Текст книги "Время проснуться дракону"
Автор книги: Анна Ганькова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 60 страниц)
– К нам за вареньями да соленьями в конце лета торговцы со всей Эльмерии съезжаются. И под следующее лето тару да денюшку оставляють – чтоб значит, другой не перекупил. А вы сами-то попробуйте, попробуйте… вот айва с орешками – это еще с прошлого году, для айвы-то время по осени наступит. А вот это, с розовых лепестков, уже свеженькое. И это из земляники. Еще джемы: из смородинки, да персиков – нежные да вкусные такие, что аж сами в горлышко проваливаются! – стал потчевать гостей трактирщик, видно надеясь, что гости, уходя, еще и с собой прихватят по горшочку сладостей.
«А мы и прихватим! Обязательно!» – пообещал себе Ли, полной ложкой наяривая персиковый джем, который действительно был так хорош, что как и обещал хозяин, ласково и нежно сам пролетал в обалдевший от такого счастья Лионов желудок.
– Ну, а то, что они ваших женщин обижают – это ж не крынку молока стащить… тут, как дело обходится? – дальше продолжил расспросы, о житье-бытье подле Дриадова Леса, Вик.
– Да-а… тут, конечно, по-тихому дело не проходит… – с философской задумчивостью протянул папаша Крол, обдумывая, как бы подоходчивее обсказать дотошным гостям и эту ситуацию. – Ну, девок молоденьких, мы в Лес, понятное дело, не пущщаем – чтоб эти их не попортили, а баб… всякое бывает, если узнается. Уж больно оне, особенно сатиры, до энтого делу… ну, с бабами… сильно охочи. Но, как уж там часто это случается, никто не знает – бабаньки-то за себя, да за подружек своих, с коими по лесу ходють, помалкивают. А узнается, только когда уж рожать время придеть. Тут ведь до последнего не знаешь, что из утробы-то выскочит, мож и мужнино дитё-то… ну, человечье в смысле. А если нет, то, конешно, благоверный по деревне прилюдно дрыном погоняет ее разок, да и забудется – чей не раз и не два такое бывает. Что ж теперь и в лес по грибы, да по ягоду не ходить? А жить-то как? Где мы такое место еще доходное найдем? – вздохнул тяжело трактирщик, кося взглядом на приезжих – дошли ли до них доводы его убедительные, аль нет.
А поняв, что не очень, еще добавил:
– Вон, опять же, и река рядом. Только кораблик пристал, а наши – тут как тут! А с других-то деревень еще дойди надоть… или выпасать… пока сливки-то на солнце не скиснуть! – он показал рукой на южные окна, в которые хорошо проглядывалась дорога на склоне вала, по которой теперь тянулась цепочка крестьян с тачками, направляющихся к реке. – Ваша-то флотилия, когда уж пристала, а они только идуть… – пояснил папаша Крол свой жест.
– А вы женщин своих охранять не пробовали? – вернулся Виктор к предыдущей теме, пораженный таким прагматичным равнодушием местных жителей к этой проблеме.
– Э-эх, мил человек! Да как не пробовали, раз зим в пять какой-нибудь молодой муж, не слушая стариков, дружков кликнет да отправляется свою женку сторожить. Ну и че?! Раз обойдется да два обойдется, а потом выйдет на поляну рогатый, дунет–плюнет в сторону ревнивого муженька, да и спать отправит всех парней под куст, а сам ну гоняться за молодухами. А там уж, какую поймает… да они, вроде как, и не насильничають, бабаньки-то на болячки ни разу не жаловались… на них-то тож, наверное, ворожат, чтоб не брыкались.
– А дети… – ни как не мог оставить эту тему Вик.
– Да какие тож дети, господин? Это выродки ужо! Их как кутят лишних – в ведро, да и все дела! Кому ж такие рогатенькие да лохматенькие нужны? – как на недогадливого, воззрился папаша Крол на принца. Но тот не унимался:
– Что всех?!!
– Да-а-а… почти. Вон только ведьмы наши, что на опушке живуть, парочку можа забрали. Оно ж, ведь, когда подозрение есть, что дитё не человечье, их-то не зовуть на роды, только если уж молодуха совсем помирать наладится – тогда уж да-а. А выродков-то они топить не дають, а с собой забирають. Куда уж потом они их девають не скажу – не знаю, можа че сами ворожат на них, можа в лес к папашам отправляють… кто ж знает? Хлавное, средь людёв не живуть – и ладно. Да-а… вот только ихняя, ведьм значит наших, выродка такая одна по деревне и бегает – уж зим пятнадцать как…
Услышав это, друзья переглянулись, сообразив, что за девчонку у реки встретили. Как тут новую тему в разговоре не поднять?
– А что за ведьмы-то… – аккуратненько подступился к трактирщику Тайгар.
Тот, услышав вопрос, надолго замолчал, видно никогда и не задумывался раньше о них. Живут себе на опушке и живут…
«Ох, не сделать бы худо! Так годами обитают рядом, а как растревожат они своими вопросами этот осиный улей и погонят дремучие крестьяне женщин с места!» – пронеслась у всех друзей одновременно в головах неприятная мысль. Но заслышав первые слова папаши Крола, все вздохнули с облегченьем.
– Да как у всех… только наши-то посильней других будуть. Знахарки хорошие – у них ни одна роженица, ни один младенчик еще не помер. Да и калеченных, и хворых выхаживают всех – если, конечно, позвать успели. Да и скотину могуть подлечить. Дождик, опять же, накликать, аль наоборот тучи многодневные разогнать. Еще погреба наши заговаривають. Мы ж к реке-то близко – копни на пару локтей и вот она сырость-то, а весной вода вообще под самый порог приходит… а без погреба-то куда? Ни молочка, не сохранить, ни овощичек там, ни соленьев. Так что нормальные у нас ведьмы… только вот девка их, выродка эта… – трактирщик как-то замялся.
– А что девка их? – подтолкнул его Корр.
– Парни молодые уж больно падки на нее. Как в деревню-то придет – ко мне там зачем-нибудь, аль мальцов лечить, таких, что еще не говорють. Они ж, когда хворые, даже мать к себе не подпущают, а к ней льнут! Ну что с них возьмешь? Глупые еще… ну, так вот, пройдет она по деревне-то, а те хлопцы, с которыми она повстречается – потом на деревенских девок ден пять, еще не глядят. Подавай им эту выродку с зелеными волосьями!
Как он это сказал, так Ли аж вздохнул свободнее:
«Значит и меня через пять дней попустит!»
А Корра другой вопрос заинтересовал:
– Так мы ее видели – она вроде светленькая, а не зеленоволосая?
– Э-э, господин, она, наверное, опять травы в косы-то наплела? Ну, это она так зелень в них скрывает. Когда совсем малая была, так голова у ней, как морковкин вершок зеленела. А подросла, ей мать с бабкой, а може и папаша эльф, зелень-то и повывели, но не всю. Когда она в возраст-то вошла да в ночь на Великий праздник летом в деревню приходить стала, чтоб, значит, через костер прыгать, косы-то свои распускает, как положено – все и видят. О-охо-хо, в этом-то году чуть две свадьбы не отменили – парней-то совсем переклинило! – сокрушенно повздыхав, папаша Крол махнул рукой, как если б разрешенье самому себе дал – видно тема эта совсем уж наболевшая была и сильно выговориться хотелось:
– Да че говорить, если честно, у них все такие. Только мужики постарше себя в руках держат лучше… я вот сам на Маслянку-то, бабку выродкову, как гляну, так и глаз оторвать не могу. А спрашивается, че глядеть? Она ж древняя – ей зим двести, а можа и все триста… хоть и выглядит, как наши деревенские бабы в тридцать с гаком небольшим. А молодой когда был – на дочь ее заглядывался, хоть и она меня чутка постарше. Да я вот седой и толстый ужо, а она чуть взрослей своей выродки до сих пор смотрится! – выдал таки он, на одном дыхании. А потом так обреченно, жалостливо:
– Вот они какие, ведьмы-то наши… да и потом, куда без них? Помрем же все…к ним уж деревенские мужики-то и не клеються давно, акромя парнишек молоденьких к девахе ихней. Да и они на нас не глядят… бабка-то, в свое время, замуж за пришлого отставного вояку пошла – ей и тогда своих ненадобно было. Говорют мужик при ей больше сотни зим протянул! А доча ее, вообще, эльфа себе нашла да выродку от него родила… тьфу ты, мерзость какая! – смачно сплюнул на пол трактирщик. Чувствовалось, что грубостью этой пытается он зависть и обиду скрыть свою. Да как, наверное, и остальные мужики в этой деревне…
После этого его плевка как-то сразу расхотелось всем беседовать с трактирщиком дальше. Скоренько подобрали, что на столе вкусного осталось, кое-какие припасы подкупили да и подались до дому – до биремы своей конюшенной.
Э нет – сегодня они палаточку-то на берегу раскинут!
***
Расставшись с сопровождавшей ее до поворота компанией, Льняна не направилась к мостику как обещала, а стала взбираться вверх по заросшей травой насыпи.
Добравшись до самого высокого места, она прикрыла глаза от слепящего утреннего солнца и стала вглядываться в силуэты мужчин, с которыми только что рассталась.
Что уж ей могли сказать их все дальше удаляющиеся спины – неизвестно, но через какое-то время, она, видимо согласившись с какими-то собственными мыслями, мотнула головой, и произнесла вслух:
– Я думаю, они мне подходят. Тогда – к отцу! – и бегом бросилась бежать вниз.
Разогнавшись на склоне, она, не замедляя бега, проскочила мостик, взлетела по лесенке, миновала дом, стоявший на опушке, и понеслась дальше вниз по натоптанной тропинке, утекавшей в лес. Удочку и ведро с рыбешками она бросила, где-то под забором, оставленного позади дома.
Сначала Льняна бежала легко по знакомой дороге, задрав мешающую ей юбку выше колен и скинув еще в подлеске ненужный больше венок – лес, сомкнувшись над ней, скрыл утреннюю синеву неба и уже начинающее жарить во всю летнее солнце.
Уже стали попадаться дом-древа, пока небольшие по тутошним мерка, но на самом деле вполне себе толстенные и высоченные. Мимо пролетели и поляна, с давно отцветшим жасмином, и рябиновая аллейка, в которой местные поселенцы любят устраивать полночные танцы, и каменный круг древнего святилища.
Льняна уже не бежала, а просто быстро шла – ноги постепенно стали уставать. Дорожка вывела ее к берегу большого озера, к тому месту, где над ним нависала скала и ее слоистые уступы, вклиниваясь в водную гладь, прерывали золотистую полосу пляжа.
«Вот, только гору обойти, а там до папиного дома рукой подать» – поддерживая убывающие силы, подбодрила себя девушка, сворачивая по вильнувшей в сторону тропинке
Но, еще почти час ушел на то, чтоб обогнуть скалу. И только тогда, когда она почувствовала, что утомилась окончательно, тропка, из-за очередного поворота, выскользнула опять к озеру. Льняна облегченно вздохнула: « Почти дошла!»
Пляжик в этом месте был не песчаным, как с той стороны горы, а из гладкой розовато-серой гальки. На берегу в мелкой, слегка колышущейся, волне лежали три русалки. Увидев приближающуюся девушку, они призывно замахали руками, галдя в три голоса так, что слов разобрать, было совершенно невозможно. Хотя и так было ясно, что подружки ей рады и зовут купаться.
Ох, как бы она хотела сейчас присоединиться к ним!
«Но нет, только не сегодня… и может быть уже никогда…» – вдруг в первый раз, совершенно ясно осознала Льняна, к чему может привести ее задумка, если все пойдет удачно.
Поежившись от этих мыслей, она, тем не менее, отрицательно мотнула головой в ответ, продолжающим звать ее к себе девчонкам и, пройдя десяток саженей по пляжу, углубилась опять в лес.
Через четверть версты она вышла к обширной поляне, почти полностью затененной громадным дом-древом – жилищем отца.
Увидев, наконец-то, то место, которое обозначало конец ее пути, девушка облегченно вздохнула. Но сначала следовало немного себя подбодрить, а то с устатку и серьезного разговора не получится. Благо помощь была совсем рядом – чуть от тропы отойти.
Вода падала в маленький бассейн из каменной пасти какого-то вполне себе симпатичного чудовища. Кто и когда вырезал его, доподлинно было неизвестно – кто-то из самых древних обитателей Леса. Но зато все знали точно, что вода из этого источника бодрит и восстанавливает. Ее даже брали за основу для стимулирующих взваров, те современные обитатели леса, что баловались зелеварением.
Этим бодрящим свойством воды, воспользовалась и Льнянка, что б восстановить свои силы после долгого забега через Лес. Вдосталь напившись и даже умывшись чудесной водой, она с новыми силами двинулась к дому отца.
На нижней ветке дом-дерева, как всегда, сидели две дриады: Ааола и Ууина – все ждали, когда отец их замуж за себя позовет.
«Ну-ну» – привычно подумала девушка, глянув на них: «Ждите-ждите. Терпенья у вас много, да и времени тоже. Вот если мамочку переживете… через несколько сот зим, тогда может, что и получится!»
Тем не менее, она вполне дружелюбно помахала им рукой – тетки-то в принципе не плохие. Просто жизнь у них, здесь в Дриадовом Лесу, такая…
Те, в свою очередь, оторвавшись от плетения друг другу бесчисленных кос, помахали ей в ответ. А Ууина, кажется она – Льнянка не очень-то различала этих зеленоволосых красоток, обиженно поджав губы, произнесла:
– К папочке своему пришла? Он в библиотеке, – и жалобно посмотрела на одно из верхних окон. Ей-то самой, да и ее подруге, без приглашения хозяина вход в дом-древо был заказан.
Кивнув головой, показывая, что благодарна за подсказку и более ни обращая на дриад внимание, Льнянка откинула лиственный полог и ступила внутрь.
Жилое дом-древо в своем обхвате обычно не уступало по площади среднему крестьянскому коттеджу, а разные по своему предназначению помещения располагались одно над другим. Как говорил отец, по такому же принципу строились и башни самых древних крепостей, когда весь замок, по сути, и состоял из одной единственной башни.
Отцовская библиотека, а по совместительству и его магическая мастерская, располагалась, естественно, на самом верху – аж на восьмом этаже, а время уже к полудню и дел-то еще ой как много! В общем, опять подобрав юбку выше колен, Льнянка побежала бегом вверх по лестнице, стараясь перепрыгивать через ступень.
Лестница, как обычно в дом-древах, экономя жилое пространство, была винтовой: с крутыми поворотами и высоким шагом. Так что до нужного этажа пришлось, знаете, сколько витков сделать? О-го-го! У запыхавшейся Льнянки от быстрого подъема по спирали аж голова закружилась!
Первое, на что наткнулся ее взгляд, когда она с разбегу залетела в нужную ей комнату – была задняя спинка кресла, над которой в клубах сизого дыма торчали бараньи рога, перевитые золотыми лентами.
Увидев это, девушка на секунду притормозила свой стремительный бег.
«Та-ак, и Саж здесь! Ну и ладно, этот нам не помешает – он свой!» – быстренько что-то прикинув, решила для себя она.
– Что ж ты так несешься, детка! – выглянул из-за загораживающего обзор кресла отец и протянул к ней руки, зазывая в свои объятия. – Это все твое деревенское воспитание. Говорил я матери, что тебя надо было полностью здесь растить, в Лесу. Мы ж все-таки эльфы и не чужды какого-никакого этикета! – с улыбкой говорил он, пока Льняна обходила кресло, с развалившемся в нем фавном, и огромный стол, заваленный книгами и свитками.
– Угу! – согласился с отцовским словом наипервейший в этой комнате эльф, качнув рогами и скосив на девушку, усевшуюся к отцу на колени, мутный взгляд.
« Ха, уже готов!» – усмехнулась про себя Льняна, разглядывая старинного отцовского приятеля.
Тот в совершенно разомлевшем состоянии полулежал в огромном кресле и был занят тем, что задумчиво пускал в потолок кольца ароматного дыма. Свои волосатые с козлиными копытами ноги, он тоже пристроил на сидение, сложив их калачиком. А в этом лохматом гнезде, нежно оглаживаемая, умастилась бутыль кальяна. Глядя на него, становилось понятно, что он уже готов соглашаться с чем угодно.
– Ну, так что же заставило прибежать мою малышку в такой спешке к папе? – стал шутливо расспрашивать отец. – У тебя какие-то проблемы? Опять деревенские охламоны пристают со своими нежностями?
Понимая, что сидя на отцовских коленях, вести серьезные разговоры невозможно, Льняна разжала его руки и пересела в другое кресло.
Заметив ее скованность, отец заволновался:
– Ты меня пугаешь, дочь! Что случилось?
– Я думаю, время пришло! – решительно выдала она.
– Ду-умаешь… значит! – было видно, что именно к этому разговору отец и не готов.
– А ты посмотри – вот и узнаем точно, – надавила на него Льнянка, мотнув подбородком в сторону триножки с хрустальным шаром, стоявшей возле книжных полок.
Эльф вдруг засуетился, стал перекладывать бумаги на столе – сначала все сгреб в одну стопку, затем опять начал раскладывать по разным, неловким движением попытался засунуть в футляр какой-то свиток и чуть не смял его.
Наблюдая за хаотичными движениями отца и понимая его вдруг возникшую нервозность, девушка тихонько заговорила, стараясь объяснениями хоть как-то успокоить его:
– Пап, я встретила людей, за которыми меня… потянуло… что ли…
– Потянуло ее! Что за люди хоть? – всплеснул руками отец.
– Они и не люди вроде. Вернее, только один из них человек, а остальные – двое оборотни и с ними полуэльф.
– Где ты только нашла столь разношерстною компанию в нашей-то глуши? – удивленно спросил отец.
– Они на галее приплыли, – обрадованная тем, что отец заинтересовался разговором и перестал метаться, бодренько ответила Льняна.
– Это что ль из тех, что всю реку засрали? – вдруг вклинился в их разговор сатир.
Отец с дочерью удивленно воззрились на него. А они-то думали, что он в полной отключке от своего зелья – ан нет! Он не спит и даже, кажется, вполне улавливает, о чем речь идет:
– Там штук двадцать этих галей, а на них, наверно, не одна тыщща народу! И все жрут да срут, а потом все это в реку! В реку! – столь сильные эмоции явно оказались не по силам его разморенному организму и фавн, выпихнув из себя последнее восклицание, в изнеможении закатил глазоньки, и с удвоенным усердием засосал мундштук.
– Да, они из этих, – подтвердила подозрения Сажа девушка, не очень удачно сдерживая смех.
– Ладно, посмотрим, что да как, – тоже не смог скрыть смешок эльф и поднялся из-за стола.
Выдвинув подставку с хрустальным шаром, развел под ним огонь, в раз посерьезнев, взмахнул в волшебном пассе руками и забормотал слова заклинания.
Вдруг резко повернувшись и напугав этим замершую в ожидание Льнянку, он в три прыжка добрался до кресла с развалившимся фавном и выхватил у того кальян:
– Хватит дымить, ты мне мешаешь! – и с этими словами направился к двери.
Сложив благостно руки на животе, сатир было собрался не возражать – дело, есть дело, но услышав с лестницы звонкое дзинь стекла о камень, взвился с кресла:
– Ты его разбил длинноухий ублюдок!!! – и резво подскочив с кресла, понесся вслед за эльфом.
– Да цел твой графин с варевом, козлоногий! Успокойся! На столике вон стоит, – ответив в том же тоне, завернул его от двери отец. Возвращаясь в комнату, он уже в открытую смеялся.
Льнянка тоже от души хохотала – это ж надо было так сатира напугать, что тот самое обидное для эльфов прозвище вспомнил – времен войны меж их народами. А это когда было-то? Не один десяток тысячезимий, чей поди, прошел с тех пор!
Успокоившийся фавн, тоже присоединился к ним и громко заржал, тряся острой бородкой.
Смех благотворно повлиял на всю их компанию, разрядив напряженную серьезной Льняниной темой обстановку в комнате.
– Ты все-таки решила уехать от нас, малышка? Аль мне послышалось? – спросил немного протрезвевший Саж, опять умащиваясь в своем кресле.
– Да… наверное. Сейчас подождем, что там отец насмотрит, и решим, – ответила ему Льнянка.
– Я понимаю, конечно, Судьба-а. Но и Судьбу ведь можно изменить – если действовать решительно. Вот, в твоем случае – ни куда вообще не ездить! Осталась бы здесь, вышла за меня, к примеру, замуж и жила бы с нами в Лесу – на радость отцу с матерью!
– Э, дружище, а не староват ли ты для моей дочери! – усмехнулся на эту высказанную приятелем сомнительную сентенцию, отец.
– Да я ж сказал « к примеру» – не хочет за меня, пусть идет за кого другого: за эльфа, за тритона, за фавна помоложе! Да твою дочь любой в нашем Лесу, с удовольствием за себя возьмет – вон какая красавица да умница выросла! – польстил отцу фавн, при этом подмигнув Льнянке хитрым глазом. Типа – он, конечно, шутит, но не надо забывать, что в каждой шутке сатира есть доля правды: и если она, Льнянка, будет не против, то уж за ним-то, за Сажем, точно не заржавеет!
Девушка на это утомленно подкатила глаза, как делала всегда, реагируя на подобные выходки фавна, но того уже понесло как обычно, когда он по поводу женщин высказывался:
– Да и жена у тебя красавица! А уж Масляна, вообще – огонь женщина! А уж тело то, какое – добротное, гладкое, не у каждой нимфы в возрасте, такое-то бывает! – при этом он на себе показал, что значит добротно и гладко в его понимании, округлив руками высокий бюст и полные бедра.
– Да уймись ты, наконец, сластолюбец старый! Постеснялся бы чуток – ты ж не далее, как минуту назад к внучке ее подкатывал! – засмеялся эльф.
– Да я че – я не че! Так только… Маслянка, еще по молодости зим своих, двум фавнам по рогам-то надавала! А потом же, за какого-то отставного вояку замуж вышла да дочь от него родила – жену твою. Ну, ты знаешь… – уже видно не знал, как остановиться фавн. – И прожила с ним долго – по людским меркам, конечно. Он и помер от старости – еще до твоего рождения, – кивнул он Льнянке.
– Я знаю про деда… – недовольно ответила та. Ну не любила она, когда об отличиях их женской половины семьи от других людей упоминали. Жила то она, в основном, в их мире.
Отец, тем не менее, купился на лесть приятеля своим женщинам, и заулыбавшись, попытался развить удобную для него тему:
– А что, может правда, дочь – ну ее, эту предсказанную тебе дорогу! Выйдешь замуж, внуков нам с матерью нарожаешь… – мечтательно протянул он.
– Папа! – строго прервала отцовские мечтания Льнянка. – Давай, посмотри уже в шар! – и выразительно кинула взгляд на окно, где солнце, к этому моменту, давно уж перевалило свой полуденный предел.
Пока отец вновь раздувал потухший было огонь под шаром, делал пассы и бормотал заклинания, а потом долго-долго вглядывался в него, на Льняну накатила какая-то отрешенно-грустная задумчивость и второй раз, с того момента как она решилась на пробу своей судьбы, пришло осознание тех потерь, которыми ей грозило будущее.
«А может быть, правда – ну его это предначертание! Выйти замуж за того же Сажа, зажить спокойной, полной неги и развлечений жизнью. А что? Она хорошо его знает. Мужчина он интересный. Конечно, не так как отец, с его строгой и утонченной эльфийской красотой, но по-своему тоже очень даже хорош» – она перевела свой взгляд на фавна, который в отсутствии кальяна и вынужденный молчать пока его приятель занимается серьезным делом, стащил со стола какой-то старый том и был занят чтением.
Конечно, какая-нибудь крестьянка, узрев рогатого с козлиными копытами здорового мужика, с воплями бы кинулась наутек. Но для нее, Льнянки, проводившей в Дриадовом Лесу с самого раннего детства много времени, и сатиры, и тритоны, и местные эльфы с зеленоватыми волосами с их странной и даже пугающей для человеческого глаза внешностью, были родными и привычными.
Так что, разглядывая сидящего напротив нее сатира, она видела не чудовище, а очень даже симпатичного мужчину – смуглого, с четкими лепными чертами лица, с красивыми раскосыми глазами, темный блеск которых подчеркивала искрящаяся рубиновая слеза – серьга, спускающаяся с правого уха.
Ее совершенно не шокировали его рога и копыта. Она видела только изысканной формы холеные руки, длинные пальцы, унизанные золотыми кольцами, и рельефный торс, вполне себе по-человечески только слегка заросший волосами.
А уж отношение к своим женщинам, у мужской части обитателей Леса, вообще не шло ни в какое сравнение с людским. Своих жен они холили и лелеяли, нежно оберегая и гордясь ими. Они, конечно, вступали в борьбу, если находился соперник – на рогах и кулаках выясняя отношения, но это в большей степени был ритуал, чем настоящая битва, ведь все равно, в итоге выбор делала дама, облюбованная соперниками.
Вон у того же Сажа, как с детства наблюдала Льнянка, все шесть жен: три дриады, две русалки и даже утонченная эльфийка Амирель, жили в довольстве и радости, развлекаясь на свой вкус и занимаясь любимым делом, если таковое было – и на всех у него хватало любви и внимания.
И она бы могла жить себе такой же спокойной и неприхотливой, полной удовольствий жизнью – стоило только согласиться с отцом и выбрать себе мужа из обитателей Леса.
Она смогла бы заняться вплотную эльфийской магией, как всегда мечтала, и отец помог бы ей.
Могла бы резвиться в озерах и реках целыми днями со своими подружками–русалками – это ж только неграмотные крестьяне считают, что те всю жизнь так и живут с рыбьими хвостами, не выходя на берег. Да плевое дело – чуть пошептать и вот они – две стройные сильные ножки, готовые нести тебя в лес танцевать при луне с дриадами! Да и обратный процесс, из ножек – в хвост, даже для той же Льнянки, проблемы не составлял.
Можно будет еще и музыкой вплотную заняться. Голосок, какой–никакой, у нее есть, но вот арфы и лютни она так и не освоила, только на сиринге и сподобилась научиться играть.
Времени впереди будет много…
От мысли о том, что времени у нее будет ой как много, если она останется дома, размышления ее привели вот куда: а как долго она, Льняна, с ее нетерпеливостью и стремлением бежать вперед, сможет прожить в этой спокойной, неспешной, томной атмосфере Дриадова Леса?
Как долго ее будет забавлять, и удовлетворять эта полная удовольствий, неги и плотских радостей жизнь? Как скоро она «закиснет» в этом «сладком болоте», наплясавшись, напевшись и наплетясь кос с цветами? Как скоро ей все надоест и от недовольства собой и своей жизнью она закинет подальше магические манускрипты и разругается со своими легкомысленными подружками, которые, в отличие от нее, другой-то жизни и не знали. Да что греха таить – никогда и не были предназначены к ней.
А вот ей, Льнянке, и характер дан неугомонный, с тягой к бурной, неспокойной, расцвеченной событиями жизни. И сила дана магическая необыкновенная, замешанная и на людском, и на эльфийском, и на дриадовом волшебстве.
Недаром, еще, когда она была ребенком, отец наглядел в своем хрустальном шаре что впереди ее ждут разные события: и опасные, и интересные, и великие… стоит только отойти подальше от Леса. И условие было одно – подходящие ей для этой дороги попутчики…
Тут отец, утомленно отвернувшись от шара, произнес, прерывая ее мечущиеся мысли:
– Они.
– Что-то еще увидел? – заинтересованно спросила Льняна.
– Да нет, ничего нового… как всегда, чуть вперед глянешь – там все многокрасочно и бурно, но как через стекло, по которому дождь лупит – не разглядеть четко, – и с тоскливой озабоченностью посмотрел на дочь, – все никак осознать не могу, что время пришло – ты ж такая молоденькая еще!
– Пап, наверное, нам пора идти… – тихо напомнила Льняна, жалея отца, но сама уже готовая к новым свершениям.
– Да, ты права. Сейчас поедим и пойдем. Праздничная прощальная трапеза! – щелкнув пальцами, с деланной бодростью, провозгласил отец, вставая с кресла.
Сатир, одернув набедренную повязку, изобразил на лице сочувственное выражение и двинулся следом за приятелем. Спускаясь по крутой лестнице, он похлопывал эльфа по плечу и, утешая, приговаривал:
– Не тоскуй, дружище, дети они ведь все такие – выросли и пфф – выпорхнули из родительского гнездышка…
«Ага, умный больно! У самого-то сыновья хоть и своими дом-древами, но тут же, в Лесу живут. Да и куда, скажите на милость, еще могут податься рогатые и козлоногие чудища? А она уедет и Многоликий только знает, свидятся ли они с папой еще…» – плетясь за мужчинами, злилась Льнянка – и на себя, за свое радостное предвкушение будущего, и на Сажа, с его неловкими жаленьями.
«Что-то еще мама с бабулей скажут…»
Стоило им усесться за уже накрытый по-праздничному стол, как в столовую впорхнули цветочные феечки, неся блюда с едой.
«О, подслушали!» – улыбнулась девушка, глядя, как те расставляют принесенные тарелки, выбирая им место меж разложенных цветов и горящих свечей.
А между тем, по двое неся каждое блюдо, феечки заставляли стол: в центре поставили запеченный на углях олений бок, обложенный поджаренными же ломтиками айвы. По бокам от громадного блюда водрузили тарелки: одну с салатом, приправленным маслом и уксусом, а другую с диким рисом, кореньями и семенами, от которой шел пряный горячий аромат. Под конец примостили с одного края стола миску с малиной и горшочек с взбитыми сливками, а с другого графинчик фиалковой настойки и кувшин с напитком, в котором плавали ломтики фруктов.
– Сливки-то в деревне, чей поди, сперли? – весело спросила Льнянка.
– А то! – В тон ей ответил отец, но тут же добавил: – И не сперли, а позаимствовали – пора уже учиться прилично изъясняться, дочь, раз решила от деревни и Лесу в люди податься.
– Да мы лишнего не берем – ты ж знаешь! – вклинился Саж, уводя в сторону опасный разговор, боясь, что приятель опять затоскует. – Вот попробуй настоечку – моя Иинину сама, как всегда, делала. Фиалковая – полезная!
– Это ж чем она кроме не малого градуса такая полезная? – поддела сатира Льняна, поддерживая его игру и так же опасаясь болезненной темы.
– Вот тебе и на-а! – деланно выпучил глаза фавн. – А твои мать с бабкой больно хорошими знахарками, зато считаются! Аль это ты плохая ученица у них?
– Да знаю я, знаю! – рассмеялась девушка и начала перечислять: – От ломоты в костях, от порченой крови, от нервов, опять же, помогает…
– Во-о-от! – воздел блестящий от жирного мясного сока палец Саж, скосив глаза на приятеля.
Тот усмехнулся, распознав их уловку, и подхватив дочерин стаканчик, наполненный доверху щедрой рукой фавна, отлил большую часть себе:
– Ты ей много-то не лей – крепка больно твоя настойка! Лялечка, налей лучше своей подружке компоту, – помахал он рукой, подзывая феечку с нежно розовыми волосами и в тон им стрекозьими крылышками. Та радостно вспорхнула, с висящего над столом светильника, и легко подхватив большой по сравненью с ней самой графин, наклонила его над Льнянкиным бокалом.
Девушка, дождавшись, когда феечка поставит на место хрустальный сосуд, похлопала себя по плечу, приглашая ту разделить с ней трапезу. А когда Ляля удобно уселась, Льняна положила на листик салата ломтик персика из компота и подала ей.
От феи шел вполне привычный легкий цветочный аромат, но почему-то именно сегодня он не бодрил и успокаивал, как обычно, а навевал девушке грустные размышления…
Почему никто не замечает к чему ведет это безвольное плаванье по теченью жизни – полное удовольствий и безделья житье–бытье в зачарованном Лесу?
Вот феечки – эти чудесные куколки с ладонь величиной, с разноцветными волосами и стрекозьими крылышками, они ведь потомки тех, что сотворили этот Лес! Они были могущественными волшебниками задолго до того, как в нем поселились предки нынешних его обитателей.
