Текст книги "Осколки вечности (СИ)"

Автор книги: Александра Верёвкина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 57 (всего у книги 63 страниц)

_______________________

*Йоулупукки – 'Санта-Клаус' по-фински (прим. автора).

меня, пожалуйста, ему вдруг понадобилось водворять по центру основной залы искусственную, хм, ель? Да-да, ту самую вечно-зеленую лесную красавицу, верхушкой подпирающую потолок. А увешивать размашистые ветви шарами, фигурками зверей, фальшивыми конфетами в блестящих обертках, мишурой и гирляндой, наконец? Неясно и предназначение пушистых комьев ваты, коими осыпана пластиковая крестовина ненастоящего дерева. Точнее посыл мне вполне понятен, из колеи выбивает знание календаря. У нас вообще-то закат октября, а не декабря…

Реальность подверглась нападкам сомнений после беглого осмотра раскладного столика, на котором гордо рдела гора причудливо растянутых шерстяных носков для подарков. Саму столешницу закрывал раскатанный лист ватмана с неоконченным рисунком из натуралистичного очага. Тщательно прорисованные поленья на холсте соседствовали с грубыми карандашными эскизами, в то время как 'живые' язычки пламени яро требовали довести макет до ума путем применения более густых красок. Чуть левее на стене обнаружилась натянутая меж двух неаккуратно вбитых гвоздей леска. К ней прилагалась и тройка забавных прищепок в виде оленят с едва проклюнувшимися рожками.

Было отчего онеметь. Я, конечно, всякое мог предположить…

– Рождество? – недоверчиво уточнил я, машинально подпуская Лео к холодильнику. О близком присутствии Астрид я от удивления ненадолго позабыл, однако ее молящий шепот моментально расставил приоритеты в армейском порядке.

– Нет, монсеньор, пока что сочельник, – неохотно поставил меня вампир перед фактом, зубами вскрывая прихваченную с дверцы рефрижератора коробку с неизвестным содержимым. Сок или молоко, как подумалось мне. – День Благодарения мы отпраздновали за ленчем, верно, лапуся?

Обиженные бурчания недовольного моим неправильным появлением парня несколько притупили восприятие лихорадочных сведений малышки, с бесовской скоростью поступающие в мой одеревеневший мозг, однако часть ее свистящей тирады я все же уловил.

– Джей, любимый мой, прости меня, если сможешь. Я знаю, что виновата перед тобой, знаю и помню, помню почти всё…в мельчайших деталях. Как резала тебя, как соглашалась убить, как подставила Лео. И теперь он, – в этом месте я распознал погребающую к нам на огонек истерику и постарался усмирить бедную девочку, когда она в ответ протестующее сдавила мою талию коленями и добавила пылкости словам. – Он умирает из-за меня. Поэтому прошу, сделай хоть что-нибудь, Джей! Ты сумеешь, я уверена! Видит Бог, я крепилась изо всех сил, я веселилась ради него, но больше не в состоянии. Если…если только это произойдет…я не вынесу!

Впопыхах девушка, кажется, успела бросить туманный вопрос о самочувствии родителей, после чего в скулящий монолог вмешался крайне пренебрежительный возглас Лео.

– До самого пояса благодарен вам за поганое настроение, – лениво потянул он жидкость из пакета, – но нельзя ли вертать ситуацию обратно? Ты помнишь еще наш уговор, котик? Надувать сопливые пузыри ноздрями будите опосля, а пока всем слушать мою команду. Вердж, жгучий ты мой Отелло, дуй в ванную смывать с себя вонь всех сточных канав города! Астрид, развратная ты моя Дездемона, живо дорисовывать камин. Рождество вот-вот наступит, а у нас носки не развешаны и гирлянда барахлит. Или вы всерьез считаете Санту эдаким наивным вымыслом? Епсель, да отлипните вы друг от друга хоть на секунду, я вообще-то есть пытаюсь! Глухие в строю имеются? – агрессивно подбоченился капитан нашего лихого судна абсурда, дожидаясь шевеления в рядах матросов.

Астрид повиновалась первой. Слезла с меня, тыльными сторонами ладоней утерла со щек пятнистые разводы от потекшей краски (ее очаровательное личико тоже оказалось загримированным: радужные дуги на лбу спускались к переносице, где трансформировались в детально прорисованную цветочную полянку; зеленые мазки позиционировали траву, красные складывались в земляничную полянку на губах, белые олицетворяли счастливо скачущих по сказочным просторам зайцев) и безропотно вернулась к прерванному процессу. Я в замешательстве потоптался на месте и шагнул к Лео, желая призвать его к ответу. Однако тот и не подумал обратить на меня свое поистине драгоценное внимание. Просто указал рукой на притворенную дверь уборной и демонстративно отвернулся.

Несолоно хлебавши, я присел на бортик ванной, расшнуровал будто въевшуюся в ступни обувь, скинул одежду на пол и залез под колющие струи идущей под отличным набором воды из душа. Тонизирующий контраст температур помог мне привести себя в чувство. Клубы пара прочистили сознание. Одноразовые бритвенные принадлежности уменьшили ощущение бесконечной гадливости, а свежая рубашка и тренировочные штаны, любезно предложенные приятелем, как-то по-особенному сказались на присутствии духа. В нарядную гостиную я входил уже совсем другим человеком.

К тому моменту приготовления к Рождеству подошли к концу. Треть стены гостиной закрывал искусно выполненный плакат, иллюстрирующий каминный очаг. Вдоль него растянулась шеренга вязанных носков с надписями: 'Пусик Лео', 'Милашка Рид' и 'Злыдень Джей'. Пока что пустующих, на мой взгляд. Карандаши, маркеры, краски и кисти небрежно свалены в кучу у боковой спинки дивана. Отрадно спевшийся дуэт за время моего отсутствия умудрился не только вернуть атмосфере густой аромат веселья, но и накрыть стол, и даже переодеться, если посчитать за сие действие натянутые на лоб остроконечные красные шапочки с белыми попонами. Этим же непотребством украсили и мою макушку, после чего за обе руки потянули в трапезную.

– Оркестр, врежьте марш! – лихо мотнул вампир бестолковой головой, принимая на себя роль тамады, когда все расселись по местам. Я неловко пристроился на полу у дивана рядом с неестественно сияющей счастьем Астрид, Лео с кряхтением провалился в кресло, чтобы через миг подскочить на ноги с клоунской речевкой. Негромко заиграла музыка. Погас свет. Зажглись сотни маленьких лампочек на елке, отчего по комнате быстро разлетелись всевозможные цветные блики, оседающие на краях фужеров, ободках тарелок и зубьях вилок. Тем же радужным пламенем загорелись глаза девушки. – Сестра, стакан водки и барбариску! – продолжал посмеиваться парень, умело скрывая за хохмами свое истинное настроение. Мне достаточно было слышать его голос, что понять, с какой подлинно мужской самоотверженностью он борется сейчас с собой. – По традиции полагается говорить что-то об уходящем году, так вот, – он вынул из ведерка со льдом запотевшую бутылку шампанского, с прижимистым хлопком сорвал с нее пробку и призывным взмахом ладони заставил нас выпрямиться с вытянутыми бокалами наизготовку. – Если честно, поганый был год, как и четыре предыдущих, что я прожил здесь. Эта история с Айрис, злополучное обретение папочки… Ну да не хватало еще всяких козявок обсуждать, я хотел сказать о другом. Знаете поверье о полосатой жизни? Черные линии сменяют белые и так далее. По счастливой случайности, темных полос накопилось у меня немного, а светлые сейчас рядом. Не знаю, Вердж, простил ли ты меня или по-прежнему точишь зубы, но я все-таки скажу то, что думаю. На самом деле неважно, друзья мы или враги, братья или извечные соперники. Важно, что мы чувствуем теперь по отношению друг к другу…короче, твое здоровье, старичуля, – отсалютовал мне Лео, одним глотком осушивший свой бокал. Я поддался заразительному примеру и от души пожалел о том, что внутри всего лишь игристое вино, неспособно растопить ледяной ком горечи, поселившийся в горле. Моя малышка с опозданием прижала фужер к дрожащим губам и под звук клацанья зубов о стекляшку залпом влила в себя шампанское. Перед произнесением следующего тоста Лео выдержал неловкую паузу, добился наконец твердости в голосе, разлил оставшееся спиртное и восторженно повернулся всем корпусом к девушке. – Главное приобретение этого года, да и всей жизни, пожалуй. Габсбург, зачехли ушки на пару минут. Не хочу будить в тебе зверя, – неотрывно наблюдая за пируэтами мечущегося взгляда Астрид, попросил наглец. Я для храбрости промочил горло и опустился на пол, в показном порядке сжимая голову руками. – Ты в курсе моих чувств, пупсик. Я впервые полюбил кого-то больше себя самого и хоть не получил никакой взаимности… – дальше я слушать не стал, полностью удовлетворившись последними словами, однако на своего птенчика нет-нет да поглядывал, с болью на сердце провожая нескончаемую цепочку крупных слезинок. Капли влаги стекали по проторенным дорожкам на щеках, щекотали губы и срывались с подбородка вниз, падая в дрожащий омут золотой жидкости с пузырьками. – …Помни это, лапочка. Никогда не забывай, – назидательно воскликнул вампир, наклоняясь над столом, чтобы поцеловать разгладившийся лоб малышки. Я крепко стиснул зубы, удерживая внутри яростные крики от применимых к телу мучений, и стойко вынес кошмарный вид помертвевшего лица приятеля. – А сейчас подарки! Маэстро, сбацайте барабанную дробь! – решил улизнуть мальчишка от дальнейших актов драмы, с топотом бросаясь вон из гостиной.

Астрид моментально воспользовалась передышкой, поставила на край стола бокал и с тихим плачем накинулась на мое плечо. Я обнял ее и постарался приободрить глупыми и совершенно никчемными словами.

– Не надо, моя девочка, не плачь. Ты сильная, моя хорошая, очень сильная. Мне тоже тяжело, но я пытаюсь справляться. Так помогай мне, ладно? Прошу.

Если честно, от Лео я ожидал более основательной дальновидности. На кой черт ему вообще потребовалось посвящать Астрид в детали случившегося? Неужели трудно было промолчать? Мне, черствому восьмидесятипятилетнему сухарю и то приходится нелегко, чего же требовать от маленькой девочки, на долю которой выпало излишнее количество страданий, притом по моей вине. Исключительно по моей.

Впрочем, негодование продлилось недолго. Стоило зверенышу упрятать последнюю слезинку в ворот моей рубашки, как в комнату ворвался сущий ураган, обряженный Сантой. В сапогах на босу ногу, тех же смехотворно сидящих на бедрах шортах, коротком женском халатике из красного шелка, запахнутом на талии грубым кожаным ремнем с пряжкой, усыпанной стразами (видимо, вещи принадлежали одной из предводительниц табуна его быстросменных подружек), алых рукавицах и меховой шапке с торчащими кверху ушами, он радостным сайгаком выписал зигзаг вокруг стола и с чувством выполненного долга грохнул о пол полупустую наволочку кровавого колера, заменяющую мешок.

– Йо-хо-хо, ребятки! Что за стужа за окном, сама пурга стучится в дом! – мастерски перевоплотился клоун, для пущей реалистичности приправляя голос скрипящими старческими нотками. Вдоволь наскакавшись, дедуля, прихрамывая на обе ноги, доплелся до кресла и с удобством развалился в нем, бережливо водрузив поклажу с подарками на подлокотник. – Кто готов рассказать мне смешной анекдот? От вас шутка, от меня прибаутка. И подарок, тысяча чертей, йо-хо-хо!

– По-моему, ты перепутал сценарии, Санта, – не упустил я шанса неестественно рассмеяться, чтобы поднять настроение своему птенчику.

– Не вредничай, Вердж, – на миг выпал из образа Лео, гневно потряхивая оттопыренными ушами головного убора. – Итак, мои сорванцы и подлецы, рассмешите-ка старика. Давай начнем с тебя, деточка. Чем будешь тешить дедушку?

Я помог Астрид подняться и немного подтолкнул ее в сторону дурачливого вампира. Тот в свою очередь решил не упускать из виду открывшиеся возможности, наклонился вперед, сцапал руку несколько растерянной девочки и торжественно водрузил ее на колени.

– А что тебя порадует, дедуля? – смущенно брякнула первая жертва.

– О-хо-хо, внуча, – сменил направление причитаний Санта, – да что угодно! Могешь песню спеть или танец какой приватный исполнить, деду усё в радость!

– Э-э, почтеннейший, полегче там с желаниями! – живо запротестовал я, не столь уж и зло отщипывая виноградинку от грозди.

– Сердитый ты, унучек, – весело зыркнул на меня приятель. – Ну что, краса, выдумала хохму? – Астрид опасливо оглянулась на меня, уловила во взгляде целый комплект поддержки и звонко чмокнула в щеку присыпанный старостью символ Рождества. Лео, по всей видимости, нагло разомлел при получении сувенира и по глубокой душевной наивности подставил под поцелуй вторую часть хитрющей морды.

– Выворачивай мешок, как обещал! – слегка пригрозил я прохиндею сотрясающим воздух кулаком. – И дай уже мне наконец проявить себя.

Дружище проявил понимание, отодвинулся от губ моей крошки на должное расстояние и с ворчанием принялся шерудить рукой наволочку. Спустя секунду, когда все подневольные участники сомнительной затеи вдоволь наслушались монотонных причитаний 'старого ворчуна' об оленях и снежных заторах, на свет появился заслуженный подарок Астрид: увесистый железный короб с разрисованной пальмами крышкой и плитка отличного молочного шоколада. С тихим вздохом Лео вручил девушке эти нехитрые сокровища и оглушительно завопил:

– Йо-хо-хо, налить всем по чарке! А ты, чудище окаянное, подь сюды! Балагурить до желудочных колик будем! – после чего отпустил малышку лакомиться гостинцем и суровым отеческим взглядом обдал мою перетекшую в горизонтальное положение фигуру. Я в два шага преодолел гостиную и бессовестно плюхнулся на колени к Санте, закидывая излишне длинные ноги на подлокотник. Жаль, наш доморощенный пузан в красном халате не имел окладистой бороды, а то я с огромным удовольствием ради смеху укоротил бы ему всю растительность.

– Как самочувствие? – шепотом, неуловимым для человеческих ушей, спросил я, уверенно заглядывая за ширму напускного задора. А там…вполне ожидаемая картина. Страх перед неизвестностью. Рой панических мыслей, разбуженный частыми возвращениями к истокам. Он копался в себе, отделял плевры от зерен, взлеты от падений, хорошее от плохого, и пытался понять, где и в чем ошибся. Ведь вероятность исправить нынешнее положение дел так велика. Она таится в перерождении души…

– Терпимо, только спину не трогай, – перебил мой поверхностный осмотр пониженный голос. – А знаешь, милок, что я припас для тебя? – свел приятель к минимуму откровенность, возвращаясь к прерванной забаве. Я вцепился ему обеими ладонями в шею и украдкой глянул из-за плеча на Астрид. Она вместе с ногами залезла на диван, подложила под голову мягкую подушку и решительно сунула любопытный носик в содержимое большой прямоугольной коробки из-под печенья, при ближайшем осмотре оказавшейся под завязку набитой бумагами. – Первый мой сюрприз – эта маленькая подлость, – я не понял, о чем идет речь, и внимательнее пригляделся к верхним листам, перекочевавшим в руки девочки. Купчая на квартиру?

– Ты отдал ей свои, кхм, сбережения? – для галочки уточнил я, мельком пересчитывая выпавшие из плотного конверта пластиковые карты.

– Угу, и теперь ты не завидный жених и достойная партия на долгие годы вперед, а нищий, жалкий и никчемный альфонс, охотник за чужими богатствами! – необдуманно ухватил меня болтун за живое, привычно спуская с языка только пришедшую на ум чушь.

– Лео, зачем? – лаконично вопросила впавшая в прострацию счастливая обладательница пары-тройки миллиардов в родной 'зеленой' валюте.

– Брось, куколка, – отмахнулся от ее изумления парень. – Папочке вскорости недосуг будет беспокоиться об уплате налогов. Вот ты ими и займешься.

Я успел заметить внеочередное появление слез в давно утративших любимый изумрудный цвет глазах, поэтому громогласно перевел беседу в более беззаботное русло и капризно потребовал немедля вручить мне оставшиеся подарки в обмен на детскую песенку на немецком языке. Вообще-то я не привык валять дурака перед всем честным народом, однако ситуация обязывала. При начальных же аккордах моего отвратного песнопения уморительной баллады о гладкошерстном щенке друзья-товарищи уцепились за животы и по команде 'Танцы!' уставились на меня, как на диво дивное и чудо чудное в одном флаконе. Не знаю, отчего мне вдруг взбрело в голову блеснуть талантами по части исполнения знаменитого канадского ту-степа, но в итоге вышло очень весело, а главное заразительно. Через минуту мою правую ладонь оттягивала проворно двигающаяся по счету 'Раз-два-три' Астрид, тогда как левую прессовала мертвенно-холодная кисть Лео. Я на миг сбился с ритма, пропуская по телу проворную ораву жутких мурашек, и с неким сумрачным осадком на сердце якобы нечаянно отдавил другу ступню.

– Не обращай внимания и всё, – невинно пожал он плечами, по-прежнему не проявляя желания идти на контакт.

Пришлось отступиться, и большая часть невероятно памятной ночи пролетела для нас незаметно. Сначала мне преподнесли честно отработанный презент – полупустой альбом с фотографиями, первые страницы которого были заполнены дряхлыми карточками трехсотлетней давности. На оставшихся оказались бесценные кадры, в большинстве своем цветные, однако здесь нашлось местечко и для таких раритетов, как сам сеньор д`Авалос в разные эпохи. Часть снимков в портфолио отсутствовала по неизвестным причинам, другая запечатлела абсолютно незнакомых мне людей. Суровая женщина с выразительными чертами лица греческой богини. 'Моя мать', – как коротко представил нам ее Лео. При этом его интонации взлетели вверх на такую недосягаемую высоту, что мы с Астрид поспешили перевернуть страничку и с мольбой в глазах одновременно ткнули пальцами в плохо сохранившееся изображение мужчины в безукоризненной пиджачной паре.

– Это мой папа, – совсем иначе пояснил мальчишка, привнесший в голос те же теплоту, искренность и радость, что всякий раз непроизвольно возникали в нем при разговорах об Астрид. Я улыбнулся, потрепал друга по плечу и чуть прищурился для проведения сравнительного анализа.

Плантатор д`Авалос однозначно был влиятельным сеньором. Тяжелые надбровные дуги, выпуклый лоб, свидетельствующий о большом уме и негласном упрямстве. Последнее качество его сын унаследовал в полной мере, хотя и с мозгами у парнишки полный порядок. Глаза рассмотреть нам так и не удалось, а вот нос, губы и подбородок с поразительной точностью совпадали с прообразом. Те же широкие крылья носа, доходчиво повествующие об алчной натуре. Те же четкие контуры губ и женственная челюсть, редко встречающаяся у представителей сильного пола.

– А это моя нянька, – не меняя преданного тона, сообщил Лео, когда мы опустили взгляды на нижнюю карточку, – и я.

На фото жгучая брюнетка, всю красоту которой не мог передать ни этот пожелтевший снимок, ни сотни современных камер с тысячной палитрой цветов, по-родственному обнимала степенно плачущего мальчугана лет восьми. Толстощекий увалень одной рукой держался за подол простецкого платья женщины, а второй придерживал за нитяные космы страшноватую тряпичную куклу. Причины истерики нам, к сожалению, не раскрыли, после чего раздраженно велели заканчивать эти нудные посиделки и отправляться по постелям.

Мой расписанный под солнечную лужайку ангелочек рискнул было оспорить всеобщее решение, но быстро потерпел неудачу и с тоской поплелся готовиться ко сну. По такому случаю я вооружился одолженной у Лео свежей пижамой и, не дожидаясь приглашения, шмыгнул в уборную вслед за девушкой.

– Не помешаю, сладкая? – вежливо осведомился я.

– Нет, что ты, – торопливо буркнула она в ответ, зачерпывая ладонями новую пригоршню воды из-под крана, чтобы смыть с лица пузыристый слой пены. – Проходи.

Я покорно встал сбоку от раковины, опершись плечом о приятно прохладный кафель стены, и в нужный момент протянул малышке полотенце.

– Я отвез твоих родителей в больницу, – слишком черство ляпнул я, не имея ни малейшего представления о том, как должно выглядеть начало нашего разговора после всего случившегося. – Они в порядке. На Кирстен пара царапин, Ник и вовсе почти невредим. Спрашивали о тебе, кстати, – вконец сконфузился я и замолк.

– Спасибо, Джей, – натянуто поблагодарила Астрид и с утроенным усердием взялась тереть махровой тканью и без того сухие щеки. Я заподозрил неладное и мягко развернул ее к себе за плечико, потом вытянул из рук никчемную тряпицу и с немым ужасом уставился на то, что столь тщетно силилась спрятать девочка. Синяки, рассечения и опухоли, те самые, о которых я за ворохом собственных проблем успел позабыть. Те, что были замечены мною еще в подвале психиатрической лечебницы. Жуткие кровоподтеки, весь вечер скрывавшиеся под предательскими слоями грима. Лиловые, попросту черные и темно-зеленые.

– Астрид, маленькая моя, – сострадательно прогудел я, осторожно приподнимая изувеченное личико за подбородочек. – Зачем же ты прячешься от меня? Хочешь верь, хочешь нет, но я их совершенно не замечаю. В моих глазах ты все та же самая очаровательная и милая глупышка, какую я любил, люблю и буду любить вечность, – потешил я ее нежные ушки частичной ложью, относящейся к первой части фразы. Разумеется, я не мог не замечать подобного рода травм. – Иди сюда, мой зверек.

Раскинутые в разные стороны руки давно воспринимались нами обоими как решающий шаг на пути к обретению нерушимой гармонии. Стоило птенчику устало сложить хрупкие ладошки на моих плечах и добровольно расстаться с опорой под ногами, я сжал ее талию непомерно огромными ручищами и без труда оторвал от пола это обласканное богами создание.

Поистине странная штука любовь, притом не абы какая, а именно любовь вампира к человеку. Фактически это два полярно разных чувства, сплетенных в сознании воедино. Иногда меня влечет в ней женщина. Красивая, страстная и мудрая обольстительница, сумевшая заткнуть за пояс толпы более опытных прежних любовниц. Рядом с ней я без сожаления теряю рассудок и волю. Ради нее я совершу невозможное.

Но порой меня прельщает сладко дремлющий в ней ребенок. Несмышленый, несамостоятельный, ранимый и чертовски беззащитный. Мне хочется заботиться об этом малыше, хочется беречь его как зеницу ока, помогать умываться по утрам, переодевать, кормить с ложечки завтраком, заплетать волосы…В полной мере я еще не удовлетворял эти спонтанные желания из боязни выглядеть сбрендившим идиотом, однако они посещают меня всё чаще и чаще. Вероятно, так случается с теми, кому не довелось испытать прелести отцовства. Ведь в суровой реальности нас разделяют не восемь лет, а неполные семь десятилетий. Не думаю, будто столь весомая разница не оставляет на отношениях своего неизгладимого отпечатка.

Вот и сейчас я чувствовал себя скорее старшим братом, нежели влюбленным мужчиной. Опутывал пальцами встрепанный стог волос, мерно раскачивался на месте, убаюкивая растерзанное на части сознание, искал предлог для начала разговора и мысленно расписывался в бесхозности. Как объяснить ей неизбежность смерти? Какими словами обрисовать ситуацию? Покаяться ли в получении приговора? Или опрометчиво лгать, зная наперед, что час истины все равно наступит?

Наверное, я до рассвета блуждал бы по непролазным чащам из собственных опасений, недомолвок и страха, если бы не обратил внимания на пудовую усталость, обуявшую Астрид. В ту же секунду я решительно направился к двери спальни.

Постель уже была разобрана. У изголовья высилась притягательная горка взбитых пуховых подушек. Ярко-алое стеганое покрывало покоилось в ногах. Воображение умилял заботливо одернутый уголок воздушного по легкости одеяла. Правда, эти слезливые детали не относились ко второй половине огромного матраца, чьи пружины машинально прогнулись под тяжестью тела владельца. Лео, надо полагать, в угоду своему гадкому характеру и неугасающему желанию вывести меня из равновесия, по-хозяйски развалился на кровати, разумеется, впритык к предоставленному лежбищу для Астрид.

– На клей наступил, а, Вердж? – проявил стервец притворную каплю сочувствия. – Или врос ножками в досточки? Так не беда! Мы тебе ступни, того, спилим и топай дальше на здоровье!

Я не сумел подобрать в ответ достойной колкости потому, что в деталях рассматривал очередной маскарадный наряд пронырливого мальчишки. Сланцы, бермуды из парусины радующего глаз песочного оттенка, безразмерная рубаха дикого фасона, именуемая в народе "гавайка", и соломенная шляпа с завидно широкими полями. Недоставало лишь расколотого кокоса с трубочкой, кубинской сигары и аллеи кактусов на горизонте. В остальном этюд "мексиканец на отдыхе" удался на славу.

– Кыш отсюда! – разъяренно махнул я рукой, сгоняя вампира с насиженного местечка. – В течение следующих двенадцати часов ты и на пушечный выстрел не приблизишься к спальне, усек? У всего есть границы. К моему терпению эта непреложная истина относится в первую очередь. Брысь, я сказал!

Лео презрительно сощурился, собирая у лба и переносицы сетку мелких морщинок, и зажженным фитилем взметнулся над кроватью, чтобы спустя короткий миг внезапно возникнуть у меня за спиной и издать весьма неприличный звук.

– Зануда, – с непревзойденной обидой поделился он метким наблюдением. – Плесневелый, гадкий и опоротый розгами узурпатор! Таково мое мнение, – капризно припечатал невзрослеющий с годами подросток и с крейсерской скоростью вымелся в гостиную.

Я вздохнул, аккуратно поправил чуть съехавшую с плеча голову давно спящей Астрид и принялся укладывать этот пышущий нежностью комочек под одеяло. Когда многоходовая процедура завершилась, я погасил весь имеющийся в спальне свет, плотно задернул портьеры и присел на самый краешек постели, любуясь результатом. Мы ведь так и не поговорили. Оно и к лучшему. Неразумно бередить раны в момент наивысшей боли. Логичнее дать им затянуться, огрубеть…

– Ты там умер, что ли? – прервал мои думы свистящий шепот, льющийся сквозь тоненькую щель в приоткрытой двери. – Давай, счастливчик, цоб цобе! Кам хеа*! Бросай обузу!

Понося ликующий вид приятеля всеми известными миру ругательствами, я украдкой выскользнул из спальни и едва не снес правым ботинком обустроенный прямо у порога бивак. Блюдо с аппетитно зажаренной свиной ножкой, початая бутылка вина, отставленная от батареи еще более крепких напитков, что выстроились в ряд у стены, и пара плоских подушек – столь нехитрым образом гостеприимный хозяин решил скрасить наш совместный досуг. Устраиваться пришлось на полу, посреди узкого прохода, отделенного с одной стороны несущей стеной, с другой – барной стойкой, ограждающей кухню. Молча сели на подушки. Я скрестил ноги по-турецки, Лео предпочел упереться правым коленом в грудь, дабы сместить нагрузку с позвоночника. Пропустили по бокальчику отменного вина. Все так же бессловесно накинулись на филейную часть поросенка. Долго и упоенно вслушивались в сочный хруст корочки, руками утирали лоснящиеся жиром губы, оставляли сальные отпечатки пальцев на фужерах и думали каждый о своем. Но не о разном, судя по числу пересеченных взглядов, упавших на закрытую дверь опочивальни.

– Зачем ты ей рассказал? – обвинительно высказался я, намерено разрушая затянувшееся молчание самым взрывоопасным способом. – Мне казалось, правильнее будет поступить иначе. Например, сказать, что хочешь уехать…

– К твоему сведению, – вампир не дал мне развить мысль до конца, – я и словом не обмолвился о том, что произошло. Просто у кое-кого любопытство хлещет отовсюду броуновским потоком! Всё-то нашей маленькой мисс интересно, всё-то вызывает у нее желание разобраться в сути!

– Ладно, прости, – спешно ввинтил я предохранитель в набравший лихие обороты надвигающейся ссоры агрегат. – Мне невыносимо видеть ее такой, вот и всё.

– Думаешь, мне выносимо? – унялся лишь на мгновение друг, после чего вспылил с утроенной силой. Подскочил на ноги, обежал стойку, повис на дверце холодильника и трясущимися от возбуждения пальцами уцепил вскрытый пакет сока, содержимое которого вмиг очутилось на дне безразмерного желудка. – Пять литров за день! – эмоционально вскрикнул он, сминая картонную упаковку в ладони. – Пять! Врубаешься? Я уже видеть ее не могу! И эта боль! Она грызет меня изнутри. Жжет все, к чему прикасается. Ее не унять. О ней не позабыть. С ней не смириться. Вердж, окажи мне услугу, будь человеком!

– Какую? – заранее осведомился я, догадываясь о значении просьбы.

– Помоги мне избавиться от мучений, – трусливо увильнул Леандр от более честной формулировки. – Ты знаешь, как это сделать. Не сегодня, конечно, нет. Завтра. На закате.

Его тон возмутил меня до глубины души. С такой напускной обыденностью и беспечностью в светском обществе дискутируют о погоде, но уж никак не о добровольном уходе из жизни.

– Ты хоть понимаешь, чего просишь? – клокочущим от гнева голосом выпалил я. – Да будет тебе известно, дорогой друг, я приехал сюда не за тем, чтобы скрасить твои последние дни! И не из сострадания! Я наизнанку вывернусь, но найду способ! Если понадобится, обращу тебя заново! Благо, под рукой теперь имеется руководство для начинающих создателей. Спасибо за брошюрки Легиону… – неосмотрительно затеял я глупую болтовню с самим собой, забывая о нахождении поблизости чуткого вампирского уха.

_______________

*Come here! – иди сюда! (испорч. англ.).

– Легиону? – с ненавистью повторил приятель мою неуместную оговорку. – За какими пряниками ты поперся к этим маньякам? Что за плюшки выпрашивал?

– Эм-м, вообще-то я хотел….в смысле, – виновато почесал я затылок и с надеждой уставился в потолок, намереваясь отыскать в его белоснежных просторах яркое знамение высших сил. Однако хищные клещи д`Авалоса уже сомкнулись вокруг меня и скоротечно вытянули на поверхность нужную информацию. О приговоре и Северине, об угрозе в случае неподчинения и мече Дамокла, нависшем над головой Астрид, о строжайшей необходимости причислить к лику нестареющих кровопийц молодую девушку и собственных моральных препонах. Взявшая исток в русле неукротимой стихии беседа плавно влилась в поток отъявленной искренности. Я поведал другу даже о выборе, об этом кромсающем душу намерении либо уйти немедля, либо остаться с мыслью о том, что спустя пятнадцать лет переступить порог семейного очага будет во стократ сложнее. А какую незаживающую рану я оставлю на сердце малышки!

– Тпру-у, стоять! – зацокал языком вампир, не удержавшийся от сердитого восклицания по поводу моих пессимистичных взглядов на будущее. – Я долго тебя слушал. Теперь ты возврати должок. Начну сначала. Папик, конечно, паскуда, каких мало, поэтому просто свыкаемся с этой новостью и чешем дальше. Твой приговор. Не самая справедливая штука, но по меркам нашего законодательства ты еще легко отделался. Новичкам обычно головы отсекают на раз, без снисхождения к вероисповеданию или образу жизни. Тебе, можно сказать, несказанно повезло. Им понравился твой снайперский талант. Такие мартышки, пардон, умельцы в Легионе на хорошем счету. Поэтому тебя и назначили создателем. Уж больно не терпится дядькам заиметь такой же орлиный глаз, акулий зуб, медвежью месть, кабанью безжалостность и прочие повадки фауны, с поправкой на послушание и тотальный контроль. Здесь могу дать тебе один ценный совет. Найди непроходимую дуру, не обессудь за грубость, придуши ее, постучи в бубен свой шаманский, а как только созреет пташка до кондиции мертворожденной, вези в Девкалион. Там начнешь распинаться, что, мол, учил, воспитывал, на путь истинный наставлял, только без толку всё, экземпляр полнейший олигофрен. И мило так при этом улыбайся, строй из себя уникальность, лобызай ручки баронам вечности, к земле почаще припадай. Это патриотично выглядит. Ну и жди вердикта. Либо они тебя взашей вытолкают целым и невредимым, чтобы довершил начатое и привел им таки опытную снайпершу. Либо себе служить заставят. Не спорю, мерзко твоей душеньке придется, но уж лучше так, чем в могилке в окружении крестов и надгробий. Да и с лапочкой станешь видеться иногда, у Легионеров график ленивый, работа непыльная. Трах-бабах пульку промеж бровей неугодной персоне, и гуляйте, мистер! Есть еще и третий вариант, но его мы обсуждать не станем. В конце концов, умереть ты всегда успеешь и без моих мрачных прогнозов, – Лео перевел дух, промочил ссохшееся горло ромом из третьей распитой нами бутылки, сморщился и откинулся обратно на спинку дивана, к которому мы подобрались в процессе захватывающей беседы. Я окинул туманным взглядом гостиную, за штанину подтянул к себе уезжающую в одиночный круиз ногу и сонно свесил подбородок на грудь. – Йоу, мужик! Не спать! – не дала мне немного расслабиться чья-то наглая рука, каменной тяжестью обвалившаяся на плечо. – Мы еще главного не обсудили. Как тебе быть с Астрид?