Текст книги "Время проснуться дракону"
Автор книги: Анна Ганькова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 60 страниц)
Так что, когда в путь-то пустились, солнышко весеннее уж за полдень давно наладилось.
Гордый Ли ехал на лошади рядом с господином Таем.
«Ой, не господином! Ему ж запретили их теперь господами называть – он теперь в их компании!» – от этой мысли Лион аж зажмурился от удовольствия.
А еще ему пообещали, что когда они к вечеру до Аргилла доедут, то там все вместе в ларгарские бани пойдут и ему, Ли, там очень понравится – это не то что в чулане в лохани или в деревенской бане мыться, там теплая вода сама сверху струйкой бежит. А после того, как намоешься под ней, и в мраморном озере, что бассейном называется, наплещешься вдосталь, то посетителей в светлых комнатах, полных теплого пару, на лежаки укладывают и мужики, специально обученные, спину разминают.
Го… просто Корр на это с хитрой улыбкой добавил, дескать, можно, чтоб и не мужики, а бабоньки спинку мяли.
Но Тай на него строго посмотрел и сказал, что им в столицу поспешать надо, а не блудить на каждом углу. И, что он, Ворон, уже наблудил на половинный золотой, и ему должно было, вроде как, хватить до самых Королевских Холмов!
А тот ему в ответ рассказал о пользе блуда в улучшении характера, и что некоторым иногда и не стоило бы пренебрегать! А потом, все вместе, долго и весело смеялись над их беззлобной перепалкой.
«А он ворон, оказывается… их очень мало осталось на свете!» – поразился Ли. Их, воронов то есть, светлые эльфы почти всех извели, когда те, после Большой битвы, не захотели им свои земли в предгорьях уступать. Это он знал из уроков истории, что еще отец ему преподавал.
«Вот бы посмотреть, как он оборачивается и летит… а кто, интересно, Тай? Волк или медведь?» – Ли еще ни разу не видел сам момент переворота, только оборотней в человеческом обличье встречал. «Ну, ничего, теперь-то скоро… вот сразу после Аргилла с его банями, и увижу…» – мечтательно перебирал про себя предстоящие удовольствия юный эльф.
Но, ни сегодня к вечеру, ни даже завтра к полудню, в Аргилл они не попали…
Проехав по единственной, но зато длинной улице Больших Лужцов, они вскоре свернули к простому деревянному мостику через овраг. А там, по немощеной уже, но довольно наезженной дороге, стали спускаться в низину, что раскинулась перед ними, вплоть до самой реки. Справа темнел лес, который новые друзья и защитники Ли проехали еще вчера, но, как теперь оказывалось, выехали из него далеко правее.
Прямо, в самом низу разлегшейся перед ними луговины, блестела на солнце река. А вдоль ее берега видны были большие разрытые ямы глинищ.
Традиционно в этой местности народ зарабатывал тем, что добывал эту самую глину – красно-коричневую, самую лучшую, ту из которой кирпич да черепицу делали и для столицы, и для других богатых городов серединных земель королевства.
Здесь же, в деревнях, и кирпич с черепицей обжигали. Прямо возле глинищ виднелись длинные постройки, видимо формовочные мастерские, да может и склады. Река-то здесь зимой порядком промерзала, а главный развоз по ней проходил.
Хотя, если недалеко, и на телегах, бывало, тащили. А чтоб подешевле, то и глину простую вывозили…
В общем, народ тут жил неплохо – в достатке, при постоянной работе. Две довольно большие деревни, что предстали перед ними, ярко высвечивались средь обширных, чуть начинающих зеленеть, садов красноватыми крышами, крытыми знаменитой черепицей.
Если б не собственное производство, то крестьянскому хозяйству не в жизнь не потянуть такую дорогую кровлю. Правда, сами дома были сложены из более крупного, чем обычно, темного кирпича – вот тут-то и сказалась, видно, чисто деревенская рачительность местных хозяев. Кирпич, он ведь не черепица – не развалится, если в дорогую глину, что продать можно, землицы обычной, аль навозу добавить… еще и теплее будет.
Деревня, что лежала прямо по проселочной дороге, по которой они направлялись, называлась Середними Глинками. Проехав по ней меж огородов, они должны были выйти на Нижнюю дорогу, пролегающую по деревне. На ту самую дорогу, на которой и любил хулиганить, скорее всего, убиенный ими, Мельничихин графич. И уже по ней выехать к другому селу – Крайним Глинкам, которое виднелось слева в отдалении. А после него, как им пояснил дядюшка Лайсо, уже рукой подать до съезда Главного тракта на каменный мост, за которым и был Аргилл.
Но с той возвышенности, с которой друзья спускались, ни моста, ни города видно не было – толи взгорок невелик, толи ушами прохлопали что-то в рассказе хозяина, толи до них еще ехать и ехать. Но главное в пояснениях трактирщика они уловили – по Тракту-то гора-аздо дальше было бы! А ему они верили – как-никак, а местный житель.
Где-то справа, укрытая от их глаз лесом, оставалась еще одна деревенька – соответственно, Дальние Глинки, но им она была без надобности, и друзья ее не выглядывали. Есть себе – и есть, и пусть ее…
Когда они ехали уже меж огородов, где на черной пашне дружными рядками проклюнулись зеленые всходы, делая ее жизнерадостно-полосатой, а в высоком прозрачном небе заливалась какая-то птаха, радуясь солнышку, дышащий спокойствием мир весенней природы был нарушен страшным от ужаса женским криком.
Затем крик перерос в вой и к нему добавился еще один, и еще, а потом присоединилась и громкая мужская брань. А потом раздались призывы « – Помогите!»…
Друзья переглянулись и, пришпорив коней, понеслись в деревню, ориентируясь на непрекращающиеся, а только разрастающееся во все большее многоголосие крики.
Ли, что есть мочи, понукал старую кобылку, которую только и смог ему предложить дядюшка Лайсо, чтоб добраться до Аргилла. Но если б не вьючная одрица, что была пристегнута к седлу Тая и не давала мчаться в полную силу его огромному мерину, то Лион, скорее всего, добрался бы до нужного места один. А так он всего лишь чуть-чуть отставал от него.
Зато Корр с Виком, несдерживаемые ничем, унеслись далеко вперед и, когда Ли с Таем только поворачивали на Нижнюю дорогу, она же единственная улица деревни, те уже подъезжали к толпе, что была хорошо видна в самом конце селенья.
Несколько смурных и бледных мужиков сдерживали, не пуская за изгородь, десятка три селян, которые гомонили, перекрикиваясь и переругиваясь меж собой, и то и дело норовили проскочить во двор дома. Но молчаливые серьезные мужички бдительно блюли охрану и успевали каждый раз перехватывать самых юрких и любопытных.
Но останавливать приехавших господ они, все же не решились.
Принц с Вороном были уже там – их лошади, с наброшенными на коновязь поводьями, топтались во дворе.
Сам дом, как и все остальные в этой богатой деревне, выглядел добротным и ухоженным – с высоким крыльцом, резными наличниками на окнах и аккуратно побеленными яблонями, набивающими розовые бутоны в палисаднике.
Меж теми яблонями, прямо на молодой траве, лежала толстенная баба в ярких юбках и голосила не умолкая. Это ее крики и подняли панику по всей деревне, и на ее зов они прилетели сюда. Она и сейчас не унималась и, держась за обширную грудь, продолжала взывать:
– Люди добрые-е!!! Это что же деется-то на белом свете-е?!! Помогите мне-е!!! Ох, Розаночка – деточка моя-я! Ой, Гречушка да Радушка – кровиночки мои-и!!! – с подвывом рыдала она, а две молоденькие девушки, сидя около нее на коленях и тихо плача, обмахивали бабу передниками.
Рядом с ними на траве сидел мужик со всклоченной бородой и налитым кровью лицом, беззвучно и широко открывавший рот, будто воздуха ему не хватало.
Возле него нашелся и Корр, который в этот момент что-то бубнил и делал пассы над головой и грудью мужчины.
– Как он? – спросил его Тай, соскакивая с коня.
– Да, вроде, уже ничего… – ответил Ворон, не оборачиваясь.
Тогда Тай, не подходя к ним, направился к дому, бросив в сторону Ли:
– А ты оставайся здесь, в дом не смей заходить!
Но, не успел он дойти до крыльца, как из двери вывалился еще один мужик. Он был помоложе и бледный, но такой же всклокоченный, как и тот, над которым сейчас ворожил Корр.
Мужичок далеко не ушел – плюхнулся тут же на ступеньку, да там и остался сидеть, раскачиваясь из стороны в сторону и тихонько воя – жалобно так и протяжно. И только, горемычный, успел пристроиться на лестнице, как в проеме показался Вик с мутным взглядом – этот был не просто бледный, а прямо зеленый какой-то. Ни на кого, не обращая внимания, принц тихо-тихо по стеночки спустился и направился куда-то за дом.
« И правильно!» – решил Ли, оценив его состояние: «Негоже принцу блевать при всем честном сельском люде!»
Минуты ожидания тянулись долго. Во дворе ничего не менялось, если не считать лица мужика, постепенно приходившего к нормальному цвету. Видать, сказывалась ворожба Корра.
Бабища также голосила, девушки также тихо плакали и махали на нее фартуками, а народ, за забором, также волновался.
Устав ждать и решив, что про него все забыли, Лион потихонечку двинулся к крыльцу. Обойдя раскачивающегося мужичка на ступенях, он бочком протиснулся в дом… и почти сразу пожалел о своем опрометчивом поступке.
В сенях, тут же за порогом, на спине, раскидав руки, лежала молодая женщина, пригвожденная вилами к полу.
Крови было не много. Так, только возле зубьев, что впились ей в грудь, виднелись на белой рубахе небольшие пятнышки, особо не заметные среди соломинок и кусочков земли, осыпавшихся с неочищенных вил. Глаза убитой были широко открыты, их застывший взгляд, и выражение всего лица, говорили о крайнем ее изумлении в последний момент жизни.
От этой бескровной, но такой явной смерти совсем еще молодой женщины, от этих уже неживых, но еще удивленных глаз, Лиону тут же поплохело и захотелось поскорей уйти. И нет бы, ему вернуться обратно, но ноги сами понесли его дальше в дом.
А там…
Первое, что увидел Ли, ступив в комнату, была валяющаяся посреди нее разбитая глиняная статуэтка Светлого. И она, и кружевная салфетка, на которой та когда-то, стояла, и охапка бумажных цветов, служивших ей украшением – все было свалено в кучу и щедро полито чем-то красным.
Это же красное, размашистыми брызгами, было и на побеленных известью стенах, и на оконных занавесках, и на перекошенной скатерти стола.
«Как соком помидорным…» – почему-то именно эта мысль пришла в голову парня. Мозги, по ходу, начали уже отказывать и ни в какую не хотели признавать очевидного.
Из-за стола, полуприкрытые съехавшей скатеркой, высовывались чьи-то небольшие ножки в простых, с деревянными подошвами, башмачках.
Ли чуть продвинулся, что бы разглядеть получше. Но его взгляд наткнулся на маленькую девочку, может еще и грудную. Она, в ярком цветастом платьице, как брошенная тряпичная кукла, раскинув ножки и ручки, лежала чуть дальше кучи с оскверненной статуэткой Светлого… ее голова напомнила Ли о раздавленных ногой шершавых орехах…
Все перед глазами потемнело и поплыло, рот наполнился кисло-горькой слюной, а в животе вдруг взбунтовалась и полезла наверх обильная утренняя трапеза.
И ощупью, по стеночке, как давеча Вик, Ли двинулся на выход, уже не желая знать, что стряслось в этом доме… не желая смотреть, кто лежит там за столом… и даже не желая искать затерявшегося где-то Тая! В данный момент он уже вообще ничего не желал кроме одного – ему срочно надо было на воздух. На возду-ух!
Как прошел мимо убиенной женщины в сенях, как вышел за дверь, парень не помнил.
Приходить в себя он начал, когда в углу крыльца, где его выворачивало наизнанку, Ли посетила интереснейшая мысль – он оправдывал сие непотребство, твердя себе, что ему можно – он не принц!
А потом его подхватили сильные руки Тая, и под возглас: «Говорил же – не смей входить!», понесли к бочке с дождевой водой и стали умывать лицо, щедро поливая и на голову.
И вот только после этого мир вокруг перестал плыть в елозящей темноте, а проступил, как ему и положено, четкими яркими гранями. Оглядевшись вокруг, Ли понял, что пробыл в доме не одну минутку, как ему показалось, а гораздо дольше, и за это время во дворе произошли кое-какие изменения.
Баба больше не голосила, а мирно спала тут же на травке.
Девушки куда-то делись.
А толстый мужик был уже совсем не краснолиц, а вполне нормален с виду, если не считать его нервного подергивания себя за бороду.
Рядом с ним сидел тот, что выл на крыльце, когда Ли так неосмотрительно решил увидеть все произошедшее своими глазами, и еще один – из тех, что дом от любопытных односельчан охранял.
А самих любопытных за забором стало значительно меньше.
Возле сидевших под яблонями мужичков так же находился Корр и вернувшийся из-за дома Вик. А Тай, оставив его, Ли, отряхиваться от воды, также двинул к ним.
«Что делать? Да не че!» – бочком, бочком, Лион поплелся туда же.
Когда он подошел и, от греха подальше – чтоб не прогнали, пристроился за яблоней, бывший красномордый рассказывал, как дело было:
– Это ж доча моя старшая, Розанка, тут живет… жила, покою Светлый им дай! – мужичек оторвал руку от своей уж выдранной почти бороды и сделал Божественное круговертие. – С мужем и внуками моими. Хорошо жили – за восемь зим троих деток родили. Стог, муж-то ейный, не пил, руки не распускал, да и работал хорошо – несколько зим уж как свою черепишную мастерскую имел, а в ней человек пять наемных работников. Достаток у них в семье – дом полная чаша! Коровы две, овец десяток, свинка пол луны, как опоросилась – жить бы и жить в радости, детей поднимать… а оно, во-оно, что получилось… мать-то совсем от горю рехнулась! – кивнул он на толстую бабу, спавшую под соседней яблоней. И вздохнул тяжко так, безысходно.
– А с чего вы взяли, что это ваш зять такое зверство сотворил? И где он сам-то сейчас, и внук ваш? – задал ему вопрос Тай.
– Да это я сказал… – вступил в разговор тот из мужчин, что забор охранял. – Я сосед ихний, Дубном меня кличуть… – он мотнул головой, показывая на такой же добротный и ухоженный домик, сразу за забором палисада, и продолжил степенно:
– Седня ж солнце жарит, прям по-летнему, вот и решил я домой на полуденную трапезу сходить – поесть спокойно, да отдохнуть. Опосля вышел из дому, чтоб к реке, значить, к ямам идтить – работники ж у меня там, а успел-то только с крыльца спуститься, как вижу – Стог, с мальчонкой своим подмышкой, из ихнего дома выскакивает. Сам-то в одном исподнем и весь в кровище, а мальчонка-то молчит, кулем обвис в отцовских руках, глазенки только и таращит. Я уж потом смекнул, как в ихнем доме побывал, что от страха дитё ни живо не мертво было. А в тот момент я еще ничего не видал, думал, случилось че, помощь предлагать стал. А Стог уставился на меня, как будто я не по-людски говорю, а лягушкой квакаю, и побег вдруг в сторону леса. Аж босые пятки засверкали! Ну, я к ним-то в хату и кинулся, а там… ну, вы сами видали! Мне по началу тож плохенько было… – он сочувственно посмотрел, на бледного еще Вика. – А потом к родителям Розанкиным побег, да к Жниву – брату старшому Стогову.
Тут тот мужичок, что поначалу на ступенях отсиживался, в разговор вклинился:
– Че говоришь-то, а? Стог у нас всегда смирный был – мухи не обидит! И Розанку свою, и девок малых – ужасть, как любил! Он бы на них, ни в жисть бы руку-то не поднял!
– Да я, че видел, то и говорю – не в себе братец твой был… – стал оправдываться сосед.
– Так, все ясно, что ничего не ясно! Надо вашего Стога найти! – закончил разговор Тай и стал подниматься с земли.
А тут и девушки пришли и каких-то бабок в черном привели. Сами уж не плачут, хмурые и озабоченные только.
– Начнем мы, наверно… день-то жаркий. Вот плакальщицы пришли – они знають, что и как делать-то надоть. А маманька наша долго еще проспит? – обратилась та из девушек, что постарше была, сначала ко всем, а с последним вопросом к Ворону. Знать не сама баба-то затихла, а усыпил он ее. А младшая от этих слов сестрицы опять по-тихому в рев пустилась.
Тут подтянулись и парни от реки, что на ямах да в мастерских трудились. Все свои – деревенские, соседи да родичи. Пришлых наемников работать оставили.
И двинулись всем гуртом, кто на лошадях, а кто и пешком, в лес – Стога с мальцом искать.
Только его, Лиона то есть, в деревне оставили. Дубн его в свой дом отвел и сказал, чтоб здесь оставался и на соседнем дворе под ногами не путался.
Сначала Ли, вроде как, обиделся и на друзей, и на деревенских – среди парней-то, что с реки прибежали, и помоложе него были… да что говорить, что обижаться – дело-то привычное, когда его за малолетку принимают. А на объяснения время надобно, которого сейчас и не было.
Послонялся он по двору, в огород вышел, в дом заглянул – никого, кроме толстого рыжего кота, да собачонки на привязи. Но та, видно обалдев от такого количества народа за забором и шума в соседском дворе, на него и не покушалась – забилась в свою конуру, да так там и сидела. Ли ее толком и не видел.
Есть очень захотелось – свою-то утренею трапезу он у соседей на крыльце оставил. Но в доме без хозяев шуровать совестно было, так что пошел Ли в курятник, нашел два еще тепленьких яичка да выпил – вроде полегчало. А потом двинул к примеченному пустому коровьему стойлу да рядышком, в уголок на солому, и завалился… и уснул.
Проснулся он от того, что кто-то, настырно так, звал его:
– Ли-и! Ли-ион! Эльфе-енок, демон тебя задери… где ты?
Кое-как выбравшись из соломы, Ли побежал на голос.
Звал его, оказывается, Корр. Вид только у него был какой-то странный – штаны двухцветные, как будто из разных пар сшитые, да еще разной длины. А видно это было потому, что сапог вообще не наблюдалось. А камзол… точно его – малиновый с золотой вышивкой, но… вроде как и не его, а с чужого плеча – огромный.
Но долго разглядывать себя тот не дал – только узревши Ли, стал давать указания:
– Там много раненых. Бери лошадь, впрягай в телегу и дуй быстро к лесу. Да, скажи кому-нибудь из соседей, кого найдешь, пусть тоже с телегой едут, – не поинтересовавшись даже, справиться ли Лион с сей задачей, подпрыгнул и растворился в круговороте мутного потемневшего воздуха. А через мгновение из дымного завихрения вылетел огромный ворон и, с шумом хлопая крыльями, стал набирать высоту.
«Вот и увидел… только как-то все не радостно нынче…» – подумал Ли и поплелся ворота отворять да упряжь искать.
Телега-то – вон она, на крытом дворе стоит, он ее, еще когда по дому слонялся, приметил. Вот только лошади не было – Дубн на ней в лес ускакал. Но, ничего, он на соседний двор сгоняет, свою приведет. Кобылка эта у дядюшки Лайсо и в упряжи бегала – он сам не раз Лошаднику помогал ее запрягать.
Когда они с соседом, не жалея телег и задов своих на тряской дороге, примчались к лесу, там действительно на крайней поляне прямо на траве лежало шестеро тяжелораненых. Кто-то слабо-слабо, но разговаривал, кто-то стонал, а двое вообще в беспамятстве были.
Да еще рядом топталось несколько человек в крови перепачканных.
Тай с Корром, кстати, вполне нормально одетым, над лежачими руками махали в лечебных заклятьях и потом уже обливались от натуги.
Когда их процессия из двух телег, нескольких всадников, да десятка пеших подходила к крайним домам, то солнышко уж садилось.
Потом оказалось, что деревенской знахарки на месте нет. Что и ее, и из других деревень всех, кто может лечить, еще предыдущей ночью в замок забрали – там, говорят, Мельничихин графич больно тяжко занедужил.
И пришлось Корру с Таем все самим доделывать: и кровь останавливать, и раны затягивать, и ушибы обезболивать. А они с Виком, вместе с парой баб, у них на подсобном деле были: воду из колодца таскали да грели, тряпки на бинты рвали, да подлеченных по домам развозили.
Между делом Ли и к разговорам прислушивался – как поиски проходили.
Мужички-то да парни, те, что здоровыми и не сильно покалеченными вернулись, по домам-то сразу не пошли, а прямо тут, во дворе у Дубна, рядом с ранеными и пристроились. Откуда-то появилась бутыль самогона и они, из горлышка да по глоточку, ее и опорожняли.
– Откуда у него столько силы да злобы взялось-то? – спрашивали мужики друг у друга.
– Он же спокойный всегда был. Даже по малолетству драк избегал, – недоумевали они.
– У него коса с обломанным держаком была – вот он столько народу-то и покалечил!
Как понял Ли, Стог этот был в деревне уважаем за спокойный нрав и разумность. А когда его нагнали, он на мужиков-то с той косой и накинулся, и первые, кто его догнал, больше всех и пострадали – не ожидали они от него такого. А потом он в болота утек, да там и сгинул.
Когда Лион принца спросил о том, он тоже подтвердил, что даже Ворон с Таем его выследить не смогли – пропал, как и не было его.
А мальчишечку кто-то забившемся под куст видел, да сразу не взяли, а потом тоже не нашли…
В общем, все было плохо: поиски их закончились неудачей, Корр с Таем обиходив всех кого смогли, сами были в плохом состоянии теперь, а у соседей, с приходом сумерек, начали отпевать покойниц – скорбно и протяжно – по душе, как ножом по стеклу.
Чуть легче стало, когда в дом пошли да окна наглухо затворили.
Дубн то бобылем оказался – один жил. Вот их на ночь-то к себе и забрал. А по-другому – никак не выходило! Корр с Таем совсем плохие были – их, тому же Дубну, с Виком на пару, пришлось по очереди в дом на плечах затаскивать, своими ногами от истощения они идти не смогли. И с лица оба спали: бледные, щеки ввалились и синяки черные вокруг глаз – самих теперь лечить-то бы надо…
Хозяин их, между делом, корову подоил. И стали они с принцем друзей отпаивать, по переменке, то молоком с медом, то самогоном по капельке – кто ж знает, что поможет, в их-то случае… и Дубна слушать.
А тот на стол накрывал, да извинялся. Что вот живет один, уж зим десять как. Жена его родами первыми, как померла – так и живет. Он, горемычный, по ней долго убивался – у них-то все по большой любви когда-то сладилось. Потом, как оглянулся, а вокруг только девки молоденькие – пустобрёшки легкомысленные. Так один и остался – привык уже. Только вот дорогих гостей попотчевать разносолами не может – так только: клубеньки в кожурке, еще вчера отваренные, сало соленое да капуста квашеная. Вот только хлеб свежий… еще Розанка сутра напекла, да одинокому соседу занесла.
Друзья уснули, а они втроем за стол сели потрапезничать – чем Светлый послал. Мэкнули по стопочки какой-то ягодной наливки, за упокой души доброй женщины и ее дочек – самогон-то их хозяин не стал на стол выставлять, привычно посчитав Ли за малолетку. Зажевали это дело капусткой, по клубеньку съели и сала по паре ломтиков – аппетиту, что-то, ни у кого не было. Так что и сами вскорости спать подались.
Легли-то на полу – на хозяйской кровати умученных Тая с Корром разместили. Ли, сначала было, в хлев на соломку намылился, да вспомнил, что вечером со стадом корова вернулась, и пришлось укладываться там, где постелили.
А утром, после такого тяжкого дня да не вполне мягкой ночи, проснулись поздно.
Их хозяин уже успел и корову подоить да со стадом отправить, и к ямам у реки сходить – указания работникам оставить. А теперь стоял у печи и оладьи на всю компанию жарил.
Так что утренняя трапеза в отличие от вечерней, на вкус Ли, была не в пример лучше. Дубн на стол выставил целую гору оладьев, а к ним черничного варенья. Да кроме них еще большую сковороду со скворчащими на ней ломтями сала и полутора десятками глазками яиц. А сало в яичнице – это, знаете ли, совсем другое дело!
В общем, из Середних Глинок выехали они хорошо после полудня, пока Тай с Корром не оправились, и не уверили всех, что выдержат в седле до самого заката. А именно столько им и предстояло теперь ехать до Аргилла.
Вчерашнее ужасное происшествие, в котором они, в силу Судьбы, вынуждены были поучаствовать, тяжким грузом давило на каждого. И ни чудесные бани с теплой водичкой, без какого-либо усилия с твоей стороны льющейся на голову, не умелые руки сильных парней, размявших им спины, не сумели полностью сгладить гнетущего впечатления от вчерашнего происшествия.
И даже такое увлекательное, в другое время, занятие, как покупка нового коня, не смогло поднять общее упавшее настроение.
А Ли, получивший в собственность этого молодого и резвого скакуна, поймал себя на том, что не столько радуется новому другу, сколько расстраивается прощанию со старой кобылкой дядюшки Лайсо. И само это, казалось бы, радостное событие, придавленное плохим настроением, преобразилось в его голове в тоску по старым, пришедшим к своему завершению временам. Может там, позади, и не было все так уж расчудесно, но он был сыт, в тепле, и его там любили. Уж Лошадник-то, точно! А вот впереди грезились неопределенность, опасность и беды…
И только довольно жесткое внушение Тая уберегло купленного конька от скорбной клички «Морось», которую было дал ему под гнетом расстроенных чувств Ли. Легкий подзатыльник от Тая – так только, волосы примял, да высказывание: «Что пора заканчивать из себя блаженного строить – парень-то большой! И должен бы понимать, что им очень повезло, когда в конюшнях провинциального города нашлась на продажу такая хорошая, во всех отношениях, лошадь!», помогли в поиске более-менее приличного имечка.
А конь был действительно хорош – невысокий, по сравнению с армейскими громадинами Вика и Тая, он тем не менее был легок на ногу и довольно красив. Правда, его редкий мышастый цвет и навел мысли расстроенного Ли на унылую кличку, но, именно этот же цвет и делал его таким интересным. А белесые пятна на крупе, которые в народе принято называть «яблоками», и темные грива да хвост, придавали ему еще большей привлекательности.
А хозяин уверил, что и норов у того очень даже покладистый и добродушный. Что конек, собственно, и демонстрировал им на протяжении всего торга. Спокойно разглядывал блестящими выпуклыми глазами новых людей, столпившихся возле него, и норовил, то и дело, ткнуться своими нежными черными ноздрями в ладонь Ли, ища ласки и внимания.
В общем – чудо, а не конь! А если, опять же, не забывать, что конюшня, в которой они его нашли не столичная, то прямо чудо – расчудесное! Так что, в результате раздумий, понуканий и подсказок со стороны друзей, Ли таки разродился приличной кличкой для него и назвал коня Туманом! Тоже, конечно, не ахти, но всем уже хотелось есть и спать, поэтому сошлись на ней.
А утром, когда они выезжали из маленькой чистенькой таверны кузена дядюшки Лайсо, и где Ли все таки простился с старой кобылкой, их пессимистический настрой поддержала и погода.
Как часто бывает весной, вчера еще жаркое, чуть ли не летнее солнышко вдруг решило взять передышку и спрятаться в глухих тяжелых дождевых облаках.
И пришлось им, замотавшись по самые глаза в плащи, пускаться в дорогу под холодным, колким, моросящим без устали дождем.
И так четыре дня! Они ехали, почти не переговариваясь. Молча соглашаясь со всеми распоряжениями Тая – куда заехать потрапезничать, где заночевать, во сколько вставать… лишь бы одежда успела просохнуть! Хорошо еще, что они опять скакали по Главному тракту, и им не грозило увязнуть по уши на каком-нибудь проселке.
И только когда они, уже на подъезде к столице, вышли поутру из придорожной таверны какого-то маленького городка, капризная весенняя погода решила-таки снова поприветствовать их своей солнечной улыбкой. И хандра, прочно прилипшая было к их компании, начала потихоньку отставать.
Принц, десять зим не бывший в столице, стал выказывать бурное оживление:
– Сейчас поднимемся на этот высокий холм, и ты увидишь, как он красив! – говорил Вик Лиону, обещая все рассказать о Золотом Эльмере.
Да–да, именно так и назывался главный город королевства, хотя в народе он чаще звался Королевскими Холмами, из-за своего расположения, да еще, чтоб не путать с бывшей столицей – Старым Эльмером. Видно в головах простых жителей страны сложно укладывались одинаковые названия двух разных городов. А приложенные пояснения, Старый он там или Золотой, это, в их понимании, вообще, было делом – двадцать пятым.
– Старый Эльмер стоит в устье Лидеи, где та впадает в Заревое море. Его образовал Первый король на месте старого портового городка эльфов, после Большой Битвы. Пока правил он, там было все спокойно. Но спустя тыщи полторы зим, когда сильная кровь Первого была разбавлена простой кровью жен его потомков, и наша Семья, собственно, как и все Семьи берущие свое начало от Странниц, утеряла обязательный дар силы, столице в том месте стали постоянно угрожать, – взялся рассказывать Виктор историю родного королевства и его столицы. Ли слушал. А Что? Интересно же узнать все из уст принца – это ж совсем не то, что отец когда-то заставлял учить по книжкам!
– Когда правящие Семьи утеряли обязательный дар, а с ним и долгую жизнь магов, то и их отношение к жизни, соответственно, претерпело изменения – ушло бесспорное могущество, пришлось доказывать и себе самим, и всем окружающим право на трон, и стать жестокими, коварными и беспринципными. Началось время Смут – междоусобные конфликты, передел границ, внутрисемейные свары. А Старый Эльмер, хоть и на морской, но все же границе находится. Туда и Итамор, и Ларгар, и бывшее тогда еще королевством герцогство Мартиал свои флоты посылало. Это продолжалось зим пятьсот, пока в бойню не вмешались волшебницы Зачарованной Долины, жесткой рукой и сильнейшей магией восстановив статус-кво прямых потомков Первых королей. И не напомнили о долге и ответственности, и самим Семьям, и толпам аристократии, которые были, в большей или меньшей степени, в родстве с ними, чем и оправдывали свои претензии и амбиции, раздувая мятежи и баламутя народ. Не успело все закончиться, как пираты с Заларгарских островов, в народе более известных, как гряда Длинный Язык, почувствовали себя способными нападать на прибрежные города. После нескольких веков Смут, их силы увеличились во много раз – разный сброд со всех воюющих королевств, да и многие простые, согнанные армиями с насиженных земель горожане и крестьяне, подались к «вольным людям» – пиратам да разбойникам. Сильных магов осталось немного, а таких, как Первые короли и их первые потомки, что эльфов победили, и вовсе не стало. И чтоб не держать их всех в одном месте, охраняя один единственный город от пиратских набегов, а доступная столица тех привлекала неимоверно, ее было решено перенести. Конечно, Старый Эльмер так и остался одним из важнейших торговых и военных портов королевства, но все основные богатства были вывезены. Военных стало гораздо больше, а знати, на которую в прибрежных землях устраивали засады, чтоб похитить, да выкуп потребовать, осталось значительно меньше. Все они, как пчелки за маткой, подались в новую столицу за королем. К нашему времени и пиратов значительно проредили – военные-то флоты без дела остались, вот на них охоты и стали устраивать. Сейчас редко какой корсар отважиться, к самым берегам Эльмерии приближаться.
