельзя было догадаться. Издалека же, с подъездной долины, окошки казались просто элементами геометрического орнамента, украшающего фасад.
«Э-эх! Если б мы с Ривой знали, что они тут есть, можно было бы обернуться и горлицами…»
Залетев внутрь храма, им стало понятно, почему и изнутри их видно не было. Под рядом окошек, что тянулись по всей полуокружности фасада, проходил узенький балкончик, который продолжался и дальше, вдоль внутренней стены и полностью замыкал круг. А из покоев Обители, что внутри горы, на него выходила дверка. То есть, снизу, если задрать голову, балкон казался очередным резным украшением купола, закрывая собой и окна и дверь. А служители могли свободно выходить из внутренних помещений, невидимые снизу, закрывая или открывая с балкона окна по надобности.
В общем, теперь им было ясно, откуда они смогут без лишних глаз и проблем посмотреть свадебную церемонию. И уж точно – горлицами! А крупненькое тельце птицы, по сравнению с крошечкой пчелиного, давало им разбега во времени использования, часа на два больше. Что тоже кстати – венчание-то дело долгое.
После этого они еще немного покружили по храму, посидели на плече Светлого и не найдя для себя более ничего интересного подались на выход тем же путем.
А вот тут-то и начались все беды!
Когда они вылетели наружу, то своим новым пчелиным чутьем поняли, что надвигается гроза. А это катастрофа для их маленьких хрупких насекомьих тел! Они заметались. Что делать?
Пока, не имея возможности поговорить и что-то решить, девушки бестолково кружились на месте, с гор налетел шквалистый ветер. И мимоходом подхватив пчелок-пушинок, с размаху долбанул о купол, ни сколько не озаботившись сохранностью их маленьких тел. Если бы только они были в своем человеческом обличье и их, с соразмерной этому удару силой, приложило о камень, то, скорее всего, убило бы на месте. Но, толи пчелиные тела крепче людских, толи потому, что они были магически созданными, но в этот раз все обошлось только выбитым напрочь духом.
Забившись в глубокую канавку вырезанного в камне рисунка, Эль, не видя уже Риву, пережидала порыв. А когда он пролетел, понимая, что после минутного затишья ливанет дождь, она попыталась взлететь.
Но, хотя после удара она и осталась цела, крылышки-то видно ей все-таки помяло, и взлететь она так и не смогла. Пришлось, быстро перебирая ножками, бежать к окну. Благо ножки были тоже не человечьими и позволяли вполне уверенно передвигаться по наклонной поверхности головой вниз.
Но она не успела! Вода хлынула разом, тяжелыми каплями придавив ее к камню и мгновенно промочив и ворсистое тельце, и ножки, и крылышки. Но эта была не самая страшная напасть!
Уже через секунду слившаяся в сплошной поток вода хлынула с купола, смывая вместе с пылью и залетными листиками, слипшийся легкий комочек, который был пчелиным обликом девушки. Цеплючие лапочки, которые успешно держались за сухой камень, намокнув, ничем помочь не могли, и задыхающаяся испуганная Эль поняла, что ее неумолимо стягивает с купола.
В тот момент, когда струйка, владевшая ее телом, сорвалась с края и полетела вниз, Эль успела увидеть недалеко впереди карниз, что пролегал под окнами. И из последних сил, добавляя к ним и ту малую магию, что поместилась в пчеле, она трепыхнулась в сторону.
