Текст книги "Зазеркальная империя. Гексалогия (СИ)"

Автор книги: Андрей Ерпылев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 91 (всего у книги 111 страниц)

«Старых» офицеров Александр отмел сразу: не верил он в такую подготовку, при которой можно долго ходить под смертью, но не раскрыть себя. Оставались новички вроде него самого. А их было совсем немного: корнеты Барышников, Летихин, Парвусов, Сотников, поручики Ильин, Северцев, фон Минден…

Фон Минден.

Память послушно выдала Александру целый ряд «снимков». Вот он сталкивается со взъерошенным, раскрасневшимся рыжим поручиком у дверей Мещерякова, вот тот же персонаж, но белый как полотно у дверей ватерклозета в посольском особняке в прошлое Рождество после самоубийства чиновника Кобылкина, вот смазанное лицо фон Миндена за спиной лицедействующего Еланцева, вот он же нависает над столом, где в суповой миске сражаются два Мотиных скорпиона, увлеченно наблюдая… Наблюдая или кося глазом на них с Зацкером, беседующих о перевозимых в гробах наркотиках?

«А ведь поручик‑то подъедается при интендантстве! – едва не вскочил с постели Бежецкий. – А значит, знает, какие грузы и откуда придут! Это военная тайна, но он‑то – свой человек. Вот и обстрел под Гератом!..»

Молодой человек вспоминал факты, выстраивал их в цепочку, и с каждым вспомненным им случаем ему казалось, что вина рыжеволосого поручика доказана. Даже рыжина его волос, такая обычная для обитателей Британии, легла в фундамент обвинительного заключения!

С радостной мыслью, что только что раскрыл глубоко законспирированного шпиона, он и уснул далеко за полночь. И во сне ему снилось, как он, подобно обожаемым в отрочестве героям детективных романов, крадется по крышам домов за неуловимым шпионом, разрушает его хитроумные планы, спасается из коварных ловушек…

* * *

– Вот о чем вам нужно, поручик, записать для потомства…

Офицеры стояли на крошечной площадке, прилепившейся с одного края к отвесной скале, а с другого – переходящей в широкую каменистую осыпь, круто спускающуюся к дороге, зажатой между гор.

А по дороге медленно текла людская река…

Толпы – иначе не назвать – понурых, покрытых пылью людей брели кучками и вразнобой, уныло пыля ботинками по лишь отдаленно претендующей на асфальтированную дороге. Кто‑то нес винтовку на плече, как лопату, кто‑то – закинутой, как положено, за плечо, кто‑то, вероятно, примостив поклажу на один из автомобилей, время от времени проталкивающихся сквозь людское скопление, шагал налегке. Колеса и подошвы поднимали столько белесой пыли, неподвижно висящей в безветрии, что люди и машины, казалось, плыли в молочном киселе. Словно посланцы из прошлого, вдоль колонны то в одну, то в другую сторону проезжали всадники на конях, сплошь сивых от оседающей на шерсть известковой взвеси.

– Неужели раньше так воевали? – не выдержал Саша, оторвавшись от созерцания нескончаемого человеческого потока, струящегося внизу.

– Увы, увы… И не так давно. – Капитан Нефедов брезгливо стряхнул с рукава пыль, невероятным образом добирающуюся и сюда, на пятидесятиметровую высоту. – Лет пятьдесят – семьдесят назад и наши деды точно так же топали по приказу царя‑батюшки за тридевять земель искать то, не знаю что…

Саша промолчал: Нефедов в целом был ему симпатичен, но этот его нигилизм, прорывающийся иногда, раздражал безмерно. Что с социалиста возьмешь?

– А здесь всегда так воевали, – вставил слово Зебницкий, как всегда щеголеватый даже здесь – в пыльном царстве. – И пятьдесят, и сто пятьдесят, и пятьсот лет назад. Да и во времена Александра Великого, наверное, тоже. Разве что вместо винтовок пики тащили да мечи с луками.

– И тем не менее – всегда побеждали.

– Бросьте, – отмахнулся поляк. – Сказки все это! Побеждали они… Ну да, поле боя оставалось за ними, не спорю. Но побеждали за этих дикарей горы и болезни. Вы представляете себе, как полсотни лет назад, в четвертую англо‑афганскую, можно было по таким вот дорогам наладить подвоз боеприпасов и продовольствия? А раньше? Вот‑вот. Англичане бодро начинали, но быстро выдыхались. Знаете, как это бывает, когда рубишь саблей кусок резины? Удар, и клинок наполовину ушел вглубь, да если еще с потягом… А обратно? Держит, проклятая, не пускает. Вот так же и со всеми, кто хотел прибрать к рукам этот кусок гор.

– А мы? – прервал молчание Александр. – Мы ведь тоже здесь?

– Ну, мы – дело другое! Мы пришли сюда с миром. Дороги прокладываем, дома строим, армию готовим… Несем культуру, одним словом.

– Да неужели? – поднял бровь Нефедов. – А вот этим, – он ткнул пальцем вниз, – вы объяснили, что мы именно ради их блага пришли? Немцы вон тоже несли культуру, и где они? Были и сплыли. Не по зубам им оказались эти горы.

– Знаю я ваши резоны!..

Саша слушал привычную пикировку друзей вполуха, думая о своем…

Престарелый Ахмад‑Шах очнулся от спячки в самом начале осени, нарушив сонное течение столичной жизни. Вопреки советам встревоженных дипломатов, король объявил частичную мобилизацию, поставив под ружье почти сто тысяч мужчин, преимущественно, уроженцев северных провинций. Во всеуслышание было заявлено, что его величеству надоело спокойно смотреть, как правители полумятежных восточных провинций, граничащих с Британской Индией, подстрекаемые вечными врагами Афганистана, пытаются разрушить дружбу с великим северным соседом.

Чаша терпения переполнена… Часы мятежников сочтены… Под эти дежурные пропагандистские вопли спешно вооруженная чем придется армия двинулась на врага. И ладно бы только она: «выдрессированные» с таким трудом и вооруженные русским оружием мало‑мальски боеспособные части тоненьким ручейком влились в это болото, ни на йоту не добавив ему мощи и тут же потеряв добытые с таким трудом преимущества… К тому же, понукаемый из Санкт‑Петербурга, генерал Мещеряков вынужден был, максимально оголив столицу, направить вместе с «туземной» армией большую часть своего корпуса и почти всю технику. Какую поддержку могла оказать пара десятков разномастных вертолетов и собранный с бору по сосенке «бронетанковый полк» – оставалось лишь гадать. Практически лишенная авиационной и артиллерийской поддержки, слабо подготовленная и из рук вон плохо вооруженная (одна исправная винтовка с десятью патронами на троих «сарбозов» давно стала притчей во языцех) армия черепашьими темпами ползла в неизвестность.

На высоте оказалась одна лишь кавалерия. Любо‑дорого было посмотреть, как гарцуют на своих превосходных лошадях щеголеватые всадники… Только вот незадача: что‑либо значить в современной войне кавалерия перестала добрых полвека назад…

Видимо, чтобы придать значимости своему начинанию, Ахмад‑Шах во главе этого воинства поставил не кого‑нибудь, а любимого племянника и одного из претендентов на престол Ибрагим‑Хана. По Кабулу вовсю бродили слухи, что таким образом старый интриган дает понять всем, и в первую очередь русским, что давно решил стоящую перед ним дилемму и сделал свой выбор. Действительно: кому, как не блистательному полководцу, замирившему мятежные окраины, становиться во главе государства? И мало кто сомневался, что этот последний экзамен принц сдаст на отлично. Ведь, по совести говоря, противник‑то у него выглядел еще более жалко, чем королевская армия: толпа ополченцев, вооруженных дедовским оружием и привыкшая к своей горской вольнице.

Примерно так считал и Бежецкий, наслушавшийся рассказов товарищей, отдавших дань «горному сидению» в крошечных гарнизонах, разбросанных по дикой стране, – прежде всего, покойного Еланцева, живописавшего тамошние нравы и обычаи во всех красках. Если обитающих на севере туземцев «дикарями» можно было назвать лишь в сердцах да с большой натяжкой, то южанам это прозвище подходило, как никому иному. А посему не имели они против государственной военной машины, пусть ржавой, не отлаженной и управляемой дилетантом, никаких шансов.

Тесное ущелье наполнилось металлическим лязгом и ревом двигателей: заставляя людей уважительно жаться к камням, катилась краса и гордость королевской армии – танки. Пусть это были всего лишь устаревшие французские «Рено», немецкие «Тигры» и «Ягуары», даже неведомо как затесавшийся сюда одинокий итальянский «Кавальери» – на фоне пехоты стальные чудовища смотрелись очень внушительно. Один за другим танки на ходу разворачивали орудия в сторону наблюдавших за ними с кручи офицеров.

– Салютуют, господа! – хохотнул Зебницкий, подбоченившись.

– Салютуют? – Нефедов покачал головой. – С чего бы это вдруг…

Сразу несколько бронированных машин окутались белесым дымом, и капитан, переменившись в лице, толкнул Сашу наземь.

– Ложи‑и‑ись!..

Его голос заглушило сдвоенным разрывом, хлестнула шрапнель каменных осколков, остро запахло сгоревшей взрывчаткой.

– Что они делают? – ужом, забыв о щегольстве, подполз к товарищам поляк: он где‑то потерял фуражку и не замечал, что по лбу из‑под растрепавшихся волос сползает капля крови. – Они там с ума посходили?

– Вы ранены?

– Что? – Зебницкий провел по голове рукой и уставился на перемазанную красным ладонь. – А‑а! Ерунда – камешком поцарапало! – отмахнулся он. – Саша! Это ваш радист там, в щели, зарылся? Пусть свяжется со штабом и прекратит этот дурдом!

Бежецкий кивнул и, вжимаясь в щебенку, пополз к скале, где в удобном и безопасном закутке между могучими глыбами удобно обосновался радист – вольноопределяющийся Голотько.

– Ваше благородие! – встретил командира несколько бледный по сравнению с обычным своим видом радист. – Вас к себе полковник вызывают! Я только хотел сообщить, а тут…

– Какой полковник? – напустился на него поручик. – Не слышишь, что творится? Живо обеспечить мне связь с командованием!..

Щель находилась в «мертвом пространстве» и для снарядов, и для осколков, но снаружи кипел настоящий ад: отплевываясь и костеря все на свете, в укрытие вползли один за другим Нефедов с Зебницким.

– Что вы тут канителитесь, поручик! – накинулся на Бежецкого поляк. – Ждете, когда сюда снаряд рикошетом залетит? Жить…

Внезапно грохот оборвался, будто отрезанный ножом, и Зебницкий, чересчур громко в наступившей тишине, проорал:

– …надоело?

И сам сконфузился и замолчал.

– Молодец, Голотько! – похвалил Александр, чтобы разрядить обстановку.

– Да это не я… – признался честный солдат. – Я и не успел.

– Слава богу, – Нефедов выглянул наружу, – что орудия у этих жестянок еще те – трехдюймовки только у немчуры, а у остальных – ерунда. Сорок пять миллиметров.

– Да‑а… Были бы тут наши «топтыгины» – осталось бы от нас мокрое место…

– Что там за вызов был, Голотько? – вспомнил Бежецкий. – Гржимайло?

– Так точно, ваше благородие!..

* * *

– Где вы шляетесь, поручик? – Полковник Грум‑Гржимайло был явно не в духе. – И что там у вас на посту за канонада? Не можете без приключений?

– Был обстрелян союзными войсками! – отрапортовал поручик. – Прибыл, как только обстрел прекратился, ваше высокоблагородие!

– Дикари… – буркнул полковник. – Палят в белый свет… А вы тоже хороши: где вы, там обязательно что‑нибудь случается, Бежецкий. Притягиваете вы приключения на свою голову, что ли?

– Не могу знать!

– Да прекратите вы тянуться… Вот, к примеру, где вы умудрились сойтись на короткой ноге с наследником?

– С каким?

– А вы что – с обоими корешитесь? Вот что значит гвардия! – саркастически усмехнулся полковник. – С Ибрагимом, конечно.

– Нас Еланцев познакомил, – потупился Саша, которому вдруг стало стыдно перед этим человеком, годившимся ему в отцы, за прежние чудачества в компании с покойным другом.

– Прямо красна девица! – всплеснул руками старый вояка. – Стесняется он, понимаешь! И где вас, охломонов, угораздило с этим… пересечься? Только не говорите, что в театре, – не поверю! В кабаке небось?

– На казни… – едва слышно пробормотал молодой человек.

– Где? – опешил полковник. – На казни? И какой черт вас, спрашивается, туда занес? Вы что, не читали памятку Министерства внешних сношений, подготовленную как раз для романтиков вроде вас? Хотя откуда… Ваш брат только французские романы читает, а потом бегает по госпиталям с французским насморком.

– Господин полковник! – Красный как рак Бежецкий сдерживался из последних сил: субординация субординацией, но должен же быть какой‑то предел!

– Молчу‑молчу! – Гржимайло поднял руки, словно сдаваясь. – Прощения просим, господин граф! А то еще, не дай бог, на дуэль вызовете отца‑командира. У вас ведь это просто, а, поручик? В столицах‑то! Пиф‑паф, а лямку за вас тянуть мужик сиволапый будет…

Полковник с отвращением швырнул подчиненному листок бумаги.

– Его королевское высочество Ибрагим‑Хан требует откомандировать вас, поручик, к нему в ставку, – отчеканил командир, глядя мимо Саши. – Это – пропуск. Ваш взвод на время вашего отсутствия передам прапорщику Яскевичу. Все, можете быть свободны.

Понимая, что все сказано, Александр козырнул и четко повернулся кругом.

– Только помните, поручик, – добавил ему в спину, словно кнутом стегнул, полковник, – что вы русский офицер. Сын и внук русского офицера. Не роняйте офицерской чести, юноша, – жить с этим будет трудно…

Уже выбравшись из командирского фургона, молодой человек скрипнул зубами и вытер пот со лба. Было невыносимо стыдно: он, словно дезертир, бежал из действующей армии. Много бы он дал, чтобы вернуть назад время и не пойти тогда на кровавое представление…

7

– Поручик Бежецкий! – представил Сашу афганский офицер, благополучно сопроводивший молодого человека от самых аванпостов армии до шатра наследника мимо многочисленных караулов, сплошь состоящих из вооруженных до зубов пуштунов.

– Приветствую, мой друг! – Принц оттолкнул офицера (кажется, генерала), показывающего ему что‑то длинной указкой на огромной карте, расстеленной на полу поверх дорогого ковра, и, расставив руки, прошагал прямо по жалобно хрустящей бумаге к гостю. – Не ожидал, что вы так быстро! – сердечно обнял он поручика, больно оцарапав жестким золотым шитьем на воротнике и рукавах роскошного мундира без знаков различия – вероятно, фельдмаршальского. – Как добрались?

– Благодарю, ваше королевское высочество, – ответил Бежецкий, деликатно освобождаясь из высочайших объятий: от принца крепко попахивало спиртным. – Меня любезно проводил ваш офицер.

– Ширван? – отстранился Ибрагим‑Хан. – О! Это отличный офицер! Э‑э‑э!.. Кто там!.. – не оборачиваясь, пощелкал он в воздухе холеными пальцами, и тучный офицер рысцой подбежал к нему, держа на вытянутых руках инкрустированную золотом шкатулку.

Не глядя, принц порылся в ларце, выудил пригоршню ярко сверкнувших при свете ртутных ламп орденских звезд и, выбрав одну, небрежно приколол ее на выпяченную грудь Сашиного провожатого. Ссыпал, с жестяным стуком, оставшиеся обратно, оставив одну в руке, и вопросительно глянул на Бежецкого.

– Нет‑нет! – запротестовал тот, невольно прикрывая грудь рукой. – Я не заслужил…

– Х‑ха! – обернулся Ибрагим‑Хан к свите. – Видели! Вот пример настоящего офицера!

Он небрежно бросил орден в шкатулку, которую, потея, все еще держал на вытянутых руках вельможа, и вновь заключил молодого человека в объятия.

– Вы молодец, граф! Настоящий герой – мужественный и скромный! Я вас ценю… Эх, жаль, что с нами нет вашего друга… Проклятые мятежники ответят мне за его смерть. Но когда вы заслужите награду, – отстранился он, грозя украшенным огромным перстнем пальцем, – только попробуйте мне отказаться!

Слегка покачнувшись, принц обвел присутствующих взглядом.

– Почему до сих пор не накрыт стол? – капризно надул он и без того пухлые губы. – Вы не видите, что ваш повелитель голоден?

– Стол для легкой вечерней трапезы накрыт в соседнем покое, ваше высочество, – косясь на замершего поручика, шепнул на ухо Ибрагим‑Хану один из вельмож, тоже, помнится, присутствовавший на памятном «аутодафе».

– Тогда все к столу, – просиял наследник. – И вы, и вы, граф, – подцепил он под локоть Александра. – Сядете рядом со мной, по правую руку, как почетный гость. Расскажете, как там у вас, в гвардии великого русского царя…

– Но я больше не служу в гвардии…

– Ха! – махнул рукой принц. – Сегодня не служите, завтра служите… Кстати, а поступайте‑ка вы ко мне на службу, граф! В Российской армии вы – поручик, а в моей станете маршалом!

– В афганской армии нет маршалов, – шепнул, ревниво косясь на Сашу, вельможа.

– В дядюшкиной нет – в моей будут! Для таких орлов, как мой русский друг, найдется маршальский жезл!

Процессия, по короткому переходу, оказалась в другом отделении шатра, где действительно был накрыт низкий стол, а вокруг разбросаны подушки. Спиртного молодой человек не приметил – лишь множество закусок – и облегченно вздохнул про себя: по слухам, Ибрагим‑Хан не знал удержу ни в чем – ни в женщинах, ни в выпивке, ни в иных страстях.

– Во дворце у меня все устроено по‑европейски, – громогласно провозгласил наследник, повалился на подушки и при этом, не выпуская руки своего гостя, заставил того, чудом не потеряв равновесия, присесть рядом. – Стулья, кресла, все такое… Но сейчас мы в походе, и все должно быть скромно. Так воевали еще мои деды… Присаживайтесь, господа, – соизволил он бросить взгляд на придворных, почтительно толпящихся рядом. – Мажордомы и церемонии остались в Кабуле – у нас тут по‑простому, по‑солдатски. Как у вас, у русских, говорят? – повернулся он к поручику. – Стоя не узнаешь истины? Как‑то так…

– В ногах правды нет, – как мог точнее перевел на французский поговорку Александр, только сейчас, при виде деликатесных яств и их одуряющем аромате, понявший, как он голоден – с самого утра маковой росинки во рту не было.

– О‑о‑о! – восторженно захлопал в ладоши принц. – Селим! – крикнул он через стол сухощавому господину средних лет в европейском платье и очках. – Запиши для памяти! Это мой секретарь, – объяснил он гостю. – А когда‑то учил меня грамматике. Сделаю его министром народного образования.

Придворные, исподтишка переругиваясь и толкаясь, заняли места вокруг стола, с вожделением глядя на блюда и судки, исходящие паром. Двум или трем места не досталось, и они грустно маячили неподалеку, боясь вызвать гнев наследника. Саша с раскаянием подумал, что один из них, вероятно, должен был сидеть на его месте. Честно говоря, он бы сейчас с удовольствием поменялся с любым из них: сидеть по‑азиатски, поджав ноги, он так и не научился, а удобно развалиться на подушках по примеру принца было немыслимо.

Ибрагим‑ Хан тем временем налил в свою пиалу из изящного пузатого чайничка нечто темное и любезно наполнил пиалу гостя.

– Ну, за победу над проклятыми мятежниками! – поднял он свой сосуд и жадно припал к нему.

Все последовали примеру повелителя, и оставаться в стороне Саша просто не мог. Он смело отхлебнул похожей на холодный чай жидкости и… заперхал, подавившись.

– Что… это? – едва смог выдавить он, пока осушивший свою чашку до дна принц со смехом колотил его по спине ладонью.

– Как что? Коньяк! Великолепный французский коньяк!

– Но как же?…

– Аллах не видит! – с показным благочестием воздел руки к парчовому потолку наследник, кося на соседа плутоватым глазом. – Ночь на дворе, да и пьем мы из чайных пиал. Пусть думает, что это чай!

Шутка принца была встречена громовым хохотом, и Александр, подумав, тоже криво улыбнулся: в чужой монастырь со своим уставом не лезут…

Коньячные пары туманили отвыкшую от деликатных напитков голову, сборище уже не казалось таким неприятным, а сосед так вообще стал симпатичен…

– За его королевское величество! – крикнул какой‑то военный с противоположного конца стола.

На него тут же зашикали, делая страшные глаза, но Ибрагим‑Хан оценил «оговорку» лизоблюда и поднял свою чашу.

– За его величество! – провозгласил он.

Бежецкий тоже ничего не имел против…

* * *

– У вас не болит голова, граф?

Принц сегодня выглядел из рук вон плохо – желтоватая кожа, набрякшие под глазами мешочки, трясущиеся руки… Саша предполагал, что сам смотрится немногим лучше, поэтому дипломатично промолчал.

– А у меня болит, – пожаловался его высочество, жадно осушая третий за утро стакан зельтерской с аспирином. – Очень сильно болит… Право, стоит повесить поставщика двора! Выдает какое‑то пойло за французский коньяк, негодяй! Ну ничего, вернемся в столицу – пожалеет, каналья, что народился на свет!

Тусклые с перепою глаза Ибрагим‑Хана при этом кровожадно засветились, и поручик про себя пожалел ни в чем не повинного купца: коньяк был превосходный, высшей марки, но дело, как всегда, было не в качестве, а в количестве выпитого…

Он довольно невежливо прервал наследника, живописующего, каким мучениям подвергнет торговца (тут наличествовал весь ассортимент восточного садизма – от смазанного бараньим салом кола до весьма экзотических способов, перенятых, надо думать, у соседей‑китайцев, больших мастеров на подобного рода экзерсисы), напомнив о действительности:

– Как вы думаете, ваше королевское высочество: готовы ли войска к штурму?

Собеседники расположились на возвышенности с ровной, словно срезанной ножом верхушкой – чувствовалось, что афганские военные из кожи вылезли, чтобы обеспечить «полководца» наилучшим наблюдательным пунктом из возможных. Да и безопасным: до раскинувшегося в уютной долине городка – едва ли не мегаполиса по здешним меркам – километра четыре, зато видно все, как на ладони. И слегка размытые в утренней дымке дома, окруженные глухими дувалами, и покрытое ржавой, выгоревшей на солнце травой пространство перед ними… Начальник штаба, турэн‑джанарал[72] Кайсар Али, клялся Аллахом, что огневых точек на господствующих высотах нет, а те, где они возможны, давно взяты под контроль его специальными подразделениями. Саша видел этих «спецназовцев» вблизи и готов был согласиться, что ребята знают свое дело, – таким головорезам, чувствовалось, палец в рот не клади.

Войска выдвигались к городу тремя колоннами, при поддержке танков. С планом наступления «господина советника» – Ибрагим‑Хан все‑таки придумал для своего русского гостя должность, столь же почетную, как и бесполезную, – Александр был ознакомлен вчера, перед очередной попойкой, почему‑то называвшейся «военным советом». У Бежецкого еще свежи были в памяти занятия в училище, и он сразу узнал немецкую тактику – верную в своей простоте и множество раз выверенную. Если у обороняющихся нет в достатке противотанковых средств, да при достаточной артиллерийской подготовке…

Принц поморщился, сплюнул зеленоватую слюну на землю и знаком велел холую, дежурившему за его креслом с подносом в руках, подать очередной бокал с питьем.

– Пусть только попробуют оказаться не готовы, – буркнул он. – Шкуры спущу… Командуйте начинать, – махнул он рукой Кайсару Али. – Провозимся так до обеда…

Этот вялый жест, достойный того самого, исторического, сделанного Карлом XII под Полтавой, словно камешек, скатившийся с горы и вызвавший лавину, привел в движение всю военную машину, томящуюся в его ожидании. Сразу заметались посыльные, затараторили скороговоркой в микрофоны радисты, побежали от генералитета во все стороны офицеры рангом пониже… Перед страдающим принцем почтительно поставили огромную цейсовскую стереотрубу на треноге, от которой тот отмахнулся с мученическим видом. Бежецкому достался полевой бинокль, тоже признанный им вполне недурным.

Где‑ то за горой глухо бабахнуло несколько раз подряд, и над безмолвным городом поднялись белесые пыльные султаны разрывов.

«Кучно, – подумал Саша, настраивая бинокль под себя. – Наверняка наводчики – наши!»

После второго залпа сразу в двух местах что‑то загорелось, потянулись жирные шлейфы черного нефтяного дыма, на глазах, словно спичка, переломился и рухнул на землю в облаке пыли минарет… Вдалеке над горами, предусмотрительно не приближаясь на расстояние пулеметного огня с земли, барражировали сразу два вертолета: корректировали огонь, надо полагать.

«Надо же, – растроганно подумал поручик, – не пропали наши усилия втуне. Худо‑бедно научили воевать туземцев…»

Артобстрел прекратился на удивление быстро: в городе местами что‑то горело, видны были мечущиеся, как муравьи, крошечные фигурки, доносилась беспорядочная стрельба…

– Почему перестали стрелять? – недоуменно спросил Бежецкий своего царственного друга, все‑таки пересилившего дурноту и жадно прильнувшего к окулярам своего оптического монстра.

– Зачем зря тратить снаряды? – пробормотал Ибрагим‑Хан, не отрываясь от захватывающего зрелища, – шла лучшая в мире охота – на красную, двуногую дичь. – Эти трусы так и так сдадутся, когда мои доблестные аскеры войдут в город.

– Но я не видел, чтобы хоть один снаряд разорвался на окраине города! Линия обороны цела, и мы потеряем много живой силы при ее штурме.

– Вряд ли эти дикари смогли организовать достаточно сильную оборону, – почтительно, но непреклонно встрял Кайсар Али, ревниво ловивший каждое сказанное «военачальниками» слово. – Позавчера мы допросили нескольких перебежчиков, и те подтвердили, что горожане совсем не ожидали появления столь мощной армии под их стенами.

– И что же, в таком случае, помешало им капитулировать, не доводя дела до штурма?

– Наверное, – пожал плечами, увенчанными витыми золотыми погонами, генерал, – хотели выторговать более выгодные для себя условия сдачи.

– И просчитались, – прорычал, хватаясь за досаждавший с утра правый бок, его высочество. – Теперь никаких капитуляций! Я отдам этот город своим войскам на три дня. На поток и разграбление! Как Тамерлан! Как мой далекий предок Искандер Двурогий![73] Они еще будут оплакивать кровавыми слезами свою несговорчивость! А губернатора прикажу…

Принц не договорил и, вскочив, опрометью кинулся куда‑то за шатры, сопровождаемый сворой лизоблюдов.

«Нельзя выдуть столько воды без последствий, – обменялся понимающими взглядами с Кайсаром Али молодой человек. – Не в человеческих это силах…»

А внизу, пыля тысячами башмаков, в сторону города вытягивались три огромные серые змеи, в промежутках между которыми, напоминая жуков‑долгоносиков, шустро катились вперед, изредка останавливаясь, чтобы плюнуть в сторону города красным сполохом, танки. Александру подумалось, что сейчас впору был бы торжественный марш, но любые тромбоны и литавры, конечно, заглушили бы стрельба и рев двигателей, отсюда, с вершины, кажущийся безобидным гудением майских жуков.

– Мин не боитесь? – поинтересовался он у стоящего рядом генерала, как у равного, – вот в чем прелесть военного советничества в иностранной армии: субординация там не действует.

– Ночью спецназовцы добирались до самых стен, – не обижаясь на панибратство чужого поручика, пожал плечами Кайсар Али. – По крайней мере, в этих проходах – нет. Да и вряд ли есть вообще…

Колонны преодолели уже добрую половину расстояния, а им еще никто не оказал сколь бы то ни было внятного сопротивления. Вероятно, горожане были заняты тушением многочисленных пожаров или предпочли попрятаться по домам. Редкая стрельба с окраин в счет не шла: что такое несколько пулеметов, автоматов и дедовских винтовок против целой армии, пусть тоже вооруженной примерно так же.

– Я ничего не пропустил? – возвратился Ибрагим‑Хан, заметно посвежевший и уже не выглядевший сейчас выходцем с того света («Похмелился, зараза! – подумал Саша. – Не упустил случая!»). – Что там наши войска?

«Как в театре… Или на стадионе. Еще бы счет спросил!»

– Все идет по плану, ваше королевское высочество! – отчеканил Кайсар Али.

– Отлично!

До окраин оставались какие‑то сотни метров, когда один из танков, дернувшись, встал, и откуда‑то из‑под башни потянулась сперва тоненькая, но постепенно становящаяся все гуще и гуще струя дыма. А сразу за ним загорелись еще две машины.

«Подбили? Как?» – успел подумать Александр и тут же все понял.

Гранатометчик, то ли от волнения, то ли по неопытности, взял неверный прицел, и красный смертоносный шарик, пролетев мимо очередного танка, врезался в землю, запрыгав дальше, пока не зарылся в траву. А мгновением позже прямо посреди марширующей на приступ колонны взмыл в небо черный фонтан земли, перемешанной с какими‑то черными ошметками. И еще, и еще один…

– Фугасы! – вскочил на ноги поручик, хватая за плечо стремительно бледнеющего генерала. – Управляемые фугасы! Командуйте войскам идти на штурм! Спасение только в городе!

Но было уже поздно.

Впавшие в панику солдаты сломали строй, рассыпаясь по полю горохом, часто забухали, раскидывая в стороны изуродованные тела, невысокие разрывы – видимо, противопехотные мины за пределами «безминных» проходов все же имелись в изобилии. Усиливая неразбериху, где‑то в городе заработали минометы, покрывая мечущихся в беспорядке наступающих белесыми воланчиками разрывов.

– Видите, где минометы! – кричал в бледное перекошенное лицо Кайсара Али Бежецкий, тряся того за отвороты мундира. – Срочно прикажите артиллерии накрыть эти кварталы. И авиация! Вызывайте авиацию!..

Но паника уже превратилась в беспорядочное бегство.

Обезумевшие солдаты, осыпаемые минами, серыми тараканами метались по предательскому полю, превратившемуся в сплошную ловушку, подрываясь сами и мешая двигаться танкам, ставшим великолепными мишенями для засевших где‑то неподалеку гранатометчиков, и гибли, гибли, гибли десятками… Одна из колонн, видимо управляемая умелым и хладнокровным командиром, смогла собраться и, поддерживаемая тремя уцелевшими танками, все‑таки ворвалась в город, но в узких улочках, без поддержки она была обречена…

– Резерв! У вас остался резерв! – наседал Саша на впавшего в прострацию принца: только что, выхватив из рук слуги и позабыв про Аллаха Всевидящего, он опростал из горла пол‑литровую бутыль коньяка. – Дайте мне связь с русским командованием!..

Знакомый звук заставил его оторваться от мотающегося в руках, будто кукла, «военачальника». Со стороны города, заходило звено реактивных самолетов.

«Наши! Как вовремя! Сейчас зададут жару мятежникам!..»

Но огненные молнии, сорвавшись с крыльев штурмовиков, ударили вовсе не по городу, а по танкам, застывшим среди человеческого стада.

– Куда‑а‑а!!! – закричал поручик, хватаясь за голову. – По своим!

«А может быть, это не наши самолеты! – обожгла шальная мысль. – Ни за что! У мятежников просто не может быть авиации!..»

Тройка самолетов, словно услышав его мысли, отвернула от гибнущей на земле армии и устремилась к высоте с наблюдательным пунктом.

«Англичане… – с замиранием сердца подумал Бежецкий. – Но это же…»

Из‑ под крыльев железных птиц сверкнули стремительные сполохи…

– Ложи‑и‑и‑ись! – закричал офицер, не думая о том, что вряд ли кто тут разберет русский язык. – Возд‑у‑у‑ух!!!

Неведомая сила как пушинку подняла его в воздух и швырнула в сторону, слава богу, на упругую стенку шатра, но сознание на миг он все‑таки потерял. А когда снова обрел возможность дышать и видеть и поднялся на ноги, то не узнал вмиг преобразившейся панорамы.